Текст книги "Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти"

Автор книги: Александр Хинштейн

Соавторы: Иван Серов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 67 страниц)

Глава 22. ОЛЕГ ПЕНЬКОВСКИЙ – АГЕНТ КГБ? 1962–1963 годы

«К несчастью, через 4 года незначительный предлог нашелся», – этими словами заканчивается предыдущая глава, а вместе с ней – и вся почти 40-летняя служба генерала Серова.

Этот «незначительный предлог» звался Олегом Пеньковским…

Полковник ГРУ Олег Пеньковский – без сомнения, один из самых известных «кротов» в истории спецслужб. Стараниями советской и западной пропаганды он вознесен в ранг супершпиона, агента сразу 2-х разведок (ЦРУ и МИ-6), сыгравшего ключевую роль в предотвращении Третьей мировой: согласно канонической версии, именно донесения Пеньковского помогли американцам узнать о наших ракетах на Кубе.

Советская контрразведка арестовала Пеньковского 22 октября 1962 года в день апогея Карибского кризиса и начала блокады Кубы. А спустя 3 месяца – 2 февраля – даже не дожидаясь завершения следствия, Серов был снят с поста начальника ГРУ. «За потерю политической бдительности и недостойные поступки» он будет понижен на 3 звания – до генерал-майора – и лишен звезды Героя Советского Союза. Уже в апреле его выставят вон из Москвы. В 1965-м – исключат из партии, по болезни уволят из армии…

Из-за дела Пеньковского пострадал не один Серов. Вместе с ним был наказан и главком ракетных войск и артиллерии главный маршал артиллерии Сергей Варенцов. Так же, как и Серова, его сняли с должности, разжаловали в генерал-майоры, отобрали звезду Героя. Наказание – равнозначное, а вот – вина?..

Грехи Варенцова сомнения как раз не вызывают: Пеньковский был на фронте его адъютантом, до последнего дня пользовался поддержкой и покровительством. Именно Варенцову он обязан всей послевоенной карьерой, в том числе службой в ГРУ.

Ровно те же претензии пытаются предъявлять и генералу Серову. Они фигурируют и в материалах партийных проверок, и в тысячах публикаций о деле Пеньковского: якобы Серов восстановил предателя на службе, всячески продвигал и чуть ли не дружил домами. Во многих исследованиях и источниках упоминается даже совместный вояж Пеньковского с женой и дочерью Серова в Лондон, где полковник днями любезно выгуливал дам по Пикадилли, а вечерами спешил на явку к кураторам из МИ-6 и ЦРУ.

В своих записях и бумагах, однако, сам Серов полностью опровергает эти обвинения, давно уже обретшие форму исторического факта. Он не только отрицает какую-либо связь с Пеньковским, но и, вообще, утверждает, что своего подчиненного видел только мельком. Что же до совместного лондонского вояжа, то Серов объясняет и это и множество других странностей очень просто: по его версии, Пеньковский был агентом КГБ, подставленным англичанам и американцам.

Пеньковского не зря именовали супершпионом: с его помощью убивалось сразу несколько зайцев. Во-первых, дезинформация ЦРУ и МИ-6, что в условиях Карибского кризиса имело огромное значение. А во-вторых, дискредитация Серова, чьи влиятельные противники давно искали повода для его устранения.

То, о чем пишет Серов, – это без преувеличения сенсация. Одно из самых громких шпионских дел излагается им совершенно в ином, неожиданном ракурсе. Очень важно, что его версия подтверждается множеством косвенных фактов, равно как и объясняет массу нестыковок и странностей в деле Пеньковского, на которые историки почему-то стараются не обращать внимания.

Вот лишь несколько примеров и сухих цифр. За 8 месяцев, пытаясь установить контакт с иностранной разведкой, Пеньковский безбоязненно совершил 6 инициативных подходов к иностранцам, 5 раз пытался передать секретные документы и трижды посещал их гостиничные номера.

После вербовки в течение 6 месяцев он провел в Москве не менее 10 встреч с женой резидента МИ-6 Анной Чизхолм; причем все – в людных местах. Контрразведкой снова замечен не был.

Когда же, наконец, «наружка» КГБ зафиксирует тайные контакты полковника ГРУ с женой резидента, пройдет еще 10 месяцев, прежде чем Пеньковского арестуют. Хотя за это время он передаст противнику не менее 30 микропленок с совершенно секретной информацией, в том числе о советских ракетах на Кубе.

