Текст книги "Широкое течение"

Автор книги: Александр Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

са, идет на выздоровление, так и Люся, перенеся свой

«кризис», медленно, день за днем, привязывалась к куз¬

нице. Ее не страшили теперь полыхающие огнем молоты,

как раньше, а люди казались простыми, бесхитростными,

даже привлекательными. Она уже знала все молодежные

бригады, кто как работает, кто из парней за кем ухажи¬

вает. Собираясь вместе, они смеялись, подшучивая друг

над другом, соревновались, на комсомольских собраниях

обсуждали свои дела.

А Володя Безводов, однажды идя с ней до метро,

сказал улыбаясь:

– Подавай заявление в комсомол, пока не поздно!

Чего сторонишься?

– Да я не знаю... – замялась Люся и покраснела,

а сердце забилось вдруг часто-часто. И подумала, разой¬

дясь с Володей: «И чего я стесняюсь, чего боюсь? Раз

уж пришла в цех, так надо быть полноправным... Как

все».

Леонид Гордеевич Костромин знал, что на участке о

работе дочери отзываются хорошо. За последние месяцы

Люся заметно повзрослела, в задорных глазах ее появи¬

лось серьезное, осмысленное выражение, и дома отец с

дочерью все чаще разговаривали о кузнице. Леонид Гор¬

деевич замечал, что интересы цеха становятся и ее инте¬

ресами.

Антон невольно побаивался Люси и удивлялся ей: кто

бы мог подумать, что из) нарядного мотылька выйдет

такой взыскательный, настойчивый контролер! Не прохо¬

дило дня, чтобы она не выискала какого-нибудь, пусть

самого мельчайшего, изъяна в его поковках.

Подойдя к молоту, она скупо и, как ему казалось,

высокомерно кивала головой; ресницы, заслоняя от пла¬

мени глаза, почти смыкались, взгляд делался острее, по¬

дозрительнее, сквозь металлический грохот пробивался

ее звонкий голос: то она усматривала перекос штампов

и требовала устранить его, то находила большую ока¬

лину на поковках.

Частые замечания и придирки ее, хоть они были и

справедливы, раздражали Антона, в нем все кипело, но

он сдерживался, был с ней сух, официален.

Может быть, он по-иному вел бы себя, если бы меж¬

ду ними не стоял тот дождливый вечер, та машина, где

он объяснялся ей в любви. Если бы она все это забыла!..

Но она, видимо, хорошо помнила каждое его слово, каж¬

дый жест и, встречаясь с ним, смотрела на него с любо¬

пытством, со скрытой улыбкой, изучающе, как бы говоря:

«Как ты ни хмурься, как ни сердись, что ни говори, а ты

принадлежишь мне. Любишь ведь? А от любви не убе¬

жишь...»

– Следите за своим подручным, – поучающе-назида-

тельным тоном однажды заявила она Антону, небрежно

указывая на Гришоню Курёнкова перчаткой. – Он не

для украшения молота поставлен. Пусть продувает ока¬

лину как следует, чтобы на поковках не оставалось вмя¬

тин, а не глазеет по сторонам.

– Слыхал? – со скрытой иронией спросил Антон Гри¬

шоню, когда она, круто повернувшись на каблучках, уш¬

ла. – Учти...

И Гришоня заторопился, заголосил:

– Два с половиной года работаю – ни одного пори¬

цания не имел, а тут заявилась эта цаца и узрела: то не

так, это не этак... Усердствует. Ее надо унять! И чем

раньше, тем .лучше, а то она житья нам не даст... – И не

мог удержаться: хоть и тихонько, но все же уколол бри¬

гадира:– А ты еще изнывал по ней... Отплатила!

Сарафанов легонько толкнул Антона плечом и пред¬

ложил:

– Если у тебя духу не хватает схлестнуться с ней,

пошли ее ко мне – я ей в любви не объяснялся. – И

зычно захохотал, довольный.

Но, к изумлению Гришони и Сарафанова, бригадир

встал на сторону Люси.

– Нечего попусту зубы скалить! – строго прикрик¬

нул он. – Она права. Работать надо лучше, тогда и за¬

мечаний не будет. Нечего стоять...

Илья нехотя взялся за кочергу, обиженно отодвинулся

к печи, а Гришоня глубокомысленно отметил, косясь на

Антона и осуждающе качая головой:

– Я думал, ты излечился от своей болезни. Но – нет!

Засела она в тебя до самых печонок...

В тот же день после обеда Люся стремительно нале¬

тела на Антона и в категорической форме потребовала:

– Остановите молот! У вас штамп дал трещину.

Антон недовольно посмотрел на нее сквозь очки.

– Вижу, – сказал он.

Полчаса назад он заметил, что на поковке появилась

извилистая выпуклая жилочка. Это случалось у него и

раньше, поэтому Антон хоть и отметил этот факт, но ре¬

шил дотянуть до конца смены.

– Вы гоните брак! – кричала Люся. – Или меняйте

штамп, или устраните трещину.

– Трещина незначительная и на качество поковки не

влияет, – спокойно ответил Антон. – Штамп менять не

стану.

К Люсе подступил Сарафанов с угрюмым, каменным

лицом. От его гневного баса она вздрогнула:

– Что ты к нам прицепилась, девка? Иди своей до¬

рогой.

Но бас Ильи не поколебал решимости Люси, она лишь

небрежно отмахнулась:

– Я разговариваю с бригадиром.

Из-за гула молота Сарафанов не расслышал этих

слов, но понял их: он поморщился, как от зубной боли,

хотел выпалить хлесткое словцо, но, встретившись с пре¬

дупредительно-грозным взглядом Антона, только фырк¬

нул, замотал головой и отошел на свое место, к печи.

– Мы ведь не враги себе, чтобы гнать брак, – льсти¬

во, примирительно обратился Гришоня к Люсе, точно и

не он только что призывал унять ее. – Сами видим, что

делаем... – И прибавил вполголоса: – Подумаешь, гос¬

контроль на цыпочках!..

– Мы будем работать так, как работали, – твердо

заявил Антон, надевая рукавицы.

– Вы не смеете! – возмущалась Люся. – Как вам

не стыдно?! Лучшим бригадиром считаетесь... Я пойду

жаловаться на вас.

– А ты защищал ее, – ввернул Гришоня, с опаской

отступая от Антона, боясь, как бы чего не вышло.

Девушка повернулась, чтобы немедленно бежать с

жалобой, и лицом к лицу столкнулась с Володей Безво-

довым. Встав на цыпочки, она торопливо заговорила в

ухо ему о безобразиях в бригаде Карнилина, все время

показывая то на Антона, то на поковки.

Володя взглянул на груду остывающих поковок и по¬

советовал кузнецу:

– Проверь, Антон, может, и в самом деле брак штам¬

пуешь.

– Я ручаюсь за свои поковки, – сказал Антон. – Ей

впервые приходится сталкиваться с таким случаем, вот

она и встревожилась. А у нас это бывает.

Он шагнул было к молоту, но Безводов удержал его

за рукав:

– Сегодня я созываю бюро, будь обязательно. – По¬

том Володя повернулся к Люсе: – И ты приходи. Будем

разбирать твое заявление...

Люся точно задохнулась от этих слов. Обеспокоенно

взглянув Володе в глаза, она медленно пошла вдоль кор¬

пуса.

После смены в небольшую комнатку Володи Безводо-

ва начали сходиться члены бюро, бригадиры молодеж¬

ных бригад – розовые, распаренные после горячего душа.

Остерегаясь, как бы не удариться головой о косяк,

вступил сменный мастер Сидор Лоза; за ним с достоин¬

ством вошел технолог Антипов; опустившись на стул, он

обхватил колено руками и застыл в невозмутимо скуча¬

ющей позе. Явилась Таня Оленина; здороваясь, одарила

ребят ласковой улыбкой и устроилась рядом с Безводо-

вым, зябко повела плечами под шерстяным платком.

Шумно ввалились бригадиры: Женя Космачев, Олег

Дарьин, Федор Рыжухин, Антон Карнилин.

Затем робко проскользнула Люся Костромина и

скромно приткнулась возле Тани. Зашел и Фома Прохо¬

рович, молча сел на свое место в углу и закурил.

Антон наскоро выбрал пластинку и завел патефон.

Комната огласилась праздничными звуками марша.

Сквозь осенние тучи прорвался луч заходящего солнца,

копьем вонзился в окно.

Володя Безводов позвонил начальнику цеха, известил

его, что все в сборе, потом встал, откинул со лба чуб и

сказал Антону:

– Карнилин, кончай музыку.

Антон оторвал от пластинки иглу, осторожно прикрыл

патефон, приготовился слушать.

– Вот что я вам скажу, товарищи бригадиры, – за¬

говорил Безводов. – Перед кузницей, а значит, и перед

нами, встала важнейшая задача. Решить ее можно толь-

ко общими усилиями, когда мы сомкнемся локоть к лок¬

тю... – Володя помолчал, хитро прищурился и сказал: —

Тут уж, друзья мои, не до ссор и распрей – надо крепко

держаться друг друга, а славу будем делить потом: кто

сколько ее заработал, тому столько и достанется.

Антон и Олег Дарьин невольно переглянулись. Володя

намекал на их ссору.

Ссора эта произошла несколько дней назад.

Со'ревнуясь с Фомой Прохоровичем Полутениным и

Антоном, самыми сильными кузнецами, Олег задался

целью во что бы то ни стало отвоевать первенство. Есть

люди, которые идут к своей цели честно, открыто и пря¬

мо, а есть и другие: те подбираются к первенству осто¬

рожно, с оглядкой, обходя острые углы, опасные места,

кому надо —• угодливо улыбаясь и кланяясь и хамски по¬

пирая того, кто в данный момент не нужен; и если взгля¬

нуть на след такого человека, то след этот напомнит хит¬

рые лисьи петли на чистом снегу; или, подобно лошади,

закусившей удила, рискованно мчаться, не разбирая до¬

роги, по рытвинам и ухабам; жажда власти, славы или

выгоды как бы ослепляет их, заставляет забыть о со¬

вести, о чести и человеческой гордости; они томимы од¬

ним желанием – выделить себя из остальных.

Таким был и Олег Дарьин. Перекрыть Антона не со¬

ставляло для него большой сложности:      Карнилин —

штамповщик молодой, малоопытный и тягаться ему с

Дарьиным рано, не под силу. Но превзойти Фому Прохо¬

ровича, с его устоявшимся опытом, выверенными време¬

нем приемами, с его неиссякаемой, нестареющей энергией

и духом, было не так-то просто.

Началась ожесточенная гонка. Олег работал, как одер¬

жимый. Стоило ему подняться немного вверх, как старый

кузнец, как бы дразня Дарьина, взлетал еще выше и оста¬

влял его позади. С огромными усилиями удавалось Дарь¬

ину вскарабкаться еще на одну ступеньку, а на другой

день Фома Прохорович снова опережал его. Полутенин

решил испытать его до конца...

Так продолжалось недели две. И Олег не стерпел.

Сдерживая клокотавшую ярость, он подлетел к Фоме

Прохоровичу и, не видя стоявшего рядом с ним Антона,

прокричал отрывисто:

– Что вам надо? Слава у вас есть, почет есть! Поче¬

му ходу не даете? У вас хребет трещит, вам отдыхать

надо, на пенсию пора! А вы дорогу заслоняете... Боитесь

славу другим уступить?!

Фома Прохорович отшатнулся, побледнел.

– Ах ты, поганец!.. – прошептал он, болезненно мор¬

щась как от пощечины. – Да как же ты смеешь говорить

мне такое?!. – Взглянул на свои руки, на клещи, промол¬

вил глухо: – Уйди! Уйди от греха подальше!..

Антон схватил Олега за грудь.

– Я тебе за такие слова, знаешь, что сделаю?!.—

прошептал он ему в лицо; – Убить могу!.. – Он с силой

толкнул Олега от себя.

Тот ударился боком о станину, взглянул на Антона,

резко повернулся и скрылся за молотом.

Точно больно ушибленный словами Олега, Фома Про¬

хорович растерянно мигал, папироска в пальцах дрожала.

– Двадцать пять лет работаю – ни от кого худого

слова не слышал. Сыновья не говорили. А этот... Целый

год учил его...

Фома Прохорович будто сразу постарел, сгорбился,

ушел домой молчаливый и обиженный.

...Придя в цех, Леонид Гордеевич долгое время гля¬

дел на молодых рабочих недоверчиво, снисходительно:

шумят на своих собраниях, думают о гулянках, о неве¬

стах, о футболе – какая уж там забота о цехе,, о плане!

Но впоследствии он понял, что глубоко заблуждался, и

был рад этому заблуждению. Оказывается, они замеча¬

тельные работники, беспокойные, отзывчивые, с ними

можно смело начинать большие дела.

И сейчас, широко растворив дверь, Костромин вошел

в комнату комсомольского бюро в халате нараспашку,

без фуражки; волосы пышно и красиво взбиты: он был,

как всегда, возбужденный, захватывающе стремитель¬

ный, горячий; заметив дочь, он улыбнулся уголками губ,

присел на краешек табуретки возле Сидора Лозы – тот

поспешно встал, освобождая ему место. Но сидеть Лео¬

нид Гордеевич не стал, а, подхватив слова Безводова,за¬

говорил просто, немного просяще, и эта закрадываю¬

щаяся в сердце нотка особенно трогала комсомольцев.

