Текст книги "Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти"

Автор книги: Александр Хинштейн

Соавторы: Иван Серов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 67 страниц)

Осетия, Чечня

В Тбилиси мне позвонили из Москвы и дали команду немедленно выехать во Владикавказ[135]135
  С 1931 г. Владикавказ официально назывался Орджоникидзе. Интересно, что в 1944 г в награду за то, что осетины «показали себя в войне героями», город стали именовать осетинским названием Дзауджикау. После смерти Сталина он вновь стал Орджоникидзе и лишь в 1990-м вернул историческое имя Владикавказ. Серов в своих записках почему-то использовал только название «Владикавказ».


[Закрыть] (так как немец уже подошел на 4 км к городу) и проверить организацию обороны Владикавказа, особенно на участке, который занимает дивизия НКВД, командир которой Киселев В. И., боевой генерал[136]136
  К концу октября 1942 г. немецкое командование скрытно провело перегруппировку 1-й танковой армии группы армий «А» и сосредоточило её основные силы (2 танковые и 1 моторизованную дивизии) на нальчикском направлении для захвата Орджоникидзе, чтобы затем продолжить движение на Грозный-Баку и по Военно-Грузинской дороге на Тбилиси. Этот манёвр был для советского командования неожиданностью; немецким силам, готовившим удар на Нальчик и Орджоникидзе, противостояла ослабленная боями, не имевшая танков 37-я армия. Перейдя в наступление 25 октября, немцы прорвали советскую оборону и 28 октября заняли Нальчик, освободив себе дорогу на Орджоникидзе. Положение сложилось критическое; спасти его могла только срочная переброска войск для отражения гитлеровского натиска.


[Закрыть].

Проехал по Тбилиси, город жил, как будто никакой войны нет. Грузины ходят веселые, разодетые. Молодых людей призывного возраста – сотни. Я с удивлением спросил водителя-русского, он мне ответил, что тут за деньги можно откупиться от призыва, а на базаре купить любую справку о болезни.

Странно! По книгам грузины значатся воинственным народом, а практически не получается. Избаловали их всякими привилегиями.

Во Владикавказ приехали на автомашине по военно-грузинской дороге в двадцатых числах октября. На подступах расположены войска, хоть и не так густо. Контрольные посты. Проверяют документы. Нарыто много окопов. Народ ходит озабоченный.

Местами нас останавливали и предупреждали, что ехать нельзя, этот участок немцы просматривают и обстреливают. Ну, а нам-то ехать надо. На полном ходу удавалось проскакивать. В таких случаях я сам садился за руль, чтобы шофер не растерялся.

Только один раз с полного хода чуть не заскочили в воронку снаряда, разорвавшегося перед нами.

В горкоме партии никого не нашел. В НКВД вахтер сообщил, что все сидят в бомбоубежище, и указал, куда ехать. Там я нашел все начальство.

Рассказали об обстановке. Войск мало, немцев наступает много. Созвонился с командующим фронтом Тюленевым, командующим Северно-Кавказской группой войск генералом-полковником Масленниковым И. И.

Обрадовались, что я во Владикавказе. Они находились в Грозном. Условились встретиться в штабе дивизии около Владикавказа генерала НКВД Киселева В. И. (рыжего). Киселевых в НКВД было три генерал-майора[137]137
  В 1942 г. в НКВД действительно служили сразу три генерала-однофамильца Киселева: командир 12-й Орджоникидзевской стрелковой дивизии внутренних войск Василий Иванович (1896–1960), начальник войск НКВД по охране тыла Северо-Кавказскою округа Николай Сергеевич (1888-?) и начальник войск НКВД по охране Карельского фронта Александр Яковлевич (1907–1945).


[Закрыть].

Поехал в штаб дивизии. Там генерал-майор Киселев ознакомил с обстановкой на фронте. Картина безотрадная, протяженность большая, а войск мало. Через полтора часа приехали Тюленев и Масленников в блиндаж к В. И. Киселеву. Поговорили, почертыхались, что дела плохие. Потом Тюленев говорит: «Хорошо, что ты заехал, нам легче».

В конце разговора Тюленев, откашлявшись, говорит: «Мы с И. И. Масленниковым взвесили обстановку и пришли к выводу, что надо доложить в Ставку Верховного Главнокомандования выводы и предложения об обстановке».