(Кстати, происхождение самих микропленок также вызывает большие вопросы, поскольку на оперативной работе Пеньковский больше не находился и доступа к каким-либо тайнам не имел; его откомандировали в Госкомитет по науке и технике).

В своих записях Серов продолжает эту эстафету странностей. Например, в 1962 году уже после того, как чекисты удостоверились в измене Пеньковского, его почему-то было решено отправить в командировку в США; причем руководители КГБ настойчиво убеждали Серова, что «крот» обязательно вернется домой.

Такое чувство, что Пеньковскому сознательно создавались все условия для шпионажа; он был точно заговоренный. Чекисты только что сами не пихали ему в карманы микропленки, подбивая на встречи с западными разведчиками. Хотя? Я лично ничему не удивлюсь…

Некоторое время назад мне уже приходилось анализировать и разбирать странности в деле Пеньковского, о чем я написал целый очерк.[746]746
  Хинштейн А. Подземелья Лубянки / Двойная жизнь Олега Пеньковского. М.: Олма Медиа Групп, 2008.


[Закрыть](Он публикуется в приложении к этой книге).

К сожалению, в тот момент дневники и записи Серова были еще упрятаны в тайнике. Все, что мне было доступно из его бумаг, лишь 3 жалобы в Комитет партийного контроля, не раскрывавшие, однако, полной картины событий.

Если в этих заявлениях экс-начальник ГРУ только допускал, что Пеньковский мог являться «подставой» КГБ, то в основных его записях утверждается уже недвусмысленно: «супершпион XX века» был агентом-двойником, через которого советская контрразведка «скармливала» Западу «нужную информацию».

Примечательно, что претензии к Серову по делу Пеньковского возникли не сразу. Полковник был задержан, как уже говорилось, в октябре 1962-го. Но только после Нового года, 10 января Серов готовит подробное объяснение в Президиум ЦК КПСС; очевидно, прежде – никаких вопросов перед ним не ставилось.

Впоследствии Хрущев напишет в мемуарах, что поначалу крови начальника ГРУ, действительно, не алкал. В обратном генсека убедил секретарь ЦК КПСС Фрол Козлов. Именно Козлов рассказал про лондонское турне Пеньковского с м-м и м-ль Серовыми, что и стало последней каплей; однако, следуя нашим дневникам, эта поездка была итогом оперативной комбинации – проще говоря, провокации КГБ.

В свою очередь, тогдашний председатель КГБ Владимир Семичастный, не скрывая, признает теперь, что тоже активно подливал масла в огонь: готовя итоговый доклад для Президиума ЦК, он включил туда и «напоминание о доле его <Серова> вины за выселение мирных народов… и внес предложение его наказать».[747]747
  Семичастный В. Е. Беспокойное сердце. М.: Вагриус, 2002. С. 239.


[Закрыть]

Так общими усилиями в глазах Хрущева формировался негативный образ бывшего соратника, разрывалась их многолетняя связь: несомненно, свою лепту в этот процесс внесли и Шелепин, и Миронов, и Брежнев с Сусловым.

Эти зерна ложились на благодатную почву. Серов был последним из руководителей сталинско-бериевского МВД, кто сохранился в обойме, пусть и на вторых теперь ролях. Все остальные его коллеги – даже те, кто пережил «дело Берии», – давно уже были уволены, лишены званий и партбилетов. Время железных прокураторов закончилось; у новой власти были новые вкусы.

Да, положа руку на сердце, Серова следовало наказать за предательство его подчиненного. Но произошедшее с ним больше похоже на расправу. В одночасье перечеркнутой оказалась вся жизнь. Вплоть до конца перестройки на его имени плотно будет лежать табу, оно не звучало отныне ни в печати, ни в мемуарах, ни в книгах.

Даже в многочисленных публикациях о Пеньковском советской поры про Серова нет и полунамека; в отличие от маршала Варенцова, которого хотя бы упоминали, как некоего «генерала В», благодушного ротозея, чьим расположением пользовался коварный шпион…

В архиве Серова сохранилось сразу несколько вариантов его записей, связанных с делом Пеньковского, каждая из которых дополняет друг друга. С тем, чтобы избежать повторов, мы взяли на себя смелость скомпоновать их в единый текст, который читается просто как детектив.

Для понимания добавим также, что в мае 1963 года Олег Пеньковский был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян.

Это известие дошло до Серова в Ташкенте, где он служил теперь на унизительной для его возраста и опыта должности: помощником командующего Туркестанским военным округом по учебным заведениям.

