Текст книги "Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти"

Автор книги: Александр Хинштейн

Соавторы: Иван Серов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 67 страниц)

Интриги заместителей

С приездом включился в работу. Много нерешенных вопросов. Заместители сидят, как святые, ждут начальника и ничего не решают. К тому же до сих пор сотрудники органов госбезопасности перестраховываются, как бы чего не вышло, потому что десятилетиями видели, как их подымали наверх, потом бросали вниз. Потому что на этом деле, если не советоваться с ЦК и не докладывать всех неприятностей, то можно уподобиться Ежову и Берия, которые пришли из ЦК и возомнили, что им всё дозволено, и начали самовольничать. Этого нельзя допустить.

Мой первый заместитель Лунев оказался пустым, безграмотным кляузником, который десятки лет сидел в аппарате Московского обкома партии и бездельничал. Всегда был в роли заместителя заведующего, сам ничего на себя не брал. И тут такую же политику повёл.

Я с ним крупно поговорил после одной командировки, откуда он вернулся. Ездил на периферию, я его еле вытолкал. Проверял транспортные органы КГБ, которые по распределению ему же непосредственно подчинены. Приехал и докладывает мне о непорядках, что плохо работают и т. д. Я ему говорю: «А почему же вы плохо так ими руководите? Вы же отвечаете перед ЦК за это».

Он в амбицию, он представляет себе, как в обкоме, инспектором, приехал, проверил, выявил недостатки и доложил, а сам в сторону. Я говорю: «Так не пойдёт, товарищ Лунев, надо засучить рукава и самому трудиться, решать, брать на себя ответственность, тогда и устраним недостатки».

Начальник транспортного управления КГБ, бывший секретарь ЦК Таджикистана, хороший партийный товарищ Егоров* дважды приходил жаловаться, чтобы его передали другому заместителю, так как товарищ Лунев – пустой человек, больше болтает и ничего не делает. Весь день читает сводки ТАСС, в которых пишутся все новости в мире, и газеты, да бегает в административный отдел на всех кляузничать.

Я это всё Луневу высказал. Днём мне он понадобился по делу, позвонил, а секретарь отвечает: «Выехал в ЦК», т. е., видимо, в административный отдел сплетничать. Вот с таким первым заместителем и поработай![529]529
  Административный отдел ЦК КПСС (впоследствии – отдел административных органов) был образован в мае 1954 г. сразу после создания КГБ. Его роль заключалась в обеспечении партийного контроля за работой силовых ведомств.


[Закрыть]

В общем-то, Комитет Госбезопасности за работу в последующем в ЦК товарищ Хрущёв на президиуме похвалил и сказал, что дела в разведке идут успешно. Утвердили попутно проект постановления ЦК о награждении сотрудников КГБ, которые обеспечивали поездку правительственной делегации в Индию, Бирму и Афганистан. Меня дописали в ЦК на орден Красного Знамени.

Это уже 13-й орден, число довольно не сладкое[530]530
  К концу 1955 г. Серов был награжден 6 орденами Ленина, орденами Суворова и Кутузова 1-й степени, Красного Знамени (дважды). Третий орден Красного Знамени он получил 31 декабря 1955 г. «за успешное обеспечение безопасности в ходе зарубежных поездок руководителей государства».


[Закрыть].

На днях приходил ко мне на доклад генерал-лейтенант Леонов, начальник Главного управления особых отделов, им руководит мой заместитель Ивашутин, тоже бывший «особист».

Леонов довольно приятный коммунист, всю жизнь прослуживший в Армии на политработе. Во время войны был членом Военного Совета фронта. Прямой, смелый коммунист, свои мысли не скрывает, не подделывается, не подхалимничает, с большим партийным стажем.

Так вот этот Леонов после решения деловых вопросов мне говорит: «Иван Александрович! Я решил с вами ещё раз поговорить по-товарищески. Я знаю, вы меня поймёте. У меня заместителем работает полковник Миронов, хотя он друг, приятель товарища Брежнева (это бывший заместитель начальника Главного управления Советской Армии), но, – при этом многозначительно улыбнулся, – всё-таки я скажу, что это сутяжник и провокатор высшей марки. Он, видимо, задался целью занять моё место начальника Главного управления. Если вы скажете мне уйти, я тотчас же уйду в отставку, так как у меня выслуги предостаточно. А с таким подлецом я больше работать не могу. Всё время строит интриги между заместителем начальника управления и мной, подсиживает, и, в общем, ничего в нём нет партийного, хотя он до этого где-то с товарищем Брежневым работал в обкоме партии. Я сам партийный работник, но такой дряни ещё не видел. До меня он был заместителем у ныне расстрелянного врага, „бериевца“, Гоглидзе. С ним он, говорят, хорошо сработался, вместе арестовывали генералов Советской Армии в 1951–1952 годах, за разные мелочи, а теперь он поднял нос, чувствуя поддержку товарища Брежнева».

Я, выслушав его, сказал, что если нужно, то поговорю с ним и предупрежу о том, чтобы он перестал подлостями заниматься. Товарищ Леонов согласился, и на этом мы договорились[531]531
  Как видно из этих и последующих записей, Серов крайне негативно относился к Николаю Миронову, действительно, являвшемуся старинным другом и земляком набиравшего силу Леонида Брежнева. Этот конфликт дорого потом обойдется Серову.


[Закрыть].

Утечки информации от Хрущева

Я на днях перечитывал одну тетрадь моих записей за 1954–1955 годы, по записям и впечатлениям получается, что я много летаю по командировкам. В связи с этим и хочется сказать два слова, вернее, внести ясность.

