Текст книги "Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти"

Автор книги: Александр Хинштейн

Соавторы: Иван Серов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 67 страниц)

ZWZ: тайна трех букв

Возвратившись на Украину, там началась боевая жизнь чекистов. Польские националисты оправились от удара и организовали подпольно боевую организацию ZWZ («Зет-Ву-Зет»), т. е. «Звензек-Вальке-Збройне», или по-русски «Союз вооруженной борьбы».

Во главе этой организации встал генерал Сикорский*, который находился в Англии, а на местах эти организации возглавили видные польские военные, имеющие опыт в агентурной работе[47]47
  Союз вооруженной борьбы (польск. Zwiazek Walki Zbrojnej, ZWZ) подпольная военная организация, созданная после капитуляции Польши по приказу премьера в изгнании В. Сикорского от 13 ноября 1939 г. Основная цель ZWZ восстановление независимой Польши в границах 1939 г., создание польской армии в подполье. Основу организации составляли польские офицеры. ZWZ полностью подчинялась лондонскому правительству в изгнании. 14 февраля 1942 г. была переформирована в «Армию Крайову» (см. главу 9).


[Закрыть].

В частности, на все западные области Украины и Белоруссии был назначен бывший начальник знаменитой польской «двуйки» – Окулицкий*, т. е. бывший начальник 2 отдела Польского Генштаба, ведавший разведывательной работой для армии.

Организация ZWZ находила горячее сочувствие многих поляков, оставшихся на жительство в УССР. Мелкие организации ZWZ расплодились повсюду. Кое-где организовали выступления с оружием в руках, так как оружия нахватали при ликвидации польской армии.

Характерно подчеркнуть, что эта организация очень конспиративно вела работу. Регулярно осуществляла связь с центром – Варшавой (генерал-губернаторством назвали немцы захваченную Польшу).

К тому же поляки – очень фанатичные люди, если они поверили, что борьбу надо вести, что победа будет на их стороне. Причем они очень хорошие конспираторы, но как потом выяснилось… <нрзб>. Религия католическая их тут подвела.

Если допрашиваешь умело католика, а затем призовешь в свидетели «матку боску» (Божью матерь), то тут зачастую получалась с ней неувязка. Он мог обмануть умело следователя и не мог обмануть богородицу, поэтому появлялось смущение, из которого было видно, что все предыдущее сказанное шито белыми нитками.

Когда попадались таким образом участники подпольных организаций и признавались в этом, то заявляли, что сказать правды не могут, так как поклялись богородице и нарушить клятву не могут. Но и тут помогла религия.

Один раз мы получили данные, что весь ломбард с ценностями г. Львова не был эвакуирован, а был спрятан во Львовском костеле «Бенедиктин», что место хранения хорошо знает ксендз этого костела, по национальности – армянин.

Помню, в жаркий июньский день я приказал привести во Львовское Управление НКВД этого ксендза-армянина. Ввели в кабинет выхоленного, в белой шелковой сутане ксендза. Я тоже, кстати сказать, был в белом шелковом кителе.

Поздоровавшись, я сразу сказал, что нам все известно о ценностях в его костеле и придется их вернуть хозяевам, т. е. Советской власти в г. Львове. Ксендз, не отрицая моих слов, заявил, что показать, где спрятаны эти ценности, он не может, так как они принадлежат организации ZWZ, и он не вправе ими распоряжаться.

После того, как я довольно твердо сказал, что ценности придется отдать, в противном случае ксендз будет привлечен к уголовной ответственности за укрывательство государственных ценностей, а вернее, народных, т. е. жителей г. Львова, тогда ксендз, немного подумав, заявил: «Если вы, пане генерал, освободите меня от клятвы, я скажу, где ценности».

Я тоже «подумал» и говорю: «Могу. Что дли этого требуется?» Он отвечает: «По нашим духовным законам меня может спасти от наказании за выданную тайну только физическое нестерпимое воздействие».