Через 2 года Серова уволят в запас по болезни, предварительно исключив из партии. До конца дней он будет добиваться своей реабилитации, доказывая, что дело Пеньковского было провокацией КГБ, и он не должен расплачиваться за нее геройской звездой; эти жалобы, заявления и апелляции составляют добрую часть его архива.

Увы, все было тщетно. Ворошить прошлое никто не хотел, и даже регулярная смена вождей не могла изменить эту несправедливость.

Остаток жизни бывший председатель КГБ, некогда всесильный генерал Серое проведет, в основном, на подмосковной даче в Архангельском, где в тиши сосен и будет писать эти мемуары…

Из записи № 1:

Хочу коротко изложить разыгранную провокаторами Шелепиным и Семичастным под руководством Брежнева подлую провокацию в отношении меня.

В начале 1963 года в ГРУ был выявлен предатель, бывший полковник ракетных войск, член партии, Пеньковский, он <же> агент КГБ.

В прошлом году мне начальник управления кадров Смоликов* доложил просьбу маршала артиллерии Варенцова о переводе в ГРУ Пеньковского, которого хорошо знает и рекомендует Варенцов[748]748
  Речь – о событиях 1959 г., когда главком артиллерии Варенцов инициировал восстановление Пеньковского в ГРУ, откуда тот был отчислен в 1957 г. из-за конфликта с резидентом в Турции. Пеньковский, действительно, был близок с маршалом Варенцовым, у которого в войну служил ординарцем. Вплоть до своею ареста он регулярно бывал у Варенцова дома, на службе. После увольнения из ГРУ в 1957 г. Варенцов также оказал ему протекцию, зачислив начальником курса в Академию ракетных войск.


[Закрыть].

Ознакомившись с личным делом и биографией Пеньковского, я написал резолюцию: «С такими данными принять в ГРУ не можем».

Вопреки моей отрицательной резолюции, заместитель начальника ГРУ генерал Рогов и Смоликов все же подписали приказ о его переводе в ГРУ.

Из записи № 2:

В начале 62 года мне начальник Управления особых отделов сказал, что за одним офицером, работающим в Комитете у т. Руднева* и Гвишиани*[749]749
  К. Руднев был председателем Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ при Совете Министров СССР. Д. Гвишиани – его заместителем.


[Закрыть] стали подозревать, что он очень любезен с англичанами. Я сказал: «Проследите и сообщите мне фамилию».

Через некоторое время мне сказали, что за ним пошли, но он сумел уйти, и наружное наблюдение не узнало, кто он. Я ещё упрекнул особиста в плохой работе н/н.

Затем удалось установить его фамилию. После этого я неоднократно нажимал на работников КГБ, чтобы они быстрее выяснили его поведение, так как держать подозрительного человека на работе нельзя.

Видя, что они с этим не торопятся, я посоветовал поставить за ним постоянную наружку, взять под контроль телефонные связи и т. д. Мне они потом сказали, что сделали.

Своим я никому об этом не говорил, так как знал, что разболтают.

Из записи № 3:

В апреле месяце на Главном военном совещании в Кремле Гуськов* (нач. Управления особых отделов) мне рассказал, что они установили подозрительное поведение Пеньковского, который дважды встречался с англичанами при подозрительных обстоятельствах…

Я сказал Гуськову, что учту это, и, придя с заседания, узнал, что этот Пеньковский – друг дома и большой приятель маршала артиллерии Варенцова и генерал-лейтенанта Блинова – адъютанта Малиновского.

Тогда мне стало ясно, почему Варенцов звонил мне в отношении устройства этого Пеньковского на работу (вернее, перевода из Ракетных войск в ГРУ).

Однако, вызвав Смоликова, не говоря ему о моих намерениях, я сказал, что о полковнике Пеньковском знают американцы, что он военный (на самом деле Пеньковский работал в Комитете по координации), поэтому перспектив для его дальнейшего использования нет… Откомандируйте его на курсы иноязыков или куда-нибудь из ГРУ в другое место.

Смоликов принял к исполнению мое указание и вызвал его на беседу. Пеньковский отказался идти в институт.

Через пару дней мне доложили решение комиссии ЦК по выездам, что в мае Пеньковскому разрешено выехать во Францию…[750]750
  Здесь и далее – описка: Пеньковскому был разрешен выезд не во Францию, а в США.


