Текст книги "Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)"
Автор книги: Александр Зимин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Глава VIII
ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ РЕФОРМ
ПЕРЕХОД К ПОЛИТИКЕ НАСТУПЛЕНИЯ НА БОЯРСКУЮ АРИСТОКРАТИЮ
РЕФОРМЫ 1553–1560 гг
Первые преобразования, проведенные правительством компромисса, уже вскоре после их осуществления дали свои плоды. Присоединение Казани в 1552 г., безусловно, было ускорено благодаря военным реформам 1549–1552 гг.: известна, в частности, та большая роль, которую сыграли стрелецкие полки в штурме Казани.
При всем этом реформы первого периода правления Адашева были куплены дорогой ценой. Централизация государственного аппарата проходила за счет усиления феодально-крепостнической эксплуатации. Крестьяне и ремесленники несли на себе всю тяжесть новых налогов. Это из среды крестьян набиралась посошная рать, а из среды горожан – войско пищальников. Тяжесть фискального гнета была одной из причин, приводивших к разорению и обнищанию крестьянства. Именно к пятидесятым годам относится начальный момент того запустения центра, которое приобрело столь огромные размеры позднее в 60–80-х годах XVI в. Уже в 50-х годах XVI в. замечается обезлюдение части деревень Новгородской области. Бегство крестьян в дальнейшем примет еще более широкие размеры [1650]1650
И. Л. Перельман, указ. соч., стр. 167.
[Закрыть]. Писцовая книга Бежецкой пятины 1564 г. сравнительно с книгой 1551 г. дает картину начавшегося запустения новгородских деревень. Касаясь причин «захудания крестьян», писцы отмечали и «царевы подати», и «помещиково воровство», и «насильство» [1651]1651
А. М. Гневушев, указ. соч., стр. 57.
[Закрыть]. Представители местной администрации пользовались первым удобным случаем, чтобы взыскивать поборы или штрафы с крестьян. Они же в самую страдную пору вызывали крестьян на суд, отрывая их от работ, – «сроки на них наметывают, частые в деловую пору, – читаем мы в жалобе 1557 г. старцев одного монастыря, – и манастырския деи крестьяне от того бежат из-за них вон» [1652]1652
Амвросий, указ. соч., ч. 4, стр. 709; АГР, т. I, № 80, стр. 221. Кашинские наместники и их тиуны, согласно жалобе властей Троице-Сергиева монастыря, судят монастырских крестьян «силою и мыти и всякие пошлины на них емлют» (Троице-Сергиев м., кн. 527, л. 482).
[Закрыть]. Ответом на реформы начала 50-х годов было дальнейшее усиление борьбы крестьянства и посадских людей. Если с открытыми восстаниями горожан правительству Адашева удалось покончить, то этого нельзя сказать о его борьбе с другими формами классового протеста народных масс.
Одной из форм сопротивления крестьян феодальному нажиму был отказ от выполнения предписаний государственной власти и распоряжений господ. Не слушались властей ярославского Спасского монастыря в 1555 г. крестьяне соседних с ним деревень [1653]1653
«Исторические акты ярославского Спасского монастыря», т. I, № 19, стр. 20.
[Закрыть]. В грамоте на Двину от 6 декабря 1557 г. говорилось об «ослушании» крестьян при уплате ими налогов [1654]1654
П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 428–431.
[Закрыть].
Это были не единичные случаи. В земских грамотах 1555 г. говорилось, что «посадцкие и волостные люди под суд и на поруки не даютца» наместникам и их людям, «кормов им не платят, и их бьют» [1655]1655
С. А. Шумаков, Губные и земские грамоты Московского государства, стр. 110; ср. ААЭ, т. I, № 214, 243.
[Закрыть].
Об убийствах кормленщиков – наместников и волостелей – специально рассказывается в летописной записи об отмене кормлений под 1555/56 г. По словам ее автора, «тех градов и волостей мужичья многие коварства содеяша и убийства их (т. е. кормленщиков. – А. 3.) людем; и как едут с кормлений, и мужики многими искы отъискывают, и много в том кровопролития и осквернениа душам содеяша… и многие наместникы и волостели и старого своего стяжаниа избыша, животов и вотчин» [1656]1656
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 267.
[Закрыть].
Продолжались выступления «разбойников» в различных уездах Русского государства. До нас дошли губные наказы 1555 г. в города Медынь, Владимир, Переяславль Рязанский, Старую Рязань [1657]1657
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 176–185; А. А. Зимин, Губные грамоты XVI в., стр. 210–229.
[Закрыть], 1556 г. – в Зубцовский уезд [1658]1658
Акты Юшкова, № 178, стр. 155–161.
[Закрыть]и 1559 г. – в Новгород [1659]1659
Архив ЛОИИ, Собр. Лихачева, № 228, л. 75–81.
[Закрыть], свидетельствующие о том, что «разбои» уже не только были обычным явлением северных и центральных районов России, но и распространились на юг страны. В губных наказах середины 50-х годов уже не просто упоминаются «разбои», а «разбои и татбы великие» (подчеркнуто нами. – А. 3.) [1660]1660
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 179.
[Закрыть].
В борьбу с «разбоями» активно включается и администрация крупнейших духовных корпораций. Так, в октябре 1555 г. власти Троице-Сергиева монастыря составили специальный приговор, которым запрещалось под угрозой денежного штрафа держать в селе Присеки Бежецкого уезда скоморохов, татей и разбойников. Сотскому вменялось в обязанность «татей или разбойников, поймав, отвести к старостам губным» [1661]1661
ААЭ, т. I, № 244.
[Закрыть].
Вероятно, в связи с нарастанием сопротивления народных масс в 1554/55 г. в Москве состоялись массовые казни посадских людей. По сообщению одного летописца, Иван IV «велел казнити торговых многих людей и гостей на Пожаре площеди, многое множество казненных, идеже ныне стоит храм во рву на костях казненных и убиенных, на крови поставленный» [1662]1662
Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина, Музейное собр., № 4848, л. 75 об.; ср. Q № 732, л. 166 (Государственная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина); ЦГАДА, Рукописные книги МИД, № 13/14, л. 78 об.; № 94а, л. 45 об. – 46; Собр. Мазурина, № 522, л. 228.
[Закрыть].
Одной из наиболее ярких форм классовой борьбы середины XVI в. было реформационное движение. В России, как в Польше и в ряде других стран, в силу недостаточного развития бюргерской оппозиции большой удельный вес в реформационном движении приобрели представители дворянства. Мелкое дворянство имело ряд общих интересов с горожанами, их общими врагами были светские и церковные магнаты.
В дворянской среде, затронутой реформационным движением, создается кружок Матвея Башкина. К началу 50-х годов XVI в. М. Башкин занимал видное место среди верхушки дворянства. Очень интересны социальные взгляды этого вольнодумца, выступавшего против полного холопства и кабальной зависимости. Гораздо дальше шел в своих взглядах «еретик» Феодосий Косой. Беглый холоп одного из царских вельмож, он выражал интересы крестьянской бедноты и городского плебса. «Рабье учение» Ф. Косого включало в себя проповедь неповиновения властям, развивало идеи равенства, непризнания войн и т. д. [1663]1663
Подробнее см. А. А. Зимин, И. С. Пересветов и его современники, стр. 168 и след.
[Закрыть]
Напуганное подъемом реформационного движения, правительство Ивана IV приняло чрезвычайные меры по ликвидации «вольномыслия» еретиков, поддержав инквизиционные процессы, которые были организованы осифлянским духовенством.
После того как царю в июне 1553 г. стало известно о «ереси» М. Башкина, он отдал распоряжение об организации следствия по делу о вольнодумном сыне боярском. В октябре 1553 г. состоялся церковный собор, осудивший М. Башкина, и в декабре 1553 г. он был доставлен в Волоколамский монастырь в заключение, очевидно, пожизненное [1664]1664
А. А. Зимин, Краткие летописцы XV–XVI вв., стр. 18.
[Закрыть]. Такая же судьба постигла и его соратников.
В ереси был обвинен и глава радикального направления нестяжателей – старец Артемий. В конце января 1554 г. его отлучили от церкви и отправили на «вечное заточение» в Соловецкий монастырь [1665]1665
ААЭ, т. I, № 239.
[Закрыть]. Единомышленники Артемия также были разосланы по монастырям. Наконец, около 1554/55 г. «поимали» и доставили в Москву для организации процесса Ф. Косого, которому, однако, удалось бежать из-под стражи и эмигрировать в Литву. В 1556/57 г. состоялся церковный собор, разбиравший дело ряда последователей Феодосия Косого из числа заволжских монахов [1666]1666
ААЭ, т. I, № 289, ящик 190.
[Закрыть].
* * *
Обострение классовой борьбы в 50-х годах XVI в. сопровождалось сложными коллизиями внутри господствующего класса. Если дворянство, не удовлетворенное половинчатыми мероприятиями правительства, ждало более решительного осуществления своих социально-политических требований, то феодальная аристократия, наоборот, настороженно относилась к попыткам наступления на ее привилегии. Но дальнейшее укрепление самодержавия было немыслимо без пересмотра княжеско-боярских владельческих прав и уменьшения роли боярства в управлении страной.
Попытка правительства решить земельный вопрос за счет духовных корпораций окончились неудачей, и дальнейшее наступление на духовных феодалов было прекращено, ввиду того что в условиях роста реформационного движения нужно было поддержать церковь, являвшуюся верной идеологической опорой самодержавия.
В разнородном по составу правительстве Алексея Адашева назревал конфликт. Обстоятельства этого конфликта, происшедшего в 1553/54 г., крайне запутаны немногочисленными и очень тенденциозными свидетельствами современников. До нас дошли три основных источника, повествующих о событиях 1553/54 г. Первый из них – текст Синодального списка Лицевого свода, говорящий о попытке бегства за рубеж князя Семена Лобанова-Ростовского в 1554 г., с припиской, в которой раскрываются обстоятельства этого побега [1667]1667
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 237–238.
[Закрыть]. Второй источник – письмо Ивана Грозного к Андрею Курбскому от 5 июля 1564 г., где говорится, что Адашев и Сильвестр во время болезни царя в марте 1553 г. хотели «воцарити» князя Владимира Старицкого [1668]1668
«Послания Ивана Грозного», стр. 40.
[Закрыть]. Наконец, третий источник – приписка к Царственной книге, где сообщается о боярском «мятеже» во время царской болезни [1669]1669
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 522–526.
[Закрыть]. Если первый источник как будто не вызывает никаких сомнений с точки зрения достоверности сообщаемых им сведений (об опале на князя С. Лобанова-Ростовского сообщается в дипломатической переписке 1554 г. [1670]1670
Сб. РИО, т. LIX, № 29, стр. 452–453.
[Закрыть]), то второй источник совершенно искажает события 1553 г.: Алексея Адашева в «измене» побоялся прямо обвинить даже составитель позднейшей версии о боярском «мятеже» – автор приписок к Царственной книге. Кроме того, в 1579 г. и Курбский отрицал, что он и его сторонники хотели возвести на престол князя Владимира Старицкого [1671]1671
РИБ, т. XXXI, стб. 133–134.
[Закрыть].
Подвергнув источниковедческому анализу текст приписок к Царственной книге, Д. Н. Альшиц пришел к выводу, что перед нами результат искажения действительности, ибо никакого боярского мятежа в марте 1553 г. на самом деле не было [1672]1672
Д. Н. Альшиц, Происхождение и особенности источников, повествующих о боярском мятеже 1553 г. («Исторические записки», кн. 25, стр. 266–292); его же, Крестоцеловальные записи Владимира Андреевича Старицкого и недошедшее завещание Ивана Грозного («История СССР», 1959, № 4, стр. 147–155).
[Закрыть], а имел место лишь тайный заговор князя Лобанова-Ростовского, о котором стало известно лишь в 1554 г. Об этом «мятеже», по мнению автора, не говорится ни в одном из достоверных источников, а трое его «участников» (Н. Фуников, Д. Курлятев и Д. Палецкий) в 1554 г. даже производили следствие по делу о бегстве князя С. Лобанова-Ростовского, хотя именно с этим деятелем их связал позднее автор летописных приписок. Рассказ о «мятеже», по мнению Д. Н. Альщица, составлен был около 1567/68 г. и имел целью дискредитировать тех, кто к этому времени стали политическими противниками Ивана Грозного.
В этих построениях Д. Н. Альщица есть рациональное зерно: приписки к Царственной книге, действительно, тенденциозно излагают события марта 1553 г., но они отнюдь не измышляют их. Прежде всего непонятно, почему составителю приписок понадобилось сделать Алексея Адашева сторонником кандидатуры царевича Дмитрия, а отца Этого временщика (Федора Адашева) – защитником кандидатуры Владимира Старицкого. Если б весь рассказ представлял сплошной вымысел, то его автор должен был бы очернить в первую очередь самого Алексея Адашева и боярина Ивана Федорова (Челяднина), как наиболее колоритные фигуры противников царя (для 1567/1568 гг.), а этого он не сделал. Рассказ приписок о «мятеже» 1553 г. в целом совпадает со сведениями о бегстве князя С. Лобанова-Ростовского. Вероятнее, что связи Д. Курлятева, Д. Ф. Палецкого и Н. Фуникова с князем С. Лобановым-Ростовским не были столь явными, чтобы в 1554 г. они были общеизвестны. Не укладывается и фактический состав «заговорщиков» 1553 г. в схему Д. Н. Алыщица о попытках царя очернить его идеологических противников. Так, в частности, не было оснований в 1567–1568 гг. для того, чтобы «клеветать» на Н. Фуникова: ведь еще в декабре 1568 г. он был казначеем и пользовался доверием царя [1673]1673
В. И. Савва, указ. соч., стр. 395.
[Закрыть](казнь его относится к 1570 г.). Князь Д. Ф. Палецкий вообще умер за десять лет до составления приписок и возводить на него «поклеп» не было надобности. С другой стороны, ориентация Палецкого на старицких князей весьма вероятна: ведь его сестра была замужем за В. П. Борисовым, племянницей которого была княгиня Ефросинья Старицкая [1674]1674
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 523.
[Закрыть].
Д. Н. Альшиц не упоминает, что в приписках к Царственной книге упоминается также князь И. М. Шуйский (отсутствует в рассказе о бегстве князя С. Лобанова-Ростовского). Выдумывать измену этого князя, умершего в почете в 1559 г., также не было необходимости. Но вот что особенно странно – это отсутствие среди «мятежников» 1553 г. Куракиных-Булгаковых, которые в 1554 г. были в заговоре вместе с князем С. Лобановым-Ростовским. Ведь в 1565 г. И. Куракин вместе с заговорщиком Д. Немым был пострижен в монахи, а в 1566 г. казнили Д. Куракина. Казалось бы, что именно Куракины должны были остаться среди «мятежников». Этого, однако, нет.
Итак, отрицать вероятность основного содержания приписок к Царственной книге нет никаких оснований.
Своеобразную оценку событий 1553 г. дает И. И. Смирнов, который считает бесспорным «высокую степень достоверности» сведений приписки Царственной книги [1675]1675
И. И. Смирнов, Очерки, стр. 483.
[Закрыть]. Доказывается этот тезис ссылками на крестоцеловальные записи, данные князем Владимиром Старицким в 1553 г. и 1554 г. Однако сам факт существования подобных записей не может служить «главным аргументом» в пользу достоверности приписок, ибо князь Владимир мог быть приведен к присяге в 1553 г. просто в связи с болезнью Ивана IV и крестоцелованием наследнику – царевичу Дмитрию, а в 1554 г. в связи с рождением нового наследника – Ивана Ивановича [1676]1676
Д. Н. Альшиц, Происхождение и особенности источников, повествующих о боярском мятеже 1553 г., стр. 283; его же, Крестоцеловальные записи… стр. 150–154.