Если взять по датам мои командировки, то это впечатление сразу рассеется, так как всего отсутствовал 27 дней. Между командировками есть периоды по 4–5 месяцев, когда сижу и работаю, а командировки бывают не более 5-10 дней, но так как страны, где я был, для меня новые, вот я пишу подробно об их нравах и обычаях[532]532
  В архиве И. Серова сохранился перечень его поездок, на который мы и далее будем ссылаться. Так, в 1954 г. он как минимум четырежды выезжал в командировки обшей протяженностью 33 дня. В 1955 г. состоялось 9 командировок длиной в 65 дней.


[Закрыть].

Но, к сожалению, я не имею права писать о работе органов госбезопасности, потому что 90 % вопросов представляют государственную тайну, зачастую особой важности. Вот таков мой удел.

Однако в пределах допустимого могу сказать, что дела пошли успешно как по линии разведки за границей, так и внутри страны. Электронная машина помогла.

Американский госдепартамент мы раскусили, и теперь он для нашего государства секретов не представляет. К англичанам подобрались, но они умнее, поэтому знаем их частично, но и то хорошо. С французами вообще проще иметь знакомство, как об этом докладывают из Парижа. Но при всём этом нужно держать ухо востро, а вот тут у нас и нехорошо[533]533
  К середине 1950-х годов Первое главное управление КГБ (внешняя разведка) имело отличные агентурные позиции в странах Запада, выполняя тем самым решение ЦК КПСС от 30 июня 1954 г. «О мерах по усилению разведывательной работы органов безопасности за границей», определившей США, Великобританию и их страны-сателлиты приоритетным направлением.
  В Англии на нас работала «Кембриджская пятерка», внедренная в руководство разведки и МИДа, ответственный сотрудник МИ-6 Джордж Блейк, успешно действовали нелегальная резидентура Гордона Лонгсдейла (Конона Молодого). (Как раз в 1955-м г., например, был завербован сотрудник британского адмиралтейства Д. Вассал.) Не менее ценные источники информации были у советской разведки внутри ЦРУ, АНБ, ФБР в американской атомной и оборонной промышленности, в США активно работала нелегальная резидентура Рудольфа Абеля. Во Франции КГБ располагал разветвленной агентурной сетью, внедренной в том числе в контрразведку СДЕСЕ и Генштаб. Как минимум 2 высокопоставленных «крота» действовали внутри западногерманской разведки БНД (X. Фельфе, Г. Клеменс). Агентами КГБ являлись резидент «Моссада» в Бонне и сотрудники аппарата президента Израиля.
  В записке в ЦК КПСС от 22 июня 1957 г. Серов сообщал, что с момента образования КГБ только лично Хрущеву было направлено 2508 информационных сообщений, полученных от резидентур ПГУ, еще 2316 сообщений – в адрес Совета Министров СССР. (Хлобустов О. КГБ СССР. 1954–1991. М.: Аква-Терм, С. 30.).
  Значительно усилилась активность разведки в сфере внешнеполитической пропаганды. Как докладывал Серов в письме от 3 апреля 1956 г., за 1954–1955 гг. резидентуры КГБ с помощью агентуры опубликовали на Западе более 700 статей и брошюр, инспирировали множество запросов в парламентах, организовали интервью и выступления ряда политических деятелей.
  Успехи внешней разведки во многом были обусловлены и кадровыми переменами: по предложению Серова с 23 июня 1955 г. обязанности начальника ПГУ стал исполнять Александр Сахаровский (утвержден в должности 12 мая 1956 г.). Он будет возглавлять ПГУ 15 лет и войдет в историю разведки как один из ее лучших руководителей.


[Закрыть].

В ряде случаев все, что мы узнаем и докладываем в ЦК, зачастую Хрущев не может удержаться, чтобы не сболтнуть. Когда я сказал об этом Хрущёву, так он вместо того, чтобы учесть моё замечание, сказал: «Всякий секрет рано или поздно рассекречивается и держится, пока он в голове».

Я ему сказал, что мы можем лишиться возможности получать эти секреты. Он промолчал, а буквально через два дня на приёме в Кремле сболтнул послу США о намерениях Госдепартамента и по ряду политических вопросов.

Посол донёс в Госдепартамент и высказал предположение, что где-то происходит утечка особых секретов США. Вот в таких условиях и добывай секреты. Но я всё равно буду предупреждать Хрущёва, чего бы это мне не стоило.

Бывая на заседаниях президиума, члены Президиума нередко говорили при мне, что «Серов молодец, дело идёт у него неплохо».

Хочу добавить. Через три дня после того, как американский посол Боулен* донёс в Госдепартамент о разговоре с Хрущёвым, сразу же оттуда поступило строгое указание всем послам донести о том, что русские много знают, что идёт утечка их секретов, и требуют принять меры к выявлению источника утечки. Не знаю, чем это кончится.

Я опять об этом сказал Хрущёву, который на это пробурчал, что «всякий секрет держится, пока он на бумаге». Это он верно сказал, т. е. как попадёт ему в голову этот секрет, то рот у него уже не удержит.

Трудно так работать. Американцы у нас начали перемещать в некоторых странах своих работников, подозревая об утечке государственных секретов.

Глава 17. КУЛЬТ ПРОТИВ КУЛЬТА. 1956 год

1956-й год – переломная веха хрущевского десятилетия: год XX съезда КПСС и прозвучавшего на нем знаменитого антисталинского доклада. «Оттепель» официально вступала в свои права.

Мало кто знает, однако, что именно в период «Оттепели» масштаб политических репрессий последовательно нарастал. Только за два года, прошедших с «покаянного» XX съезда, за «антисоветскую агитацию и пропаганду» в СССР было осуждено 3380 человек; в два раза больше, чем за все 18 лет брежневской борьбы с диссидентами.

А разве не парадокс, что и знаменитый доклад Хрущева в действительности готовился на Лубянке, хотя репутации именно этого ведомства он и нанесет непоправимый удар; по сей день наследникам чекистов трудно отмыться от крови 1937-го.