[Закрыть]

Я тут же позвонил Долуде* в ЦК и просил отменить это решение, не раскрывая сущности, а мотивируя тем же, т. е. что, мол, о нём, как о военном, узнали американцы.

Вот после этого и началось давление работников КГБ в защиту Пеньковского. Видимо, этот подлец был двойником, работая на американцев. И одновременно был сексотом у КГБ.

Приходит ко мне зам. начальника отдела КГБ и говорит: «Товарищ генерал, может быть, вы отмените своё решение не посылать Пеньковского во Францию? Мы бы там за ним понаблюдали и окончательно решили, подлец он или нет».

Я его спрашиваю: «А если убежит к противнику, то кто отвечать будет?» – «Мы постараемся, не убежит». Я решительно отверг этот вариант. Тогда этот особист говорит: «Тогда вы его к себе вызовите и в присутствии других скажите, что мы к вам никаких претензий не имеем. Смело работайте».

Я говорю: «А зачем это нужно?» Опять глупый ответ: «Для того, чтобы, если он предатель, то смело работал и не насторожился». Я сказал, что вызывать не буду и говорить не буду.

Тогда он, рассуждая сам с собой, говорит: «Мы всё-таки, чтобы его успокоить, пошлем записку, якобы на ваш запрос, что КГБ не возражает против выезда его во Францию». Я говорю: «Дело ваше».

Затем позвонил Гуськов с просьбой не откомандировывать его из ГРУ, с тем чтобы не сорвать его разработку. Я и тут не согласился, заявив, что если он подлец, так не надо давать ему возможность использовать пребывание в ГРУ для сбора материалов, хотя он к секретам и не допущен, но общение с сотрудниками кое-что даст. В общем, не договорились.

Через пару дней мне позвонил Грибанов, который также просил не переводить его из ГРУ. Я также не согласился с их мнением, тогда Грибанов говори т: «Мы написали записку по этому вопросу в ЦК, и у нас есть согласие секретариата». Я ответил, что такого решения не имею. Грибанов сказал, что ему поручил Владимир Ефимович Семичастный поговорить со мной, сообщить, <что> это указание ЦК.

Выходит, что человек будет продолжать заниматься шпионажем с ведома и благословения нас (КГБ, ГРУ и т. д.). Глупо! Но ничего не поделаешь. Я поинтересовался в ЦК, была ли такая записка из КГБ, мне ответили положительно.

Как теперь стало известно, этот подлец с апреля по 22 октября, т. е. полгода, собирал материалы, в том числе из военных журналов с грифом «Для служебного пользования», и тысячами кадров передавал американцам. Ну, это не великие секреты[751]751
  В действительности, согласно материалам дела, факт предательства О. Пеньковского был установлен уже в начале 1962 г.


[Закрыть].

Я не уверен, но мне кажется, что в какой-то момент ему пообещали сохранить жизнь, если он будет следовать всем указаниям, и он снимался для кинокартины КГБ, позировал, закладывал тайники, проводя встречи, и т. д.

Мне Грибанов рассказывал, что ему пообещали сохранить жизнь, когда он был уже арестован, видимо, с тем, чтобы всё рассказал, и, как рассказывали участвовавшие в процессе товарищи, на суде он вел себя нагло, уверенно, беспечно, не ожидая приговора о высшей мере наказания.

1. 2-й раз он смог попасть в ГРУ только после проверки в КГБ. Следовательно, он уже был их агентом-осведомителем, иначе они зарубили бы его по компрометирующим основаниям.

2. Он установил контакты по их поручению. Ещё в Москве сговорился с Винном и начал передавать документы[752]752
  Гревилл Винн – британский коммерсант, агент МИ-6, через которого разведка держала контакт с Пеньковским. Был арестован 2 ноября 1962 г., осужден но делу Пеньковского.


[Закрыть].

Американцы помогли проверить материалы и полностью его идентифицировать <и> установить.

3. В декабре 61-го его засекли[753]753
  В декабре 1961 г. сотрудники наружного наблюдения КГБ зафиксировали контакт О. Пеньковского с английской разведчицей.


[Закрыть].

4. Всё, что он передавал англичанам и американцам, можно разделить на две части: шпионские материалы, которые он добывал сам, и дезу.

Из записи № 2:

Видимо, он ещё со времени пребывании в Турции находился на связи с КГБ[754]754
  В 1955–1957 гг. Пеньковский служил в турецкой резидентуре ГРУ.


[Закрыть]. Я это понял на основании следующих данных: в ходе его «разработки» создавался кинофильм, где показывалось, как он закладывает <тайники>, проявляет снимки и т. д.

Приезжавший в Куйбышев инспектор КПК Климов у меня спросил: «Знали ли Пеньковского, когда он был в Турции и известен ли мне он, как агент КГБ?» Я ответил, что <сотрудников> было порядочно, и всех я не мог знать.

Кроме того, когда Вера Ивановна и Светлана летали с туристической поездкой в Лондон, то почему-то их посадили вместе с этим подлецом (видимо, работники КГБ).

Они же поручили ему подойти ко мне, когда я, проводив Веру Ивановну, стоял у окна. Он подошел, поздоровался и сказал, что тоже летит. Я подумал, это работник КГБ, и сказал ему «счастливого пути».

А в самолете он подсел к нашим и познакомился, в Лондоне пытался неоднократно навязываться к Светлане и т. д.[755]755
  Покойная ныне Светлана Серова рассказывала мне подробности этой провокации: в июле 1961 г., когда они с матерью вылетали в турпоездку в Лондон, их почему-то сняли с самолета и пересадили на другой рейс. В соседнем кресле оказался любезный мужчина, сразу же сообщивший, что он «служит у Ивана Александровича», и с ходу окруживший их неустанным вниманием. Уже в Лондоне он несколько раз заходил к ним, приглашал на прогулки. Супруга Серова сообщила куратору КГБ их тургруппы о назойливом джентльмене, но тот ничего предосудительного в его галантности не увидел. Подробнее – в моем очерке «Другая жизнь Олега Пеньковского».


[Закрыть]

Это всё было, очевидно, по заданию КГБ. До чего это бесчестно, низко и мерзко.

О том, что он был агентом КГБ, я спрашивал у работника особого отдела, который сказал, что «сейчас нет», тот же вопрос я задавал Гуськову, который ответил «кажется, нет». Но ясно, что это было вранье.

Ввиду того, что Пеньковский к секретам, о которых он расписывался на процессе, он по линии ГРУ <отношения> не имел, а только ходил в библиотеку и, вероятно, по заданию КГБ фотографировал сотни листов из «Военного вестника», несекретного журнала, это всё для того, чтобы фигурировать в процессе «сотнями кадров».

Я не знаю, что ему мог наболтать Варенцов, бывший его хорошим знакомым, посещавшим квартиру, но по линии ГРУ он мог выведать только некоторые секреты у болтунов типа Мамсурова, с которыми был в хороших отношениях.

В мае 62 года, видя, что затея КГБ с командированием в США не удалась, тогда ко мне пришел сотрудник особого отдела и просил меня «выступить на совещании и похвалить Пеньковского за хорошую работу и т. д., чтобы вселить у него уверенность, что его не подозревают».

Я с возмущением отверг эту болтовню и сказал, что нечего тянуть с его разработкой, а надо вызвать его и допросить, и у меня нет сомнений, что он должен признаться. Однако моего совета не послушались, так как у них замыслы были более широкие, т. е. скомпрометировать меня в ущерб государственным интересам и до октября 1962 г., т. е. 6 месяцев без всякой необходимости «разрабатывали» его, создавая условия для работы в пользу иностранной разведки, лишь бы выполнить задуманный план против меня. Мне это теперь стало ясно как день.

В тот период я не подозревал, что на это могут быть способны ответственные работники, Шелепин, Семичастный, Широков* и их руководители, но это оказалось так.

Они решили свести личные счеты со мной. Я считаю, что неумелыми действиями нанесено много вреда ГРУ, чего можно было бы избежать, если подойти к этому по-партийному, по-государственному.

Из записи № 1:

После ареста через некоторое время вызвали на допрос Варенцова, Рогова, Смоликова в КГБ. Я узнал об этом от Варенцова, когда <нас> вызвали в ЦК. И вот вместо того, чтобы <не> со мной разобраться, первым в ЦК вошел я. Там сидели Козлов Ф. Р., Брежнев и Шелепин.

Козлов сказал: «Мы в ЦК обсудили вопрос о Пеньковском и вынесли решение – лишить тебя звания Героя Советского Союза, снизить в воинском звании с генерала армии до генерал-майора и направить на работу в округ с понижением».

При этом Козлов добавил: «ЦК все проверил и ни к тебе, ни к твоей семье никаких политических претензий не имеется».

Я на это сказал, что звание Героя Советского Союза мне присвоено за участие в штурме Берлина, так при чем же это дело? На что Козлов ответил: «Ну, вот мы так решили».

