Текст книги "Широкое течение"

Автор книги: Александр Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Дай-ка я попробую.

– А если испортишь? – придирчиво спросил Олег, с

неохотой передал клещи и отступил в сторону, сухо под¬

жав губы.

Чувствуя на себе его недружелюбный взгляд, Антон

связанно, несмело повторял движения Дарьина, отковал

деталь и с досадой отметил, что одна часть ее не запол¬

нила ручья. Дарьин рванулся к нему:

– Весь металл на хвост оттянул! Не видишь!

– Вижу, – огрызнулся Антон.

Нагревальщик положил перед ним вторую заготовку.

Напрягаясь, нервничая, Антон испортил и эту: теперь в

другую сторону перепустил.

Дарьин грубо оттолкнул его:

– Хватит, отойди!

– Не отойду! Теперь я знаю, как надо. Теперь вый¬

дет, честное слово! – крикнул Антон.

– За брак с меня будут высчитывать, а не с тебя, —

Дарьин отнял у Антона клещи и отстранил от молота.

Но Антон не уходил: он упрямо стоял поодаль —

учился.

В конце смены Олег подсчитал откованные детали и

удалился, усталый и самодовольный, небрежно пригласив

Антона идти домой. Но Антоном все настойчивее овладе¬

вало желание доказать Дарьину, что он сумеет управить¬

ся с этой деталью.

Цех опустел, грохот утих, за окнами белел во тьме

снег. На небе, правее трубы, пылала лазоревая звезда.

Морозило. В корпусе перекликались наладчики и слесари.

Отыскав десятка два заготовок, Антон остановил

старшего мастера, попросил:

– Дядя Вася, я нашел несколько некачественных

болванок, разрешите мне обработать их?

– Что за новости? Ступай домой...

– Дарьин-то не дал мне... – пожаловался Антон.

– Не дал? Ах, сатана! – вскричал Василий Тимофе¬

евич, и Антон не понял, восхищается он им или осуж¬

дает. – Вот так дружка ты заимел! – Сняв кепку, погла¬

дил бритый череп, из-под ладони испытующе покосился

на парня, сжалился: – Ладно, только зря не бухай. Я

подойду после...

Антон подождал, пока нагреется металл, пустил мо¬

лот, вынул заготовку, аккуратно положил на штамп и

нажал педаль. Гулко разнеслись по корпусам пять оди¬

ноких ударов. Поковка не получилась.

«А вот сейчас' выйдет. Должно выйти» – убеждал

себя Антон.

Выкатил кочережкой вторую, подхватил клещами, по¬

нес, положил, надавив педаль, ударил раз, остановился,

обследовал, поправил в ручье, ударил еще раз, опять

взглянул, опять поправил. Но и эта деталь не вышла, —

металл не заполнил формы; откинув в сторону поковку,

Антон опять упрямо повторил: «Врешь. Выйдешь! Сейчас

обязательно выйдет. Эта наверняка получится».

Достал из печи третью заготовку, с надеждой опус¬

тил на штамп, и вспышка озарила его беспокойное, как

будто похудевшее лицо, сосредоточенные, немигающие

глаза. Опять брак!

«Что такое?!» – подумал он тоскливо и огляделся: в

Корпусе было тихо, пустынно, полутемно; приподнятое

вначале настроение угасало. Не вышли четвертая, пятая

и шестая поковки. Антон отшвыривал их рывками, с до¬

садой, переводил дыхание и опять поворачивался к печи,

брался за кочергу. Он вытягивал новую болванку, зажи¬

мал ее клещами, – она притягивала его взгляд слепящи¬

ми, переливающимися, какими-то чарующими тонами, —

и с мольбой и отчаянием шептал, точно в этом искря¬

щемся куске металла заключалась его судьба, его сча¬

стье:

– Выйди!.. Пожалуйста!.. Хоть один раз!.. Голубуш¬

ка!..

Но сталь мстительно кидала в лицо ему раскаленные

брызги, шипела, меркла, не покорялась – коробилась,

перекашиваясь. Антон обливался потом, каждая заготов¬

ка вытягивала силы, опустошала; у него кружилась голо¬

ва, слабели ноги, и полночная тишина гнетуще давила

на плечи.

«Ну что делать?»—думал он, устало свесив руки.—

Надо бросить сегодня, завтра еще попробую... Пойду

домой, усну». – Но не уходил. Какая-то независимая от

него сила, упрямство удерживали тут; на секунду пред¬

ставил Дарьина, его снисходительную усмешку, его го¬

лос: «Рискованно: ногти не обломай». Это заставило со¬

брать силы, кинуться к печи и выхватить еще одну бол¬

ванку.

