Текст книги "История одного полка"

Автор книги: Александр Филиппов

Автор: Никита Соколов.

Теперь читателю понятен сколь труден был путь рождения фотографии вообще, а там в Афганистане, тем более. Учитывая дефицит всех составляющих, перечисленных выше Никитой Соколовыми и то, что в личном владении фотоаппарат был в основном только у офицеров и прапорщиков, а фотосессии (говоря современным языком) личного состава подразделений не приветствовались командирами. Отсюда и результат, что у большинства Афганцев фотографий о службе совсем мало или вообще нет. Грустно, Обидно, Досадно…

Мой земляк киришанин афганец Володя Сальников, проживающий сейчас в Санкт-Петербурге, зная, что я пишу книгу, прислал мне ссылку ‒ информацию с отрывками из афганских записей своего боевого товарища.

Из дневника Александра Артамонова, военнослужащего 650 ОРБ, 3-го взвода специальной разведки РДР, Шинданд, 1980 год:

«22 мая 1980 года. Наконец-то я в батальоне. Можно все спокойно осмыслить, записать то, о чем думал, бултыхаясь в десантном отделении БМП-1 (раскаленной консервной банке). Только теперь понял, что такое жизнь. Это прекрасное и удивительное чудо. Понял теперь, когда узнал, буквально увидел, что такое смерть. Мы хмуры и мрачны, мы злимся и ругаемся из-за пустяков, укорачиваем себе жизнь, нисколько не думая о том, что проматываем чудесный миг пребывания на Земле. Мне хорошо знаком свист пуль, совсем, как свист стрижа. Она «поет», когда проносится где-то рядом, когда же летит в тебя, просто оставляет дымчатый след на камне, россыпью каменных брызг осыпает лицо. И уже за укрытием думаешь: «Да! Как хорошо, что ты не нашла себе цель!». На ремне ‒ семь магазинов, две гранаты, штык-нож и маленькая фляжка воды (750 грамм), ну что там пить! Когда жара зашкаливает за все возможные пределы человеческих возможностей. За спиной вещевой мешок, так называемый старый армейский «сидор» с патронами, гранатами, сигнальными ракетами. На ней же, на спине, автомат с перемотанными изолентой магазинами по два. И, о боже! Какое счастье, мне еще досталось тащить на своем горбу радиостанцию. Все это просто вдавливает меня в землю, в эту афганскую, каменистую, но все же землю. Но я, нагруженный как вол, впервые в жизни лезу, ползу по почти отвесной стене гор наверх, на вершину… Рот наполняется клейкой горечью, хрипящие легкие вырываются наружу вместе с бешено прыгающим сердцем. Лезу вверх, цепляюсь за камни, цепляюсь за жизнь и не знаю, что ждет меня там, и ждет ли меня вообще что-нибудь после этой вершины, если я на нее все-таки заберусь? Может, укрывшийся за этой, немыслимо чужой мне, грозной и страшной скалой, душман уже приготовился швырнуть вниз, на меня, свою гранату? Ползут по скалам, по камням живые (пока?) мишени. А где-то в пещерке, но повыше нас, закрывшись камнями, сидит враг, жует изюм «кишмиш», пьет зеленый чай и, не торопясь выбирает, в кого бы ему прицелиться… Я видел тела убитых ребят, мы сами вытаскивали их из вертолета. Одному оставалось полгода «до гражданки», другому год, остальные только-только одели солдатскую форму. За что же погибли они, за что отдали свою кровь, жизнь на чужбине, за чье счастье? Иногда мне думается, что нашим отцам было гораздо легче во второй мировой войне. Хотя бы в моральном отношении. Они воевали на своей земле, за свою Большую и Малую Родину, не жалея ни сил, ни здоровья, и самой жизни. Зная, что отдых, да и сама жизнь возможны только после Победы над врагом. А мы? У нас нет линии фронта. Разгромив одну банду, нужно ждать встречи с другой, и совсем не исключено, что она, эта встреча, не произойдет на том же самом месте. Банды растут как грибы. Кажется, что весь Афганистан, это одна сплошная банда. Днем человек, обыкновенный мирный дехканин, возделывает землю, пасет скот. А ночью у него есть откуда достать старенький «Бур» (винтовка), а то уже оружие и поновее, купленное за американские деньги. И устроить очень грамотную засаду на «шурави» (советских). Потребуется, думаю, лет 10, чтобы затихла эта партизанская война. А нам ведь совсем немного осталось до дома. И так хочется жить! Вернуться живыми, здоровыми. Но возвращаются не все… Каждый день самолет увозит цинковые гробы. Увозит совсем молодых парней. Смерть положила в эти аккуратные металлические ящики их надежды, их будущее, в конце концов, их потомство. Некоторые из них не успели даже влюбиться… Тяжело умереть от пули, а еще тяжелее от жажды. Один наш солдат потерялся в горах. Четверо суток он искал выход, сбросил с себя все, кроме оружия. И умер… Умер, положив под себя автомат. Умер, не дойдя буквально ста метров до воды… И мы тоже умирали от жажды. О! Только здесь и теперь я узнал истинную цену маленького глотка воды, обыкновенной жидкости. Какое неземное счастье спуститься с гор, едва-едва переставляя ноги, добраться до горного ручья и упасть в него! Упасть головой в воду и пить, пить, пить… Сесть на омываемые водой камни, передохнуть и снова пить, пить, пить… Заполнить живительной влагой все клеточки тела, разбавить сгустившуюся кровь, смыть с лица, да и с души серую маску безразличия и усталости. Снова трясемся в БМП, ищем новое ущелье, ищем моджахедов, ищем для себя новые пули, мины, гранаты. А что делать – Война! В эти минуты и часы мозг всецело предается воспоминаниям, размышлениям. Вспоминается дом, родители, друзья, девушки. Очень легко строятся эпизоды, и целые картины возвращения домой. Все это так сладко, но так пока далеко и сказочно, тем более что сказка то страшная. Она очень даже вполне может закончиться на погосте.