Я поддержал, что надо это сделать. Тогда Тюленев вынимает из полевой сумки написанную шифровку на бланке, подает мне и говорит: «Вот тут мы сочинили донесение т. Сталину и сделали подписи „трех Иванов“ (Тюленев, Масленников, Серов)».

Я начинаю читать. Вначале все идет гладко. Излагается обстановка. Я киваю головой правильно. А затем читаю дальше и вижу, что они предлагают в Ставку «Занять оборону по линии станицы Слепцовская-Малгобек», т. е. в 30 километрах в тылу Владикавказа.

Перечитал это место еще раз. «Ну как?» – спрашивают меня. Я посмотрел на них, они были уверены, что я согласен. Я говорю, что подписывать эту «грамоту» не буду. Спрашивают: «Почему?»

Я набрался спокойствия и говорю: «Вы задумали отдать без боя немцам Владикавказ? Так я понял телеграмму?» Тюленев: «Ну, ты сам убедился в обстановке, что мы и трех дней не продержим его».

Я: «Так надо и написать в телеграмме, что хотите сдать Владикавказ, а не выкручивать всякие Слепцовские рубежи и т. д. Подписывать я не буду и вам не советую, так как есть возможность защищать Владикавказ, а не сдавать его немцам».

На этом мы и расстались. Тюленев покраснел, но ничего не сказал, а И. И. Масленников смутился, ведь Тюленев его начальник, но не мой.

Однако, как я потом узнал, они вместо моей подписи проставили подпись члена Военного Совета Фоминых* и послали.

Я позвонил Поскребышеву и рассказал об этой телеграмме, чтобы он доложил т. Сталину, и от себя добавил, что тяжело, но надо держаться, так как оставляя Владикавказ, мы открываем Военно-Грузинскую дорогу в Закавказье, в Грузию, и второе – <если> переходить на равнинную площадь к обороне Слепцовской, где немцы нас будут гнать до Каспия, до Баку, <то> полетит и Грозный, и нефть.

Как мне потом рассказывал Иван Иванович Масленников: когда они послали шифровку о сдаче Владикавказа, на следующий день от Сталина последовала страшная ругань и приказание держаться и не сдавать Владикавказ. Я в последующие дни еще раз проверил дивизию В. И. Киселева, которая держала оборону, затем нам подбросили стрелковую бригаду[138]138
  Оперативно проведённая переброска под Орджоникидзе частей Северной группы войск Закавказского фронта позволила не только остановить продвижение немцев, но и перейти в контрнаступление, окружить крупную германскую группировку и добиться серьёзной победы на этом участке фронта.


[Закрыть].

Когда я ознакомился несколько с обстановкой под Владикавказом по докладу Киселева и выездом в части, и поехал к Ивану Ивановичу в штаб, который был в Грозном.

Нужно справедливо сказать, что Масленников практически в штабе не бывал, в отличие от Тюленева. Он все время был в частях и непосредственно на поле боя.

Обстановка к тому времени складывалась следующая: у нас были данные, что Гитлер приказал частям во что бы то ни стало захватить Майкоп и Грозный, иначе нечем будет немецкой армии без горючего воевать, и, кроме того, он рассчитывал, что, захватив Кавказ (имеется в виду: если Гитлер захватит Кавказ. – Прим. ред.), Турция выступит войной против СССР. Эти данные похожи на правду. Было видно, с каким упорством он двигал войска на перевалы и Владикавказ.

У Ивана Ивановича я узнал, что к моменту активности наступательных действий немцев на Северный Кавказ… у командования Северо-Кавказской группой войск, т. е. у Ивана Ивановича, было 5 стрелковых дивизий, 9 стрелковых бригад и 5 танковых бригад. Казалось бы, достаточно войск, чтобы обороняться.

Масленников – честный командир, по-честному мне сказал, что Тюленев его игнорирует. И добавил, что «когда мы уехали от тебя, я дорогой ему говорил не раз, что Иван Александрович прав, когда он говорил, что нельзя посылать такую шифровку т. Сталину, но он настоял на своем».

Он мне рассказал, что сейчас из Генштаба прилетел генерал Бадин (описка: генерал-лейтенант Бодин. – Прим. ред.), и они разрабатывают план наступления наших войск. И упор делается на окружение большой группировки войск, сосредоточенной под Владикавказом в районе Алагир.

