Текст книги "Широкое течение"

Автор книги: Александр Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

других парней мало? Вон их сколько, вешайся на шею!

Ишь, задрала морду-то! Гордая... Чем гордишься?..

Марина даже не двинулась с места, не смутилась,

губы тронула едва заметная презрительная усмешка.

– Забирайте ваше сокровище, – бросила она глухо¬

вато и отрывисто. – Я в нем не нуждаюсь.

Семиёнов, наблюдая за Мариной, отметил: «А все-

таки она красива. Простая девушка, а с каким достоин¬

ством держится. Она не лишена благородства. Недаром

же она так нравилась мне когда-то... Конечно, с Таней

Олениной ее сравнить нельзя...» Уходя, Иван Матвеевич

слышал беспорядочные выкрики рассерженной Насти

Дарьиной, краткие ответы Марины, предупреждающие

слова Олега и гул толпы.

Поднявшись в буфет, Семиёнов посидел с Фирсоно-

выми, выпил пива и как бы невзначай спросил:

– Я что-то Татьяну Ивановну не вижу. Не знаете,

где она?

– Ушла домой, – ответила Елизавета Дмитриевна,

выразительно взглянув на Семиёнова. – Навестили бы...

Иван Матвеевич понял, поспешно встал и вышел.

Алексей Кузьмич неодобрительно поглядел на жену.

– Поражаюсь, как ты позволяешь себе играть такую

неблаговидную роль в судьбе своей подружки. Я думаю,

она не поблагодарит тебя за твое усердие...

– Ошибаешься, – ответила Елизавета Дмитриевна

обидчиво. – Чутье женщины, которое чуждо вам, муж¬

чинам, подсказывает мне, что я поступаю правильно. Та¬

ня сама не знает, чего хочет, в ней борются разноречи¬

вые желания, и если она сделает по-моему, будет счаст¬

лива, уверяю тебя.

– Будет ли счастлива – неизвестно. А ведешь ты себя

нехорошо, – Алексей Кузьмич встал. – Идем домой.

– В таких вопросах я понимаю больше твоего, по¬

верь мне, – суховато проговорила Елизавета Дмитриев¬

на и пошла впереди мужа к выходу.

Семиёнов понял, что Таня находилась в затруднитель¬

ном положении, в такой момент она может ухватиться

за него. И вот он явился, взволнованный, напряженный,

готовый к решительному объяснению.

– Иван Матвеевич! – негромко и испуганно вос¬

кликнула Таня, пораженная его возбужденным видом.—

Что-нибудь случилось? Проходите, садитесь...

– Со мной ничего не случилось, – ответил он, сел

на диван и прикрыл колени шляпой. Таня повернулась

к пианино боком, положила левую руку на клавиши,

ждала. – Почему вы ушли с вечера? С вами что-то про¬

изошло...      |

– Я... У меня... разболелась голова... – ответила Та¬

ня, замявшись. Он сидел прямо, глаза не мигали, лихо¬

радочный блеск в них пугающе усилился.

– Вы обманываете меня, – заговорил он, волнуясь,

с расстановкой. – Вы ушли по другой причине. Я не бу¬

ду вникать в подробности, но знаю, что вас обидели...

Не оценили. И заявляю вам, что никто никогда не оце¬

нит вас так, как я.

Таня хотела что-то возразить, но он остановил ее:

– Погодите. Я говорю слишком смело, простите. Мне

казалось, что мои терзания дают мне на это право. Мо¬

жет быть, я недостоин вашёй любви... Я не требую ее

от вас. Я только хочу, чтобы вы ни на минуту не забы¬

вали, что я люблю вас давно. И что вы в любую ми¬

нуту найдете у меня сочувствие и защиту. Я сейчас при¬

шел с надеждой быть чем-нибудь полезным вам... Так

будет всегда. Женщина без преданного взгляда – как

цветы без влаги – увядает. Мое внимание к вам неисся¬

каемо: глаза мои никогда не устанут смотреть на вас и

восхищаться вами. Мы оба работаем, у меня большие

планы на будущее... Вы не будете нуждаться ни в чем,

это я вам обещаю торжественно. Но, ради бога, не пу¬

гайтесь моей агрессивности. Я не связываю вас никакими

обязательствами – не повезу в загс без вашего согласия.

Нет. Я предлагаю вам пока немного: поедемте вместе на

Черноморское побережье, отдохнем, присмотримся друг к

другу, и, возможно, вы привыкнете ко мне, я стану для

вас необходимым...

