Текст книги "Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли"

Автор книги: Александр Дугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 52 страниц)

Глава 6
Постэротика

Эротизм в манифестационизме. Метафизика пола

Манифестационизм как стартовая черта парадигмального анализа

Чтобы описать явление постэротики, т.е. гендерной проблематики в парадигме постмодерна, проделаем уже ставший привычным для нас экскурс в предшествующие парадигмы.

Рассмотрим эротическую проблематику, ее связи с онтологией и гносеологией в манифестационизме. Мы уже неоднократно говорили, что премодерн включает в себя две модели: манифестационистскую и креационистскую. Обе модели подпадают под определение парадигмы премодерна, но внутри нее радикальным образом отличаютсядруг от друга. Креационизм в рамках традиционного общества создает предпосылки для последующего пришествия парадигмы модерна, ибо напрямую от манифестационизма к модерну перейти нельзя. В свою очередь, и креационизм совершенно непонятен без манифестационизма. Поэтому начнем рассмотрение гендерной проблематики с того, с чего всегда следует начинать – с манифестационизма.

Миф об андрогине

Смысл манифестационистского подхода к гендерной проблеме заключен в мифе об андрогине.Если суммировать одним понятием отношение манифестационистской парадигмы премодерна к проблеме гендерного деления на два пола, то это будет первичный андрогинат– в разных формах и вариантах.

Миф об андрогине (или гермафродите) является не позднейшей рефлексией на полярность полов и не продуктом наблюдений за различиями в психологии, анатомии и культурных реакций двух разновидностей человеческих существ, но примордиальным явлением, постулируемым до и преждеэмпирического столкновения с полом. Андрогинат не умозрительная достройка над эмпирической двойственностью людей (а также животных и растений), но метафизический опыт изначального единства,предшествующий всякой рефлекции, всякой эмпирике, всякому восприятию. В манифестационизме опыт андрогина предшествует опыту мужского и женского начал.

Миф об андрогине, изложенный, например, у Платона, предполагает то, что Мирча Элиаде называет первоначальной интуицией андрогината.Концепция андрогина не является абстрактным сложением мужчины и женщины и попыткой сконструировать нечто среднее.

Андрогин является базовой онтологической реальностьюгендерной перспективы манифестационизма.

Миф об андрогине утверждает, что андрогинат является нормативным состоянием человеческого существа. Но в конкретной истории – по крайней мере, зафиксированной в священных хрониках – это состояние помещается в мифологический эон начала, считается чем-то утерянным, утраченным. Однако эта утрата не просто фиксируется, но переживается как аномалия. Наличие двух полов, а не одного, есть биоанатомическая патология,требующая преодоления, исправления. Так, андрогинат становится заданием, антропологическим, гендерным горизонтом. Совершенный человек мыслится как андрогин.

Горизонт андрогината имеет собственную онтологию, а значит, в манифестационизме андрогин есть,обладает бытием. Более того, он-то и обладает бытием в полной мере, он более есть, чем его расколотые половинки – мужчины и женщины. Ровно в той мере, в какой они не андрогинны, они обделены бытием, т.е. их в определенном смысле нет. По-настоящему быть, быть в половом, гендерном, смысле может только гермафродит.

Дорога к андрогину начинается не с бытия пола, чтобы закончиться в темных лабиринтах фантастической легенды, но с призрачности и онтологической привативности (недостаточности) половой принадлежности и идет к сияющей утвердительности того, что только и есть, по-настоящему есть.То, что в бытии полов принадлежит онтологии, то, что в мужчине и женщине есть,принадлежит не мужскому и женскому, но андрогинно-му началу. Собственным элементом половой дуальности является «иллюзия». Иллюзия– вот, что делает женщину женщиной, а мужчину мужчиной.

Спина неба

Андрогин распадается на два пола, но и лицо земли это распадение никогда не фундаментально и не окончательно. Различные образы в сакральной традиции всегда подчеркивают наличие мужского элемента в женском, а женского – в мужском. Например, в китайском символе «инь-ян» представлены два принципа – темный и светлый, но образно указано, что в светлом мужском начале «Ян» существует черная точка, а в черной женской стихии «инь» существует белая, светлая точка. В принципе, можно сказать, что это образ или символ андрогина.

