Текст книги "Широкое течение"

Автор книги: Александр Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

сил: – Хорошо бы и вы пришли, Фома Прохорович. Это

ненадолго.

Сарафанов подтолкнул Антона и с несвойственной

ему игривостью пробасил:

– Иди, рекордник, получай нахлобучку.. – чем и выз¬

вал в нагревальщике внезапный взрыв долго копившейся

в нем ярости: рассвирепев, Антон схватил Илью за грудь,

сильно толкнул его и выпалил:

– Замолчи ты, лодырь! Тебе не только нахлобучку

надо дать – совсем из комсомола вышвырнуть пора. Не

работаете – потолок коптите вместе со своим бригади¬

ром! И туда же, критиковать...

Сарафанов ошеломленно глядел выпуклыми глазами,

затем, придя в себя, криво закусив губу, двинулся на Ан¬

тона и, не подоспей во-время Гришоня с Фомой Прохо¬

ровичем, драки бы не избежать. Разнимая их, Фома Про¬

хорович проговорил, мрачно и укоризненно косясь на Са-

ляхитдинова:

– Он правду вам сказал. На себя оглянитесь, – не

бригада, а посмешище, для потехи в цеху. Подумали бы

об этом...

Саляхитдинов, красный, зловеще поблескивая узень¬

кими глазами, косолапо ступил к Полутенину:

– Не хочу думать! Думать не хочу, работать не хо¬

чу! Ну? В другой цех уйду, совсем уйду...

А Сарафанов пригрозил Антону:

– Я тебе попомню это... Столкнемся еще, не здесь,

так в другом месте... узнаешь, как за грудки хватать.

Гришоня, отталкивая его дальше от Антона, уговари¬

вал:

– Ну, не рычи, не рычи... Подумаешь, беда какая...

обидели, младенца обидели... Стоит из-за этого нервы

портить... – и двигал его все дальше, дальше, к печи, по¬

том вздохнул сокрушенно: – Вот она, любовь-то, каким

концом 'обернулась!..

4

Через десять минут Антон, Гришоня и Фома Прохоро¬

вич появились в небольшой комнатке комсомольского бю¬

ро на втором этаже.. Тут находились кузнецы Олег Дарь¬

ин и Федор Рыжухин, сменный мастер, долговязый и

невозмутимый Сидор Лоза, технолог Константин Анти¬

пов в курточке с клетчатой кокеткой, наладчик Щукин...

Володя Безводов, откинув назад чуб, строго оглядел чле¬

нов бюро и объявил негромко и деловито:

– Начнем, пожалуй?... Ребята, поговорим про сегод¬

няшнюю работу нагревальщика Карнилина... Сейчас,

когда мы твердо решили добиться звания передового

цеха, мы не имеем права пройти мимо любого факта, ко¬

торый плохо отражается на работе бригады.

«Любого факта, – мысленно повторил Антон и горь¬

ко улыбнулся. – Чудаки! Только бы говорить, обсуж¬

дать, прорабатывать. А что делается у меня в душе, им

наплевать, честное слово! И Володя тоже заразился стра¬

стью к совещаниям. Чуть что – и сейчас же на бюро.

Неужели он не понимает, что нехорошо это?.. Работа!

Работа от меня не уйдет. Не тут, так в другом месте най¬

ду. А вот Люся ушла... Эх, повернуться разве и уйти?

Ну их!..»

Но он не ушел, стоял, привалившись плечом к стене,

сумрачно смотрел на Антипова, с надменным видом чи¬

тавшего газету, на его белую и тонкую ниточку пробора,

замечал затаенную улыбку Дарьина, и сердце его коло-

тилось неудержимо. Он знал, что они сейчас начнут вы¬

пытывать его про вчерашний визит к Антипову, и чув¬

ство обиды и протеста, подступая к горлу, затрудняло

дыхание.

«Нет, я им отвечу.. Я им категорически запрещу со¬

ваться в мои дела», – убеждал он себя с решимостью.

Гришоня ерзал на стуле, часто мигал белесыми ресни¬

цами, незаметно дергал Антона за полу куртки:

– Сядь, сядь...

– Фома Прохорович, – обратился Безводов к кузне¬

цу, – расскажите, пожалуйста, как все это вышло?

– Может быть, нам послушать сперва Карнилнна? —

осторожно вставил Антипов.

– Фома Прохорович лучше объяснит, – сказал Без¬

водов, – ему виднее.

Кузнец помолчал, как бы восстанавливая в памяти

весь рабочий день. Затем глуховато и раздельно начал

говорить, но Антон прервал его.