«Я неуверенно штампую, смелее надо, крепче», —

убеждал он себя, восстанавливая в памяти приемы Дарь¬

ина, Фомы Прохоровича, их движения.

Отковал еще две детали – и испортил: у одной пере¬

кос, вторая не заполнила формы. В ярости грохнул об

пол клещами, метнулся к окну, ткнулся лбом в стекло и

заплакал – от ненависти к себе, к молоту, оттого, что

устал, что голоден, что уже поздно – за полночь, что не

удалась ни одна поковка.

И вдруг на какое-то мгновение он увидел свое село,

родную избу, прудик перед окнами, высокие ветлы, густо

закиданные грачиными гнездами, и себя – маленького

парнишку Антошку; вот он карабкается по сучьям ветлы,

все выше, выше, к гнездам, выше гнезд! Грачи всполо-

шенно хлопают крыльями, в беспокойстве кружатся над

деревьями, хрипло и надсадно кричат. А снизу доносится

тревожный и в то же время ласковый голос матери: «Ан¬

тошка! Антошка! Куда ты залез, бесенок? Упадешь ведь!

Слезай, тебе говорят! Слышишь?».

А Антошка уже выше гнезд, деревья плавно качаются

какими-то кругами, тонкие сучья гнутся; и страшно и

гладко – дух захватывает! Оттуда все кажется ему ма¬

леньким: мать внизу, изба, корова; далеко видна Волга,

заречный лес, в пойме люди косят траву, по реке идет

буксирный пароход с баржами. Красота!..

«Антоша! – зовет мать. – Да куда же ты забрался,

батюшки мои! Слезай, сынок, упадешь ведь, разобьешь¬

ся! А то я отца позову».

Но голос матери заглушается грачиным криком...

...Антон очнулся, когда Василий Тимофеевич тронул

его за плечо.

– Чего уткнулся в окошко! Солнышка ждешь? Оно

еще по Африке, небось, гуляет – когда-то вспомнит про

нашу кузницу! – Старший мастер был голосист и ожив¬

лен. – Становись скорее, я тебе подам, и домой пойдем:

поздно. – Несмотря на свою тучность, мастер двигался

легко, и когда у Антона опять не вышла деталь, встал

сам:–Гляди, парень: металл в ручьях долгф не держи,

а то остынет, удары рассчитывай – где посильнее, где

потише. Прицелься и – накрой. Работай!

Но предосторожности и старания не помогли Антону,

и щеки старшего мастера затряслись, наливаясь краской;

он всплеснул руками, закричал:

– Экий ты растяпа! Стало быть, и вправду бестол¬

ковый!

Антон не испугался и не обиделся. Он стоял, точно

осененный чем-то. Глядя на разгневанного Василия Ти¬

мофеевича, на его забавно торчащий нос и короткие не¬

устанные руки, рассмеялся тихо и просветленно.

– Плакать надо, а ты смеешься, как дурачок, – не¬

доумевающе проворчал Самылкин и потоптался, видимо

собираясь уходить.

– Погодите, дядя Вася, сейчас, – просто и убежден¬

но сказал Антон и расправил плечи.

Василий Тимофеевич удивленно и с сомнением хмык¬

нул, выхватил пышущую жаром, ронявшую белые звез¬

ды заготовку. Антон быстро, точно играючи, выдал по¬

ковку, за ней вторую, третью... Старший мастер опять

разразился бранью:

– Что же ты мне голову морочишь, сиротой прики¬

дываешься! А ну, марш домой! – и на прощанье отвесил

Антону дружескую оплеуху.

«Только бы не утерять, ничего не забыть из того, что

сегодня понял, постиг! – думал Антон уходя.

На другой день Василий Тимофеевич встретил его

известием:

– Смену походил, и хватит с тебя. В кузнецах

нужда.

– Куда вы меня поставите?

– Куда поставлю, там и будешь ковать, – ответил

Самылкин, и лицо его застыло в непроницаемой сурово¬

сти. Тогда Антон повернулся к Полутенину и намекнул

несмело:

– Привык я к этому молоту, Фома Прохорович, че¬

стное слово.

– Оставайся тут, – молвил кузнец. – Добрый час

тебе! Не стесняйся, приходи, коли что...

Василий Тимофеевич мгновенно перестроился.

– Гляди, парень, куда встаешь! Цени!..

