Текст книги "Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти"

Автор книги: Александр Хинштейн

Соавторы: Иван Серов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 67 страниц)

Арест Берии

Сегодня, во второй половине дня позвонил Суханов – это помощник Маленкова – и говорит: «Вас вызывают на президиум ЦК к 4 часам». – «Хорошо»…

В приемной встретили командующего МВО генерала Москаленко*, командующего ПВО Батицкого*, Баксова* (с последним мы учились в академии). Поговорили, я спросил Батицкого: «Чего нас вызвали?» Он говорит: «Не знаю».

Затем минут через 10 нас с Кругловым вызвали в зал заседаний. Поздоровались. Председательствовал Хрущев, который говорит, что президиум решил задержать, а вернее арестовать Берия, ввиду того, что он себя неправильно повел, и мы все, члены президиума, решили это сделать. Об этом сейчас сказали ему на заседании, он просил прощения, но мы уверены, что он не исправится, и решили арестовать[463]463
  Л. Берии был задержан 26 июни 1953 г. в ходе заседания Президиума ЦК КПСС примерно в 13 часов. Таким образом, когда Серов с Кругловым приехали в Кремль, их министр уже несколько часов находился под конвоем армейских генералов.


[Закрыть].

Далее Хрущев спрашивает нас: «Правильно?» Я подумал и говорю: «Президиуму ЦК виднее, раз так решили, значит правильно». Круглов промолчал. Тогда Маленков говорит: «Мы подумали, вам сразу трудно сориентироваться, но мы убедились в правильности этого решения».

Затем т. Хрущев говорит: «Вот мы решили назначить Министром внутренних дел т. Круглова, а т. Серова заместителем по работе органов Госбезопасности, а потом мы еще раз обсудим, так как не знаем еще, как назвать органы Госбезопасности. А сейчас вы приступайте к работе, а т. Серов пусть займется только вопросами Госбезопасности».

Ну, мы вытянулись и говорим: «Все ясно». Далее т. Маленков спрашивает у меня, что надо сделать для того, чтобы помощники Берия не натворили дел, и кто они, мы не знаем.

«Вот вы сейчас составьте список приближенных Берия, и мы вам санкционируем их арест или задержание, а потом вы разберетесь, доложите нам, и решим, как быть дальше».

Мы вышли. Круглов смотрит на меня, охает, а я как-то спокойно это принял. Возможно, я был более подготовлен к тому, что Берия вел себя чересчур вызывающе, самоуверенно, но Круглов не ожидал этого подвоха.

Мы составили список в приемной, не выходя из Кремля. В списке назвали ближайших помощников и подхалимов Берия, опасных в смысле авантюрных действий. Вошли в зал и зачитали список, он был небольшой. В числе них были Кобулов, Мешик, а также Гоглидзе и Кобулова брат, которые находились в Германии, в Берлине, их послал Берия в связи с имевшим место там возмущением против ГДР немецких молодчиков[464]464
  Выступления рабочих, охватившие ГДР в июне 1953 г., по своим масштабам вполне могут быть названы восстанием. Рабочие выдвигали как экономические требования (отмена повышения норм выработки, снижение цен), так и политические (смена руководства страны, свободные выборы, гражданские свободы). Акции протеста были жестоко подавлены советскими войсками с помощью танков.
  Комиссия по расследованию событий, руководимая новым начальником 3-го управления МВД СССР (военная контрразведка) С. Гоглидзе, заседала в том самом здании в Карлхорсте, где был подписан акт о капитуляции Германии. Она так и не смогла выполнить поручение Берии и найти следы подготовки мятежа западными спецслужбами, хотя для активизации её работы Берия лично летал в Берлин. Отсутствие в Москве преданных Берии Гоглидзе и А. Кобулова, несомненно, облегчило задачу его низложения.


[Закрыть].

Мне Хрущев сказал: «Их арест вы вместе с генеральным прокурором Руденко оформите, как нужно. Соколовскому[465]465
  Бывший главком ГСОВГ, начальник Генштаба ВС СССР маршал Соколовский в описываемый период находился в Берлине, куда был направлен для руководства военной операцией по подавлению мятежа и наведению порядка.


[Закрыть] сошлитесь на решение Президиума об аресте Кобулова и Гоглидзе и проследите за выполнением сами. Охрану Берия надо обезоружить». Я сказал: «Будет сделано».