– Погодите, Фома Прохорович, я сам скажу. – И

спросил враждебно, с вызовом: – Вы хотите меня су¬

дить? За что? За то, что бригада из-за меня не дала ре¬

кордной выработки? Или, может быть, за другое? Если

за другое – то я никому не позволю вмешиваться в мои

дела! А если за работу, то я вам вот что скажу: я не ма¬

шина – включил рубильник, перевел рычаг на цифру

двести пятьдесят и – чеши! Я – человек, а у человека

раз на раз не приходится.

– Вот ты ;и разъясни, отчего у тебя раз на раз не

пришлось, – попросил Володя мягко. – Помни, что мы

не обсуждать тебя собрались не ругать, а просто погово¬

рить по-товарищески.

Антипов, ногтем мизинца почесав бровь, поучающим

тоном проговорил:

– Ведь все для высокой выработки было подготов¬

лено: металл, инструменты... Что завод сильно нуждает¬

ся в деталях, ты знал. Что же тебе помешало? Давайте

разберемся общими усилиями, и, может быть, мы помо¬

жем тебе.– И, не утерпев, намекнул тонко: – За воскре¬

сенье ты, кажется, отдохнул, развлекся...

– Да уж, что другое, а развлекаться он умеет, —

подтвердил Дарьин, усмехаясь светлыми глазами, и при¬

бавил с чувством превосходства: – Если ты приехал до¬

биться чего-нибудь, то уж вкалывай, себя не жалей, сил

не щади! Правда, Фома Прохорович? Я ни о чем другом

не думал, когда начинал свой путь...

Боясь, что они все-таки заговорят про вчерашний ве¬

чер, Антон торопливо и резко выпалил:

– В помощи вашей я не нуждаюсь! Но если я плох

как нагревальщик, то пусть Фома Прохорович исключит

меня из своей бригады! Вот и все.

Никто не ожидал, что Карнилин поведет себя так за¬

пальчиво и вызывающе. Наступила. неловкая пауза.

Дождь за окном перестал, но ветер неустанно гнал тол¬

пы серых туч, сильно напирал в окна, отступал и снова

упруго штурмовал здание.

– Ты, Антоша, не прав, – послышался глуховатый

голос Фомы Прохоровича. – На походе, бывает, идет

солдат в первом ряду, песню запевает, друзей веселит и

вдруг – отстал. А друзья-то не пройдут ведь мимо, оста¬

новятся, спросят – в чем дело, может, ногу натер, может,

заболел. А как же! Без внимания не оставят товарищи-

однокашники. И мы тоже вроде как на походе. Ты от¬

стал, и вот тебя спрашивают: почему, что случилось с

храбрым бойцом, то есть с хорошим рабочим? Они, то¬

варищи-то твои, не осудить тебя призвали, как ты ду¬

маешь, а помочь. А ты на дыбы встаешь!

Антон покорно сел рядом с Гришоней и произнес,

глядя в пол:

– Я и сам не знаю, отчего у меня сегодня все из рук

валилось, честное слово... Голова болит, и вообще... Ду¬

маете, хорошо мне, Фома Прохорович? Вас подвел... Я

себя возненавидел... ¦

Спустя полчаса, идя в душевую, Антон чувствовал,

как в нем, остывая, оседает гнев и медленно затухает до¬

сада.

В душевой, наполненной паром, Фома Прохорович,

растирая ладонью мускулистую грудь, говорил серьезно

и заботливо:

– У нас, Антоша, все – в труде: в нем и правда, и

слава, и все радости наши. Потрудишься хорошо, чест¬

но – и жизнь пойдет гладко; плохо работаешь – и все

невзгоды на тебя наваливаются, точно черви на худосоч¬

ное дерево, и не заметишь, как подточат! Да и от разных

житейских, сердечных там и разных других неудач рабо¬

та – первый лекарь. Я, брат, это давно понял, ты мне

верь. – И, подумав немного, прибавил с сожалением: —

Хотя если сердце защемлено чем, то и работа тоже на ум

не пойдет... Значит, жизнь должна быть крепкой и чи¬

стой со всех сторон.

«Вылечит ли меня этот лекарь?» – мысленно спраши¬

вал себя Антон, вставая под душ. Тонкие теплые струйки

иголочками вонзаются в тело и, смывая грязь и уста¬

лость, приятно текут вниз, щекочут подошвы ног.

Через несколько минут, подняв воротник пальто, Ан¬

тон задумчиво шагал по заводу, мимо лип с ощипанны¬

ми ветром ветвями. Из открытых дверей корпусов выры¬

вался ровный гул; вот из ворот сборочного цеха выкати¬

лась только что сошедшая с конвейера машина, пробе¬

жала по двору и встала в ряд с другими, такими же зе¬

леными, свежими, блестящими.