Тяжелая служба выпала на мою долю. Сначала «учебка». Трудно там быть, когда тебе уже 23 года, а сержанты все по 19–20. Полгода пережил, сержантом приехал на новое место службы и вновь оказался «молодым»! Ну, а потом Афганистан. Чего стоил один переезд через перевал! Снег, мороз, тент едва прикрывал нас, коченеющих солдат. Мы снимали сапоги и оттирали ноги снегом. Мы спали на земле, на матрасах, в шинелях и бушлатах. Бочком, один к другому, как кильки в банке, потому что не хватало палаток, и было очень мало места. Нас грызли вши. Начинаешь засыпать и чувствуешь, как одна вша побежала по бедру, вторая зашевелилась на плече, третья затанцевала на животе. Когда стало теплее, картина возникала уже привычная: человек сидит под солнышком и, вывернув наизнанку свою одежду, ведет «бои местного значения с внутренней контрреволюцией». Мы не видим здесь вдоволь хлеба, каждый день тяжелая работа по благоустройству, наряды, караулы, или вот эти страшные и опасные рейды по Афганистану, когда смерть кажется совсем-совсем рядом, стоит только оглянуться или даже просто скосить свой взгляд, со всех сторон на тебя смотрит леденящим душу взором. День за ночью, ночь за днем. Как написано в уставе: «Стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы…». И мы их переносим, ждем, когда же станет хоть чуточку полегче. Но легче почему-то не становится, даже скорее наоборот… Мы идем по ущелью. Уже несколько дней оно колышется от взрывов. Посылают снаряды гаубицы, крошат скалы «Грады», потомки знаменитой «Катюши», с ревом заходят в атаку вертолеты и шлепают НУРСами (неуправляемый реактивный снаряд). Тысячи, миллионы и миллиарды рублей и долларов, в виде свинца и стали разлетаются по этим камням. Мы идем по ущелью. Сладковатый, неповторимый, как анаша, трупный запах лезет в ноздри. Три афганца придавлены камнями. Как начищенные сапоги, блестят, лоснятся черные, вздувшиеся животы. Жужжат, кружащиеся над ними мухи… Ложимся спать, выгребая из-под себя камни и камешки, сгребаем их в кучу, под голову, к гусеницам БМП. Вдвое сложенная панама – подушка, постелью и одеялом служит пыль афганской земли, если повезет – край плащ-палатки. Мы говорим обо всем на свете, но только не о том, что в три часа утра подъем и снова надо будет идти в горы, нужно будет идти в бой. И кто знает, кто из нас завтра наткнется на пулю и уйдет в черное «никуда». Мы говорим о любви… Володя Сальников вспоминает последнее письмо от своей девушки Татьяны: «Сижу на диване, ем шоколадку, пью чай, слушаю «Бони М» и пишу тебе письмо…» Да-а! Вот уж действительно, все 33 удовольствия: сидеть на диване, слушать «Бони М»… А мы тормошим его: «Ну, рассказывай, что у тебя за Таня? Ты любишь ее? А она?» Такая непонятная, загадочная штука – любовь. Наши писатели, мне кажется, стесняются описывать сцены любви. «…сердце колотилось все громче. Было трудно дышать. «Я люблю тебя милый!». Они ушли в высокую, волшебную от света луны, траву… Опрокинулось небо, покатились по сторонам звезды. В дальнем конце села пропел петух, приветствуя рождение нового июньского утра. Где-то, совсем рядом, слабея от любви, разливался соловей…». Вот и вся любовь! Как все просто! Она писала ему письма, а он строил на ее письмах воздушный замок, отрывая у сна драгоценные минуты отдыха. Я думаю, из меня неплохой писатель мог бы получиться. А что? Хорошая работа, только и делай что пиши, да переписывай. Нет, не получится, наверное, из меня писатель, я слишком большой лентяй для этого. Мы лежим, разговариваем, мечтаем. «Шурик, я к тебе на Новый год приеду, – говорит Серега Денисов, – только ты кроме вина, поставь на стол графин простой прохладной воды. Вспомним, как умирали без нее» И я знаю, что он приедет, и я буду рад его встретить. Многие приходят из армии, показывают несколько десятков адресов своих армейских друзей, рассказывают о них, но очень редко кто потом встречается между собой, или хотя бы поддерживает связь. Это, наверное, обидно – не увидеть больше хорошего человека. Как будто затерялась где-то в дальних городах и селениях крупица твоего сердца. А Серега приедет, я знаю, обязательно приедет. В тени БМП мы лежим у подножия горы. Лежим и думаем, каждый о своем. Думаем и ждем команды идти вверх. Вверх, навстречу опасности, навстречу неизвестности…"