Когда я вышел, ко мне подошел Варенцов и сказал: «Иван Александрович, во всем этом я виноват. Когда нас всех, – показал Рогова, Смоликова, – вызвали в КГБ, я и там сказал».

Я с тяжелым сердцем пошел домой, и тут провокаторы подсунули мне ЗИС. Шофер остановился и предложил довезти до дома.

Я спросил, чья машина, он ответил – Г. К. Жукова. Я поблагодарил и пошел дальше. Вот ведь подлецы, рассчитывали, что я с горя шоферу наговорю все подробности, а он передаст в КГБ.

В тот же день этот подлец Малиновский (бывший колчаковец)[756]756
  В записях Серова утверждается, что будущий маршал Советского Союза Родион Малиновский скрыл постыдный факт своей биографии: службу в 1920 г. в белогвардейской армии Колчака. «В конце 20-го года, – сообщает Серов, – Малиновский, видя, что Красная Армия теснит белых и вот-вот сбросит в море, решает перейти на сторону красных».


[Закрыть] приказал в 24 часа отправить <меня> в Ташкент на должность заместителя командующего войск округа по вузам. Всю ночь звонили и спрашивали, выехал ли я[757]757
  В итоге Серов был назначен даже не заместителем, а помощником командующего войсками ТуркВО по учебным заведениям.


[Закрыть]…

Эти подлецы отомстили мне за мою прямолинейность и честность. И, несмотря на тяжелые переживания, я мобилизовал волю и мужество и выехал к новому месту. Более двух лет я честно, без замечаний, работал, выезжал по городам округа, где были военные учебные заведения, и проводил соответствующую воспитательную работу…

Как мне рассказывал Малин, в 1963 году в Кремле были все члены Политбюро и в перерыве сидели около фонтанчика. Хрущев высказал мысль, что Серова мы чересчур жестоко наказали, он заслуживает снятия взысканий. Через некоторое время Хрущева убрали.

Перед днем Победы меня вызвали в КПК[758]758
  9 мая 1965 г.


[Закрыть] и объявили, что будут рассматривать вопрос о моем пребывании в партии. Туда же были вызваны работники ГРУ, бывшие мои подчиненные. Генерал Мамсуров (бывший мой заместитель) и другие генералы выступали и положительно обо мне отзывались, и заявляли, что основная вина ложится на Рогова и Смоликова, которые, вопреки решению Серова не принимать Пеньковского в ГРУ, подписали приказ о приеме предателя.

Председатель КПК Сердюк, видя такие выступления, объявил перерыв. В коридоре во время перерыва я слышал, как некоторые члены КПК уговаривали выступать против Серова.

После перерыва картина изменилась. Тот же Мамсуров выступил и говорил, что Серов был грубым, не считался с нами и т. д. Сердюк после таких выступлений внес предложение об исключении меня из партии.

Член КПК Петрова голосовала против исключения, заявив, что товарищ Серов был более 20 лет в составе ЦК партии и депутатом Верховного Совета СССР, имеет много заслуг перед Родиной и партией. И вот таким образом по указанию Брежнева за 2 года на меня наложили 4 тяжелейших взыскания, что является незаконным, как по воинскому уставу, где говорится, что за один проступок нельзя накладывать два взыскания. И вот в отместку за мое принципиальное отношение к работе так жестко наказали.

Через пару дней мне позвонил бывший адъютант Никитин и сказал, что его вызывали в КПК и потребовали дать на меня всякие нелепые и неправдивые показания, пригрозив при этом исключением из партии. Вот ведь какие бесчестные люди подобрались в аппарате ЦК. Попутно скажу о последующих преследованиях. Вопреки решению Правительства при увольнении ветеранов не откреплять от лечения в поликлиниках, меня немедленно открепили.

Переселили из квартиры, где я жил, в другой дом…

Организовали наружное наблюдение за мной, которое и сразу обнаружил, подошел к сотруднику КГБ, который за мной следил, и говорю: «Ну, что будем дальше делать, куда пойдем?» Он растерялся и говорит: «Не знаю». И ряд других подлостей.

Из выступления И. Серова на парткоме ГРУ 12 октября 1962 г.:

…Мы должны учесть наши недостатки в изучении людей. Нам очень неприятно, что в наших рядах оказался предатель. Но это не значит, что мы должны опустить руки и бездействовать. Мы должны усилить бдительность, особенно к людям, проявляющим неположенный по должности интерес, и не допускать впредь в наши ряды предателей.