Там же в штабе я познакомился с командующими армиями: генерал-майором Хоменко* (ну, этого генерала я знал по НКВД, где он служил), с Рассказовым*, хорошим генералом, генералом Коротеевым* (боевой генерал), с Мельником* и другими. У всех у них в составе армий были дивизии НКВД, хорошие, боевые, стойкие дивизии.

Дивизии НКВД были: под Владикавказом, в Грозном, Махачкале, Баку и т. д. В том числе и на перевалах Кавказа, где были использованы пограничные отряды НКВД под названием «особый отряд»[139]139
  Вклад войск НКВД в оборону Кавказа был очень велик. На основных направлениях гитлеровских ударов сражались Грозненская, Махачкалинская, Орджоникидзевская, Сухумская и Тбилисская стрелковые дивизии внутренних войск НКВД. На плечах сотрудников НКВД лежала чрезвычайно важная функция обеспечения безопасности тыла: борьба с бандами, диверсионными группами, шпионами и т. п.


[Закрыть].

Вдоль Военно-Грузинской дороги я организовал так называемую «дивизию НКВД» из работников НКВД, милиции, пожарной охраны, подсобных отделов НКВД и других организаций. Эту дивизию, когда уже была готова, я в районе Грозного осмотрел и представил им командира дивизии, комиссара милиции Орлова. Здоровый парень, достаточно волевой.

Этой дивизии была поставлена задача курсировать по Военно-Грузинской дороге, выставлять боевые посты, а в наиболее уязвимых точках, ущельях, на поворотах дороги – боевые точки с пулеметами, подготовить взрывные шашки для обвалов в наиболее узких местах и т. д.

Это все они быстро выполнили, я приехал, осмотрел, вроде все было хорошо. Затем мне Орлов стал докладывать, что в ряде мест чеченцы начинают безобразничать. Застрелили несколько бойцов дивизии, зарезали командира роты, подрывают заложенные мины и т. д. Я приказал начальнику УНКВД Грозненской области чеченцу Албогочиеву разобраться в этом и доложить. Тут что-то дело нечисто…

К несчастью, где тонко, там и рвется. В Грозном получены данные, что немцы в тыл за Грозный в горы выбросили несколько офицеров во главе с полковником, задача которого организовать из чеченцев и ингушей диверсионный отряд 200–300 человек, с тем чтобы в нужный момент, когда будет по радио дана команда, они бы ударили нам в тыл и заняли Грозный[140]140
  С приближением линии фронта обстановка в Чечне заметно накалилась. В горах активно действовали банды из числа дезертиров и уголовников. Во многих районах поднимались антисоветские восстания, координируемые неким Временным народно-революционным правительством Чечни. С середины 1942 г. начались заброски немецкой агентуры на парашютах для связи с повстанцами: до августа 1943 г. НКВД была зафиксирована заброска не менее 8 команд численностью 77 человек. (Сталинские депортации. 1928–1953. Сборник документов. М.: Демократия, 2005. С. 436.).


[Закрыть].

Поехал во Владикавказ, чтобы там разобраться, а затем уже в Грозный. В общем, все подтвердилось. В Грозном я съездил проинформировал секретаря обкома Иванова* и председателя Совнаркома Моллаева* (ингуш).

Иванов мне рассказал, что у него есть данные, что чеченцы особенно плохо настроены против советской власти, что он им не доверяет. Пришлось разрабатывать план мероприятий против этого диверсионного отряда.

Ночью я поехал в Ведено (аул, откуда воевал против царскою правительства Шамиль). Хотя мы ехали поздно вечером, но при свете луны было видно, как чеченцы группами по 5–6 человек сидели на корточках и что-то болтали, словно готовились к чему-то. Мы, не останавливаясь, проехали аул и выехали за него в горы, но много не пришлось ехать, так как там дорога переходила в широкую тропу, и мы остановились.

Была тихая звездная ночь. На юге особенно яркими кажутся звезды и луна. Пока мы любовались ночной природой, красотой гор, которые необыкновенно освещались луной, и уже собирались обратно, как услышали гул самолета, хотя и отдаленный.

Кто-то сказал, что, наверно, наши из Баку пошли на разведку, но, к сожалению, через пару минут мы услышали завывающий звук немецкого самолета. Стали наблюдать. Шел на высоте 1,5 тысячи метров.