Воин-интернационалист Владимир Сальников:

"Александр Иванович Артамонов, старший пулеметчик 3-го взвода специальной разведки погиб 3-го июня 1980 года, сгорел в БРДМ № 726. В тот день, под Кандагаром с 3-й и 4-й роты погибло, после душманской засады, в общей сложности одиннадцать человек (с нашей 3 РДР ‒ Елизаров, Артамонов, Квасюк, Дмитриев), в том числе м-р Клюев ‒ нач. связи нашего разведбата. Майора он получил буквально накануне. Жалею, что сам не вел дневник, многое забывается. А Шура Артамонов был замечательный человек, да еще и весьма, весьма талантливым человеком с масштабным мышлением. Это была обычная тетрадочка и при шмоне на дембель на нее никто не обращал внимания. Я забрал ее, с обещанием, передать родителям Шуры Артамонова, что и сделал, году в 84-м. Ездил к нему в деревню Ивановка, Сампурского района, Тамбовской области. Там, еще произошел со мной любопытный случай. Сначала я был на могиле Шуры с братом и родителями. Потом посидели в их доме, они занялись делами, а я еще раз пошел на кладбище, уже один (оно недалеко от деревни). Так вот будучи на его могилке, какое-то внутреннее ощущение, что надо прибраться на могилке, два ряда от Шуры и несколько в стороне. Иду туда, абсолютно заросшая могила. Прибрался, прихожу в дом, рассказываю об этом. А мне родители сообщают, что это могилка его друга, который погиб в 18 лет. А неухоженная, так как родственники вроде очень далеко, что-то вроде этого. Вот как такое объяснить? Получается, что попросил то меня Шура Артамонов, мне до этого никто не рассказывал об этом, его рано ушедшем друге".