Интересно, что черная точка на белом фоне называлась «спиной неба», а белая точка на черном фоне – «лицом земли». Дело в том, что манифестационистская парадигма в своем основании, по определению, недуальна (принцип адвайтизма). Постоянно оперируя с дуальностями или с биномами, эта парадигма всякий раз указывает на недостаточность такого разделения. Несмотря на то, что весь мир живет под знаком диады, под фатальностью диады, фатальностью разделения, это разделение никогда не является онтологически абсолютным.Разделенное всегда сохраняет связь с андрогинным архетипом, который предшествует диаде.

Рациональная идея чистой идентичности (мифологически выраженная в формуле в «небе» нет «земли», а в «земле» нет «неба»), то есть доведение парадигмы дуализма до своего логического предела совершенно чуждаманифестационизму как таковому.

Манифестационистский дуализм всегда недуален,поэтому он утверждает, что небо (или мужской принцип) обязательно имеет в себе женскую точку (или земное начало), так же, как и женское начало обязательно имеет в себе элемент мужского начала. Будучи разделенными между собой, они обязательно несут в себе элементы противоположности. А раз так – они никогда не являются «абсолютно негативными» или «абсолютно позитивными». Они всегда относительны, всегда скреплены узами онтологического брака, обоснованного фундаментальной изначальностью андрогината. Это очень принципиально, поскольку здесь проявляется глубинная логика мышления манифестационизма – логика андро-гинной примордиальности, предшествующей дуализму.

Для нас, людей серьезно проработанных номиналистской парадигмой, было бы естественно совершенно по-другому рассмотреть женщину и мужчину. Вначале зафиксировать их различия, затем выделить те признаки, которые соответствуют только одному полу, и на этом основании сформулировать критерии идентичности каждого из них, и лишь затем, в качестве «научной» гипотезы, предположить, что чисто теоретически могло быть какое-то существо, которое обладало бы обобщенными признаками обоих полов, т.е. суммирующей идентичностью.

Манифестационистское сознание работает по-другому. Для него вначале есть интуиция целостности, интуиция неразделенности, которая воплощается в схватывание образа шарообразного существа, где нераздельно соединены, точнее, еще не разделенымужские и женские признаки. В Древней Греции образы «бородатых Венер» были весьма распространены.

В этом андрогинном начале, в онтологии андрогината заключается очень тонкая идея интегрирующей эротичности манифестационистского мировоззрения.

Эрос

Перейдем от абсолютного горизонта рассмотрения гендерной проблематики к более конкретным вещам. Что происходит между мужским и женским началами, когда андрогинат оказывается за пределами эмпирического восприятия?

Между ними развертывается вся динамика бытия или то, что греческие философы определяли термином «эрос».Эрос – это вся совокупность возможных отношений между мужским и женским началами. В эросе воспроизводится, но уже постфактум, послеразделения диады, андрогинная природа мира.Хотя двойственность метафизически анормальна (нормальна только недвойственность), она, тем не менее, является необходимым условием манифестации и вместе с тем постоянно стремится к самопреодолению.Если бы стремление к преодолению двойственности не лежало в самой сердцевине этой двойственности, то представители противоположного пола чувствовали бы друг к другу полное безразличие. И если женское и мужское начала рассматривать не как два фрагмента общего андрогинного импульса, а как самодостаточные полюса, тогда не было бы той центральности и фундаментальности эроса,которой пронизаны все космические уровни, начиная от высших этажей традиционной манифестацио-нистской метафизики, кончая миром людей, животных и растений (Традиция утверждает, что даже минералы любят друг друга, и в алхимии изучаются такие явления, как «минеральное семя», «месячные металлов» и т.д.). Онтологическая и гносеологическая гамма отношений между мужским и женским началами (внутри манифестированной Вселенной) обоснована и обусловлена наличием примордиального андрогината.

Как послание или проявление примордиалъного андрогинатареализуется (уже имманентно) данный нам конкретный эрос – эрос, который притягивает землю к небу, мужчину к женщине, холодное к горячему и другие пары противоположностей. Если андрогинат в чистом виде является вынесенным за пределы обычного опыта и андрогинные реальности начинаются за самым последним пределом метафизического созерцания, то эротическая субстанция, эротическая энергия, эротическая динамика даны и имманентны миру как его движущая сила.

«Если бы был только андрогин, то не было бы полярности мира, – рассуждает человек в парадигме манифестационизма. – Поэтому не было бы мира, а был бы один Абсолют. Для того чтобы мир появился, андрогин-ная природа реальности должна быть сокрыта и проявляться через оппозиции». Из такой логики следует, что неандрогинность пола – это следствие намеренного сокрытия андрогината. Но поскольку андрогинат онтологически предшествовал полу, то его следом является космическая любовь,которая пронизывает все уровни мироздания. Именно этот космический эрос отвечает за всё: за движение тел, за происхождение видов, за диалектику отношений неба и земли, за события в истории людей, чертей и богов – абсолютно за всё... Эрос и составляет сущность и ткань, главную субстанцию, смысл существования всей манифестационистской Вселенной.

Вселенная манифистационизма– это вселенная абсолютной, бескрайней и бесконечной любви.В этой любви существуют самые разнообразные формы, сегменты, диалектические выверты. Даже ненависть, вражда и отталкивание являются субпродуктом космического эроса.

Онтология пола

На третьей ступени метафизики пола – начиная с высшего андрогината и следующего за ним космического эроса – стоит эмпирическое понимание пола, каким мы встречаем его в нас самих и в окружающем мире. Хотя перед лицом андрогина мужское и женское начала лишены собственного бытия и в принципе иллюзорны, манифестационистская традиция не выносит на первый план эту финальную иллюзорность пола, но толкует онтологичность диады через онтологию любви, придавая тем самым полу высшее метафизическое и сотериологическое значение. Другими словами, хотя мужское и женское отличаются друг от друга и, главное, от андрогина незначительными специфическими погрешностями (которые динамически пытается преодолеть энергия космического эроса), даже эти «погрешности» Традиция не может отдать на откуп «ничто», нигилизму и старается истолковать в онтологическом ключе. Так возникает онтология мужского и женского начал.

Мужское начало в символизме Традиции является синонимом высшего Божества, неба, света. Мужчина выступает образом онтологического тождества: он есть тот, кто есть(кто есть он).

Женское же начало вписывается в синонимический ряд теневого аспекта божества; онтология женщины сопряжена со смертью, землей, тьмой, ночью, зимой. Женщина есть не та, кто есть,она есть за пределом самой себя. Её бытие не самодостаточно и указывает на бытие другого, нежели она. Ночь это не день, тьма не свет.

Мужское и женское, понятые онтологически, заведомо превышают человеческое. В манифестационизме пол есть у всего. Мужское и женское начала свойственны бесплотным богам, людям, духам, всем существам и вещам мира. Пол – явление универсальное и космическое. Всё проявленное вовлечено самим фактом проявления в половую диалектику. Всё имеет пол.

Сознание премодерна, свободное и наивное, любвеобильное сознание премодерна легко минует грань четкого, строгого видового определения и провозглашает: мужское и женское начала фундаментальны, абсолютны и являются многомерными (и подчас) причудливыми сгустками великого полдня или великой полночи (их вселенской диаграммой).

Мужчины и женщина как денотанты

Мужчина и женщина в метафизике Традиции представляют элементы открытых символических цепей, рядов. Поэтому анатомические атрибуты мужчин и женщин (равно как и крупных млекопитающих животных) могут выступать образами для бессчетных бытийных форм – видимых и невидимых, низших и высших. Фаллос и ктеис становятся предикатами бытия, символизируя бесконечные струны, оси, организующие вокруг себя метафизику, онтологию, гносеологию, космологию, антропологию, политику, экономику, социологию, бытовую практику традиционного общества.

Чаша становится символом женского начала, а посох – мужского не из-за визуального сходства, соответственно, с ктеисом и фаллосом, но сами чаша и посох, равно, впрочем, как и ктеис и фаллос, являются сгустками онтологии пола Вселенной, воплощающегося в бесконечных рядах живых и неживых, естественных и искусственных, сакральных и бытовых предметов и явлений. Вселенная манифестационизма – это половая Вселенная,в ней все пронизано полом, всё имеет пол.

Взаимозаменяемость символизма основана на том, что ни мужчина, ни женщина в метафизически гендерном смысле парадигмы премодерна не являются денотатами.

«Денотатом» в лингвистике и структуралистской философии принято называть «обозначаемое», то есть ту последнюю и безусловную реальность, на которую указывают слова, знаки, образы и иные формы выражения (языковые, в широком смысле). Термин «денотат» образован от латинского глагола denotare, что значит «указывать», «обращать внимание на что-либо». В паре с понятием «денотат» выступает другой технический структуралистский термин «денотант», представляющий собой форму активного причастия от того же самого глагола denotare, который подразумевает «означающее», «указывающее», «привлекающее внимание к чему-то». Пара «означаемое» и «означающее» не только красноречиво описывает изменение гендерной проблематики в различных парадигмах, но и емко описывает саму сущность этих парадигм.

В манифестационизме (изначальной форме парадигмы премодерна) единственным подлинным денотатом является недвойственность, в гендерном смысле – андрогин. Все остальное суть многообразные денотанты. Эти денотанты образуют иерархические цепи. В вопросе символизма полов мужское и женское начала являются высшими денотантами метафизики, изложенной в гендерных терминах.

Говоря о том, что в парадигме премодерна ни мужское ни женское не является денотатами, мы с удивлением, наверное, узнаём в этом некоторые элементы постмодерна, а именно, отсутствие денотата. Стоит уточнить, что мы имеем в виду. В качестве денотата как в премодерне, так и в постмодерне не выступает ни реальныймужчина, ни реальнаяженщина, ни даже обобщенная «мужественность» или «женственность», полученные способом рациональных наблюдений за тем, что общего у всех мужчин и у всех женщин. «Мужчина» и «женщина» как денотаты появятся только в модерне, вместе с конструктом «реальности» и «рациональности». В парадигме премодерна структура познания совершенно иная.

Денотат там, тем не менее, есть. Этот денотат, выстраивающий в единую онтологическую и символическую цепочку Зевса, Аполлона, героя, гражданина Афин, кобеля, посох, вертикально торчащее дерево, продолговатый камень, ухмылку сатира и много другое – это по-мужскипонятое онтологическое и метафизическое Первоначало. Оно иногда само называется «мужчиной» только потому, что половая роль мужчины создана по образу и подобию его. Мир – это язык онтологии, вещи и существа мира – слова этого языка. Мир создан по кальке богов, он и есть бытие богов. Боги составляют язык, люди и вещи – слова. Переплетения судеб богов, людей и вещей суть высказывания. И половая специфика ролей в структуре языка отражает устройство бытия.

Мужское как совокупность формальных признаков мужчины или самца не «денотат» (обозначаемое), наоборот, это «денотант» (обозначающее). Денотатом (обозначаемым) является вполне конкретная вещь: Первоначало, взятое в себе. Вот, что делает мужчину мужчиной – то, что он означает отношение Абсолюта к самому себе.

А что же делает женщину женщиной? Денотантом (обозначающим) чего является она наряду с чашей, прудом, сложенной лодкой ладонью, влагой ночных трав, светом Луны? Женщина является денотантом отношения Абсолюта к тому, чем он не является, к не-себе, денотантом его воли к самосокрытию, к мнимому (игровому) нетождеству, к проявлению, к иллюзорному удалению от самого себя. Вот что делает женщину женщиной. Вот ее абсолютныйисток.

Но стоп! – мы сказали раньше, говоря об андрогине, что мужчину делает мужчиной иллюзия, погрешность. И снова верно, мы не удалились от истины манифестационизма. В метафизическом пределе, оба «движения» Абсолюта – и к самотождеству и к саморазличию – совпадают. Они суть одно, так как Абсолют не допускает дуальностей: он их поглощает, пожирает, не давая им обрести собственное бытие. Абсолют, может быть, и хотел бы скрыться от самого себя, но у него не выходит, не получается. Он всегда недвойственен и, следовательно, андрогинен. И следовательно, высшим денотатом в онтологии пола является противоположность двух иллюзорных – в последнем счете – деяний Абсолюта: самоотождествления и саморазличения. Не различаясь, Абсолют не может самоотождествиться. Поэтому на самом далеком метафизическом горизонте пол теряет смысл, его денотат исчезает, но это онтологическое исчезновение только укрепляет бытие пола: ведь он исчезает в Боге, в источнике всякой божественности. Полу говорят: «Благодарим вас, вы выполнили свою роль, вы старались, но сейчас наступает «время андрогина», и вы отныне свободны».

Эрос также может быть рассмотрен как денотант андрогина. Он приводит пол к его метафизическому горизонту, раскаляет и очищает его. А в конечном счете, эрос провозглашает: «И я выполнил свою миссию – привлек две половинки друг к другу, в пике любви пары обнаружили андрогинное единство своего происхождения, вновь стали одним– такими, какими по сути всегда и были. Моя работа закончена, для любви больше нет пространства, так как все иллюзии, которые стояли на пути высшего тождества, развеяны». Эрос сбрасывает маску, и мы видим, что под ней скрывался сам андрогин.

И тогда мы понимаем, что любовь гораздо важнее тех, кто любит,гораздо важнее мужчин и женщин, гораздо важнее за чтолюбят, почемулюбят, коголюбят и как любят. Любовь абсолютна, любовь и есть Бог, и Он живет в любви, сквозь любовь, как любовь. И любя, мы причащаемся к Его вселенскому действию.

Пол фундаментален, будучи символом высших метафизических реальностей, но он, с одной стороны, никогда не воплощает в себе полностью то, на что указывает,а, с другой стороны, он есть нечто эмпирически данное, что присутствует здесь и теперь, ощутимо, конкретно.

Здесь мы видим два направления, вертикальное и горизонтальное, которые диалектически переплетаются.

Священная аскеза

С одной – горизонтальной – стороны,мужское и женское начала образуют систему эротических напряжений, пронизывающих ткань бытия. Эротическая сфера на имманентном уровне отражает высший андрогинат, который еще значительнее,чем онтологизация мужского и женского начала, значительнее и вверх, и соответственно, вниз.

С другой стороны, онтология пола в Традиции является фундаментальной, поскольку мужское и женское начала сами по себеявляют собой символ небесных, метафизических инстанций, и поскольку их притяжение друг к другу, эротическая напряженность, развертывающаяся между ними, отражают, означают и воплощаютдвижение этих метафизических инстанций к восстановлению андрогинного единства.

В этом втором случае, мужчина и женщина являют собой – на сей раз в вертикальном смысле – денотанты (signans) метафизических начал в их отдельности (мнимой, с точки зрения онтологии, андрогинии, но вполне «реальной», «настоящей», с точки зрения проявления).

Взятый в этом срезе, мужчина сам по себе, как денотант (обозначающее), чрезвычайно ценен,так как он «денотирует» высшее тождество.

Мужчина, становясь мужчиной, встает на путь вертикальной реализации того, что он «означает». Отсюда проистекают практика мужской аскезы, путь воина, который абсолютизирует в себе мужское начало и выходит к отождествлению с фундаментальным принципом – далеко за пределами человека, участвует в тотализации мужской онтологии, ведущей к высшему тождеству.

Этот путь мужской тотализации бытияв значительной степени идет по линии полной автономии от женского принципа. Последние следы этого мы видим в современном мужском монашестве, в воинских практиках и воинской психологии.

Точно так же в женском монашестве, в сакральном целомудрии римских весталок или в других формах женской аскезы мы видим, как осуществляется на практике тотализация женского начала– без участия мужского начала.

Здесь онтологические процессы протекают вертикально – так, что утверждение собственного пола позволяет высшим принципам манистифицировать себя при полном отсутствии другого пола.Эроса здесь нет, хотя пол есть.Более того, именно пол здесь подлежит трансцендентализации и становится платформой метафизической реализации.Это – внеэротический вариант метафизики пола.