За горами мы заметили вроде каких-то вспышек, он туда и направлялся. Через пять-семь минут он развернулся над этим освещенным местом и стал кружить. От нас это было 10–12 километров. Мне стало ясно, что немец пришел на связь с диверсионным отрядом и, вероятно, что-нибудь сбрасывает.

Мы поехали обратно в Грозный. Там в городе я решил пройтись и вновь услышал звук этого самолета, возвращавшегося обратно. По моим подсчетам он там над отрядом был не менее 40 минут.

Утром я послал в аул двух сотрудников-чеченцев с задачей разузнать поподробнее об этом отряде, и послать на место хорошего агента…

После совещания приказал Албогачиеву* (нарком внутренних дел) часов в 10 вечера собрать на конспиративной квартире лучших из лучших чекистов 10 человек русских и 2 чеченцев, наиболее преданных. Туда подбросить солдатских шинелей, телогреек и сапоги. Албогачиев удивился, для чего это нужно, однако пошел выполнять.

Обстановка в г. Грозном, как мне доложили, тревожная. Боятся немцев. Чеченцы ходят нагло, а в некоторых случаях грозят русским убить, когда придут немцы.

Имелись случаи, когда находили трупы солдат, которые везли продовольствие на фронт. Лошадей забирали вместе с продовольствием. Поступили данные от агентов, что нарком просвещения Чентиева* через своих людей связывает заброшенных в горы немцев с антисоветски настроенными чеченцами. Придется завтра допросить ее.

В 22.00 с Албогачиевым пошли на конспиративную квартиру. Сотрудники собрались. Кто-то не растерялся, принес нам покушать. Очень кстати.

Я ребятам сказал: «С сего часа вы все бандиты. Один из вас дезертир из Советской Армии, другой уклонился от призыва, третий – антисоветчик, бежавший из Грозного и т. д., придумывайте всякий себе легенду и соответственно одевайтесь и берите оружие». Все смотрят на меня и думают: «Рехнулся генерал».

Продолжаю дальше: «На рассвете отдельными группами выйдите в район Ведено (бывшая крепость Шамиля) недалеко от Грозного. Там вы сходитесь в горах в лесу в одну банду и питаетесь за счет местных жителей. Задача: разведать, где находятся немцы и их пособники, что они замышляют. Все это разведать и выслать ко мне человека или, возможно, двух. Самим оставаться до моего приказания в горах. Ясно?» – «Ясно». Албогачиеву остаться до утра, отработать все вопросы до деталей, проводить и доложить.

Через два дня после этого, ночью мне позвонили из Курчалоевского района и доложили, что туда вечером явилась банда в 200 человек, все местные власти разогнала, а имевшийся взвод солдат блокировала и предлагает им сдаться.

Час от часу не легче. До района примерно километров 40. Приказал к утру приготовить лошадей мне, и еще десяти сотрудникам, и решил выехать на место. Ведь там взвод наших солдат. Не может быть, что всех побили. Доехали до Ведено на машинах, а дальше верхом.

Километров 20 ехали все хорошо, а потом у некоторых стали лошади приуставать. Это плохо. Лошадей оставили, а сотрудникам с оружием приказал идти.

Подъезжая к райцентру, на горах увидел костры и людей. Они, видимо, нашу конную группу тоже увидели.

Когда подъехали к дому, где был райисполком, оттуда вышел чеченец, а за ним красноармеец. Спрашиваю: «Где взвод?» Не отвечает. Оказывается, бандиты три раза посылали парламентария, чтобы взвод сдался, те не сдались. Пытались поджечь дом, отбили стрельбой. Бойцы обрадовались, когда мы вошли.

Рассказали все по порядку. «Где власти?» – спрашиваю. Оперуполномоченный говорит: «Как бандиты вошли в райцентр, все разбежались по аулам и в лес, так как боялись, что убьют».

Я оперуполномоченному приказал находиться там, на месте, и пообещал прислать еще взвод. «Если будут приходить районные работники, то помогите им оружием и берите под защиту».

Вообще говоря, среди чеченцев столько всякой подлости. Как только почувствовали, что близко немцы, сразу подняли голову и давай в тылу безобразничать. Ведь им советская власть 23 года помогала, людьми стали, а как только советской власти стало тяжело, и они руку на нее подняли. Подлые люди.