Вовсе не праведный гнев или жажда справедливости двигали Хрущевым, когда оглашал он этот доклад. То был обычный политический расчет: нет лучшего пьедестала, чем тело поверженного предшественника.

В своих мемуарах Серов демонстрирует это наглядно и очень подробно: в первую очередь Кремль интересовала не истина, а сиюминутные интересы. Неслучаен и его рассказ об уничтожении архивных материалов, уличающих Хрущева в причастности к репрессиям.

Первый секретарь по-прежнему доверяет своему председателю КГБ, но в их отношениях уже заметны трещины. Хрущев всё глубже погружается в царство теней. Вокруг него появляются новые фавориты: молодые, рьяные, рвущиеся к власти. Пока они еще не в силах противостоять шефу всемогущей Лубянки, но время, увы, работает против него…

Антисталинский доклад

В январе 1956 года нас с генеральным прокурором Руденко вызвал Хрущёв и поручил составить записку в ЦК о том, сколько было арестовано в 1937–1938 годах, а также расстрелянных. Этот материал ему нужен для отчётного доклада XX съезду партии.

Президиум образовал комиссию ЦК: Аристов* – председатель, члены комиссии – Фурцева, Шепилов. Вот он им периодически и докладывал[534]534
  Скорее всего, речь идет о «Комиссии по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии», образованной 31 декабря 1955 г. при Президиуме ЦК КПСС. Серов ошибочно включает в её состав Е. Фурцеву и Д. Шепилова; кроме секретаря ЦК КПСС А. Аристова, в неё входили ещё один секретарь ЦК – П. Поспелов (он возглавлял комиссию), председатель ВЦСПС Н. Шверник и заместитель председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС П. Комаров. (См. доклад комиссии: «Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС. 1953–1956» М.; Международный фонд «Демократия», 2000, С. 317–348.). Текст доклада комиссии Поспелова был положен в основу знаменитого секретного выступления Хрущёва на XX съезде КПСС. Как отметил Н. Верт, Хрущёв в своём докладе воспроизвёл лишь часть данных, указанных комиссией Поспелова, в основном то, что касалось репрессий в отношении партийного руководства. О многом другом он не рискнул говорить, даже несмотря на то, что его доклад был секретным. (Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М.: РОССПЭН, 2010. С. 413–437.).


[Закрыть].

Мы с Руденко вызвали к себе толковых работников органов и прокуратуры, рассказали, как организовать эту работу, и поручили следить, чтобы всё было точно.

Старшим назначили Плетнева* – начальника первого специального отдела, в прошлом партийного работника, очень честного и дельного[535]535
  1-й (затем – 10-й) спецотдел, он же учетно-архивный отдел КГБ отвечал за ведение архивов, а также всех оперативных учетов (агентура, литерные дела и т. п.). В 1954–1959 гг. отдел возглавлял полковник Яков Плетнев, пришедший в органы по партнабору после ареста Абакумова. Его ценность, очевидно, заключалась в том, что при Игнатьеве он был начальником секретариата Особого совещания при МГБ СССР и через его руки проходили все политические дела того времени.


[Закрыть].

Когда пару недель поработали и мы послушали <собранные данные>, то получилась довольно неутешительная цифра арестованных и расстрелянных. Причём в основном это всё было проделано Ягодой и больше всего Ежовым. Мы решили доложить это членам комиссии, но они, к сожалению, не проявили интереса, и ни разу полностью комиссия не собиралась[536]536
  В докладе комиссии Поспелова была приведена такая таблица с данными о количестве репрессированных:
  (Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС. 1953–1956. М.: Международный фонд «Демократия», 2000. С. 317.).
  В докладе Хрущёва на съезде число репрессированных названо не было.


[Закрыть].

Приезжал один раз Аристов и один раз Фурцева. Мы им сказали: «Стоит ли выходить с такими цифрами на съезд, так как это скомпрометирует наше социалистическое строительство?» Те пожали плечами и сослались на «указание Никиты Сергеевича».

Затем мы эту итоговую записку послали в ЦК. Ну, а там помощники Хрущёва Лебедев и Шуйский – «обрабатывали» её в духе «указаний Никиты Сергеевича», и часто нам звонили, усиливая отдельные моменты произвольно, но я не соглашался.

На XX съезде партии я был делегатом съезда. Описывать ход съезда нет надобности, так как основные вопросы освещались печатью.

На закрытом заседании съезда Хрущёв выложил свой доклад о культе личности Сталина, с приведением примеров личного свойства, когда он общался со Сталиным. Я-то помню, с какой он гордостью в 40-м году показывал фотографию, на которой они со Сталиным сидят рядом[537]537
  Выступление Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС с докладом «О культе личности и его последствиях» состоялось 25 февраля 1956 г.


[Закрыть].

На делегатов съезда этот доклад произвел громадное удручающее впечатление. Многие в кулуарах делились со мной, что не надо было об этом говорить, так как 30 лет Сталин стоял во главе партии и государства, строили социалистическое общество, имеются большие успехи, а получилось, что все делалось на костях.

И ведь все ему поклонялись и верили, что дело идет успешно, а теперь вот что оказалось. И все говорили: «А где были ныне сидящие в Президиуме Хрущев, Молотов, Ворошилов, Маленков, Каганович, Шверник и другие?»

Ко мне подошел секретарь Приморского обкома партии, Герой Советского Союза Чернышев* В. Е.[538]538
  В описываемый период В. Чернышев был секретарем Калининградского обкома, секретарем Приморского крайкома КПСС он станет только в 1959 г.


[Закрыть] и говорит: «Иван Александрович! А где были эти мерзавцы, которые сейчас сидят в Президиуме съезда и поливают грязью Сталина, а тогда подхалимничали перед ним и подписывали все эти аресты и расстрелы?» Мне было неудобно объяснять, где были, в том числе и Хрущев (старались не отстать друг от друга, а то и превзойти), поэтому сказал: «Видно, кишка у них тонка была».