Я подумал, что он, может быть, заставит меня жечь его раскаленным железом, но ксендз оказался смышленее меня. Он мне сказал: «Побейте меня, а рядом посадите в комнату поляка, чтобы он слышал, как меня „истязают“, в этом случае грех с меня будет снят».

Я еще раз удивился изворотливости католиков и сказал ему: «Зачем нам портить с вами отношения? Мы несколько раз хлопнем в ладоши с соответствующими угрожающими фразами, а вы крикните „Больно!“, и таким образом дело будет сделано». Ксендз согласился.

Через полчаса эта сцена была разыграна в присутствии (в соседней комнате) одного поляка, который нами намечался к освобождению, и, таким образом, ксендз рассказал, что ценности спрятаны между рамами стекол на втором этаже общежития ксендзов, а также замуровали в стене у привратника костела. Вечером, когда в костеле была служба, мы забрали все ценности.

Интересно отметить, что ксендзы не имеют права жениться, однако во время изъятия ценностей мы, для видимости, у некоторых ксендзов также просматривали комнаты, и сотрудники находили у многих святых отцов фотографии девочек в довольно фривольном виде.

В общем, освобождение от клятвы таким образом нам помогло в дальнейшем взять многих крупных подпольных деятелей из числа поляков. В частности, представляет интерес описание событий, связанных с работой нашей опергруппы по выявлению связей и самого Окулицкого, который прибыл из Варшавы для руководства организацией ZWZ на территории западных областей Украины и Белоруссии.

Ошибка резидента

Данные от агентуры каждый день поступали о действиях организации. То подорвут склад, то убьют солдата, то выступление против районной власти организуют, в общем, подлостей делали мною. Окулицкий, под псевдонимом «Мрувка» (Муравей), начинал приобретать значение.

Один раз Н. С. <Хрущев> сказал: «Нельзя ли его „прихватить“?» Я и сам знал, что надо, но никак не удавалось. Уж очень хитер был, а главное, много поляков помогало ему. Были случаи, что его устанавливали, вели наружное наблюдение, но он уходил. Добыли мы его фотографию, но результаты были те же.

Однажды поступило донесение, что женщина по имени Бронислава встречалась с Окулицким, и он ее снарядил с донесением в Варшаву. Ночью собирается уходить и утренним поездом выехать вначале в Луцк, а оттуда через зеленую границу – в Варшаву. Я приказал ночью задержать ее и привести ко мне.

В 4 часа утра привели женщину лет 54-х по имени Бронислава. Я сотруднице Воробьевой приказал обыскать Брониславу. Обе удалились в комнату. Через 5 минут Воробьева доложила, что ничего у нее нет. Я рассчитывал, что у нее должно быть донесение Окулицкого в Варшаву. Выходит, что наши при задержании прозевали, и Бронислава сумела выбросить бумаги.

Затем Воробьева спросила у меня, можно ли пустить Брониславу в уборную, так как она запросилась. Я разрешил. Воробьева передала Брониславе, и та пошла рядом в туалет. Я моргнул Воробьевой, чтобы та шла за ней. Воробьева смутилась, но пошла.

Через минуту из уборной понеслись крики. Бронислава кричала: «Это рахунки!»[48]48
  Рахунки/рахунок (укр.) – отдельные документы, счета, квитанции.


[Закрыть]. Воробьева: «Какие рахунки?» Мне войти нельзя было.

Затем оттуда вышли обе красные, и в руках у Воробьевой были тонкие листы бумаги с напечатанными на них рядами пятизначных цифр. Я схватил и сразу сообразил, что это шифрованная телеграмма Окулицкого.

Спрашиваю Воробьеву, где нашли. Девушка вся вспыхнула и ничего не ответила. Потом мне рассказали, что «рахунки» были спрятаны в самом неприличном месте. Поэтому Бронислава и попросилась в уборную, чтобы вынуть их и с водой выбросить. Молодец Воробьева, не растерялась.