«Что ж, они, пожалуй, правы, – тоскливо думал Ан¬

тон, идя к проходной.– Раз плохо работал, отвечай —

почему? Ты не керосинку чинишь в своей квартире, а

штампуешь поковки для машин. Все верно. А как они

все смотрели на меня. Жалели... А Олег все усмехался.

Чего это он усмехается все время?.. Хотя на его месте

любой бы засмеялся. Первый кузнец! Эх, пропали у меня

три года зря!.. Сколько бы сделать можно было!.. И Ан¬

типов... Тоже хорош гусь! На словах сочувствовал, а в

душе-то, небось, ликовал, что сорвался я. Хозяином дер¬

жался. Бровь, почесал мизинцем, будто артист... А вечер-

то я ему все же испортил, увез Люсю! – Мысль эта буд¬

то обожгла опять, заставила остановиться, лоб вспо¬

тел. – Лучше бы не увозил. Хоть надежда была бы...

Нет уж, лучше сразу все узнать. Когда не знаешь, страш¬

но. А вот узнал – и еще страшнее. Пусть!..»

Антон смутно ощущал в себе потребность поделиться

с кем-нибудь своим горем. Безводов был занят, Дарьин

расфрантился и отправился, должно быть, на свидание,

а жена сидит дома одна; да к нему и не тянуло: пожа¬

луй, иронизировать, поучать начнет. Имя Дарьина все ча¬

ще повторялось в цехе, на заводских собраниях, в газе¬

тах. Но изо дня в день росли в Антоне настороженность

к нему и неприязнь.

Григпоня убежал на занятия шахматно-шашечной сек¬

ции. Антону не хотелось сидеть в пустой комнате наеди¬

не со своими мыслями, и он, выйдя из проходной, решил:

«Пойду в кино... Сколько картин пропустил. Зайду

домой, переоденусь и уйду».

Он пересек сквер и, подойдя к остановке, прыгнул на

подножку переполненного трамвая.

– Подвигайся! – услышал он сзади знакомый голос.

Поднявшись ступенькой выше, Антон обернулся и уви¬

дел парторга Алексея Кузьмича Фирсонова, ловко веко-,

чившего на ходу.

– Ты что так поздно едешь, Карнилин? – поинтере¬

совался он.

– К Безводову заходил. Прорабатывали, – неохот¬

но улыбаясь, ответил Антон. – Поднимайтесь сюда.

– Ничего, скоро сходить.

Они спрыгнули на остановке, где вокруг высились

многоэтажные заводские дома.

– Прорабатывали, говоришь? – усмехнулся Алексей

Кузьмич, крупно шагая, обходя лужи с рыжими пятнами

отсветов на них; при движении прорезиненный плащ на

нем певуче шелестел. – Я слыхал, неважно работалось

нынче. Отчего это?

Антон начал сбивчиво говорить о печах, о загрузке и

выемке заготовок, а Фирсонов понял, что с парнем тво¬

рится что– то неладное, – это видно было по его отчаян¬

ному взгляду, по порывистым жестам, по напряженному

голосу.

– Зайдем ко мне, – неожиданно предложил Алексей

Кузьмич. И, побеждая стеснительность Антона, по-свой¬

ски взял его под руку. – Идем, идем, посидишь в семье,

чайку попьем.

Со стороны завода вместе с дымными облаками на¬

хлынула осенняя мгла; густая, отсыревшая, она затопила

пространство, и дома, как бы расплывшись в ней, потеря¬

ли свои очертания; вспыхивали клетки окон, заманчиво

напоминая об уюте обжитых гнезд.

В передней они вытерли ноги о дерюжный половичок

у порога, разделись. Вслед за Алексеем Кузьмичом Антон

вошел в небольшую комнату, наполненную теплым полу¬

мраком и приглушенными звуками музыки. В углу на ма¬

леньком столике горела лампа под сиреневым абажуром,

неярко освещая двух женщин, сидящих на диване; од¬

ну из них, Елизавету Дмитриевну, жену Алексея Кузьми¬

ча, старшего технолога, он видел каждый день в цехе;

вторую, сидящую на диване с ногами, конструктора Тать¬

яну Оленину, он встречал мельком, лишь на комсомоль¬

ских собраниях, – конструкторское бюро находилось в

стороне от их корпуса, – но память сохранила ее деви¬

чески стройную фигуру, забранные наверх волосы, при¬

крытые цветной косынкой, и прямой строгий взгляд тем¬

ных глаз.

При появлении мужчин они прервали беседу и с лю¬

бопытством посмотрели на Антона, вчерашнего похити-

теля Люси Костроминой... Чувствуя на себе пытливые

взгляды, он сконфуженно топтался у двери. Хозяин как

будто забыл о нем, перекидывался короткими фразами с

женой, шутил с Таней Олениной; сняв пиджак и повесив

его на спинку стула, приблизился к приемнику и стал ло¬

вить другие станции.

– Что же вы стоите у порога? – сказала Елизавета

Дмитриевна и встала, приглашая Антона: – Проходите,

садитесь...

Таня спустила ноги на пол, сунула их в туфли, под¬

винулась, как бы давая ему место. Связанный ее при¬

стальным взглядом, он робко шагнул к дивану, но Алек¬

сей Кузьмич, боясь, что женщины непременно учинят до¬

прос по поводу вчерашнего и окончательно смутят Аню-

на, быстро позвал, проходя в другую комнату:

– Иди сюда, Карнилин.

Антон боком проскользнул в дверь, осторожно при– •

крыв ее спиной, и услышал сзади, как ему показалось,

насмешливо удивленный голос Олениной:

– Трудно поверить, что это он устроил набег па на¬

шу компанию вчера...

Отделившись от женского общества, Антон сел в глу¬

бокое кресло, шумно и облегченно вздохнул.

– Как у вас хорошо, – невольно вырвалось у него.

– Вот и приходи, когда захочется, – живо отозвался

Алексей Кузьмич. Он сидел напротив в таком же кресле

и набивал трубку табаком. Их разделял низенький круг¬

лый столик с фарфоровой пепельницей на нем – борода¬

тый карлик, видящий на лапте, в зубах длинная, до полу,

трубка, за спиной полый ранец для спичечной коробки; в

лапоть стряхивали пепел.

Слушая нагревальщика, Фирсонов зажег спичку, рас¬

курил трубку, встал и открыл форточку.

– Понимаете, Алексей Кузьмич, – убежденно гово¬

рил Антон, выделяя букву «о» и размеренно взмахивая

рукой, – я тяну заготовку к себе, а она заваливается в

ямку и не идет, а ведь жарко, лицо жжет, глазам больно

смотреть, и Фома Прохорович стоит, ждет, злится – мо¬

лот вхолостую ходит... Ну и сам злишься тоже, начина¬

ешь с силой ковырять кочергой, тащить болванку, выво¬

рачивать ее вместе с кирпичами... Смотришь, и под в пе¬

чи нужно заново настилать. Да и тяжело, честное сло-

во. – Открыв подсиненные крупные белки, взглянул на

Фирсонова внимательно, лицо пылало от возбуждения.

– Ну, ну, – как бы подтолкнул его Алексей Кузь¬

мич. – А как же сделать по-другому, полегче?

– Вот я и думаю, как сделать, – парень качнулся к

нему, поведал как по секрету: – Вот если бы там, в пе¬

чи, железные полосы настелить, вроде рельсов, чтобы за¬

готовка скользила по ним, как по маслу, не задержива¬

ясь, – и провел пепельницей по лакированной крышке

стола; заметив улыбку на лице Фирсонова, хмуро свел

брови. – Я понимаю, что простое железо там расплавит¬

ся, сгорит. Но вот если бы... – замолчал в затруднении,

с сомнением следя за выражением лица парторга.

– Говори.

– Если бы оно не сгорело, тогда это было бы здоро¬

во. – Подумал и добавил неуверенно: – А что, если вме¬

сто. рельсов по поду печи трубы такие протянуть, а по

ним воду пустить, они ведь тогда не сгорят, как выдумае¬

те?

– Не сгорят, – подтвердил Алексей Кузьмич, под¬

нялся и заходил по комнате; он знал, что многие печи

именно так и оборудованы, но не сказал ему об этом, —

пусть поразмыслит сам. – Знаешь что: я сведу тебя с

Антиповым, ты объяснишь ему все свои соображения, он

парень толковый.

Антон откинулся назад, на спинку кресла, словно на

него замахнулись.

– Можно кому-нибудь другому?

Фирсонов вынул трубку изо рта.

– Почему?

Антон молчал, опустив глаза, сжав рот. Вспомнив про

вчерашнее, Алексей Кузьмич рассмеялся, негромко, без¬

злобно, сел, навалился локтями на столик, положил труб¬

ку в пепельницу, – от нее вверх, извиваясь, побежала

тоненькая струйка дыма.

– Как ты осмелился на такое, Карнилин? – спросил

Алексей Кузьмич. – Пришел в чужую квартиру, увез де¬

вушку...