На обратном пути уже почти темно было, имел место курьезный случай. Я еду впереди, маузер в руке, вальтер в кармане, вдруг из кустов выскакивает бандит с автоматом и ко мне.

«Товарищ комиссар, мы бандита поймали!» Ничего не пойму. Где, что, кто вы. Отвечает: «Я из вашей группы».

Наконец, я понял, что это мои «бандиты». Спешился. Повел меня в кусты. Там стоят два «бандита» и держат человека, на голову которого одета конская торба, чтобы он не видел.

Оказалось следующее. Этот бандит был полгода назад председателем Веденскою райисполкома, член партии. Забрав деньги и оружие, ушел к бандитам. Затем поругался с бандой и ходил в одиночку.

Встретив нашу «банду», он решил примкнуть к ней. Все это он рассказал и в подтверждение привел ряд случаев, кого он за полгода убил из советских людей. Наши сотрудники знали об этих убийствах, но не знали, что это он сделал.

Видя такое дело, наша «банда» разоружила его под видом провокатора, который может выдать «бандитов», и сказали ему: «Мы тебя покажем нашему главарю и тогда решим».

Когда я стал с ним разговаривать через торбу, то он мне все время доказывал, что он кадровый бандит и имеет заслуги в убийствах. Я тогда приказал снять с него торбу. Когда он увидел мои ромбы, побелел как бумага и сел на землю.

После этого мы с группой бойцов нашли в горах ущелье, где скрывались немцы, и забросали гранатами. Много было побито. Изъято было до 200 винтовок с иранскими клеймами. Потом выяснилось, что это немцы изготовляли под видом иранцев.

Битва за Владикавказ

Через сутки резко изменилась обстановка под Владикавказом. Немцы прорвались и заняли аул Гизель в 7 километрах от Владикавказа.

В Северо-Кавказскую группу приехали Саджая и Бадин (из генштаба). Затем Саджая, Бадин и нарком внутренних дел Северной Осетии Зоделава поехали в район Гизеля, и все трое были убиты при бомбежке[141]141
  Член ВС Закавказского фронта комиссар ГБ 3-го ранга А. Саджая, начальник штаба фронта генерал-лейтенант П. Бодин и нарком ВД Северо-Осетинской ССР ст. майор ГБ А. Зоделава погибли 5 ноября 1942 г. Накануне они выехали в район Дзуарикау для допроса крупного немецкого разведчика, сбитого на самолете. Вопреки требованиям безопасности, все руководители двигались в одной машине в сопровождении еще нескольких автомобилей. Эту кавалькаду без труда разглядели немецкие самолеты-разведчики, вызвавшие звено бомбардировщиков, При въезде в селение Гизель машины были прицельно уничтожены с воздуха.


[Закрыть].

6 ноября я уже был во Владикавказе. В тот же день я из Грозного, куда прилетел, переехал во Владикавказ. Обстановка была тяжелая.

Немцы подошли к городу и обстреливали электростанцию города из пушек. Все местные власти сидели в бомбоубежище, врытом в гору. Правда, они устроились довольно хорошо, вплоть до ковров. Ходили все по-партизански, в полушубках, сапогах, штанах.

Секретарь обкома Мазин, вздыхая, рассказал, как погибли эти три генерала. Условились, что я буду к ним приезжать каждый день, а сейчас поеду в штаб дивизии, которая обороняет город, к Киселеву В. И.

Командир дивизии наш пограничник В. И. Киселев. Не путайте с крымским Киселевым, тот Н. И. тоже генерал. Киселев мне доложил обстановку: войск мало. Справа от него обороняется стрелковая бригада, которая вытянулась на участке более 10 километров (положено максимум 56 километров для бригады, да еще полностью укомплектованной).

Я остался ночевать у него в землянке. Предупредил, что в Ставке особенно наказывали, чтобы не пропустить немцев по Военно-Грузинской дороге в Тбилиси. Военно-Грузинская дорога шла прямо из Владикавказа через перевал и в Грузию.

Поутру мы с Киселевым поехали по Военно-Грузинской дороге и определили, где надо поставить пушки, чтобы не пустить немцев, и какие узкие проходы взорвать. С вечера уже начались работы, долбили колодцы для взрывчатки, подводили провода, устанавливали наблюдательные пункты и т. д. Вдоль северных скатов Кавказских гор выставили посты, с тем, что если немцы пойдут в обход, то сразу наткнутся на них, и мы будем знать.

