Текст книги "История одного полка"
Автор книги: Александр Филиппов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)
***
Информация из закрытого в 2016 г. сайта полка:
«С апреля 1986 года 1-й реад перевооружили на 2С5 «Гиацинт-С» и с мая 1986 года пушечно-самоходный артиллерийский дивизион располагается в Кандагаре. Командир дивизиона м-р Савинок в мае вводил в Кандагар 2 и 3 батареи, затем им командовал м-р Мартыненко (в феврале 87 года он командовал то ли арт. полком, то ли дивизионом Д-30. Последний раз его видели именно в феврале 87 года на Шинарайском ущелье ‒ во время марша контузило от подрыва мины под его КШМ)».
***
Подполковник Виктор Курдес, зам. командира полка:
"Я прибыл в полк в июле 85 г. вместо Сердитова. Виталий Сердитов был назначен командиром полка и остался на третий год. Был в должности ЗКП. Когда началось перевооружение полка весной 1986 года, штат полка увеличился более чем на 600 человек. Солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров собирали со всей 40-й армии. А кого командиры отдавали? Было приложено максимум усилий, чтобы обучить и все настроить. Когда я прибыл, учебный корпус уже был построен, под моим руководством делали начинку классов. Участвовал в перевооружении полка на 2С5 – отличная система, возглавлял обучение, представлял и показывал офицерским расчетом работу 2С5, генерал-майору Громову, а затем руководил передислокацией дивизиона в район Лашкаргах и Кандагара (70 омсбр) ‒ 660 км от Шинданда. Я боевой командир и хозяйственник. Воевали и совершенствовали быт. При мне строили как навсегда. Хотелось зелени вокруг, а не «ЗЕЛЕНКИ». Сколько труда было вложено. Озеленение частично уже было, много привозили и досаживали. Поливали ежедневно вечером. Старались озеленить территорию. Я любил гитару и создал ВИА в полку. Еще с училища играл на семиструнке. По прибытию в полк случайно встретил великовозрастного солдата из Москвы, который играл в оркестре каком-то, затем чуть не попал за решетку и ушел служить в Афган. Как-то сговорились и он пообещал меня переучить на шестиструнку, потом подобрали музыкантов, создали ВИА, репертуар, концерты. Своими выступлениями они приукрашивали ТУ жизнь. Новый 87-й год встречал в Кандагаре. В мае 86 г. привел дивизион 2С5 и был там до июля 87 г. до самой замены. Последние боевые проводил с нашей артиллерией в мае-июне под Кандагаром. 23 мая духи накрыли нас из РС. Под конец службы в Афганистане чуть не отправился на небеса. Убыл из полка в июле 87 г.".
Прапорщик Александр Триханов, техник ремроты:
"Я с командиром полка Макаровым почти вместе пришел в полк,16 апреля 1986 г. Сердитов уже не комполка был, но находился еще какое-то время в полку. Сначала был старшиной батареи в 3 дивизионе, с комбатом не сработались. Потом до самого вывода полка служил техником по ремонту средств связи. Самолетом, вертолетом, колонной исколесил Афган, где стояли наши. И после Афгана до пенсии связист. В ремроте были взводы по ремонту арт. вооружения, автомобильной и бронетанковой техники, по ремонту связи. Заряжали аккумуляторы на радиостанции. В парке на территории ремроты стояла электростанция, собранная умельцами, вечером заводили, она и молотила до утра, освещая парк, артсклады. Дизельная полковая была слабая, всего 100 квт. В Кандагар «Гиацинты» 1-го дивизиона на тягачах везли. Охрана была будь здоров! Пехота, вертушки. Старшим на марше был зам. командира полка подполковник Курдес. 4 и 6 бат. «Гиацинт» в Кабуле стояли возле аэродрома, рядом со 103 дивизией вдв. Мы были у них на довольствии, питались в их столовой и «боевое братство» бывало на кулачках ‒ наши солдаты с десантурой, мы же для них «соляра», было и такое. Потом вывели стройбат из «Теплого Стана», в их городок в 1987 г. заехал дивизион «Гиацинтов» (2 батареи) и дивизион «Ураганов» (2 батареи). В 88 г. вывод начался, «Гиацинты» снова ушли на прежнее место на аэродром, а «Ураганы» ушли к штабу армии в 180 мсп (Аушский полк). Одна батарея «Гиацинтов» была в Джелалабаде при 66 бригаде".
Мл. сержант Олег Макаров:
"Службу начинал в Воронежской области ‒ в автомобильной учебке Ракетных войск. Воинская специальность ‒ начальник МТО (4-осные автомобили ‒ это «ЗИЛы-135», и «МАЗы-537,543»). Из учебки ехали 6 дней, через Барнаул и потом через весь Казахстан в Ташкент. В Шинданде первым земляком, кто меня встретил на Афганской земле, был Александр Кузьмин, он только закончил срочную и остался на сверхсрочную службе. На первую операцию поехали через 8 дней после приезда в Афганистан. В середине апреля после перевооружения с «Градов» на «Гиацинты», двинулись на Кандагар. Гусеничная техника на «МАЗах-537» с тралами. Колесная своим ходом, но в горах «МАЗам» не хватает воздуха, дымят и ели едут. Поэтому их много и валяется вдоль дорог. Легкая добыча. При подъезде к Кандагару пришлось сутки стоять. Ждали сопровождение. И потом несколько колонн вместе поехали, с интервалом между машинами в 200 метров. Мы ехали за наливником, в районе «Черной площади» его подбили. Колонна встала. Отстреливались, пока танк не спихнул с дороги горящую машину. Поехали дальше. Что хорошо запомнилось ‒ лицо водителя сгоревшего наливника, стоял и улыбался с одним автоматом, ждал следующую машину. Больше происшествий в дороге не было".
Рядовой Михаил Медведев, ст. радиотелеграфист:
"В июне еще билеты по литературе учишь (почему Печорин герой и нашего времени), а в октябре уже в шинельке бегаешь!!!
Весной 1985 года закончил школу. Этим же летом сдал экзамены и поступил в Вологодский Политехнический Институт. Учиться не пришлось. 10 сентября 1985 г мне исполнилось 18 лет. Отсрочек в тот год никому не давали и уже в конце сентября был призван.
Считается, что в Афганистан призванные попадали потому, что так легла карта. Куда послали, туда и поехал служить. Большей частью это правда, но в моем случае это частью был и осознанный выбор. Может и глупо это было, но это был так.
Наша команда 20А из Вологды приехала в поселок Саперное, который под Ленинградом и нас соединили с ребятами из 20А из других городов. Тут на базе какой-то части было что-то вроде пересылки. Здесь мы впервые получили форму и нам разрешили личные личные вещи отправить домой. Место было очень красивое, прямо перед казармой было озеро и сама часть стояла в сосновом бору. Под ногами иголки и шишки, воздух чистый, с ароматом осеннего леса. Мы там до отправки в Ашхабад находились примерно неделю. Прошли очередной медицинский осмотр с очередной флюорографией. И во время прохождения комиссии я познакомился с прапорщиком медиком, который все это действо возглавлял. Оказалось, что мы земляки. Он меня попросил остаться помочь разложить флюорографии по карточкам личного состава. Помню, что еще двоих пацанов из хвоста очереди попросили (именно попросили) остаться помочь с оформлением документов.
Прапор был фигурой колоритной, матерился трехэтажно, виртуозно, но со смыслом и с юмором. Лицом чем-то похож на артиста Леонида Каневского.
Во время очередного перерыва в нашей работе по оформлению карточек он мне вдруг сказал:
‒ Знаешь что, а вы ведь все направляетесь в Афганистан. Команда 20А это афганская команда.
Потом он мне показал маленький штампик которым он завершал работу над карточками «Годен для службы в ДРА».
И предложил остаться проходить службу в его санчасти. Мол, выручку тебя по земляцки.
И вот тогда я сказал «нет».
Считаю, что это все-таки в моей жизни была такая точка, когда я осознано выбрал Афган (хотя, конечно, не понимал до конца, что это такое) вместо довольно комфортного и красивого места службы.
Прапор мне привел несколько убедительных доводов на своем виртуозном мате, что я «малолетний дурак».
Но я снова сказал «нет».
Прапор замолчал, задумался, потом сказал: "Наверное в твоем возрасте я бы ответил так же".
Больше мы эту тему не поднимали. Он попросил меня никому ничего не говорить, что я узнал, хотя бы пока мы не прибудем в следующий пункт назначения. Я ему пообещал и до самой Кушки никому ничего не рассказывал.
Почему я так сказал? Мне казалось, что я буду предателем перед теми, кого отправят дальше, в Афганистан. Решил, пусть буду дурак. «Служи дурачок, получишь значок», как говорят современные радужные эмоблогеры (эмоюристы).
В октябре попал в учебку в Кушке. Учили на наводчиков БМ-21. Не пригодилось.
С января 86 года начались отправки в Афганистан. В феврале 86 года самая большая партия из учебки была отправлена в Шинданд. Летели самолетом из Ташкента. Методом тыка попал в 28-й РеАП, был определен во взвод управления 1-го дивизиона связистом. Еще до перевооружения дивизиона начсвязи провел целых два занятия на рациях в старой КШМ. Их задача была научить настраивать одну из станций. Потом поступила новая техника.
Дальше все шло по логике армии. Парня, которому показывали радиостанции 1В15, отправили в первой группе, которая прибыла в Кандагар раньше дивизиона. Они готовили городок. В этой команде был замполит дивизиона Майборда, начсвязи Мухаметдиев и почти все наши старослужащие и наш замкомвзвода Иван Смирнов. Список личного состава Взвода управления сохранился у Ивана Смирнова. Нашего первого и лучшего замкомвзвода. Несмотря на то, что он был дембель, а мы духи, он был человечище. Если он согласится принять участие в написании книги, то его воспоминания, я считаю, будут очень ценными. У Ивана Смирнова личная история в Афгане более насыщенная. Он в полк попал уже ближе к дембелю. Ему реально повоевать пришлось. Он до полка служил год в 191 мсп в Газни. За сутки или двое до отправления нашему взводному (начсвязи) пришла, наконец, мысль, что на машину командира дивизиона нужен радист. Примерно в течение часа в режиме блиц мне обзорно были показаны радиостанции 1В15. Спасибо большое Ивану Смирнову, он кое-что успел показать подробно, что и стало базой моего самообучения. Начсвязи вел себя так, как будто в первый раз увидел оборудование. Разумеется, мой первый выезд во время обучения дивизиона начался с косяков. Комдив майор Савенок, на моей памяти единственный комдив, который в своей машине занимал свое рабочее место в башне и надевал шлемофон, в течение минут десяти или больше не мог командовать дивизионом. Он всех слышал, а его никто. Это я пока разбирался с пультом управления старшего радиотелеграфиста и наконец нашел, что нужно включить. Подсказать было некому. Комдив это время возмущался, но не сильно грозно. Когда со связью разобрались, он мне приказал по рации дублировать его команды. По мере тренировок методом тыка продолжал изучать машину командира дивизиона. Нормального наставника не было. На, получи рацию и работай. А мой багаж ‒ только школа. Немного в математике шарил и память была нормальная. Цифровой код за вечер наизусть выучил и больше шифрами никогда не пользовался. Пацаны всегда переводили на слух, это только для офицеров делали вид, что переводят с шифра на русский и обратно. Тем не менее, наш начсвязи ни одной цифры не знал и сам бы на связь не вышел. Хотя, кто старое помянет… Были анекдотичные случаи, когда за мной БТР выслали с места БД, потому что никто не смог изладить связи с полком.
По переброске дивизиона. Первая группа была собранная частично из бойцов взвода управления и взвода обеспечения. Они выехали в Кандагар раньше дивизиона.
А сам дивизион выехал вроде в начале мая. Помню, что-то с майскими праздниками было связано, возможно, сразу после праздников. САУ ехали на платформах тягачей. ПРП шла своим ходом. При первой попытке заехать она перевернулась на бок. Во второй раз заезжала под личным руководством командира дивизиона. Но она очень сильно амортизировала на любом толчке, поэтому ее все же согнали с платформы. До первой стоянки на Фарахруде я ехал с основным составом взвода управления в кузове «ГАЗ-66», как перемещалась КШМ, не помню. Но после первой ночевки на Фарахруде я уже ехал на своем рабочем месте в 1В15. Вторая ночевка была вроде в Деларам. В третий раз мы остановились в Гиришке. Здесь первая батарея своим ходом пошла на Лашкаргах. Последняя ночевка была в районе пустынного батальона недалеко от «Черных гор», это где машины съезжали с бетонки в пустыню и где стоял пустынный батальон, потому что бетонка в «зеленке» вся простреливалась. Утром следующего дня колонна прошла через Кандагар, и наш дивизион в составе второй и третьей батареи прибыл к месту дислокации. Тут мне те 10–15 минут, которые я не мог подать комдиву связь в Шинданде во время своей первой работы в КШМ, аукнулись длинным походом в наряд по столовой. На построении перед нашим взводом КД1 в принципе добродушно сказал комвзводу и начсвязи в одном лице, что я вначале растерялся, но потом все делал хорошо. Начсвязи на меня разозлился и отправил в наряд, где я пробыл недели 2 или 3. Длинные наряды в нашем взводе тогда были в моде. Затем я все же был возвращен радистом на КШМ. Замкомвзвода Иван Смирнов организовал грамотные занятия и благодаря ему я стал старшим радиотелеграфистом в расчете КД. Ну и благодаря неплохой памяти, которая у меня была в то время.
Наш дивизион расположился рядом с 11 батареей «Ураган».11 батарея стояли не очень далеко от бригады. Если от штаба бригады смотреть (или от офицерской столовой) в направлении аэродрома, то их видно было. Залпы их со стороны аэродрома хорошо просматривались. Весной 86 года 11 батарея еще самостоятельно выходила на связь с полком. Две КШМ, наша и 11 батареи, стояли в метрах 50 друг от друга и каждая от себя делала доклад об обстановке в подразделении. Если связист весны 86 года 11 батареи «Ураган» читаешь меня сейчас, большой тебе привет и большое спасибо за товарищескую помощь в вопросах связи. Я как мог, тоже помогал тебе, может и ты помнишь.
Потом этого грамотного парня за какой-то косяк перевели в другое место, его заменить с «Урагана» никто не смог. Первое время я выходил на связь, изображая поочередно то наш дивизион, то «Ураган». Потом в полку что-то заподозрили и попросили прекратить этот цирк. Однажды мне с полка по рации так и сказали ‒ почему два радиста говорят одним и тем же голосом? Да потому что это один радист. С 70-ой бригадой первое время связь поддерживалась строго по рации. Позывной «Редут». Затем кинули телефонную линию. Ну, разумеется, периодически на ней случались то обрыв, то замыкание.
По мере обслуживания мы ее прокладку улучшали, пока не произошел конфликт интересов аж с целым начальником Гауптвахты бригады. Товарищи арестанты строили дополнительную преграду на территорию бригады и как раз в том месте, где проходил наш телефонный кабель, разумеется, порвали его. Я, прибыв на неисправность, хотел проложить на прежнем месте, но тут нарисовался злой офицер, который пригрозил мне вечной гауптвахтой. Арестанты зашептали мне, что это сам начальник.
Ну да не мне выбирать приоритеты между связью дивизиона с бригадой и самодурством, есть для этого высшие звезды. Запросил у начсвязи дополнительный кабель для того, чтобы обойти спорную территорию, отказал, аргументировал, что телефонный кабель не списывается. Вырезали чей-то участок связи. На солдатском жаргоне это называется «родить». Кабель «родили», связь восстановили. Нам кабель тоже вырезали. Один раз поймал за этим делом духовского пацана. Что с ним делать не знал. Отпустил, да и куда бы я делся. Нарисовались трое в форме царандоя и смотрят на меня, как я держу за шиворот малолетнего партизана.
Хуже всего были походы на повреждения ночью и еще в сезон дождей. Явно где-то коротит. При этом нужно было обмануть либо наш караул, либо караул 11 батареи. Два раза. На выходе и при возвращении. Потом добавился еще парный патруль у территории бригады. Когда я на них нарвался первый раз, они меня чуть не застрелили. Потом стал осторожней. У проволочного ограждения 11 батареи добавили путанку. Научился проходить через путанку и проволочное ограждение, вначале следил за движением часового, как только считал, что мне достаточно времени ‒ перелезал. Пережидал часового еще раз. Затем только пробирался в часть. Вызвано это было, как ни странно, дисциплиной и строгим выполнением приказа со стороны солдат. Было время, когда часовой, даже ночью, нас спокойно пропускал. Потом появился сверхбдительный часовой, который не пропустил, и нач. караула 11 батареи представил этот вопрос на разрешение зам. комполка Курдеса. Курдес устно издал замечательный приказ ‒ связист в ночь уходит только вместе с начсвязи, предварительно оба получали автоматы в оружейке. Начсвязи издал свой приказ: «Не дай Бог ночью кто меня разбудит». Решения проводить взводу дисциплинарные маршброски в полной экипировке на 10 км за ночную побудку зависело не от Курдеса. Сон начсвязи важнее связи с бригадой. Выход был один ‒ обманывать караулы. Со временем привык.
Первый раз я не участвовал в выезде дивизиона. Ничего хорошего. От дежурства на станции, караул или наряд. В промежутках погрузка или разгрузка снарядов. Когда первый раз попал на выезд, понял, что лучше выезд. Дальше принимал участие во всех выездах, в которых участвовал КД1. Застал КД Савенка, потом были Мартыненко и Меликян. Два раза начсвязи отстранял меня от операций, и оба раза я все равно в них участвовал.
Во время Шинарайской операции в феврале 87 года, когда начсвязи меня отстранил от моего места старшего радиотелеграфиста в КШМ. Меня тут же, сразу же выпросил к себе на ПРП-3, замещавший начальника разведки офицер. А потом все равно подключился к своей работе. Цифровой код ведь никто больше не знал. Связь с полком ‒ это цифры.
До этого случая было еще одно отстранение. Дивизион ушел. Во второй половине дня в городок заехал БТР. Механик-водитель говорит мне:
‒ Я за тобой.
‒ Шутишь что ли?
‒ Нет. Комдив приказал.
Та же история. Никто не мог связаться с полком. Почему не возникало никаких вопросов к начсвязи? Не знаю. Но не возникало.
Да, при радиообмене мы нередко нарушали правила и кое-что говорили прямым текстом. И при этом кодировали личные сообщения. До сих помню, как радист с прямого текста вдруг перешел на цифровой код и я на лету перевожу: "Сюда зашел офицер". Прямой текст опять же касался некоторых личных сообщений. Радиограмма передавалась, как положено.
Один раз схулиганил. Обычно передавался списочный приказ на демобилизацию. Парни этой радиограммы очень ждали. То есть на основании приказа МО демобилизовать Иванова, Петрова, Сидорова. Ну и еще, сам приказ МО радистам становился известен раньше, чем он официально объявлялся.
Первая хорошая весть ‒ это приказ МО. И самая долгожданная ‒ это приказ по полку. Я не помню уже, когда это было. Передают списочный приказ. Дембеля стоят вокруг меня, и я вслух перевожу радиограмму. Стоят человек восемь. И вот семь фамилий назвали, а восьмой нет. Парень загрустил. Говорит, впиши меня в радиограмму. Вписал.
При выезде на Шинарай в феврале 87 года в колонне опрокинулась одна из машин 11 батареи. Я ее сам видел лежащей на боку. Вот только теперь не могу уверено сказать, была ли это ТЗМ или сам «Ураган». Солдаты там не пострадали. Так, грустили рядом с машиной.
А вот во время самой операции проводилась переброска САУ и «Ураганов» с одной позиции на другую. И во время маневра один из «Ураганов» наехал на мину. Этому я сам свидетель. Был подрыв под кабиной «Урагана». Бойца вроде только контузило.
КШМ взвода управления 1В15 при подъеме по склону сорвалась вниз. Я на том выезде был в ПРП-3 с бортовым 101. Ну, он как на лыжах съехал и ткнулся в землю. В КШМ мех. водитель был Логвинович. Там же ехали Хасанов, Лебедев и Михаил Кисарев. Парней слегка контузило. В течение дня отлежались. А вот Кисарев сильно головой ударился. Лоб глубоко рассечен был и он сознание потерял. Приходил в себя дня три, наверное. Я помню, как он в районе ПХД рядом с нашим медиком прапорщиком Ивановым сидел на корточках с перевязанной головой и шатался как зомби. Глаза закрыты и улыбается. Он, придя в сознание, от госпитализации отказался, а дня через три уже вернулся к нам. Так вот, его наш комсомолец полка за то, что он не слинял на лечение, представил к какой-то комсомольской награде. Медаль уникальная, она не по линии МО, а по комсомольской линии. Вообще, там много интересных событий было.
Это и обстрел нашего КП, вылившегося в дуэль между духами и дивизионом. Во время обстрела РС попали в палатку соседей, внизу стояли Д-30 и «Грады». РС вошел в их палатку буквально в 15 м от меня, и там были погибшие. Это когда через нашу КШМ РС летели с перелетом. А я бежал с Мишкой Кисаревым в сторону нашей КШМ по склону, и мы пробежали линию обстрела. Потом духи скорректировали дальность, но из-за рельефа РС все равно рвался дальше нашей КШМ и совсем рядом с «мотолыгой» соседей.
Самый интересный момент, на мой взгляд, это огневой налет в конце операции. То есть цели, куда, сколько и почему ‒ это должен знать Курдес. Дивизион резко сменил позицию, был приведен в боевое положение, приехали к комдиву офицеры с большими звездами и участвовали в привязке дивизиона. Потом дивизион «Гиацинт» и батарея «Ураган» произвели шикарный огневой налет в сторону Пакистана по территории племен. На моей памяти это, наверное, самый большой огневой налет. Там режим радиомолчания был объявлен, и я к командующему операцией от нашего дивизиона тянул телефонную связь. Три катушки целиком ушло на эту линию. Вообще какой-то сюр был. Идешь вдоль склона, с той стороны стреляет пулемет, ущелье звук усиливает, куда стреляет, фиг знает, дистанция большая, так и идешь, уже не обращаешь на это внимание. Потом вижу неприметную КШМ на базе «ГАЗ-66». Захожу туда, а там за столом большие звезды сидят и без понтов. Говорю ‒ Связь с «Гиацинтов». Они:
‒ Ага. Давай, давай, скорее.
‒ Можно сделать проверку связи?
‒ Конечно, конечно.
При возвращении колонны с этой же операции «мотолыга» бригады, которая тащила Д-30, подорвалась на мине. И одна из наших САУ была оставлена для прямого выстрела по пушке с «мотолыгой». То есть пропустили колонну и потом выстрелили по пушке. Парни тоже рассказывали, что когда сворачивали САУ, духи уже выбегали сзади на дорогу. Но ребята все успели сделать. Выход колонны сопровождался вспышками пусков РС со всех склонов, но разрывов не видно было. Не знаю, кто был их целью.
Еще, бывало, автотехнику дивизиона привлекали. В Кандагаре спецназ один раз попал в засаду. И огневую поддержку ему могли оказать только Д-30 из 70 бригады. Для наших САУ‒ мертвая зона. Но снаряды таскать для Д-30 привлекли и наши «Уралы». Помню, несколько дней «Уралы» летали, и парни с дивизиона их грузили снарядами для Д-30. Водилы очень уставшие были.
Творческой частью много занимался прапорщик Чичерин. Я его помню, как главного комсомольца дивизиона. Он со своим прибытием в дивизион много хорошего вдохнул в жизнь дивизиона и нашему ком. взвода его самодурство пообрезал. И на операции ходил, на Шинорайской-87 он точно был.
По медицинской части у нас прапорщик Иванов был.
На многочисленных фотках нашего полка, которые размещены в интернете, я его не увидел. А в лицо я его хорошо помню. Невысокий, внешне крепкий, с усами.
В первые дикие дни дивизиона, когда вся жизнь еще шла в палатках (не было колючки по периметру, не было еще никаких строений из глиняных кирпичей и т. д.) и еще только строились помещения для офицеров и штаб, его очень часто почему-то назначали дежурным по дивизиону.
И я помню, что он бывал очень уставшим после череды бессонных ночей, когда его назначали дежурным снова и снова.
Да, он был главным борцом с желтухой в дивизионе. А было время, когда гепатит свалил одновременно очень много бойцов.
Гепатит лично меня не тронул. Но однажды я затемпературил. Как обычно к шести утра настроил рацию на связь с полком. Радиообмен был короткий ‒ «у нас все нормально». И когда я выключил Р-130, понимаю, что я плыву. Внутри нарастал холод, я весь задрожал и голова стала тяжелой. А дальше все как в тумане. Я как-то перебрался в передний отсек КШМ, видимо там что-то нашел чем укрыться и…
Над головой открылся люк.
Голос сверху:
‒ Вот он где.
‒ Ты что тут делаешь?
‒ Да у него жар…
Прапорщик Иванов принес какое-то колдовское зелье из нескольких таблеток. Заставил их разом выпить и у меня к вечеру все прошло. То есть к вечеру мне стало намного легче. А к утру я был совершенно здоров.
Не знаю до сих пор, что это было и как можно было вылечить человека за один прием лекарства в один день.
В личном общении с Ивановым (а такое бывало, когда его дежурство совпадало с моим) сразу погружался в какую-то атмосферу гражданки. Исчезала вся уставщина, особая атмосфера Афганистана и реально чувствовал себя как дома и можно было поговорить на любые темы.
Сам Иванов перенес два или даже три гепатита. Видимо сильно ощущал на себе последствия болезни.
С парнями с Лошкаревки общался по рации, каждый день их по два раза слышал, но сам не бывал там. Только по радиообмену. Когда настрел передавали в полк. Расход ‒ полных столько, уменьшенных ‒ столько. Масса выстрела «Гиацинта» около 100 кг. Снаряд ‒ под 50 кг (с ящиком ‒ 60). И заряд около 40. Гильзы латунные были, подотчетные, но, видимо, как-то ноги делали. Когда какие-то ротации шли, удавалось с кем-то поговорить. Но больше за жизнь. 1-ю псабат (Лошкаревку) хвалили!
В конце ноября 1987 г. я добрался до дома. На следующий день в военкомат и сразу в институт.
Помню, у паспортиста в ЖЭКе чуть материться не начал. С мороза руки не слушаются, и я какой-то бланк заполняю и каждый раз с помарками. С пятого раза удалось все заполнить. Первого декабря 87 года я без всяких перерывов восстановился в институте и уже был на своей первой лекции.
В декабре по ТВ широко освещалась операция в Хосте. Показывали, как стреляли «Гиацинты». Потом показали офицера, читающего стихи. Это был Конорев. Внизу или вверху бежал подстрочник ‒ Командир 2-й батареи.
Помню, что я еще удивился ‒ ого, Конорев уже комбат. Я его помню старшим офицером батареи. Он стихи писал. Газета называлась, кажется «Фрунзе». Там его даже напечатали. Когда он молодым офицером пришел, над ним иногда Мартыненко прикалывался. Конорев первый раз командовал огнем. И кричит: "Залпом Ооооооо… " и почему-то произнести «гонь» не может. Мартыненко стоял рядом со мной и стал его передразнивать: " Х… тебе в Жооооооооо…" Ну и за глаза Конорева Конем называл. Но на самом деле Конорев мужик хороший, грамотный и интеллигентный. И, разумеется, как офицер вырос. Но инфы про него я больше не находил.
Бывали случаи, когда Конорев был дежурным, и я ночью дежурил по связи. Вот тогда ночи хорошие были. Разговаривали о книгах, о стихах, спорили о разных вещах. Причем я мог спокойно возражать, излагать свою точку зрения. Он музыку любил, был в теме музыкальных новинок в СССР (не знаю, как это ему удавалась). Помню, как он во время дежурства напевал: "Ах вернисаж, ах вернисаж, какой сюжет, какой пейзаж… " А на Хосте уже полноценный комбат. И приказы подает твердо и уверенно. В 86 году только появилась песня «Цунами». А она уже у Конорева из магнитофона играла".
