Текст книги "Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава VII
РЕФОРМЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА КОМПРОМИССА 1549–1552 гг

Как показали последующие события, успехи, одержанные представителями боярской группировки Шуйских, после московского восстания 1547 г. оказались кратковременными ввиду узости той социальной базы, на которую они опирались. Уже к началу 1549 г. окончательно формируется правительство компромисса, отражавшее интересы широких кругов феодалов. Фактическим главой нового правительства Ивана IV стал Алексей Федорович Адашев [1341]1341
  Биографию А. Ф. Адашева обстоятельно изучил С. О. Шмидт (С. О. Шмидт, Правительственная деятельность А. Ф. Адашева, стр. 25–54). Некоторое дополнения сделаны недавно И. И. Смирновым (Я. И. Смирнов, Очерки, стр. 212–231).


[Закрыть]. Пользуясь большим влиянием на Ивана IV, Адашев уже в 1549 г. берет в свои руки важнейшую текущую правительственную работу. В то же время происходят серьезные изменения состава Боярской думы, показывающие постепенную потерю позиций феодальной аристократии в этом учреждении. Состав Думы резко увеличился: вместо 12 человек бояр, входивших в нее в 30-х годах XVI в., в Думе к концу 1549 г. насчитывалось 32 боярина, причем характерно, что десять бояр получили свои звания уже после февраля 1549 г. [1342]1342
  В том числе 10. И. Темкин, Д. И. Курлятев, К. И. Курлятев, И. В. Шереметев-Большой, И. В. Пронский, В. С. Серебряный, М. Ф. Нагой и М. Я. Морозов, И. Ф. Мстиславский и В. М. Юрьев. Подсчеты состава Боярской думы середины XVI в., сделанные И. И. Смирновым (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 180 и след.), крайне неточны, ибо они основаны главным образом на позднейшем источнике Шереметевского списка (конец XVII в.). Наши наблюдения сделаны на основании всех доступных нам документов (см. А. А. Зимин, Состав Боярской думы в XV–XVI в., стр. 41–70).


[Закрыть]В их числе был ряд сподвижников главы правительства Алексея Адашева. О князе Дмитрии Ивановиче Курлятеве как о «единомысленнике» князя Курбского и его «приятелей» говорит сам Иван Грозный [1343]1343
  «Послания Ивана Грозного», стр. 38, ср. РИБ, т. XXXI, стб. 280.


[Закрыть]. Близок к Адашеву был и Иван Васильевич Шереметев [1344]1344
  Н. М. Карамзин, История государства Российского, кн. 3, т. IX, прим. № 76; С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, стр. 336.


[Закрыть], постриженный позднее в цитадели нестяжательства Кирилло-Белозерском монастыре, который поддерживал Сильвестра. Входил в Избранную раду Михаил Яковлевич Морозов [1345]1345
  РИБ, т. XXXI, стр. 309.


[Закрыть]. Всего боярами стали после московского восстания 1547 г. 18 человек, т. е. больше половины состава бояр Думы в конце 1549 г. получило свои Звания после восстания. Из числа бояр, вошедших в Думу в начале 1547 г. или в конце 1546 г., остались в живых к концу 1549 г. всего четверо [1346]1346
  М. В. Глинский (в опале), И. И. Пронский, Д. Д. Пронский и И. П. Федоров.


[Закрыть]. Остальные 10 бояр получили звание еще до этого [1347]1347
  Ю. М. Булгаков, Д. Ф. Бельский, И. Г. Морозов, А. Д. Ростовский, А. Б. Горбатый, И. С. Воронцов, И. М. Шуйский, Ф. И. Шуйский, В. Д. Шейн и М. В. Тучков.


[Закрыть].

Сходная картина наблюдается и при изучении состава окольничих. Из девяти человек шестеро получили свои звания в 1549 г., двое в 1547 г. (в годы боярского правления было всего 2–3 окольничих). Увеличение в три раза численного состава Думы свидетельствовало

о стремлении правительства ослабить политическое влияние нескольких аристократических фамилий, монопольно распоряжавшихся Думой в малолетство Ивана Грозного. Однако в силу существования системы местничества это мероприятие было половинчатым: в Думу попадали новые лица, но все же из знатнейших боярских и княжеских фамилий. Резкое увеличение состава окольничих особенно существенно: этот думный чин получали по преимуществу нетитулованные представители старо-московского боярства, поддерживавшие централизаторские устремления правительства. Отец Алексея Адашева Федор Адашев, М. Я. Морозов, В. М. Юрьев сделались окольничими именно в 1547–1550 гг.

Перемены произошли и в составе дворцовых учреждений [1348]1348
  Как уже говорилось, большим дворецким стал Д. Р. Юрьев, а углицким – Ф. Г. Адашев. С февраля 1546 г. тверским дворецким был В. М. Юрьев (СГГиД, ч. 2, № 16; ДРК, стр. 123, 126).


[Закрыть]. После января 1549 г. был отставлен от казначейства И. И. Третьяков, поддерживавший в годы боярского правления Шуйских. Не будучи формально казначеем, решающее влияние на дела государственной канцелярии приобрел А. Ф. Адашев [1349]1349
  А. А. Зимин, О составе дворцовых учреждений, стр. 197. И. И. Смирнов ошибочно считает Ф. Г. Адашева дворецким Большого дворца, опровергая справедливое мнение В. И. Сергеевича, что с конца XV в. в Москве был всего один дворецкий (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 217).


[Закрыть]. В литературе уже ставился вопрос о так называемой Избранной раде, которая, по словам Курбского, в 50-е годы XVI в. осуществляла правительственные мероприятия. С. В. Бахрушин показал, что это название было переводом термина «Ближняя дума» [1350]1350
  С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, стр. 336.


[Закрыть]. С этим объяснением в целом следует согласиться. Выделение Ближней думы было одним из следствий расширения состава Боярской думы. Состав Этой думы для 1549 – начала 1550-х годов определить почти невозможно, да вряд ли он был постоянным.

Во время мартовских событий 1553 г. ближними боярами были князья Иван Федорович Мстиславский и Владимир Иванович Воротынский, поддерживавшие кандидатуру сына Грозного, Дмитрия, на русский престол [1351]1351
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 524.


[Закрыть]. С. В. Бахрушин включает в Ближнюю думу еще И. В. Шереметева Большого, князя Д. Ф. Палецкого, М. Я. Морозова и князя Д. И. Курлятева, приходивших к присяге первыми в марте 1553 г. и участвовавших в разборе дела князя Семена Васильевича Лобанова-Ростовского [1352]1352
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 523–524, 238.


[Закрыть].

В состав Близкней думы, на его взгляд, входили также думные дворяне А. Ф. Адашев, И. Вешняков, дьяк И. Висковатый, печатник Никита Афанасьевич Фуников [1353]1353
  С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, стр. 336.


[Закрыть].

Возможно, позднее в Ближнюю думу входили бояре Ю. М. Булгаков, Д. И. Курлятев, В. М. Юрьев, И. И. Пронский, В. С. Серебряный, И. В. Шереметев, И. М. Воронцов, окольничий А. Ф. Адашев и постельничий И. М. Вешняков, подписавшие в январе 1555 г. приговор о разбойных делах [1354]1354
  «Памятники русского права», вып. IV, стр. 360. Нельзя согласиться с И. И. Смирновым, который определяет состав Боярской думы в феврале 1549 г. на основании Продолжения Хронографа 1512 г. (С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 295). В этом памятнике упоминаются Д. Ф. Бельский, Ю. М. и Ф. А. Булгаковы, П. М. Щенятев, Д. Ф. Палецкий, В. Д. Шеин, Д. Д. Пронский, А. Б. Горбатый (Я. И. Смирнов, Иван Грозный и боярский «мятеж» 1553 г., стр. 156). Летописец перечисляет поименно только некоторых из бояр, прибавив, что царь говорил «и иным своим боярам и окольничим». Нельзя согласиться с И. И. Смирновым, что в Ближнюю думу в 1553 г. входили Д. Р. и В. М. Юрьевы (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 192). Соображения на этот счет, высказанные С. В. Бахрушиным, нам кажутся вполне убедительными: Юрьевы упоминаются в летописи отдельно от ближних бояр.


[Закрыть]. К правительству Адашева был близок протопоп придворного Благовещенского собора Сильвестр, пользовавшийся после восстания 1547 г. огромным влиянием на молодого царя. В своей деятельности и идеологии Сильвестр выражал интересы дальновидных кругов боярства и нестяжательского духовенства [1355]1355
  «Послания Ивана Грозного», стр. 36–37. См. также у Курбского (РИБ, т. XXXI, стб. 169–170). Известный уже нам Федор Бармин сложил звание протопопа благовещенского 6 января 1548 г. и поступил в монахи (ПСРЛ, т, ХШ, ч. 2, стр. 458). Следовательно, о возвышении Сильвестра можно говорить уже к этому периоду. (Ср. Д. Н. Альшиц, Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования, стр. 139). Сближение Адашева с Сильвестром Грозный относит ко времени после февральского собора 1549 г. («Послания Ивана Грозного», стр. 37).


[Закрыть].

Состав правительства Ивана IV 50-х годов XVI в. явился предметом специального исследования И. И. Смирнова, который дал обстоятельные очерки, посвященные участию в правительственной деятельности митрополита Макария, Захарьиных, Адашева, Сильвестра и дьяка Висковатого [1356]1356
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 194–263.


[Закрыть]. Эти лица, по его мнению, играли наиболее крупную роль в политике Русского государства в середине XVI в. [1357]1357
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 194.


[Закрыть]. Действительно, и Макарий, и Сильвестр, и другие названные И. И. Смирновым лица были видными политическими деятелями. Однако с оценкой характера их деятельности, данной автором, на наш взгляд, согласиться в ряде случаев трудно. Так, митрополит Макарий содействовал оформлению идеологии русского самодержавия, сыграл заметную роль в деле венчания Ивана IV, в идеологическом обосновании борьбы за Казань и т. п. [1358]1358
  Очень интересные данные об участии Макария во внешнеполитических делах, приведенные И. И. Смирновым, относятся ко времени начиная с 1552 г., т. е. характеризуют постепенное усиление роли осифлян в политической жизни, и не могут быть безоговорочно перенесены на конец 40-х – начало 50-х годов XVI в.


[Закрыть]Но вместе с тем Макарий активно боролся против царской программы секуляризации церковных земель, защищая своекорыстные интересы духовных феодалов. Выпустив из поля зрения церковную реформу середины XVI в. (Стоглав), И. И. Смирнов дал идеализированную картину деятельности такого яркого представителя воинствующей церкви, каким был Макарий [1359]1359
  Подробнее об оценке деятельности Макария см. А. А. Зимин, И. С. Пересветов ы его современники, стр, 71—101.


[Закрыть]. Реформы конца 40-х – начала 50-х годов XVI в. проводились в известной мере за счет ущемления интересов церкви и были враждебно ею встречены.

Как «о доверенном лице митрополита Макария» говорит И. И. Смирнов о Сильвестре [1360]1360
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 253.


[Закрыть]. Но это превращение идейного противника осифлян в их соратника достигается путем отрицания единодушных показаний большинства сохранившихся источников о деятельности Сильвестра (Послания Ивана Грозного, сочинения Курбского, Царственная книга) [1361]1361
  И. И. Смирнов отрицает также принадлежность Сильвестру послания Ивана IV из «Сильвестровского сборника», приписывая его Макарию. Критику его соображений на этот счет см. А. А. Зимин, И. С. Пересветов и его современники, стр. 52–53.


[Закрыть]. Вопреки им И. И. Смирнов считает, что Сильвестр скорее был доверенным исполнителем, чем руководителем и вдохновителем правительства [1362]1362
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 250.


[Закрыть].

Достаточно вспомнить рассказ Пискаревского Летописца, чтобы усомниться в правильности подобного пересмотра всех показаний источников. В Пискаревском Летописце прямо указывается, что Сильвестр «правил Рускую Землю» вместе («заодин») с Адашевым и что они сидели «в ызбе у Благовещения» [1363]1363
  «Материалы по истории СССР», вып. II, стр. 56.


[Закрыть]. Совокупность всех сохранившихся источников позволяет считать Сильвестра представителем определенной части духовенства нестяжательского толка [1364]1364
  Подробнее об этом см. А. А. Зимин, И. С. Пересветов и его современники, стр. 41 и след.


[Закрыть]. Не входя формально в состав правительства (из-за своего духовного сана), Сильвестр оказывал большое влияние на всю правительственную деятельность конца 40-х – начала 50-х годов XVI в. и явился инициатором секуляризационных проектов и других важных государственных мероприятий.

Если И. И. Смирнов стремится преуменьшить роль Сильвестра в правительственном кружке 50-х годов XVI в., то Захарьины-Юрьевы у него незаслуженно попадают в число деятелей, определявших политическую линию Русского государства того времени [1365]1365
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 202–211. Отмечая бедность сведений в источниках о роли Д. Р. и В. М. Юрьевых, И. И. Смирнов объясняет это тем, что они были «практическими политиками по преимуществу» (там же, стр. 202). Довод мало убедителен уже потому, что о практической деятельности Алексея Адашева сохранилось сравнительно много материалов; поэтому если бы Юрьевы были столь значительными политическими фигурами, как представляется И. И. Смирнову, то мы могли бы рассчитывать на большее разнообразие источников об их деятельности. Кстати, И. И. Смирнов ошибается, относя управление Казанским дворцом к числу функций Д. Р. Юрьева (И. И. Смирнову Очерки, стр. 207).


[Закрыть], Д. Р. и В. М. Юрьевы (а о них и идет речь в данном случае), будучи свойственниками молодого царя, занимали видное место в дворцовом аппарате. Но функции дворцовых управителей нельзя преувеличивать. Так, И. И. Смирнов пишет, что Д. Р. Юрьев, как дворецкий, «возглавлял то ведомство, через посредство которого правительство Ивана IV осуществляло политику борьбы против иммунитета» [1366]1366
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 210


[Закрыть]Но ведомство дьяка Ю. Сидорова, проводившего в мае 1551 г. пересмотр иммунитетных грамот, находилось под непосредственным руководством казначеев, а не дворецкого [1367]1367
  П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 261–266.


[Закрыть]. Из факта наличия среди многочисленных жалованных грамот, подтвержденных в 1551 г., некоторых документов, выданных в 1547–1549 гг. «по приказу» дворецких, отнюдь не следует непосредственная связь майского пересмотра 1551 г. с Большим дворцом и Д. Р. Юрьевым как его главою.

Когда в 1553 г. в Боярской думе обсуждался вопрос о наследнике престола, противники кандидатуры сына Анастасии Романовой говорили лишь об опасности прихода к власти Захарьиных-Юрьевых. Усиление политической роли Захарьиных-Юрьевых относится к самому кануну опричнины, введение которой в какой-то мере связано с их инициативой.

Алексей Адашев, Сильвестр, Дмитрий Курлятев и другие деятели Избранной рады составляли тот правительственный кружок, который группировался вокруг молодого царя. Но какова же была роль самого Ивана Грозного в выработке и осуществлении программы реформ? Вопрос этот крайне запутан в историографии. Даже такой крупный исследователь, как И. И. Смирнов, в 1944 г. приписывавший Ивану IV инициативу в проведении важнейших правительственных мероприятий, в своей последней монографии вообще отказался от оценки значения деятельности Ивана Грозного в годы реформ середины XVI в.

Обратимся к показаниям источников. Сам Иван IV в послании Курбскому рисует дело так, что все государственные преобразования 50-х годов были проведены Адашевым и Сильвестром, а не им самим [1368]1368
  «Поп Селивестр и со Алексеем зружися и начата советовати отаи нас… и тако помалу всех бояр начата в самовольство приводить» («Послания Ивана Грозного», стр. 37).


[Закрыть]. Лукавый благовещенский поп якобы «подошел» простодушного царя, который позднее с горечью писал, что Сильвестр «ничто же от нас пытая, аки несть нас, вся строения и утверждения по своей воле и своих советников хотение творяще. Нам же еще что и благо советующу, сия вся непотребна изчиняху» [1369]1369
  «Послания Ивана Грозного», стр.38


[Закрыть]. Тенденциозный характер этих высказываний царя очевиден: Иван IV хотел задним числом обосновать свою опалу на когда-то всесильных временщиков. Но вот что важно: пытаясь доказать губительные последствия политики Адашева и Сильвестра, царь в ряде случаев противопоставляет их действиям свои собственные решения. Однако все это относится ко второму периоду реформ (мартовские события 1553 г., споры о Ливонской войне и т. д.). Говоря о внутренней политике 50-х годов XVI в., Иван Грозный не находит в своем распоряжении конкретного материала, чтобы обвинить правительство Избранной рады в нарушении царских предначертаний того времени. Внутренняя политика Адашева и Сильвестра вполне соответствовала представлениям самого Ивана IV [1370]1370
  В духе рассуждений Ивана Грозного и Царственная книга пишет о том, что Сильвестр «.. бысть яко всемогий, вся его послушаху и никто не смеяше ни в чем противитися» (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 524).


[Закрыть].

Как это ни парадоксально, идейный противник Ивана IV – князь Андрей Курбский дает сходную с ним характеристику роли царя в проведении реформ середины XVI в.: царь выступает лишь как простое орудие предначертаний Сильвестра и Адашева, которые окружают его советниками, причем он не мог «без их совету ничееоже устроити или мыслити», «и нарицались тогда оные советникы у него Избранная рада… понеже все избранное и нарочитое советы своими производили» [1374]1374
  «Материалы по истории СССР», вып. II, стр. 56.


[Закрыть].

Курбский не менее субъективен, чем Грозный. Он также противопоставляет время Избранной рады годам опричнины, только в отличие от царя рисует последние мрачными красками. И у Курбского нет и намека на расхождение между царем и его советниками по внутриполитическим вопросам.

Свидетельства Грозного и Андрея Курбского можно подкрепить оценкой деятельности Адашева и Сильвестра, данной Пискаревским Летописцем [1375]1375
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 222–229.


[Закрыть].

В данном случае мы сталкиваемся с попыткой объяснить, почему при одном и том же царе столь различна была политика в разные периоды его правления. Ответ был один: «правили Русскую землю» в 50-е годы XVI в. временщики, а не сам царь.

Совсем другую картину рисуют официальные акты; в них творцом важнейших государственных преобразований везде называется царь. Иван IV открывает собор 1549 г. и обращается с речью к присутствующим. В царских вопросах 1550 г. изложена программа дальнейших реформ. Выступление на Стоглаве и царские вопросы к церковному собору 1551 г. как будто рисуют нам активную роль Ивана IV и в проведении церковных реформ. Конечно, этим источникам полностью доверять нельзя, ибо они не раскрывают самую процедуру подготовки государственных актов. Однако если сопоставить Эти материалы с публицистическими памятниками, то общий вывод можно сделать более или менее определенный. В конце 40-х – начале 50-х годов XVI в. представления Иванам о путях преобразования государственного аппарата совпадали с предложениями Адашева и Сильвестра. Избранная рада не противостояла царю, а проводила единую с ним политическую линию. В какой мере при этом Иван IV находился под влиянием временщиков, установить гораздо труднее, но вопрос этот имеет значение скорее для изучения характера царя Ивана, чем для исследования самой сущности реформ середины XVI в.

* * *

Перед новым правительством встал вопрос о путях преобразования государственного аппарата. Первый приступ к реформам выразился в созыве 27 февраля 1549 г. расширенного совещания, на котором присутствовали Боярская дума, освященный собор, воеводы, а также дети боярские и дворяне «большие» (очевидно, московские).

Иван IV объявил боярам и дворцовым чинам, что «до его царьскаго возраста от них и от их людей [д]етем боярским и христианом [ч]инилися силы и продажи и обиды великие в землях и в холопех и в иных во многих делех и они бы вперед так не чинили» под угрозой опалы. В свою очередь и бояре били челом царю, чтобы он «опали им не учинил некоторые». Если же «дети боярьские и христьяне на них и на их людей учнут бити челом о каких делех ни буди, государь бы их пожаловал, давал им и их людем с теми детми боярьскими и со христьяны суд». Царь пожаловал как бояр, которым он заявил, что «сердца на вас в тех делех не держу и опалы на вас ни на кого не положу», так и воевод и детей боярских, которых «наказал всех с благочестием умилне».

28 февраля парь вместе с митрополитом Макарием и боярами «уложил, что во всех городех Московьские земли наместником детей боярьских не судити [н]и в чем, опричь душегубства и тать[бы] и розбоя с поличным; да и грамоты свои жаловальные о том во все городы детем боярьским послал» [1371]1371
  С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 296.


[Закрыть].

Февральское совещание 1549 г. («Собор примирения») было фактически первым Земским собором. Его созыв знаменовал превращение Русского государства в сословно-представительную монархию, создание центрального сословно-представительного учреждения [1372]1372
  См. С. В. Юшков, К вопросу о сословно-представительной монархии в России, стр. 43–44; М. Н. Тихомиров, Сословно-представительные учреждения (земские соборы) в России XVI века, стр. 4–9.


[Закрыть]. Правда, совещание 1549 г. не обладало всеми чертами позднейших соборов: на нем не участвовали представители городского торгово-ремесленного населения (они впервые были участниками Земского собора только в 1566 г.), совещание, вероятно, не носило выборного характера. Но чрезвычайно важно было то, что важнейшие государственные мероприятия начинают приниматься с санкции представителей господствующего класса, в числе которых значительную роль играли дворяне.

Решение Собора 1549 г. показывало, что правительство собиралось в дальнейшем использовать поддержку как боярства, так и дворян. Оно недвусмысленно намекало, что феодальная аристократия должна поступиться рядом своих привилегий в пользу основной массы служилого люда.

Отмена подсудности дворян наместнической власти (в дальнейшем санкционированное статьей 64 Судебника 1550 г.) означала постепенное оформление сословных привилегий дворянства.

В связи с тем, что в феврале 1549 г. решено было «давать суд», если «дети боярские и христиане» обратятся с челобитием («учнут бити челом») на бояр, казначеев и дворецких, как установил С. О. Шмидт, создается особая Челобитная изба, которой ведал Алексей Адашев и, возможно, Сильвестр [1373]1373
  С. О. Шмидт, Челобитенный приказ в середине XVI столетия, стр. 447.


[Закрыть]. Автор Пискаревского Летописца так описывает деятельность Адашева как главы Челобитной избы: «А кому откажет, тот вдругорядь не бей челом; а кой боярин челобитной волочит, и тому боярину не пробудет без кручины от государя; а кому молвит хомутовкою (т. е. уличит в плутовстве. – А. 3.), тот болыни того не бей челом, то бысть в тюрьме, или сослану. Да в ту же пору был поп Силивестр и правил Рускую землю с ним заодин, и сидели вместе в ызбе у Благовещения» [1374]1374
  «Материалы по истории СССР», вып. II, стр. 56.


[Закрыть]

Ряд возражений С. О. Шмидту сделал И. И. Смирнов. Он обратил внимание на то, что местоположение Челобитенного приказа по Штадену иное (юго-восточный угол Кремля), чем место избы у Благовещения. Ему кажется также сомнительным, чтоб Адашев сидел в одной канцелярии вместе с попом Сильвестром. Наконец, статьи 7–8 Судебника говорят о подаче челобитных не в Челобитную избу, а вообще боярам и приказным людям [1375]1375
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 222–229.


[Закрыть]. Действительно, местоположение Челобитной избы в середине XVI в. не вполне ясно: у Благовещения находилось помещение казны, о которой и мог упоминать автор Пискаревского Летописца. Не будучи формально казначеем, Адашев в 50-х годах XVI в. фактически возглавлял деятельность государевой казны [1376]1376
  В. А. Кучкин, Жалованная грамота тверскому Афанасьевскому монастырю 1555 г. («Исторический архив», 1960, № 1, стр. 220–221).


[Закрыть]. Но во всяком случае связь возникновения Челобитной избы с реформами середины века несомненна. К 1562 г. ее существование документально засвидетельствовано описью Царского архива [1377]1377
  ААЭ, т. I, № 189, стр. 349; «Описи царского архива…», стр. 37.


[Закрыть].

В Челобитную избу поступали челобитные на имя государя, здесь же по ним принимались решения. Челобитная изба была своего рода высшим апелляционным ведомством и контрольным органом, надзиравшим над другими правительственными учреждениями [1378]1378
  С. О. Шмидт, Челобитенный приказ в середине XVI столетия, стр. 450–451.


[Закрыть].

Одновременно с «Собором примирения» происходили заседания и церковного собора, который в дополнение к канонизированным в 1547 г. 23-м русским «святым» установил церковное празднование еще 16 «святых» и рассмотрел жития этих «чудотворцев» [1379]1379
  Время заседания собора устанавливается по речи Грозного на Стоглаве, где царь говорит, что в «19-е лето возраста моего, по нашему наказу… каноны новых чудотворцов, жития их и чудеса на соборе полагают и свидетельствуют» («Стоглав», СПб., 1863, стр. 37). Иван Грозный родился 25 августа 1530 г., т. е. в 7038 г. Отсюда собор следует датировать 7057 г., т. е. сентябрем 1548 – августом 1549 г. И действительно, Петр, царевич Ордынский, был канонизирован в 7057 г. (В. О. Ключевский, Древнерусские жития святых… стр. 40). В середине XVI в. церковные соборы обычно заседали в ноябре – феврале. Например, в феврале 1547 г. – собор о канонизации русских святых, в феврале 1551 г. – Стоглав, в декабре 1553 – январе 1554 г. – собор на Матвея Башкина и Артемия. Скорее всего около февраля происходили заседания церковного собора и в 1549 г., ибо в это время члены освященного собора находились в Москве, принимая участие в заседаниях «Собора примирения». (См. также Е. Максимович, Церковно-земский собор 1549 г. – «Записки Русского научного института в Белграде», вып. 9, Белград, 1933, стр. 5—14). К февралю – марту 1549 г. относит церковный собор С. О. Шмидт, указавший, в частности, на то, что 10 марта состоялось поставление суздальским епископом Трифона, а 17 марта – ростовским архиепископом Ни-кандра (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 157; С. О. Шмидт, Правительственная деятельность А. Ф. Адашева, стр. 85).


[Закрыть]. В числе канонизированных были виднейшие церковные иерархи (архиепископы новгородские Нифонт и Евфимий, епископ Стефан Пермский), русские князья (князь Всеволод-Гавриил Псковский, князь Михаил Ярославич Тверской) и ряд основателей монастырей (Савва Вишерский, Ефросин Псковский, Григорий Пельшемский) [1380]1380
  Подробнее см. Е. Е. Голубинский, История канонизации святых в русской церкви, стр. 103–104.


[Закрыть]В условиях роста реформационного движения церковь канонизацией своих видных деятелей стремилась укрепить свой падающий авторитет.

* * *

После февральских соборов правительственная деятельность в 1549 г. развернулась в различных областях.

Рост народных движений в городе и деревне заставил возобновить проведение губной реформы, замедленное после торжества Шуйских в 1542 г. 27 сентября 1549 г. был выдан губной наказ крестьянам Кириллова монастыря [1381]1381
  ААЭ, т. I, № 224. Сохранились глухие сведения о губном наказе 9 октября 1549 г., выданном крестьянам Судекой волости, Белозерского уезда, и о сентябрьском наказе 1550 г. крестьянам Кириллова монастыря того же уезда (Н. Е. Носов, Губной наказ Новгородской земле 1559 г. – «Исторический архив», 1959, № 4, стр. 212).


[Закрыть]. Этот наказ свидетельствовал о росте влияния дворянства: так, если по грамотам 1541 г., которые получил Троице-Сергиев монастырь, разбойные дела должны были ведать выбранные из крестьян десятские, пятидесятские и сотские [1382]1382
  ААЭ, т. I, № 194.


[Закрыть], то теперь губные дела передавались в ведение выборных губных старост из числа детей боярских. Восстанавливалось полностью в своих правах центральное ведомство по разбойным делам – комиссия бояр, «которым разбойные дела приказаны» [1383]1383
  До этого даже в конце 1548 г. верховный контроль над губными делами, во всяком случае касающихся иммунитета, осуществлял дворецкий Большого дворца (П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, Приложения, стр. 460).


[Закрыть]. Кирилловскую грамоту скрепил своею подписью дьяк Борис Щекин, которого в 1555 г. мы находим сидящим в Разбойной избе [1384]1384
  А. А. Зимин, Губные грамоты XVI века из Музейного собрания, стр. 225; «Памятники русского права», вып. IV, стр. 359.


[Закрыть]. Так постепенно зарождался будущий Разбойный приказ.

Если Разбойная изба оформилась лишь к 1555 г., то ряд других «изб» возник, очевидно, уже в 1549 г., хотя долгое время связь этих «изб» с казною все же сохранялась [1385]1385
  Для организации новых учреждений потребовалось строительство в Кремле специальных помещений – изб. Об этих помещениях к началу 70-х годов см. Г. Штаден, указ. соч., стр. 79–85. Из их названий возникли первоначальные наименования учреждений (зарождающихся приказов) – «избы». Дьяки, входившие в штат, иногда назывались «избными», или «палатными» (статья 26 Судебника 1550 г.). Название «изба» постепенно вытеснило старый термин «палата», который применялся в первой половине XVI в. для наименования помещения казны («Казенная палата» – в 1529, 1537 гг., см. Сб. РИО, т. XXXV, стр. 787; т. LIX, стр. 65 и др.) и других зданий в Кремле. Термин «Посольная» (Посольская) палата встречается еще в документах 1565, 1578, 1586 гг. (Н. П. Лихачев, Библиотека и архив московских государей в XVI столетии, стр. 89).


[Закрыть]. В отличие от дворцов размежевание между «избами» прежде всего происходило по функциональному различию, а не по территориальному. Это свидетельствовало о значительном успехе централизации управления.

Однако пережитки феодальной раздробленности в стране не были еще ликвидированы, поэтому значительная часть изб не порывала окончательно с территориальным принципом управления. Это особенно было заметно в судебно-финансовых приказах-избах и в приказах, которые наряду с основными имели финансовые прерогативы.

Первоначально избы получали название не по функциям, которые они исполняли, а по дьякам, которые ими руководили [1386]1386
  См., например, о ведомстве дьяка Ю. Сидорова (П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 266 и след.).


[Закрыть]. Наиболее раннее свидетельство об «избе» как учреждении относится к 1548 г. В 1543 г. упоминается Конюшенный двор [1387]1387
  С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292.


[Закрыть], а в 1548 г. говорится уже о Конюшенной избе [1388]1388
  ПКМГ, т. I, отд. 2, стр. 245. В рассказе о пожаре 1547 г. упоминается Пушечная изба, но еще как помещение (С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292).


[Закрыть], которая еще входит в ведомство конюшего. К 1547/48 г. относится первое упоминание Сытного дворца [1389]1389
  С. А. Шумаков, Обзор, вып. III, стр. 169. Сытники великого князя упоминаются еще в 1531/32 г. (там же, стр. 47–48). Сытный, Хлебный (Хлебенный) и Котшовой дворцы упоминаются также в источниках 1563 г. (АИ, т. Т, № 171); 1564 г. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 394) и 1573 г. (Д. Н. Альшиц, Новый документ о людях и приказах опричного двора Ивана Грозного после 1572 г. – «Исторический архив», т. IV, 1949, стр. 51, 55, 58).


[Закрыть]. Гораздо интереснее история возникновения Посольской избы или избы дьяка И. М. Висковатого, как она вначале называлась. Датой основания этой избы в литературе считается поручение посольского дела казенному подьячему Висковатому: «В 57-м году… приказано посольское дело Ивану Висковатого, а был еще в подьячих» [1390]1390
  С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 26.


[Закрыть]. Уже в 1549 г. в источниках упоминается изба подьячего Висковатого, ставшего в конце этого же года дьяком [1391]1391
  С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 25–28. Изба дьяка Висковатого упоминается под 1553, 1556 и др. годами. В 1564 г. впервые говорится уже о Посольской избе (см. подробнее П. П. Лихачев, Библиотека и архив московских государей в XVI столетии, стр. 69)..


[Закрыть]. Так постепенно из казны выделилась Посольская изба как учреждение с определенными функциями и штатом, возглавлявшаяся дьяком. Первоначально с руководством дипломатическим ведомством Висковатый совмещал функции «кормленого дьяка», оставшиеся за ним в силу связи Посольской избы с государевой канцелярией – казною [1392]1392
  Висковатый выполнял обязанности кормленого дьяка в 1555–1561 гг., т. е. до получения им чина печатника (П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 228–233 и др.).


[Закрыть]. Зто совмещение давало возможность финансировать потребности учреждения, но зато усложняло его деятельность. Вместе с тем Эти дополнительные обязанности были явным пережитком и постепенно их значение все уменьшалось [1393]1393
  Совмещали исполнение посольских и четвертных функций и дьяки А. Васильев (1562–1670 гг.) и В. Я. Щелкалов (1570–1594 гг.), заменившие в Посольской избе Висковатого (Там же, стр. 356–380 и др.).


[Закрыть]. В октябре 1550 г. мы уже имеем свидетельство о существовании Ямской избы [1394]1394
  Н. П. Лихачев, Библиотека и архив московских государей в XVI столетии, стр. 57; М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 16.


[Закрыть].

О возникшей вскоре после февральского собора 1549 г. Челобитной избе нам уже приходилось говорить выше.

Оформление к 1550 г. Ямской избы, ведавшей сбором основного налога – ямских денег, неслучайно: правительство в это время изыскивало пути к укреплению государственных финансов.

Важнейшее изменение, происшедшее в организации ямской службы в середине XVI в., сводилось к тому, что население отныне переставало само выполнять ямскую повинность, стоя на ямах с подводами и делая ямские дворы [1395]1395
  См., например, грамоту 1543 г. (ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 540), грамоту 1545 г. («Исторические акты ярославского Спасского монастыря», т. I, № XIII) и др.


[Закрыть], а должно было приискивать особых лиц – «ямских охотников», на содержание которых оно платило наряду с ямскими деньгами еще и «подмогу» [1396]1396
  И. Я. Гурлянд, указ. соч., стр. 85.


[Закрыть]. Обеспечение этих охотников во многом напоминало комплектование служилых людей по прибору и в частности стрельцов. Организация ямских слобод в конце 50-х годов XVI в. [1397]1397
  И. Я. Гирлянд, указ. соч., стр. 90–91.


[Закрыть]содействовала налаживанию службы связи, одного из основных нервов в государственном аппарате.

1549 г. был годом активного наступления на иммунитетные привилегии духовных феодалов. Еще к 1548 г. относится первая попытка в этом направлении: Николо-Песношский монастырь был отныне обязан платить ямские деньги, от сбора которых его только недавно (в 1547 г.) освободили [1398]1398
  С. М. Каштанов, Очерки по истории феодального иммунитета в Русском государстве XVI в., дипломная работа, защищенная в Историко-архивном институте (рукопись), стр. 47.


[Закрыть].

4 июня 1549 г. в Дмитров послали грамоту, согласно которой ряд монастырей (Симонов, Песношский и др.) лишался права беспошлинной торговли в Дмитрове, Кимрах и Рогачеве. Правда, крупнейшие монастыри (Троице-Сергиев, Соловецкий, Кириллов и Новодевичий) свои тарханные привилегии сохраняли [1399]1399
  РИБ, т. XXXII, № 172, стб. 295.


[Закрыть].

В новых жалованных грамотах, выданных в 1549 г., как правило, нет уже освобождения иммунистов и от главных прямых налогов – ямских денег и посошной службы, т. е. фактически выдача тарханных грамот прекратилась [1400]1400
  С. М. Каштанов, дипломная работа, стр. 474.


[Закрыть].

* * *

К концу 1549 г. все настойчивее и настойчивее стали раздаваться голоса, подталкивавшие правительство на проведение реформ. Царю подал свой проект преобразований Ермолай-Еразм, предлагавший ценою некоторых уступок «ратаям» предотвратить возможность новых крестьянских «волнений скорбных». Ермолай-Еразм намечал меры по унификации системы поземельного обложения, по обеспечению землей служилого люда и т. п.

Разносторонностью и вдумчивостью отличались проекты И. С. Пересветова, защитника сильной самодержавной власти. Централизация суда и финансов, кодификация законов, создание постоянного войска, обеспеченного денежным жалованием, – вот только некоторые из предложений этого «воинника»-публициста, выражавшего думы и чаяния передовой части дворянства, затронутого реформационно-гуманистическим движением [1401]1401
  Подробнее см. А. А. Зимин, И. С. Пересветов и его современники, стр. 339–405.


[Закрыть].

Еще в ноябре 1547 – марте 1548 г. состоялся большой поход на Казань [1402]1402
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 458.


[Закрыть]. Несмотря на личное участие царя, это крупное военное мероприятие окончилось неудачей. Казанская проблема оставалась нерешенной, а от нее зависело и обеспечение безопасности юго-восточных рубежей государства и дальнейшее развитие Экономических и культурных связей со странами Востока.

В ноябре 1549 г. начался новый поход на Казань. Одной из страшных язв в организации русских вооруженных сил было местничество. Местнические споры воевод не раз губили даже хорошо организованные военные экспедиции. Мы уже говорили, например, о неудаче похода на Казань 1530 г., когда город не был взят из-за споров «о местех» князей Глинского с Бельским. Поэтому ^правительство решило начать военную реформу с ограничения местничества. Еще накануне казанского похода, очевидно, в ноябре, Иван IV после совета с боярами издал приговор «о местех в воеводах и в всяких посылках в всяком розряде не местничатися, кого с кем куды ни пошлют, чтобы воиньскому делу в том порухи не было; и всем бояром тот был приговор люб» [1403]1403
  «Памятники русского права», вып. IV, стр. 576–577.


[Закрыть].

Текст приговора не сохранился. Известно лишь, что его дважды подтвердили во время похода на Казань; во Владимире [1404]1404
  «И в Володимере перед митрополитом з бояры тот же приговор был и в Нижнем Новегороде тако ж» («Памятники русского права», вып. IV, стр. 577).


[Закрыть](декабрь 1549 г.) и в Нижнем Новгороде (январь 1550 г.).

Запись о приговоре во Владимире До нас дошла в разрядных книгах. Согласно этой записи, на время казанского похода все местнические счеты между служилыми людьми отменялись («розни бы и мест меж их однолично никоторые не было… для земского дела все ходили без мест»). Все местнические счеты должны были быть разобраны по возвращении из похода («А кому будет каково дело о счете, и как оже даст бог с своего дела и с земского придет, и государь им счет тогды даст») [1405]1405
  ДРК, стр. 137.


[Закрыть]. По мнению М. Н. Тихомирова, во Владимире состоялось заседание Земского собора, на котором царь советовался с боярами и детьми боярскими по вопросам, связанным с началом похода против Казани [1406]1406
  С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа 1512 г., стр. 297–298; М. Н. Тихомиров, Сословно-представительные учреждения (земские соборы) в России XVI в., стр. 8–9.


[Закрыть].

Владимирский приговор (декабрь 1549 г.) сохранился не только в записи разрядных книг, но и в одной дефектной копии, изданной П. Свиньиным [1407]1407
  «Отечественные записки», 1826, ч. 28, стр. 427–428; переиздан Н. П. Лихачевым в его книге «Разрядные дьяки XVI в.», стр. 235–237, а также в «Памятниках русского права», вып. IV, стр. 598–599.


[Закрыть]. В этом списке имеются пометы дьяка Ивана Елизарова, печатника и дьяка Никиты Фуникова и дьяков Андрея Васильева и Угрима Львова, говорящие о том, что список восходит к официальному тексту. После слов «велел написати» идут слова: «дьяком своим Ивану Елизарову с товарищи велел руки свои приложити». В конце документа помещена фраза: «Дьяк Андрей Васильев уложил о наряде и применения ему доведется разряде».

Список Свиньина дает более точные сведения о приговоре 1549 г., чем запись разрядной книги. Приговор 1549 г. был принят как чрезвычайная мера. Однако он был явно недостаточным. Об этом свидетельствуют местнические споры воевод под Казанью, чем в известной мере объясняется неудача похода («ино всякой розместничается на всякой посылке и на всяком деле») [1408]1408
  «Памятники русского права», вып. IV, стр. 577.


[Закрыть]. Все это заставило Ивана IV, еще находясь под Казанью, поставить более широко вопрос о проведении военной реформы и других преобразований.

Правительственная программа сохранилась в одном любопытном проекте из сборника волоколамского игумена Ефимия Турков [1409]1409
  Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, QXVII, № 50, л. 332 об. – 339.


[Закрыть], ученика видного церковного деятеля середины XVI в., участника Стоглавого собора новгородского архиепископа Феодосия. Впервые издал текст проекта И. Н. Жданов, приурочивший его к Стоглавому собору, ибо по своему стилю и содержанию он напоминал царские вопросы на Стоглаве, помещенные также в сборнике [1410]1410
  И. Н. Жданов, Сочинения, т. I, СПб., 1904, стр. 174. К И. Н. Жданову присоединился А. И. Маркевич (См. А. И. Маркевич, указ. соч., стр. 270). Точку зрения И. Н. Жданова на время составления вопросов в последнее время разделяет И. И. Смирнов (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 486–488). Последнее издание проекта см. «Памятники русского права», вып. IV, стр. 576–580.


[Закрыть].

Н. Кононов не согласен с датировкой И. Жданова. Он обратил внимание, что в проекте ставился вопрос о монастырских слободах, тогда как он был решен в сентябрьском приговоре 1550 г.; таким образом, проект, по его мнению, мог быть составлен только до сентября 1550 г. [1411]1411
  Н. Кононов, Разбор некоторых вопросов, касающихся Стоглава («Богословский вестник», 1904, № 4, стр. 696–699). И. И. Смирнов считает, что сентябрьский приговор не разрешил вопроса о монастырских слободах и вопрос этот вновь обсуждался на Стоглавом соборе, а этот факт якобы сближает во времени «вопросы» с временем подготовки Стоглавого собора (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 486). Но умолчание о сентябрьском приговоре 1550 г. при одновременной ссылке на «дедовы и батьковы» уставные книги может быть объяснено только тем, что «вопросы» составлялись еще до сентября 1550 г


[Закрыть]С. О. Шмидт относит составление проекта реформы к июню – июлю 1550 г., основываясь на отсутствии в нем упоминания об июльском приговоре 1550 г. относительно отмены местничества (решения о местничестве конца 1549 – начала 1550 г. там отмечаются). С. О. Шмидт связал проект с предполагаемыми им заседаниями Земского собора, который могли иметь место в июне – июле 1550 г. [1412]1412
  С. О. Шмидт, диссертация, стр. 73–75.


[Закрыть]

Однако есть основания для более точной датировки памятника. Проект реформ во всяком случае составлен до издания Судебника Ивана IV в июне 1550 г., ибо в нем имеются ссылки на «уставные книги» Ивана III и Василия III и ни слова нет о Судебнике Ивана IV, хотя поднимаются вопросы, так или иначе нашедшие отражение в Этом законодательном своде (например, о боярском землевладении). Тот факт, что Судебник до Стоглавого собора, возможно, не был еще действующим кодексом, отнюдь не уменьшает убедительности этого аргумента, ведь как раз в «вопросах» царя и представлялся случай, ставя перед митрополитом и боярами некоторые положения Этого кодекса, сослаться на составленный в июне 1550 г. текст законодательного кодекса или хотя бы как-то его использовать. Однако никаких следов влияния Судебника «в вопросах» не обнаруживается.

Проект не мог быть составлен ранее похода на Казань, т. е. ранее ноября 1549 – марта 1550 г. Но вероятнее всего, что царь отдал распоряжение о составлении проекта еще под Казанью. Проект, составленный в виде царских предложений, обращенных к церковному собору, князьям и боярам, начинается с упоминания об ограничении местничества, которое было проведено во время этого похода. По тексту получается, что во время написания проекта царь находился под Казанью: «И как приехалих Казани, и с кем кого ни пошлютна которое дело, что всякая розместничается… бывает дело не крепко; и отселе куды кого с кем посылаюбез мест… всякому делу помешька бывает» [1413]1413
  По И. И. Смирнову, в «вопросах» говорится о пребывании царя под Казанью в прошедшем времени (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 487). В тексте в прошедшем времени сообщается лишь о самом факте прибытия под Казань («приехали»), а не о посылках воевод из-под Казани («пошлют»). Да и фраза о посылке «без мест» имеет в виду то же местопребывание царя, что и предшествующий текст (иначе теряет смысл выражение «отселе»); первый случай говорит о местничестве воевод, а второй – о ссорах воевод тогда, когда приговор о местничестве формально соблюдался.


[Закрыть](Курсив наш. – А. 3.).

Царь отправился под Казань из Нижнего Новгорода 23 января 1550 г., а вернулся в Москву в марте 1550 г. Таким образом, разбираемый проект был написан около февраля 1550 г. [1414]1414
  ДРК, стр. 137; ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 160. Примечательно, что соборные заседания с рассмотрением проектов государственных преобразований происходили в феврале и 1549 и 1551 гг. Интересна статья проекта о том, чтобы над ногайскими послами «наши никоторого лиха не чинили». В начале февраля 1549 г. в ответ на ногайское посольство, просившее помощи для борьбы с Турцией и Крымским ханством, отправлено было первое русское посольство после пятилетнего перерыва (Е.Н. Кушева, указ. соч., стр. 242–243). 12 апреля 1550 г. получили «отпуск» ногайские послы, зимовавшие в Москве (Продолжение ДРВ, ч. 8, стр. 218). Возможно, что статья о «нагаях» составлена в связи с пребыванием ногайского посольства в Москве.


[Закрыть]Если поводом для его составления было местничество воевод под Казанью, то причины Этого лежали глубже; они коренились в необходимости серьезных преобразований государственного аппарата, к которым было приступлено еще в феврале 1549 г. [1415]1415
  Проект этот удивительным образом перекликается с предложениями Ермолая-Еразма, высказанными в его сочинении «Благохотящим царям правительница и землемерие»; в проекте затронут и вопрос о мыте, корчмах, о переписи и о поместьях в связи с военной службой, т. е. все те вопросы, которые волновали Ермолая-Еразма. Очевидно, этот публицист писал тогда же, когда и составлялся проект реформ.


[Закрыть]

Уже в преамбуле царских вопросов ставилась задача издания законов, которые должны были восстановить порядок, существовавший при Иване III и Василии III [1416]1416
  «Как было… при деде, и при отце моем, при великом князе Василье Ивановиче, всякие законы, тако бы и ныне устроити» («Памятники русского права», вып. IV, стр. 576–577).


[Закрыть]. Ссылка на «отца» и «деда», встречающаяся позднее в законодательстве середины XVI в. [1417]1417
  См., например, ссылки на уложения Ивана III и Василия III по земельному вопросу в приговоре 11 мая 1551 г. (Там же, стр. 524).


[Закрыть], означала, что реформам старались придать вид мероприятий, направленных против тех злоупотреблений властью боярами, которыми были наполнены «несовершенные годы» самого Ивана IV. Тот же мотив мы встречаем и в речах Ивана IV на февральском соборе 1549 г. и в Стоглаве и в его письмах к Курбскому.

Но, конечно, это была лишь та идеологическая форма, в которую облекались новые правовые установления.

После постановки вопроса об отмене местничества в проекте излагался ряд соображений о необходимости навести порядок в вотчинном и поместном праве. По мнению автора проекта, необходимо было провести проверку земельных владений (вотчин, поместий) и кормлений с целью выяснения размеров владений и исполнения воинских обязанностей служилыми людьми. В результате Этого пересмотра можно было перераспределить имеющийся в распоряжении служилых людей земельный фонд, чтобы обеспечить малоземельных и безземельных феодалов. Дворянский смысл земельного проекта бесспорен. Несмотря на то, что хотели перераспределение провести «по достоиньству» (т. е. с учетом служебной и родовой иерархии), оно нарушало исконные вотчинные права феодальной аристократии.