Вечером созвонился с двумя наркомами Северно-Осетинской и Чечено-Ингушской <республик>, чтобы они из сотрудников создали заградительный отряд, по типу Москвы, с тем чтобы задерживать всех военных, опрашивать и направлять на передний край обороны…

Праздник 7 ноября 1942 года я сидел в окопах вместе с бойцами. Немцы обстреливали из пушек Владикавказ. Вечером позвонил мне секретарь Северо-Осетинского обкома т. Мазин и пригласил вместе пообедать. Я, поблагодарив, спросил, где он. Отвечает: «На КП Обкома».

Ну я все-таки уговорил его не срамиться, а поехать на квартиру, в город, авось не обстреляют. Так и сделали. Дома у него мы пообедали и опять разошлись по своим местам…

В общем, во Владикавказе период был очень напряженный. Я описываю события не последовательно, наиболее яркие в начале, а потом остальные.

В октябре пришлось нам туговато. Немцы, видя, что через Малгобек это километров 20 с.-в. Владикавказа и сильно продвинулись[142]142
  Надо понимать, с.-в. означает «северо-восточнее», но это смысла фразе не добавляет. Малгобек по отношению к Владикавказу находится почти строго на севере, и расстояние между ними приблизительно 70 км.


[Закрыть]. Пришлось нам с Масленниковым срочно затыкать эту дырку.

Правда, к тому времени уже ему подбросили войск, хотя и не полностью качественных, но количество было. Я сказал – некачественных, имея в виду – некоторые части оказались морально не подготовленными для защиты нашей Родины.

Был такой случай. Утром позвонил Масленников и говорит: «Давай быстро съездим в Армянскую дивизию, там неприятность». Я быстро к нему подъехал, и мы помчались.

Приезжаем на КП, докладывают: командир дивизии Петросянц или Саркисянц, полковник. Оказывается, против одного из полков его дивизии немцы поставили «Кавказский легион», составленный из предателей Родины. Туда входили грузины, армяне и азербайджанцы.

Так как позиции немцев были близко от наших, 150–200 м, то немцы поставили громкоговорители и стали на армянском языке призывать наших армян переходить к ним. На рассвете политрук батареи, армянин, поднял батарею и повел к немцам.

Командир батареи, русский, выхватил револьвер, подбежал к политруку и приказал вернуться. Сзади выстрелом командир батареи был убит, и все ушли к немцам.

Мы возмутились и начали ругать командира дивизии, как он это допустил. Он вместо оправдания заявил: «Товарищ командующий, дайте мне русскую дивизию, и я покажу, как умею с ней воевать».

Я ему сказал, что с русской дивизией всякий может воевать, а ты со своими армянами повоюй. Потом эту дивизию отвели в тыл. Правда, в том же месте из этого «легиона» к нам тоже перешла группа…

Вот какие бывают в жизни моменты. Я Масленникову рассказал, что на перевалах, где я был, там азербайджанцы, армяне и грузины для того, чтобы уйти с переднего края, брали в руку шлем, подымали его над головой и держали, пока немецкие снайперы не пробьют руку. После этого его отправляли в медсанбатальон.

Когда я приехал, мне начальник о<собого> о<тдела> дивизии доложил об этом, я пошел в медсанбатальон, осмотрел этих больных, и тех, у кого рука не была раздроблена, приказал отправить в окопы. Когда на передовые явились эти вояки, резко снизились случаи самострелов и ранений в руку.

Как потом я уже жалел о том, что рассказал об этом Ивану Ивановичу. Оказывается, после разговора со мной он дал телеграмму в Ставку с просьбой расформировать и разослать по русским частям национальные дивизии: армянскую, азербайджанскую и грузинскую, которые были у него в составе группы войск.

Секретари ЦК Грузии, Армении и Азербайджана, знатные люди республик, дали телеграмму т. Сталину с возмущением, что Масленников разжигает национальную рознь, клевещет на бойцов и т. д. И Ивану Ивановичу пришлось каяться и отмежевываться. Я пожалел его, что он так опрометчиво поступил…

«Должен сказать всю правду…»

Я должен сказать всю правду, то, что я видел, что испытал на себе в числе других генералов, офицеров и солдат, что Закавказский фронт и Северная группа войск, я имею в виду командование, легкомысленно отнеслось и не придало серьезного значения предупреждениям Ставки и телеграммам Сталина об опасности, которая надвигалась на Кавказ. Не приняли мер по обороне перевалов и созданию крепкого оборонительного рубежа под Владикавказом, Малгобеком.