Назначенный бригадиром, Антон с рискованным не¬

терпением приступил к штамповке. Ему хотелось с само¬

го начала показать себя – вырваться в ряд с Фомой

Прохоровичем, с Дарьиным. Первое время он работал

осторожно, осмотрительно. Но все шло слаженно, беспе¬

ребойно, печь грела хорошо, нагревальщик действовал

проворно, прессовщик ждал новых поковок, а Гришоня

после Фомы Прохоровича просто скучал. Все это приту¬

пило бдительность Антона. И постепенно набирая ско¬

рость, он стал поторапливать себя и бригаду.

Прибежал Безводов. Наклонившись к уху Антона, он

прокричал:

– Поздравляю с назначением! Как идут дела?

– Хорошо, – ответил Антон.

До обеда Антон отковал более половины сменного за¬

дания – признак того, что норма будет выполнена, а

возможно, и перевыполнена, если даже будут работать с

меньшим напряжением. Груда поковок остывала рядом

на полу.

Но вот подошла девушка-контролер и сообщила с со¬

чувствием, что в поковках тридцать процентов брака.

Вслед за ней прибежал Василий Тимофеевич, красный и

фыркающий, как самовар, посмотрел на Антона уничто¬

жающе и сказал с раскаянием и досадой:

– Поспешил я с тобой. Эх, шляпа! – И, вздохнув,

прибавил назидательно:—Ты гляди у меня, парень!..

Антон не слышал его, стоял ошеломленный, подавлен¬

ный – он не мог понять, как все это произошло. Сразу

почувствовалась тяжесть во всем теле, он обессиленно

сел на железный ящик с заготовками. Через незастеклен¬

ное окно приятно дул легкий морозный ветер. Не хоте¬

лось ни есть, ни двигаться...

– Я тебе говорил, что ногти пообломаешь, – так и

вышло, – глумливо усмехнулся Олег Дарьин, – задер¬

жавшись возле Антона. – Это тебе не девчонок умыкать,

тут сноровка требуется.

Антон подумал с тоской: «Эх, рано оторвался от Фо¬

мы Прохоровича!.,».

– Что, кузнец, выходит, что до мастерства-то еще

далеко? – услышал он над собой голос и открыл глаза:

рядом сидел Фирсонов, его привел Гришоня. – Придется

еще походить, поучиться. – Заметив во взгляде парня

замешательство, Алексей Кузьмич сказал с ласковым

осуждением:'—А вот в панику кидаться – последнее де¬

ло. Пойми, где родилась ошибка, а поняв, впредь ее не

допускай. Это будет как раз по-комсомольски. А ты го¬

лову повесил.

Гришоня присел перед Антоном на корточки, восклик¬

нул с принужденной веселостью:

– Подумаешь – брак! С кем не случался такой кон¬

фуз, скажи? Оч-чеиь интересно мне знать! Ну, погнались,

ну, сплоховали немножко – подумаешь!.. Это даже хоро¬

шо. что треснули по затылку: не гонись, как в сказке, за

дешевизною! Настоящее-то, ой, как дорого стоит!..

– Верно, Курёнков, – подхватил Алексей Кузьмич и

эпять повернулся к Антону: – Ты думал только о себе—

шшь бы тебе отличиться и все бы вдруг заговорили:

кАх, какой молодец! Не успел встать к молоту и уже

зырвался вперед». А вышло по-другому... Ты забудь о

:ебе, думай о кузнице. А ей надо, чтобы ты все допод¬

линно изучил, проверил, постиг, а там уж с чистой со¬

вестью уверенно шел вперед.

– А я думал, что дадим, как другие, сверх нормы,

устное слово, – обронил Антон упавшим голосом. – И

ют – на тебе! Обидно...

– Я, грешным делом, ждал такого оборота, – сказал

юдошедший Фома Прохорович, глядя на потерянный вид

своего бывшего нагревальщика. – Уж больно ты разо-

гнался, Антоша!' Ох, думаю, запалится парень!.. Надо бы

– тебя остановить, подсказать, а я мимо прошел. Винюсь,

брат...

Алексей Кузьмич рассмеялся:

– Как ему не запалиться – он же за тобой погнал¬

ся. – Повернулся к Антону, подмигнул. – Так ведь?

– Так, – согласился Антон смущенно.

– А ты догоняй меня не торопясь, – посоветовал

Фома Прохорович, присаживаясь возле него. – Я от тебя

не прячусь, не бегу – догонишь. Вместе-то идти куда

способнее. А спешкой, кроме беды, ничего не наживешь.

С самого начала привыкнешь спешить, так все время и

пойдет. Она, привычка-то, говорят, вторая натура, а ча¬

ще – дура, и не заметишь, как приучит к браку. А брак

сродни только неряхам да лентяям. – Фома Прохорович

взял парня под локоть. – Идем-ка, подзаправимся, а то

все вкусиое-то съедят, нам не оставят.

«Да, легких дел нет, – решил Антон, идя за Полуте-

ниным. – Легкое только безделье. Изучить надо все дос¬

конально.. Правильно сказал Алексей Кузьмич. А пока

рано думать о каком бы то ни было перевыполнении». И

вспомнил Мартина Идена: «Сколько у него было не¬

удач!».

5

Медленно и настойчиво постигал Антон нелегкое ис¬

кусство ковки стали. Молот, как норовистая лошадь, по¬

рой не слушался его, как бы вставая на дыбы, металл

поддавался его воле нехотя, а напряжение, сопровождав¬

шее каждый удар, изнуряло. Мастерство давалось с тру¬

дом, и это ожесточало Антона, делало неразговорчивым,

глаза его были всегда угрюмо сосредоточены, точно он,

чутко прислушиваясь, вглядывался внутрь себя, и Гришо-

ня, не любивший понурых людей, навязчиво донимал его:

– Чего ты сник, ну, чего?

Антон отстранил его:

– Отстань. На одном месте толчемся – не замеча¬

ешь?

Однажды штамповка не пошла с самого утра. А утро

было морозное, ясное; сквозь закоптелые стекла пробива¬

лись лимонно-желтые лучи негреющего и какого-то кос¬

матого – в ореоле – солнца, путались в кружевном пере¬

плетении балок под крышей, растворяясь в синем чаду.

Металл, точно глина, – вязкий, сырой; хотя Гришоня и

смазывал усердно ручьи соляным раствором, детали при¬

липали то к верхнему, то к нижнему штампам, и их при¬

ходилось выковыривать. Напрягаясь, Антон озлобленно

скалил зубы, тяжело дышал, раздраженно вытирал пот,

который щипал глаза, часто пил газированную воду и

придирался к нагревальщику:

– Перегрел?

– Нормально, – отрывисто бросал тот, заражаясь

его нетерпением и горячностью.

– А я говорю, перегрел!

По корпусу двигалась группа людей в халатах. В

центре ее находился пожилой приземистый человек с се¬

дыми пышными усами, чем-то напоминавший учителя

Дмитрия Степановича, на голове – приплюснутая кепка,

руки – в карманах халата. Вместе с ним шли директор

завода, секретарь парткома, начальник цеха Костромин,

Фирсонов, Володя Безводов, и сзади легко нес свое туч¬

ное тело старший мастер Самылкин.

Антон похолодел. Он мысленно молил об одном: толь¬

ко бы начальство, проходя мимо, не обратило на него

внимания. И в ту же секунду он с ужасом увидел, как

седоусый, отделившись от группы, повернул прямо к не¬

му. Остальные остановились в проходе. Антон готов был

провалиться сквозь землю, лишь бы не показывать свою

работу.

Но седоусый уже стоял рядом. Как на грех, деталь

предательски -завязла в верхнем штампе и вместе с «ба¬

бой», остывая, назойливо маячила перед глазами —

вверх-вниз, вверх-вниз, пока он не сбросил ее. Движения

Антона казались неумелыми, скованными...

Седоусый выразительным кивком головы подозвал

Антона к себе, наклоняясь к нему, негромко, но отчетливо

спросил:

– Как фамилия? Карнилин? А звать? Ага!.. Как идут

дела, Антон?

Уставший больше от переживаний, чем от самой ра¬

боты, Антон неприветливо посмотрел на незнакомца и с

досадой махнул рукой:

– Плохо!

– Почему?

– Не знаю. То ли штамп подсел, то ли еще что, а

может, металл некачественный – заедает! Видели, не¬

бось...

Гость задумался, выпятив губы и топорща большие

усы. Антон окинул взглядом цех – из-за молотов, прес¬

сов и печей испытующе следили за ним кузнецы, нагре¬

вальщики..,

Седоусый попросил у Антона сначала очки, потом ру¬

кавицы. Сопровождающие его люди, стоя поодаль, за¬

улыбались, когда он взял клещи.

– Смотри, – сказал он Антону и подал знак нагре¬

вальщику. Тот выхватил заготовку. Споро, красиво, эко¬

номно отковал седоусый несколько деталей. И странно:

молот работал послушно, металл в штампах не застре¬

вал. Потом он повернулся к Антону – лицо как будто

помолодело, глаза горели юношески весело, вдохновенно:

– Не заедает?

– Но вы делаете три удара! – возразил Антон.—

А по технологии надо четыре.

– Технология – не путы для тебя, мешает – разор¬

ви, отбрось. Технологию делаешь ты, кузнец, и ты ее ме¬

няешь. Гляди, выискивай, пробуй! – Старик неожиданно

хлопнул Антона по плечу, засмеялся простовато, по-свой¬

ски, возле глаз – мудро – лучики морщинок. – На, дер¬

жи свое оружие, – сказал он, подавая очки и рукави¬

цы. – До свидания, Антон. Работай... Молоток ходит, как

часы.– Присоединился к своей группе и двинулся даль¬

ше.

Старший мастер подбежал к Антону, прокричал в ухо,

торопливо и восторженно:

– Знаешь, кто с тобой разговаривал? Первый заме¬

ститель министра! Федосеев, Григорий Миронович. Из

кузнецов! Читал надпись на своем молоте? Это он открыл

дорогу новаторскому движению в машиностроении. Гля¬

ди, парень!.. – предупредил он и поспешил догонять

ушедших.

Антон подошел к окну и замер. Что-то необычное про¬

изошло в его душе в эти короткие минуты, что-то огром¬

ное сдвинулось и переместилось. Он это чувствовал, хотя

и смутно еще. Будто осенило каким-то новым светом его

будущее, его судьбу. И он понял, что жить надо по-ино¬

му. А как?.. Он не мог ответить. Но знал, что по-друго¬

му, по-новому.

Усеянный черными крупицами угольной пыли снег

пылал на солнце, леденил взгляд звездчатой россыпью;

казалось, шагни на серебряный его наст, и он, заскрипит,

диковинно запоет на разные голоса.

Антон облегченно вздохнул и улыбнулся Гришоне

медленно, светло, всей своей широкой щедрой душой, за¬

тем шагнул к молоту, подав знак нагревальщику.

6

Недели через две после посещения цеха заместителем

министра Антон дал самую высокую выработку – сто де¬

сять процентов. Для него это была победа, тем более, что

цех изо дня в день не справлялся с заданиями и Антон

чувствовал себя виноватым.

Вот теперь, кажется, наступила пора заявить о своем

давнишнем желании: сделать свою бригаду комсомоль¬

ско-молодежной. Но не по названию, а по сущности, по

делам. Новое звание бригады наложит на него новые

обязанности и отнимет немало часов в его и так пре¬

дельно уплотненных сутках. Но он чувствовал, что тот

творческий порыв, который духовно соединяет людей в

единый коллектив, все сильнее захватывает его и, неза¬

висимо от его желания, влечет вперед, – невозможно

отделиться от него или свернуть в сторону.

По окончании смены Антон пришел к Володе Безво-

дову посоветоваться. Тот, ни минуты не раздумывая, вы¬

палил:

– Ваша бригада должна быть комсомольско-моло¬

дежной! Предстоят такие дела!.. Алексей Кузьмич ска¬

зал, что пора выводить кузницу в гору, и коммунисты с

комсомольцами должны идти впереди.

– Правильно! – с готовностью подхватил Гришоня и

выпятил свою грудь.

– Нагревальщиком возьмете Илью Сарафанова, я с

ним говорил, он согласен. Прессовщицей – Настю Дарь¬

ину, она охотно пойдет в бригаду, – диктовал Безводов,

обжигая товарища горячим, воодушевленным блеском

черных глаз.

– За Настю погоди решать, – вставил Гришоня,—

За нее Олег решит. Она у него как по струночке ходит.

– А мы его самого заставим ходить по струночке,—

бросил Володя и потащил их в комнатку старшего мас¬

тера.

Самылкин грузно и домовито восседал за столом и с

усердием писал на разграфленном листке бумаги. При

появлении ребят щеки его недовольно дрогнули, нагнали

на переносицу мелкие морщинки, губы непримиримо под¬

жались.

– Мы к вам, Василий Тимофеевич, – деловито ска¬

зал Безводов.

– Неужели? – насмешливо' удивился тот.– А я, гля¬

ди, ребята, без вас и работать не могу, вот беда!

– Мы же по делу, – разъяснил Гришоня, садясь к

столу и с любопытством заглядывая в бумаги.

– Вот хорошо! – воскликнул Самылкин, не подни¬

мая головы. – А у меня тут, стало быть, бездельников

полно, мне и невдомек...

Ребята переглянулись. Безводов сказал сдержанно и

суховато:

– Мы по серьезному вопросу к вам пришли. Если

не хотите разговаривать, так и скажите.

– Какой вопрос? Говорите.

–: Хотим организовать комсомольско-молодежную

бригаду, – сказал Антон.

– Никаких бригад, – отрезал старший мастер.—

Работайте, как работали.

– Я хочу иметь бригаду из комсомольцев. Почему

не разрешаете? – спросил Антон требовательно.

Старший мастер приподнял, наконец, голову, успокои¬

тельно попросил:

– Потише, молодец. Мало ли что ты захочешь... Дру¬

гие бригады ломать из-за тебя прикажешь? Не стану.

И разговор, стало быть, окончен. Что уставился? Не стра¬

щай своими глазищами.

Безводов послал Гришоню за Фомой Прохоровичем,

сел к столу, попробовал убедить старшего мастера.

– Уверяю вас, Василий Тимофеевич, это будет самая

лучшая бригада в цехе.

– Старуха надвое сказала.

– Вот увидите!

– И глядеть не стану – не спектакль,– упрямо твер¬

дил старик. – Уходите, не мельтешите перед глазами.

Вошел Фома Прохорович, сел на лавку, осуждающе

взглянул на Самылкина, склонившегося над бумагами,

и густой басок его нарушил тишину:

– Зачем мешаешь ребятам, Василий? Нехорошо это...

– А ты защитник у них? Адвокат! – воскликнул

старший мастер вскакивая. – Ты гляди, старик, я не по¬

смотрю, что ты депутат и все такое. Я и тебе могу при¬

казать: не вмешивайся.

За двадцать с лишним лет совместной работы Фома

Прохорович хорошо изучил Самылкина, не обижался на

его слова, на горячность и сейчас только рассмеялся и

сплюнул:

– Тьфу, старый дурачина! Они же для пользы дела

стараются. А ты им крылья подрезаешь...

– Сам знаю, что для пользы. Я их, подлецов, не

меньше твоего люблю. Но что это такое? Чего бы они

ни захотели, комсомольцы, – то вынь да положь им!

Инженеров к гшм приставляют, школы им подчинили.

Захотели свою бригаду сколотить – пожалуйста. Не про¬

сят, а требуют! Слишком большую волю дали им.

Фома Прохорович рассмеялся:

– Завидуешь ты им, что ли?

– Может, и завидую. Мы с тобой пришли в этот

цех —здесь два-три молота стояло, да и то никудышные.

Все ворочали своим горбом. Много к нам инженеров при¬

крепляли? А им сейчас все, вся техника – ставь рекор¬

ды!– Грозно взмахнул рукой и воскликнул:—Нет, Фо¬

ма, им,' молодцам, легко живется, надо рогатки ставить,

барьеры, – пусть преодолевают характер закаляют.

– Глупости городишь, – ухмыльнулся Полутенин, а

Гришоня удивленно проговорил, приоткрыв рот и часто

мигая:

– Это же реакционные идеи!..

Мягкое лицо мастера расплылось, подобрело, он рас¬

смеялся и пригрозил Гришоне:

– Ишь ты, выучился разным словам, да и соришь

ими где попадя. Я вот тебе всыплю за такие слова!..—

Сел, отдышался и сказал: – Идите к Костромину, скажи¬

те, что я согласен. Но, гляди, ребята: взялся за гуж, не

говори, что не дюж; буду требовать с вас – не плачьте.

Когда ребята вошли в кабинет начальника цеха,

Костромин с кем-то резко разговаривал по телефону: ле¬

вая бровь его взлетела к виску, борода сдвинулась впра¬

во, и от этого лицо его казалось сердито перекошенным;

нетерпеливо слушая собеседника, он взглядом приказал

ребятам сесть. Вид начальника не предвещал ничего

доброго. На длинном столе и на подоконниках были раз¬

ложены разнообразные детали. Окончив разговор, Кост¬

ромин швырнул трубку на рычажок, не садясь, быстро

записал что-то в блокнот, затем стремительно приблизил¬

ся к ребятам. Те почтительно встали.

– По делу, Володя? Я слушаю, – все еще резковато,

но уже миролюбиво проговорил он.

– Леонид Гордеевич, мы хотим организовать комсо¬

мольско-молодежную бригаду. Разрешите?

Костромин отвернулся, тихо, как-то обиженно пошел

к столу, задумчиво теребя бороду.

– У нас двенадцать молодежных бригад, но не все¬

ми ты можешь похвалиться, – сказал он. – Так не луч¬

ше ли укрепить, подтянуть старые, чем создавать новые?

Кроме того, придется ломать другие бригады – вы ведь

кого-нибудь не возьмете?..

– Нам нужен Сарафанов, нагревальщик из бригады

Саляхитдинова – они все равно ссорятся – и прессовщи¬

ца Дарьина, – объяснил Володя.

– Старший мастер Самылкин не возражает, – осто¬

рожно вставил Гришоня.

Дойдя до стола, Костромин круто повернулся:

– Вы знаете, как необходимы нам деятельные кузне¬

цы и бригады. Мы задыхаемся без них. Как мы ни бьем¬

ся, а кузница до сих пор идет позади других цехов. А

она обязана во что бы то ни стало стать первой. – По¬

молчав, он спросил:– Кто бригадир?

– Карнилин, – сказал Безводов,. – Вот он.

Леонид Гордеевич, изломив бровь, взглянул на Анто¬

на, наткнулся на его прямой и смелый взгляд, мгновен¬

но принял решение и, подойдя к кузнецу, тронул за

плечи:

– Будете работать хорошо – окажу полную поддерж¬

ку. Не справитесь – пеняйте на себя:      расформирую,      а

вас переведу в нагревальщики. До свидания.

Глава третья

1

Антон старался не думать о Люсе. Чувства к ней бы¬

ли как бы приглушены грохотом кузницы, вытеснены

учебой в школе. Ему не хватало суток – спал не больше

пяти часов, из цеха, наскоро искупавшись, бежал в шко¬

лу, и там проходили часы в напряженнейшем внимании,

в усилии памяти, воли и духа. В свободное от учебы и

работы время он выполнял комсомольские поручения,

размышлял о своей бригаде, готовил уроки, а во сне ему

виделись английские слова и фразы в виде оживших за-

гадочных узоров, которые он не мог уловить, расшифро¬

вать и произнести.

Попадая с Володей Безводовым в другие, не завод¬

ские компании, Антон видел, что сведенные в один круг

люди разных профессий и положений мало говорили о

паровых молотах, болванках и термической обработке

деталей, а спорили о новых романах и спектаклях, о фут¬

боле и музыке, обсуждали вопросы международной жиз¬

ни. Многое из этих разговоров он не понимал, имена лю¬

дей, которые тут произносились, ему даже не были зна¬

комы. На таких вечеринках Антон старался быть неза¬

метным, скромно сидел, спрятав руки под стол, чутко

прислушивался к беседе, запоминал! Многих из этих лю¬

дей он уважал, завидовал им, сердцем чувствуя, что они

такие же простые и бесхитростные, как и он сам, и к

знаниям шли таким же трудным путем, каким идет он.

Антон читал книги, читал с жадностью – в постели

перед сном, в трамвае, в красном уголке цеха во время

обеденного перерыва и даже на улице, на ходу. И чем

больше он читал, тем отчетливее понимал, что все это

незримо влияет на его труд, а труд – это он теперь твер¬

до знал – незыблемая основа жизни, в нем все его успе¬

хи и йеудачи, невзгоды и радости, муки и наслаждения,

в нем его мужество и слава. Рабочий человек обязатель¬

но должен иметь среднее, а то и высшее образование,

чтобы изо дня в день возвышаться в своем труде

Антону было труднее учиться потому, что профессия

его была несравненно тяжелее многих других. И порой

его клонила неодолимая свинцовая усталость, руки без¬

вольно опускались, и он с отчаянием малодушного думал,

что не выдержит такого напряжения, бросит школу.

В такие моменты, страшась принятия окончательных

решений, Антон шел за поддержкой к своему другу Без-

водову или Фирсонову, а чаще – к Фоме Прохоровичу

Полутенину.

Антону нравилось бывать в этой тихой и приветливой

семье. Здесь было уютно и просто, как дома.

Когда-то Фома Прохорович был суровым, иногда да¬

же жестоким человеком, и Марии Филипповне, женщине

кроткой, мягкосердечной, не раз приходилось плакать от

него втихомолку. А молодая невестка Нюша трепетала от

одного его взгляда из-под хмурых бровей. Не боялись

его только внуки, лезли к нему во всякое время, – он

для них был добрым дедушкой.

Но после гибели сыновей на войне он круто переме¬

нился. Горе смягчило его, укротило нрав, сблизило с же¬

ной, – он понял, что на свете, кроме нее, нет ближе че¬

ловека.

От старшего сына, жившего отдельно от них; остались

двое детей; от младшего – одна девочка, Оля. Фома

Прохорович все чаще стал замечать, как невестка Нюша,

посадив на колени Оленьку, подолгу сидела в глубокой

задумчивости и печали, шептала, глотая слезы:

– Как будем жить без папы-то?

– С дедом, – отвечала девочка: она не помнила

отца.

Нюша замкнулась, никуда не ходила, после работы,

поужинав, сразу ложилась в постель.

Фома Прохорович долго ходил молчаливый, углуб¬

ленно думая о чем-то, решая какую-то сложную задачу,

и, решив ее, позвал однажды к себе невестку, посадил

возле себя и сказал:

– Вот что, Анна... Хватит тебе слезы лить. Слезами

мужа не вернешь. Ты женщина молодая, из себя видная,

неглупая... Не годится тебе жить так... Невелика радость

с нами, стариками, хороводиться. Выходи-ка ты замуж,

обзаводись семьей...

– Правда, Нюша, правда, милая, – подтвердила

Мария Филипповна.

Фома Прохорович помолчал и прибавил:

– Хочешь, оставайся здесь, комнаты вон какие, не

стесним... Если, конечно, хороший человек попадется.

А хочешь – к нему иди... Ну, а Оленька, внучка, пусть

при нас растет, нам без нее нельзя.

Через год Полутенины выдали невестку замуж, точно

дочь свою, и остались с Оленькой.

Фома Прохорович относился к Антону, как к сыну, —

этот парень, скромный и работящий, пришелся ему по

душе.

Простой, сам не очень грамотный, но мудрый своим

житейским опытом человек, он безошибочно находил пу¬

ти к сердцу Антона. Пожалуй, никто так проникновенно

не произносил великие, но ставшие уже привычными сло¬

ва, как он. Сидя за столом в своей просторной и чистой

квартире, наливая из стакана в блюдце чай, смущенно

покашливая, он вдумчиво и тихо внушал своим мягким и

ласковым баском:

– Ты не забывай, сынок, коммунизм-то уже вот, на

пороге... Он ждет людей честных и работящих и, конеч¬

но, грамотных, знающих... А хорошее-то всегда дается

трудно... с мукой дается. Но ведь ты рабочий, ты дол¬

жен быть потверже других духом-то – у огня стоишь...

Слушая Фому Прохоровича, Антон чувствовал, как в

груди что-то приятно таяло и тепло разливалось... Он

уходил от него освеженным, полным сил и веры. И снова

терпеливо и неутомимо нес груз, который он сам взвалил

себе на плечи. Порой казалось, что под этим грузом по¬

гасла его любовь к девушке. Но это только казалось.

Как тлеющий в глубине костра, под пеплом, огонек при

дуновении ветра разрастается в пламя, так и почти угас¬

шая любовь Антона к Люсе вдруг вспыхнула с новой

силой.

В субботу Антон, Гришоня и Володя Безводов соб¬

рались в Центральный парк культуры и отдыха имени

Горького на каток.

В безветреные вечера, когда морозный воздух чуть

внятно пахнет ранней весной, а над городом в черной

пропасти неба зажигаются голубые студеные созвездия,

Антон любил выйти на лед. Глядя на карнавальную

пестроту костюмов среди розоватых сугробов снега, сле¬

дя за веселой игрой огней, отражавшихся в ледяных зер¬

калах, заглядывая в девичьи лица с нацелованными мо¬

розом щеками, в задорные их глаза с инеем на ресни¬

цах, слушая всплески смеха и пронизывающие насквозь

пленительные звуки вальса, Антон испытывал ни с чем

не сравнимое чувство душевного восторга.

Выйдя из гардероба, он на минуту останавливался –

губы полуоткрыты в улыбке, ноздри жадно вдыхают

аромат свежести – окидывал взглядом пространство в

струящихся потоках света прожекторов, в морозных

искрах, карусельное кружение толпы, перспективу аллей,

.уводящих в дальний конец парка, на пруды, и, подхва¬

ченный желанием лететь, Антон приподнимался на нос¬

ки, для разбега делал несколько стремительных прыжков,

¦ а потом кидал себя вперед, стрелой рассекая толпу —

одна рука за спиной, другая с ремешком размашисто ре¬

зала воздух.

Приметив впереди девушку в нарядном костюме, он

гнался за ней, а догнав и заглянув ей в лицо, улыбался

широко и приветливо – от изобилия счастья.

Вот и сейчас, выбежав на лед, Антон, высокий, строй¬

ный, в синем шерстяном свитере, с непокрытой головой,

покосился на товарищей, потом внезапно рванулся и про¬