Воин-интернационалист Владимир Завьялов:

"Шуру Артамонова хорошо знал по Тамбовскому институту химического машиностроения, мы с ним в 1978 году окончили его и направились по распределению он в Ивановку, а я в Новосибирск. Последний раз я его встретил в г. Кушка на территории 388 ОБС летом 1979 г., где он проходил спецподготовку от 650 ОРБ. Виделись 5 минут, не более, он спешил на занятия. Он любил играть на гитаре и она часто его сопровождала по жизни… В Тамбове рядом с Техническим университетом есть мемориал погибшим в Афганистане, там увековечено его Имя… Вечная память!"

Воин-интернационалист Петр Етриванов:

"Ничего нельзя было писать. Правда, у меня сохранились три блокнотика, привез, теперь и сам не помню, как сохранил".

1982-й год – это год шестидесятилетия образования СССР и шестидесятипятилетия Октябрьской социалистической революции и многих других дат в истории государства и конкретных людей. 10 ноября умер Генеральный секретарь ЦК КПСС и руководитель страны Леонид Ильич Брежнев, с уходом его в «мир иной», наверно, и начался отсчет тех девяти лет, что привели к распаду Великого Государства – Союза Советских Социалистических Республик (8 декабря 1991 г., Беловежское соглашение). О смерти Брежнева я узнал уже будучи призван в Армию, находясь в школе сержантов славного города Теджен Туркменской ССР. Ночью нас подняли по тревоге, все курсанты, расположенных в Теджене учебок, построились на плацу, и мы долго переминались с ноги на ногу, пока не была дана команда разойтись по казармам. Принимая военную присягу в декабре 1982 года, нам, конечно, никому и в голову не могло прийти и в страшном сне присниться, что такого государства Союз Советских Социалистических Республик на политической карте мира скоро не будет. Зато мы точно знали, что практически все мы весной 1983 года будем направлены для дальнейшего прохождения службы в ДРА (за речку).

Идет третий год пребывания полка в составе 40-й Армии на земле Афганской. Единицы осталось из тех, кто с самого начала, с полигона «Суперфосфатный» начал свою службу в нем ‒ это офицеры Иван Василец, Юрий Гончаров и командир полка Борис Ильин, прапорщики Владимир Борисенко и Сергей Князев, участники формирования и ввода полка, будучи еще рядовыми солдатами, а потом направленные в Школу прапорщиков и по окончании ее вернувшиеся в часть. В этом году и они заменятся и не останется в полку тех, кто были первыми. Уже пришла новая смена и скоро придут другие солдаты, сержанты, офицеры и прапорщики, которые продолжат и умножат то, что было заложено Первопроходцами!

Прапорщик Сергей Князев:

"Вернувшись из Николаева, год служил старшиной 7-й батареи. Комбатом был к-н Никольский, замполитом ст. л-т Валера Реснянский, потом л-т Петр Петрович Петров. Заменился я в ноябре 1982 года. «Ураганы» в рейд пошли осенью 1982, как раз перед моей заменой, куда не помню, я уже в секретке тогда служил. Играл на гитаре в ВИА «Арес», там все было коллегиально, также участвовали Камиль Габрахманов (сейчас в Тольятти живет), Саша Загорский (из Ленинграда), потом Заяц (имя не помню г. Жодино, Белоруссия). Корреспондента с «Красной Звезды» помню смутно, но статья у мамы где-то была ‒ это при Кулешове было, царствие ему небесное, настоящий командир был".