Ведь, кстати сказать, там места позволяли сделать оборону неприступной, как это было под Москвой. О легкомысленности Тюленева я слышал еще в 1939 году, когда он был в Одесском военном округе.

И когда войска округа принимали участие в присоединении Западных областей Украины, то Тюленев, побыв в Тернополе 2–3 дня, приехал в Москву с Тимошенко, который повел его к Сталину, где Тюленев со смехом рассказывал, как он напугал ксендза, что отрежет ему важное мужское место, если из костелов будут продолжать стрелять по нашим бойцам. Тюленева так и звали среди военных – «Ванька-шутник».

Так вот на Кавказе он тоже шутил, вертелся в Сухуми возле Берия, который приезжал на несколько дней, а затем также сопровождал Берия во Владикавказе вместе с генерал-майором Вершининым* (командующим авиацией Закавказского ВО), где побыли одни сутки, «накрутили» Масленникова и меня, чтобы держались и не отступали, и на этом руководство кончилось.

Нужно прямо сказать, что 37-я армия, на которую была возложена задача организовать прочную оборону под Владикавказом и на Моздокском направлении, не справилась с этой задачей. Командующий Козлов в ряде случаев терялся и не мог управлять армией, а иногда выжидал с расчетом, если немцы не пойдут в наступление, то и ему нечего их тревожить.

Нужно по-честному сказать, что за два года войны я насмотрелся на такие случаи и на других фронтах. Это объясняется все же недостаточным опытом войны, боевой закалкой…

Мы на обороне Кавказа находились на сегодняшний день уже почти 5 месяцев, и нужно сказать, что бойцы и командиры мужественно, с чувством долга перед Родиной сражались и упорно отстаивали родную землю.

Ради объективности должен сказать, что и среди военных были трусы и маловеры, которые бросали поле боя или подставляли руку под пулю, но таких единицы. Абсолютное большинство храбро отстаивали каждую пядь земли…

О том, что на гитлеровскую удочку клюнули некоторые люди из наших восточных национальностей и подались в армянские и грузинские «легионы», – это также известно, и я об этом слышал в передаче по радио, когда мы сидели в окопах у командира армянской дивизии, где со стороны немецких окопов почти круглые сутки шумело радио, выставленное в окопах, чтобы армяне переходили к немцам.

Мне также приходилось организовать борьбу, я уже говорил с «представителями мусульманского народа», которые в тылу Грозного и Владикавказа организовали банды и чинили подлости Красной Армии. Нашлись отщепенцы и трусы, которые пошли за немцами.

Но их было немного. И не уверен в том, что их так много, как об этом говорили мне не раз русские, проживающие в Грозном и Владикавказе, якобы их ежедневно чеченцы и ингуши пугают, что зарежут, когда придет Гитлер.

В отличие от чеченцев, северо-осетинцы вели себя хорошо. Помогали Красной Армии, и я не слышал от них жалоб, ни нытья от бомбежек немцами Владикавказа.

Почти весь декабрь 1942 года я и занимался чеченцами-бандитами. Эта подлая Чентиева так и не сказала, через кого она связывалась с немцами, никого не выдала. Вела себя нагло. Расплакалась, а отказалась сказать правду.

Председатель Совнаркома Чечено-Ингушской АССР Моллаев и секретарь обкома Иванов требовали арестовать её. Я донес в Москву об этом и оттуда получил указание Кобулова (этого негодяя): «Нарком приказал направить Чентиеву в Москву». Видно, ему сказали, что она красавица, и вот решил посмотреть на нее.

Нужно объективно сказать, что она была действительно красавица, 26 лет. Потом я узнал, что ее завербовали, а толку не было никакого. Глупо!..

В январе везде началось повсеместное отступление немцев, в том числе из Северного Кавказа и Кубани, и Чентиева-то не нужна уже была, и ее освободили. Мне не дал Кобулов дела сделать и сам не сделал, а подлецы остались на свободе.