Он замолчал, вынул платок и вытер большой горя¬

чий лоб, потом замер ожидая.

Склонив голову, Таня слушала его и думала с го¬

речью:

«Может случиться, что я и на самом деле привыкну

к нему...»

Вспомнила, как в лесу обещала Антону подождать

выходить замуж, горько усмехнулась в душе: не слиш¬

ком ли долго она ждала? Представила Антона рядом с

Люсей и с тоской поняла, что он для нее потерян.

– К морю я поеду одна, Иван Матвеевич, – произ¬

несла она едва слышно. – Зачем мы будем связывать

друг друга?..

Семиёнов мгновенно встал, некоторое время не мог

вымолвить ни слова.

– Вы не сделаете так! Вам нельзя ехать одной. Вам,

как ребенку, нужен провожатый. Я не отпущу вас одну,

поеду с вами... – Он шагнул к ней. – Ради бога, не воз¬

ражайте.

Таня пожала плечами, улыбнулась грустно и снисхо¬

дительно:

– Я не возражаю.

– Благодарю вас... Татьяна Ивановна... Таня...

Иван Матвеевич поклонился ей и вышел.

5

В тот вечер во дворце Антон долго искал Таню, обе¬

спокоенный ее исчезновением, обошел все залы, со мно¬

гими перекинулся словом; возле самой лестницы в тени

заметил Марину Барохту с Семиёновым – он в чем-то

убеждал девушку, уговаривал, но лицо ее было, как

всегда, неприступно-надменным, отвергающим; и Антон

отметил про себя: «Кажется, у Ивана Матвеевича наме¬

чается новый объект для ухаживаний».

Володя Безводов сказал Антону, что Таня была здесь

и, должно быть, ушла домой.

– Ты так был увлечен Люсей, что про всех забыл.

– Пустое! – буркнул Антон. Но во дворце ему ста¬

ло скучно. Люся тоже не захотела оставаться, и ему

пришлось провожать ее.

«Почему Таня ушла, не повидав меня? – думал он,

возвращаясь назад. – Неужели она и в самом деле рев¬

нует меня к Люсе? Но это же смешно! Завтра же спро¬

шу ее об этом. И посмеюсь...»

Поток рационализаторских предложений не умень¬

шался, а увеличивался; со всего Союза и из-за грани¬

цы – Румынии, Венгрии, Польши, Болгарии, Китая —

шли письма молодых рабочих с настойчивой просьбой

поделиться опытом. Им надо было отвечать. Но комплек¬

сная бригада теперь собиралась реже: Антон по горло

был занят подготовкой и сдачей экзаменов. С Таней они

виделись урывками, она казалась замкнутой, молчали¬

вой, на приветствия его лишь кивала головой. Он при¬

стально смотрел на нее, но она отводила свой взгляд;

Антону хотелось крикнуть во весь голос: «Неужели из-за

Люси?!.. Это же смешно, глупо!» Но Таня решительно

уклонялась от разговора.

Антон сдавал один предмет за другим. Гришоня по¬

ражался его выносливости. и сам лез из кожи, тянулся

за ним, ни за что не хотел отставать!..

В июне Антон сдал последний предмет – историю.

Простившись с ‘учителем, он вышел из класса и ти¬

хонько притворил за собой дверь. В коридоре он встре¬

тил Гришоню с Сарафановым, они ждали его.

– У меня четверка, а у Ильи троечка, – радостно

известил Гришоня, суетясь возле Антона. – А у тебя

как? Вижу, что опять пятерку отхватил – ишь, как рас¬

цвел, точно тысячу рублей по облигации выиграл... —

И, подпрыгнув, обнял Антона и возбужденно закричал:—

А ведь сдюжили, Антошка, выдержали, сдали! Оч-чень

интересно! А трусили...

– Если бы я ответил, какой главный город в Ни¬

дерландах, я бы тоже четверку получил, – расстроенно

бубнил Сарафанов, как бы оправдываясь.

– Не горюй, Илюша, – утешал его Гришоня. – Для

тебя и тройка – украшение.

На бульваре Антон опустился на скамеечку и, запро¬

кинув голову на спинку, сквозь просветы в ветвях по¬

глядел на темное небо. Вдоль Млечного Пути густым

тусклым потоком, не рассеиваясь, тек дым, заволакивая

звезды. Одна звезда, словно не выдержав горькой духо¬

ты, сорвалась и полетела в пропасть, за крыши города,

оставляя мохнатый, игольчатый след.

Жадно вдыхая ночную свежесть, Антон погружал¬

ся в забытье. Нетерпеливый возглас Гришони вывел его

из оцепенения:

– Надолго ты тут уселся?