[Закрыть].
Разбирая самое существо событий 1553 г., И. И. Смирнов считает, что речь шла об организации переворота в пользу Владимира Старицкого. В этой обстановке, по его мнению, в составе царского окружения произошел раскол: Захарьины остались верны царю, а Алексей Адашев и Сильвестр, не рассчитывая сохранить свое положение руководящих государственных деятелей при малолетнем Дмитрии, примкнули к «боярам-мятежникам» [1677]1677
И. И. Смирнов, Очерки, стр. 270.
[Закрыть]. Итак, оказывается, существо дела заключалось в борьбе за власть внутри единой группировки, которая ранее опиралась на дворянство. И– И. Смирнов не считается с тем, что по Царственной книге Алексей Адашев выступает как сторонник царя, а не Владимира Старицкого. По его мнению, позицию Алексея Адашева определяет не его кресто-целование Дмитрию, а поведение его отца [1678]1678
И. И. Смирнов, Очерки, стр. 271.
[Закрыть].
Никаких существенных изменений в политике до и после марта 1553 г., по мнению И. И. Смирнова, не произошло: продолжало действовать все то же стремление правительства в первую очередь удовлетворить интересы дворянства. Печальный эпизод, имевший место в 1553 г., означал «тяжелое поражение княжеско-боярской реакции» и только.
Нам представляется, что дело было значительно сложнее.
1 марта 1553 г. тяжело заболел Иван IV [1679]1679
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 523.
[Закрыть]. Многие даже предполагали, что болезнь будет иметь смертельный исход. В такой обстановке царь поспешил составить завещание («духовную свершити»), в которой обычно содержались распоряжения о судьбах государства после смерти московского государя [1680]1680
Духовная грамота 1553 г. до нас не дошла. Она потеряла уже вскоре законодательную силу из-за смерти царевича Дмитрия (упомянутого в ней наследника престола). Судя по завещанию Ивана IV 1572 г. (которое вероятно основывалось на духовной 1553 г.), одним из важнейших источников духовной 1553 г. было недошедшее до нас завещание Василия III (о нем см. А. А. Зимин, Княжеские духовные грамоты начала XVI в., Стр. 279–287).
[Закрыть]. Сразу же вслед за составлением духовной Иван IV отдал распоряжение привести к присяге наследнику престола, малолетнему («пеленочнику») сыну Дмитрию, старицкого князя Владимира и бояр. Сначала целовали крест ближние бояре: князь И. Ф. Мстиславский, князь В. И. Воротынский, И. В. Шереметев, М. Я. Морозов, Д. Р. Юрьев, посольский дьяк И. М. Висковатый, а также думные дворяне А. Ф. Адашев и И. Вешняков. Двойственную позицию занял ближний боярин князь Д. Ф. Палецкий, который присягнул Дмитрию, но одновременно сообщил Владимиру Старицкому, что готов ему служить и что не является противником его кандидатуры на русский престол. Ближний боярин Д. И. Курлятев и казначей Никита Афанасьевич Фуников объявили себя больными и приняли присягу значительно позже, «как уже мятеж минулся». Ходили упорные слухи, что они «ссылались» с князем Владимиром Старицким, ибо «хотели его на государство, а царевича князя Дмитрея для младенчества на государство не хотели» [1681]1681
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 523.
[Закрыть].
Подозрительную активность проявлял в это время двор князя Владимира Андреевича. Старицкий князь и его мать собрали своих детей боярских «да учали им давати жалование, денги». В ответ на это верные царю бояре заявили, что князь Владимир «не гораздо делает», и перестали его пускать к больному царю. Против этого с негодованием возражал близкий к старицкому князю протопоп Сильвестр, говоря: «Про что вы ко государю князя Володимера не пущаете? Брат вас, бояр, государю доброхотнее». Составитель вставки в Царственную книгу прибавляет от себя, что «оттоле бысть вражда межи бояр и Селиверстом и его съветники».
На следующий день после описанных событий к присяге начали приводить остальных бояр. Князь И. М. Шуйский хотел уклониться от этой процедуры, сказав, что «им не перед государем целовати не мочно». Ф. Г. Адашев согласился принести присягу царю и Дмитрию, но при этом сделал оговорку: «Захарьиным нам, Данилу з братиею, не служивати. Сын твой, государь наш, ещо в пеленицах, а владети нами Захарьиным Данилу з братиею. А мы уже от бояр до твоего возрасту беды видели многия» [1682]1682
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 524.
[Закрыть]. После этого между боярами разгорелся спор. «И бысть мятеж велик и шум и речи многия в всех боярех, а не хотят пеленичнику служити». Тогда к боярам обратился Иван Грозный, успокоив их тем, что к цело-ванью он сам их приводит и велит служить Дмитрию, а не Захарьиным [1683]1683
«А яз привожу к целованию и велю вам служити сыну своему Дмитрею, а не Захарьиным» (там же, стр. 525).
[Закрыть]. Только после этого заверения бояре присягнули Дмитрию. Выяснилось, между прочим, что не хотели присягать князь П. Щенятев, князь И. И. Пронский, князь С. Лобанов-Ростовский, князь Д. И. Немой. Все они ссылались на то, что не хотели быть «под Захарьиными», причем первые трое предпочитали служить князю Владимиру Старицкому [1684]1684
Они говорили: «Ведь де нами владети Захарьиным, и чем нами владети Захарьиным, а нам служити государю малому, и мы учнем служити старому – князю Володимеру Ондреевичю» (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 525).
[Закрыть].
После некоторого запирательства 12 марта 1553 г. дал крестоцеловальную запись и сам князь Владимир Старицкий [1685]1685
СГГиД, ч. 1, № 167, стр. 460–461.
[Закрыть]. Эта запись по формуляру совпадает с договором Василия III с Юрием Ивановичем Дмитровским от 24 августа 1531 г. [1686]1686
СГГиД, ч. 1, № 160–161; стр. 443–448. Подробнее см. И. И. Смирнов, Очерки, стр. 277–298.
[Закрыть]Свой рассказ о событиях 1553 г. автор вставки в Царственную книгу заключает следующими словами: «И оттоле быть вражда велия государю с князем Володимером Ондреевичем, а в боярех смута и мятеж, а царству почала быти в всем скудость» [1687]1687
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 526.
[Закрыть].
Попытаемся проанализировать основной смысл этого рассказа. Прежде всего посмотрим, какова была расстановка сил в Боярской думе. Из 32 бояр кандидатуру Владимира Андреевича поддерживали князь С. Лобанов-Ростовский, князь В. Щенятев, князь И. Пронский, вероятно, князь Д. Немой и князь И. М. Шуйский и, скорее всего, князь П. С. Серебряный, князь С. Микулинский, Булгаковы (очевидно, Юрий Михайлович, Федор Андреевич и Михаил Иванович) и «иные многие бояре» [1688]1688
О позиции П. С. Серебряного, С. Микулинского и Булгаковых-Куракиных говорит их поддержка С. Лобанова-Ростовского в событиях 1554 г. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 238). Среди «многих» бояр, возможно были князь Ф. И. Шуйский, князь П. И. Шуйский, князь А. Б. Горбатый (по обоснованному мнению Г. Н. Бибикова, см. его статью: «К вопросу о социальном составе опричников Ивана Грозного» – «Труды Государственного исторического музея», вып. XIV, М., 1941, стр. 20) и князь Ю. В. Темкин-Ростовский (родичи И. М. Шуйского) и брат П. С. Серебряного – князь В. С. Серебряный. Очевидно, князя Владимира Андреевича поддерживал его «свойственник» Ф. М. Нагой, который входил в группу бояр, выступивших против Глинских во время восстания 1547 г. Окольничий И. И. Колычев также скорее всего держался ориентировки на князя Старицкого в силу связи Колычевых с двором этого князя. Михаил и Гаврила Ивановичи Колычевы были племянниками князя К. И. Курлятева.
[Закрыть], т. е. во всяком случае 13–14 бояр и 3 окольничих. Уклончивая позиция Д. Курлятева, Д. Палецкого и казначея Н. Фуникова означала скрытое сопротивление царскому повелению [1689]1689
Д. Курлятев и Д. Палецкий, судя по другой приписке к Царственной книге, поддерживали Шуйских и в событиях 1543 г. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 443).
[Закрыть]. Сторонником Владимира Старицкого был протопоп Сильвестр.
За кандидатуру Дмитрия выступили бояре князь И. Ф. Мстиславский, князь В. И. Воротынский, М. Я. Морозов, В. М. и Д. Р. Юрьевы, И. П. Федоров, И. В. Шереметев, окольничие А. Ф. Адашев и Л. Я. Салтыков и некоторые другие [1690]1690
Из других возможных сторонников кандидатуры Дмитрия– 3. П. Яковлев и Г. Ю. Захарьин, И. Г. Морозов и окольничие С. И. Морозов, П. В. Морозов (родственники М. Я. Морозова и Юрьевых
[Закрыть]– всего примерно 10 бояр и 3 окольничих. Позиция некоторых бояр и окольничих неясна [1691]1691
В их числе В. Ю. Траханиотов, И. И. Хабаров, И. С. Воронцов, М. В. Глинский, С. К. Заболоцкий, В. Д. Шейн, И. Д. Шейн, окольничие А. А. Квашнин, Д. Ф. Карпов, И. М. Воронцов, С. Д. Пешков-Сабуров, А. Д. Плещеев. Хабаров и Глинский, очевидно, поддерживали кандидатуру Дмитрия: в период боярского правления они были врагами партии Шуйских и сторонниками Бельских и Ивана IV. Возможно, такой же ориентации были и В. Д. и И. Д. Шейны, дальние родственники Морозовых. Воронцовы, пострадавшие от Глинских в 1546 г., скорее всего не поддерживали кандидатуры Дмитрия, выставленной Иваном Грозным и его окружением.
[Закрыть].
Нельзя согласиться с утверждением И. И. Смирнова о том, что Ф. Г. Адашев поддерживал кандидатуру Владимира Старицкого. Он присягнул Дмитрию, но опасался повторения тех же боярских распрей при малолетнем царевиче, какие были в «несовершенные лета» Ивана IV. Говоря словами С. В. Бахрушина, «выступление отца временщика носило иной характер, чем оппозиция удельной знати. Костромской дворянин отражал настроения широких кругов дворянства, много пострадавшего в годы боярского правления» [1692]1692
С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, стр. 350.
[Закрыть].
В ходе событий 1553 г. перед нами отчетливо вырисовываются в составе Боярской думы две группировки: одну представляли ростово-суздальские княжата (Шуйские и их родичи), защитники прав и привилегий феодальной аристократии, другую – выходцы из среды старомосковского боярства и богатых дворянских фамилий, защищавшие правительственную линию на дальнейшую централизацию государственного аппарата и удовлетворение насущных нужд основной массы служилых людей.
События 1553 г. не были ни боярским мятежом, ни заговором. Царственная книга сообщает лишь о толках в Боярской думе. Но само обсуждение Думою вопроса о присяге царевичу Дмитрию показывало неоднородность московского правительства, существование в нем группировок с различными политическими программами.
Вскоре после событий 1553 г. позиции Адашевых и их сторонников усиливаются. Летом 1553 г. боярами были уже. Ф. Г. Адашев и П. В. Морозов, а окольничими А. Ф. Адашев и Л. А. Салтыков. С другой стороны, влияние Сильвестра и его нестяжательского окружения с 1553 г. резко падает. Этому способствовали также и процессы на еретиков во второй половине 1553 – начале 1554 г., на которых раздавались и голоса, высказывавшие сомнение в правоверии самого благовещенского протопопа. В 1553 г. Иван IV побывал в Песношском монастыре у бывшего коломенского епископа Вассиана Топоркова (племянника Иосифа Волоцкого). По словам Курбского, именно Вассиан «нашептал» Грозному мысль о том, чтобы не держать «возле себя» советников, которые были бы мудрее его [1693]1693
РИБ, т. XXXI, стб. 151–152.
[Закрыть].
Все это вызвало недовольство со стороны некоторой части бояр.
В июле 1554 г. в Торопце был схвачен князь Никита Семенович Лобанов-Ростовский. На допросе князь заявил, что его послал в Литву отец, боярин С. Лобанов-Ростовский, для каких-то переговоров с польским королем. Позднее выяснилось, что и сам С. Лобанов-Ростовский «ссылался» в Москве с польким послом Довойном, ибо хотел бежать в Литву вместе с некоторыми из своих родичей. После тщательного расследования, которое производили князь И. Ф. Мстиславский, И. В. Шереметев, Д. И. Курлятев, М. Я. Морозов, князь Д. Ф. Палецкий, Д. Р. и В. М. Юрьевы, А. Ф. Адашев, И. Вешняков, Н. Фуников и И. Висковатый, князь С. Лобанов-Ростовский был лишен боярского звания и отправлен в ссылку [1694]1694
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 237–238; о попытке побега и опале С. Лобанова-Ростовского см. также Сб. РИО, т. LIX, стр. 452–453; «Послания Ивана Грозного», стр. 40.
[Закрыть]. В ходе следствия всплыли связи этого князя с другими боярами, сторонниками кандидатуры Дмитрия в 1553 г. Однако никто из этих бояр в 1554 г. не пострадал, ибо непосредственно в «заговоре» Лобановых-Ростовских, хотевших бежать в Литву, они, очевидно, не участвовали. Широкая огласка боярских распрей во время болезни царя наносила серьезный удар по престижу представителей феодальной аристократии в Думе.
После неожиданной смерти в июне 1553 г. Дмитрия наследником престола стал другой «пеленочник» – сын Ивана IV, Иван Иванович, родившийся 28 марта 1554 г. [1695]1695
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 239.
[Закрыть]Поэтому с князя Владимира Андреевича поспешили взять новую крестоцеловальную запись, на этот раз в верности царевичу Ивану [1696]1696
См. две редакции записи от апреля и мая 1554 г. (СГГиД, ч. 1, № 168 и 169).
[Закрыть]. Анализ грамоты 1554 г., проделанный И. И. Смирновым, показывает дальнейшее ограничение власти удельного князя [1697]1697
Подробнее см. И. И. Смирнов, Очерки, стр. 278–283.
[Закрыть].
Но имеется еще памятник, также порожденный событиями 1553–1554 гг., – это статья 10 °Cудебника 1550 г. («О суде с удельными князи»). Уже Л. В. Черепнин писал, что эта статья «производит впечатление приписки» [1698]1698
Л. В. Черепнин, Русские феодальные архивы XIV–XV веков, ч. 2, стр. 348.
[Закрыть]. В списках XVI в. Судебник содержит всего 99 статей [1699]1699
Архив ЛОИИ, Собр. Лихачева, № 228; ГИМ, Музейное собр., № 3726; Собр. Барсова, № 2079.
[Закрыть]; в некоторых текстах этого времени статья «О суде с удельными князи» помещена в виде приписки, не имеющей особого номера [1700]1700
Собр. Ундольского, № 822, 823, 824; Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, Q II, № 118, Софийское собр. № 1439, 1442,1443; Библиотека АН СССР, Архангельское собр. № 197, 525, 1166 (В последних двух списках в оглавлении 99 статей, в тексте 100). В списке библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, Собр. Погодина, № 1841 статья «О суде с удельными князи» помещена в качестве приписки к Судебнику (статья 102).
[Закрыть]. Только в XVII в. переписчики начинают нумеровать эту явно позднейшую статью как сотую. Время ее возникновения определить в общем не столь трудно. Она возникла после утверждения Судебника (февраль 1551 г.), но до мая 1555 г. (этой датой помечен древнейший из дополнительных указов, помещенных после статьи «О суде с удельными князи») [1701]1701
Вряд ли можно отнести появление статьи к июню 1550 г., как это делает Б. А. Романов («Судебники XV–XVI веков», стр. 338). В списке Ундольского, № 824 (конец XVI в.) после статьи «О суде…» на л. 68 об. помещена запись: «Лета 7058-го июня сии Судебник писали у дияка у Шершня у Бил[иби]на, а правил их Шершень сам». Дата июнь 1550 г. означает скорее всего не дату какого-то списка с Судебника, а время составления самого памятника. Ш. Билибин «сидел» во дворце еще в 1559 г. (ДРК, стр. 213).
[Закрыть].
И. И. Смирнов и Л. В. Черепнин установили текстуальную связь статьи «О суде с удельными князи» с так называемой «записью о душегубстве» XV в. [1702]1702
И. И. Смирнов, Судебник 1550 г., стр. 313–314; Л. В. Черепнин, Русские феодальные архивы XIV–XV веков, ч. 2, стр. 349–350.
[Закрыть]По предположению Л. В. Черепнина, вероятно, эта статья в той или иной мере могла находиться в более полном тексте Судебника 1497 г., чем в дошедшем до нас.
По статье «О суде с удельными князи» устанавливается, что «сместные» дела москвичей с жителями сельских местностей Московского уезда, принадлежавших удельным князьям, подведомственны суду великого князя. Тяжбы детей боярских царя и удельного князя рассматривались удельными и царскими судьями совместно. При Этом судопроизводство должно было вестись только в Москве. Если иски на горожан Москвы со стороны горожан удельных князей рассматривались одним московским наместником, то иски москвичей на «городских людех>> из уделов разбирались совместно удельно-княжеским судьей и судьей от московских наместников.
Таким образом, статья «О суде с удельными князи» существенно ограничивала судебные права удельных княжат, изымая из их юрисдикции целый ряд очень важных дел, и устанавливала контроль над деятельностью удельно-княжеских судей [1703]1703
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 529.
[Закрыть].
Поскольку статья имела в виду преимущественно князя Владимира Старицкого («скудоумный» Юрий Владимирович в счет не шел), постольку в ней можно видеть прямое следствие событий 1553–1554 гг. [1704]1704
Возможно, в связи с этой статьею 28 февраля 1554 г. была выдана уставная грамота крестьянам ряда дворцовых сел московских волостей, регулировавшая их отношения с наместничьим аппаратом (ААЭ, т. 1, № 240).
[Закрыть]
Очень интересное предположение выдвинул С. М. Каштанов. Он считает, что около 1554–1556 гг. Иван IV пошел на известные уступки князю Владимиру Андреевичу. Вероятно, к этому времени относится передача старицкому князю ряда волостей в Дмитровском уезде, в бывших владениях князя Юрия Ивановича, на которые давно претендовал Владимир [1705]1705
С. М. Каштанов, дипломная работа, стр. 635.
[Закрыть]. Так, 10 марта 1555 г. Владимир Андреевич дал льготную грамоту Песношскому монастырю на беспошлинную покупку соли в Кимрах [1706]1706
С. А. Шумаков, Обзор, вып. 111, № 246, стр. 77.
[Закрыть]. Как известно, в 1566 г. Иван Грозный обменял князю Владимиру земли Старицкого удела на свои, дмитровские владения [1707]1707
Подробнее см. С. Б. Веселовский, Последние уделы в Северо-Восточной Руси, стр. 108 и след.
[Закрыть].
С гипотезой С. М. Каштанова согласуются тонкие наблюдения Д. Н. Альщица, отметившего, что в крестоцеловальных записях 1554 г. Владимир Андреевич фигурирует как регент при малолетнем наследнике, чего, однако, не было в записи 1553 г. Это, по мнению исследователя, говорит о росте доверия царя к старицкому князю [1708]1708
Д. Н. Альшиц, Крестоцеловальные записи… стр. 148–149.
[Закрыть].
* * *
События 1553–1554 гг. не смогли надолго задержать проведение намеченных правительством реформ.
Еще по приезде в Москву после казанского похода, но до мартовских дней 1553 г. Иван IV отдал приказание боярам рассмотреть вопрос о кормлениях («о кормлениях сидети»). В связи с этим состоялось специальное заседание Боярской думы («начашя о кормлениях сидети») [1709]1709
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 529.
[Закрыть]. В литературе уже давно высказывалось предположение, что речь в данном случае шла о судьбе системы кормлений, т. е. о ее ликвидации [1710]1710
С. Ф. Платонов, Иван Грозный, стр. 67; И. И. Смирнов, Очерки, стр. 265.
[Закрыть].
Обострение социальных противоречий в стране заставило правительство разработать целый ряд новых положений губной реформы.
18 января 1555 г. издается первый приговор из серии законов о губной реформе. Центральным пунктом приговора был вопрос об организации розыска по делам о «лихих людях». Отныне устанавливалось, что если кого-либо в результате «обыска» признают «лихим человеком» и по его показанию найдут у кого-либо «поличное», то «того по обыску и по разбойничим речем и по поличному казнить», хотя бы даже он на пытке будет отпираться в совершении преступных деяний (статья 1).
Судебник 1550 г. предусматривал пожизненное заключение тому преступнику, который, несмотря на пытку, отрицал свою вину, хотя бы по обыску он и был признан «лихим человеком» (статьи 52, 56, 58). Теперь в подобных случаях «лихой человек» подлежал казни, правда, если он изобличался показаниями свидетеля («языка») (приговор 18 января, статья 2). Репрессии по отношению к «лихим людям», таким образом, усиливались.
Большое внимание уделялось соучастию в преступлениях. Предписывалось в Москве и в иных городах «по сотням» производить тщательный розыск о тех лицах, у которых был схвачен разбойник и обнаружена «разбойная рухлядь» (статья 6).
С целью обеспечить нормальное функционирование губных органов правительство вводило строгие наказания как тем старостам, которые не исполняют своих обязательств или совершают должностные правонарушения (судят «не по дружбе»), так и местным жителям за нарушение предписаний губных властей [1711]1711
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 387.
[Закрыть].
Приговор 18 января 1555 г. сыграл значительную роль в истории губной реформы: его основные положения вошли в текст губных наказов второй половины XVI в.
Но этих мер оказалось недостаточно. В докладе царю боярина И. А. Булгакова 26 ноября 1555 г. отмечалось, что «по городам и по волостям чинятца татбы великие», а губные старосты «у себя в волостях лихих людей, татей, не сказывают» [1712]1712
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 361.
[Закрыть]. По указу 28 ноября 1555 г. дела о «татьбе» (воровстве), в том числе о конокрадстве, передавались в руки губных старост и устанавливался порядок «обыска» по этим делам. Указ, следовательно, развивал общее положение статьи 6 °Cудебника 1550 г., согласно которой татебные дела судились на местах в соответствии с губными грамотами. Защита феодальной собственности от хищения сделалась одной из важнейших задач губных органов управления. Указ также вводил обязательно регистрацию («явку») всех новых («прибыльных») людей в губе, ибо предусматривал возможность бегства разбойников из одного губного округа в другой. Наконец, указ 28 ноября устанавливал ответственность губных целовальников за бегство пойманного разбойника или татя и за кражу его имущества («животов»).
Опыт применения розыскного процесса, очевидно, оказался удачным, и уже приговором 22 августа 1556 г. правительство сделало «обыск» основным методом судопроизводства, ликвидировав судебный поединок («поле»), который к этому времени являлся архаическим пережитком. Розыску приговор уделял большое внимание, ибо выяснилось, что «в обысках многие люди лжут семьями и заговоры великими» [1713]1713
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 363.
[Закрыть]. Ряд статей в приговоре относится прямо к губному делу. Правительство предписывало старостам судить, никому «не дружа», по крестному целованию, и отписывать в Москву о тех, «хто учнет семьями и заговоры в обыскех говорити не по делом» [1714]1714
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 366–367.
[Закрыть].
В ведомство губных старост передавалась и еще одна категория дел – сыск о запустении земельных владений. Старостам предписывалось, «чтоб у них пустых мест и насилства християном от силных людей не было» [1715]1715
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 367.
[Закрыть]. Начавшееся в 50-х годах от непомерного гнета запустение Центра и Северо-Запада вызвало беспокойство правительства. В приговоре указывалось, что губные органы должны предотвратить самоуправство со стороны феодальной аристократии («сильных людей»).
В 1555 г. вырабатывается и новый образец губного наказа, который отныне стал рассылаться по городам [1716]1716
См. 25 августа 1555 г. Медынский губной наказ (Там же. стр. 179–185), 24 сентября 1555 г. Владимирский наказ, 21 ноября 1555 г. Переяславль-Рязанский наказ, 20 декабря 1555 г. Рязанский наказ (А. А. Зимин, Губные грамоты XVI в., стр. 216–229), 3 февраля 1556 г. Зубцовский наказ (Акты Юшкова, № 178, стр. 155–161); 6 мая 1559 г. Новгородский наказ (Н. Е. Носов, Губной наказ Новгородской земле, стр. 213).
[Закрыть].
В отличие от ранних губных грамот наказ содержал упоминание имен тех губных старост, которым поручалось ведать дела о татьбе и разбое. Это повышало их ответственность по розыску «ведомых лихих людей». В текст наказа вошли основные пункты приговора 18 января 1555 г. об организации сыска по губным делам. Как правило, отныне губной округ соответствовал уезду, тогда как ранее губные грамоты обычно выдавались крестьянам отдельных волостей или феодальных вотчин [1717]1717
Исключение составлял позднее Троице-Сергиев монастырь, который в 1586–1592 гг. получил особых губных старост (ААЭ, т. I, № 330).
[Закрыть]. Происходившее укрупнение губных округов [1718]1718
На это обратил внимание Н. Е. Носов (Н. Е. Носов, Губной наказ Новгородской земле, стр. 213).
[Закрыть]было направлено к постепенному преодолению элементов феодальной раздробленности в местном управлении.
Примерно около 1555/56 г. был разработан и формулярник крестоцеловальной записи губных старост [1719]1719
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 186–188.
[Закрыть]. В записи содержался подробный перечень тех обязательств, которые возлагались на лицо, выбранное на должность губного старосты. Староста должен был исполнять свои обязанности «без хитрости», сыскивать и казнить разбойников и ведомых татей. Выбранные липа должны были «не норовити» разбойникам и «безволокитно» чинить над ними управу.