У нас ежедневно сотня офицеров общаются с иностранцами по должности, поэтому бдительность везде нужно соблюдать. Но нельзя допускать ненужной подозрительности, которую некоторые могут использовать и для сведения личных неприязненных отношений. Партбюро должно в этом отношении тщательно следить и одергивать таких сотрудников.

В пятницу в КГБ проходило совещание, где зам. председателя Банников* приводил примеры нездоровых явлений, когда сотрудники начали говорить друг на друга, кто общался с Пеньковским.

Он разъяснил им, что Пеньковский был такой пройдоха, что ко всем лез, потом бравировал знакомством с начальниками из КГБ.

Конечно, и сотрудники КГБ не могли сразу распознать предателя. Поэтому надо подходить тут принципиально, по-партийному, если что-нибудь заметили за сотрудником нечестное, надо не шептаться в кулуарах, а пойти к начальнику или секретарю парторганизации и сказать, после чего тщательно разобраться и объективно решить вопрос.

И об этом решении сказать заявителю, так и тому, на кого заявили.

В данном случае Пеньковский нанес нам ущерб:

а) он назвал офицеров, с кем учился в Военно-Дипломатической Академии, а также с кем служил. А они находятся за кордоном на официальных должностях. Этих мы предупредим, и вас.

б) Он назвал 3 человек, которые за границей имели на связи доверенных лиц по образцам. Это уже хуже.

в) Пеньковский ни одного нашего агента не знал, так как не был допущен к оперативной работе, а каких-либо поручений из Управления он не получал.

Что мы сейчас сделали:

1. Приняли меры предосторожности за границей, а Военных Атташе ориентировали об этом.

2. С руководящим составом Управлений, а в Управлениях со служебным и партактивом провели совещания с разъяснениями этого случая.

3. Всем нам необходимо повысить ответственность начальникам Управлений и особенно кадров по проверке и отбору наиболее проверенных и достойных для закордонной работы, улучшить партийно-воспитательную работу и изучение людей, удвоить энергию по выполнению возложенных на нас задач.

Во всех партийных организациях Управлений необходимо ещё раз разъяснить этот позорный случай, повысить требования по соблюдению военной тайны, по повышению ответственности за выполнение поставленных задач с учетом усложнившейся обстановки в смысле контрразведки в основных странах.

Сейчас они передают по радио, правда, это давно начали, примерно с 47 г. разоблачительные статьи по делу Лонгсдейла (из КГБ), Воссела[759]759
  Речь, похоже, о Д. Вассале, агенте ПГУ КГБ в Британском Адмиралтействе, разоблаченном в 1962 г.


[Закрыть], Сташинского и других, изображая, что СССР наводняет шпионами их страны.

Из объяснений Серова в КПК при ЦК КПСС от февраля 1964 г.:

По вопросу перевода предатели Пеньковского из Артиллерийской Академии в ГРУ я хорошо помню следующее.

Примерно месяца через три после моего назначения в ГРУ ко мне обратился начальник Управления т. Ляхтеров* и просил разрешения принять на работу в его Управление бывшего разведчика, хорошо знающего иностранный язык, заканчивающего Ракетные курсы Артиллерийской Академии.

При этом он добавил, что он его знает, а также дают положительную характеристику офицеры Управления Засорин* и другие.

Я ответил Ляхтерову, что надо посмотреть личное дело, а затем уже рассматривать этот вопрос.

Через несколько дней Ляхтеров и, возможно, начальник Управления кадров т. Смоликов зашли ко мне с материалами.

Просматривая личное дело, я прочел последнюю аттестацию на Пеньковского, где была отрицательная аттестация, оставленная Военным атташе[760]760
  Отрицательная аттестация на Пеньковского по итогам его работы в турецкой резидентуре ГРУ была составлена военным атташе Рубенко (настоящая фамилия – Савченко*), конфликт с которым и привел к досрочному отзыву домой и отчислению из военной разведки будущего предателя.


[Закрыть]. Я упрекнул в несерьезном подходе к предложению и сказал, что такого принимать нельзя. Мне на это Лятеров ответил, что сам Военный Атташе оказался нечистоплотным и за неправильное поведение уволен в запас.

На справке, которая лежала передо мной, я написал, как теперь уже ясно, непродуманную резолюцию: «Не изменив содержания аттестации, данной Руденко, невозможно использовать в разведке».