В центре ‒ прапорщик Сергей Князев, слева ‒ Виктор Болдырев, справа с автоматом ‒ Коля Саморуков (из личного архива Сергея Князева)

Прапорщик Владимир Борисенко:

"245-я школа прапорщиков находилась там, где формировался 28 РеАП, в славном городе САМАРКАНД!!! Затем был выпуск, после чего я прибыл в Шинданд, было это 18 ноября накануне праздника Ракетных войск и Артиллерии. Представился командиру Е.Г. Кулешову по случаю прибытия в часть для дальнейшего прохождения службы. А вообще, в полку я с первого дня формирования полка ВУД 2-ого дивизиона. То, что буду служить в батарее управления на должности начальника аппаратной П-240 (засекречивающая телефонная связь) телефонного взвода, я знал еще до школы прапорщиков. Итак, служба в полку началась снова, но в другом качестве. Демобилизовали солдата, который безвылазно дежурил на ЗАСе. Теперь эта участь перешла на меня до 1-го апреля 1981 года, конкретно до моего отпуска. За этот период был подобран солдат осеннего призыва 1980 года Титенков Андрей. Оформили на него допуск для работы на ЗАС, затем я его обучил, начальник связи полка майор Книга Михаил принял у него экзамен и на основании этого подписал мне рапорт на отпуск. Дома на малой родине к тому времени я не был со дня призыва в Армию, с 16.10.1978 года, за исключением одного скорбного очень для меня момента ‒ я ездил на похороны МАМЫ, после двух месяцев службы. Отпуск закончился, служба продолжилась. Оборудовали и обустраивали стационарный узел связи «ИССЛЕДУЕМЫЙ» в модуле, где был Штаб полка и медсанчасть полка. Первым был обычный телефонный коммутатор с отдельным входом с тыльной стороны модуля с железным крыльцом. Позже была получена Р -140 (радиорелейная станция) в кунге без шасси и аппаратура ЗАС, которые были смонтированы уже в одной из комнат Штаба, напротив комнаты «Дежурного по полку». Узел связи за массетью был законсервирован и находился в резерве. После замены в Союз Владимира Бульчака (командира телефонного взвода), я принял телефонный взвод ‒ это произошло в начале осени 1981 года. Первым комвзвода был Карпухин Владимир, вторым ‒ Бульчак Владимир, третьим Владимиром был я. Моя замена была 20.08.1982 года, взвод передал прапорщику Геннадию Гренадеру. На память об Афгане панаму домой привез, до сих пор жива. Служба в ПОЛКУ особая страница в моей памяти, и я не сомневаюсь, что и в памяти всех ОДНОПОЛЧАН".

Это фото сделано по окончании 245-й школы прапорщиков в городе Самарканде, в начале ноября 1980 года. 7 ноября 1980 года в составе двух парадных коробок принимал участие в Параде, посвященному Октябрьской революции в Ташкенте (из личного архива Владимира Борисенко)

У бензогенератора на узле связи полка «Исследуемый» (из личного архива Владимира Борисенко)

После передислокации второго дивизиона самой дальней батареей от сердца полка Шинданда оказалась пятая. Много душевных и физических сил в ее обустройство, боевую выучку и становление, как воинского коллектива внес новый ее командир ст. лейтенант Петр Федорович Лисица. Петр Федорович был командиром батареи с февраля 1982 года по март 1984 года. На долгие годы судьба армейская связала пятую батарею полка с 66-й омсбр. Бригада выполняла боевые задачи в восточных провинциях ДРА Нангархар и Кунар, а также в ее зону ответственности и контроля входила провинция Лагман. Уже за первый год боевых действий в Афганистане 66-я отдельная мотострелковая Выборгская Краснознаменная, ордена «Александра Невского» бригада была награждена высшей наградой Родины орденом «Ленина». Орден к Знамени бригады прикрепил маршал Ахромеев С.Ф.

9 мая 1981 года. Вручение Ордена Ленина (из личного архива Петра Лисицы)

Ст. лейтенант Петр Лисица:

"Настоящим боевым другом и братом стал за время боевых операций бессменный СОБ 1-й батареи адн бригады Николай Орловский. С ним всегда рядом на боевых порядках. С теплотой и уважением вспоминаю начальника артиллерии Николая Михайловича Александровича, командира дивизиона Шевченко. Наивысшие слова благодарности этим офицерам за помощь и поддержку батареи. Первый мой выход на боевые ‒ февраль 1982 года, провинция Лагман. Рейды, рейды, рейды… Снова и снова НАСТОЯЩАЯ, МУЖСКАЯ работа для настоящих мужчин 5-й батареи и как всегда рядом ‒ 1-я гаубичная батарея. Как было приятно после боевых операций въезжать на «СВОЮ» территорию и считать, что очередная боевая, теперь уже действительно позади. А бригадный оркестр всегда поднимал настроение. Смотрю на фотографию: утренний развод 66-й омсбр. В ноябре и декабре 1981 г. на левом фланге стояла и 5-ая батарея 28 РеАП. Между двумя самыми правыми палатками просматривается левая часть парка 5-й батареи 28 РеАП 1-го расположения. Позже, с июля 1982 г., разровняв площадку в камышах и ХОРОШО приложив руки, 5-я батарея расположилась на своем втором месте дислокации в ДЖЕЛАЛАБАДЕ".

Фото из личного архива Петра Лисицы

Третья Афганская весна ‒ кто домой, а кто сюда, в полк. И сколько еще этих весен впереди и кому не судьба вернуться живым домой!?

Алексеев Алексей Петрович, мл. сержант.

Ком. отделения, род. 23.02.1961 г. в дер. Вурман-Янишево Канашского р-на Чуваш. АССР. Чуваш. Работал на предприятии в г. Набережные Челны Тат. АССР. В Вооруженные Силы СССР призван 8. 10. 80 г. Автозаводским РВК Набережных Челнов.

В Республике Афганистан с февраля 1981 г.. Неоднократно принимал участие в боевых операциях. При выполнении боевого задания был тяжело ранен и 19.05.1982 г. умер. За добросовестное выполнение воинского долга, мужество и смелость награжден орденом «Красной Звезды» (посмертно). Похоронен на родине.

Младший сержант Алексеев Алексей Петрович ‒ 9-я реаб 3-го реадн 28-го РеАП. 19 апреля 1982 года получил травму в результате опрокидывания автомобиля в районе кишлака Адраскан провинции Герат и умер при эвакуации в госпиталь (информация из «Всесоюзной Книги Памяти» и Списка Эдуарда Береснева)

Фотография, присланная для книги ИСТОРИЯ ОДНОГО ПОЛКА братом Алексея Алексеева Юрием Петровичем Алексеевым

Юрий Алексеев (младший брат А.П. Алексеева):

"Привез брата из Афганистана домой ст. лейтенант Рончик Василий Адамович. В честь Алексея мы каждый год, 23 февраля (он родился в этот день), устраиваем в деревне лыжный старт. Брат любил лыжный спорт, участвовал во многих районных соревнованиях".

Рядовой Виктор Болдырев:

"Поездка была за камнями, приехали в горы. Прапорщик, не помню фамилию, приказал передать руль водителю узбеку, Алексеев и еще пару солдат находились в кузове. Узбек, оказалось, купил права за несколько баранов. Склон – перепад был несколько метров. Ребята успели спрыгнуть с кузова, а он замешкался, «Урал» перевернулся и Алексей попал под борт. До госпиталя не довезли, он скончался".

Боевые действия в Афганистане не прекращались, военное противодействие антиправительственных сил не становилось меньше. Как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Я поинтересовался, кому принадлежит сие выражение, оказалось полностью фраза звучит так: «Было гладко на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить». Она из так называемой солдатской песни, автором которой является великий русский писатель Л. Н. Толстой:

 
«Как четвертого числа
Нас нелегкая несла Горы отбирать.
Полицмейстер Плац-бек-Кок
Никак выдумать не мог,
Что ему сказать.
Долго думали, гадали,
Топографы все писали
На большом листу.
Гладко вписано в бумаге,
Да забыли про овраги,
А по ним ходить…
Выезжали князья, графы,
А за ними топографы
На Большой редут…»
 

Из книги В.А. Меримского «В погоне за «львом Панджшера» (мемуарная работа) Москва 1993 г. воспоминания очевидца и участника событий, происходивших в Афганистане в 1979–1984 гг.:

«Партизанские боевые действия составляли основу вооруженной борьбы оппозиции с государственной властью. Они велись на всей территории страны не только вооруженными формированиями, но и с привлечением значительной части населения. Вести с ними борьбу оказалось весьма сложно и требовало специальной подготовки, чтобы успешно решать поставленные задачи. Особенности таких боевых действий заключались в том, что многочисленные, но небольшие отряды мятежников находились среди населения и не вызывали подозрений, так как не имели форменной одежды и занимались сельским трудом. Одновременно с населением велась весьма эффективная пропагандистская работа. Многие из членов таких отрядов даже работали в воинских частях афганской армии, расположенных вблизи их кишлаков, образуя широкую разведывательную сеть. Такие отряды были более опасны, чем крупные вооруженные формирования, так как своевременно обнаружить их было чрезвычайно трудно. От открытого боя они уклонялись и принимали его только тогда, когда другого выхода не было. Обычно, по условному сигналу мятежники, находящиеся в населенном пункте, собирались в определенном месте во главе со своим командиром, а потом наносили удары по афганским гарнизонам или совершали диверсии, засады, нападали на колонны. Поскольку фронт и тыл, как таковые отсутствовали, отряды наносили удары в любое время суток, в самых неожиданных местах и бесследно исчезали. Такая тактика держала войска в постоянном напряжении и оказывала на личный состав сильное психологическое воздействие. Наряду с большим количеством небольших отрядов, в провинциях, граничащих с Пакистаном и Ираном, оппозиция имела и использовала достаточно крупные группировки своих сил, которые в случае угрозы их разгрома имели возможность беспрепятственно уйти за рубеж. Одной из особенностей вооруженной борьбы оппозиции в первые два года после ввода наших войск было то, что с наступлением холодов отряды мятежников уходили в Пакистан и Иран, где они отдыхали, пополняли запасы вооружения, боеприпасов, проходили подготовку в учебных центрах, а весной возвращались в Афганистан. Местность Афганистана представляла собой идеальные условия для ведения партизанской борьбы. Высокие труднодоступные горы, глубокие ущелья, крайне ограниченное количество дорог для движения боевой техники – все это создавало прекрасные условия для укрытия отрядов мятежников. На небольших равнинных участках убежищем для них служили виноградники и сады, так называемая «зеленая зона». Большинство населения поддерживало мятежников или, по меньшей мере, было лояльным к ним из-за боязни репрессий. Отмечалась исключительная жестокость мятежников, которую они проявляли к захваченным представителям народной власти и воинам афганской армии, отказавшимся воевать в их отряде. Их подвергали жесточайшим пыткам, увечьям, скальпированию и смерти. Местное население снабжало мятежников продовольствием, предупреждало об опасности и укрывало их от преследования. Конечно, без поддержки населения мятежники не смогли бы вести вооруженную борьбу против советских войск.