Крепко, до боли вцепившись пальцами в подлокотни¬

ки, парень глухо и как бы с трудом вымолвил, не подни¬

мая глаз:

– Не знаю, Алексей Кузьмич. Теперь жалею, что так

вышло...

– Выходит, ум с сердцем не в ладу...

Алексей Кузьмич сосредоточенно перерубал пальцем

текучую ленточку дыма над пепельницей.

На улице опять начался дождь, по стеклу резво побе¬

жали ломаные ручейки, в форточку ветер заносил осве¬

жающую водяную пыль.

Взглянув еще раз на Фирсонова, склонившегося над

столом, на его приятное, хорошо выбритое, моложавое

лицо, Антон почувствовал расположение к этому чело¬

веку.

– Я думал, нет на свете никого счастливее меня, че¬

стное слово... А она сказала, что не нуждается во мне, —

тихо и с горечью сказал Антон.

Сквозь дверь вместе с тягучей музыкой просачивался

невнятный говор женщин, короткий, приглушенный сме¬

шок; к их голосам присоединился мужской баритон —

это зашел старший конструктор Иван Матвеевич Семиё-

нов, живущий двумя этажами ниже. Он вел себя тут как

свой человек. Сейчас он принес большой пакет, с шутли¬

вым поклоном преподнес его Елизавете Дмитриевне. Таня

заглянула в пакет и воскликнула обрадованно:

– Какие чудесные яблоки! Крупные...

– К Елисееву, небось, съездил. Не поленился, – ска¬

зал Иван Матвеевич и прислушался к голосам за

дверью. – Кто это там?

Таня ответила шопотом:

– Вчерашний похититель Люси Костроминой.

Семиёнов удивленно приподнял брови:

– Да ну?! Любопытнейший экземпляр! Налетел, как

смерч. – Он даже придвинулся к двери, прислушиваясь

к разговору.

Елизавета Дмитриевна позвала пить чай.

– Идем, – отозвался Фирсонов и встал, приблизился

к окну, с минуту прислушивался к накрапыванию дождя;

надо было что-то сказать парню, ободрить, посоветовать.

Антон ждал.

– Смешно мне утешать тебя, Антон, – сказал он про¬

сто. – Характер твой не слабее моего, а может, сильнее,

крепче, и воля, наверно, найдется, и мужская гордость,

"ак что ты сладишь с собой и со своим сердцем. Скажу

только одно: если любовь не помогает жить, работать —

она недорого стоит. И еще скажу откровенно: ты лучше

Люси.

– Не надо больше говорить о ней, – попросил Антон

тихо и твердо.

Алексей Кузьмич уловил в его взгляде, в наклоне го¬

ловы что-то решительное, волевое и в то же время чистое

и одобрительно кивнул соглашаясь:

– Как дальше будешь?

– Работать буду, Алексей Кузьмич.

– Ну, это само собой. А еще?

Антон пожал плечами. Алексей Кузьмич сел, положил

локти на столик, пристально вглядываясь в серьезное ли¬

цо Антона, повторил:

– Да, ты лучше ее. Но и в тебе чего-то не хватает,

и, пожалуй, главного: задачи не вижу, цели. Не забывай,

что ты в Москве, – это ко многому обязывает. Не вос¬

пользоваться хоть частицей того, что накоплено здесь за

многие века, – преступление. Так-то!..

Антон сосредоточенно молчал, не двигался.

Алексей Кузьмич открыл шкаф, снял с полки книжку,

положил перед Антоном.

– Будет время – почитай. Только оберни ее газетой,

что бы не запачкать переплета.

Антон взял книгу в руки, прочитал:—Джек Лондон

«Мартин Иден».

Елизавета Дмитриевна, распахнув дверь, спросила с

нетерпением:

– Долго вас ждать еще?

От чая Антон отказался и поспешил уйти.

– Не хочу я, честное слово. Я в другой раз лучше...—

говорил он, пятясь к двери, стесненный пристальным

взглядом Тани Олениной, и ушел, позабыв, попрощаться.

Проводив нагревальщика, Алексей Кузьмич сел к сто¬

лу и, пододвигая к себе стакан с чаем, отметил доволь¬

ный:

– Интересный парень...

– Ну, вот и новый объект для воспитания нашел¬

ся, – заметила Елизавета Дмитриевна с мягкой ирони¬

ей. – Олега Дарьина вырастил, теперь, кажется, за этого

взялся...

– Куда он умчал ее, Алексей, как? Расскажи, – жи¬

во и со скрытой насмешкой спросила Таня, намекая на

Люсю Костромину.

– Дело в том, Танечка, что совсем это не смешно,

скорее печально, – с легким упреком сказал Алексей

Кузьмич. – Ты понимаешь, что значит влюбиться впер¬

вые в жизни? И как! А та оттолкнула его. Вот он и стра¬

дает.

Склонив голову над столом, Таня медленно помешива¬

ла чай, звеня ложечкой о тонкий край стакана.

– Я не смеюсь, – сказала она вдруг изменившимся

голосом. – Над такой любовью не смеются, ей – завиду¬

ют...

– Завидовать тут, я думаю, нечему, – солидно заме¬

тил Семиёнов, – а парня стоит пожалеть: ошибся адре¬

сом...

Таня и в самом деле искренне завидовала чужой люб¬

ви. Судьба Тани сложилась странно, лишив ее удачи и

счастья в личной жизни, как часто и непонятно почему

случается с красивыми, умными и обаятельными женщи¬

нами.

В годы войны, когда Таня, дочь учительницы из волж¬

ского городка, заканчивала десятилетку, класс шефство¬

вал над воинским госпиталем. Там она и познакомилась с

молодым раненым летчиком Сергеем Олениным. Он зав¬

ладел ее девическим воображением и, окончив лечение,

женился на ней, увез в Москву к своей матери, заботли¬

вой старушке, души не чаяв/лей в своем единственном

сыне. Кратковременный отпуск быстро пролетел. Таня

проводила мужа в часть, не успев привыкнуть к нему

как следует. Уезжая, он крепко, до боли, поцеловал ее и

приказал ждать. Она ждала, но он не вернулся: в зной¬

ный июльский полдень пришло извещение о гибели' Сер¬

гея Оленина.

Мать бесшумными шагами ступала по комнатам, без¬

участная, скорбная, сраженная горем. Она тихо, безро¬

потно угасала на глазах Тани, как угасает догоревшая

свеча. И осталась Таня одна, девочка-вдова; жила, будто

затаив в себе крик отчаяния и боли. С осени она стала

учиться в институте, вела себя подчеркнуто строго, чем и

вызывала снисходительные улыбки подруг.

Практику Таня проходила в кузнице завода, где и

подружилась с Елизаветой Дмитриевной, которая отно¬

силась к ней с материнской нежностью и вниманием.

Алексей Кузьмич насмешливо-любовно именовал Таню

вдовой.

Однажды во Дворце культуры Таня познакомилась с.

инженером соседнего завода, скромным на вид, прият-

ным человеком. Они ходили в театр, кино; Таня как буд¬

то увлеклась им всерьез. Но однажды инженер пригла¬

сил ее на вечеринку к приятелю. Их посадили за стол

рядом, и тут Таня с ужасом увидела, что перед ней дру¬

гой человек. Напившись, он напирал грудью на ее плечо

и, обдавая водочным духом, хвастался: какой он замеча¬

тельный и незаменимый работник на заводе, насколько

он умнее всех в цехе, как независимо он ведет себя с на¬

чальством, как с ним считается сам директор... А не ста¬

вят его на высшую должность только потому, что зави¬

дуют ему... Он лениво облизывал губы, подымал брови и

морщил потный лоб, чтобы поддержать налитые хмелем

веки; лицо, расплываясь, таяло и лоснилось, как масле¬

ный блин; в одной руке он держал вилку зубьями вверх,

другой, горячей и липкой, касался руки Тани.

Она едва досидела до конца. Когда они вышли на

улицу и он хотел поцеловать ее, Таня оттолкнула его и

убежала.

По окончании института, когда Таня осталась рабо¬

тать в конструкторском бюро, за ней стал ухаживать

Иван Матвеевич Семиёнов, неистощимо внимательный,

ровный, приятно услужливый, со скептическим складом

ума. Несмотря на то, что ему было под сорок, он оста¬

вался холостяком. Волосы его, отступив со лба, начина¬

лись на темени и, пышно взбитые, шелковистые, стояли

над затылком, подобно нимбу, виски несколько вдавле¬

ны и от этого лоб выпукло нависал над лицом с ястреби¬

ным носом.

Как-то раз, прохаживаясь с ним по саду «Эрмитажа»,

его излюбленному месту гулянья, Таня полюбопытствова¬

ла:

– Иван Матвеевич, почему вы не женитесь?

Он ответил с шутливой торжественностью:

– Не могу найти человека, которому я без опаски

мог бы вручить свое замечательное сердце.

Таня лукаво прищурилась и усмехнулась:

– Просто вы трусите. Сознайтесь...

– Может быть, и так, – согласился он. – Храбрецов

в этом деле не поощряю. И вообще горячность и агрес¬

сия в отношениях кончаются слишком трагично, в боль¬

шинстве случаев для женщин. А женщине мы обязаны

поклоняться как непревзойденной красоте земли, – так,

кажется, учат нас классические книги? – И он тихонько

погладил руку Тани,, лежавшую на сгибе его локтя.

Тане было спокойно и уютно с ним, он подкупал ее

вниманием, зрелым житейским опытом и знаниями. Он

ничего от нее не требовал, не лез целоваться...

Комната Семиёнова была увешана клетками с пти¬

цами. Впервые придя сюда, Таня была поражена веселым

птичьим хором; очарованная, недвижно сидела она, следя

за неугомонной жизнью пернатых пленников: чижей, си¬

ниц, щеглов, попугаев и канареек. Стоял конец апреля,

в окно светило солнце, и птички вели себя особенно не¬

спокойно.

– Скучно-то им, наверное, бедненьким, – пожалела

Таня, вздохнув.

– А вот сейчас мы их выпустим, – сказал Иван Мат¬

веевич. – Для некоторых окончился срок заточения...

Он снял клетку с двумя синицами и позвал Таню:

– Идемте.

Выйдя во двор, где росли опушенные нежными круже¬

вами листвы молодые деревца, Семиёиов открыл дверцу

клетки и обратился к синицам:

– Прощайте, крошки, вылетайте в большой мир, жи¬

вите, веселитесь. Дарую вам свободу.. /

Синицы, примолкнув, вертели головками с крошечны¬

ми точками глаз и не вылетали.

– Глупышки, выхода не знают, – проговорил Иван

Матвеевич растроганно и выгнал их: одна вылетела из

"клетки и села Семиёнову на плечо, вторая вырвалась,

покружилась и села на клетку; затем, как по команде,

вспорхнули и пулями врезались в воздух, пропали в даль¬

них деревьях.

Иван Матвеевич и Таня часто проводили вечера у Фир-

соновых, и Семиёнов по обыкновению провожал ее до¬

мой.

5

На другой день перед обедом в бригаду Полутенина

как бы мимоходом заглянул Антипов; из-под черной, за¬

стегнутой на все пуговицы куртки его выглядывал ворот¬

ничок рубашки в клеточку и красный узел галстука, при¬

глаженные волосы прикрывал черный берет, немного

сдвинутый на левую бровь; технолог скупо кивнул Фоме

Прохоровичу и, приблизившись к Антону, крикнул на ухо:

– В обед найди меня!

– Зачем? – спросил Антон и, перехватив клещи из

одной руки в другую, передвинул заслонку, загнал внутрь

печи рвущиеся наружу клочья огня, отступил от печи к

окну; Фома Прохорович, пользуясь перерывом, стал за¬

куривать, а Гришоня, по-заячьи подскочив, сунул свою

острую, в крапинах мазута, мордочку между Антиповым

и Антоном, спросил с любопытством:

– Чего, а?

Над заводом, в светлосинем высоком небе, двигались

редкие сухие облака, по земле ползли тени, и порыжелые

увядшие цветы в клумбе то золотисто вспыхивали, буд¬

то расцветали вновь, то опять скучно потухали, меркли.

– Зачем я тебе нужен? – еще раз спросил нагреваль¬

щик.

– А куда он тебя зовет? – допытывался Гришоня,

дергая Антона за рукав.

– Алексей Кузьмич Фирсонов сказал, что у тебя

предложение есть какое-то относительно переоборудова¬

ния печи, чтобы я помог тебе технически оформить его. —

И, не встретив готовности со стороны нагревальщика, про¬

говорил, пожав плечами: – Впрочем, если не хочешь, —

не надо.

– Ладно, – кратко молвил Антон, – в обед подходи

сюда, скажу.

Но, видя, как технолог, удаляясь, с опаской нарядно

одетой женщины обходил печи, ящики с деталями, прес¬

сы, внезапно и со злостыо решил не разговаривать с ним.

Фома Прохорович, узнав о цели прихода Антипова,

строго посоветовал:

– Нет, ты расскажи ему, Антон, а вдруг из твоей за¬

теи толк выйдет? Ты, брат, этим не шути...

– Еще и премию отхватишь, чудак! – воскликнул

Гришоня.

В перерыв Антипов опять появился у печи и, выслу¬

шав сбивчивые объяснения нагревальщика, принужденно

улыбнулся.

– Опоздал ты несколько. Пойди на молоты, где

штампуют коленчатые валы, там печи именно так и уст¬

роены, как ты говоришь.

– Почему же здесь нельзя так?

– Заготовка ваша коротка, – разъяснил Антипов, бе¬

ря в руки металлическую болванку. – Нужно слишком

плотно класть трубы, чтобы она не соскальзывала, а это

уменьшит нагрев печи. И вообще неразумно. Так-то... По¬

думай о чем-нибудь другом, – снисходительно посовето:

вал он уходя.

Антон не обиделся на Антипова; он искренне позави¬

довал ему:

«Вот она, сила!.. Пришел, бросил небрежно два-три

слова, и нет меня. Да еще и улыбается при этом... А я пе¬

ред ним вроде мальчишки или щенка какого. Этим он и

Люсю покорил, независимостью, непринужденностью. Эх,

учиться надо идти, пока не поздно!..»

В столовой Безводов подозвал Антона к своему столу

и, пристально разглядывая его, проговорил:

– Як вам заходил вчера, стучал, стучал – никто не

ответил. Где ты был?

– В гостях у Алексея Кузьмича: вместе с завода еха¬

ли, зазвал к себе, честное слово.

– Я верю, – улыбнулся Безводов. – Что вы делали?

– Расспрашивал, почему я плохо работал вчера. Я

ему про печь свою объяснил в том смысле, чтобы пере¬

оборудовать ее малость. Ну, прислал он ко мне пижона

этого, Антипова. Говорили сейчас... Тот сказал, что все

это уже давно известно и рассуждаю я задним числом.

Ну и пошел он к чорту! – угрюмо закончил Антон.

– Вот почему ты тигром смотришь, – засмеялся Без¬

водов; рассмеялся и Антон, – словно молния в черной

туче, сверкнула белозубая улыбка, озаряя чумазое его ли¬

цо. – А ты думал, что тебя в гениальные изобретатели

сразу зачислят!

¦– Ничего я не думал.

– А вот это зря, – подхватил Володя. – Вместе с ру¬

ками заставь потрудиться и эту деталь, – постучал паль¬

цем по козырьку его кепки, – нечего ее жалеть, она не

только для кудрей предназначена...

Антон поспешно снял засаленную кепчонку, сунул ее

себе в колени.

– От кудрей остались одни воспоминания. А на что я

тебе понадобился вдруг?

– Не вдруг, – сказал Безводов, осторожно принимая

с подноса тарелку с борщом и ставя ее перед собой. —

С тех пор как ты приехал, мы ни разу не виделись– как

следует. После смены зайди за мной, Дарьин тоже зай¬

дет. Поговорим хоть. Может, в кино сходим после...

Вечером, когда Антон поднялся в комсомольское бю¬

ро, там играла музыка – Олег заводил патефон. Володя,

как всегда, сидел на своем месте за столом и что-то пи¬

сал. После дневного гула кузницы музыка действовала

освежающе. Антон стал выбирать пластинки и подклады-

вать их Олегу.

Оторвавшись от бумаг, Володя сделал знак Дарьину;

тот закрыл патефон, не проиграв всю пластинку, и пере¬

сел к столу. Они переглянулись, помолчали...

– Что же мы сидим? Опоздаем в кино, —• сказал Ан¬

тон и, не вызвав отклика, смущенно потоптался на месте.

– Подожди, обсудим один вопрос, – проронил Без-

водов и этим заставил Антона насторожиться.

– Какой вопрос?

– Твой, – сказал Дарьин резковато. – Садись.

Антон неуверенно сел и выжидающе застыл: он не¬

вольно ощутил приближение атаки и внутренне пригото-

ЕИЛСЯ к отпору.

– Я наблюдаю за тобой с первого дня твоего появ¬

ления в цехе, – заговорил Безводов, рывком откидывая

назад густой чуб. – Не нравишься ты мне все больше и

больше... Не таким я тебя знал. Ничто тебя не трогает,

кроме разве заработка: получить побольше, купить лиш¬

ний костюм, нарядиться – вот и вся твоя цель в жизни.

Газеты в руках не держал. Что делается в стране, в ми¬

ре,– для тебя покрыто мраком неизвестности, точно в

глухой тайге живешь. Обывательщина...

Володя сердился на себя за необходимость высказы¬

вать товарищу обидные слова, и от этого его голос зву¬

чал отчужденно, почти презрительно.

– А я другое скажу, – прервал его Дарьин и повер¬

нулся к Антону. – Довольно прятаться за спину Фомы

Прохоровича, греть руки у огня и гнать деньгу за его

счет, – бросал он отрывистым, беспощадным тоном, точ¬

но давал пощечину. – Стыдись! Пора самому за молот

вставать.

Антон был внешне спокоен, глаза опущены, только

брови смыкались то жалобно, то сердито. Это было как

бы продолжением вчерашнего разговора с Алексеем