– Литейным нашего завода уже присвоено почет¬

ное звание передовых цехов. Очередь теперь за нами,

кузнецами... Я доволен вашей работой, ребята. Я теперь

не представляю ни одного задания, которое было бы ус¬

пешно выполнено без вашего участия, без вашего огня.

И сейчас комсомольско-молодежные бригады обязаны

сыграть если не решающую, то, во всяком случае, неза¬

менимую роль, – вы ни на шаг не должны отставать от

кузнецов-коммунистов. Сами идите вперед и ведите за

собой отстающих!

– Можете не беспокоиться – поведем, – неожидан¬

но выпалил Женя Космачев.

Левая бровь Леонида Гордеевича нервно взлетела к

виску, изломилась, в темных глазах затеплилась ус¬

мешка:

– Ну, если Космачев решился вести за собой отста¬

ющих, то я, действительно могу не беспокоиться, – все

пойдет как по маслу.

– Сам он еле-еле стоит на ногах, а туда же —

вести! —• бросил Дарьин с презрением.

Но Космачев только приосанился, гордо выпятил

грудь и почему-то подмигнул Антону.

Леонид Гордеевич сунул руки в карманы халата, ко¬

леном оперся на угол табуретки.

– Что же это такое – звание передового цеха?—

спросил он. – Давайте-ка пораскинем мозгами. Высокие

показатели выработки – раз. – Он выбросил перед со¬

бой руку и загнул мизинец. – Брак – к чорту, вычерки-.

ваем. Даем поковки только отличного качества – два.

Согласны? Продукция у нас сейчас дороговата – удеше¬

вим ее. Вот вам еще один плюс. Как упростить и облег¬

чить работу – об этом позаботится каждый из вас. Так?

Ну. и будем хозяевами: подумаем, на чем можно сэко¬

номить металл, горюче-смазочные материалы. Все это

вместе сложим, закрепим – и над воротами кузницы бу¬

дет красоваться надпись: «Передовой цех»! – Костромин

замолчал, оглядел примолкнувших, несколько озадачен¬

ных кузнецов, усмехнулся: – Вот сколько я накидал вам

вопросов! Но вы не пугайтесь...

– Мы и не пугаемся, – отозвался Антон. – Дайте

только срок.

– А сроки-то нас и не ждут, – возразил Леонид

Гордеевич. – Но я надеюсь на ваше творчество, на ваш

задор, на ваши поиски... Вы не будете одиноки – к вам

на помощь придут партийная организация, инженеры,

технологи, мастера, нормировщики... – Он опять помол-

чал и попросил: – Я хотел бы услышать ваши замеча¬

ния.

Наступила тишина. Володя Безводов смотрел на каж¬

дого вопросительно. Но ребята или отворачивались, или

опускали глаза.

– Ты все время рвался в бой, Рыжухин, – выска¬

жись вот...

– А чего говорить-то? Все понятно. Будем ковать —

вот и весь сказ.

– А ты, Олег? – обратился Безводов к Дарьину. —

Ты, наверно, многое надумал, выкладывай.

Олег понимал, что от него ждут важного и автори¬

тетного высказывания, постановки «животрепещущего»

вопроса. Но он не нашелся, что ответить, лишь солидно

пожал плечами, сохраняя собственное достоинство:

– По-моему, все ясно...

– Позвольте мне, – сказал Антон, вставая и глядя

на Костромина. – Чтобы решить эти вопросы, нужна

подготовка, Леонид Гордеевич. Нужно, чтобы штампо¬

механический цех давал нам штампы только отличного

качества, а мы иногда получаем никудышные, честное

слово.

– Это бывает, – подтвердил Костромин.

– Чтобы металл доставляли качественный, опреде¬

ленного веса и, главное, в срок. И выходит, что бороться

за высокое звание придется всем заводом, потому что

мы связаны и друг без друга жить не можем.

– И это верно, – согласился Леонид Гордеевич.

Олег Дарьин нервничал: ему было не по себе оттого,

что Антон, как бы отстранив всех, в том числе и его,

Дарьина, завладел вниманием начальника и свободно,

уверенно высказывает ему свои мысли и требования, и

Костромин соглашается с ним. Олег усматривал в этом,

в сущности незначительном, факте свое поражение —

пускай легкое, но все же поражение. Дарьин даже изме¬

нился в лице. «Надо что-то предпринимать, – подумал

он, сминая в шарик найденный в кармане старый трам¬

вайный билет. – И чем скорее, тем лучше. Трудно за¬

воевывать первенство, но еще труднее, видно, удержать

его. Надо осадить Карнилина в самом начале... Но как

это сделать?.. А как внимательно прислушивался к нему

Костромин! Может быть, он знает, что Антон влюблен в

его дочь и поэтому так участлив к нему?..» – От этой

внезапно подвернувшейся мысли Олега как будто по¬

коробило всего, он завозился на стуле, отгоняя от себя

эти неприятные подозрения; он злился на себя за то, что

ему, лучшему кузнецу из молодых, приходится опасать¬

ся Антона, хотя тот ничего выдающегося еще не совер¬

шил.

– Космачев, включи свет, – попросил Володя Без-

водов. – Товарищи, поступило заявление о приеме в

комсомол от контролера Людмилы Костроминой.

Люся почувствовала, как по спине, по лопаткам мо¬

розец щекотно провел колкой щеточкой, а в груди раз¬

лился, заполняя все уголки, жйр, сердце учащенными

толчками гнало его вверх, к лицу, к вискам; она неза¬

метно прислонила руку к щеке и, точно обжегшись, от¬

дернула. Сейчас с нее спросят отчет о жизни. Она с ли¬

хорадочной поспешностью мысленно пробегала свой не¬

длинный жизненный путь – и негде было задержаться,

ей не о чем было сказать людям с гордостью, как будто

она совсем и не жила. Но работа в кузнице и то, что

она сидит вот среди комсомольцев, – не является ли это

самой большой победой ее над собой?

Люся недоумевала: вопрос с бригадирами был решен,

а никто из них не уходил, и отец еще сидел, точно ждал

чего-то. Он явно стеснял ее.

Леонид Гордеевич с удовлетворением отметил, что

дочь сильно волнуется и это волнение преображает ее,

делает строже, суровее, и был доволен происходившей

в ней переменой. Один он знает, с каким трудом доста¬

лась ей эта перемена...

Теперь этот прием в комсомол как бы проведет ясную

черту между ее прошлой жизнью и будущей, заставит

еще глубже задуматься над своей судьбой.

Люся посмотрела на отца долгим и умоляющим

взглядом – просила его уйти.

Костромин вышел, уводя за собой бригадиров, и в

комнате стало просторнее, тише и даже уютнее. Фомэ

Прохорович, облокотившись на колени, курил, выпуская

дым в приотворенную дверь. Люся вздохнула с облегче¬

нием и, подняв глаза, встретилась с Антоном, которого

недавно избрали в члены бюро; в его прямом, внима¬

тельном взгляде Люся уловила что-то подстерегающее,

обвинительное.

– Пусть она расскажет о себе, – предложил Сидор

Лоза и почему-то вынул из кармана блокнот и положил

на колени.

– Стоит ли? – возразила Таня. – Ведь мы ее все

знаем.

– Ты знаешь, а я не знаю, – невозмутимо ответил

Лоза. – И потом так положено: вступаешь в комсомол —

рассказывай автобиографию. Это традиция...

Люся встала, тряхнула локонами, облизала пересох¬

шие губы и проговорила, нервно теребя в пальцах оторо¬

ченный кружевами платочек.

– Ну, училась в десятилетке, окончила... потом вот...

поступила на завод контролером... – Она замолчала,

опустив голову, – ей стыдно было признаться, что ее

не приняли в институт; но скрывать что-либо от товари¬

щей она считала малодушием и, решительно вскинув го¬

лову, произнесла: – Осенью хотела поступить в инсти¬

тут, но не сдала...

– Понятно, – глубокомысленно сказал Сидор Ло¬

за.– Значит, не сдала и на этом поставила крест? Так?..

– Не поставила, – быстро ответила Люся. – Учить¬

ся я буду.

– Есть еще вопросы? – спросил Володя.

– У меня есть, – сказал Дарьин, поворачиваясь к

Люсе. – Почему ты раньше не вступала в комсомол?

Ведь в школе, где ты училась, была, наверно, комсо¬

мольская организация?

Плечи девушки сжались: вот он, коварный вопрос,

которого она ждала и боялась. Она не знала, что отве¬

тить. На помощь ей, как ни странно, пришел Антон

Карнилин.

– Я думаю, вопрос этот не по существу, – сказал

он негромко. – Это все равно, что спросить человека,

почему он родился в тот день, в который родился, а не

раньше. Не вступила, значит не была подготовлена...

– Или комсомольская организация была слабая,

плохо поставлена воспитательная работа с молодежью, -а-

поддержал его Антипов.

Но Люся прервала их, твердо заявив:

– Нет, комсомольская организация в нашей школе

была сильная, хорошая. Но я думала обойтись без ком¬

сомола; мне казалось, что, вступив в комсомол, я возь¬

му на себя обязательства, которые свяжут мою свобо-

ду... И я жила так, как мне хотелось... И мне казалось,

что живу я по-настоящему, весело, интересно... Но, ока¬

зывается, жизнь-то, настоящая, большая, проходила ми¬

мо меня, и я в ней не участвовала. Я это поняла, когда

пришла сюда, в кузницу. Я верю, что комсомол даст

мне многое... даст силу и волю для жизни, для борьбы...

Но и я... – Люся выпрямилась, прижала руки к груди

и посмотрела в окно. – Я сейчас иду в комсомол с пол¬

ным сознанием... – Вздохнула и прибавила шопотом: —

Пожалуйста, верьте мне, товарищи. – И чуть было не

расплакалась от стеснения: собиралась сказать спокойно,

а вышло по-девичьи путано, слишком взволнованно,

пальцы ее еще усиленнее затеребили платочек.

Наступила пауза, и явственнее послышался . гул мо¬

лотов в кузнице; от этого гула колебалось здание и в

раме тонко-тонко дребезжало стекло.

Олег Дарьин не мог отделаться от чувства недоволь¬

ства и раздражения; он придирчиво допрашивал Люсю:

читает ли она газеты, следит ли за мировыми события¬

ми. как она относится к войне в Корее, кто ее подруж¬

ки, не дает ли она поблажек кузнецам во время рабо¬

ты, то есть взыскательна ли. Его поддерживал Сидор

Лоза.

И до сих пор молчавший Фома Прохорович, не вы¬

держав. прикрикнул на них:

– Да замолчите вы со своими вопросами! Вот при¬

вязались, прости господи! Что вы из нее тянете? Не ви¬

дите – человек перед вами душу наизнанку вывернул,

ни одного пятнышка не скрыл, а вы все выпытываете,

копаетесь... Принимайте скорее да растите Работает она

на совесть, страдает за каждую деталь. Это я хорошо

знаю, да и Карнилин знает, у него пока брака-то по¬

больше... Ты почему молчишь, Антон? Расскажи, как она

с вами воюет из-за каждой царапины на поковке.

– Есть предложение рекомендовать общему собра¬

нию принять Когтромину в члены Ленинского комсомо¬

ла,– объявил Безводов. – Нет возражений? – Он по¬

вернулся к Люсе, улыбнулся и сказал: – Все. Теперь

жди собрания.

– Я могу идти? – несмело спросила Люся.

Выйдя из комнаты, она осторожно притворила дверь

и вздохнула с облегчением. Ей даже не верилось, что

все так быстро и так хорошо кончилось. Какие замеча¬

тельные ребята, добрые, великодушные. А Антон Карни-

лин, которого она больше всего боялась, вел себя просто

и справедливо. Значит, его чувства к ней прежние...

Люся хотела зайти к отцу, поделиться с ним своей

радостью, но в самый последний момент раздумала, —

дома все расскажет; она никогда не заходила к отцу во

время работы, считала это неудобным.

3

Бригада Карнилина несла трудовую вахту в честь

тридцать третьей годовщины Октября. Антон ковал без¬

остановочно, словно старался все свои силы истратить

сегодня, не оставив ничего на завтра. И, быть может,

именно “В этот день ребята осознали, как накрепко спай-

лись они, как послушно подчинялись воле своего во¬

жака.

Несколько раз в бригаду приходила Люся Костроми-

на и, проверяя готовые поковки, украдкой следила за

кузнецом пристальным и ожидающим взглядом. Он ви¬

делся ей сквозь пышные и багровые вспышки огня, по¬

глощенный работой, суровый и озабоченный, и какое-то

незнакомое чувство сожаления шевелилось в груди де¬

вушки: чувство это не радовало, а пугало Люсю, и она

поспешно удалялась, обещая держать себя в руках, а че¬

рез полчаса еще сильнее тянуло ее к этому молоту, что¬

бы взглянуть на Антона. Люся не могла дать себе ясно¬

го отчета, что произошло: она ли изменилась, он ли стал

совершенно другим?.. Где тот парень с шестимесячной

завивкой, с большими, неловкими руками, который боял¬

ся прикоснуться к ней, боялся дышать, когда они тан¬

цевали, где его благоговейный взгляд? Тогда ей каза¬

лось: пожелай она, и он с готовностью раскрыл бы перед

ней свою душу. А теперь он и разговаривает по-иному

и смотрит совсем не так, как раньше, – пристально, ум¬

но, даже снисходительно. Он казался другим еще и по¬

тому, что нравился ей все больше и больше, хотя она и

не призналась бы в этом даже самой себе.

Но Антон не замечал Люсю; он торопился, как торо¬

пится на последних метрах бегун на дальнюю дистан¬

цию. Нагревальщик, подручный и прессовщица знали,

почему он спешит, и старались не отставать от него.

Когда прозвучавший сигнал известил о конце смены,

Антон принял от Сарафанова последнюю, пышущую жа-

ром, в искрах болванку, кинул ее на штамп, затем, как

бы подводя итог рабочего дня, обрушил на нее удары мо¬

лота, смял, сплющил, выковал деталь и, потухшую, по¬

тускневшую, отбросил прочь. Он выключил пар, и нама¬

явшийся за день молот уныло затих; в цех медленно воз¬

вратилась тишина, лишь кое-где шипел пар, вырываясь

вверх белыми струями, да продолжало гудеть пламя в

печах.

Гришоня увидел Люсю, подскочил к ней и спросил

скороговоркой:

– Сколько накидали?

– Больше, чем надо, – ответила девушка и, сняв

перчатку, запрятала под косынку выбившуюся прядь.—

Поздравляю вас! – сказала она, повернувшись к куз¬

нецу.

Антон ничего не ответил ей, а, взглянув на Сарафа-

нова, устало сгорбившегося у печи, на Гришоню, на На¬

стю Дарьину, прибиравшую у пресса, простодушно, тор¬

жествующе-широко улыбнулся, медленно открыв белый

ряд зубов. Затем он поднял очки на лоб и долго тер ла¬

донью утомленные глаза, чувствуя, как по всему телу

разливается тягучая и сладостная усталость и теплота.

Потом кузнецы прошли к палатке и долго пили гази¬

рованную воду.

Прибежал старший мастер Самылкин, всплеснул ру¬

ками и обрадованно закричал:

– Спасибо, братцы! – Вынул платок из кармана,

вытер вспотевший затылок, засмеялся, локтем толкнув

Антона в бок: —Ты, гляди, парень, и впрямь в большие

люди выйдешь! Только не загордись, как Дарьин...

Антон спросил насмешливо:

– Что же мне теперь, казанской сиротой прикиды¬

ваться? А Дарьин нам не пример!

–: Ну, тогда поздравляю: от себя лично и от имени

нашего участка.

В это время к Василию Тимофеевичу подступил Ка¬

миль СаляхитДинов; руки его были полусогнуты в лок¬

тях, узенькие глаза сверкали остро и рассерженно.

– Василь Тимофеевич, – крикнул он срывающимся

голосом, – давай другой молот или давай другой смен¬

щик!

Самылкин встревоженно спросил:

– Что случилось, Камиль?      ,

– Давай другой молот,– упрямо повторил Камиль.—

Мой опыт больше, мой стаж больше, а Карннлин меня

бьет, на оба лопатки валит! Я много старше его, мне

лет много больше, мне это стыдно!

Старший мастер оглянулся:

;– Эко, что вздумал! Коли тебе стыдно, что тебя ком¬

сомольцы бьют, так ты тянись за ними.

– Не могу я тянись! – воскликнул Саляхитдинов.

Шея и скулы его побагровели. – Его бригада лучше мо¬

ей, мой бригада хуже. Его нагревальщик сильнее. Сара¬

фанов – мой нагревальщик. Зачем забрал? – крикнул он

Антону.

– Ты сам отдал, – сказал Антон. – Он же тебе не

нравился.

– Тогда не нравился, а теперь нравится. Давай назад

Сарафанова.

Гришоня весело взвизгнул:

– Накося тебе Сарафанова, держи карман шире!

Саляхитдинов свирепо топнул на него; тот юркнул за

спину Антона; а Илья, задумчиво потрогав нос грязной

рукавицей, сказал, переступая с ноги на ногу:

– Не пойду я к тебе, Камиль. Чего это я к тебе

пойду?