2С5 ведет огонь полупрямой наводкой по противнику в пещере. Февраль, 1987 г… Пакистанская граница. Мы тогда дали им ЖАРУ (из личного архива Виктора Курдеса)
Майор Анатолий Федченко, командир 3-го (с апреля 1986 года 4-го) реадн:
"Если проследить по карте, где дивизиону приходилось участвовать в боях с моджахедами в 1986 году, то нетрудно заметить, что вооруженная борьба шла во многих провинциях. Итак, январь-февраль: после участия в боевых действиях в районе Чарикара (провинция Парван) дивизион был переброшен в провинцию Нангархар ‒ сначала в район Джелалабада, затем к Хайберскому перевалу. Март: действия в районе Джабаль-Уссрадж (провинция Парван); апрель: в провинции Пактия; май-июнь: в провинциях Кундуз, Тохар и Бадахшан; август-сентябрь ‒ снова в провинции Нангархар; ноябрь-декабрь: в районе Гардеза (провинция Пактия). Словом, из района Кабула к пакистанской границе, затем ‒ в северные провинции и опять на юг".
Эту информацию о боевых действиях 3-го реадн (по штатному расписанию с апреля 1986 г. ‒ 4-го реадн) я взял из книги «Не дай, Отчизна, умолчать… Книга памяти. Афганистан 1979–1989». К сожалению, с подполковником Федченко мне не удалось пообщаться ни лично, ни посредством переписки. Поэтому, хочу внести небольшое уточнение, так, указывая: «…где дивизиону приходилось участвовать…», он пишет не о дивизионе в целом, так как совсем не упоминает 8-ю (по новому штатному расписанию ‒ 11-ю) батарею дивизиона, находившуюся в Кандагаре и активно участвующую в боях с моджахедами на юго-западе Афганистана. В информации, которую КД предоставил для книги, по-видимому, речь идет о 7-й (10-й) батарее, что касается фразы «август-сентябрь 1986 г. снова в провинции Нангархар, ноябрь-декабрь 1986 г. в районе Гардеза (провинция Пактия)», то это, по всей вероятности, относится к 9-й (12-й) батарее, которая к этому времени была переброшена в Баграм. 11-я же Кандагарская батарея «Ураган» активно участвовала в операциях в зоне ответственности 70 омсбр и 5 мсд, о чем и свидетельствует информация, собранная Алексеем Рукавицыным для сайта полка.
***
Информация из закрытого в 2016 г. сайта полка:
«Операция «Западня» 18–26 августа 1986 года ‒ крупномасштабная плановая общевойсковая операция сил Ограниченного континента Советских войск в Афганистане по разгрому объединенной группировки вооруженных формирований афганских моджахедов влиятельного полевого командира Исмаил-хана (туран Исмаил), захват и ликвидация стратегического укрепленного района «Кокари-Шараши», расположенного в зоне афгано-иранской границы, горном массиве «Кухе-Сенге-Сурах» («Белые горы») провинции Герат. Итогом войсковой операции «Западня» стал разгром многочисленного четко организованного формирования моджахедов на западе Афганистана, овладение важным опорным пунктом и приграничной с Ираном, крупной перевалочной базой с широким арсеналом: вооружения, боеприпасов и разведывательной документации. В составе группировки от 28 артиллерийского полка участвовала 11 реабатр 220-мм РСЗО 9П140 «Ураган».
***
Сержант Сергей Пупков, командир БМ «Ураган»:
" В полку служил с июля 85 по август 87 г. В июне 86 года 9 батарею (по-новому 12) военно-транспортными самолетами ИЛ-76 перебросили в Кабул, оттуда своим ходом ‒ в Баграм. В феврале 87 г. переехали в Кабул («Теплый стан»), на место стройбата. Рядом в Баграме стояли: автобат, госпиталь, за речкой находился аэродром".
Воин-интернационалист Иван Петров:
"В Кундузе, на плато, что к Ханабаду, стояли с неделю «Ураганы». Залпы!!! а гул от того, что летели «подарки» был еще хлеще, и такая канонада в горах стояла, будто НЕБО УПАЛО НА ЗЕМЛЮ".
