Текст книги "Экономика символического обмена"
Автор книги: Александр Долгин
Жанр:
Экономика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)
Словом, может быть, ухудшающий отбор в культуре – это как раз и есть механизм, примиряющий властные и экономические интересы с интересами непритязательного большинства? То, что отбор данного типа имеет место, несомненно. Но столь ли негативны его последствия, как вытекает из семантической окраски термина? Преобладающее большинство людей не скорбит от ухудшений, ибо усыпление способности критически мыслить является одним из следствий отбора.
Пока идеи качественного времени и символического капитала не начнут играть подобающую роль в социальных практиках, сами практики вряд ли изменятся в лучшую сторону[718]718
Идея приумножения качественного времени не подразумевает тотального навязывания всем одинаковых ценностей, наоборот, она встраивается в субъективную систему координат человека и, можно сказать, предоставляет равные шансы бытования классике и постмодернизму.
[Закрыть].
Глава 4.7. Модифицированный отношенческий контракт в культуре
Денежная коллаборативная фильтрация – это не частное и не случайное решение, счастливым образом подвернувшееся под руку. Оно логично следует из определенной разновидности контракта, необходимого для культурного обмена. Говоря экономически, проблема индикации качества может и должна решаться в рамках контракта отношенческого типа. Такой контракт уместен для регламентирования договоренностей с непрогнозируемым развитием взаимоотношений и неочевидным результатом, когда сторонам приходится оговаривать обязательства и намерения в логике «если – то». Взаимодействие «творец – реципиент», очевидно, такой случай, и в силу неопределенности потребительского эффекта, в принципе, должно бы строиться по этой модели. Но отношенческие соглашения дороги в подготовке и обслуживании и в культуре обычно не применяются. На практике наблюдается другая крайность – предельно упрощенный договор, «оплата по чеку». Простейшей формой отношенческого контракта могла бы стать схема, при которой оплата разбивается на два этапа: первый – за право доступа к контенту, и второй – по факту его потребления. Поскольку клиентская оценка результата носит доверительный характер, вторая часть вознаграждения может платиться исключительно добровольно, в логике неоговоренных премиальных.
Для такого рода благодарственных платежей не лишним было бы задействовать специальный инструмент – своего рода метавалюту, которая обращалась бы исключительно в пределах символического пространства (но при этом, как всякая твердая валюта, конвертировалась в обычные деньги). Из двух автономных видов денег выстроилось бы нечто вроде декартовой двухкоординатной системы отображения жизни: обычная денежная ось фиксировала бы положение дел в материальной сфере, а ось «вторых денег» – в сфере символической. Идея «вторых денег» излагалась мной прежде[719]719
См.: Долгин А. Второй универсум // Логос. 2002. № 5/6. С. 243–291.
[Закрыть]. Но как она ни симпатична, и сколь ни желателен для культуры параллельный денежный институт, практически это неосуществимо (или дорого). По крайней мере, это задача не сегодняшнего дня. Можно сэкономить на его создании, используя существующие деньги в малотипичной для них функции – добровольного пожертвования.
Собственно говоря, к этому и сводится центральная социально-практическая идея книги – использовать деньги реверсивным способом. Вместо привычного «плати и бери», ставящего и творца, и реципиента в ложное положение людей, принявших на себя обязательства, которые, возможно, они не захотят или не смогут выполнить, нужно перевернуть ситуацию с головы на ноги: «бери, а потом, если понравилось, плати». Вот принцип, соответствующий и природе общественных благ, и свободе творчества, и общедоступности культуры. В случае его реализации символическая коммуникация станет полноценной и по-настоящему взаимной: автор дарит, а публика отдаривает. При нынешних же правилах торговли стороны втягиваются в игру, в которой каждая осознанно или бессознательно стремится обмишурить другую.
Каким образом переломить привычный порядок вещей и превратить разумную практику в общественную норму? Наивно уповать на одну лишь сознательность, хотя лира способна пробуждать добрые чувства. Действенным средством способен стать симбиоз патронатной, благодарственной схемы и коллаборативной фильтрации. Как уже отмечалось, коллаборативная технология начисто исключает безбилетников: потребительские сигналы о качестве, поданные в виде постфактумной оплаты, формируют индивидуальный профиль. А он в свою очередь служит фильтром для подбора рекомендателей (см.1.3.4.1). Не платишь по сердцу – портишь профиль – лишаешься корректных рекомендаций. Таковы автоматически действующие санкции. Помимо них существует еще такой сдерживающий фактор, как потеря лица в сообществе, где тебя знают.
Впрочем, схемы с добровольной постфактумной оплатой практикуются и в отсутствие формальных санкций, о чем пойдет речь в следующей главе.
Глава 4.8. Деньги и дар
Различные практики одаривания деньгами в настоящее время относительно широко распространены и описаны[720]720
О множественности денег и деньгах в функции дарения см.: Зелизер В. Социальное значение денег. М.: Дом интеллектуальной книги, Издат. дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 284.
[Закрыть]. Вообще, дар – тип транзакций, чрезвычайно свойственный отношениям между людьми. Он регламентирован социальными предписаниями, рожденными на стыке калькулируемого и несчетного. В частности, допустимая ценность даров связана с длиной социальной дистанции между обменивающимися сторонами. Наивно не замечать, что в даре есть элемент расчета, в том числе экономического, но эта сторона всячески затушевывается и, как правило, не выпячивается. С другой стороны, дар, сопровождающийся порой немалыми денежными и временны´ми расходами, оформляется так, чтобы реципиент мог догадаться об их величине.
Подаренная вещь напоминает о дарителе, привязывает к нему, рекламирует его, становится средством привораживания и залогом встречных притязаний. (Туземцы приписывали духу подаренной вещи, так называемому «хау», большую власть[721]721
М. Мосс в «Очерке о даре» задается вопросом: «Какова та сила, содержащаяся в подаренной вещи, которая заставляет получателя отдарить подарок?» Этой силой, по его убеждению, является хау – дух жертвователя подарка. Пока подарок не возмещен, это дает жертвователю опасную мистическую власть над получателем (Мосс М. Очерк о даре // Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии / Пер. с франц., послесловие и комментарии А.Б. Гофмана. М.: Восточная литература, РАН, 1996. С. 134–155, 169. – Цит. по: Салинз М. Экономика каменного века. М.: ОГИ, 1999. C. 142). Ферс не согласен с Моссом, считая, что тот смешивает типы хау, совершенно разные с точки зрения народа маори – хау человека, хау земли и леса и хау таонга. Ферс считает, что в целом идея Мосса о том, что обмен подарками – это обмен личными сущностями, является ошибкой интерпретации. Сам он предпочитает мистическим объяснениям светскую логику реципрокности. Основной импульс к выполнению обязательств, как об этом предположительно сказано в работе самого Мосса, содержится в социальных мотивах – стремлении продолжать полезные экономические отношения, сохранять престиж и власть. Для их объяснения не требуется никаких гипотетических толкований смутных верований. Но в одном Ферс склонен согласиться с Моссом: в смысле психологического расширения «Я» человека подарок становится частью дарителя (Салинз М. Указ. соч.).
[Закрыть].) Дар, таким образом, балансирует на грани бескорыстной заботы о другой стороне и эгоистическим интересом, предполагающим взаимность. Как говорится, друзья делают подарки, а подарки делают друзей. В подаренных деньгах, напротив, стерты все следы присутствия людей, а с ними и притязания на будущую отдачу. Тем самым денежный дар парадоксальным образом менее навязчив, чем обычный презент. Последний в противоположность тому, чем кажется, весьма прагматичен.
Почему зазорно впрямую преподносить деньги? Почему дама полусвета, охотно принимающая бриллианты, которые в черный день сдаст за полцены, возмутится, если ей без реверансов предложить ассигнации? Не потому ли, что деньги обнажают то, что должно быть скрыто – возмездность дара? Или считается непозволительным обойтись без раздумий и подготовительной суеты и откупиться деньгами? А неровен час, еще и унизить, дав слишком мало или чересчур много?
Дарение денег определенно несет в себе риск подчеркивания неравенства дарителя и одариваемого. Деньги-презент органично принять лишь от очень близкого человека либо от очень могущественного (патрона), и то, если сумма значительная. Поэтому преподнести что-то вещественное обходится дешевле, чем одарить деньгами. И при этом скромный презент способен сказать и сделать больше, чем крупный чек. Подарок – это деньги плюс духо– и времявложения, а деньги – это просто деньги. По мнению некоторых знатоков вопроса, деньги – худший символический подарок, ущербный член мира даров[722]722
Так, в частности, считает Д. Чил (см.: Зелизер В. Социальное значение денег. С. 129).
[Закрыть]. Чтобы сгладить этот изъян, необходимо увеличить сумму на величину символических недовложений, причем с запасом. Но это ставит в неловкое положение других дарителей, «сэкономивших» деньги на некупюрных дарах.
Несмотря на ограничения и предрассудки, деньги все же затесались в сферу даров. Нормами предписаны ситуации и способы их передачи, надлежащее количество и круг реципиентов. В. Зелизер выводит из этого множественность денег. При этом она имеет в виду следующее: несмотря на то что вся информация о деньгах объективно исчерпывается сведениями об их количестве, субъективно им приписывают дополнительные характеристики, связанные с целями и способами их желательного использования[723]723
Согласно Зелизер, множественность денег реализуется в трех процессах: выпуске различных денежных единиц; использовании суррогатов денег; целевом распределении денег. Последний, самый важный пункт, порождающий множественность денег, заключается в дифференциации денежных средств по типам социального взаимодействия (см.: Зелизер В. Социальное значение денег). Проще говоря, феномен множественности денег заключается в том, что деньги объективно хотя и однородны (т.е. не важно, какими купюрами представлена сумма и в каких местах она физически размещена), но люди, раскладывая средства по разным полочкам, придают им разное значение и употребляют на разные цели. Смотря по тому, каким образом деньги достались (оплата труда, выигрыш в лотерею, наследство, сбережения и т.д.), они могут быть истрачены на определенные цели (обеспечение прожиточного минимума, образование, развлечения, подарки и пр.). В этом необязательно видеть элементы сакрализации денег, а скорее некоторые начатки портфельного инвестирования, вызванного интуитивным, и весьма здравым, стремлением распределить яйца по разным корзинам.
[Закрыть]. В многочисленных примерах психологической нюансировки денег, которые приводит исследовательница, сквозит гордость за род человеческий, нашедший в себе мужество противостоять денежному молоху. (Остается, правда, непонятным, почему столь естественному процессу, как «очеловечивание» денег, придается большое инновационное значение. Ведь речь идет всего лишь о разнообразии способов обращения с универсальным инструментом. Куда интересней, с моей точки зрения, неоднородность времени.)
Базовая претензия к подарочным деньгам состоит в том, что они плохо выражают межличностный символический баланс, подменяя его статусно-экономическим. Г. Зиммель, величайший мыслитель, щедро посвятивший себя метафизике денег, считал их плохим подарком[724]724
Зиммель Г. Философия денег // Теория общества. М.: КАНОН-Пресс-Ц, 1999.
[Закрыть]. Однако как минимум в одном варианте отношений универсальность денег превращается в преимущество. Денежная схема отлично работает в системе «меценат – художник». Благодаря ей баланс экономико-символического обмена здесь удается отрегулировать очень точно: деньги в обмен на качественную межличностную коммуникацию. Это симбиоз равных партнеров, делящих друг с другом то, чем каждый располагает в избытке. Деньги в данных отношениях не пожертвование и ни в коем случае не милостыня, а добровольная инвестиция – форма сопричастности к деятельности одариваемой личности.
В культуре деньги не всегда работали так, как сейчас. Европа знала времена, когда система обмена в материальной сфере не экстраполировалась на культуру. В Средние века существовали относительно автономные культурные миры, внутри которых создавалось что-то свое. Автор приглашался ко двору влиятельного феодала, где его ждали слава и безбедное существование. Отношения между заказчиком и творцом строились надэкономическим образом. Деньги и тогда были важны для мастеров искусства, но не играли главенствующей роли и не диктовали правила поведения в художественной среде. Они платились автору прежде всего как знаки оказанной чести, отсюда и слово «гонорар»[725]725
Гонорар от слова honor – честь (см.: Мень Е. Перерождение экспертов: Беседа с А.Л. Доброхотовым // Глобалрус.ру [on-line]. 6 декабря 2005 г. [цит. 28 фев. 2006]. Доступно по URL:
[Закрыть].
Есть еще одна ситуация, где деньги удобоваримы как средство чествования – когда они выражают общественное восхищение. Современные коммуникации вполне допускают благотворительность в обезличенной, заочной форме, что в корне меняет дело. Как только даритель оказывается деперсонифицирован, порочная аура денег, мешающая дару, бесследно улетучивается. (Так, деньги принято и приятно получать в форме коллективного подношения. В этом случае реципиент не знает, кто именно и какую сумму выделил, не знает субъективной ее ценности для дарителя и у него нет повода для этической интерпретации подарка.) Нет ничего честнее и деликатней денег, обращенных в такого рода трансферы.
По Б. Малиновскому, это и есть «чистый дар», то есть тот, в отношении которого открытое ожидание ответного дара немыслимо и антисоциально[726]726
См.: Малиновский Б. Научная теория культуры. М., 1944 (переиздание: М.: ОГИ, 2005); Он же. Избранное: Динамика культуры. М.: Российская политическая энциклопедия, 2004; Он же. Магия. Наука. Религия. М.: Рефл-бук, 1998.
[Закрыть]. Коллаборативная фильтрация вплотную подводит к этой практике. Однако денежные трансферы в рамках нее самой не есть дар. Хотя процесс выработки рекомендаций опирается на добровольные платежи, все же по сути они представляют собой не дар, а экономически оправданную операцию. Во-первых, платежи окупаются поставляемой взамен информацией о качестве, во-вторых, затраченные на сигнализирование средства могут сторицей вернуться плательщику, что придает этому занятию оттенок биржевой игры. Таким образом, денежные потоки рекомендательной системы частично закольцованы, и процесс полностью вписан в бизнес-схему.
В тесной связи с рекомендательными системами так и напрашивается некая форма беспосреднических коммуникаций художника с его поклонниками. Вполне вероятно, что люди будут рады перечислить экстраплатежи, зная, что те пойдут напрямую в адрес творцов. Так таланты смогут обрести в лице своих почитателей коллективного патрона, избавляющего их от пут бизнеса.
Очистив акт дарения от латентных выгод, потребители обнаружат в деньгах наиболее свободную, бескорыстную и благотворную форму дара. В этом варианте дарения не будет ни скрытой меркантильности, ни эмоционального вампиризма, ни навязчивости, ни бахвальства (разве что последнего самую малость). Из даров выветрится дух «хау». Таким образом, схема коллаборативной фильтрации позволяет обслуживать обмен не только между потребителями, но и между потребителями и производителями продуктов. Второй необязательный платеж, направляемый в адрес автора, вберет в себя две новоявленные функции денег – альтруистическую и личностно-измерительную.
4.8.1. Деньги и микропатронаж
Как ни утопична, на первый взгляд, попытка встраивания денег в систему заочного дарения, именно к этой возможности в последнее время обращено внимание аналитиков. Казалось бы, установка «дарить вместо присваивать» противоречит потребительской психологии. Тем не менее практика чаевых[727]727
Свежий обзор научных исследований по проблеме чаевых см. в: Azar O.H. The implications of tipping for economics and management // International Journal of Social Economics, 30(10), 2003. P. 1084–1094; Azar O.H. The social norm of tipping: a review // Journal of Applied Social Psychology, 2006 (forthcoming).
[Закрыть], пожертвования уличным музыкантам и другие известные факты вселяют некоторый оптимизм. Проблемы бизнеса, связанные со спецификой цифровых продуктов (не истощаемых в потреблении и низкозатратных в копировании), подстегивают поиск новых моделей расчетов с потребителями. Всех беспокоят перспективы оплаты за контент, поскольку неясно, удастся ли надежно ограничить круг пользователей только плательщиками.
В коммерческом плане информационные продукты предполагают два принципиально различных подхода. Первый основан на том, чтобы путем ограничения доступа вывести благо из категории общественных и пресечь любые поползновения к бесплатному использованию. На это нацелена, в частности, система управления правами на цифровую собственность (DRM – Digital Rights Management)[728]728
См. приложение 1, раздел 10.1.
[Закрыть]. Второй способ зарабатывать на общественном благе: опереться на нравственные нормы и пойти по пути контрактов, основанных на доверии.
4.8.2. Добровольческие схемы оплаты
В литературе по цифровому контенту последних двух-трех лет все чаще проскальзывают идеи, так или иначе связанные с «реверсивным» использованием денег, т.е. с добровольными схемами, где плата берется не как условие доступа, а после него или в качестве инвестиционного взноса. Большая часть этих идей возникла в связи с развитием пиринговых сетей[729]729
См. приложение 1, глава 9.
[Закрыть]. Продукты, попадающие в сеть (или имеющие на то шансы), практически неисключаемы в потреблении, иными словами, от них трудно отсечь «безбилетников».
Вариантом решения этой проблемы стала бизнес-модель Street Performer Protocol (SPP)[730]730
Название образовано от «уличных артистов», поскольку схема напоминает способ оплаты этого вида деятельности.
[Закрыть], которая строится на том, чтобы, не гоняясь за справедливостью и поголовной оплатой, объявить подписку среди тех, кого продукт действительно интересует[731]731
Модель предложена Келси и Шнейером: Kelsey J., Schneier B. The Street Performer Protocol. The Third USENIX Workshop on Electronic Commerce Proc. [on-line] USENIX Press, November 1998. [cited Aug., 2003]. Available from URL:
[Закрыть]
Hougaard J.L., Lindeneg K., Tvede M. Selling Digital Goods on the Internet. [on-line] University of Copenhagen, October 2002. [cited Aug., 2003]. Available from URL:
[Закрыть]
Разумеется, обеим сторонам такого рода контракта необходимо иметь представление о совокупной готовности платить по нему. Но получить такую информацию не так-то просто. (Легче по привычке установить фиксированную цену за доступ к продукту единичного пользователя.) Для музыки или кино такая система вообще вряд ли годится, учитывая, что заранее никто не может гарантировать, что в итоге будет создан шедевр. Однако известны случаи, когда модель SPP себя оправдала. В частности, когда фирма Blende, разработчик бесплатного 3D софта, разорилась, была объявлена подписка на сумму 100 000 евро, по получении которой все взятые ею ранее обязательства были выполнены[733]733
Neus A. Blender and the Street Performer Protocol: Freak success or first of a trend? [on-line] 2002. [cited Aug., 2003]. Available from URL:
[Закрыть]
Одна из проблем SPP в том, что сбор денег может не дотянуть до требуемой суммы, плюс к этому производитель может не оправдать ожиданий и не завершить работу с надлежащим качеством. Кроме того, если сумма не собрана в полном объеме, а продукт тем не менее изготавливается или уже изготовлен, то его следует искусственно придержать. Т.е. угроза, что он не появится в открытом доступе, должна быть правдоподобной, иначе подписчикам будет выгодно не платить, а просто подождать, когда терпение инициатора иссякнет. Создатель, который по тем или иным причинам не готов ждать, уязвим. Чтобы снять эти проблемы, SPP-модель совершенствуют, для чего взносы разбиваются на транши, в рамках которых перечисляется часть суммы[734]734
Harisson P. The Rational Street Performer Protocol. [on-line] [cited Aug., 2003]. Available from URL:
[Закрыть]
Фигейредо предлагает поощрять музыкантов, по аналогии с тем, как это делается с бесплатным программным обеспечением[735]735
DeFigueiredo D.B. Unleashing the Power of Digital Goods: Enabling New Business Models for the Music Industry. UC Davis University of California, August 2003.
[Закрыть]. (Оно доступно всякому, но пользователей призывают к добровольным пожертвованиям. Обычно к программе прилагается файл с адресом, по которому можно выслать чек. Считается, что деньги переводят в расчете на совершенствование программы и просто из добродетельности.) Исследователь размышляет над тем, как увязать платежи с потребительской оценкой песни, тем самым его мысль развивается в том же направлении, что и наша. Но дальше Фигейредо идет стандартным путем: суммировать отчисления и формировать рейтинги[736]736
Д. Ди Фигейредо уделяет первостепенное внимание технологии микроплатежей, считая этот аспект наиболее важным. Заметим, что в системах коллаборативной фильтрации с использованием денег этой проблемы как таковой вообще не существует. Учет операций ведется на специальных клиентских счетах, и физические переводы производятся лишь время от времени по мере накопления существенных сумм.
[Закрыть]. По его мнению, сводные данные о платежах в адрес того или иного артиста или произведения служат хорошими индикаторами качества для новичков, что, как мы знаем, не совсем так, а точнее, совсем не так. Кроме того, публикация общих сумм пожертвований может остудить пыл тех, кто сочтет артистов неприлично разбогатевшими. Неясен также источник средств на содержание данного сервиса.
Р. Вудхед предлагает предоставлять контент в пользование с последующей оплатой в форме чаевых[737]737
Woodhead R. Tipping – a method for optimizing compensation for intellectual property. [on-line] 2000. [cited Nov. 24, 2005]. Available from URL:
[Закрыть]
Так, не фиксируя премию, а оставляя ее на усмотрение пользователей, владелец сайта вдвое увеличил свой доход. Перечисления поступают как от тех, кто ничего не заплатил бы, затребуй он, по их мнению, слишком много, так и от тех, кто готов платить больше. Установи он твердую таксу, осталась бы только вторая категория. Автор объясняет совестливость своих клиентов тем, что сайт персональный. Пользователи имеют дело не с обезличенной корпорацией, а с конкретным человеком[738]738
Напомним, что в наших опытах по оплате за кино и спектакли (проекты «Театрон» и «Синема», приложение 4) зрители платили добровольно. Это можно отнести на счет особой мотивации, возникавшей в атмосфере эксперимента. Если это так и если участники и впрямь ощущали, что действуют в соответствии с локальной нормой, то весь вопрос в том, как сделать подобную норму общепринятой.
[Закрыть]. Именно поэтому модель чаевых годится для интеллектуальной собственности – тут ведь всегда известен автор. Вспоминая эксперимент Стивена Кинга с поэтапной публикацией романа «Растение» в интернете по схеме постфактумной оплаты (писатель просил читателей заплатить по $1, если глава им понравилась[739]739
Эксперимент Кинга описывается в первой части книги, параграф 1.3.6.1.
[Закрыть]), Вудхед считает, что Кинг напрасно зафиксировал цену. Вместо этого лучше было позволить читателям самим решать, сколько заплатить. Тогда бы многие, вероятно, перечислили больше, что компенсировало бы недоборы.
Провал кинговского эксперимента никоим образом не ставит крест на идее добровольной оплаты. Во-первых, с тех пор интернет стремительно рос, а издержки оплаты для клиентов снизились, и сегодня Кинг, вероятнее всего, собрал бы желаемую сумму. Во-вторых, наивно думать, что разумное начало обречено на успех только в силу того, что оно разумно. Не реально перебороть привычку с помощью одной отдельно взятой книги. (Как нельзя пристрастить к кока-коле с помощью разовой рекламной акции). Социальные нормы – это сетевое благо. Чем больше людей их исповедует, тем четче они исполняются. Наконец, в-третьих, Кинг не знал о коллаборативной фильтрации. А ведь она одновременно служит и пряником (повышение кпд потребительского выбора), и кнутом (исключение злостных неплательщиков). Подобный расклад способен склонить чашу весов в пользу посфактумной оплаты.
Глава 4.9. Перспективы копирайта
Последнее, что хотелось бы сделать, это по мере возможности внести ясность в вопрос, поднимавшийся еще в самом начале книги, – речь идет о копирайте, столпе современной коммерческой культуры и настоящем Измаиле для аналитиков. Говорить о его будущем имеет смысл с позиций теории благосостояния культуры, а также в свете двух центральных новаций: электронной торговли произведениями и денежной коллаборативной фильтрации. Первопричину возникновения копирайта мы уже неоднократно называли: артисту для продвижения нужен коммерсант, а тот не возьмется за дело без уверенности в том, что плоды его деятельности подконтрольны ему самому, а не отойдут кому-то еще. Вопрос в том, служит ли копирайт, возникший как орудие меркантильных интересов, культуре на современном этапе?
4.9.1. Копирайт – мост между искусством и коммерцией
Прежде чем сконцентрироваться на современном состоянии вопроса, познакомимся с истоками копирайта. При этом обратим внимание на родственные институты, регулирующие коммерческое обращение информации. Что означает «закрепить за кем-то право собственности на нематериальный объект»? Для начала ограничимся констатацией того, что вытекает из семантики слова «копирайт»: нельзя без разрешения множить принадлежащий другому лицу информационный продукт (в коммерческих целях или без оных, если это наносит ущерб владельцу).
В мире, основанном на обмене информацией, законодательство о ней должно играть ключевую роль. Однако регулирование в интересах коммерции не может не задевать прочих интересов участников. Институт есть правило, подкрепленное санкциями за его нарушение[740]740
Так на институты смотрит институциональная экономика, в частности Д. Норт, один из основателей этого направления.
[Закрыть]. Правила и санкции, а также контроль за их исполнением могут порождать негативные эффекты за рамками решаемых задач. Межличностная коммуникация, в частности коммуникация творческая, подразумевает некие права и свободы. Если копирайт в силу экономических причин считается непременным условием расцвета художеств, но при этом одновременно ведет к ущемлению свобод, то вред может перевешивать преимущества. Социальная система будет сопротивляться и перестраиваться так, чтобы минимизировать наносимый ущерб. Может последовать так называемая экзаптация – непредусмотренная реакция на вносимое возмущение. Если перегнуть палку (а отфиксировать этот момент не просто) это спровоцирует сбой в культурной программе. Копирайт задумывался как инструмент вспомоществования культуре через коммерческую мотивацию участников. Но, как видно на примере государственного субсидирования, чтобы деньги стимулировали творческую активность, требуется ювелирная точность. Вовсе не факт, что копирайт работает столь тонко. Напротив, как показывает эволюция звукоиндустрии, копирайт программирует такие перемены в этой области, что на каком-то этапе польза от него становится как минимум спорной.
Чтобы в самых общих чертах понять, зачем нужен и как работает копирайт сегодня, возьмем ситуацию зрелого рынка, насыщенного художественными объектами. В начальный момент, после того как творец поставил точку, он является монополистом на рынке своего произведения (допустим, он не связан никакими прежними контрактными обязательствами). Однако ценность и сила этой монополии сомнительны. Автор не обладает собственной системой оповещения, и по большому счету рынок для него закрыт. К тому же, его со всех сторон теснят подобные ему монополисты. Цель каждого – пробиться к публике. Профессиональные посредники на рынке искусств упорядочивают конкуренцию между авторами и ведут отсев, взвешивая коммерческие перспективы. Авторы, прошедшие этот фильтр и снискавшие успех у публики, приобретают конкурентное преимущество в виде репутации перед другими сочинителями, возможно, столь же хорошими, но неизвестными. В результате внимание закрепляется за наиболее удачливыми творцами (звездами), и никто из новичков не в силах в одиночку завоевать рынок. У авторов практически нет альтернативы при выборе стратегии входа на рынок – пробиваться самим или заручаться поддержкой посредников. Они со всей очевидностью нуждаются в услугах по организации производства и дистрибьюции, а также во многом другом, что требует инвестиций и специальных нехудожественных компетенций.
Так, автор (режиссер, писатель, художник) и коммерсант (продюсер, издатель, агент) становятся партнерами в процессе, итоги которого важны обоим. Стало быть, им нужно как-то договориться о разделе полномочий и заработка. Институтом, обеспечивающим эту договоренность, и служит копирайт. Первичное право на произведение естественным образом находится в ведении творца. (Кроме него о нем никто не знает и, будь на то его воля, никогда не узнает.) А вот для того чтобы реализовать это право, автор должен поделиться им с коммерческим партнером. Беря на себя технологические издержки и финансовые риски, тот взамен должен получить гарантии дохода. Ими служат права копирования. Если прокатная судьба произведения не сложится, инвестор потеряет деньги. Симметрично, в случае успеха ему должна отойти доля прибыли. Поэтому необходимо застраховаться от того, чтобы любой сторонний игрок, с которым первичный правообладатель вдруг вознамерится вступить в альянс, не пришел бы на все готовенькое. Ведь в момент, когда удача уже улыбнулась, риски проекта существенно снижаются. Не будь творец связан контрактом на переуступку прав копирования, он мог бы договориться с другим, более покладистым и щедрым издателем, в результате чего первый инвестор не дополучил бы дохода от своих вложений.
Копирайт – это мостик от творчества к коммерции. Мостик, которым спешат воспользоваться сами творцы, чтобы оторваться от преследования со стороны коллег по цеху. Именно они – конкурирующие творческие единицы, а вовсе не коммерсанты, являются первейшей угрозой отдельно взятому автору. Скрепив альянс с коммерсантом контрактом, автор выбивается «в люди», и тут – долг платежом красен – самое время блюсти финансовые интересы союзника. Нужно развивать коммерческий успех и подбрасывать топливо в костер популярности, чтобы он не потух. Попутно не грех позаботиться и о себе.
Критики копирайта требуют освободить творца от унизительной зависимости от бизнеса (как прежде пытались освободить его от самодура-патрона). При этом не учитывают того, что вне коммерции автор лишен главного – шансов на всеобщее признание. Радетели творческой свободы категорически против этого спасительного мостика. Можно ли отсюда заключить, что, имея благие намерения выбить почву из-под мезальянса (так им кажется) художника с бизнесом, они способны предложить что-либо взамен? Каким секретным оружием предполагается снабдить художника во время атаки бастионов популярности? Если демонтировать мост, то как иначе преодолеть пропасть между творчеством и рынком, нужным для продвижения в массы? На этот вопрос следуют маловразумительные ответы. Кто и как обеспечит координацию, мотивацию, навигацию, дистрибьюцию и прочиe жизненно важныe процессы, не получая за это денег? Как мотивировать нетворческих работников, не наделяя их правами собственности и не обеспечивая тем самым законной доли от приносимого ею дохода? Неужели лучше никому не давать ни прав, ни прибыли? Возможно, подспудно предполагается, что творческая и сопутствующая деятельность станут прерогативой лишь сверхобеспеченных людей? Как же быть с жизненными шансами всех прочих? Или считается, что прогресс в коммуникации сам по себе соединит всех и вся? Но как быть с публикой, нуждающейся в услугах посредников-селекционеров? Копирайт – прямое логическое продолжение профессионализации творческого труда. Если признавать тот факт, что профессионалы в творчестве достигают лучших результатов, чем любители, то надо признавать и копирайт.
4.9.1.1. Зарождение авторского права
В Средневековье литературное произведение не отделялось от материала, на котором было записано. Отношения собственности регулировались общим правом, и закон не признавал различий во владении рукописью и недвижимостью. С изобретением печатного станка возникла необходимость защищать собственника текста. Регулирование началось во времена Тюдора с системы королевских патентов, предоставляющих монополию на право печатать отдельные книги или категории книг[741]741
См.: Plant A. The Economic Aspects of Copyright in Books // Economica, New Series, Vol. 1, Issue 2, May 1934. P. 167–195.
[Закрыть]. В основном патенты использовались монархом в качестве вознаграждения за услугу и верность или как награда фавориту. Патенты бывали двух видов: общие, касавшиеся целого класса литературы (например альманахов или трудов по законодательству), и частные, дававшие право на публикацию какой-то определенной книги.
В Англии, на родине копирайта, официальное признание прав издателей относится к 1557 году, когда Мария Тюдор даровала им «Хартию об образовании» (Charter of Incorporation). Гильдия, в которую вошли печатники, книготорговцы и переплетчики (всего 97 человек), была организована для контроля за изданиями – другими словами, для цензуры[742]742
Сначала в корпорации доминировали печатники, которые в середине XVI века были основными владельцами рукописей (прав на их воспроизведение). Постепенно лидирующие позиции заняли книготорговцы. Им не нужно было тратиться на приобретение станков, бумаги и др., поэтому у них было больше возможностей для накопления капитала (см.: Алябьева Л. Литературная профессия в Англии в XVI–XIX веках. М.: Новое литературное обозрение, 2004).
[Закрыть]. Книжники не возражали против объединения, усматривая в этом личный экономический интерес: любой член Компании (в основном печатник), получив во владение рукопись, имел право зарегистрировать ее для публикации, и в дальнейшем никто не мог тиражировать это произведение без его разрешения (причем он имел полное право вообще его не издавать).
В те времена литературное «пиратство» уже было распространенным явлением[743]743
Обычным наказанием для «пирата» был штраф, половина которого шла пострадавшему, а половина – в казну.
[Закрыть], и в книгоиздательском деле сразу появилось многое из того, что мы наблюдаем и поныне. Нечистые на руку издатели нанимали писак, чтобы те вносили небольшие изменения в тексты существующих произведений, и после этого публиковали их под новыми названиями. Но «всякий раз, когда уникальная по величине прибыль привлекала нарушителей, эти случаи неправомерной конкуренции рассматривались Компанией с такой тщательностью, которая в наши дни считается сверхвозможной и практически никогда не достигается»[744]744
Plant A. The Economic Aspects of Copyright in Books. P. 175–176.
[Закрыть].
Во многом благодаря Компании копирайт обрел современное обличье. Хотя закон в известной мере ограждал привилегированных издателей от помех со стороны, находились те, кто не признавал легитимности установленного порядка и действовал в обход него. Борьба за литературный рынок строилась на узах, связывающих автора с издателем, а они в свою очередь зависели от понимания сути авторских притязаний. В этом вопросе соперничали два подхода. Один уходил корнями в концепцию общего права, согласно которой покупатель вещи был вправе распоряжаться ею по своему разумению, в том числе делать сколько угодно копий[745]745
В частности, ее отстаивал Йейтс, выступавший в английском суде на заре копирайта. Он считал, что автор имеет исключительное право на плоды своего умственного труда, но только до момента публикации. До этого он может делать с ними все, что угодно: «хранить в чулане, отдать, продать издателю». После – утрачивает все права на свое сочинение, которые в результате публикации переходят в общую собственность. Идеи, высказанные автором в произведении, становятся достоянием публики, подобно тому как «земля, выделенная под большую дорогу, является даром обществу». Йейтс считал, что по аналогии с правами на вещи основные права собственности должны после сделки переходить к покупателю блага (Алябьева Л. Литературная профессия в Англии в ХVI–XIX веках).
[Закрыть]. В соответствии с другой, возобладавшей в итоге точкой зрения считалось, что автору принадлежит не материальное (бумажное) воплощение идеи, а ее суть. И прежде чем тиражировать идею, следует обзавестись согласием творца.