Вооруженная борьба в Афганистане развивалась последовательно. Если сразу после ввода наших войск действия оппозиции заключались в организации такой борьбы, ведении пропагандистских мероприятий, а боевые действия не отличались особой активностью, то через некоторое время вооруженная борьба значительно активизировалась по всей территории страны. Немаловажное значение для активизации боевых действий оппозиции против государственной власти имела пассивность афганской армии. Располагаясь в своих гарнизонах, она добровольно отдала до 80% территории страны под контроль мятежникам. При таких условиях у мятежников не было больших трудностей для подвоза из Ирана и Пакистана вооружения, боеприпасов и другого имущества, которое щедро поставлялось Египтом, Китаем, США, Саудовской Аравией и других. На территории Афганистана было создано большое количество баз, складов, госпиталей, мастерских и т.п. Афганская армия в этот период самостоятельных боевых действий против сил оппозиции практически не вела и занимала выжидательную позицию. Сложившаяся структура контрреволюционных организаций, штаб-квартиры которых находились в Пакистане и Иране, в связи с широким размахом вооруженной борьбы с Кабульским режимом уже не могла обеспечить конкретного руководства действиями вооруженных формирований. Поэтому наряду с вооруженными отрядами, учебными центрами, базами снабжения и органами пропаганды, создавались исламские комитеты различной политической направленности, на которые возлагалось непосредственное руководство вооруженной борьбой внутри страны. Исламские комитеты были созданы в провинциях, уездах и волостях. В районах, контролируемых мятежниками, они существовали открыто, а в контролируемых правительством ‒ нелегально. Каждый из исламских комитетов действовал в отведенной ему зоне ответственности. В их функции входило: руководство боевыми действиями и диверсионно-террористической деятельностью подчиненных им отрядов и групп, вербовка мужчин и организация отрядов из местного населения, координация действий между отрядами, ведение антиправительственной пропаганды. Они так же выступали в качестве административных органов власти оппозиции на местах, занимаясь призывом молодежи и направлением ее в учебные центры для подготовки, сбором налогов, осуществлением судебных функций и т.п. Кроме исламских комитетов, для более квалифицированного руководства боевыми действиями групп, отрядов мятежников в важных районах, в ряде провинций были созданы так называемые «фронты», которые объединяли несколько крупных бандформирований. Для управления более широко стали применяться радиосредства ‒ коротковолновые и ультракоротковолновые станции. Исламские комитеты и штабы «фронтов» являлись связующим звеном между контрреволюцией внутри страны и ее руководством, находящимся в Пакистане и Иране. Тем не менее, несмотря на созданную достаточно стройную систему управления, значительное количество групп и отрядов различной национальной и партийной принадлежности продолжало еще действовать по своей инициативе, без централизованного управления, занимаясь в основном грабежами в целях личного обогащения членов отряда и, прежде всего, их главарей. Следует отметить, что разведка мятежников заслуживала похвалы. В каждом кишлаке мятежники имели своих людей, от которых получали подробную информацию о действиях органов государственной власти и настроении населения. Наличие широкой агентурной сети в государственных учреждениях самого высокого ранга, а так же в министерствах госбезопасности, обороны и внутренних дел обеспечивали их сведениями о действиях, планируемых против них. Вокруг гарнизонов советских войск было организовано непрерывное, скрытное, круглосуточное наблюдение. О малейших передвижениях, даже небольших подразделений, сообщалось условными световыми сигналами. Неоднократные наши попытки захватить этих наблюдателей были безуспешными. Таким образом, все гарнизоны советской армии были под непрерывным наблюдением мятежников».

При таких вот складывающихся обстоятельствах, описываемых генерал-полковником В.А. Меримским в своей книге, все чаще и чаще наша артиллерия участвовала в армейских и местных боевых операциях и в реализации задач, полученных в результате полученных разведданных, проводимых в различных провинциях ДРА. Настал черед и РСЗО «Ураган». В марте 1982 года в должность командира полка вступил подполковник Николай Павлович Котов, именно на его долю и выпало напутствовать, отдать приказ и отправить в рейд батареи третьего дивизиона. По воспоминаниям однополчан много времени и внимания новый командир уделял дисциплине, соблюдению ношения формы одежды, строевой и физической подготовке личного состава полка. Проводились спортивные игры, состязания и соревнования между подразделениями. При нем продолжалось благоустройство территории части: строился каменный забор по периметру границы, было начато и завершено строительство зимнего клуба и ВАПа (винтовочного артиллерийского полигона). Я прибыл в полк в апреле 1983 года и некоторое время службы прошло при Котове. Хорошо запомнил Николая Павловича. Высокого роста, плотного телосложения, одним своим видом он внушал мне, новобранцу мощь и уважение, чувствовалось, что он бывалый, опытный и решительный Командир! Дальнейшая моя служба и увольнение в запас прошли при Викторе Федоровиче Рогозине. На добрую память своим командирам в канун тридцатилетия вывода Советских войск из Афганистана я и написал это стихотворение: