Текст книги "Широкое течение"

Автор книги: Александр Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Для начала хочу загадать загадку, – сказал Гри-

шоня, серьезно поджав губы. – Отгадай: сидит дядя Па¬

хом на коне верхом, книжку читает, а сам ничего не

знает... Ну-ка?

– Очки, – ответил Антон, Vie глядя на Гришоню.

– Ты знал, наверное, – разочарованно протянул Гри-

шоня и, подтолкнув Антона в бок, предупредил: – Голо¬

ву в печь не суй, если хочешь остаться красивым. Я вот

спервоначалу тоже был чернобровым брюнетом, а часто

совал нос в печку, стал блондином—опалило. Видишь?—

смахнул он прокопченную кепочку и показал льняные

свои волосы.

Антон невольно и с опаской потрогал брови, но тотчас

поняв, что его разыгрывают, замахнулся на Гришоню,

который визгливо засмеялся, сгибаясь.

Вернулся Фома Прохорович, мотнул головой, подзы¬

ва« к себе Антона.

– Как зовут? – спросил он и по привычке подставил

ухо. – Иди сюда.

Обойдя молот, Полутенин остановился и, чуть запро¬

кинув лицо, показал рукавицей вверх: на чугунной ста¬

нине выделялась приклепанная бронзовая пластина с

надписью: «На этом молоте в сентябре 1935 года было

положено начало стахановскому движению в машинб-

строении».

– Понял, на какой молот встаешь? – со значением

спросил Фома Прохорович. Не сказав больше ни слова,

он включил пар, натянул рукавицы; справа от него при¬

строился Гришоня. Усатый прессовщик, докурив, бросил

под ноги окурок и встал к прессу.

Без суеты, спокойно, длинной кочергой достал Антон

заготовку из печи, пододвинул ее к краю пода, подхватил

клещами и подал кузнецу. За ней вторую, третью... И по

тому, как прочно стоял он у печи, как не спеша, несмот¬

ря на то, что не успевал за кузнецом, но уверенно пода¬

вал болванки, Фома Прохорович, все время наблюдав¬

ший за его движениями, решил, что оставит этого пария

в своей бригаде.

Прошло два часа. Молот неустанно, то натужно, глу¬

хо, то молодо и торжествующе, ухал и, ухал. Антон раз¬

меренно подавал раскаленные болванки, но тело – руки,

плечи, лопатки, поясница – тупо ныло, будто распухало,

ноги едва сгибались, в голове звенело, по спине струи¬

лись жгучие ручейки пота, и ему казалось, что вместе с

этими струйками, опустошая его, вытекает и сила. Но он

все так же продолжал подавать, не показывая виду, что

устал.

– Ты бы сел, отдохнул, надорваться можешь с не¬

привычки, – посоветовал Фома Прохорович, наклоняясь

к Антону.

– Перерыв будет – отдохну, – скупо отозвался на¬

гревальщик, кидая на штамп заготовку. И молот все сту¬

чал, все гремел, плющил сталь, осыпал темный пол крас¬

ными брызгами окалины...

Наконец наступила пора обеда. Молоты смолки, и в

цехе, над цехом, во всем мире под голубым апрельским

небом широко и вольготно распростерлась желанная то¬

мительная тишина, хотя в ушах Антона все еще бушевал

хаос звуков, глухих взрывов, медленно отдаляясь и зати¬

хая, как, ворча и затихая, отдаляется гроза, с бурей, с

громом и вспышками молний. Антон обессиленно сел на

груду холодных болванок, и тотчас перед глазами нача¬

ли играть, расходиться, сплетаться огромные круги не¬

обычайных волшебных цветов.

«Давно не работал в кузнице, отвык, вот и устал», —

подумал он, прикрывая глаза отяжелевшими веками и

улыбаясь новым, неиспытанным ощущениям.

Как сквозь дремоту долетел до него голос Гришони:

– Говорили тебе – отдохни, нет: дай характер про¬

явлю, силу покажу! Идем обедать. Ну, седлай меня, на

закорках понесу.

Антон оперся рукой на плечо Гришони и зашагал по

опустевшему цеху в столовую.

Там стояла толчея и веселый шум. Фома Прохорович

уже сидел за столом. Здесь он показался Антону не та¬

ким суровым, как в цехе, на переносице отпечаталась

красная полоска – след очков; приподняв тяжелые брови

и открыв участливый взгляд утомленных глаз, он сказал

глуховато:

– Садись. Проголодался, наверно? Я уж постарался:

заказал тебе и первое и второе. – И, помолчав немного,

испытующе спросил: – Уломала работка? Бежать не со¬

брался? Признавайся,

– Нет.

– Наша профессия горячая и тяжелая, это верно.

Зато и почетная, – весело, ободряюще заговорил кузнец,

принимая от официантки тарелку с борщом. – Почетная

и старинная. Токарей или там фрезеровщиков, электриков

еще и в помине не было, а кузнецы уже стояли у горна,

стучали своими молотками, ковали: для пашни – лемех,

для поля брани – меч. Сколько лет ей, нашей профессии?

Может быть, тысяча, может, пять, – поди, сосчитай! А

она все такая же молодая, все служит людям, места сво¬

его не уступает, обновляется с каждым годом, новой тех¬

никой обрастает... Ты этого, брат, не забывай! Мы, рабо¬

чие люди, – основа всей жизни, фундамент государства.

Так, что ли, Гриша?

– А то как же!—отозвался Гришоня, точно отмах¬

нулся, – он торопился скорее поесть.

– Значит, каждый кирпич в этом фундаменте должен

быть крепче стали!—заключил Фома Прохорович. – А

что устал ты, Антон, так это ненадолго. Лет двадцать на¬

зад, когда я начинал кузнечить, я тоже первое время

света белого не видел, а потом втянулся. И сейчас озоло¬

ти меня – я свою профессию не променяю ни на какую

другую!

И действительно, недели через две Антон уже не так

уставал, мышцы привыкли к нагрузке, руки и плечи не

болели. А прошел месяц, и он прочно утвердился у печи,

освоился в цехе, узнал многих кузнецов, прессовщиков,

нагревальщиков. Вместе с ними он работал, жил в обще¬

житии, ходил по вечерам во Дворец культуры.

Там в один из вечеров отдыха молодежи и познако¬

мился он с Дюсей Костромипой, девушкой, похожей на

красивую пеструю бабочку. Она только что окончила де¬

сятилетку, и жажда веселья влекла ее всюду, где можно

было развлечься, закружиться в танце, пощебетать; по¬

смеяться. Смеялась же Люся неистощимо, заразительно

весело, с упоением; при этом голова ее чуть-чуть запро¬

кидывалась, ровные ряды зубов влажно блестели, ямочки

на щеках углублялись, и в хитро прищуренных, припод¬

нятых к вискам глазах вспыхивали пленительные огоньки.

Как-то раз, танцуя с ней и любуясь свежей, теплой

кожей ее лица, Володя Безводов подумал: «Если бы она

хоть на минуту забыла, что она красива, то сразу стала

бы простой и милой девушкой...». И тут же поинтересо¬

вался:

– В какой институт вы думаете поступать, Люся?

– Не знаю, я еще не успела подумать об этом, —

ответила она беспечно, тряхнув длинными локонами.—

Институтов много, а я одна. – Опираясь на его руку,

оглядываясь, она наслаждалась музыкой, движением, ка¬

русельным мельканием лиц. – Знаете, Володя, так хочет¬

ся отдохнуть от уроков, от учителей, от парты... —• По¬

молчав немного, щурясь на свет прожектора, спросила:

– Почему вы сегодня один?

– А с кем же я должен быть?

– Я привыкла видеть вас в окружении приятелей.

– Сегодня со мной только мой старый друг Антон

Карнилин.

– Где же он?

– Тут где-то...

Возле колонны стоял высокий узколицый Константин

Антипов в тщательно отглаженном костюме; стрелой вон¬

зался всем в глаза его аккуратный пробор.

– Куда же вы скрылись, Костя? – спросила его Лю¬

ся с капризной ноткой в голосе. – Оставили меня одну,

покружиться не с кем.

– Вы несправедливы, Люся, у вас такой кавалер... —

с иронией отозвался Антипов, намекая на Володю.

– Он не уделяет мне должного внимания, – она лу¬

каво скосила глаза на Безводова. – Я для него – лишь

загадочное явление, абстракция...

– А это вы, между прочим, правильно – насчет аб¬

стракции... – подтвердил Володя усмехаясь.

Церемонно склонив перед Люсей голову, Антипов с

шутливой учтивостью промолвил:

– Я готов танцевать с вами, Люсенька, хоть до утра,

не переводя дыхания...

¦ В это время, пробравшись сквозь толкающуюся в

ожидании музыки разгоряченную толпу молодежи, при¬

близился Антон Карнилин, возбужденный, большеглазый,

смелый. Но, увидев Люсю, он стушевался, знакомясь,

долго и просветленно глядел на нее, позабыв выпустить

ее руку из своей; девушка чуть смущенно, кокетливо по¬

тупила глаза, и улыбка превосходства тронула ее полные

гУбы.      #

Как только заиграл оркестр, Антон, опередив Антипо¬

ва, предложил ей:

– Потанцуйте со мной... пожалуйста. – И, танцуя,

осторожно придерживая ее, боясь дышать, робко спро¬

сил: – Вы работаете на нашем заводе?

– Нет, мой папа работает.

– В каком цехе?

– В кузнице, начальником.

– Леонид Гордеевич Костромин? – воскликнул Ан¬

тон и приостановился изумленный; тотчас их начали тол¬

кать и теснить другие пары, и Люся, смеясь, крикнула:

– Танцуйте же!

– Вы здесь часто бываете?

– Зимой часто, а весной к экзаменам готовилась —

не до танцев. – И равнодушно, чтобы только не молчать,

промолвила: – А вас я вижу здесь впервые.

– Я недавно приехал. Тоже в кузнице работаю, на¬

гревальщиком у Фомы Прохоровича Полутенина, знаете?

– Я многих ваших знаю.

Музыка смолкла, а он все еще держал ее за талию,

словно боялся, что девушка упорхнет. Люся запросто

подхватила его под руку, и они направились к той колон¬

не, откуда начали танцевать. Безводова и Антипова уже

не было.

– Пойдемте поищем их, – предложила она, и улыб¬

ка, не покидавшая ее лица, сделалась грустной и по-дет¬

ски обиженной.

Антон легко и свободно расчищал ей путь, гордый,

счастливо улыбающийся.

– Отчего у вас такие странные волосы, дыбом? – по¬

интересовалась Люся, косясь на него. – Пригладьте

хоть...

Антон покраснел.

– Их нельзя пригладить, не ложатся... шестимесяч¬

ная завивка, – сознался он.

Она поняла, что это правда, приостановилась, бровки

ее недоуменно и игриво взлетели вверх; запрокинув го¬

лову, она весело залилась смехом. Рассмеялся и Антон,

виновато и простодушно.

– Зачем же вы это сделали? – спросила она, смахи¬

вая платочком слезу.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Дурак был, вот и сделал..,

Разговор ’этот происходил в зимнем саду дворца.

Здесь густо росли в огромных кадках тропические расте¬

ния с длинными и узкими, точно лакированными зелены¬

ми листьями и оживленно журчал фонтан. Антон был так

очарован девушкой, что готов был сделать для нее все,

чтобы доказать свою преданность ей, и тут же, подойдя

к фонтану, подставил голову под тоненькую струю.

Сидевшие на лавочках заулыбались.

Люся любила все неожиданное, необычное, и посту¬

пок Антона удивил ее и приятно польстил, – ведь он

сделал это ради нее, сделал просто, не раздумывая. И

теперь стоял перед ней смущенный, даже чуть винова¬

тый; с мокрых волос, омывая счастливо расцветшее лицо,

стекала вода.

Сдерживая улыбку, все еще изумляясь, Люся подала

ему платочек. Шелковый, надушенный, отороченный по

краям кружевцами, он не закрывал даже Антоновой ла¬

дони. Вернув его, Антон достал из кармана свой, боль¬

шой и белый, и вытер лицо, затем причесал кудри и

спросил:

– Теперь хорошо?

– Теперь немного лучше, – отозвалась Люся, про¬

должая улыбаться, и взяла его под руку. – Проводите

меня. Мне пора домой.

Они вышли на улицу. Ночь была теплая и тихая, бар¬

хатная. Рассыпавшись по небу, переливались звезды. Пе¬

реплетающимся потокам огней не было конца. Откуда-то

из далекого репродуктора доносились едва различимые,

полночные звуки гимна.

Подходя к подъезду ее дома, Антон спросил с надеж¬

дой:

– Я еще увижу вас когда-нибудь?

– Конечно, запишите мой телефон, звоните, когда

вам захочется, я буду рада.

Он ушел, унося в душе чудесный образ этой девушки

и весь полный незнакомым, неиспытанным чувством.

Антон каждый день порывался звонить ей, но, боясь

показаться надоедливым, позвонил только через неделю.

Люся снисходительно согласилась встретиться с ним.

На пароходике они добрались до Ленинских гор. Оку¬

танный темнотой, берег казался густо заросшим, глухим,

пугающе мохнатым. Они шли низом, у воды, вдыхая за¬

пах мокрых корней и росистой травы, взбирались по тро¬

пинкам вверх. Антон вдруг ощутил себя таким хорошим,

мягким, уступчивым и от этого улыбался во тьме. Впер¬

вые зародилось в нем непривычное и радостное чувство

нежности к ней; он боялся, как бы она не оступилась, и

оберегал ее, поддерживал, чуть касаясь ее локтя; а го¬

лос звучал проникновенно, ласково... Но он не успевал

подлаживаться под настроение спутницы: Люся то отры¬

валась от него, и ее белое платье мелькало среди тем¬

ных стволов, задорный смех звенел, вспугивая дремоту

деревьев; то становилась смирной и настороженной, кра¬

лась на цыпочках, чутко прислушиваясь к чему-то, и го¬

лос, как бы угнетенный тишиной и мраком, шелестел та¬

инственно, пугливо; то проказничала: как канатоходец,

шла по стволу дерева, растущему почти горизонтально

над водой, рискуя каждую минуту сорваться в реку,

дразнила его, вызывая в нем страх за нее; то, спрыгнув

на землю, ступала впереди, суровая, неприступная, разд¬

раженная, говорила отрывисто, насмешливо, капризно,

повергая его в смятение. Непостижимая девушка!..

В одном месте, взбежав на высокий гребень берега,

Люся остановилась между двумя березами. Антон остал¬

ся внизу: на случай, если она захочет сбежать оттуда, не

дать ей упасть. Но Люся позвала его к себе.

Отсюда хорошо видна была Москва. Она лежала как

на дне огромной чаши, щедро рассыпав по всему прост¬

ранству несметное множество огней, сложно оплетенная

золотыми световыми узорами, осененная неугасимыми

пурпурными звездами.

И вдруг в середине этого сверкающего моря появи¬

лась короткая красноватая вспышка, и тотчас в разных

местах взметнулись ввысь волшебные фонтаны – голу¬

бые, красные, зеленые, оранжевые, расцвели чарующими

букетами, рассыпаясь и опадая яркими лепестками. Ан¬

тон и Люся, держась за стволы, замерли, пораженные

фантастическими взрывами огня и красок, – они забыли,

что был День авиации.

– Салют! – воскликнула Люся и коснулась плеча

Антона, как бы требуя отклика на ее чувство восторга.

Посмотрев на нее сбоку, Антон увидел, как в немигаю¬

щем глазу ее взлетали и опускались разноцветные точ¬

ки – отражение ракет.

– Вы любите Москву? – прошептала Люся.

– Да, – ответил он, помедлив, – потому что... вы в

ней живете... Честное слово!

Она улыбнулась, довольная.

А там, в синей мгле над Москвой, все взмывали и

опадали, зажигались и гасли сказочные гроздья огней, и

трепетный зеленовато-призрачный свет то плескался и от¬

брасывал тьму до самых звезд, то пропадал...

Наконец все смолкло и погасло. Антон, очнувшись,

как от видения, сбежал по тропинке вниз, остановился,

ожидая Люсю.

– Держите меня! – услышал он ее возглас и увидел,

как она летела на него белой птицей. Столкнувшись, они

на мгновение обнялись, и Антон невольно прижался гу¬

бами к ее щеке возле рта. Люся отстранилась, как бы ис¬

пугавшись, и пошла впереди него, загадочно примолк¬

шая, резковатая, точно сожалела о проведенном с ним

вечере. А Антон мучился, раскаивался в том, что поце-

ловал ее.

Позже, когда Антон позвонил ей еще раз, она не¬

брежно, но с нескрываемым торжеством сообщила, что

~ уезжает на курорт, а как только вернется, то они обяза¬

тельно встретятся.

– Хорошо, – сказал он кротко, – я буду вас ждать...

Терпеливо ожидая Люсю, торопя дни, Антон делался

все молчаливее, задумчивее, мягче; работал споро, но

% ровно, на шутки и загадки Гришони отвечал неохотно.

Как-то раз Фома Прохорович заметил пытливо:

– Что-то ты замолчал, Антоша? Работаешь, как ма¬

шина, и молчишь. Отчего это? С радости, думается, не

молчат, а с горя молчат не так...

Но порою захлестывала парня беспричинная лихая

радость, и в такую минуту ему казалось, что он легко мо-

г жет перенести с места на место любой молот; хватал

г Гришошо в охапку, вскидывал его, как ребенка, сжимал

I железными руками, и Фома Прохорович только любовно

р и поощрительно посмеивался, когда подручный страдаль-

чески пищал и молил о пощаде.

Антон купил себе такую же, как у Безводова и Дарь-

ина, шляпу, новый плащ-пыльник, ботинки. Дня через

три после возвращения Люси с курорта он позвонил ей;

к услышав его голос, она торопливо, захлебываясь от во-

Ц сторга, начала говорить что-то о своей поездке на море,

о проведенном там времени, потом назначила ему свида¬

ние в Александровском саду и – не пришла.

И вот он явился за ней на квартиру Антипова. Анти¬

пов с решимостью шагнул к Антону, но Люся останови¬

ла его.

– Это ко мне, – невнятно промолвила она и встала.

– Выйдемте на минуту, – глуховато сказал Антон,

взял ее за руку и пропустил впереди себя.

Боясь скандала, стыдясь знакомства с ним, прокли¬

ная тот час, когда она в великодушном порыве согласи¬

лась на свидание, возмущенная его поступком, Люся

прошла по коридору, мстительно и со злорадством думая

про себя: «Хорошо же!.. Ты у меня поплатишься за это.

Я тебе скажу!..»

Остановившись у выхода, она спросила вызывающе:

– Что вы от меня хотите? – Взглянула в его камен¬

ное лицо с плотно сомкнутым ртом и испугалась, потеряв

самообладание.

– Выйдемте, – повторил он твердо.

Подавленная его волей, она вышла на улицу, послуш¬

но, как в забытьи, села в такси и опомнилась только то¬

гда, когда машина, взревев, рванулась с места и опроки¬

нула ее на спинку сиденья.

– Куда вы меня везете?

– Почему вы^не пришли? – глухо спросил он, сдер¬

живая дрожь. – Я ждал вас два часа!..

Точно скрываясь от его пристального, пылающего

взгляда, она плотнее вдавливалась в угол, кусала губы,

готовая заплакать. Освещенные витрины, встречные ма¬

шины, фигуры людей сливались в одну расплывчато-пе¬

струю линию; изредка врывался яркий луч света и боль¬

но резал глаза.

– Я свободный человек, – произнесла она, сдержи¬

вая слезы, напуганная, – и поступаю так, как хочу. Не

пришла – значит не пришла, не могла.

– Зачем вы меня обманули? Разве я принуждал, тя¬

нул вас? Вы сами согласились, назначили место и час.

Значит, вам нельзя верить... А если задумали подшутить,

так это бесчестные шутки. Люся... слышите?..

Помолчав немного, он придвинулся к ней и, как бы

желая удержать ее, убедить, прошептал горячо и иск¬

ренне:

– Я люблю вас, Люся... честное слово!..

Закрывая рукой горло, Люся оттолкнула Антона.

– Не трогайте меня! – крикнула она резко и со

злостью. – Глупо же вести себя так... Оставьте меня в

покое... Я не нуждаюсь ни в вас, ни в вашей любви! По¬

нимаете? Остановите машину, я выйду.

Он отшатнулся, поморщившись, зажмурил глаза, ста¬

щил с головы шляпу. В крышу барабанил дождь, шины

сочно щуршали -по мокрому асфальту.

– Остановите! – крикнул он водителю, берясь за

ручку дверцы.

Антон тяжело вылез, расплатился с шофером, прика¬

зал отвезти девушку обратно и пошел прочь, наискось

пересекая улицу; раздался свисток милиционера, но Ан¬

тон все так же размеренно шагал по скользкой, лосня¬

щейся мостовой, по золотистым дрожащим световым по¬

лосам, подставив под дождь свою непокрытую голову.

3

Порыв ветра, распахнув неплотно прикрытые створки

рамы, ворвался в комнату, откинул край одеяла и окро¬

пил спящего Гришоню каплями дождя. Гришоня вздрог¬

нул и, думая, что это Антон брызнул на него водой, сон¬

но, скрипуче протянул:

– Ну, не балуйся!..

Приоткрыв один глаз и никого не увидев над собой,

он встал, на цыпочках подбежал к окну, захлопнул его,

затем, повернувшись, озабоченно шевеля пшеничными

своими бровями, стал рассматривать Антона, лежащего

поверх одеяла, одетого. Рядом с кроватью, на спинке

стула, висел мокрый пыльник, по полу растекались от

него потеки, на сиденье валялась набухшая влагой шля¬

па, в стороне – грязные ботинки.

Гришоня хотел разбудить Антона. Но взглянув на бу¬

дильник, на мглистый, дождливый рассвет, решил дать

приятелю отдохнуть еще полчаса, нырнул под одеяло,

сжался в комочек, задумался: что бы это могло приклю¬

читься с его другом?

Антон не спал, лежал, закрыв глаза; голова болела,

мысли путались, ускользали, точно размывались потока¬

ми дождя за окном.

Тоска, ноющая боль в груди гнали его через весь го¬

род по мокрым опустевшим улицам под дождем. Мимо

него изредка мелькали раскрытые зонты, цветные дожде¬

вики... Он много километров отмахал по Садовому коль¬

цу, утомился, но боль не проходила, сжимала сердце.

«Вот и все... – думал он с отчаянием. – Высоко зале¬

тел... Вот сорвался – и вдребезги... Зачем она это сдела¬

ла? Зачем?!. Как теперь жить?! Как работать?!. Эх, Лю¬

ся!..»– Приостанавливался на минуту посреди тротуара

и брел дальше, не разбирая дороги, по лужам.

И сейчас вот он лежит на своей койке, обессиленный,

разбитый, с ужасом осознавая, что все светлое, солнеч¬

ное осталось где-то далеко – прошедшая ночь безжало¬

стно разбила его мечту.

Антон со стоном вздохнул, повернулся.

– На работу пора, – послышался осторожный голос

Гришони, – просыпайся.

– Я не сплю, – отозвался Антон, не подымая век;

полежав еще немного, он приподнялся и сел на кровати,

взглянул на заплаканные окна, на сырую одежду, на

Гришошо, гремевшего чайником, встал, разделся: пид¬

жак и пыльник оставил сушиться, а брюки положил под

матрац – гладиться; в умывальной усердно плескал во¬

ду на лицо, голову...

– Почему ты спал одетым, где ты был? – настойчи¬

во донимал его Гришоня, разливая чай. – Уж не напился

ли ты?

– Да, почти что напился.

– С какой это радости?

– Отстань!

– Оч-чень интересно!

Выпив наскоро по стакану чаю, они вышли на улицу,

прижимаясь к стенам домов, поспешили к трамвайной

остановке.

Плотные, по-осеннему водянистые тучи опустились

низко, на самые крыши домов, сеял мелкий и спорый

дождь; еще недавно нарядные, в золоте ранней осени,

деревья потухли, ветви их обвисли, листья посерели, на¬

бухли влагой и, падая, шлепались на асфальт грузно, как

оладьи; в иссеченной водяными струями мгле расплывча¬

тыми пятнами двигались торопливые фигуры людей.

В трамвае, сдавленный телами людей, Антон с тос¬

кой думал о том, что в цехе уже знают о его вчерашнем

поступке, и живо представил, как рабочие, а особенно

молодые, будут искоса поглядывать на него, усмехатъ-

ся, острить; и в первый раз за все дни жизни на заводе

ему не хотелось показываться в кузницу: было стыдно.

Подойдя к молоту и застав там Фому Прохоровича,

который пришел раньше всех и готовил рабочее место,

Антон вспомнил, что сегодня они обязались дать наи¬

большую выработку дефицитной детали.

Печь уже была загружена металлом, разрастаясь,

шумело в ней пламя, в потолок рвались черные и вязкие

клубы дыма, расплывались и висели там, закрывая собой

льющийся сквозь стеклянные квадраты неяркий свет.

– Долго спите, молодцы, – упрекнул Фома Прохоро¬

вич, встречая своих помощников, и, скупой на шутку,

оживленно прибавил: – Ты что, Антоша, голову повесил?

Вчерашний день ищешь – не найдешь, брат, так что хо¬

ди веселее!

Вывернувшийся из-за печи старший мастер Самыл-

кин, оглядываясь по сторонам, сообщил, как тайну:

– Замечайте, ребята, весь цех на вас смотрит: про¬

центов двести пятьдесят должны дать, никак не мень¬

ше. – И откатился к другому молоту, как мальчику по¬

грозив Антону пальцем.

– Слышали?.. – многозначительно напомнил Фома

Прохорович.

Надвинув кепку на брови, Антон стал регулировать

подачу горючего в печь. Сумрачный, по-вокзальиому гро¬

мадный корпус с приходом здоровых, хорошо отдохнув¬

ших людей оживал, отовсюду неслись веселее воскли¬

цания.

Прозвучал сигнал, и молоты один за другим пришли

в движение; гром ударов, могуче, полноводно ширясь,

смял людские голоса, подобно артиллерийской подготов¬

ке перед атакой, огненные вспышки озарили простран¬

ство; учащенный ритм труда властно захватывал людей.

Только Антон, угнетенный неотступной думой о том

светлом, теперь уже навсегда потерянном, что было свя¬

зано с именем Люси, оставался безучастным ко всему;

как ни старался расшевелить себя, не чувствовал преж¬

ней удали, игры сил; голова все еще болела, настойчиво

звенели в ушах резкие слова: «Я не нуждаюсь ни в вас,

ни в вашей любви!»

Фома Прохорович, наклонив голову, поверх очков

смотрел на него из-под нависших бровей с недоумением,

как бы не узнавая. От этих взглядов нагревальщик еще

больше волновался и нервничал. Кочерга как назло не

слушалась, соскальзывала с горячих заготовок, болванка

заваливалась в выщербленный печной под.

«Чорт бы тебя взял! – мысленно ругался Антон, на¬

прягаясь и исходя потом. – Неужели нельзя ничего при¬

думать, чтоб полегче было?.. А то вот дергай ее, окаян¬

ную!.. Вон она завалилась и лежит, хоть разорвись тут!

А ведь инженеров, техников в цехе тьма! Дать бы им ко¬

чергу в руки, пускай поковыряются, кочерга скорее за¬

ставит их пошевелить мозгами. – И, сердясь, с силой вы¬

ворачивал болванку вместе с кирпичами. – А, чорт!...

Рельсы бы тут проложить, что ли?..» Вслед за тем мысль

назойливо возвращалась к одному и тому же: «Люси-то

нет... К чему теперь стремиться?.. После работы чем "за¬

няться? Куда пойду?..» И, позабыв о болванках, опи¬

раясь на кочергу, стоял в раздумье и глядел куда-то ми¬

мо прессов и печей, но ничего не слышал и не видел, по¬

ка Гришоня, толкнув его, не заставлял очнуться, – мо¬

лот ходил вхолостую, и Фома Прохорович сердился.

Торопясь успеть за кузнецом, Антон как-то неловко,

неумело взял клещами болванку, не удержав, выронил

ее, и она, искрящаяся, красная, будто налитая огненной

кровью, покатилась по полу к ногам Фомы Прохоровича.

Тот, поспешно отступив, подхватил ее своими клещами,

сунул обратно в печь, и над ухом Антона непривычно

раздраженно и властно загремел голос кузнеца:

– Мы не мух давим, а детали штампуем! Понял?

Работаешь, как вареный, не руки, а крюки! – Сильный,

грузный, чуть ссутулившийся, он шагнул к молоту, кинув

на парня гневный взгляд, губы шевелились, – видимо,

он недовольно ворчал. – Давай! – крикнул кузнец.

До обеда не отковали и половины обычной дневной

нормы. Фома Прохорович отшвырнул клещи, взбил на

лоб очки и пошел прочь от молота, устало, стесненно,

неся впереди себя отяжелевшие руки. Гришоня подбежал

к Антону и участливо, ободряющее заговорил, хлопая

его рукавицами:

– Ну, что ты, в самом деле, раскис? Всегда работа¬

ешь, словно забавляешься, а нынче ходишь, будто в во¬

ду опущенный. Видишь, Фома -Прохорович сердится.

Подвернув форсунки, Антон убавил пламя в печи. На

чумазом лице его серые глаза горели мрачноватым ог¬

нем.

– Идем подзаправимся, чудак, – уже шутливо ска¬

зал Гришоня, подталкивая его в бок. – Нагонять надо...

В это время к ним приблизился старший мастер Са-

мылкин, за ним Володя Безводов, хмурый, удрученный

неудачей товарища.

– Ты гляди у меня, парень, – строго заговорил Васи¬

лий Тимофеевич, наскакивая на Антона и пытаясь сде¬

лать свое мягкое бабье лицо суровым, устрашающим. —

Был ты у меня вот где, – он выхватил из нагрудного

кармана халата засаленную записную книжечку и по¬

вертел ею перед носом нагревальщика, – на странице

хороших, то есть на почетной. Хотел тебя на самостоя¬

тельную работу перевести, на молот поставить. А теперь

вот, гляди, вычеркиваю, – он лихорадочно провел неров¬

ную жирную че?ту, – и заношу на страницу плохих —

на «черную»! Вот, – и торопливо вывел три первые бук¬

вы его фамилии – «Кар.». – Все! Я тебя, гляди, парень,

больше не знаю, не вижу, нет у меня такого на примете!..

А то я, старый дуралей, расхвастался, расхвалил... Что ты

на меня уставился своими глазищами?

Прервав мастера, Володя Безводов сказал подчеркну¬

то официально, точно они были совсем чужими:

– Надо выправлять положение, Антон. Что же это,

мы говорим о том, чтобы вывести цех на первое место,

а тут комсомолец – и вдруг явился помехой в работе.

Гришоня суетился вокруг Антона нашептывая:

– Ну, ответь, скажи, что поднажмешь, выправишь

дело...

Антон исподлобья глядел на возбужденного, запарен¬

ного мастера, на Безводова и молчал, хорошо понимая,

что нечего возражать, когда виноват.

Вернулся Фома Прохорович, спокойный, задумчивый,

легонько отстранив всех от нагревальщика, отвел его к

окну, смущенно кашлянул, дернул за козырек кепки, про¬

молвил:

– Я тут давеча накричал на тебя, Антоша, ты, брат,

извини. С тобой неладное что-то приключилось, а я не

спросил, да и... В работе я забывчив, не сдержался... —

Помолчав, еще раз кашлянул и добавил: – С деталью

нашей на конвейере зарез, вот и всполошились все. Вы¬

зывал меня начальник кузницы, выговаривал. А я редко

сЛышу выговоры-то. Мне, старому кузнецу, коммунисту,

они обидны...

Антон чувствовал, что душа его размягчилась, согре¬

тая теплом и лаской скупых, по-отечески простых слов

кузнеца; ласка эта вызвала в нем ответную нежность,

доверчивость, и захотелось так же просто поведать обо

всем этому большому, с виду угрюмому человеку.

Сквозь незастекленные клетки окна видно было, как

дождь старательно моет груды железного лома, сечет

тоненькие и уже голые деревца, растекается по земле ры¬

жими радужными потоками.

– У тебя отец где? – спросил Фома Прохорович.

– Убит в сорок четвертом году, под Будапештом.

– Так... – тяжко вздохнул кузнец. – Один, стало

быть, рос? Так... – повторил он. – У меня вот тоже дво¬

их сынов война взяла... – И медленно отошел к молоту.

А Антон ощутил в себе родственную близость к нему.

Вторую половину дня Аптон работал лучше, но о ре¬

кордной выработке не приходилось и думать – еле дотя¬

нули до положенной нормы.

– Не горюйте, Фома Прохорович, – с трогательной

нежностью успокаивал Гришоня кузнеца, помогая ему

прибираться. – В другой раз обязательно поставим ре¬

корд, нам ведь это не впервой.

– Слабо утешаешь, Гриша, – устало усмехнулся куз¬

нец. – От нас именно сегодня детали требовали, конвей¬

ер ждать не будет. Может быть, вторая смена наверста¬

ет за нас...

Пришла вторая смена: кузнец Камиль Саляхитдинов,

молодой татарин с широкоскулым лицом; в узких проре¬

зях острыми лезвиями сверкали хитрые и насмешливые

глаза, короткая могучая шея и широкие плечи налиты

буйной силой, носки ступней повернуты немного внутрь,

руки, жаждущие дела, все время в беспокойстве, в дви¬

жении; и нагревальщик его, Илья Сарафанов, высочен¬

ный парень с унылым лошадиным лицом и трубным го¬

лосом.

– Иду, гляжу, плак?,т-«молния» висит – десять мет¬

ров в длину, двенадцать метров в ширину! – громко за¬

говорил Саляхитдинов, протягивая Антону пачку с папи¬

росами и не спуская с него острого, насмешливого взгля¬

да.– На плакате первое слово – «Слава!» Где слава?

Кому слава? Ага! Бригада Полутенина выполнила норму

на двести пятьдесят процентов. Ай, как обидно, – почему

не я! Закрыл глаза, ударил себя по лбу кулаком, от-

крыл – никакого плаката нет: померещилось. Ай, ре¬

корд! – И захохотал, обнажая множество мелких белых

зубов.

Илья Сарафанов, вторя ему, бухнул как в бочку:

– Не зная броду, не суйся в воду! – А в ушах Анто¬

на деревянно отдалось: «Бу, бу, бу!..»

Привыкший к похвалам, Антон мучительно переносил

упреки старшего мастера, замечания и реплики рабочих,

отворачивался морщась.

Вскоре, лавируя среди молотов, прессов, печей, пе¬

репрыгивая через конвейеры, огибая груды остывающих

деталей, в бригаде появился Безводов и сказал:

– Антон и ты, Гришоня, прямо отсюда, не заходя в

душ, поднимитесь в комсомольское бюро. Поговорить на¬

до. —Он повернулся к кузнецу и, понизив голос, попро¬