Антон не пошевелился, не оторвал затылка от жест¬

ких планок спинки, проговорил, как бы извиняясь:

– Я посижу еще... А вы идите... Сходите в кино,

честное слово...

– А говорил, отметим этот день, – обиженно упрек¬

нул Гришоня.

– И правда, – согласился Сарафанов и упрямо мот¬

нул лошадиным лицом. – Одичал я совсем с этой уче¬

бой. Поедем в Центральный парк, пива выпьем...

Антон остался'один. И тут же перед ним возник же¬

ланный образ Тани. Ему захотелось увидеть ее немед¬

ленно, сию же минуту, чтобы сказать ей о своей радо¬

сти, о своей любви. Сначала он устремился к ней до¬

мой, но по дороге вдруг передумал и повернул к Фир-

соновым: вернее всего, она там.

Дойдя до подъезда, Антон одним махом влетел на

третий этаж и, прислушиваясь к гулким ударам бьюще-

гося сердца, нетерпеливо позвонил. Савельевна впустила

его, негромко известив:

– Алексей, к тебе...

Взглянув на Антона, Алексей Кузьмич отступил,

ошеломленный:

– Что с тобой? На тебе лица нет...

– Я... бежал... – произнес Антон срывающимся голо¬

сом, прошел в комнату Алексея Кузьмича и, застав там

хозяйку, поклонился: – Здравствуйте, Елизавета Дмит¬

риевна.

Та пристально посмотрела на мужчин: обеспокоен¬

но – на вошедшего, вопросительно – на мужа, и в сму¬

щении опустила на колени шитье.

– Откуда ты? – спросил Алексей Кузьмич.

– Из школы, – заговорил парень возбужденно. —

Сдал, Алексей Кузьмич, все предметы на «отлично».

– Молодец, – похвалил парторг и, пройдя к откры¬

тому окошку, задымил трубкой.

Наступило неловкое молчание. Елизавета Дмитриевна

начала шить. Поглядев на ее склоненную голову с коро¬

ной красиво уложенных кос, на Алексея Кузьмича, уси¬

ленно попыхивающего трубкой, и, предчувствуя в этом

неестественном молчании что-то недоброе для себя, Ан¬

тон спросил:

– Где Таня? Не знаете, Алексей Кузьмич?

Алексей Кузьмич положил трубку на подоконник, за

занавеску, решительно подступил к Антону, крепко стис¬

нул его плечи, сказал, подтолкнув к креслу:

– Сядь.      '

Парторг сел в другое кресло и проговорил:

– Уехала Таня, Антон.

– Куда?

– На юг.

– Когда?

– Неделю назад.

– С кем? Одна?

– С Иваном Матвеевичем. Получили путевки и

уехали.

В глазах парня отразился ужас:

– Она вышла замуж?

Алексей Кузьмич кивнул в сторону жены:

– Об этом спрашивай ее. Она больше моего знает.

Антон придвинулся к женщине:

– Скажите, зачем она это сделала?

Елизавета Дмитриевна отложила на стол шитье, стро¬

го выпрямилась:

– Вы так грозно спрашиваете, будто сделала это я

сама – взяла и уехала на курорт.

Антон молча, ожидающе и просяще смотрел на нее,

судорожно теребя пальцами маленькую перламутровую

пуговицу рубашки.

– Таня для меня родной человек, вроде сестры...

Я хочу, чтобы она была счастлива... Она доверчива, как

ребенок.. Вы не любите ее – сознайтесь?.. – Елизавета

Дмитриевна помолчала как бы в затруднении, потом при¬

бавила:– Каюсь, я все время советовала ей выходить

замуж за Ивана Матвеевича: человек он верный, поло¬

жительный, самостоятельный, его чувство к ней устоя¬

лось, с ним ей будет жить легче, чем... с кем-нибудь

другим...

От ее рассудительных слов на него повеяло стужей,

он зажмурился и с ужасающей ясностью увидел себя

несчастным на всю жизнь: совместное, рука об руку,

шествие по неизведанным тропам радостей и невзгод

лишь призрак, сон, – проснулся, и все разрушилось.

– Вы молодой, – шелестел вблизи голос женщины,

смягченный участливой нежностью, – у вас все впереди...

девушек много... встретите, полюбите...

– Зачем вы меня утешаете? Как вы можете после

всего, что случилось! Вы спросили меня – люблю я ее

или нет, чтобы советовать? Сестра называется!.. – Па¬

рень растерянно, беспомощно оглянулся, точно ища что-

то, прошептал: – Что же это, Алексей Кузьмич?.. Я не

знаю, как я буду жить без нее... честное слово... – опу¬

стился в кресло, уронил голову, усмехнулся горько и

произнес: – Послушала... А обещала ждать... И я пове-

[ил!.. Что же делать, Алексей Кузьмич?

Фирсонов пожал плечами, отошел к окну и затянул¬

ся дымом трубки:

– Не знаю. Дай подумать.

Антон встал и молча побрел к выходу.

6

Все лето прибой омывал Черноморское побережье как

бы с двух сторон: с юга набегали, перебирая гальку,

морские волны, с севера же шумно накатывались волны

людские. Одна партия коричневых, прокаленных людей

уезжала, на их место прибывали другие, жадные до

солнца, до соленой морской воды.

Вдоль всего побережья, на живописных холмах, кра¬

совались дворцы, выступая из зеленой, пышно взби¬

той пены южных растений. По утрам из стеклянных две¬

рей этих дворцов высыпали отдыхающие, в пижамах, в

пестрых халатах, с полотенцами вокруг головы наподо¬

бие чалмы. Они толпами спускались по лестницам к мо¬

рю, точно древние кочевники, разбивали легкие – из

простыней – палатки, пластались на раскаленных, обто¬

ченных прибоем камнях, жарились в знойных лучах, пле¬

скались в воде, выгоняя из себя разные недуги. И если

бы можно было окинуть взором все побережье, то уви¬

дели бы гигантскую подкову из бронзовых человеческих

тел, прочно блокировавшую море.

Больше недели жила Таня Оленина у моря, посве¬

жела, похорошела, загар нежно позолотил ее кожу.

Каждое утро Иван Матвеевич Семиёнов, весь в бе¬

лом, в широкополой соломенной шляпе, с ситцевым цве¬

тистым зонтиком, являлся к дверям Таниной палаты и

терпеливо ждал.

Соседка Тани, ивановская ткачиха, лукавая и смеш¬

ливая Маруся, выглянув за дверь, извещала с усмеш¬

кой:

– Танечка, вас уже поджидают. – И удивленно по¬

качивала головой:– Вот это поклонник: вроде конвой¬

ного, по пятам ходит... – И однажды, присев перед Та¬

ней на корточки, предложила заговорщицким тоном: —

Давайте убежим от него, хотите? Выпрыгнем в окошко —

и в море, на моторке кататься, а то в горы за ягодами?..

Таня невесело улыбнулась, мысленно говоря ей:

«Какое там окошко! А привыкать кто будет?..»

Она машинально складывала в сумку полотенце,

книжку, купальный костюм, шапочку, темные очки и по¬

кидала палату.

При ее появлении Семиёнов весь вздрагивал, точно

наэлектризованный, ноги как-то костенели, не сгибались,

он внимательно и с заботливой тревогой справлялся об

одном и том же:

– Как вы себя чувствуете, Таня? Здоровы? Загар не

беспокоил? На какой пляж пойдем? – Затем брал у нее

из рук сумку, давал ей зонтик, и они молча ступали по

ковру вестибюля к выходу.

И тут с высоты лестницы открывалась хватающая за

сердце красота – море! – всегда неповторимо разное,

всегда волнующее. Вся отрада Тани была в нем: она с

наслаждением ныряла в светлозеленоватую, точно рас¬

плавленное стекло, воду, уплывала подальше от шумных

людей, от монотонного голоса Ивана Матвеевича, ложи¬

лась на волну и разбрасывала руки. Так, не двигаясь,

подолгу качалась она, глядя сквозь сощуренные ресницы

в пронзительную небесную голубизну, откуда зовуще

махали ей крылом чайки. Обласканная водой и солнцем,

она с умилением вспоминала Москву, цех, который от¬

сюда казался обновленно-чистым, сияющим, вспоминала

Фирсоновых, Антона и ощущала на губах солоноватый

привкус воды, а может быть, слез.

Потом она возвращалась на берег, вся в светлых

каплях, отражающих лучики света, ложилась на разост¬

ланное полотенце и продолжала читать или сооружала

из песка и гальки игрушечные крепости. Иван Матвеевич

садился подле, обхватывал острые колени руками, со-

щуренно глядел из-под шляпы на играющее бликами мо¬

ре, на столбы дыма, расставленные по горизонту паро¬

ходами, и как будто обиженно говорил:

– Посмотришь на эту таинственную пустыню – мо¬

ре, представишь его бездонную пучину и чувствуешь се¬

бя полным ничтожеством: так оно подавляет тебя своим

величием, своей грозной силой. Человек перед ним —

лишь одушевленная песчинка: была и нет – сдуло вет¬

ром времени. А оно, море, вечно! Даже вот этот каме¬

шек переживет нас с вами: до нас трогало его множест¬

во рук, и после нас кто-то новый, незнакомый станет ка¬

саться его, гладить... А нас уж и в помине не будет...

Таня попросила умоляюше:

– Иван Матвеевич, милый, не надо, ну, пожалуйста,

не надо, все это я уже слышала от вас, да и читала

где-то. Зачем вы так принижаете человека? Должно

быть, это у вас идет от эгоизма... Почему вы не рассуж¬

даете по-другому: человек выше моря, потому что он

сам создает моря, значит он не песчинка.

Тонкие губы Семиёнова шевельнулись в снисходитель¬

ной улыбке:

Если вы имеете в виду Рыбинское так называемое

Море, то ведь это не море, а лужица, из середины кото-

рой видна колокольня... Но поскольку вы меня просите

не распространяться на эту тему, я покорно молчу,

Татьяна Ивановна... Только вы не дослушали до конца

я мою мысль. Что касается того, что человек якобы соз-

дает моря, так это, простите, чепуха, как если бы вы,

льстя себе, как человеку, заявили, что человек создает

планеты по своему усмотрению... Вот на этом берегу, где

у мы имеем счастье загорать, жили до нас целые народы:

одни вымирали, другие перекочевывали к иным берегам,

I а на их место селились новые; происходили битвы, мор-

водец Ушаков водил эскадры. Где-то тут тосковал Пуш-

кин. Бродил с посохом странника наш Максим Горький,

которому смеялось море. Ну, и ещё, раз-два и обсчёлся…

А мы с вами? Кто будет знать о нашем пребывании

здесь?

Таня разрушила крепость, кинула камешек в воду,

сказала, безнадежно вздохнув:

– Не понимаю, зачем людям знать о вашем пребы-

вании на курорте... Но уж если вы хотите, чтобы о вас

Щ непременно знали, тогда... прославьтесь, что ли... совер-

шите что-нибудь, сделайте открытие...

Семиёнов прервал ее:

– Об этом я уже думал... Для этого необходимо,

Татьяна Ивановна, быть первым. А это невозможно —

все первые места заняты...

Но не всегда Иван Матвеевич был настроен на фи¬

лософский лад. Выпадали минуты, когда он был весел

и остроумен, правда, острил он самым странным обра¬

зом. Однажды в предвечерний час в беседке группа от¬

дыхающих вела спор о прочитанных книгах, о мастер¬

стве московских артистов, дававших в санатории кон¬

церт. В паузу, когда все замолчали, приведя в порядок

свои мысли, Иван Матвеевич, завернув штанину, открыл

свою коленку и с видом солидного ученого, читающего

ученикам лекцию, произнес:

– Вот эта коленная чашечка – в высшей мере уни¬

кальное творение, единственная в своем роде; она состо-

ит из шестнадцати отдельных частиц и невозможно не

обратить внимание на исключительной красоты лепку.

Пракситель! – и ощупывал ее любуясь.

Присутствующие растерянно переглянулись, озадачен¬

ные неожиданностью, пауза затянулась, а Иван Матвее¬

вич вдруг разразился хохотом, один. Вслед за ним, не

выдержав, фыркнула смешливая Маруся и шепнула Та¬

не на ухо:

– Да он у вас псих!

Таня усмехнулась с горечью, чтобы скрыть смуще¬

ние, а позже, оставшись наедине с ним, спросила:

– Иван Матвеевич, зачем вы это сделали? Вы же

^мный человек.

Он оскорбленно вскинул голову, сжал губы:

– Что же мне теперь и пошутить нельзя... в вашем

присутствии?

– Но ведь это не смешно, это скорее... грустно.

Он обиженно замолчал, спускаясь за ней к морю.

Здесь было прохладно, море неторопливо и ровно взды¬

хало, тускло отсвечивало сталью. Изредка срывалась

крупная звезда и, вспахивая черную мякоть неба, падала

в море, и вода, казалось, шипела, гася ее, а Таня, глядя

на полет звезды, всегда опаздывала что-либо загадать,

Ориноко, оранжевым неярким фонарем висела в про¬

странстве луна, бросая на воду красноватую, едва колеб¬

лемую полосу. Вдалеке, озорно и дразняще перемиги¬

ваясь с луной, потухал и снова вспыхивал огонек мая¬

ка. Прошли мимо любителей ночных ванн: двое плеска¬

лись возле берега, осыпая друг друга фосфорическими

брызгами.

Купающиеся остались позади, в тишине слышались

таинственные ночные шорохи, и вздохи моря стали как

будто глуше, осторожнее. Умолкли сверлящие звуки

никад, кое-где бесшумно мелькали во мраке людские

тени...

И оттого, что все – и природа и люди – как будто

оробело, а тишина теплой ночи невыносимо тяжко дави¬

ла на душу. Тане хотелось кричать. Не надо ей этой ка¬

менной ограды, этого добровольного заточения! Ей хо¬

чется смеяться, слышать страстный шопот, а не этот раз¬

меренный, тошный голос...

– Я надеялся, Таня, что здесь, среди этой роскоши

и волшебства, вы раскроетесь передо мной, приблизи¬

тесь, а вы все такая же – ровная и прохладная, и сколь¬

ко я ни иду к вам, вы отдаляетесь, как мираж. Пра¬

вильно я говорю, или это мне только кажется?

Таня молчала, тихонько ступая по камням, точно

слова эти толкали ее в спину, не давая остановиться.

– Я бесконечно терпелив, Татьяна Ивановна, – про¬

должал Семиёнов, – мне давно надо было бы стать в

позу неоцененного, высказать вам свое резюме и гордо

удалиться, как в старой доброй драме... Но я этого не

делаю: жду, когда вы, подобно звезде в море, упадете

на мою грудь. Дождусь ли?

Тане хотелось закричать в лицо ему зло и уничто¬

жающе: «Не дождетесь!»

Но, повернувшись и увидев этого человека, застыв¬

шего в позе робости и готовности, сказала без гнева,

спокойно, но беспощадно:

– Извините меня, Иван Матвеевич, не могу я при¬

выкнуть к вам и знаю: никогда не привыкну. Давайте

расстанемся по-хорошему. А если вы не оставите меня,

я вас возненавижу! Не знаю, почему я не могла сказать

вам об этом раньше, – женская слабость, а может быть,

Елизавета Дмитриевна была рядом, сдерживала.

Иван Матвеевич ужаснулся:

– Я не могу поверить тому, что вы сказали... Это

шутка?

Тане вдруг стало легко и радостно, точно ее выпу¬

стили на волю, как ту бойкую синицу, для которой Иван

Матвеевич открыл клетку: перед ней во всю ширь – про¬

стор, лети, куда хочешь!

– Нет, Иван Матвеевич, это не шутка, – проговори¬

ла Таня. – До свидания! – и скрылась прошуршав

кустами.

– Погодите, дайте мне прийти в себя... Таня!

На другой день Таня вышла к морю одна. Иван

Матвеевич отыскал ее, чтобы потребовать от нее объяс¬

нений. Но, увидев приближающегося к ней Семиёнова,

Таня, скользя по камням, рискуя упасть, сползла в воду.

Иван Матвеевич поплыл за ней, но, оглянувшись,

увидел, что далеко оторвался от берега, от людей, за¬

боялся, лишь крикнул ей вдогонку:

– Таня, не плавайте далеко, вернитесь!

А Таня удалялась от берега все дальше, дальше, где

волны были массивней, выше, а вода чище и зеленей...

В это время Антон Карнилин, выйдя из санатория,

остановился на площадке. Он прибыл сюда вчера вече¬

ром. Длительный путь и волнения утомили его. Он усми¬

рил в себе желание немедленно отправиться на поиски

Тани, принял ванну и лег спать, лишь мимолетно взгля¬

нув на темное, глухо ворчащее море, распаханное попо¬

лам широкой бороздой лунного света. Спал он неспо¬

койно, тревожимый неумолчным шумом прибоя, неяс¬

ным ощущением близости чего-то огромного, грозного...

И вот наутро, после врачебного' осмотра, он вышел из

санатория и остановился на вершине лестницы.

Над морем, громоздясь одни на другие, заслоняя

солнце, недвижно стояли белые, туго вздутые облака.

Море было темное, изрытое, наискось разлинованное бе¬

лыми текучими полосами пены. Но вот порыв ветра

стронул с места тяжелые массы облаков, раздвинул их,

и в образовавшуюся щель прорвался и мощным водопа¬

дом рухнул вниз свет, с размаху ударился о волны, рас¬

сыпался на тысячи осколков, и все вокруг нестерпимо

засверкало, заулыбалось, зазвенело. Антон глядел на

разметнувшийся перед ним простор без конца "и края, и

в груди его все подымалось, торжествующе пело, и не¬

возможное стало казаться возможным.

Антон спустился по лестнице, свернул на тропинку,

, вьющуюся среди кустов, и побрел по ней, изредка по¬

глядывая на устланный телами пляж, на барахтающихся

в воде людей. Таню он не надеялся встретить: слишком

много было людей, и все они были как-то одинаково

похожи.

Но вон на камне стоит длинный худой человек в тру¬

сах и широкополой соломенной шляпе и смотрит вдаль;

что-то знакомое было в этой долговязой фигуре. Антон

сначала как будто обрадовался, узнав Семиёнова: тут

должна быть и Таня. Но рядом ее не оказалось. Тогда

Антон кинул взгляд на грань прибрежной мутноватой

полосы, откуда катились продолговатые клубки пены,

чтобы, взбежав на песок и камни, истлеть. Там, среди

темных барханов волн, он различил одиноко качающую-

ся голову, которая то взлетала на– гребень волны, то про¬

падала, скатываясь в яму.

«Это она, Таня, – подумал Антон. – Это за ней на¬

блюдает Семиёнов. Смелая!..»

Через минуту он вошел в воду и поплыл. Какая про¬

зрачная, густая вода, тело в ней почти невесомо!

Таня, не шевелясь, лежала на волне лицом вверх,

точно на лужайке. Она скорее почувствовала, чем услы¬

шала, что к ней кто-то подплывает, и перевернулась.

Антон вынырнул перед ней, отбросил со лба мокрую

прядь, позвал:

– Таня!

Женщина вскрикнула, волна ударила ее по лицу, за¬

плеснулась в открытый рот, заставила закашляться, и

Таня скрылась под водой, долго не всплывая, точно боя¬

лась показать ему свою радость. Антон вытолкнул ее на

поверхность.

– Вернемся скорее на берег, – торопливо заговорила

она, оправляясь от внезапности. – У меня ноги и руки

ослабли. Я давно здесь – вон куда отнесло меня... Вы

плывите прямо, а я на свое место буду выгребать... По¬

том я оденусь и приду к вам.

– Как же Семиёнов отпускает вас одну?

– Он боится заплывать далеко, – ответила Таня, от¬

даляясь в сторону. – Плывите же!..

Семиёнов встретил ее подозрительным и ревнивым

вопросом:

– Свиданье на волне, подальше от людей? Ориги¬

нально! Кто это был?

– Карнилин, – коротко ответила она, стаскивая с го¬

ловы шапочку. Он вздрогнул. По тому, как возбужденно

сияли ее глаза сквозь мокрые ресницы, как судорожно

вытиралась она полотенцем и с раздражением совала

ногу в туфлю, как, не надев ее как следует; с придавлен¬

ным задником, прихрамывая, начала взбираться наверх,

за кусты, переодеваться, Семиёнов сердцем почуял – это

конец. Через минуту он увидел, как из-за кустов вымет¬

нулся красный в лебедях сарафан, дразняще помаячил

вдали и скрылся из глаз.

«Вот и все, – с горечью подумал Иван Матвеевич.—

А сумку и зонтик забыла...»

Антон и Таня молча окинули друг друга жадным

взглядом, потом тихо двинулись в сторону гор, которые

тянулись по краю неба, точно нарисованные лиловой

тушью. Тропинка была узенькой, и Антону приходилось

шагать сбоку, по откосу, по камням; но неудобства это¬

го он даже не ощущал.

– Зачем вы приехали? – спросила она строго, и го¬

лос ее дрогнул; она сорвала зеленый листок и прило¬

жила его к губам, точно боялась, что Антон заметит,

как они дрожат.

– К вам, – ответил он. – Чтобы спросить у вас, по¬

чему вы уехали, ничего мне не сказав. Вы обещали не

выходить замуж, а сами втихомолку укатили в свадеб¬

ное путешествие. Это нечестно.

Она приостановилась и высокомерно повернула к не¬

му голову:

– Не смейте говорить со мной в таком тоне. Я за¬

муж не вышла и не выйду – пусть вас это больше не

тревожит.

Антон покаянно и в то же время восторженно улыб¬

нулся:

– Дайте честное слово!

– Уехала я. потому что поняла: первая ваша лю¬

бовь сильнее всего остального, – усмехнулась, вспомнив

его поведение на катке. – Недаром же вы головой в

снег зарывались, чтобы остудить ваши кипящие чувст¬

ва... И на вечере, если помните, вы не отходили от нее...

Мне надоело наблюдать вашу двойную игру...

– Говорите, – попросил он, продолжая улыбаться,—

выкладывайте все сразу, чтобы не возвращаться больше

к этим глупостям.

– А после вечера вы в течение почти целого месяца

не подходили ко мне – это тоже глупости, по-вашему?

– Вы прятались от меня.

– Я не пряталась. Просто вы не хотели меня видеть.

– У меня же экзамены были, Таня, – взмолился

он. – Пощадите! Я весь наизнанку вывернулся, пока

свалил их, честное слово! В тот вечер я шел к вам за

похвалой – сдал все на «отлично», переведен в десятый

класс!.. И вдруг – точно кинули меня под молот, рас¬

плющили всего, когда сказали, что вы уехали с Семиё-

новым. Думал, с ума сойду... Всю ночь проходил по го-

роду» размышлял, что делать дальше... А утром Алексей

Кузьмич подсказал ехать сюда. Я взял путевку и вот

'приехал.

Таня была убеждена, что Антон не может покривить

душой, схитрить или солгать, и слова его сейчас, само

его присутствие являлись для нее как бы наградой за

долгое время терзаний и затворничества. Она не подо¬

зревала, что ее грудь может вместить столько любви ко

всему и ко всем: к морю, к оставленным в Москве това¬

рищам, к голым крикливым выводкам ребятишек на пе¬

ске, к тучной зелени садов, к дикому нагромождению

камней и вот к этой тропинке, которая тайно и довери¬

тельно уводила их все дальше и дальше, к неправдопо¬

добно красивым горам, окутанным фиолетовой пылью.

Они не замечали, что пляж уже кончился, берег ста¬

новился все более каменистым и пустынным, волны,

украшенные сверкающими коронами пены, поднимались

выше и бежали к берегу оживленными толпами. Уси¬

лившийся ветер спугнул знойную застоявшуюся тишину,

и листья тревожно зашуршали, затрепетали. Облака,

грозно потемнев, тяжко прикрыли море. Лишь верхние

их слои, еще желтоватые, рыхлые, судорожно шарили

по небу, искали солнца и, найдя его, схватили, кинули

в пропасть. Стало темно. Горы непроницаемо заплыли

маслянистой тягучей мглой. Во мраке свирепо заревел

ветер, заходили сокрушительные водяные валы.

– Гроза будет, – сказал Антон, опасливо огляды¬

ваясь, будто ища, куда спрятаться: вокруг – ничего для

пристанища. Лишь на огромной высоте, подобно ласточ¬

киным гнездам, прилепились к выступам горы белые

домики – пока до них доберешься, дождь исхлещет до

костей, – да невдалеке был брошен в море старый при¬

чал – деревянный помост на высоких сваях; сваи уже

шатались и старчески скрипели под натиском волн.

Таня преобразилась, приближение грозы насыщало ее

буйным озорством, вздрагивающими ноздрями она жад¬

но вдыхала соленый морской воздух. Она схватила Ан¬

тона за руку, потащила к воде, а подбежав, возбужден¬

ная, трепещущая, быстро натянула на голову купальную

шапочку.

Из темной дали нескончаемой чередой накатывались

зеленые водяные глыбы выше человеческого роста. У бе-

рега они рассерженно вставали на дыбы, с размаху ки¬

дались на камни и, гулко погремев галькой, отступали

как бы за новым подкреплением.

– Сила какая! – крикнул Антон сквозь ветер, накло¬

няясь к уху Тани, как в кузнице.

Как бы отвечая на его слова, Таня ловко выскольз¬

нула из сарафана, сбросила туфли и хотела кинуться на

волну.

Антон испугался: ее может ударить камнем, вода под¬

нимает их, как пушинки.

– Куда вы? Не смейте. Одевайтесь!

– Какой тон, – изумленно молвила Таня, накидывая

сарафан, факелом плескавшийся на ветру. – Что, испу¬

гался?..

Туча подступила совсем близко, стало еще темнее.

Чудовищной силы взрыв потряс землю, и глаза ослепил

синий ледяной накал. Искра вспыхнула где-то вверху,

огненная стрела хрупко, судорожно ломаясь, впилась в

черную мякоть тучи, рассекла ее до самого основания и

канула в воду. И вслед за тем ветер швырнул первые

крупные капли ливня. ’

Антон потянул Таню к мосткам. Они сели на темные

камни, упираясь головами в настил, и, примолкшие,

околдованные, следили, как с каждой минутой все яро¬

стнее разыгрывалась гроза: все хаотически смешалось