Вышли оттуда, я Круглову говорю: «Ты поезжай в Министерство и там находись, я буду все делать и тебе звонить туда». Тот охотно согласился.

Оставшись в Кремле, я вызвал коменданта генерал-майора Спиридонова (Н. К. Спиридонов в это время был уже генерал-лейтенантом. – Прим. ред.). И сказал: «Берия арестован», тот изумился. Я Спиридонову верил, вместе учились в академии, и он критически относился к абакумовскому МГБ.

Пошли вместе со Спиридоновым в кабинет Берия. Там сидел Муханов, секретарь. Я Спиридонову говорю: «Ты сиди в приемной, я зайду в кабинет и обрежу телефонные провода кремлевки и ЦК». Так и сделал.

Затем, выйдя в приемную, сказал Муханову: «Идите домой». Тот что-то сообразил: «А как хозяин, не придет?» Я говорю: «Не придет больше», тогда он понял и стал собираться.

Я проинструктировал Спиридонова и зашел в приемную Политбюро. Мне Суханов рассказал все это мероприятие по аресту Берия – это было так.

Члены Президиума с 14 часов собрались на заседание. Все пришли раньше на полчаса, как условились, а когда пришел Берия, начали его разбирать. Жуков Г. К. также был. Затем сказали Берия, что все члены Президиума согласны с тем, чтобы тебя отстранить и вывести из Президиума ЦК.

Берия сначала сопротивлялся, потом умолял, что он понял свои недостатки, обещал исправиться, но ему не поверили. Затем сказали Жукову Г. К., чтобы он взял Берию и держал его в соседней комнате. Жуков сразу строгим голосом сказал: «Ну, пошли, Берия» и, взяв его за руку, повел.

На другой день мне Жуков говорил, что он, придя в комнату, как ты сказал, ножом срезал у Берии пуговицы на штанах и заставил сидеть смирно. Тот подчинился.

Суханов также сказал, что на Президиуме было решено немедленно убрать из генштаба армии Штеменко, который является агентом Берии. Его разжаловали в генерал-лейтенанты и в тот же день отправили в один из сибирских округов на небольшую работу.

Пока мы разговаривали с Сухановым, в кабинет позвали Москаленко – командующего МВО, генерал-полковника, Батицкого – генерал-лейтенанта, командующего ПВО, и Боканова* заместителя командующего, и сказали им, чтобы арестованного Берию отвезли на гарнизонную гауптвахту и держали под строгой охраной. Через несколько минут они все вывели Берию, и я видел, как он держал одной рукой штаны.

Приехал я в министерство. Я вызвал наиболее преданных партии товарищей, которых я хорошо знал, в том числе Добрынин и Труше… <нрзб>. Распределил, кто за кем из подлежащих аресту должен ехать на квартиру, так как время уже было около 8 часов вечера, арестованных привезти сюда, разместив их по камерам. Сам же созвонился с Соколовским и передал <информацию> об аресте Берии и рассказал, как надо задержать Гоглидзе и Кобулова. При этом сослаться на решение ЦК.

Соколовский начал возражать, что он этого не сумеет сделать. «Приезжай сам, я не знаю как». Пришлось кропотливо рассказать, как разоружить их и задержать у него в кабинете, куда их надо вызвать. Он ответил: «Ну, кажется, понял». Я говорю: «Действуй, Василий Данилович, а мне сразу позвони, а завтра самолетом, под конвоем отправь их в Москву в мое распоряжение».

Затем предупредил телефонисток ВЧ и кремлевской АТС, чтобы с квартирой Берии никого не соединяли, а также с Берлином, кроме Хрущева и Молотова. Через час стали приводить арестованных, и с этим в течение 1,5 часа справились.

Около 11 часов утра мне позвонил Соколовский и сказал, что все сделал, как я рассказал.

Ночь «спали» в министерстве, за это время и поодиночке разоружал бериевскую охрану. Вначале полковника Саркисова, затем полковника Надарая*, а потом уже остальных. Саркисов вел себя нормально, а когда у Надарая я стал забирать револьвер, он ухватил мою руку и говорит: «Не отдам», но в это же время смотрит мне в глаза, мол, как быть?

Я знал, что он ко мне всегда с уважением относился, и нередко, когда я спрашивал: «Как живешь?», то он махал рукой и показывал вид, что недоволен своей работой, а иногда у него и проскальзывало это настроение в разговорах со мной, а как только кто появлялся, он прекращал разговор.

Я ему строго сказал: «Надарай, слушайся меня. Берия арестован, если сделаешь какую глупость, будет хуже». Он потихоньку стал разжимать руку, и я взял револьвер. Когда я стал его ощупывать сзади, а там, в кармане был «Вальтер», он опять меня схватил, но тут я уже резко выдернул у него револьвер. Затем спокойно с ним поговорил, чтобы он, как горячий грузин, не кипятился, и отправил его под охрану в комнату. В дальнейшем я их всех распустил по домам. Вот примерно так всю ночь и возились.

Морока была, когда я послал снять наружную охрану, стоявшую на улице, у особняка Берии[466]466
  Речь идет об особняке на ул. Качалова (ныне – Малая Никитская), 28, где жил Берия с семьей.


[Закрыть]. Один <постовой> ушел, а другой ни в какую не захотел. Тогда я приказал предупредить его, что если он сейчас же не уйдет домой, то мы его посадим в тюрьму, и он ушел.

На следующий день пошли непрерывные звонки любопытных министров и других руководящих товарищей, с которыми мы были в хороших отношениях.

Часов в 15 нас с Кругловым вызвали в ЦК и сказали, чтобы мы приготовились и ехали допрашивать Берия в тюрьму, вернее, на гарнизонную гауптвахту, где он сидел. Нам Хрущев и Маленков подсказали ряд важных вопросов его автобиографии, а также выяснить, что он затевал с правительством.

Вернулись в кабинет к Круглову, а тот и заволновался: «А как мы будем смотреть ему в глаза? А что мы будем его спрашивать? А если он нас пошлет подальше?»

Вижу, что толку никакого не будет, я ему говорю: «Я составлю вопросник и буду сам допрашивать, а ты сиди и молчи». Тот согласился. Когда я пошел из кабинета, он не пускает: «Пиши тут». Полная растерянность. Я ему сказал, что буду составлять у себя, и ушел[467]467
  Зять Хрущева А. Аджубей высоко оценивал вклад Серова в свержение Берии: «Серов сдержал слово, и бериевских сторонников в МГБ изолировали. Оставляю в стороне мотивы, по которым он это делал, во всяком случае, важная часть рискованной операции была им выполнена». (Аджубей А. И. Те десять лет. М., 1989. Публикация в Интернете: http://www.libros.am/book/read/id/180897/slug/te-desyat-let).


[Закрыть].

В 17:00 позвонили Москаленко, командующему MB О, в ведении которого была охрана Берия, и сказали, что едем допрашивать. Выехали, Круглов всю дорогу охал.

Приехали, там уже был Москаленко. Вошли в подземелье, там было несколько камер для пьяных буянов. Начали разговаривать, затем я говорю: «Ну, пошли». Только вошли в камеру, Берия сидел и хмуро глядел на нас.

В это время раздался звонок. Я подошел, мне Суханов передал, что т. Маленков и Хрущев вызывают вас обоих к себе. Они находятся в Большом театре на опере. Мы поехали обратно. Круглов доволен, а у меня неприятное чувство, почему не дали допросить.

В Большом театре, когда мы вошли, члены президиума сидели за кулисами, так как был антракт. Стол накрыт.

Выпили за наше здоровье, пригласили посмотреть оперу, я отказался, так как знал, что не для оперы вызвали, а затем они сказали: «Мы подумали и решили, что лучше будет, если следствие поведет генеральный прокурор Руденко, а потом мы создадим судебную комиссию».

Мы согласились, попрощавшись, поехали в МВД. Круглов радовался, а я ему сказал: «Видимо, Москаленко позвонил и внес предложение, чтобы допрашивал Руденко».

Как я потом узнал, так оно и было. Москаленко, как его характеризовали военные сослуживцы, очень мнительный человек, кругом всех подозревает, на войне, говорят, на подчиненных кричал «шпион», в общем, своеобразный человек, поэтому он мог заподозрить нас как верных людей Берии[468]468
  Приезд 27 июня 1953 г. Серова с Кругловым на гарнизонную гауптвахту для допроса содержавшегося там Берии вызвал беспокойство командующего войсками МВО и одного из организаторов «акции» К. Москаленко. «Я почувствовал себя неудобно, так как обвинялся их начальник, и вдруг его заместители будут вести следствие, – вспоминал Москаленко позднее. – Тогда я потребовал, чтобы на допросе присутствовали вместе со мной т. Батицкий и т. Гетман. Серов и Круглов категорически и наотрез отказались от такого предложения. Долго мы спорили и ни к чему не пришли».
  Москаленко предложил генералам вынести вопрос на суд партийного руководства: Хрущева с Маленковым. В тот момент оба они вместе с другими членами Президиума ЦК как раз культурно обогащались на премьере в Большом театре. Там, во время антракта, когда стороны изложили свои позиции, было решено передать следствие генпрокурору Роману Руденко, а самого Берию этапировать в бункер во дворе штаба МВО, под более надежную охрану.
  Кстати, вопреки словам Серова, Москаленко в своих воспоминаниях утверждал, что не пропустил их с Кругловым в камеру к Берии. Верится в это с трудом. (Берия. Конец карьеры. М.: Политиздат, 1991. С. 287–288.).


[Закрыть].

Ну, да неважно, только мне хотелось бы припомнить Берии все унижения, которые он отпускал людям, и оскорбительные эпитеты, в том числе <по отношению> ко мне[469]469
  Судя по многочисленным свидетельствам, Берия действительно вел себя с подчиненными весьма грубо и хамски. Его бывший помощник Б. Людвигов показывал на допросе: «Берия после марта 1953 года совсем распоясался. Не сдерживая себя, он оскорблял не только своих помощников, но и многих руководящих работников: Серова, Круглова, Стаханова и других, бесцеремонно обзывая их всякими словами». (Дело Берия. Приговор обжалованию не подлежит. М.: Демократия, 2012. С. 25.).


[Закрыть].

Ну, правда, не это главное. Важно разоблачить его работу в мусаватистской разведке, где он служил якобы по поручению Закавказской чека и одновременно работал на мусаватистов[470]470
  В постановлении Президиума ЦК КПСС по делу Берия от 10 декабря 1953 г. говорилось: «Как установлено теперь следствием, Берия завязал связи с иностранными разведками еще в период гражданской войны. В 1919 году Берия, находясь в Баку, совершил предательство, поступив на секретно-агентурную должность в разведку контрреволюционного мусаватистского правительства в Азербайджане, действовавшую под контролем английских разведывательных органов». (Лаврентий Берия. 1953. Документы, М.: Демократия. 1999. С. 384.).


[Закрыть].

Через несколько дней нас с Руденко (генеральный прокурор) вызвали на заседание президиума ЦК и поручили разобрать в особом архиве ЦК все документы, касающиеся Берия и взаимоотношений со Сталиным. Особый архив ЦК находится в полуподвальном помещении Кремля. Вот мы недели две ходили туда на весь день, чтобы разбираться с документами, а вечером до 12 ночи работали в Министерстве.

С первых же дней, как мы приступили, у меня появилось чувство гадливости к тому, что я увидел. Я уже не говорю, что Берия был депутатом Верховных Советов всех союзных республик и многих областей… <нрзб> секр. ЦК – моему дорогому, любимому и т. д.

К чему было это делать? Ведь он за 15 лет работы в Москве никуда ни разу не выезжал, никого не видел, и его никто не знал на периферии в лицо, кроме как из газет и портретов. Зачем было это делать? Разве так завоевывают популярность, в принудительном порядке.

Много было книжек авторов с благодарственной надписью. Тут же мы познакомились с т. н. «интимной» жизнью членов Политбюро, которые день и ночь выслуживались перед Сталиным, готовые утопить друг друга, или проявляли большую преданность, чем другие. Все это было изложено записками в адрес Сталина.

Например, в 1938 г. Каганович пишет Сталину <донос> на 120 железнодорожников (Каганович был тогда нарком путей сообщения), которых считает подозрительными, и просит разрешения их арестовать. На этом списке резолюция Сталина «согласен» и далее Молотов «правильно», Микоян «поддерживаю», Маленков – «немедленно арестовать и расстрелять», Ворошилов, Андреев* и другие – «за», «за» и т. д.

Но ведь это черт знает что! И все 120 человек были арестованы и, вероятно, расстреляны. Там же записка секретарю Политбюро от НКПС Дудорова, где он пишет Кагановичу, что такие товарищи ведут себя подозрительно, а Дудоров полагает, что это враги народа и надо их арестовать. Этот идиот, тупица тоже решил идти в ногу с Кагановичем. Вот подлец!

Или еще. Берия пишет короткую записку Сталину, что на 1939 год надо дать задание Грузии выработать: вина – столько-то, коньяка – столько-то, винограда и т. д. Сталин пишет – «за», Молотов, Ворошилов, Каганович и другие – «одобряем, поддерживаем» и т. д.

Спрашивается, где Госплан, который должен по согласованию с Грузией дать реальный план. Это же не планирование, а безобразие.

Разобрали много подлейших записок Ежова – члена Политбюро, секретаря ЦК, наркома внутренних дел СССР, где он ставит вопрос об аресте ряда руководящих деятелей краев и областей. Все члены Политбюро штампуют «одобряем, поддерживаем».

Когда читаешь эти записки, то волосы становятся дыбом, как могли так подло поступать руководители страны в отношении своих же товарищей, с которыми годами работали вместе.

<Были> записки с Украины за подписью Хрущева такого же характера, видимо, шел в ногу и не хотел отставать. Он пишет всякие гадости о <Косиоре>, Постышеве и других. Такие же записки из Ленинграда от Жданова, что кругом враги, что он борется и просит его поддержать.

Нет, я больше не могу писать, нервы не выдерживают. Как можно менять свою совесть за мнительность Сталина. Один сходит с ума, и все его поддерживают, Нельзя так. Нельзя. Ведь они должны знать, что наш народ доверяет им, что они непререкаемый авторитет для страны, а они так себя вели. Плохо! Не могу больше писать…

Руденко, когда уже разбор подходил к концу, сказал мне откровенно: «Честно говоря, я думал, что ты, Иван Александрович, был близок к Берии, а теперь убедился, что нет».

Особенно <это стало очевидно>, когда мы в конце нашли записку, написанную Берия в адрес Сталина в 1947 году о назначении Круглова министром внутренних дел. Из записки было видно, что Сталин назвал мою фамилию, Серова, на должность, а Берия всячески расхваливая Круглова, настаивал на назначении Круглова, и в то же время боялся перед Сталиным сказать обо мне плохое.

Ну, может быть, и хорошо, что я не был назначен, Ведь и никогда за должностью не гонялся. Что поручают, то и делаю.

Закончили разбор документов. Составили опись, доложили в ЦК, а затем сожгли, что не нужно, причем это делали вдвоем, и опять все наши предложения и исполнения утвердили в ЦК[471]471
  В ходе ревизии архивов Берии и общего отдела ЦК КПСС было сожжено огромное число материалов наблюдения за партийно-советской элитой: Маленковым, Сусловым, Ворошиловым, Булганиным, Калининым, Шверником, Г. Димитровым, В. Пиком и др. Среди уничтоженных бумаг – и 261 страница «разной переписки» о Хрущеве. (Петров Н. Первый председатель КГБ Иван Серов М.: Материк, 2005. С. 157.).


[Закрыть].

«Серов ведет себя по-партийному»

Прошел Пленум ЦК довольно дружно, все «активно» выступали и поддерживали решение об аресте Берия и его приспешников, в том числе и те, кто перед ним подхалимствовал. О нас с Кругловым говорили неплохо, в том числе и Хрущев[472]472
  Пленум ЦК КПСС, гневно осудивший «шпиона и изменника» Берию, проходил 2–7 июля 1953 г.


[Закрыть].

Когда Хрущев сказал, что Серов себя ведет по-партийному, все захлопали. О чекистах сказали: «Надо разобраться, а тех, кто активничал при Берия (а про Ежова не сказали), убрать из органов».

Меня удивило только одно. Ряд руководящих товарищей, Завенягин, Засядько, Задемидченко, <нрзб> Кожевников*, министры, которыми руководил Берия и которые смотрели на Берия, как на бога, выступали на Пленуме и лепетали, что он их угнетал, в то время как я на себе не раз испытывал, когда Берия, их защищая, ругал меня и тех, кто «обидел» этих сподвижников Берия.

Мне было стыдно за выступления Завенягина, Ванникова и других. Ведь Берия их представлял к дважды Герою Социалистического Труда, а Ванникова трижды. Это называется обличение. Противно на таких людей смотреть, и эти люди сейчас перестроились и опять пойдут в гору.

Завенягин уже назначен министром среднего машиностроения. Я бы так не мог поступить, чего бы мне ни стоило. У меня в три раза было больше оснований рассказать, как Берия меня гонял во все трудные места, даже связанные с риском для здоровья, а иногда и <для> жизни, а Кобулова держал под рукой, и тот пузо отращивал, но мне казалось нескромным выставлять себя в таких случаях.

Выступил секретарь Киевского горкома Сердюк* с исторической речью и кричал: «Возле меня ходил Мешик (нарком МВД), он меня мог бы арестовать». Потом все смеялись в перерыв: «За что бы Мешик Сердюка мог арестовать? Никто не знает, в том числе и Сердюк». Конечно, такие выступления бестолковы[473]473
  В своем эмоциональном выступлении на утреннем заседании Пленума ЦК КПСС 3 июля 1953 г. 1-й секретарь Львовского, бывший 1-й секретарь Киевского обкома КП(б)У Т. Сердюк, действительно, неоднократно повторял, что назначенец Берии, шеф МВД Украины Мешик мог без труда его арестовать. Особое оживление в зале вызнал пересказ Сердюком беседы с женой: «Я говорю жене со слезами – знаешь, что может случиться, могут меня арестовать… И вот она мнe звонит сегодня утром, я вчера не успел позвонить ей. И вот я расплакался. Она не знает, арестовали меня или нет…». (Лаврентий Берия. 1953. Документы. М.: Демократия, 1999. С. 120–121.).


[Закрыть].

В общем, включились в работу в новых условиях. Как-то свободнее стало дышать…Не боишься провокации или какого-нибудь подвоха, что практиковалось при Берии и Абакумове.

Освобождение генералов

Подготовили вместе с Руденко записку в ЦК с предложением освободить из тюрьмы более 70 генералов, в том числе Телегина, бывшего члена Центральной ставки 1-го Белорусского фронта, Крюкова* – командира Кавказской бригады и других.

Предварительно я сходил в камеры к некоторым знакомым генералам и поговорил с ними. Когда я здоровался и подавал руку, то они не знали, как себя вести. Были удивлены, что генерал-полковник, Герой Советского Союза Серов подает руку заключенному. Заходил к Телегину, тот тоже смутился и не знал, как себя вести.

Через несколько дней наше предложение с Руденко в ЦК было принято об освобождении всех генералов, посаженных Абакумовым, Игнатьевым и Епишевым, и восстановили в воинских званиях[474]474
  13 июля 1953 г. Президиум ЦК КПСС распорядился выпустить на свободу 54 генералов Советской Армии, МВД и МГБ. 51 из них были полностью реабилитированы и восстановлены в наградах и званиях: в том числе и военачальники из окружения маршала Жукова – генерал-лейтенанты Константин Телегин и Владимир Крюков. Тогда же освободили и жену последнего – певицу Лидию Русланову. Тем же постановлением Президиума ЦК были реабилитированы и генералы МВД Бежанов, Сиднев и Клепов, павшие жертвами в войне Абакумова против Серова.
  Уже после отставки Серов напишет в КПК, что в обшей сложности по их инициативе с генпрокурором Руденко «87 генералов были освобождены, а дела на них прекращены».


[Закрыть].

Я приказал начальнику тюрьмы проследить, чтобы одеты были нормально, а если нужно, то послать домой за одеждой, чтобы явились по-настоящему.

Через несколько дней позвонил Телегин и просил принять его. Я затребовал следственное дело на него и там увидел показания Телегина о том, что Жуков и Серов заговорщики против Сталина. Вот ведь какой подлец[475]475
  После ареста 24 января 1948 г. бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта и ГСОВГ генерал-лейтенант Константин Телегин вынужденно дал показания против Жукова. В частности, он подписал протокол с обвинениями маршала в подготовке заговора, масштабном мародерстве и вывозе из Германии ценностей, машин, мебели, драгоценностей и т. п. Относительно Серова арестованный показал, что тот полностью потворствовал Жукову и являлся его «человеком».


[Закрыть].

По пути посмотрел список изъятых у него вещей на 3 страницах, где были перечислены сотни метров шерсти, 12 аккордеонов, десятки наименований одежды, мехов, обуви и т. д. Я был удивлен: член центральной ставки фронта, партийный работник – и так наворовал. Мы в Германии получали по 10–12 тысяч марок в месяц, но столько накупить было невозможно[476]476
  Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР генералу Телегину было вменено то, что он «…в 1944–1946 гг. расхищал и присваивал в крупных размерах трофейные ценности и имущество, подлежащие сдаче государству, которые он из-за границы вывез в Москву… При обыске у Телегина изъято 16 кг изделий из серебра, около 250 отрезов шерстяных и шелковых тканей, 18 охотничьих ружей, много ценных антикварных изделий из фарфора и фаянса, меха, гобелены – работы французских и фламандских мастеров XVII и XVIII веков, картины и другие дорогостоящие вещи…».


[Закрыть].

Когда пришел ко мне Телегин, я спросил, что он хочет. Он набрался духу и говорит: «Я прошу вернуть отобранные вещи». Я ему говорю, что сам решить не могу, так как велик список вещей. Могу вернуть лишь то, что в моей власти. Он начал настаивать вернуть все вещи.

Я ему говорю: «Ну, зачем тебе 12 аккордеонов?» Он отвечает: «У меня играет и сын, и дочь». Я отвечаю: «Ну, возьми 4 аккордеона». Телегин не хочет.

Далее спрашиваю: «Зачем тебе сотни метров материалов? Возьми 200 метров, и тебе хватит до конца жизни». Не соглашается. Тогда я ему сказал: «Обратись в ЦК партии, мне дадут согласие, и я верну».

В конце разговора я спросил: «А зачем ты нас с Г. К. Жуковым заговорщиками сделал? Какие у тебя были основания нас грязью мазать, ведь мы вместе воевали против фашистов, Родину защищали, а ты нас заговорщиками обозвал. Стыдно тебе!»

Он смутился и, засучив рукав, показывает мне пятнышко на руке. «Вот, видишь, – говорит, – это мне папиросой прижгли, чтобы я такие показания дал на вас с Жуковым».

Я ему на это сказал: «Какой же ты малодушный человек, да мне бы руку отрубили, я и то не сказал бы этого. Немного у тебя мужества, если ты от папиросы оклеветал ныне министра Вооруженных сил СССР маршала Жукова Г. К. и председатели КГБ генерал-полковника Серова, вместе с которым штурмовал Берлин»[477]477
  Либо разговор с Телегиным был намного позже, либо автор путает: Серов стал Председателем КГБ в 1954 г., а Жуков министром в 1955 г.


[Закрыть].

Он покраснел, а я попрощался с ним, не подавая руки. Вот ведь какой трусливый и блудливый «политработник».

Через пару дней мне позвонил зав. Административным отделом ЦК Дедов* и говорит: «Ты что же, Иван Александрович, генералов освободил, а отобранные вещи не возвращаешь?» Я спрашиваю: «Кому?» – «Телегину», – отвечает Дедов. Я ему сказал: «Пришлю тебе опись изъятых у Телегина вещей, ты доложи в ЦК, и какие будут указания, я выполню». Прошло два дня, и вновь звонит Дедов. Он мне говорит: «Ты что, Иван Александрович, с ума сошел?» Я отвечаю, что чувствую себя нормально.

«Ты читал список изъятых вещей у Телегина?» – «Я не только читал, но принимал Телегина». – «Так я докладывал секретарям ЦК список изъятых вещей, так они мне сказали, что за это Телегина еще раз надо посадить, а не только возвращать ему вещи. Они возмущаются его поведением».

Я Дедову говорю: «Вот видишь, какие политработники бывают», и добавил о его показаниях о нас с Жуковым как заговорщиках. Дедов возмутился и говорит: «Ты бы написал об этом в ЦК». Я не стал писать в ЦК, а Г. К. <Жукову> в частном порядке об этом сказал, он мне на это ответил: «Ты, Иван Александрович, наверное, во время войны не раз наблюдал его подлое поведение».

Второй разговор у меня был с женой генерала Крюкова – Руслановой*, которая также просила вернуть вещи, но когда я проверил, то у Крюкова было, пожалуй, не меньше, чем у Телегина. Правда, Русланова никуда не обращалась, видимо, сообразила, что если узнают список изъятых у нее вещей, то неприятностей не оберешься[478]478
  Примерно те же преступления, что и Телегину, инкриминировали другому соратнику Жукова, генерал-лейтенанту Владимиру Крюкову и его жене, заслуженной артистке РСФСР Лидии Руслановой. В ходе обысков дома и на даче у супругов были изъяты 4 иномарки, 208 бриллиантов, 107 кг серебряных изделий, 132 картины музейной ценности (Шишкин, Репин, Серов, Суриков, Левитан, Айвазовский и т. п.), 35 старинных ковров, множество антикварных сервизов, 700 тыс. рублей наличными, скульптуры, меха, 312 пар модельной обуви, 87 костюмов и многое другое.


[Закрыть].