Текст книги "Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)"
Автор книги: Александр Зимин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Создание областных дворцов было одним из этапов преодоления феодальной раздробленности в управлении, замены удельно-княжеского управления великокняжеской администрацией [715]715
Подробнее о дворцовых учреждениях см. А. А. Зимин, О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV–XVI вв. («Исторические записки», кн. 63, 1958, стр. 180–205).
[Закрыть].
В годы боярского управления уже ярко проявились слабые стороны дворцовой системы управления. Территориальный принцип организации центрального правительственного аппарата был недостаточно пригоден для дальнейшей централизации управления эксплуатируемым большинством населения. К тому же засилье в составе дворецких представителей боярства не позволяло правительству использовать эти органы для борьбы с боярской аристократией. Зародышем новых центральных органов управления страной, отвечавших интересам широких кругов дворянства, была государева казна [716]716
Казенный дворец упоминается в 1493 г. (ПСРЛ, т. VIII, стр. 227), а великокняжеский казенный дьяк – еще в 1447–1453 гг. (Н. П. Лихачев, Древнейшее упоминание дьяка казенного– «Сборник Археологического института», кн. 6, отд. 3, стр. 2).
[Закрыть]с ее штатом дьяков, размежевание дел которых уже строилось не столько по территориальному, сколько по функциональному принципу.
Являясь неотъемлемой частью дворцового аппарата, великокняжеская канцелярия – казна одновременно выполняла ряд общегосударственных функций. Она была центральным финансовым ведомством, государственным архивом, а также принимала самое деятельное участие в организации дипломатической службы. Казна ведала также делами, связанными с организацией вооруженных сил и обеспечением землею дворян-помещиков [717]717
О роли казны см. Н. П. Лихачев, Библиотека и архив московских государей в XVI столетии, СПб., 1894, стр. 45–54.
[Закрыть].
Видную роль в организации всей текущей работы казны играл казначей [718]718
Впервые казначей Дмитрий Владимирович Овца Ховрин упоминается в 1491 г. («Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными», т. I, СПб., 1851, стр. 82).
[Закрыть]. Казначеями назначались не представители княжеско-боярской знати, а лица, близкие великим князьям и хорошо знавшие финансовые вопросы и вопросы внешнеполитических сношений Русского государства. Должность казначея в первой половине XVI в. наследовалась представителями двух семей – Траханиотовых и Головиных (Третьяковых), тесными узами связанных с великокняжеским двором. Многие из Головиных и Траханиотовых были большими специалистами в области внешней политики и финансов [719]719
О роли казначеев в организации дипломатической службы см. С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 1 и след.
[Закрыть]. Впрочем, постепенно благодаря родственным и иным связям Головины и Траханиотовы включились в состав московского боярства, [720]720
См. об этом С. Б. Веселовский, Владимир Гусев – составитель Судебника 1497 г. («Исторические записки», кн. 5, 1939, стр. 39).
[Закрыть]а в годы боярского правления принимали самое активное участие в феодальных усобицах. Дальнейшее сохранение должности казначеев в их руках уже служило препятствием задаче укрепления централизованного аппарата.
Уже в начале XVI в. помощником казначея был печатник, ведавший государевой печатью [721]721
Впервые печатник Ю. Д. Траханиотов упомянут в 1504 г. (ДиДГ, стр. 364). Позднее Траханиотов был казначеем.
[Закрыть]. Печатник принимал самое деятельное участие во внешнеполитических сношениях [722]722
См. Сб. РИО, т. XCV, стр. 630; С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 162 и др.
[Закрыть]. Он же, очевидно, скреплял печатью важнейшие документы (в том числе жалованные грамоты).
Особенное значение в казне имел дьяческий аппарат, из состава которого уже к середине XVI в. начали формироваться будущие приказы. В литературе до недавнего времени не было сколько-нибудь полного и верного освещения начальной истории приказной системы. Долгое время общепринятой являлась точка зрения, согласно которой уже к началу XVI в. на Руси существовало «около десяти центральных приказов» с определенным составом и определенной областью управления [723]723
С. В. Юшков, История государства и права СССР, ч. 1, изд. 2-е, М., 1947, стр. 187–188 и др.; «Очерки истории СССР. Период феодализма IX–XV вв.», ч. 2, М., 1953, стр. 307–308.
[Закрыть].
На самом деле говорить о существовании приказов как учреждений можно лишь с середины XVI в., что связано с усилением Экономической и политической роли дворянства [724]724
См. подробнее А. А. Зимин, О сложении приказной системы на Руси, стр. 164–176.
[Закрыть].
В первой половине XVI в. происходило еще только зарождение системы приказов внутри великокняжеской канцелярии. Этот процесс шел за счет формирования дьяческого аппарата казны и размежевания дел, подведомственных ему, по функциональному принципу.
Уже с конца XV в. дьяки государевой казны постепенно все более и более берут в свои руки участие во всех переговорах с иностранными державами. Такие дьяки, как Федор Курицын, Федор Мишурин, Меньшой Путятин и Елизар Цыплятев, бесспорно являлись крупными политическими деятелями своего времени [725]725
Подробнее о составе посольских дьяков см. С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 105 и след.
[Закрыть].
Примерно с того же времени дьяки государевой казны уже ведут делопроизводство по военно-оперативным делам; «разряды» за конец XV – первую половину XVI в., сохранившиеся в позднейших разрядных книгах, уже своею точностью свидетельствуют об их современной записи лицами, имевшими самое прямое отношение к государственной канцелярии.
С конца XV в. обязанности дьяков пополняются еще одной – ведением дел, связанных с ямской гоньбой, т. е. службой связи. Уже в 1490 г. упоминается специальный ямской дьяк Т. С. Моклаков [726]726
РИБ, т. XVII, отд. 2, № 383; ср. под 1492 г. (АЮБ, т. I, стр. 721).
[Закрыть], который ведал ямским делом во всяком случае до 1505 г. [727]727
И. Я. Гурлянд, Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII века, Ярославль, 1900, стр. 77.
[Закрыть]Появление специальных ямских дьяков связывается со строительством специальных княжеских ямов (станций для княжеских и посольских гонцов) [728]728
«Памятники дипломатических сношений Древней России..», т. I, СПб., 1851, стб. 23–24.
[Закрыть]. Ямские дьяки состояли при казначеях, которые возглавляли руководство ямским делом [729]729
Сб. РИО, т. LIX, стр. 43; ср. И. Я. Гурлянд, указ. соч., стр. 80. В 1536 г. ямскими делами занимались дьяки В. Рахманов и М. Казаков, а в 1543 г. – М. Ковезин (Сб. РИО, т. LIX, стр. 43, 64, 214).
[Закрыть]. Кроме основных своих функций, ямские дьяки заверяли и составляли акты на холопов, т. е. полные и докладные грамоты [730]730
ДиДГ, № 89, стр. 361; «Архив историко-юридических сведений, относящихся до России», изд. Н. Калачевым, кн. 2, полов. I, М., 1855, отд. 2, стр. 32–33 и др.; РИБ, т. XVII, СПб., 1896, отд. 2, № 121, 183, 329, 499 и др.
[Закрыть].
В 1496 г. впервые упомянут конюшенный дьяк [731]731
АЮБ, т. I, стр. 621–623 (С. В. Огафонов). В 1538/39 г. и в сентябре 1542 г. конюшенным дьяком был Степан Федотьев (ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 193 об.; ГКЭ, Ростов, № 20/100 557).
[Закрыть]. К концу XV в. восходят ранние свидетельства о дьяках, ведавших земельными делами (будущие поместные дьяки) [732]732
С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, стр. 149; его же, Экскурсы по истории Поместного приказа, М., 1910, стр. 48. Ср. АГР, т. I, № 34, стр. 36. Н. Кобелев совмещал обязанности поместного дьяка и дворцового (ср. грамоту от 1499 г., АФЗиХ, ч. 1, № 260, стр. 233; РИБ, т. XXXII, № 73, от 1502 г.).
[Закрыть]. Поместные дьяки распоряжались испомещением служилых людей, столь широко проводившимся правительством Ивана III [733]733
Среди дьяков, ведавших поместные дела, можно назвать Труфана Ильина (1523–1524 гг.), Василия Амирева (1529–1530 гг.). Третьяка Леонтьева (1546–1547 гг.) и Василия Нелю-бова (1550–1551 гг.). См. С. А. Шумаков, Экскурсы по истории Поместного приказа, стр. 48. В июле 1548 г. выдавали ввозные грамоты и записывали их в особые книги дьяки Третьяк Леонтьев и Яков Григорьев (сын Захаров), а в августе того же года Яков Григорьев и Угрим Львов (ГИМ, Сттмонов монастырь, кн. 58, л. 399).
[Закрыть]. В конце 30–40-х годах XVI в. дворцовым дьякам иногда «придается» в качестве дополнительного поручения разбойное дело [734]734
В 1539 – октябре 1541 г. губные грамоты подписывал дьяк Тверского дворца Данило Выродков (ААЭ, т. I, № 187, 194); С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I, № 2: в ноябре 1541 г. дьяк Новгородского дворца Афанасий Бабкин (ААЭ, т. I, № 194-11); в 1549 г. дьяк того же дворца Борис Щекин (там же, № 224). которого позднее мы находим в Разбойной избе (см. об этом Н. Е. Носов, Очерки, стр. 115–117). Поэтому неправ В. Волынский, отмечающий «отсутствие какой-либо связи в развитии Разбойного приказа с изменением в составе дьяческого аппарата казны» (В. Волынский, указ. соч., стр. 48).
[Закрыть].
Если казна давала основные кадры аппарата складывающейся приказной системы, то Боярская дума была той средой, из которой часто выходили руководящие лица важнейших из центральных ведомств. Боярские комиссии, создававшиеся по мере надобности для ведения внешнеполитических переговоров [735]735
Сб. РИО, т. LIX, стр. 109, 171
[Закрыть]и для наблюдения над губными учреждениями (бояре, «которым розбойные дела приказаны») [736]736
ААЭ, т. I, № 187, 194; АИ, т. I, № 31. Вероятпо, существовала аналогичная боярская комиссия по холопьим делам. Во всяком случае, говоря о полных грамотах, правых и кабальных, Судебник 1550 г. все время называет боярина и дьяка как лиц, которым шли пошлины за составление или явку этих документов (статьи 34, 35, 40).
[Закрыть], в дальнейшем своем развитии превратились в Посольский и Разбойный приказы [737]737
Ссылаясь на «Запись о душегубстве 1456–1462 гг.» («Памятники русского права», вып. III, М., 1955, стр. 167), В. Волынский считает, что Разбойный приказ вырос из ведомства московского наместника (В. Волынский, указ. соч., стр. 48). Это явное недоразумение: разбойные дела до губной реформы находились в ведении различных наместников, а не были функцией одного наместника московского (см. Судебник 1497 г., статья 38, 39, 43; Судебник 1550 г., статья 60 и др). Говоря о том, что «мы встречаем московского наместника в 1539 г. уже во главе бояр, «которым приказаны разбойные дела», автор допускает досадную путаницу: под 1539 г., действительно, упомянуты «бояре, которым разбойные дела приказаны», но о московском наместнике (без упоминания о боярах) говорится лишь в грамоте 1540 г.
[Закрыть]. Но боярскую комиссию по разбойным делам еще нельзя считать сложившимся приказом [738]738
Ср., например, мнение Н. Е. Носова (А. И. Копанев, А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, указ. соч., стр. 71).
[Закрыть]ибо у нее еще отсутствует собственный штат дьяков [739]739
А. А. Зимин, Губные грамоты XVI века из Музейного собрания, стр. 211.
[Закрыть].
Недавно новую схему возникновения приказной системы предложил Н. Е. Носов. Однако его выводы, изложенные в популярных «Очерках истории СССР», не сопровождаются необходимым обоснованием, и поэтому воспринимать их весьма трудно. По мнению Н. Е. Носова, уже Судебник 1497 г. «характеризует момент превращения «приказов» из личных поручений в правительственные учреждения» [740]740
А. И. Копанев, А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, указ. соч., стр. 72.
[Закрыть]. Но в словах статьи 2 Судебника 1497 г. о том, что жалобника следует послать к тому, «которому которые люди приказаны ведати», трудно усмотреть наличие «приказов» как государственных учреждений [741]741
Под «приказами» Н. Е. Носов разумеет «постоянные присутственные места (учреждения)» (Там же, стр. 68). Определение совершенно недостаточное, ибо из него выпало основное – функциональная сущность приказов. Не учитывая последнего, Носов неверно отнес к «приказам» и областные и центральные дворцовые ведомства казначея и конюшего, которые в первой половине XVI в. нельзя считать приказными.
[Закрыть]. Поэтому прав Л. В. Черепнин, считающий, что в Судебнике 1497 г. нет данных, указывающих на «оформление приказной системы» [742]742
«Судебники XV–XVI веков», стр. 43.
[Закрыть]. По Н. Е. Носову, «приказы как определенные правительственные учреждения зародились в недрах княжеского дворца» [743]743
А. И. Копанев г А. Г, Маньков, Н, Носов, указ. соч., стр. 68.
[Закрыть]. Это по меньшей мере односторонне.
До сих пор не может считаться решенным вопрос об отношении дворца к казне. Но если даже считать казну дворцовой канцелярией, то и в этом случае формула Н. Е. Носова неудачна. Она не учитывает роль в формировании приказной системы Боярской думы и не показывает, что сложение приказов шло за счет сокращения компетенции чисто дворцовых ведомств.
Первые ростки приказной системы отнюдь нельзя преувеличивать. В первой половине XVI в. дьяки еще входили в состав казны и дворца, отдельные отрасли казенного управления еще не обособились одна от другой, еще не создался определенный штат для исполнения каждой из них.
Задача укрепления центрального аппарата власти, следовательно, до середины XVI в. в полной мере осуществлена не была.
* * *
В местном управлении, как и в центральном аппарате, к середине XVI в. наблюдается дальнейшая централизация, выражавшаяся в росте политического влияния дворянства и в постепенном вытеснении с ведущих позиций представителей боярской аристократии. Закладывались реальные предпосылки победы дворянской бюрократии.
Если в период единого Российского государства наместническая администрация представляла собою крупный шаг по пути подчинения бывших удельно-княжеских территорий центральной власти, то к середине XVI в. эта администрация уже изжила себя и не соответствовала новым задачам, вставшим перед русским правительством в деле укрепления власти на местах.
Наместник, будучи представителем великокняжеской власти в городе, как центре основной территориально-административной единицы страны – уезда, и волостель, ведавший волостью, полусамостоятельной единицей внутри уезда, осуществляли основные функции местного аппарата власти. Им как правило было подведомственно население в области суда, включая дела о разбое и убийстве (до проведения губной реформы) [744]744
См. грамоту 1538 г. (РИБ, т. II, № 186).
[Закрыть]. Еще Судебник 1497 г. (ст. 18) знал наместников «с судом боярским», т. е. имевших право окончательного решения по судебным делам, и «без боярского суда», докладывавших важнейшие дела великому князю и боярам, как суду высшей инстанции. Наместники часто ведали сбором таможенных, проездных и некоторых других пошлин; они контролировали заключение важнейших сделок (в том числе с «доклада» им составлялись акты на холопство) [745]745
РИБ, т. XVII, отд. 2, № 502, 512 и многие другие. Наместники ведали и судом по делам о холопах (Там же, № 515).
[Закрыть]. Наместник мог возглавлять местные дворянские ополчения. В крупнейших порубежных городах (в том числе Новгороде и Пскове) наместникам приходилось вести переговоры с соседними державами и заключать с ними соглашения [746]746
Сб. РИО, т. LIX, стр. 535–536 и др. О деятельности новгородских наместников см. А. П. Пронштейн, указ. соч., стр. 204–208.
[Закрыть]. Обеспечивался наместник с его штатом тиунов и доводчиков за счет «корма», собиравшегося с местного населения («въезжий» корм, а также корм в три праздника – рождество, пасху и Петров день), а также за счет судебных пошлин и некоторых других поступлений [747]747
Отчетливое представление о составе доходов наместников и волостелей дают уставные наместничьи грамоты (ААЭ, т. I, № 143, 181, 183; АИ, т. I, № 137 и др.), а также их доходные списки, см., например, доходный список волостеля на Сольцу Малую 1528 г. (Акты Юшкова, № 124) или, например, подробный список доходов ладожского кормления (Д. Я. Само-квасов, Архивный материал, т. I, М., 1905, стр. 181). Кормленые грамоты знают кормленье «с правдою» (т. е. с правом суда) (см. Акты Юшкова, № 134); с «пятном» (там же, № 125, 141, 149, 153);«с пятном и с помером» («Известия Русского генеалогического общества», вып. I, стр. 25–26; подробнее о «пятне» см. Акты Юшкова № 117); «с мытом» (там же, № 123; подробнее о «мыте» см. там же, № 148). См. грамоту 1528 г. Василия III Р. В. Домнину на Пушму «с правдою и пятном», грамоту 1511 г. князя Дмитрия Углицкого на волость Озерки И. Т. Перскову (А. А. Зимин, Несколько документов по истории местного управления XVI в. – «Исторический архив», 1960, № 3).
[Закрыть].
Основой обеспечения наместнического аппарата была таким образом система кормлений, при которой местные чиновники сбирали в свою пользу подати с населения натурой (или деньгами), а не получали их из государевой казны. «Кормлеными» были не только должности наместника, волостеля и тиуна [748]748
О кормленом характере должности московского и устюжского тиунов см. «Архив историко-юридических сведений, относящихся до России», кн. 3, СПб., 1861, (далее – «Боярская книга 1556 г.»), л. 2, 36; ср. «ключи» вяземский и рязанский, находившиеся в кормлении (там же, л. 38, 77, 90 об.).
[Закрыть], но и поручения по сбору отдельных податей (например, сбор «поворотного» московского и дмитровского [749]749
«Боярская книга 1556 г.», л. 49, 100 об., 160, 170, 172.
[Закрыть], «бражного» в Кашине [750]750
«Боярская книга 1556 г.», л. 166.
[Закрыть], «бобрового» в Калуге [751]751
«Боярская книга 1556 г.», л. 171.
[Закрыть], «полавочного» в Костроме [752]752
«Боярская книга 1556 г.», л. 30.
[Закрыть], «писчей» в Русе [753]753
«Боярская книга 1556 г.», л. 10, 48.
[Закрыть]и не вполне ясного «меха» в Твери, Калуге, Костроме, Коломне, Владимире, Новгороде и Дмитрове) [754]754
«Боярская книга 1556 г.», л. 4, 5, 23, 47, 50, 80, 82, 141, 148, 148 об., 158, 163, 165, 167.
[Закрыть]. В Новгороде в кормление отдавали «ямское» [755]755
В 1514 г. Григорий Петрович Арцыбашев был пожалован «в Великом Новегороде половиною ямским в кормление» («Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археологического общ-ва», т. VII, вып. II, СПб., 1907, стр. 258).
[Закрыть]. В кормленье попадали иногда только судебные дела («правда») [756]756
В Суде, Переяславле, Костроме и Вологде («Боярская книга 1556 г.», л. 57, 72, 110, 152, 174).
[Закрыть]; интересно, что иногда служилые люди предпочитали не брать в кормление большие откупа из-за связанных с ними финансовых обязанностей перед государевой казной. И. И. Ощерин, бывший при Иване III видным дипломатом и дворецким калужским, около 1505 г. получил «на любовь» Тверь, Коломну и Кострому, но отказался от них, заявив, что ему «теми жалованьи не откупитца», и предпочел получить наместничество в Кореле [757]757
Н. П. Лихачев, «Государев родословец» и род Адашевых (ЛЗАК, вып. XI, СПб., 1903, стр. 57–58).
[Закрыть]. Наконец, кормлениями были пути, дававшиеся лицам дворцового ведомства [758]758
«Стольничий путь» в Костроме и Переяславле («Боярская книга 1556 г.», л. 67, 91 об., 103), «чашнич путь» (л. 63, 109), «ясельничее» новгородское (л. 118).
[Закрыть], и т. д. [759]759
О функциях и доходах кормленщиков см. также С. Б. Веселовский, Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси, стр. 263 и след.
[Закрыть]В новгородских землях кормленщики часто получали поместья на территориях, где им приходилось исполнять свои судебно-административные обязанности. Здесь же кормленщикам часто шли кормы с оброчных деревень [760]760
А. М. Гневушев, указ. соч., т. I, ч. 1, стр. 92.
[Закрыть]. Иногда крестьяне кормленых волостей исполняли барщинные повинности в пользу наместничьей администрации. Так, например, в 1538/39 г. в Бежецкой пятине крестьяне одной из волостей «всей волостью» пахали на тиуна местного волостеля [761]761
В. И. Корецкий, О земельных владениях Адашева в XVI в.
[Закрыть].
Вся эта система бесконтрольного хозяйничанья на местах ложилась тяжелым бременем на население сел, деревень и городов и прежде всего на крестьянство и посадский люд. Она также не давала возможности сосредоточить финансы в центральном ведомстве – казне и мешала укреплению государственного аппарата. Наконец, система кормлений как своеобразная форма денежной компенсации дворянству за военную службу являлась серьезным препятствием, снижавшим боеспособность русского войска и отрывавшим значительные контингенты командного состава на выполнение административно-финансовых функций.
При назначении на должности наместнического аппарата правительство вынуждено было считаться с существованием местничества. Поэтому наместничества в наиболее крупных городах захватывали представители знатнейших княжеско-боярских фамилий. Так, среди новгородских наместников прежде всего мы встречаем князей Шуйских и их родичей (Горбатых, Ростовских и др.). Василий Васильевич Шуйский, например, был в Новгороде наместником в 1501–1506, 1510–1512, 1514 и 1518 гг., а в 1514 г. был первым смоленским наместником [762]762
См. А. А. Зимин, Список наместников в первой половине XVI в. – «Археографический ежегодник за I960 г.».
[Закрыть]Иван Васильевич Шуйский в 1512 г. – в Рязани, в 1514–1519 – в Пскове, в 1520–1523 – в Смоленске, в 1534 – на Двине, а в 1540 г. – в Москве. В 1535 г. на Двине, а в 1538, 1541, 1548 гг. в Новгороде на наместничестве сидел Иван Михайлович Шуйский. Неслучайно поэтому в годы княжеско-боярской реакции новгородские феодалы одно время поддерживали группировку Шуйских. В Новгороде и Пскове одновременно находилось по два наместника, обладавших равными правами. Засилье княжат и боярства на важнейших наместничествах отражало неизжитость элементов феодальной раздробленности в местном управлении и мешало централизаторской политике русского правительства.
В первой половине XVI в. уже предпринимались серьезные меры по ограничению власти наместников. Постепенно утверждается правило погодной смены наместников и волостелей. Из их юрисдикции изымалось население иммунистов (как монастырей, так и светских феодалов), «оприч душегубства и розбоя с поличным» [763]763
Акты Юшкова, № 143–146, 150–151, 154–159 и др.
[Закрыть]. Для решения тяжб «смесных» (особенно поземельных) великий князь часто назначал собственных представителей, таким образом сужая компетенцию наместнического суда и в этой области. Судом по делам, касающимся непосредственно светских и духовных феодалов, ведал теперь сам великий князь или «боярин введеный» (часто дворецкий) [764]764
В одной грамоте 1529 г. этот суд осуществлял еще великий князь или «наместники вяземские» (Акты Юшкова,№ 119).
[Закрыть]. Суд наместника в черносошных волостях и на посадах ограничивался обязательностью участия в судопроизводстве старост и «лучших людей». При этом в специальных (наместничьих) грамотах, выдававшихся представителям местного населения, тщательно регламентировались как судебные штрафы, так и всякие иные поборы, шедшие с черных волостей и посадов в пользу наместников [765]765
ААЭ, т. I, № 143, 144, 150, 181, 183, 201; АИ, т. I, № 137; ДАИ, т. I, № 26; Чтения ОИДР, 1907, кн. I, отд. 4, стр. 47–51 и др.
[Закрыть]. Размер наместничьего корма фиксировался и в «доходных списках», которые получали наместники и волостели, вступая в исполнение своих должностей [766]766
См. Акты Юшкова, № 75, 124; II. П. Лихачев, Грамоты рода Осоргиных, СПб., 1900 и др.
[Закрыть].
Центральным органом, контролировавшим судебно-финансовую деятельность наместников, была государева казна (иногда областной дворец) с ее штатом дьяков, имевших иногда специальные «кормленые» функции (о них мы узнаем из статей 72, 75 Судебника 1550 г., основывающихся, очевидно, на практике предшествующего времени) [767]767
Подробнее о кормленых дьяках 50-х годов XVI в. см. П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 212–246.
[Закрыть]. Эти дьяки выдавали уставные грамоты и доходные списки, наблюдали за правильностью суда наместников и волостелей; получая от них «судные списки», подготовляли (в случае надобности) спорные дела для «доклада» государю или «введеному боярину» (или дворецкому).
Начало губной реформы (около 1538–1539 гг.), согласно которой дела о душегубстве и разбое передавались из рук наместников губным старостам, выбиравшимся из числа местного дворянства, было в то же время началом ликвидации наместничьего управления и зарождением местных органов сословного представительства [768]768
Первоначально, очевидно, правительство пыталось разграничить функции наместников и губных старост, предписывая последним ведать «прямых разбойников чеклых» и не вмешиваться «в душегубныя дела, и в поличныя, и в бои, и в грабежи, и во всякия судныя дела» (Акты Юшкова, № 142, стр. 121). Позднее, однако, функции губных старост значительно расширились и включали все «разбойные» прерогативы наместников.
[Закрыть].
В 30-х годах XVI в. в связи с осложнением внешнеполитического положения России (набеги крымских и казанских татар, война с Литовским государством) потребность обороны заставляла русское правительство отправлять чуть ли не ежегодно в порубежные города специальных воевод, возглавлявших гарнизоны городов-крепостей. Особенно часто посылались воеводы в Коломну, Каширу, Серпухов, Тулу, Рязань, Нижний Новгород, Муром, Кострому и другие города [769]769
ДРК, стр. 82–83, 106, 107, 124–125 и др.
[Закрыть]. Воеводы руководили обороной крепостей и ведали вооруженными силами в города [770]770
ДРК, стр. 109.
[Закрыть]. Часто они назначались из числа местных наместников и поэтому военная власть сочеталась иногда у них с гражданской. В ряде городов (как, например, в Рязани) иногда среди воевод были как наместники, так и специально присланные лица1, а в иных случаях (например, в Туле, Калуге) воеводы назначались только из числа наместников [771]771
ДРК, стр. 109, 117.
[Закрыть]. Таким образом, в порубежных городах подготовлялась замена власти наместников военно-административным управлением воевод.
Ограничение власти наместников было сопряжено и с увеличением политического влияния дворянства на местах и с усилением централизации местного управления (особенно ярко выразившимися в появлении в начале
XVI в. городовых приказчиков, вербовавшихся из состава провинциальных дворян) [772]772
Впервые упоминаются в источниках в 1515 г., как установил С. М. Каштанов («Памятники русского права», вып. III, стр. 85–89), а не в 1517 г., как полагал М. А. Дьяконов (см. М. А. Дьяконов, Городовые прикащики – ЖМНПр., 1900, № 1, стр. 63). С. М. Каштанов связывает оформление института городовых приказчиков с введением их в Тверской земле (С. М. Каштанов, К проблеме местного управления в России первой половины XVI в. – «История СССР», 1959, № 6, стр. 136).
[Закрыть]. Городовые приказчики, пришедшие на смену многочисленных агентов дворцово-вотчинной системы в городах (городничих, даньщиков, ключников и др.) [773]773
Подробнее об этом см. интересное исследование Н. Е. Носова, материалы которого используются ниже (Н. Е. Носов, Очерки, стр. 15—197).
[Закрыть], осуществляли административно-финансовую власть на местах и прежде всего в городах, как административных центрах уездов. Им было подведомственно «городовое дело» во всех его видах. Городовые приказчики раскладывали эту повинность по сохам [774]774
С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, № 138, стр. 73.
[Закрыть]. Они следили за выполнением «ямчужного дела» (варка пороха) [775]775
М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 10.
[Закрыть]наблюдали за сбором посошных людей [776]776
АФЗиХ, ч. 2, № 184; С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I, № IV, стр. 22–23.
[Закрыть]. В их ведении находилась организация материального обеспечения обороны городов [777]777
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 412.
[Закрыть]. Городовые приказчики руководили строительством городских укреплений [778]778
ЦГАДА, ф. Спасо-Ефимьева монастыря, on. 1, № 603.
[Закрыть], отводили места под осадные дворы в городах тем или иным лицам [779]779
«Сборник Муханова», № 126, стр. 199–200.
[Закрыть], возглавляли постройки великокняжеских дворов, наблюдали за сбором в казну посошного хлеба и т. д. [780]780
АФЗиХ, ч. 2, № 184; С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I, № И, IV; ААЭ, т. I, № 169; М. Дьяконов, Акты, вып. II, «Ns 13, 14 и др.
[Закрыть]
Круг функций городовых приказчиков не ограничивался рамками города, а распространялся и на земли, тянувшие к нему, т. е. на уезд. Городовые приказчики участвовали в размежевании земель феодалов, ведали оброчными угодьями, участвовали в составлении писцовых книг и в местном судопроизводстве (при решении спорных земельных дел) [781]781
АГР, г. I, стр. 214; «Сборник Муханова», № 287, стр. 576–577; С. А. Шумаков, Обзор, вып. III, № 279; АЮ, № 20 и др. Приказчики городовые иногда выполняли одновременно обязанности данных приставов (С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, № 629, стр. 186).
[Закрыть].
Особенно существенным было средоточие в руках городовых приказчиков финансовых функций; сбор оброчных денег с монастырей, ямских денег, примета и др. [782]782
Архив ЛОИИ, Собр. Головина, № 48; С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I, № IV, стр. 22–23.
[Закрыть]Эти поборы наряду с торгово-проездными пошлинами являлись основным источником доходов великокняжеской казны. В грамотах иногда городовые приказчики рассматривались как один из разрядов «данщиков» [783]783
Так, в 1546 г. князь Владимир Андреевич Старицкий адресовал грамоту в Верею городовому приказчику Ивану Бурцову «или кто по тебе иный наш в Верее данщик будет» (ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 206).
[Закрыть].
Городовые приказчики наблюдали за функционированием великокняжеских торжков [784]784
ААЭ, т. I, № 188. Впрочем, для сбора таможенных и мытных пошлин в первой половине XVI в. часто назначались особые мытники и таможники, что сводило на нет функции наместников в этой части организации налоговых сборов.
[Закрыть]. Если полномочия городовых приказчиков распространялись на город, черные земли, а частично на поместно-вотчинные и монастырские, то аналогичную роль в дворцовых селах играли посельские или дворцовые приказчики. В целом же расширение функций городовых приказчиков, как и начало губной реформы, свидетельствовало об укреплении политической роли дворянства на местах, о постепенном складывании элементов сословного представительства в местном управлении. Однако до полного торжества дворянской системы управления было еще далеко. Являясь централизованной монархией, Русское государство сохраняло еще значительные остатки государственного аппарата периода феодальной раздробленности [785]785
Г. Б. Гальперин, указ. соч., стр. 210.
[Закрыть].
* * *
Образование централизованного государства привело к серьезным сдвигам в составе и организации вооруженных сил на Руси. Однако создание централизованного государства на Руси происходило, как известно, в условиях еще не ликвидированного феодализма. Поэтому и вооруженные силы долгое время сохраняли еще черты войска периода феодальной раздробленности. В этом отношении особенно показательно наличие собственных войск не только у удельных княжат, но и у княжат «служебных». Характеризуя русские земли и княжества до XVII в., «сохранявшие живые следы прежней автономии», В. И. Ленин писал, что они имели «иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками)». В процессе объединения земель Москвою многие княжества и бояре вошли со своими вотчинами и «дворами» (вассалами, свободными и несвободными слугами) в состав Русского централизованного государства и сохранили некоторые феодальные права и привилегии. С этими правами русскому правительству приходилось вести напряженную борьбу. Одним из таких прав было так называемое «право отъезда» к другому сюзерену. В условиях образования единого Русского государства осуществление «права отъезда» превращалось в прямую государственную измену (поскольку «отъезды» могли быть теперь совершены только в пределы Великого княжества Литовского) [786]786
Подробнее см. А. В. Чернов, Вооруженные силы Русского государства в XV–XVII вв., стр. 21–22.
[Закрыть].
Средством борьбы с этими отъездами было взятие клятвенных (и поручных) записей на верность службы московскому великому князю [787]787
См. «Собрание государственных грамот и договоров» (далее– СГГиД), ч. I, М., 1813, № 162, 165–166 и др.
[Закрыть]. Вторым важным правом привилегий княжеско-боярской аристократии было местничество, мешавшее привлечению на высшие командные должности талантливых военачальников незнатного происхождения. Вред местничества уже осознавался современниками. Так, говоря о неудаче похода на Казань 1530 г., один летописец прямо писал, что русские войска «не взяли города, потому что воеводы Глинский з Белским меж себя спор учинили о местах, которому ехати в город наперед» [788]788
ЦГАДА, Собр. Оболенского, № 42, л. 25.
[Закрыть]. К середине XVI в. на практике местничество подвергалось серьезным ограничениям: правительство стремилось учесть при назначении воеводами не только «породу», но и «службу», т. е. опыт службы в вооруженных силах. Отдельными указами правительство вовсе отменяло местнические счеты в армии на время того или иного похода.
Отменялись также на время похода счеты между отдельными воеводами. Так, летом 1540 г. от имени Ивана IV было написано князю Юрию Михайловичу Булгакову, местничавшему с князем Василием Андреевичем Микулинским, «чтоб он ко князю Василью Андреевичу ездил и дела великого князя берег с ним за один, а та ему служба не вместа, а как служба минетца, а будет ему до князя Василья дело о местех, ино им тогда дати суд» [789]789
ДРК, стр. 110, ср. стр. 128.
[Закрыть]. Все эти ограничения были явно недостаточными, и к середине XVI в. все чаще и чаще раздавались голоса, требовавшие окончательной отмены местничества – этого типичного пережитка феодальной раздробленности в организации вооруженных сил.
Однако в первой половине XVI в. основу русской армии составляли не отряды «служилых» и удельных князей и княжеско-боярской челяди. Основная масса русского войска формировалась из рядовых феодалов – детей боярских. В условиях феодализма важнейшим средством обеспечения этого войска была земля. С конца XV в. широкое распространение получает поместное землевладение. Дети боярские – помещики были верной опорой и основной вооруженной силой великокняжеской власти.
Дворянское войско было конным. В его состав входили не только сами помещики, но и челядь («люди», «холопы»), которую они приводили с собою, отправляясь в поход или для отбывания городовой службы [790]790
Состав и вооружение дворянской конницы хорошо рисует «Боярская книга 1556 г.», стр. 27–88.
[Закрыть].
Если в первое время своего существования дворянское ополчение сыграло значительную роль в борьбе за завершение объединения русских земель, то к середине XVI в. все отчетливее вскрывались его недостатки.
Дворянское ополчение не было ни постоянным, ни регулярным войском. Его тяжелое вооружение переставало удовлетворять потребности времени. Дворянские кольчуги уже не спасали от метких выстрелов из огнестрельного оружия. До середины XVI в. на Руси не было установившейся регламентации военной службы в связи с размером и характером землевладения (как вотчинного, так и поместного). Что давало возможность дворянам-помещикам и вотчинникам уклоняться под тем или иным предлогом от несения военной службы, а их «холопы», конечно, не горели желанием проливать кровь за своих господ. Назревала необходимость преобразований в организации и составе вооруженных сил на Руси.
Эти преобразования были особенно необходимы в связи со сдвигами, происшедшими в вооружении, и в первую очередь в связи с распространением огнестрельного оружия. В конце XV в. появляется фитильный замок, что привело к распространению фитильного оружия (пищалей) [791]791
М. М. Денисова, М. Я. Портнов, Е. Н. Денисов, Русское оружие, М., 1953, стр. 97.
[Закрыть]. Стрельба из пищалей требовала постоянного упражнения, большого навыка [792]792
М. М. Денисова, М. Я. Портнов, Е. Н. Денисов, Русское оружие, М., 1953, стр. 124.
[Закрыть]. Только постоянное войско могло обеспечить эффективное использование огнестрельного оружия.
Зарождение постоянной армии прежде всего происходило в артиллерии. Русская артиллерия («наряд») уже в начале XVI в. достигла такого уровня развития, что могла обеспечить взятие первоклассных крепостей. Во время осады Смоленска в 1514 г. на вооружении русской армии насчитывалось до 2000 малых и больших пищалей, «чего никогда еще ни один человек не слыхивал» [793]793
И. С. Рябинин, Новое известие о Литве и Московитах (Чтения ОИДР, 1906, кн. 3, отд. V, стр. 5–7).
[Закрыть]. Значение «наряда» возросло с 20-х годов XVI в., когда из его состава выделяется особый «большой наряд» с тяжелыми орудиями [794]794
А. В. Чернов, Вооруженные силы Русского государства в XV–XVII вв., стр. 39.
[Закрыть]. Широкое употребление артиллерии в военных операциях потребовало создания обученных кадров, которые смогли бы обеспечить умелое применение «наряда» во время боевых действий. Этими кадрами были пушкари и затинщики (вооруженные «затинными» пищалями, стрелявшими с крепостей).
Оборона южных границ от набегов кочевников требовала организации постоянной сторожевой службы в городах по южной «украйне». Для этой службы постепенно начинают использоваться служилые «казаки», формировавшиеся из городского населения южных городов, которое пополнялось за счет крестьян и холопов, бежавших от непосильного гнета из центральных районов страны. «Казаки» также посылались гонцами в Крым и «Ногаи» [795]795
ЦГАДА, Крымские дела, кн. 9, л. 11; кн. 8, л. 309 и др.
[Закрыть].
Подвижные конные отряды казаков были как бы авангардом русских вооруженных сил, выдвинувшимся в южную степь. Однако и организация обороны от набегов крымских татар страдала серьезными недочетами. Отряды казаков не отличались строгой воинской дисциплиной, состав их был текучим; у них не было крепкой связи с основными вооруженными силами. Следовало если не заменить их, то во всяком случае дополнить другим родом войск, который мог бы обеспечить регулярную службу и правильную оборону южных границ. Таким родом войск стали, как мы увидим ниже, пищальники, составлявшие значительную часть гарнизонов городов-крепостей на Юге. Вторжения крымских и казанских татар, особенно набег 1521 г. на Москву, заставили русское правительство укрепить свою южную границу. Правительство Василия III предприняло строительство ряда каменных крепостей в крупных городах. В 1525–1531 гг. был построен кремль в Зарайске, в 1534–1535 гг. Китай-город в Москве. 10 сентября 1535 г. великий князь приговорил «поставите городок Пронеск» [796]796
ДРК, стр. 99.
[Закрыть]. В 30-х годах на юге страны была создана целая система крепостей. Эти, обычно четырехугольные по форме, крепости, появившиеся во время значительного прогресса военной техники, уже отличались от старых округлых крепостей (см., например, крепости Зарайска, Мокшанска и др.). Новая форма крепостей была связана с развитием огнестрельного оружия и тактики активной обороны. Она позволяла сосредоточить в крепостных стенах значительные гарнизоны, которые не только отбивали атаки неприятелей, но и переходили часто в контратаки [797]797
См. Л. М. Тверской, Русское градостроительство до конца XVII века, Л.—М., 1953, стр. 54, 60.
[Закрыть]. Однако и система новых крепостей была недостаточна: войска крымских татар обходили их и продолжали совершать свои набеги. Система городов-крепостей была уже недостаточна. Необходимость создания более эффективной линии укреплений становилась все более очевидной. Ею в середине XVI в. сделалась засечная черта [798]798
См. А. В. Никитин, Оборонительные сооружения засечной черты XVI–XVII вв. («Материалы и исследования по археологии СССР», т. XLIV, М., 1955, стр. 116–213).
[Закрыть].
Слабость дворянской конницы в условиях развития огнестрельного оружия потребовала введения как ее существенного дополнения пехоты. Пехота в начале XVI в. на Руси была представлена посошной ратью и пищальниками. Посошная рать, набиравшаяся от времени до времени на случай отдельных крупных походов, состояла из крестьянского и городского населения, собиравшегося с сох (окладных единиц). Так, для казанского похода 1547–1548 гг. выставлялось с сохи по два человека по-сошных людей (одного конного и одного пешего), а с слобод с 10 дворов – по человеку на коне. Монастыри и другие иммунисты от этой повинности были освобождены [799]799
Троице-Сергиев м., кн. 519, л. 17 об. – 18 об.
[Закрыть]. Посошные люди не только участвовали во вспомогательных работах по обслуживанию дворянской конницы, но зачастую принимали самое действенное участие в военных операциях. Посошная рать, тесно связанная с народными массами, не могла полностью удовлетворять потребностям Русского государства в постоянном войске, вооруженном огнестрельным оружием, послушном исполнителе воли господствующего класса. Зародышем такого войска стали пищальники и их преемники – стрельцы.
Вопрос о появлении стрелецкого войска на Руси до настоящего времени еще принадлежит к числу спорных.
Необходимо прежде всего выяснить отношение пищальников к стрельцам. Последние исследователи этого вопроса (С. Л. Марголин, А. В. Чернов) резко выступают против отождествления пищальников со стрельцами. «Пищальников, – пишет А. В. Чернов, – можно назвать предшественниками стрельцов, и то лишь в части характера службы (рода войска) и вооружения… Во всем остальном (способ комплектования, внутренняя войсковая организация, служебное и материальное положение и пр.) стрельцы ничего общего не имели с пищальниками» [800]800
А. В. Чернов, Образование стрелецкого войска, стр. 290.
[Закрыть].
Впервые пищальников мы встречаем в источниках начала XVI в. Они, в частности, упоминаются в Разрядной книге под 1508 г. [801]801
ДРК, стр. 41, ср. под 1512 г. (там же, стр. 47).
[Закрыть]Во Псковской первой летописи под 1510 г. говорится, что Василий III оставил во Пскове «детей боярских 1000, а пищальников новгородцких 500» [802]802
«Псковские летописи», вып. I, стр. 96.
[Закрыть]. В поход 1512 г. под Смоленск было приказано собрать «з городов пищальники и на псковичь накинуша 1000 пищальников, а псковичем тот рубеж не обычен» [803]803
«Псковские летописи», вып. I, стр. 97.
[Закрыть]. В 1535 г. среди русских войск в Гомеле были «дети боярскые, с ними же и пищальникы» [804]804
ПСРЛ, т. XX, ч. 2, СПб., 1914, стр. 431. В том же году «псковичи нарядиша 500 пищальников» («Псковские летописи», вып. I, стр. 107).
[Закрыть]. Сообщая о набеге крымского хана на Москву при Василии III, Герберштейн говорит, что на следующий год московский великий князь «впервые тогда пустил в дело пехоту и пушки» [805]805
С. Герберштейн, указ. соч., стр. 76.
[Закрыть]. В 1546 г. произошло выступление новгородских пищальников под Коломной [806]806
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 448.
[Закрыть]. В походе на Казань 1549–1550 гг. «пищальников многых не было», что повлияло на неудачу этого военного предприятия [807]807
ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 621.
[Закрыть].
Пищальники были прежде всего пешим войском, вооруженным огнестрельным оружием – пищалями. Пищальники располагались отрядами в пограничных городах на Северо-Западе: во Пскове [808]808
Кроме указанных выше случаев, см. «пищальнитцкие дворы» во псковских писцовых книгах 1585–1587 гг. («Сборник Московского архива Министерства юстиции», т. V, М., 1913, стр. 12, 282, 340).
[Закрыть], Ивангороде [809]809
См. в документе 1535–1540 гг. (РИБ, т. XV, № 36, стр. 68–69).
[Закрыть], Кореле [810]810
В 1506 г. в Кореле жило 9 пищальников, в Копорье был всего один двор («Временник ОИДР», 1850, кн. 12, стр. 1–7; НПК, т. III, СПб., 1868, стр. 497; Н. Д. Чечулин, указ. соч., стр. 35; Н. Е. Носов, Очерки, стр. 101, 103).
[Закрыть], Торопце [811]811
В Торопце в 1540/41 г. было 24 пищальника и 1 вдова с сыном (Н. Д. Чечулин, указ соч., стр. 60).
[Закрыть], Острове [812]812
По письму 1556/57 г., там было 15 дворов «пищальников» («Сборник Московского архива Министерства юстиции», т. V, стр. 282; Н. Е. Носов, Очерки, стр. 108).
[Закрыть]и др. [813]813
В Орешке в 1505 г. – 6 дворов, в которых жили «великого князя холопи, пищальники и воротники» («Временник ОИДР», 1851, кн. 2, стр. 114). К 1545 г. этих дворов стало 8. В Порхове к этому году было 5 дворов пищальников (ААЭ, т. Т, № 205). Возможно, пищальники были и в Торжке; ср. грамоту 1553 г. на сбор в Торжке поворотных денег «с черных дворов и слободцких… оприч белых дворов и пищальных, которые от службы не отставлены» (Акты Юшкова, № 169, стр. 145). Очевидно, термины «стрельцы» и «пищальники» некоторое время после реформы 1550 г. сосуществовали.
[Закрыть], а также в городах, составлявших южный и юго-восточный пояс, защищавший Русь от набегов крымцев и казанцев. Слободы пищальников были в Серпухове [814]814
См. сотную 1551/52 г., где упомянуты Пищальникова слобода и Пищальникова улица (П. Симеон, указ. соч., стр. 323).
[Закрыть], Ярославле [815]815
«Исторические акты ярославского Спасского монастыря», М., 1898, № IV–V.
[Закрыть], Суздале (Семеновская слобода) [816]816
Здесь пищальники в 1540 г. имели 6 своих собственных дворов (ГИМ, Отдел письм. источников, Собр. Уварова, картон 41/16).
[Закрыть]. В крымских делах упоминается, что в 1512 г. дети боярские, казаки, пищальники и «гости» приходили в Азов [817]817
Сб. РИО, т. XCV, стр. 140 (1515 г.).
[Закрыть]. Имелись пищальники в Кашире, Твери и, возможно, в Коломне [818]818
АГР, т. I, стр. 94; ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 448. Хотя возможно, в Коломну пищальников привез с собой Василий III для борьбы с Саиб-Гиреем. В сотной грамоте 1543/44 г. упомянуто 6 дворов пищальников, живших в слободке тверского Отроча монастыря (С. А. Шумаков, Из актов тверского Отроча монастыря, стр. 4–5).
[Закрыть]. В ноябре 1537 г. пищальники, посошные люди и дети боярские находились «на службе» в Муроме [819]819
М. А. Дьяконов, Акты, вып. И, № 11, стр. 9.
[Закрыть]. Незадолго до прибытия на Русь Герберштейна (был дважды – в 1517 и 1526 гг.) в Замоскворечье Василий III «выстроил своим телохранителям новый город Нали» [820]820
С. Герберштейн, указ. соч., стр. 99.
[Закрыть]. Это, бесспорно, слободка Наливки (у Якиманки). Речь в данном случае идет о создании слободки пищальников (в Наливках в XVII в. жили стрельцы) [821]821
«История Москвы», т. I, стр. 481. Предположение П. В. Сытина о том, что на «вспольях» поселены были 400 пищальников, выведенных из Пскова, не подтверждено источниками (П. В. Сытин, История планировки и застройки Москвы, т. I, М., 1950, стр. 47).
[Закрыть]. Перед нами прообраз позднейшей стрелецкой слободы в селе Воробьеве. Очень интересно сведение П. Иовия (1525 г.) о том, что Василий III «.. учредил отряд конных стрельцов» [822]822
С. Герберштейн, указ. соч., стр. 275; «Sclopetiariorum equitiam manum» («Библиотека иностранных писателей о России», отд. 1, т. I, стр. 77).
[Закрыть].
Пищальники считались «людьми великого князя» [823]823
В 1535–1540 гг. упоминаются «великого князя пищальники, люди, деи, княжые, то ведает князь» (РИБ, т. XV, № 36, стб. 68).
[Закрыть]и были подведомственны в судебном отношении великокняжескому казначею, а на местах – городовым приказчикам [824]824
В 1543 г. каширские пищальники говорили: «мы, господине, суд козначеев Ивана Ивановичя», ср.: «а велено их судити на Кошире приказщиком городовым» (АГР, т. I, стр. 94, 108).
[Закрыть]. Так же как и другие великокняжеские люди (например, бортники, пушкари), пищальники могли иметь жалованные грамоты, освобождавшие их от подсудности наместникам и содержавшие те или иные податные льготы [825]825
АГР, т. I, стр. 94—107. Не платили пищальники податей и в Серпухове в 1551/52 г. в отличие от других тяглых людей. Л. Болотников собирал в 1553/54 г. поворотное «в Торшку, опричь белых дворов и пищальных, которые от службы не отставлены» (Акты Юшкова, № 169).
[Закрыть].