Что уж говорить, темные дела при правлении Сталина были хорошо известны Хрущеву, Маленкову, Молотову, Ворошилову, Кагановичу, может, и не полностью, но они участвовали в принятии всех решений по арестам, выселениям, процессам, ликвидациям и т. п.

Может, отдельные спецсообщения НКВД-НКГБ, адресованные Сталину Ежовым, Берией, Абакумовым, они и не знали, тем более конкретные оперативные материалы по делам.

Когда Берия расстреляли, Хрущев приказал нам с Руденко, не привлекая никого, вскрыть сейфы Берии, доложить и по его указаниям составить акты и уничтожить часть материалов. Остальные материалы и архив из сейфов в Совмине, Спецкомитете по атомной бомбе и в НКВД-НКГБ были переданы в канцелярию общего отдела ЦК Суханову.

Еще до этого, как потом мы с Руденко узнали, сразу после смерти Сталина Хрущев, Берия и Маленков поручили Суханову и Людвигову* просмотреть личный архив Сталина.

В начале 1954 года было принято решение проверить соответствие копий исходящих материалов НКВД-МГБ-МВД за 1934–1953 годы оригиналам в ЦК. Занимался этим Доброхотов*.

Пересмотр дел начался с изучения обстоятельств убийства Кирова. Хрущев был уверен, что его убили по приказу Сталина. Я дал команду поднять все материалы, но их оказалось слишком маю. Подтверждений этой версии не было, даже если это было так на самом деле, были только версии и слухи[539]539
  Версия о том, что убийство Кирова было осуществлено по тайному распоряжению Сталина активно продвигалась Хрущёвым. В 1956 г. была создана Особая комиссия ЦК КПСС во главе с Н. Шверником для расследования всех обстоятельств преступления. Выводы комиссии опубликованы не были. Расследование, проводившееся в 1990 г. прокурорско-следственной бригадой Прокуратуры СССР, Главной военной прокуратуры и КГБ СССР, не обнаружило следов причастности Сталина и органов НКВД к убийству Кирова. В настоящее время, особенно после рассекречивания в 2009 г. дневника террориста Николаева, свидетельствующего о его психической ненормальности, наиболее вероятной считается версия убийства одиночкой по личным мотивам. Однако считать эту версию окончательной пока ещё рано; не исключено, что в засекреченных архивах когда-нибудь отыщутся документы, доказывающие, что убийство Кирова было организовано или спровоцировано Сталиным.


[Закрыть].

Хрущев был недоволен, ему это было нужно для доклада. Это было наше первое столкновение.

Затем Хрущев приказал Руденко пересмотреть «Ленинградское дело». Молотов и Булганин тоже хотели, чтобы его пересмотрели, чтобы насолить Маленкову[540]540
  Верховный Суд СССР пересмотрел «Ленинградское дело» 30 апреля 1954 г. В результате все проходившие по нему лица были реабилитированы. 3 мая 1954 г. Президиум ЦК КПСС принял постановление «О деле Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других», в котором подтверждалась необоснованность обвинений против них и сфабрикованный характер дела.


[Закрыть].

Вообще-то, правда мало интересовала Хрущева. Несмотря на то, что мы представили данные об арестованных и расстрелянных, особенно во времена Ежова и Ягоды, он удивил меня, когда заявил, что Ягода и Ежов – честные люди.

Комиссия Молотова установила факты беззаконий. Доброхотов вместе с помощниками Хрущева отобрал факты для комиссии Поспелова*. Это было трудным делом, поскольку в том, что вносили в доклад, не должны были упоминаться нынешние руководители (Хрущев, Молотов, Булганин, Ворошилов, Каганович)[541]541
  Подготовленный Комиссией Президиума ЦК КПСС по изучению материалов о массовых репрессиях доклад вызвал негативную реакцию со стороны «сталинистского» крыла в Президиуме: Молотова, Кагановича, Ворошилова. Большинство, однако, поддержало позицию Хрущева: «съезду надо сказать правду».


[Закрыть].

Конечно, это было нелегко сделать. Поэтому для комиссии подбирались из архивов только нужные выдержки из показаний и заявлений, а не целиком.

В таком виде доклад прошел, хотя Хрущев сделал в нем свои отступления, обращаясь к Булганину и Ворошилову, которые сидели в зале[542]542
  Серов имеет в виду следующее место из выступления Хрущёва: «Сталин очень любил смотреть фильм „Незабываемый 1919-й год“, где он изображен едущим на подножке бронепоезда и чуть ли не саблей поражающим врагов. Пусть Климент Ефремович, наш дорогой друг, наберется храбрости и напишет правду о Сталине, ведь он знает, как Сталин воевал. Тов. Ворошилову, конечно, тяжело это дело начинать, но хорошо бы ему это сделать. Это будет одобрено всеми – и народом, и партией. И внуки за это будут благодарить. (Продолжительные аплодисменты.)». (О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева Н. С. XX съезду Коммунистической партии Советского Союза // Известия ЦК КПСС, 1989 г. № 3. С. 159–160.). Кроме того, делая доклад, Хрущев не раз указывал, что его слова могут подтвердить присутствующие на съезде И. Баграмян, К. Мерецков, С. Игнатьев, А. Микоян, Л. Каганович и другие. Прямых обращений к Булганину в тексте доклада, направленном в низовые партийные организации, не зафиксировано. Стенограмма на закрытом заседании съезда не велась. Булганин был упомянут в докладе в таком контексте: «Об обстановке, сложившейся в то время, мы нередко беседовали с Николаем Александровичем Булганиным. Однажды, когда мы вдвоем ехали в машине, он мне сказал: – Вот иной раз едешь к Сталину, вызывают тебя к нему, как друга. А сидишь у Сталина и не знаешь, куда тебя от него повезут: или домой, или в тюрьму». (Там же. С. 163.) Булганин, председательствовавший на съезде, по окончании доклада Хрущёва выступил с поддержкой его.


[Закрыть].

Тогда же сталинскими арестами стал заниматься ЦК. Была определенная цель.

Золотухин*, Тикунов* и работники KПK Климов*, Бойцов*, Богоявленский* по материалам НКВД-МГБ разыскивали всякие упоминания об участии Хрущева в беззакониях и, как рассказывал мне Малин*, эти материалы из общего отдела ЦК, которые были в единственном экземпляре, были уничтожены[543]543
  Будучи 1-м секретарем Московского горкома и обкома, а затем руководителем парторганизации Украины, Хрущев несет персональную ответственность за массовые репрессии. Так, к концу 1937 г. НКВД было арестовано 35 из 38 секретарей МК и МГК, 136 из 146 секретарей райкомов. Все санкции на арест подписывались Хрущевым, нередко он даже направлял в НКВД разнарядки, указывая, кого и когда следует брать. После того как в январе 1938 г. Хрущев стал 1-м секретарем ЦК КП(б) Украины, чистки вспыхнули там с новой силой. В 1938 г. с его санкции было арестовано 2140 партийных и советских работников. Многие из них обвинялись в подготовке теракта против самого же Хрущева.


[Закрыть].

Каждый из руководителей ЦК старого состава при Сталине был обижен, и каждый думал использовать антисталинские материалы в своих целях. Особо интриговали Микоян и Суслов, но это было наивно, поскольку использовать эти материалы можно было, если у тебя в подчинении КГБ, МВД и прокуратура. А эти организации лично курировал Хрущев.

К процессу Берия я не имел отношения, но дело Абакумова знал хорошо. Его расстреляли в 1954 году за действительно совершенные тяжкие преступления. В июне 1954 года мы с Руденко пришли к Хрущеву доложить о его деле. Хрущев и Маленков несколько раз повторили, чтобы мы запретили следователям прокуратуры и КГБ допрашивать Абакумова, если речь шла об участии кого-нибудь из членов Президиума ЦК в делах по линии НКВД-МГБ[544]544
  Первоначально, после ареста в 1951 г., Абакумову инкриминировалась подготовка заговора, создание «сионистского центра» в МГБ, сокрытие шпионских и террористических дел, главным из которых являлось пресловутое «дело врачей». После смерти Сталина и последующего ареста Берии версия обвинения резко изменилась. Теперь в вину Абакумову ставили участие в «банде Берии», в том числе фабрикацию «ленинградского» и «авиационного» дел. 19 декабря 1954 г. Абакумов был расстрелян. Несмотря на тяжелейшие пытки, виновным он себя не признал, ни одного протокола не подписал. В 1997 г. Военная коллегия Верховною Суда РФ частично реабилитировала Абакумова, сняв с него обвинения в измене Родине, признав, однако, виновным в «воинско-должностных преступлениях».


[Закрыть].

Многих бывших руководителей НКВД-МГБ арестовали и расстреляли сразу после ареста и расстрела Берия и Абакумова[545]545
  Чистка в органах госбезопасности, начавшаяся в июле 1951 г. постановлением ЦК КПСС «О неблагополучном положении дел в МГБ» и арестом Абакумова, продолжилась репрессиями в отношении начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР А. Леонова, его заместителей В. Комарова и М. Лихачёва, заместителя начальника Бюро № 1 Н. Эйтингона, следователей И. Чернова, Я. Бровермана и других. После смерти Сталина была освобождена только часть арестованных по «делу Абакумова» (в частности, Н. Эйтингон, Л. Райхман, Н. Селивановский). С падением Берии кампания против сотрудников спецслужб продолжилась, были вновь арестованы большинство из отпущенных, к ним присоединились новые – Б. Кобулов, С. Гоглидзе, В. Деканозов, Л. Влодзимерский, П. Судоплатов, Я. Серебрянский и другие.


[Закрыть].

Должен сказать, что первоначально Хрущев был настроен обновить полностью состав органов. Я сказал ему, что те, кто запятнал себя серьезными преступлениями, должны отвечать, но нельзя всех стричь под одну гребенку. Кому-то надо работать, и вообще все зависит от руководства. Можно набрать всех новых, но они будут выполнить приказы, как и раньше.

После разгрома антипартийной группы были привлечены к партийной ответственности еще ряд сотрудников органов – Федотов, Круглов, Обручников, Огольцов*, потому что уже не опасались, что они станут ссылаться на прямые указания Молотова, Маленкова и др.

Интересно, что и расправились с Кругловым, Огольцовым, Федотовым, дискриминировав (правильно: инкриминировав. – Прим. ред.) им в общем мелкие эпизоды. Не дай Бог им было вторгнуться в крупные дела, выносить решения Президиума ЦК[546]546
  Министр ВД С. Круглов был снят с поста 31 января 1956 г. и с понижением назначен зам. министра строительства электростанций СССР. Реальная причина ею отставки – близость с опальным Г. Маленковым, с которым они вместе работали еще в ЦК. Однако формально в вину Круглову была поставлена неправильно подготовленная амнистия, вызвавшая рост преступности. В дальнейшем Круглова лишили генеральской пенсии и исключили из партии «за причастность к политическим репрессиям».
  Его бывшего заместителя генерал-лейтенанта В. Рясного уволили 30 марта 1956 г. «по фактам, дискредитирующим звание офицера».


[Закрыть].

Из дневниковых записей

Постановление съезда по культу личности Сталина поручили выработать комиссии и опубликовать в последующем.

Выбрали Центральный комитет партии. Меня также избрали членом ЦК КПСС. Таким образом, я уже в составе ЦК 15 лет, стараюсь оправдать работой доверие партии.

В состав нового президиума ЦК партии были избраны новые товарищи, которых я знаю как секретарей обкомов и крайкомов партии десятки лет. Хорошие товарищи Аристов, Беляев*, Игнатов, Козлов*, Фурцева. Правда, Фурцевой благоволит Хрущёв, но может быть и политически целесообразно иметь в составе президиума женщину.

Членом президиума также выбрали Кириченко из Украины и Брежнева из Казахстана. Шепилов – секретарь ЦК – это из зав. отделом.

Кириченко я знал с 53-го года, когда его Берия выдвинул первым секретарём ЦК Украины вместо Мельникова, и вот с тех лор, сколько мне приходилось с ним встречаться и разговаривать, – он производил впечатление безалаберного человека, болтающего языком, не отдавая отчёта в своих словах. И более того, те ребята, которые хорошо знают его, говорят, что может наговорить гору, а не сделать ничего.

Брежнева я мало знал. Первый раз увидел его в 54-м году, когда он в чине генерал-майора крутился возле Жукова и других военных руководителей на Тушинском аэродроме в день авиации. Тогда он был заместителем начальника Главного политического управления Красной Армии. После этого он был в Казахстане одним из Секретарей ЦК, а сейчас Секретарь ЦК КПСС.

Брежнев, как мне рассказывал Аристов, был на войне, полковник политотдела в армии у Леселидзе на Кавказе, где и я был, но о Брежневе я так и не слыхал и не встречался с ним[547]547
  Очень скоро Л. Брежнев и А. Кириченко станут новыми фаворитами Хрущева. Во многом их усилиями влияние Серова будет снижаться.


[Закрыть]…

На днях приходил опять Леонов жаловаться на интригана Миронова и просил решить, т. е. убрать Миронова от него или уволить его, Леонова, в отставку. Я вызвал Миронова и в присутствии Леонова и Лунева спросил его, в чём дело, почему не работает, как нужно, а занимается интригами и подсиживанием.

Миронов засуетился, как пойманный воришка, начал выкручиваться и оправдываться. Леонов начал приводить факты его подлостей, которые до этого мне не говорил. В общем, надо их разводить.

Видимо, Миронов, пользуясь знакомством с товарищем Брежневым, злоупотребляет этим. Я созвонился с Брежневым, и решили Миронова убрать из Главного управления особого отдела и предложить его в Ленинград – начальником УКГБ.

Когда я позвонил товарищу Козлову Ф. Р., он говорит: «Присылай, я посмотрю». Я поговорил с Мироновым, он, видимо, <уже> был в курсе дела от Брежнева, и он выехал в Ленинград.

Через тройку дней позвонил Козлов Фрол и говорит: «Ты что, Иван, в Ленинград спихиваешь, что тебе не нужно в Москве?», и закончил: «Ну, давай, оформляй, потом видно будет». Видимо, Брежнев его уговорил.

В общем, видимо, не с охотой согласился. Через неделю вышло решение ЦК об утверждении, и Миронов уехал[548]548
  Зам. начальника военной контрразведки КГБ Николай Миронов был переведен в Ленинград начальником УКГБ 20 января 1956 г. Он, действительно, был близок с Брежневым, вместе с которым работал еще до войны на Украине. Впоследствии это тоже негативно скажется на судьбе Серова: в 1959 г. Миронов станет зав. отделом административных органов ЦК КПСС т. е. куратором всех силовиков. Будет активно интриговать против Серова, примет участие в подготовке его отставки.


[Закрыть].

«Иван Грозный в Лондоне»

На днях Хрущёв сказал, что Президиум принял решение о составе правительственной делегации в Англию и о сопровождающих лицах, назвав в том числе меня. Я на это сказал, что было бы целесообразно на сей раз удивить мир и прилететь делегации на ТУ-104, который уже более или менее облётан, и за 3 1/2 часа Москва-Лондон.

Сейчас английский турбореактивный самолёт «Каравелла» примерно такой же, как ТУ-104, летает, но он хуже, так как недоработан и часто бьётся. А мы бы показали всему миру наш отечественный самолёт со скоростью 900 км в час. Хрущёв согласился, и я стал готовиться к отлёту. Позвонил Туполеву А. Н., тот с радостью готовит ТУ-104…

Получили визы на пролёт в Лондон, и я вылетел 22/III утром из Москвы. С собой взял продуктов, и так как со мной летел штурман, майор английских ВВС, военно-воздушный атташе в Москве, то я для нас прихватил бутылку лучшего коньяку, с тем чтобы дорогой «развлекать», пока лётчики выполняют свои обязанности по фотографированию маршрута.

Март 1956 г. На ТУ-104 приземлились на Лондонском аэродроме. «Дейли экспресс» писала: «Советский самолёт превосходит всё», а английский маршал авиации заявил: «Запад не видел ничего подобного»…

Когда подрулили к аэропорту, то я был удивлён, как много стояло народу около трапа, подготовленного для ТУ-104. Было не менее 300 человек. Когда мы спустились по трапу с переводчиком Курбиным[549]549
  Фамилия написана неразборчиво.


[Закрыть], то нас встретил посол СССР Малик* и другие сотрудники посольства, и тут же представил меня начальнику отдела (особого) Скотланд-Ярда.

Отдел ведает контрразведкой. Фамилия Барт*, 62-х лет, довольно молодо выглядит, безупречно одетый. Я спросил у Малика, что это за народ, он сказал: «Большая половина военных, в том числе переодетые генералы и маршал авиации». Тогда я лётчику сказал: «Самолёт вырулить на место стоянки, – а место оказалось тут же (всё это сделано для удобства разведчиков), – запереть самолёт и никого не пускать».

Поехали в посольство и вместе с Бартом условились с завтрашнего дня приступить к решению практических вопросов. Тут же он спросил: «Господин генерал, вы, очевидно, все вопросы охраны при поездках господина премьера возьмёте на себя, а мы вам будем помогать?» Я ему ответил наоборот: «Вы берёте на себя все вопросы охраны, а мы, возможно, и помочь вам ничем не сумеем». У него вытянулось лицо от неожиданности. Я ещё раз попрощался, и он уехал.

Пока мы беседовали с Маликом, затем позавтракали, прошло 2–3 часа. Потом я ему сказал, что неплохо проехать по городу, осмотреть и вечером пройтись, когда будет потемнее. Он согласился, но предложил посмотреть, что пишут газеты. Когда он развернул газеты, то пришёл в изумление…

В утренних газетах уже сообщалось, что начальник государственной безопасности генерал Иван Серов прилетает в Лондон, и подробно указывалось, с какой задачей.

В дневных газетах, вышедших к часу дня, уже были крикливые заголовки «Терри Джон ин Лондон», «Иван Грозный в Лондоне», и ниже начиналась всякая брехня вроде того, что «Иван Серов и с ним 60 охранников прилетели на новейшем русском реактивном самолете и немедленно выехали с представителями Скотланд-Ярда в посольство». Таким образом, один переводчик показался за 60 человек охранников.

Или так: «Иван Серов приехал инструктировать Скотланд-Ярд». Особенно изощрялось «Дейли миррор» – «Зеркало». Я поинтересовался, что это за газета, мне Малик сказал: «Это самая бульварная газета в Лондоне. Все измышления – вранье и т. д. выходят оттуда, хоть никто ее не воспринимает всерьез, но воняет она иной раз сильно».

Я тогда вспомнил случай в Бирме на параде в Меймье, где я по носу ударил корреспондента фотоаппаратом этой «миррор». И подумал: зачем с дрянью связался. Но вместе с этим не мог ему позволить бесцеремонно фотографировать русского генерала.

Вот это «Зеркало» и начало в кривом виде отражать поездку и меня. Ну, плевать мне на него, важно дело делать, чтобы было все хорошо…

На следующее утро я рано, часов в 7, надел спортивный тренировочный костюм и с переводчиком решил сбегать в Гайд-парк, расположенный в двух кварталах от посольства.

Когда вышли из здания, там дежурили всю ночь 10–12 автомашин с журналистами, не покажусь ли я. Вечером, когда мы шли из Гайд-парка, мы вошли в посольство с тыла, и они нас не видели.

Как только я вышел, они сразу меня обступили и начали фотографировать, а другие задавать вопросы: «Господин генерал, где ваша охрана?» Я обхватил двух журналистов и говорю: «Вот она». Все засмеялись, а я пошутил, говорю: «Кто же из вас моего переводчика принял за 60 охранников? Видно, у этого журналиста от выпитого вина не двоилось, не троилось, а сразу увеличивалось в 60 раз». Все захохотали и уткнулись в блокноты.

Один из тех, которого я обнял, говорит: «Господин генерал, по нашему закону, если наш полицейский генерал двумя пальцами стукнул по руке англичанина, то он считает себя арестованным. Как мне себя считать, ведь вы генерал полицейской службы?» Я ему говорю: «Я генерал русский, и у нас таких строгих законов нет, а вы англичанин, на вас наши законы не распространяются, поэтому можете не волноваться!» Опять все захохотали и стали записывать.

Затем я попрощался и побежал, через 3–4 минуты я оглянулся, и осталась лишь пара дежурных машин, остальные поскорее бросились в редакции сообщать новость об «Иване Грозном».

Несмотря на утро, в парке уже бродили какие-то старички около озера и запускали детские пароходики. У одного парусник, у другого моторчик маленький, и как дети бегали вдоль берега за корабликами. Были и такие, которые кормили голубей. Видно, не каждый из нас будет такими делами заниматься.

К 9-00 после завтрака приехал наглаженный, надраенный Барт. Мы с ним из вежливости посидели за виски и рюмкой вина и поехали по своему плану. Осмотрели театр и другие места, где разрешали нашим быть, а затем сели в лодку и поплыли в Гринвич, где расположена Морская военная школа…

Вернувшись в Лондон, мы заехали в Скотланд-Ярд, Барт сразу же, как вошли в его кабинет, подошёл к шкафчику, вделанному в стену, открыл его, а там стояла батарея бутылок и фужеров, и сразу спросил: «Господин генерал, виски? Бренди?»

Я отказался, однако он стал наливать. В это время к нему постучался сотрудник. Я подошёл к шкафу и прикрыл дверку, сказав при этом: «К вам кто-то идёт». Он, не смутившись, сказал: «Войдите» и продолжал наливать. Когда отпустил сотрудника, то всё же предложил мне на донышке выпить виски.

Поговорив о деле, он показал две-три комнаты, куда поступают донесения о происшествиях, а всего Скотланд-Ярда так и не показал.

Рассказывая о происшествиях, Барт упомянул, как при встрече Тито, когда он вышел из яхты на берег, кто-то бросил вонючую бомбу. Охрана немедленно увела Тито, а Скотланд-Ярд быстро нашёл мальчишку, который бросил бомбу. Подержали пару дней и освободили.

О том, что Барт не подчинён начальнику Скотланд-Ярда, видно из следующего примера. После ознакомления он мне сказал: «С вами хотел встретиться генерал, начальник Скотланд-Ярда». Я согласился. Он хотел звонить ему, чтобы зашёл к нам. Я ему сказал: «Давайте мы к нему зайдём». Он позвонил, и мы поднялись на два этажа.

Нас встретил высокий седой англичанин лет 72-73-х. Поздоровавшись, он поприветствовал меня и сразу за шкафчик, такой же, как у Барта. Тогда я понял, что у них каждый начальник, видимо, этим располагает, но основное – умеют пользоваться этим шкафчиком, чего, к сожалению, нет у наших. Дай такой шкафчик, так будут им пользоваться до тех пор, пока не запоют «Шумел камыш»…

Попрощавшись с Бартом до завтра, я решил съездить в магазин, купить чёрные ботинки, так как в печати меня в смысле костюма не критиковали, кроме коричневых туфлей, которые были на мне и вызвали некоторое удивление. Оказывается, англичане цветные туфли носят только в очень жаркие летние месяцы, июнь-июль, а то всегда только чёрные.

Чтобы не выделяться, я заехал в магазин. Ввиду того, что в печати продолжали помещать мои фотографии в разных видах, видимо, продавцы узнали меня, и когда я выходил из магазина, уже человек 20 стояли и, улыбаясь, разглядывали русского большевика. Я их поприветствовал, и все дружно мне, улыбаясь, ответили…

На следующий день с Бартом договорились обо всех деталях, он познакомил меня со своим переводчиком, видимо, кадровым разведчиком, который был в Германии после войны. Я думаю, что он русский, хотя и с акцентом говорит. Проехались на полицейском катере по р. Темзе, посмотрели мосты, под которыми будем проезжать, чтобы оттуда ничего на головы не сбросили.

Так как день был субботний, т. е. англичане работают до 12, до 1 часу дня, то я не стал задерживать Барта и стал прощаться. Он сказал, что он готов быть со мной весь день сегодня и завтра. Я поблагодарил и отказался, сказав, что думаю съездить на взморье. Барт сказал: «Пожалуйста». Я понял, что в поездке за город они придумают какие-нибудь препятствия, но этого не оказалось, но случилось другое.

Наутро я взял посольскую машину, и мы поехали в сторону Па-де-Кале и Северного моря. Проводник из посольства нам объяснял кое-какие достопримечательности. Лондонцы с утра на машинах двинулись к морю. У многих сзади машин на прицепе были небольшие, но удачные фургончики – комнаты, где были баллоны с газом, кухонные принадлежности, раскладные кровати и продукты. Мы сотни таких машин обогнали.

В одном месте проводник наш запутался, и мы, доехав до небольшого городка, решили узнать дорогу на побережье, куда нам нужно было приехать. Полисмен, не дождавшись вопроса переводчика, сказал: «Вам в N..?», назвал город, куда мы ехали, и тут же показал, по какой дороге ехать. Оказывается, Барт неплохо проинструктировал контрразведку. Если бы мы захотели по ошибке поехать в другое место, то, вероятно, нашу ошибку тут же исправили…

В субботу я дал телеграмму в ЦК о том, что деловые круги Англии через посла высказали пожелание осмотреть самолёт ТУ-104, на котором я прилетел. В конце я высказал свои соображения, что если эта машина выходит для полётов на международные линии, то целесообразно показать «деловым кругам».

Мне товарищ Хрущёв ответил: «Показать», имеется в виду внутри, и дать пояснения. Причём в газетах приводились фотографии, писали о пробеге, расхвалили самолёт всячески. Так что нам выгодно было показать, пусть сравнивают со своими «каравеллами», которые бьются[550]550
  Очевидно, Серов имеет в виду модель первого английского турбореактивного самолета «Комета», который начал совершать регулярные рейсы в 1952 г. Однако из-за несовершенства конструкции лайнеры регулярно падали. В 1954 г., после 12 авиакатастроф, «Комета» была запрещена к дальнейшим полетам. Таким образом. Ту-104 стал единственным в мире действующим реактивным самолетом.


[Закрыть].

В понедельник я летчику сказал, чтобы показал машину. Практически пришлось трижды по 50–60 человек водить по самолету. Я хотел в понедельник улететь, но пришлось вылететь во вторник. В общем, все прошло хорошо, и я в тот же день был в Москве[551]551
  Серов вернулся в Москву 28 марта 1956 г.


[Закрыть].

Вечером Хрущев позвонил и спросил, что я буду делать, и пригласил пообедать. Там я все ему в подробностях рассказал, мы долго ходили по саду на Ленинских горах. Он остался доволен и, как мне сказали, на следующий день все рассказал членам президиума. В Лондон мне лететь не пришлось. Я так и не понял, кто тут сыграл шутку, довольно глупую, но смысл таков, что якобы моё присутствие с делегацией Булганин-Хрущёв может вызвать среди студентов Гарвардского Университета волнение (Серов путает Гарвард с каким-то английским университетом. – Прим. ред.). Об этом мне позвонил Хрущёв и сказал.

Я удивился и ответил, что по линии КГБ таких данных не поступало, а когда я был в Лондоне, то, кроме газеты «Дейли миррор», никаких плохих отзывов обо мне не было. «А вообще-то я туда и не рвусь», – закончил я.

Хрущёв согласился и просил приготовить всё необходимое, так как они не полетят, а поплывут кораблём. Я думаю, что это выдумка Хрущёва, не взять меня и показать, что они обойдутся без меня, как не раз он говорил в Индии[552]552
  В книге американского профессора К. Эндрю, написанной при помощи перебежчика из КГБ О. Гордиевского, утверждалось, что приезд Серова в Лондон сопровождался громки м публичным скандалом, а британская пресса открыто называла его «кровавым мясником». Именно под давлением общественного мнения Хрущев-де был вынужден исключить Серова из состава официальной делегации. Так ли было в действительности – сказать трудно: книга изобилует массой неточностей и откровенным пропагандистским враньем, включая упоминавшееся уже «самоубийство» самого Серова после «продолжительного запоя». (Гордиевский О., Эндрю К. КГБ: история внешнеполитических операций. М.: Nota Bene, 1992. С. 460–461).


[Закрыть].