После этого пани Бронислава заметно скисла и сказала мне: «Если бы вы знали, кто я такая, то не задержали бы». Я спросил, почему. Она говорит, что у нее в 1912 году (не точно) скрывался Ленин, что она знакома с ним, и что в одном из томов Ленина он пишет об этом, благодарит мужа и Брониславу.

Я ей сказал, что если это так, то почему же она сейчас впуталась в это дело Окулицкого. Она ответила, что организация ZWZ стоит на стороне народа, поэтому она и помогает.

Я, кстати сказать, проверил сочинения Ленина, и действительно в одном томе было сказано, что сенатор… (фамилию не помню) скрывал Владимира Ильича от польской охранки.

Стал допрашивать, после получасового допроса запуталась и заявила: «Знаю, где пан Мрувка, но не скажу». Ну, мне уже стало легче.

Через час следователь доложил, что она заявила, что присягу может нарушить, только если ее побьют. Точно такой же номер, как и у ксендза. Затем началась та же комедия, только более серьезная. После двух-трех шлепков Бронислава назвала адрес, где живет Окулицкий.

Срочно я послал группу на установку адреса. Оказалось, что дом этот сгорел во время войны в 1919 году. Пришлось стыдить Брониславу, что она обманывает «матку боску». Дала второй адрес Окулицкого, который также на проверку липовый. Там был магазин. Пришлось серьезно ссориться с Брониславой. Дала третий адрес. Проверили – маленький домик на окраине. Вернулись, доложили.

Решил посоветоваться с начальником УНКВД Сергиенко* и его заместителем. Основной вопрос – брать ли Окулицкого сейчас (время было половина шестого утра) или ждать, когда проснется? Сергиенко – за утро, я – против, так как убежит до утра.

Приказал позвать начальника уголовного розыска г. Львова. Сергиенко удивился: «Зачем?» – говорит. Я ему разъяснил, что если послать чекиста, то Окулицкий – человек решительный, узнает и может отравиться. Будет скандал.

Явился начальник милиции. Сонный, задаю вопросы, ничего не соображает и что-то бормочет. Спрашиваю, не пьян ли. Говорит, нет. Для проверки прошел мимо него. Пахнет одеколоном.

Потом мне рассказали, что он был пьян с вечера. Когда его ночью разбудили и сказали, что вызывает нарком Украины, он выпил полфлакона одеколона, чтобы не пахло. А получилось еще хуже.

Пришлось на ходу перестраиваться. Срочно в помощь милицейскому выделил сотрудника, и две машины с двумя сотрудниками на каждой, и придумал следующую легенду для обыска и задержания Окулицкого.

Сотрудника Кондратика одели под еврея, и пальто подпоясали ремнем, как это делали евреи во Львове. Внешний вид Кондратика был похож на еврея. В квартиру должны войти работник милиции, Кондратик и милиционер.

После того, как Кондратик по имевшейся у нас фотографии опознает Окулицкого, закричит: «Пане милиционер, вот этот пан у меня вчера купил полкило сахарина и не отдал деньги!» В то время во Львове сильно спекулировали сахарином, так как не хватало сахара. После такого крика милицейский говорит «пану»: «Пройдемте для выяснения!» и везет в милицию.

Когда Кондратик с группой постучали в дом, оттуда вышел хозяин и открыл. Ему заявили, что: «Милиция ищет одного человека, покажите все комнаты». Хозяин перетрусил и привел, где жил «пан». Кондратик посмотрел на пана и видит, что внешность схожа, а усов нет, сбриты. Но он не растерялся и закричал заученную фразу.

Пан, видя, что еврей ошибся, рассердился и говорит: «Что ты кричишь, жид проклятый! (в Польше евреев зовут жидами) Я не покупал у тебя сахарина». Милицейскому это и нужно было. Пан долго одевался, раздумывал, затем оделся и пошел. В машинах «пана» и «жида» рассадили.