Какой смысл я вкладывал в это решение: за прошедшие 3–4 года с тех пор, как написана аттестация, человек мог измениться, устранить недостатки, тем более что он продолжал служить в Советской Армии и учиться на ракетных курсах, куда не всякого офицера допускают. Поэтому при очередной аттестации изменится и содержание аттестации.

Я был уверен, что Ляхтеров и Смоликов так это и поняли, потому что, прослужив по 40 лет к тому времени в Армии, сами десятки раз составляли аттестации. Они также отлично знали, что никто не может изменить утвержденную аттестацию на офицера, кроме начальников, ее подписавших. И наконец, они знали, что начальник, у которого офицер прослужил менее 1/2 года, не имеет права его аттестовать.

Поэтому распущенный слух, что якобы мою резолюцию подчиненные поняли как намек на ее переделку, не состоятелен и является злостным вымыслом.

Через некоторое время мне позвонил Варенцов, очевидно, после того как ему стало известно о моем отрицательном отношении к приему Пеньковского.

Варенцов начал расхваливать Пеньковского, что он его знает десятки лет с хорошей стороны, что он воевал. Я возразил Варенцеву, указав, что на него плохая аттестация Военного Атташе. Он на это сказал, что он сейчас кончает ракетные курсы и имеет блестящую характеристику и просил ещё раз рассмотреть этот вопрос.

Я дал Указание Смоликову проверить и собрать все материалы. Он в конце разговора сказал, что ему также звонил Варенцов.

В дальнейшем ещё раз т. Смоликов приходил с документами и справкой на Пеньковского, из которых было видно, что он уволен приказом начальника Ген. Штаба, и тогда сказал Смоликову, <что> я по-прежнему не согласен…

Через несколько дней, встретив меня, Варенцов вновь расхваливал Пеньковского, на что я ответил, что больше добавить ничего не могу к тому, что сказал. Я считал, что на этом вопрос закончен.

Никому из подчиненных я не давал указаний ни о приеме Пеньковского в ГРУ, ни о переделке его аттестации. Это подтверждается документами: приказом о зачислении, подписанным т. Роговым, и аттестацией, подписанной т. Ляхтеровым и утвержденной т. Роговым.

Оба эти документа составлены с нарушениями существующего порядка в армии по аттестованию и оформлению приказов.

За это нарушение должны отвечать товарищи, допустившие его, но вместе с этим – я, как руководитель Главного Управления, доверчиво относившийся к этим товарищам, и не контролировал в должной мере их действия.

О том, что Пеньковский принят и работает в ГРУ, я узнал через несколько месяцев, когда увидел его фамилию в числе офицеров, выделенных для обслуживания выставки в Москве.

Я спросил у нач-ка отдела т. Рогова, откуда взялся Пеньковский, на что мне т. Рогов ответил, что кадры разбирались с ним и т. Роговым (зам. нач. ГРУ), подписан приказ о назначении…

…Показания на допросе предателя Пеньковского о том, что он якобы жене и дочери оказывал мелкие услуги и «покупал сувенирчики», является клеветой. Я вновь подтверждаю свое объяснение по этому вопросу, доложенное ЦК КПСС.

Впервые я предателя Пеньковского увидел на Шереметьевском аэродроме летом 61 года.

Простившись с женой и дочерью, улетавшими с туристической группой в Лондон, я встал у окна около пропускного пункта. Ко мне подошел незнакомец и, поздоровавшись, сказал, что он тоже летит в Лондон. Я подумал, что это сотрудник КГБ, знающий меня.

Никаких поручений я ему не давал, как он показал, потому что: во-первых, я не знал, кто он такой, во-вторых – в этом не было необходимости, так как накануне я попросил начальника Управления т. Соколова предупредить военного атташе т. Ефимова*, что если жена обратится к нему за помощью, <надо> оказать ей содействие. Это я сделал, потому что у дочки бывают приступы в животе и может потребоваться врач.

Далее, если бы предатель в Лондоне установил нормальное знакомство с женой и дочерью, то ему не понадобилось бы добывать домашний адрес семьи и телефона через порученца, как он об этом показал.

Поэтому я отвергаю эту клевету предателя на жену и дочь и не сомневаюсь в их честности и преданности Родине.

Из тезисов к выступлению И. Серова на заседании Комитета партийного контроля при ЦК КПСС в мае 1965 г.:

Мне хочется Партийной Комиссии высказать ряд своих соображений, из которых вытекает, что предателю слишком долго давали возможность заниматься подлым делом на глазах у контрразведчиков.