Антон взял со столика рукавицы, сунул их подмыш¬

ку и подмигнул Саляхитдинову:

– Погоди, Камиль, не то еще будет...

Василий Тимофеевич поддержал его:

– Они тебе, комссмольцы-то, покажут, где раки зи¬

муют...

– Покажут? – неистово крикнул Саляхитдинов.

Нет, не покажут! – Взял Антона за отвороты спецов¬

ки:– Вперед уйдешь? Не уйдешь! Знаешь Камиля? От

Камиля не уйдешь! Умру у молота, а не давай тебе

уйдешь!..

Он легонько оттолкнул Антона и зашагал прочь, по¬

водя могучими плечами борца, точно пробивался сквозь

плотную людскую толпу.

– Умирать подался!—потешался Гришоня; Василий

Тимофеевич сокрушенно покачал головой:

– Ишь, как забрало!..

Вторая смена приступила к работе, цех все гуще пол¬

нился гулом агрегатов.

Люсе было обидно, что Антон совсем не обращал на

нее внимания, как будто она не стояла рядом и не радо¬

валась его победе. Люся все ждала, что вот он повер¬

нется, посмотрит ей в глаза и скажет... «А что он мне

может сказать, – с горечью подумала Люся, – если ему

приятнее шутить с Настей Дарьиной, чем со мной?»

Но когда Антон направился к выходу, она все же

остановила его; он устало и приветливо улыбнулся ей.

Люся растерялась, не зная, о чем его спросить.

– Вы во Дворце культуры будете? – нашлась она,

хотя ей было известно, что они там будут. – Володя Без-

водов велел прийти вам всей бригадой.

За Антона ответил Гришоня, – всюду суется, везде

успевает этот Гришоня!

– Явимся. Во дворец нам позарез надо!..

Они долго плескались в душе, смывая с себя тягост¬

ную дневную усталость, затем распаренные, освеженные,

не спеша одевались, толпились у зеркала, причесываясь

и завязывая галстуки, потом ждали Настю Дарьину:

она вышла к ним прозрачно-розовая, как заря.

Во дворец кузнецы немного опоздали. Они бесшумно

прошмыгнули в зал, сели в задних рядах и притихли.

Перед ними сидели и о чем-то перешептывались Анти¬

пов и Люся. Девушка повернулась к Антону и сооб¬

щила:

– Вас в президиум избрали.

– Иди, – сказал Антипов, и улыбка тронула его

губы.

– Я посижу тут, – ответил Антон и, чуть вытянув

шею, оглядел зал: он искал Таню Оленину. Она сидела

впереди, у самой стены. Он сразу узнал ее по высокой

прическе, по голубой пушистой кофточке. Неподалеку от

нее Антон заметил Олега Дарьина с Мариной Барохтой,

в первом ряду – Женю Космачева и Сидора Лозу,

бригадиров молодежных бригад других цехов; за длин¬

ным столом президиума, рядом с секретарем комитета

комсомола Давыдовым, сидел директор завода.

Было очень тихо. Эту атмосферу тишины и торжест¬

венности, когда порыв молодости, затаенный в душе

каждого человека, ждет случая вылиться наружу и за¬

гулять по залу, необычайно любил Антон.

Над дубовой кафедрой возвышался Володя Безводов

и, отчеканивая слова, докладывал собранию о работе

комсомольцев кузницы с несоюзной молодежью.

– ...Я не верю, что есть такие «экземпляры», как вы¬

разился предыдущий оратор, которые не поддаются воз

действию коллектива. Чепуха! Нет таких людей! Я вам

расскажу об одной девушке, имя котерой не назову. Это

была девушка-мотылек., Кроме танцев и вечеринок, ее

ничто не волновало. О комсомоле она и слышать не хо¬

тела... А сейчас она лучший работник цеха, хотя и самый

молодой, но, пожалуй, самый активный и исполнитель¬

ный член нашей организации. И о своем, недавнем прош¬

лом она вспоминает если не со стыдом, то, во всяком

случае, с горькой усмешкой.

Люся наклонила голову. Антон увидел, как заалели

ее щеки и даже шея, и он удивился, что эта вот худень¬

кая смущенная девушка доставила ему в свое время

столько терзаний.

Он осторожно погладил ее по рукаву, дружески и

ободряюще.

В конце собрания секретарь горкома комсомола вру¬

чал лучшим комсомольцам-производственникам награ¬

ды – грамоты Центрального Комитета комсомола. Антон

почему-то испуганно пригнулся, когда услышал свое имя,

и Люся, обернувшись, тронула его за плечо: