Текст книги "Широкое течение"

Автор книги: Александр Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Что вы? Идите же...

Он прошел к столу, принял грамоту; секретарь гор¬

кома пожал ему руку и пожелал успехов. Возвращаясь

на свое место, Антон встретился глазами с Олегом: в при¬

щуренном его взгляде он прочитал и неприязнь, и за¬

висть, и укор. Дарьин не аплодировал кузнецу. Он скло¬

нился к Марине, шепнул ей что-то на ухо; та повела

бровью и усмехнулась. А в последнем ряду между Гри-

шоней и Сарафановым сидела жена Дарьина, Настя;

Антон изумлялся ее выдержке: она или не видела мужа

в обществе Барохты, или старалась совсем не замечать

его, чтобы не расстраивать себя; простенькое лицо ее

выглядело миловидным, веснушки с носа исчезли, а ще¬

лочка между передними зубами придавала ей девиче¬

скую прелесть и чистоту.

Антон сел. Гришоня выхватил у него грамоту, прочи¬

тал, полюбовался ее красками, передал Сарафанову,

тот – Насте Дарьиной, а прессовщица еще кому-то —

и пошла грамота гулять по рукам из ряда в ряд; верну¬

лась она к владельцу только после собрания, когда в за¬

ле уже взметнулся гул голосов и в раскрытые двери по¬

слышалась музыка.

– Спрыснуть бы надо ее, Антон, – намекнул Сара¬

фанов, коеясь на грамоту.

– И грамоту и еще кое-что, – охотно согласился Ан¬

тон.– Гришоня, скажи Володе, что мы в буфете. Настя,

не отставай!

Они протолкались сквозь толпу, зашли в буфет, за¬

няли столик, и девушка-официантка принесла на подносе

графин с водкой и бутерброды для мужчин, для девушек

бутылку портвейна и пирожные.

Гришоня привел Безводова. Володя сел рядом с Ан¬

тоном, потер руки, сдерживая радостное возбуждение.

В буфет заглянули Антипов с Люсей, их тоже усадили

за стол.

Когда наступил момент тишины и внимания, Безводов

встал.

– Поздравляю вас, товарищи, – произнес он не¬

сколько возвышенно, – тебя, Антон, вас – Илья, Гришо¬

ня, Настя, с наступающим новым трудовым годом! Же¬

лаю вам производственных успехов, лучших, чем в про¬

шедшем году. – Откинул назад волосы, задушевно по¬

низил голос: – Эх, ребята, быть вашей бригаде лучшей

на заводе, а то и во всем министерстве, чует мое сердце!

Только об одном прошу, умоляю: пусть не разъедает

ваш отряд ржавчина междоусобной распри...

– На огне спаялись – крепко! – пробасил Илья Са¬

рафанов, а Гришоня спросил с недоумением:

– Куда же мы друг без друга? Оч-чень мне инте¬

ресно знать!

Безводов повернулся к Антону:

– А грамотой ты гордись: тебя наградил ею наш

родной комсомол, который вывел в люди великое мно¬

жество таких парней, как ты; сколько из них стали ге¬

роями, настоящими коммунистами. Не счесть!.. Поздрав¬

ляю тебя с наградой. Выпьем за новый, за новаторский

год! – воскликнул Безводов.

– Погодите! Что же вы одни? – крикнул кто-то из

дальнего угла буфета. – Там за столиком сидели бр'ига-

диры Рыжухин, Космачев, Званко. – Стой, Володя!—

сказал Рыжухин подходя. – Мы ведь тоже закончили

этот год и начали новый.

– Присоединяйтесь! – крикнул Антон, широким же¬

стом приглашая всех к своему столу. – Садитесь. Празд¬

новать, так вместе, сообща!..

Антон ощущал в себе необычайный прилив сил, ра¬

дости – от молодости, от удач, от внимания к нему това¬

рищей. Он выглядел в этот момент красивым, щедрым,

и Люся, не стесняясь, безотрывно глядела на него, отчего

Антипов хмурился и кусал губы. Антон не мог понять,

куда девалась Таня, не ушла же она домой. Несколько

раз ом выходил из буфета, надеясь встретить ее в фойе,

и возвращался один. Как ему не хватало ее сейчас!..

Кузнецы перенесли свою закуску, расселись вокруг

стола, и в оживленную беседу влилась струя свежих го¬

лосов. В углу одиноко остался сидеть лишь Женя Косма¬

чев.

– А ты чего красную девицу изображаешь? – крик¬

нул ему Антон. – Почему не идешь к нам?

– Мне до нового года еще недели две осталось, —

обиженным тоном ответил тот: ему очень хотелось пере¬

сесть за шумный стол.

– Ладно, поверим в долг. Иди сюда. Раздвиньтесь,

товарищи! Садись с нами, Женя, – возбужденно прого¬

ворил Антон и поднял бокал. – С новым годом, друзья!

С новым счастьем, с новыми победами!

Буфетчица с удивлением проговорила официантке:

– Вроде и сели недавно, а уж веселые какие.

Настя закашлялась, и Гришоня хозяйским тоном при¬

казал Сарафанову:

– Постучи ей по спине. – Тот охотно исполнил прось¬

бу, Настя взмолилась:

– Тише! Как болванкой бухнул.

– Погладить уж нельзя, – ухмыльнулся Илья.

Из фойе доносилась музыка. В дверях буфета то и

дело показывались и исчезали новые лица, слышались

обрывки фраз, взрывы смеха.

Вот вошли Олег Дарьин с Мариной Барохтой, купи¬

ли конфет и стали разворачивать нарядные бумажки.

Дарьин косился на кузнецов, хмурился.

– Я свои победы так не афиширую, – сказал он Ма¬

рине,

Настя побледнела, опустила взгляд, кусала кончик

платка, чтобы не заплакать, – ей было стыдно перед то¬

варищами за мужа. За столом смолкли. Антон опять по¬

завидовал мужеству Насти. Ему было жаль ее. Он гля¬

дел на Дарьина почти с ненавистью: уж если ты подлец,

так хоть не выставляй это напоказ, не позорь других!

Антон был на грани того, чтобы рвануться и избить

Дарьина безжалостно, при всем народе; взгляд его сде¬

лался мрачным, плечи напряглись, кулаки сжались. Но

Безводов остановил его:

–• Сиди. Не связывайся.

– Тогда скажи ему, чтобы он убирался отсюда, —

глухо, вполголоса сказал Антон. – Это же гнусно...

Но Дарьин, поняв, очевидно, что ведет себя непри¬

лично, демонстративно ушел сам, так ни разу и не взгля¬

нув на жену, будто ее здесь и не было. А Насгя долго

не могла поднять головы...

Гришоня встрепенулся и, нарушая затянувшееся мол¬

чание, заговорил, обращаясь к Насте:

– Что ты приуныла? Ты думаешь, мы не знаем это¬

го субъекта, муженька твоего? Знаем, что это за птица,

вдоль и поперек! Так будем мы из-за него веселье пор¬

тить?! Выше голову, товарищ Настя! – крикнул он за¬

лихватски, и все засмеялись.

Неприятное впечатление от встречи с Дарьиным по¬

степенно сгладилось. Антон обвел сидящих повеселевшим

взглядом. Люся спросила его шопотом:

– Вам хорошо?

– Никогда мне не было так хорошо, как сейчас, с

вами, честное слово! – ответил он негромко и растроган¬

но.– Жаль только, что нет здесь Алексея Кузьмича Фир-

сонова и Фомы Прохоровича – им я больше всего обя¬

зан... – Люся коснулась своим бокалом его рюмки. Ан¬

тон предложил громко: – Выпьем за здоровье Фомы

Прохоровича!

В это время в дверях буфета появилась Таня Оле¬

нина. Антон вскочил и устремился к ней. У Люси похо¬

лодела спина, этот радостный порыв сказал ей все: ьот

кто у него в сердце – Оленина! Но этого не может быть,

они никак не подходят друг другу!.. Чтобы не выдать

своего волнения, Люся потянулась к бокалу.

– Поздравьте меня, Таня, – сказал Антон просвет¬

ленно: – Я сегодня выполнил свой годовой план. На пол¬

тора месяца раньше!

– Поздравляю, – ответила она сдержанно.

– Идемте, посидите с нами... пожалуйста!..

Через плечо его Таня увидела Люсю, которая, как ей

показалось, с беспечным видом тянула сквозь зубы вино

из бокала, и не пошла.

– Мне некогда... я тороплюсь.

– Куда?

– Мне нужно... я обещала навестить знакомых... —

сказала она и отняла у него руку.

Нахлынувшая толпа разъединила их, вынесла Таню

из буфета, и Антон потерял ее из виду. Он не понимал,

почему она отказалась посидеть за столом, что случи¬

лось? И вдруг он понял: она приревновала его к Люсе!

Возможно ли это?.. Но если ревнует – значит, любит!

Любит!..

Он стоял посреди буфета, чуть покачивался и, при¬

крыл глаза ладонью, улыбался широко расплывающей¬

ся, счастливой улыбкой. Когда Антон вернулся к друзь¬

ям, Люси за столом уже не было, но он даже не заме¬

тил этого.

– Хватит на сегодня, – сказал он и наклонился к

Безводову. – Пойдем, Володя, навестим Фому Прохоро-

Еича, поздравим его с новым годом.

4

После совещания бригадиров в комсомольском бюро

Антон Карнилин часто ловил себя на том, что мысли, вы¬

сказанные начальником цеха Костроминым, непрошенно

вертелись в голове, действовали на него возбуждающе, и

надо было от них отделаться. «Конечно, – размышлял

Антон, шагая на работу и отмахиваясь от Гришони, ко¬

торый надоедливо приставал со своими загадками, на¬

чальник подсказал, а ты сделал – это легко... А вот до¬

копаться до всего самому – трудный орешек. Но раску¬

сывать его надо каждому. А как его раскусишь?.. Зубы-

то вроде, как молочные, детские. Ну, хорошо: высокая

выработка, брак – это зависит от нас, от бригады; под¬

нажмем и повысим. А вот себестоимость продукции, эко¬

номия металла, разные механические помощники для об¬

легчения труда – тут уж на силу надеяться нечего, голо¬

вой придется работать. А что, если заполучить личное

клеймо? Тогда контролера в отставку, от этого и поков¬

ки выйдут дешевле. На заводах многие уже получили

личные клейма. А ведь это идея! Надо поговорить с Фо¬

мой Прохоровичем».

Но Полутенин не показывался в кузнице вот уже не¬

делю: прямо от молота, потный, горячий, вышел, должно

быть, к дверям, на сквозняк, простыл, и врач заставил

его отлежаться дома.

Заботливо укутанный женой, Фома Прохорович лежал

в постели с грелкой в ногах и скучал. Откладывая про¬

читанные газеты, он подолгу смотрел в потолок, размыш¬

лял о жизни, о сложной и напряженной международной

обстановке, о своей работе.

В этот вечер на улице в сумрачной мгле метался и

выл ветер, вихрил мокрые и липкие хлопья снега, бросал

их в стекла окон, заслоняя и без того тусклый, свет.

Фома Прохорович уже погасил лампочку и, воро¬

чаясь, вздыхая и кряхтя, укладывался на ночь, когда в

прихожей раздался звонок; Мария Филипповна, шаркая

туфлями, пошла отворять дверь. Он нетерпеливо ожидал,

пока вошедшие отряхивались в передней, вытирали ноги,

раздевались, ворчали, поминая недобрым словом выдав¬

шуюся погодку, потом спросил:

– Маша, кто там?

– К тебе. Володя с Антоном.

– Зажгите-ка свет, – обрадованно попросил кузнец.

Откинув одеяло, Фома Прохорович спустил с крова¬

ти ноги в голубых трикотажных кальсонах, поискал

вокруг себя брюки, не нашел и крикнул жене в другую

комнату:

– Маша, куда ты задевала мои штаны?

– Я их зашиваю, – спокойно отозвалась Мария Фи¬

липповна.      $

– Нашла время! – недовольно ворчал кузнец, в сму¬

щении косясь на гостей.

– Тебе лежать сказано, а коль не терпится, так на¬

девай новые, от костюма, а валенки под кроватью.

– Вы бы лежали, Фома Прохорович,– сказал Воло¬

дя. – А мы посидим возле вас.

Фома Прохорович улыбнулся:

– Приятно полежать день-два, а на третий, смот¬

ришь, и спина болит, и бока болят, и не знаешь, на ка¬

кую сторону ворочаться. – Подошел к шкафу, оделся и,

причесывая волосы перед зеркалом, вделанным в двер¬

цу с обратной стороны, поинтересовался не без иронии,

поняв сразу, что парни несколько навеселе:

– Как это вы надумали забрести ко мне? Поздно

ведь уже...

Ребята переглянулись, и Володя, помедлив, ответил:

– Новый год встречали, ну и...

Кузнец удивленно и вопросительно приподнял брови.

Антон объяснил:

– Я годовой план закончил сегодня, грамоту ЦК

ВЛКСМ получил. Отметили, выпили немножко, ну и ре¬

шили навестить вас, честное слово.

– Новый год? Ишь ты!..—'Протянул Фома Прохо¬

рович с восхищением. – Мать, ты слышишь: ребята но¬

вый год встречали? Это в начале-то ноября! Сами себе

праздники устраивают. Ловко!.. А я вот пропустил та¬

кую оказию – не отметил, а стоило бы тоже!..– Он на¬

кинул на плечи пиджак, сел к столу, ладонями разгла¬

дил морщины на скатерти и вздохнул с сожалением:—

Водочки у меня нет, жалко, а вот садитесь – чайком по¬

греемся. Слышишь, Маша?

– Уже поставила, – донеслось из кухни.

Фома Прохорович оперся локтями о стол.

– Значит, Антоша, новый год встречаем во Есеору-

жии? Так... Валялся я тут, – он кивнул на кровать, не¬

умело прикрытую одеялом, – и все думал... много ду¬

мал, потому что больному человеку ничего другого не

остается, кроме как думать. Случится заглянуть в газе¬

ту – так и прет на тебя оскаленная рожа американского

захватчика; дипломаты лисьи петли выделывают, хитрят,

а в Корее идет побоище, гибнут люди... Страшные тучи

собираются, вот что... Как тут не думать? – Фома Про¬

хорович передохнул, опять погладил скатерть. – А отло¬

жишь газету – сейчас же очутишься в кузнице: издале-

ка-тс вроде бы заметнее, где что неладно, где неисправ¬

но, куда кинуть силы. Думал я и над словами Леонида

Гордеевича Костромина... Быть может, в других брига¬

дах считают, что это вопрос завтрашнего дня, а для нас,

Аптон, это задача на сегодня.

Антон подался к кузнецу, навалился грудью на стол:

– За этим и пришли к вам, Фома Прохорович!

Бесшумно вошла Мария Филипповна, полная женщи¬

на с добрым и умным лицом русской матери и мягкими

движениями, внесла поднос с чайным прибором и до¬

машним печеньем.

– Вот вам, забавляйтесь хоть всю ночь, – прогово¬

рила она немного нараспев и поставила перед ними под¬

нос. – Он у меня слова не может сказать, покамест не

промочит горло чаем. – Разлила чай и присела к угол¬

ку стола, подперла рукой подбородок и как будто при¬

горюнилась слушая.

– Знаете, Фома Прохорович, о чем я мечтаю? – то¬

ропливо высказал Антон свое самое заветное: – О соб¬

ственном клейме.

– Да ну?! Ты это серьезно?.. – Полутенин удивлен¬

но и с опаской оглянулся на Володю, будто Антон ска¬

зал что-то непозволительное.

– Вполне серьезно. Если бы мы с вами его имели,

то сразу бы убили двух зайцев: дали бы отличную про¬

дукцию и ликвидировали бы контролера.

Кузнец откинулся на спинку стула, ухмыльнулся:

– Ишь ты, как разогнался! На всех парах! Не жал¬

ко ликвидировать даже предмет своих воздыханий?

Антон убрал под стол руки, зажал их в коленях.

– Она для него больше не предмет, – ответил

Володя.

– Да что ты?! – удивился Фома Прохорович.—

Значит, старик отстал от событий. А ведь как убивался-

то он по ней, бедняга... Кто же утешил?

– Нашлась одна такая, – сказал Володя. – Только

неизвестно, чего там больше – утешений или опять тер¬

заний.

– Эх, молодежь, – ласково промолвила Мария Фи¬

липповна и сочувственно вздохнула.

Антон проворчал, не поднимая глаз:

– Я вам про клеймо, а вы...

Фома Прохорович громко засмеялся, вытирая поло¬

тенцем шею и грудь, подмигнул:

– Клеймо не убежит... – Он вздохнул. – Эх-хе-хе!..

Надоело, значит, работать по-старому, захотелось жить

бесконтрольно?..

– Но ведь не я один, Фома Прохорович, – как бы

оправдываясь, возразил Антон. – Другие давно имеют

собственные клейма. Газет разве не читаете?

– Теперь это новая мода – долой контролера! Горяч

ты больно, Антоша. Ты сам сказывал однажды, что че¬

ловек не машина, а особенно с твоим характером. Мало

ли какие драмы произойдут в твоей жизни, а они, как

мы знаем, отражаются на твоих делах: малость не до¬

глядел, не проверил, клеймо шлепнул и отправил деталь.

Легла она, недоброкачественная, в машину, машина уш¬

ла в колхоз и там, в чистом поле, вдруг встала – чини,

ищи, где что болит. Так-то сказка сказывается про клей¬

мо, Антон. Нет, ребята, нам нужен контроль, и строжай¬

ший!

Замолчали. Кузнец вышел в прихожую и там заку¬

рил. Антон задумчиво постукивал ложкой о край чаш¬

ки. Он и сам теперь видел, что личное клеймо – затея

ненужная, даже вредная, и, выходит, мечта его не имела

крыльев: не полетела. В стекла окон беспрестанно уда¬

рялись хлопья снега, липли белыми сырыми блинами,

подержавшись некоторое время, соскальзывали вниз и

таяли.

Фома Прохорович помахал рукой, разгоняя дым, и

вернулся к столу.

– Всякое дело начинается с людей, это верно. Преж¬

де чем приступить к нему, посмотри, как расставлены

люди, нет ли лишних.

Антон взглянул на Безводова и сказал:

– В нашу бригаду клин не вобьешь.

– Пробуйте печенье-то, хозяйка пекла, – угощал

Фома Прохорович. – Не вобьешь, говоришь? Еще как

вобьешь!.. А зачем тебе, например, подручный? Я гово¬

рю про Гришоню Курёнкова.

– Как?!. – воскликнул Антон в замешательстве.—

Как же без него?

– Что он у тебя делает? Прячется за твою спину,

как раньше прятался за мою. Смазывать штампы ты мо¬

жешь и сам, а сдувать окалину будем механическим спо¬

собом, как на многих других молотах.

Антон легонько отодвинул от себя чашку, отложил

печенье, озадаченно замолчал, задумался.

– Может быть, и так... Но как же я ему скажу, Гри-

шоне-то? Это убьет его, честное слово! Только что пили

за дружбу... Я просто боюсь.

– Положись на меня, – заверил его Володя. – Он

меня скоро поймет.

– А ты кушай, кушай, – уговаривала Антона Ма¬

рия Филипповна. – Авось в три-то ума и решите, как

лучше.

Фома Прохорович поставил чашку на блюдце, – же¬

на наполнила ее чаем,– он ласково посмотрел на рас¬

терявшегося парня.

– Ты уже вырос, Антон, на ногах стоишь крепко.

Теперь подумай и о других; не век же ему, Гришоне-то,

в помощниках бегать, пусть в люди выходит.

– Я понимаю, – согласился Антон. – Только Сара-

фанову трудно будет без него.

– Знаю.

– Придется менять всю организацию труда в брига¬

де, – размышлял Антон как бы с сожалением; но по его

упрямо наклоненной голове Безводов видел, что он со¬

гласен с доводами своего учителя -и ищет решения. —

Надо будет развернуть и приблизить к молоту печь, ре¬

гуляторы форсунок перенести ближе к рабочему месту,

чтобы нагревальщику не бегать вокруг печи. А в общем

попробуем, Фома Прохорович, – закончил Антон и улыб¬

нулся.

– А то как же! Не попробуешь – не сделаешь, —

подхватил Полутенин.

– А печенье мое совсем не ели, не понравилось, вид¬

но, – сказала хозяйка, и Володя, встрепенувшись, похва¬

лил;

– Очень вкусное, прямо во рту тает, душистое, слад¬

кое.

– После выпивки, мать, не печенье требуется, а рас»

сол, – весело отозвался Фома Прохорович.

Дождь и снег на улице не переставали, и Мария Фи¬

липповна забеспокоилась:

– Может, заночуете, – куда пойдете в такую пору?

Постелю вам на полу, проспите до утра.

Антон и Володя отказались. Фома Прохорович на¬

смешливо заметил:

– Какая там пора! Им сейчас море по колено... Спа¬

сибо, ребятки, что не забыли старика и навестили.

Антон и Володя простились с кузнецом и вышли, на

улицу.

Володя Безводов взглянул в улыбающееся лицо Ан¬

тона и спросил, как бы внезапно вспомнив:

– А почему убежала Люся?

Антон пожал плечами:

– Не знаю. А разве она убежала?

...Когда Люся увидела, как он кинулся навстречу

Тане, как нетерпеливо схватил ее руки и прижал к гру¬

ди, в ней что-то оборвалось; она вдруг ощутила, что лю¬

бит этого человека давно, со дня их первой встречи

здесь, во дворце; эта любовь с острой болью проявилась

сейчас, возможно, из чувства ревности к другой жен¬

щине, к Тане. Люся не могла их видеть вместе и ушла.

Домой она пришла обиженная; было смутно, тоск¬

ливо и горько на душе. И Надежда Павловна, изучив¬

шая каждую черточку лица дочери, выражение глаз, до¬

гадалась, что с ней произошло то, чего она, мать, и ожи¬

дала и побаивалась: такой парень, как Антон, не оста¬

нется для Люси безразличным, не пройдет бесследно.

Надежда Павловна поняла это в тот день, когда Люся

пошла работать в кузницу, – встретит, увлечется. Так

оно и случилось. Но, видно, не все благополучно у них,

если она прибежала такая расстроенная.

Люся молча разделась и легла в постель. Надежда

Павловна села у нее в ногах и, поблескивая пенсне, ска¬

зала ласково, – она была оскорблена за дочь:

– Прости меня, но я не понимаю этих твоих настрое¬

ний и переживаний. Если уж на то пошло, он должен

тебя боготворить. Да, да!.. Твой отец благодарен мне

всю жизнь за то, что я связала с ним свою судьбу. А он

не кузнец, он – инженер!

Люся оторвала голову от подушки, сказала плачу¬

щим голосом:

– Ах, мама! Ну о чем ты говоришь? Боготворить!..

Подумаешь, сокровище какое!.. Он на меня и глядеть-то

не хочет, не то что боготворить...

Надежда Павловна с неожиданной легкостью встала

с кровати и заходила по комнате, пораженная словами

дочери.

– Я не узнаю тебя, Люся! – Память некстати под¬

сказала пушкинские строки: «Чем меньше женщину мы

любим, тем легче нравимся мы ей и тем ее вернее губим

средь обольстительных сетей...» Она ужаснулась: не по¬

палась ли ее дочь в эти сети, и не бьется ли она в них,

как рыбка, – милая, маленькая золотая рыбка?!

– Уж не цепляешься ли ты за него? Это ни на что

не похоже! Это... Это безобразие! Пусть он идет своей

дорогой.

Люся вскинулась, села в кровати, крикнула матери:

– Я не хочу, не хочу, не хочу! Понимаешь?

– Что ты не хочешь? – испугалась Надежда Пав¬

ловна.

– Оставь меня в покое!

Надежда Павловна поняла: Люся, ее золотая рыбка,

в сетях, и надо ее спасать. Надо срочно взять ее с за¬

вода.

В один из вечеров, вскоре после ноябрьских тор¬

жеств, бригада Карнилина торопилась на учебу: Антон,

Сарафанов и Гришоня – в школу, Настя – в техникум.

Студеный ветер как бы сдувал в одну сторону отсветы

уличных ламп, и в сквере тонко посвистывали голые

деревца.

Невольно ощущая в душе какую-то необъяснимую

тревогу, Гришоня вертел головой и подозрительно вгля¬

дывался в Антона и Сарафанова. Не выдержав, он спро¬

сил, приостанавливаясь и упираясь плечом Антону в

грудь:

– Может быть, вы со мной поделитесь секретами —

о чем вы шептались?

Ему не ответили. Сарафанов сунул руки в карманы,

спрятал подбородок в воротник, промолчал. Антон ук¬

лончиво пожал плечами. Гришоня подался к Насте:

– Может быть, ты скажешь, тебя ведь они не стес¬

нялись. А?

– У них спроси, – ответила Настя, едва поспевая за

парнями.

Гришоня забежал вперед и заглянул Антону в глаза:

– Может быть, обо мне говорили, бригадир?

– Ну, о тебе, – буркнул Илья неожиданно и серди¬

то. – Чего пристал? Скажем, когда время придет.

– Нет уж, зарубили, так отрубайте, – потребовал

Гришоня. – Говори, Антон, я требую. Да!

– Мы решили отказаться от подручного, – спокойно

сказал Антон.

Гришоня мог ожидать всего, только не этого: рот его

полуоткрылся, брови взмахнули под козырек кепочки.

– Совсем без подручного? – спросил он. – Значит,

из бригады меня вон, как паршивую овцу? Исключили!

Гениально придумали! Два года с Полутениным рабо¬

тал – нужен был, а как ты пришел – сразу не нужен

стал. Кто это из вас додумался до такого? Оч-чень мне

интересно знать!

– Фома Прохорович, – ответил Антон.

– Врешь! – закричал Гришоня. – Врешь! Я спрошу

у него!..

Ветер кинул в лицо ледяную, больно секущую крупу,

земля быстро стала белеть, снег поскрипывал под нога¬

ми. Прикрывая глаза ладонью, Гришоня проговорил жа¬

лобно:

– Новый год встречали, за дружбу пили. Эх, вы!..

Свернули за угол высокого здания. Настя с усилием

отворила тяжелую дверь и скрылась в школе, где поме¬

щался ее техникум. Антон задержал Гришошо, неохотно

приостановился и Сарафанов.

– Ты пойми, – сказал Антон, – зачем держать лиш¬

него человека, если мы можем обойтись и без него?

А потом, хватит тебе в подручных состоять, выходи в

мастера.

– Я сам знаю, что мне делать, не учи! – крикнул

Гришоня.– И запомни: был у тебя друг, теперь у тебя—

враг.

Сарафанов фыркнул и пробасил:

– Видали мы таких врагов!..

Гришоня налетел на него, подскакивая, застучал ему

в грудь кулаками.

– Ты молчи! Помнишь, каким ты был? Под печью

спал! Я тебе тоже помогал...

Сарафанов легонько, беззлобно отстранил его длин¬

ной рукой.

– Чего раскипятился?

Антон повернул Г'ришоню к себе и посоветовал по-

дружески:

– Вставай-ка, Гриша, на легкий молоток.

Лицо Гришони слезливо сморщилось, он тоненько вы¬

крикнул сквозь сдерживаемый плач:

– И встану, и буду вкалывать, и покажу! Черти!

Изменники! Ненавижу! Презираю я вас!

И, рывком распахнув дверь, он пропал в темном

вестибюле.

5

В обширных и прохладных залах Третьяковской га¬

лереи сквозь сероватые тени света смотрело на Антона

множество застывших глаз.

Пышные парчовые и бархатные наряды, необыкно¬

венные пейзажи, породистые кони с огненными ноздря¬

ми, батальные действия и портреты, портреты...

Память Аптона не успевала запечатлевать всех лиц,

впитывать всех красок, вмещать всех сцен: наскоро объ¬

яснив картину, Таня тянула его дальше, в другие залы.

Он двигался бесшумно, не ощущая себя, как во сне, —

одно настроение сменялось другим.

Тане больше всего нравилось в Антоне то, как он

преображается; это ей немного льстило, – в его переме¬

не к лучшему было и ее влияние. Он покорял ее своей

жадностью все видеть и знать. И куда бы она его ни

пригласила – в музей, на выставку, на лекцию или еще

куда, он, не раздумывая, соглашался, полностью дове¬

ряясь ей во всем. Один раз они попали в консерваторию

на коннерт Святослава Рихтера. Он играл Баха, играл

хорошо, долго и скучно. Антону казалось, что он повто¬

ряет одну и ту же пьесу несколько раз, – ухо не могло

уловить тех тонкостей в мелодии, которые, наверно, улав¬

ливала Таня. Но он прилежно слушал, как и многие в

зале: застыв в благоговейном умилении перед творения¬

ми великого музыканта, но внутренне изнывая от скуки,

слушатели прикрывали робкие зевки программками. Тол¬

стые .классические книги порой были тоже скучноваты,

но Антон все равно прочитывал их, чтобы потом гово¬

рить о них с Таней. Постепенно речь его обогащалась

новыми словами, именами. «Мартина Идена» он «про¬

глотил» за одну ночь и, потрясенный, бледный, даже как

будто осунувшийся, прибежал в цех, поднялся на второй

этаж к конструкторскому бюро – ждал Таню. Она

встревожилась, увидев его:

– Что с вами? Вы не заболели?

– Я не спал всю ночь, – сказал он взволнованно.—

Читал. Эх, Таня, какой это был человек, этот Мартин'..

Как он шел, как добивался своего!.. И какие сволочи

были вокруг него. Такого человека погубили!.. Взял бы

да и задушил их своими руками.

Таня коснулась пальцами его руки и улыбнулась:

– Я знала, что эта книжка у вас. Я была уверена,

что она вам понравится. Вы немножко похожи на него.

– Что вы! – смутился он. – Скажете тоже!..

Антону было приятно, что Таня, такая умная, краси¬

вая, уделяет ему столько внимания...

Вот и сюда она пришла именно с ним, и вместе они

в молчании стоят перед картинами.

Вст незнакомая разбушевавшаяся морская стихия,

грозная и притягательная, высокие водяные валы, пени¬

стые брызги, обломки разбитого корабля, темная и

страшная пучина. А рядом спокойная, мечтательная ла¬

зурная гладь, возбуждающая неосознанные желания

ехать куда-то далеко-далеко...

А вот мальчик-подмастерье в рваном фартуке, босой,

с нечесаной головой, вышел в сени к матери и с жад¬

ностью схватил принесенный ею калач. Что-то заныло в

груди при виде этого паренька: вспомнил ремесленное

училище и себя в новенькой форме со светлыми пугови¬

цами, совсем не похожего на этого... Другое время!

– Смотрите сюда, – сказала Таня. – Это Максимов.

«Все в прошлом». Как верно назвал художник свою

картину: действительно, все в прошлом... А какие, долж¬

но быть, были приемы гостей, какое оживление было в

саду, звучала музыка, раздавался смех – молодежь ве¬

селилась. А теперь вот молодость прошла, близких ни¬

кого не осталось – все позади. И эта старая барыня до¬

живает свой век на попечении деревенской женщины-

прислуги. А барский дом, видите, обветшал, окна зако¬

лочены, – умирающая дворянская усадьба...

Антон внимательно вглядывался в изображение, и ему

виделась большая, сложная, незнакомая жизнь. А Таня

уже объясняла другие произведения.

– Изумительные пейзажи, взгляните. Васильев. Ему

было всего лишь двадцать три года... Сколько бы он мог

еще создать, если бы пожил дольше!..

Антону нравилось все, что нравилось Тане. Он по¬

вернулся и обрадовался, увидев до боли знакомое: род¬

ные белые березы, над ними хлопочут грачи, поправляя

обветшавшие за зиму гнезда. Повеяло детством. Антон

подвел Таню к картине Саврасова «Грачи прилетели».

– А вот это я хорошо помню. Карабкался по сучь¬

ям ветел на самые вершины. Выше гнезд забирался.

Хорошо смотреть оттуда – все видно как на ладони.

А деревья раскачиваются от ветра, – страшно и прият¬

но. Лететь хотелось, честное слово! А мать стоит, быва¬

ло, внизу, упрашивает: «Слезай, Антоша, разобьешься!..»

А грачи всполошились, кричат...

Антон замолчал, улыбнулся, растроганный воспоми¬

наниями. Таня слушала его внимательно, глядела без

улыбки, точно перед ней был совсем другой человек, по¬

том заторопилась, потянула его в другие залы, – скоро

начнет темнеть, а впереди еще сколько замечательного!

В одном зале Антон долго не мог стронуться с места.

Он безотрывно смотрел на картину... Молодая женщина

сидела на мягких подушках богатой коляски, спрятав ру¬

ки в муфту, и, несколько высокомерно повернув лицо с

полуприкрытыми глазами, поджидала спутника: вот сей¬

час он подойдет, молодой, мужественный, вскочит в ко¬

ляску, раздастся гулкий цокот копыт, и они умчатся р

туманную даль проспекта. Под картиной на медной пла¬

стинке подпись: «Неизвестная».

– Она мне известна, – сказал Антон, повернувшись

к Таке. – Это вы, Таня, она очень похожа на вас...

– Вы забыли сказать «честное слово», – улыбнулась

Таня, аольщенно краснея.

– Честное слово,– подтвердил он.– Только вы кра¬

сивее этой, теплее.

– Я знаю, что это неправда, – ответила Таня и про¬

сунула руку ему под локоть. – Но мне все равно прият-

но... Можете почаще говорить, что я красивая, милая и

что я вам нравлюсь.

– Вам это приятно?

– Увы, как всякой женщине.

Они прошли в другой зал и там встретились с Се-

миёновым. Откинув назад голову и прищурив глаза, он

стоял перед картиной Федотова «Сватовство майора» в

глубоком и важном раздумье и изредка что-то заносил

в маленькую книжечку.

Увидев Таню, он встрепенулся, шаркнул ногой и, очу¬

тившись возле нее, заговорил:

– А я звонил вам утром; соседка ответила, что вы

ушли, а куда, не сказала. Мне стало грустно, как все¬

гда, когда я слышу по телефону не ваш голос. Я начал

размышлять, как Шерлок Холмс: где вы можете быть в

зимний, хоть и воскресный, но серый день? На всякий

случай справился у Фирсоиовых – не заходила и не зво¬

нила. И чувство подсказало мне пойти сюда, и оно не

обмануло: вы здесь, передо мной. Судьба, Татьяна Ива¬

новна !

– Вы, видно, частый гость здесь, – заметила Таня.

– Не гость, а свой человек, – поправил он. – Чело¬

веку необходима духовная пища, быть может, в большей

степени, чем пища физическая, кухонная. – Иван Мат¬

веевич нетерпеливо похлопал записной книжечкой о ла¬

донь левой руки; Антона он не замечал, хотя тот стоял

рядом с Таней.

И когда кузнец отошел, Семиёнов спросил Таню шут¬

ливо:

– Уж не увлечены ли вы, Татьяна Ивановна? Или

это благодеяние богатого, который делится щедростью

душевной с более бедным? Это должно льстить самолю¬

бию женщины. Вы случайно встретились здесь?

– Нет, он просил проводить его.

– Может быть, вы и в балет его поведете?

– Может быть.

– Вот как! Я частенько стал видеть вас вместе —

это наводит меня на некоторые размышления, – преду¬

предил Иван Матвеевич и погрозил ей пальцем. – Раз

бирается ли кузнец в живописи?

– Трудно сказать: он здесь впервые, – ответила Та¬

ня. – Но при виде каждой картины сильно и как-то по-