Когда привезли в милицию, «пана» обыскали и нашли у него ампулу с ядом. После этого два сотрудника посадили «папа» к себе и поехали.

При выезде в машину стал садиться Кондратик. «Пан» запротестовал: «Куда лезешь, жид проклятый?» Тут уж Кондратик ему сказал соответствующую фразу, и «пан» успокоился[49]49
  Л. Окулицкий был арестован в ночь с 21 на 22 января 1940 г.


[Закрыть].

В 7 часов утра привезли «пана» ко мне на допрос. Поздоровались. Я был в гражданской одежде. Окулицкий сразу мне сказал: «Я вас знаю, вы – шеф разведки Украины». Я подтвердил и добавил: «А вы – не Заржевский, как значитесь по паспорту, а Окулицкий, он же – Мрувка».

Пап нисколько не смутился моими познаниями. Я улыбнулся и сказал, что: «Не нужно было усы сбривать, ведь в паспорте вы с усами». И добавил: «Мы с вами – коллеги, разведчики, с той разницей, что я еще и следователь, а вы уже арестованный, поэтому рассказывайте все, что положено».

Окулицкий понял меня и сказал, что все расскажет, так как ему все равно уже на свободе не быть, но фамилий своих единомышленников называть не будет, что бы с ним ни делали. Я ему ничего не ответил, а спросил, почему он сбрил усы.

Он сказал, что «если бы вы пришли за мной на один час позже, меня уже на этой квартире не было». Он почувствовал, что мы вплотную добираемся до него, – решил сменить квартиру, связи, сбрить усы и немного подождать, чтобы пропали его следы.

Я сам себе сказал, что правильно поступил и не послушался Сергиенко, который предлагал проводить операцию по задержанию Окулицкого утром.

Окулицкий свой «рассказ» начал с его ареста, похвалив нас за милицейскую легенду. Он сказал, что если бы арестовывать пришли чекисты, он тут же бы отравился. У него у кровати лежали две ампулы с цианистым калием. Он даже когда надевал ботинки, думал отравиться или нет, но когда увидел «жида» и милицейского, то успокоился. Тут я себе опить поставил плюс, так как при другом варианте Окулицкого не было бы.

Возвращаясь к утру, когда Окулицкий хотел сменить квартиру, я сказал ему, что мы все равно бы его нашли. Вот тут-то он и начал нам выкладывать наши ошибки.

Основная наша беда в том, что наших советских людей, прибывших в Западную Украину и в Белоруссию, местные жители, т. е. поляки, белорусы и украинцы, бывшие польские подданные узнают за километр по одежде, по обращению и т. д.

Окулицкий сказал, что несколько раз он наблюдал за собой нашу разведку (наружку), но уходил от нее. Он сразу же узнавал нашего разведчика. Я спросил как. Во-первых, во всем мире мужчины носят шляпу бантиком слева, а наши разведчики – справа, во-вторых, свободный покрой пиджака и особенно брюк сразу выдают нашего, в-третьих, невежливость наших людей при входе в трамвай, в магазин и т. д. резко выделяется и т. д. и т. п.

Мне было неприятно это слушать, но я терпеливо выслушал до конца, с тем чтобы принять меры.

Стали дальше разбирать ошибки в его действиях: курьеров мы перехватывали (посылал, как правило, девочек), которые давали показания, конспирация слабая, а главное, это ошибка в организации ZWZ на территории западных областей Украины и Белоруссии, так как поддержки в этом деле не будет ввиду того, что это земли украинские, живут абсолютное большинство украинцев и белорусов, поляки составляют единицы. Поэтому идея возврата полякам не будет поддержана местными жителями. Окулицкий согласился. Кстати сказать, он на меня произвел впечатление умного и хорошего грамотного разведчика.

Однако когда дошли до организационного построения ZWZ, он отказывался говорить. Я тогда применил свой метод допроса. Я ему стал говорить, как у него дело было организовано, и в чем ошибки. В ряде случаев я, не зная вопроса, фантазировал, он меня поправлял, как было дело на самом деле. Таким образом, я все узнал, а фамилии основных лиц мне были известны, а впоследствии не так-то уж и важны.

Одним словом, сел я его допрашивать в 7 часов утра, а закончил в 4 часа вечера. После обыска он попросил разрешения курить и из кармана пальто взял пачку сигарет 200 шт. Когда я закончил допрос, в пачке осталось 3 сигареты, а 197 выкурил.

Побыл у нас Окулицкий всего лишь два дня. Как только я донес в Москву, что он арестован, сразу же следственная часть (Кобулов) дал телеграмму «направить отдельным вагоном, по указанию наркома, в Москву». Я знал, что это подлость Кобулова, и попросил Хрущева поддержать нас и не передавать в центр, но он сказал, что не стоит спорить.

Потом мне о нем стало известно следующее. В Москве стали допрашивать с угрозами. Окулицкий твердо заявил, что своих товарищей не выдаст. Следователь накричал на него и несколько раз ударил по лицу. Окулицкий замкнулся и ничего не стал больше говорить.

В 1941 году, когда формировали армию Андерса* (по решению Ставки), Окулицкий был назначен начальником штаба. Он уже тогда рассказал своим друзьям об ударах следователя и поклялся, что отомстит за эту пощечину. И действительно, в конечном счете, армия Андерса ушла вначале в Ирак, а затем перекочевала к англичанам.

Несомненно, Андерс[50]50
  Интересно, что в записках, датированных 1941 г., Серов указывает, что он также задерживал и генерала Владислава Андерса, чьи части были разбиты под Перемышлем 27–28 сентября 1939 г. (см. стр. 216). Как и Окулицкий, Андерс был направлен в Москву, где вплоть до лета 1941 г. содержался в Лубянской тюрьме.


[Закрыть] и Окулицкий провели достаточную разлагающую работу среди бойцов и офицеров польской армии с расчетом вывести ее из-под Советского командования.

Описывать дальше действия ZWZ в западных областях нет смысла, потому что после ареста Окулицкого эта организация стала затихать и не приносила больше того беспокойства.

В схватках с оуновцами

Пока я возился с ZWZ, в это время оуновцы организовали широкую антисоветскую организацию для того, чтобы активно бороться с Советской властью и добиться «Самостийной Украины».

Мне пришлось изучить историю этой оуновской организации по имевшимся материалам в НКВД Украины.

До 1918 года Западная Украина, или как ее называли – Восточная Галиция, где жили украинцы, входила в состав Австро-Венгрии, а затем попала под польское ярмо. Австрийцы и поляки жестоко угнетали украинцев и подавляли национальную культуру. Украинские буржуазные националисты были верными слугами вначале австрийцев, а затем поляков.

Город Львов был центром пребывания главарей украинских националистов. Они не гнушались выполнять задания польской разведки, а затем и гестапо.

История украинских националистов идет еще от Первой мировой войны, когда они пытались организовать самостийную Украину, отделив ее от России. При поддержке австрийской и германской разведок украинцы создали организацию «Союз освобождения Украины»[51]51
  Союз освобождения Украины (укр. Союз (Спілка) Визволення України, СВУ) (1914–1918) – украинская политическая организация, созданная в начале Первой мировой войны политическими эмигрантами из России при содействии МИД Австро-Венгрии. Союз освобождения Украины был основан с целью оказания поддержки Центральным державам в войне против России. Представлял собой политическую организацию украинских эмигрантов (в основном бежавших из России, спасаясь от преследования властей за деятельность в ходе Первой русской революции 1905–1907 гг.), претендовавшую на представительство интересов российских украинцев.


[Закрыть], вдохновителем которой был Донцов*.

Этот старый провокатор и немецкий агент, бежавший из России в 1905 году во Францию, в дальнейшем обосновался во Львове и занимался контрреволюционной деятельностью против СССР. Его активным помощником был Коновалец* руководитель террористической организации, которую субсидировал Гитлер.

Подлую роль духовного наставника играл митрополит Андрей Шептицкий*, организовавший в 1930 году униатскую церковь, т. е. смешал православную религию с католической (уния) с подчинением Ватикану и благословлял всех отщепенцев на борьбу с СССР. Основная же его задача была ополячить украинцев.

Когда мы пришли во Львов, ко мне стати поступать данные, что у митрополита Шептицкого собирается различный антисоветский сброд под видом моления и разрабатывает программу борьбы с Советами. Все попытки просунуть к нему нашего человека не удавались, а на местных украинцев нельзя было полагаться, так как стоило митрополиту припугнуть «маткой боской», как сразу признавались, что подосланы НКВД. Сразу видно, что стреляный воробей. Сергиенко (начальник Львовского УНКВД) неоднократно мне об этом докладывал.

Один раз я сам решил пойти в резиденцию Шептицкого, тем более, он жил при костеле, в особняке с шикарным садом. Нажал кнопку звонка, ко мне вышел послушник и через окошечко спросил: «Что треба?»

Я сказал смиренным тоном, что у меня большое горе, о котором я хотел бы посоветоваться с митрополитом и просить его преосвященство помощи. Послушник подозрительно на меня посмотрел и по-украински строго ответил, что «митрополит вообще никого не принимает», и захлопнул перед моим носом дверку окна.

Я подумал про себя, неужели шеф разведки, как меня называли в Западной Украине, не перехитрит митрополита Шептицкого, но, к сожалению, в течение полугода мне ничего не удалось сделать, и лишь случай меня выручил.

В январе 1940 года я приехал в Киев, так как все-таки там наркомат внутренних дел УССР, а я являюсь наркомом. Даже дочь моя Светлана родилась без меня, и я увидел ее лишь через два месяца[52]52
  Светлана Ивановна Серова (1939–2011) родилась 19 октября 1939 г в г. Киеве.


[Закрыть].

В Киеве на одной из явок я увидел студента пединститута, внешний вид и поведение которого, скорее, было похоже на монаха, чем на студента. В разговоре стесняется, опускает глаза, движения медленные, во взоре – услужливость и покорность. И у меня мелькнула мысль: нельзя ли его послать к Шептицкому?

После того, как я узнал, что он в марте оканчивает институт, что учится хорошо, я ему задал терзавший меня вопрос – поехать во Львов для выполнения важного задания. Он смутился вдвойне.

Во-первых, в западные области въезд был запрещен, кроме официальных лиц, да и то по решению ЦК или Совмина. Это были вынуждены сделать ввиду того, что в первый месяц столько появилось желающих поехать в западные области, а руководства ведомств всячески добивались послать своих людей и, кстати сказать, «побарахолиться». Во-вторых, видимо, «важное задание» на молодого студента произвело глубокое впечатление.

Он, подумав, ответил, что «поехать согласен, но как с институтом?» Я сказал, что институт при хороших отметках может и досрочно выпустить. «А диплом?» – спросил он. Я говорю: «И диплом выдадут». Тогда он полностью согласился.

Когда все это было оформлено, я встретился с ним и сказал: «Поедете с сотрудником во Львов и там две недели присматривайтесь к местным жителям, изучайте их, познакомьтесь с расположением резиденции, вернее, церкви Шептицкого, сходите туда „помолиться“ и постарайтесь своим усердием молении попасть на глаза не раз служителям. А через две недели я приеду и скажу, что делать дальше».

Как условились, я во Львове вызвал студента. Смотрю: он уже посмелее стал и когда рассказывал свои похождения, то проявил толковую сообразительность. Мне понравился, и я решил, что можно ему сказать мой замысел.

Когда я ему рассказал, он ответил, что постарается, и рассказал, как будет действовать. Уточнив ряд деталей, я его отпустил, обусловив встречу на следующий день, если будет неудача, и через две недели – если удача. На следующий день на явку он не явился. Похоже, что дело получилось.

Две недели я ждал и думал о нем. В назначенный день я поехал на квартиру, куда он должен прийти. Прождав полчаса, я уже собирался уйти, как раздался звонок. В комнату вошел улыбавшийся ксендз с крестом на шее. Я с удовольствием с ним поздоровался и начал расспрашивать. Тогда он рассказал следующее.

Когда он явился в резиденцию Шептицкого, на звонок вышел «знакомый» по церкви служитель. Студент рассказал ему о своем горе, что он ушел от родителей, которые проживают на Украине, и решил посвятить себя службе богу. Родители его прокляли, и вот он сейчас в безвыходном положении. Решил просить благословения у митрополита, и «как он скажет, так и поступлю».

Служитель долго молчал, а затем сказал: «Посидите». Через полчаса вернулся и сказал: «Его Преосвященство вас зовет».

«Я опустил низко голову и пошел за служителем. Пройдя анфилады комнат, мы вошли в полуосвещенную комнату, где на возвышении сидел Шептицкий. Я сразу же грохнулся на колени. Шептицкий сказал: „Сын мой, подойди ко мне“. Я ползком на коленях полз до его трона, не поднимая глаз. Это на него произвело впечатление. Затем он сказал: „Я все знаю, сын мой. Бог тебя не оставит“. Затем задал несколько незначительных вопросов и сказал: „Будешь служить богу у меня“. Затем сказал: „Встань!“, а я лишь выпрямился и так простоял на коленях до конца аудиенции, затем спиной вышел от него, а в дверях еще раз в благодарность грохнулся на колени».

В общем, спектакль был разыгран, как в лучших театрах. Я был доволен, что перехитрил Шептицкого.

В дальнейшем этот студент за особые способности дважды получал духовный сан, а через год митрополит для общения с духовной братией и верующими предложил ему приход (костел округа). Студент, опустив глаза, сказал, что недостоин этого, и просил оставить еще на год при Святейшем.

Вот таким длинным путем удалось внедриться к Шептицкому. Зато мы знали намерения униатской церкви и ее посетителей[53]53
  Митрополит Галицкий и архиепископ Львовский Андрей Шептицкий (1865–1944) – одна из самых противоречивых и неоднозначных фигур украинской истории. По утверждению П. Судоплатова, еще в Первую мировую войну он сотрудничал с австрийской разведкой, арестовывался российской контрразведкой, а после освобождения Временным правительством вернулся во Львов. В 1941-м после начала войны и оккупации Львова Шептицкий послал поздравление Гитлеру от униатской церкви, а позже благословил дивизию СС «Галичина» на ратные подвиги (Судоплатов П. Разведка и Кремль. М.: Гея, 1994. С. 297–298). Несомненно, что, как человек с активной жизненной позицией, Шептицкий не мог не сохранять контактов с лидерами националистов и пользовался в этой среде непререкаемым авторитетом. (Вплоть до того, что ликвидированный чекистами в 1940 г. глава ОУН Андрей Мельник прежде служил управляющим митрополитскими имениями.)
  Когда исход войны был ясен, Шептицкий послал миссию в Москву к Патриарху, но был принят генералами НКВД Судоплатовым и Мамуловым. Ему было обещано, что если руководство униатской церкви лично непричастно к военным преступлениям, преследовать их не будут.


[Закрыть].

Там же, во Львове, подвизались ряд лет руководители Украинской военной организации (УВО) Евген Коновалец и Мельник*, которые с 1929 года переменили свое название на ОУН (Организация украинских националистов), и начальник разведки Германской армии Николаи* рекомендовал Гитлеру в качестве руководителя этой организации Коновальца, который полностью согласен с планами Германии о превращении Украины в немецкую колонию.

Правда, у немцев был еще один вожак ОУН – Степан Бандера, который, окончив в Берлине спецакадемию, специализировался на «мокрых» делах. Бандера организовал убийство секретаря советского консульства в Германии Павлова, он организовал зверское избиение антифашистов. Перед войной Бандера уже выдвигается в первые ряды вождей ОУН.

После убийства Коновальца руководителем ОУН был Гитлером назначен Андрей Мельник, бывший управляющий имениями Шептицкого, агент гестапо под кличкой «Консул I». Но когда Гитлер увидел, что Бандера хорошо выполняет террористические задания, то решил, что более подходящая кандидатура для ОУН это – Бандера, который также был агентом немецкого гестапо под кличкой «Сергей».

В течение 1940 года шла борьба между Бандерой и Мельником на территории Польши. И оба подлеца засылали в западные области Украины своих эмиссаров для борьбы с Советской властью, чтобы выслужиться перед фашистами. Имевшиеся у нас документы свидетельствовали, как Бандера и Мельник наперебой докладывали гитлеровскому командованию о проводимой борьбе с Советами.

Оуновцы вместе с гитлеровцами активно готовились к нападению на Советский Союз и заверяли своих хозяев, что на Украине будет быстрый успех гитлеровцев. Они заявляли, что там организуют «Самостийную Украину», для этого подготовили герб – «трезуб» и два знамени – оуновское черно-красное и государственное желто-голубое.

Мне не раз приходилось участвовать в стычках с оуновскими бандитами, и я видел, какие это фанатики, которые дрались до последнего патрона и в ряде случаев при захвате пытались покончить жизнь своими руками. Одним словом, украинские националисты – очень вредная, злобная и подлая организация, так же, как и их «вожди». Десятки чекистов Украины и бойцов войск НКВД погибли от рук этих подлецов[54]54
  Террористическая деятельность ОУН на Западе Украины особенно усилилась в последние месяцы перед началом ВОВ. Впрочем, жертвами её становились не только сотрудники НКВД, а партийно-хозяйственные работники. В апреле 1941 г. в результате совершенных националистами 38 террористических актов, 3 поджогов и 7 налётов погиб 41 человек и было ранено 19 (Там же. С. 240).


[Закрыть].

Когда нас в 1940 году награждали орденами за борьбу с контрреволюционным охвостьем, то М. И. Калинин сказал: «Мне доставляет удовольствие вручить вам ордена за то, что вы мужественно отстаивали власть Советов на Украине, рискуя жизнью». Мне был вручен орден Ленина[55]55
  Орденом Ленина Серов был награжден указом от 26 апреля 1940 г. «за организацию и руководство операциями по борьбе с украинскими и польскими националистами».


[Закрыть].

Мне не раз приходилось наблюдать дружеские отношения немцев и украинцев-националистов и в то же время довольно плохое отношение немцев к полякам и особенно к евреям.

Весной 1940 года с немцами было подписано соглашение об обмене поляков и украинцев с нашей территории в «Генерал-губернаторство», как немцы называли Польшу. Тысячи поляков из западных областей Украины записались для переезда в Польшу. Стояли тысячные очереди поляков во Львове, Станиславово, Ровно и других городах, желающие переехать в Польшу для соединения с семьями. Однако евреев немцы туда не брали, хотя они и становились в эти очереди.

Я решил посмотреть, как немецкие офицеры СС сортируют поляков. Явившись на сборный пункт в гражданской одежде и будучи представлен как заместитель председателя горсовета, я пошел за офицером СС, который оглядывал записавшегося с ног до головы и, увидев еврея, говорил «Юден», махнув пальцем: «Вон из очереди!»

По окончании процедуры я спросил ССовца, как он узнает еврея. Он мне объяснил основные признаки этой национальности, и и потом во многих случаях почти без ошибки узнавал еврея.