Текст книги "Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Такова в общих чертах структура феодального землевладения, сложившаяся к середине XVI в. На одном полюсе находился сравнительно небольшой слой феодалов-вотчинников и помещиков, концентрировавших в своих руках основную часть земель Русского государства; на другом полюсе – масса непосредственных производителей материальных благ – крестьянства, населявшего эти земли и угнетенного эксплуататорским меньшинством.

* * *

История феодальной собственности на землю теснейшим образом связана с историей ее реализации, т. е. с изменением в формах докапиталистической земельной ренты.

К середине XVI в. происходило развитие денежной ренты, появляющейся на Руси уже в конце XV в. На черносошных землях этот процесс можно проследить по писцовой книге Обонежской пятины 1563 г. В среднем с обжи (5 десятин) здесь платилось от 6 до 8 гривен [291]291
  И. Л. Перельман, указ. соч., стр. 175.


[Закрыть]хотя нередко величина оброка колебалась от полутора гривен до рубля и больше на обжу [292]292
  «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.», стр. 127.


[Закрыть]. Переводится на деньги и так называемый «мелкий доход» и «волостелин дар» [293]293
  «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.», стр. 65.


[Закрыть]. Однако наряду с денежным оброком с целого ряда деревень брался хлеб «посопом», т. е. взималась рента продуктами. В Шунгском погосте обычно шло 2 четверти ржи и столько же овса с обжи [294]294
  И. Л. Перельман, указ. соч., стр. 175.


[Закрыть].

В Двинском крае подати начислялись с сошки. Согласно писцовым книгам 1552/53 г., оброк определялся чаще всего около 18 алтын 2 деньги с сошки. В этот оброк входила обежная дань и «горностаи» (по 7 денег за горностая) в равных долях и карельская белка с морским оброком (иногда 1 алтын). 6 алтын платилось за ямские деньги, 15 денег пищальных (в писцовых книгах 1558/59 г. 10 денег за ямчужное дело и 5 денег приметных), 2 деньги за вытные деньги и доставлялся посопом хлеб: по осьмине ржи и по четверти ячменя. В писцовых книгах 1558/59 г. еще упоминается налог за городовое и засечное дело по 5 алтын с сошки. Таким образом, с сошки на Двине платилось 1 рубль без 1 алтына и 1 деньги да наместничий корм, который, согласно Уставной грамоте 1556 г., платился в размере 20 рублей с сохи (2 рубля 4 алтына с сошки), с пошлинами (2 алтына с рубля), т. е. всего 3 рубля 2 алтына 5 денег. Кроме того, крестьяне платили с выти денежный оброк, состоящий из дани, посошного корма (1 алтын и  ¹/ ₂деньги), мелкого дохода (за полоть барана, сыр, яйца и т. д.) с выти по 4 алтына, т. е. всего по 5 алтын и  ¹/ ₂деньги [295]295
  «Сборник грамот Коллегии экономии», т. I, № 138; С. Б. Веселовский, Сошное письмо, т. I, стр. 116–117. В подсчеты С. Б. Веселовского нами внесены необходимые исправления.


[Закрыть].

На дворцовых землях в целом отмечаются те же явления, что и на черных, хотя и с некоторыми отличиями. Поскольку дворцовые земли обеспечивали государев двор хлебом и другими сельскохозяйственными продуктами, то часто дворцовые крестьяне были обязаны обрабатывать дворцовую пашню. Так, в 1543/44 г. крестьяне Буйгородской волости, Волоколамского уезда, пахали на выть [296]296
  В селе Буйгороде на выть приходилось шесть десятин крестьянской пашни в поле.


[Закрыть]по десятине, всего 170 десятин в поле [297]297
  АФЗиХ, ч. 2, № 178; ср. сотную 1546–1547 гг. (там же, № 198).


[Закрыть]. Кроме того, они платили с выти денежный оброк, состоявший из дани, посошного корма (1 алтын 1/2 деньги), мелкого дохода (за полоть мяса, барана, гуся, курицу, масло, сыр и яйца – 4 алтына), т. е. всего по 5 алтын 1/2 деньги. Дворцовые крестьяне села Борисовского, Владимирского уезда, в 1554/55 г. не пахали государевой пашни, но платили денежный оброк с выти за мелкий доход 8 алтын 1 деньга, за солому 1 алтын, посельскому по 4 деньги (не считая судебных пошлин), которые иногда шли дворецкому (10 денег с рубля). За посошный корм платилось с сохи по 21 алтыну 2 деньги. Итого с сохи (считая в сохе 800 четвертей, а в выти 12 четвертей доброй земли) получается 21 рубль 13 алтын. Вместо дани крестьяне платили ямские и полоняничные деньги – «по разводу», т. е. в зависимости от обложения на данный год. Кроме того, крестьяне были обязаны «городовое дело делати и посошная служба служити». Наконец, посопного хлеба (натурального оброка с выти) шло по 8 четей ржи и 12 четей овса, т. е. около 536 четей ржи и 804 четей овса с сохи [298]298
  АГР, т. I, № 83; С. Б. Веселовский, Сошное письмо, т. I, стр. 104.


[Закрыть].

Сходные черты, характеризующие формы докапиталистической ренты середины XVI в. на Руси, мы встречаем и в хозяйствах духовных и светских феодалов. Так, в 1532 г. крестьяне Иосифо-Волоколамского монастыря платили денежный оброк обычно «с десятины по чети рубля». Впрочем, рента продуктами в какой-то мере еще сохранялась (обязанность поставлять яйца, сметану и т. д.), хотя ряд повинностей переведен уже на деньги (вместо дров платилось с десятины го 10 денег, вместо овчины 3 деньги и т. д.) [299]299
  Книга ключей, стр. 158–159.


[Закрыть]. Очевидно, крестьяне поставляли монастырю оброком и хлеб (хотя прямых данных, к сожалению, у нас не сохранилось). Дело в том, что даже в 70–80-х годах XVI в. меньшинство селений Волоколамского монастыря платило один денежный оброк (от 30 алтын до 1 рубля с выти); большинство доставляло оброк хлебом с небольшим денежным дополнением (4 алтына) [300]300
  К. Н. Щепетов, указ. соч., стр. 99.


[Закрыть]. На монастырскую пашню в середине века волостные крестьяне не привлекались, поскольку она обрабатывалась «детенышами».

В 50–60-х годах XVI в. происходит «дереоброчка», т. е. рост денежного оброка и в новгородских поместьях [301]301
  Р. Г. Скрынников, Экономическое развитие новгородского поместья… стр. 33.


[Закрыть].

Таким образом, к середине XVI в. на Руси происходило развитие денежной формы докапиталистической ренты. Это обстоятельство показывает уже известную степень развития товарно-денежных отношений на Руси, роста ремесленного производства и складывания предпосылок всероссийского рынка, хотя, конечно, нельзя преувеличивать значения денежной ренты в это время. Рента продуктами не только сосуществует с денежной, но зачастую является ведущей формой ренты. Так, например, в начале 60-х годов XVI в. почти 2/3 крестьян крупнейшего монастыря-вотчинника – Кирилло-Белозерского платили оброк натурой – «посопным» хлебом (из 1463 1/2 вытей —1070 2/3), причем они доставляли монастырю около 10,5 тыс. четвертей в год. Это были крестьяне владений, находившихся неподалеку от монастыря на давно освоенной им территории. Вместе с тем  ¹/ ₃вытей, главным образом из числа недавно присоединенных к монастырю или находившихся далеко от него, платила денежный оброк и небольшой оброк хлебом (464 вытей доставляли свыше 157 рублей и 466 четвертей хлеба) [302]302
  Н. Никольский, указ. соч., стр. 56.


[Закрыть]. Всего в Кириллове монастыре на долю натурального оброка приходилось свыше 80 % общего размера ренты [303]303
  А. X. Горфункель, указ. соч., стр. 95–96.


[Закрыть].

Рост денежного и натурального оброка и усиление крепостничества к середине XVI в. нашли свое выражение в послушных грамотах. Если ранее крестьяне должны были платить оброк «по старине», то теперь им предписывалось выплачивать оброк в соответствии с распоряжением помещика («чем вас изоброчит»).

Наряду с развитием денежной ренты в середине XVI в. мы можем отметить и новые явления, которые к концу века получат особенное значение, – это постепенное увеличение собственной запашки у феодалов и в связи с этим рост барщины. Этот процесс был характерен не только для одной России. Во всей Европе к востоку от реки Эльбы в XVI в. происходило расширение площади барской запашки и переход к отработочной ренте [304]304
  Б. Д. Греков, Перестройка сельского хозяйства и судьбы крестьян в Европе XVI века («Известия Академии наук СССР», серия истории и философии, т. V, № 1, 1948, стр. 53, 58)


[Закрыть]. Россия, следовательно, переживала в экономике явления, сходные с процессами, происходившими в Польше, Венгрии и других восточноевропейских странах.

Переход от оброка к отработочной ренте вызывался стремлением помещиков увеличить массу получаемого ими от крестьян прибавочного продукта путем увеличения эксплуатации. Все возраставшая потребность феодалов в деньгах заставляла повышать доходность их вотчин и поместий за счет увеличения оброков, введения собственной запашки, перевода крестьян на барщину. Средние и мелкие землевладельцы, возможность которых повышать оброки была ограничена уже самой тяглоспособностью крестьянского хозяйства, встали первыми на путь расширения барщины. Распространение среднего и мелкого землевладения в поместной форме в условиях развития товарного производства в первой половине XVI в, повлекло за собой рост барщины. Уже в статье 88 Судебника 1550 г. появляется сравнительно с аналогичной статьей 57 Судебника 1497 г. характерная новость – указание на барщину («боярское дело»), которого не было раньше [305]305
  Р. Г. Скрынников, Рост барской запашки. стр. 286.


[Закрыть]. Развитие барщины ярко прослеживается и по сохранившимся данным и закладным грамотам [306]306
  См. данные в работах: Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 128–129; В. И. Корецкий, диссертация, стр. 23 и др


[Закрыть]. Так, например, по закладной грамоте 1549 г. Н. Л. Глухов получил право «за рост пахати и в дворех жити и землю пахати» во владении, которое он получил в качестве залога [307]307
  См. диссертацию В. И. Корецкого, стр. 24.


[Закрыть].

В исторической литературе было высказано предположение, что упоминание о барщине появляется в послушных грамотах лишь в 1562–1570 гг. [308]308
  И. И. Смирнов, Классовые противоречия в феодальной деревне в России в конце XVI в. («Проблемы истории материальной культуры», 1933, № 5–6, стр. 67); его же, Восстание Болотникова 1606–1607, стр. 41.


[Закрыть]Однако этот вывод основан на локальном (новгородском) материале [309]309
  Д. Я. Самоквасов, Архивный материал, М., 1905, отд. 2, стр. 10 и др.


[Закрыть]и поэтому не может быть признан вполне убедительным. В центральных районах Русского государства уже в 40–50-х годах XVI в. в послушных грамотах появляется предписание «пахати пашню» феодалов, адресованное крестьянам [310]310
  См. грамоту 1555 г. на земли Вологодского уезда Кирилло-Белозерского монастыря (П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, Приложение, № 9, стр. 425–426); грамоту 1559 г. на земли И. Чирковой Ярославского уезда (Акты Юшкова, ч. 1, № 185). См. также грамоту 1555 г. на владения в Рузском уезде: «пашню их (Волоколамского монастыря. – А. 3.) пахали и оброк им платили, чем вас изоброчат» (АФЗиХ, ч. 2, № 255, стр. 260). См. также грамоту 1541 г. В. Баранчееву на его поместье в Старицком уезде (Акты Юшкова, ч. 1, № 138); грамоту 1550 г. на земли Владимирского уезда (М. Дьяконов, Акты, вып. II, Юрьев, 1897, № 15); «Пашню пахати и доход всякой давати». Грамота 1551 г. Троипе-Сергиева монастыря на земли Коломенского уезда (Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина, Собр. Беляева, № 96). Подробнее см. диссертацию В. И. Корецкого, стр. 25.


[Закрыть].

Середина XVI в. была временем наибольшего расширения барской запашки на землях новгородских помещиков [311]311
  Р. Г. Скрынников, Рост барской запашки. стр. 284.


[Закрыть]. По наблюдениям А. Г. Манькова, в вотчинах краснохолмского Антониева монастыря на территории Еежегкого Верха в первой половине 60-х годов XVI в. баршина составляла не менее ²/ ₃общей массы повинностей [312]312
  А. Г. Маньков, О положении крестьян в феодальной вотчине России во второй половине XVI в. («История СССР», 1959, № 4, стр. 140).


[Закрыть].

Рост внутреннего рынка, превращение хлеба в заметный объект купли-продажи привели к тому, что крестьянин и землевладелец начинают увеличивать производство товарного хлеба [313]313
  Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 43–44;


[Закрыть]. Еще в первой половине XVI в. в различных районах страны, особенно в вотчинах служилого люда и частично в вотчинах монастырей, мы встречаемся с господской запашкой, которая обеспечивалась светскими феодалами главным образом за счет труда их «людей» – полных, докладных, старинных, т. е. холопов, а духовными феодалами за счет эксплуатации труда кабальных и наемных людей. Однако относительные размеры этой запашки еще не были велики. В вотчине Ю. В. Кокошкина Глебова, Дмитровского уезда, переданной им в 1543–1544 гг. в Троице-Сергиев монастырь, она равнялась 16,6 % всей запашки [314]314
  Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 129.


[Закрыть]. Несколько более была монастырская запашка в Двинском крае. Так, в подмонастырных деревнях Николаевского-Корельского монастыря в 1554 г. четыре обжи пахали монастырские детеныши и две – крестьяне, т. е. монастырская запашка доходила до 66,7 % [315]315
  «Сборник грамот Коллегии экономии», т. I, № 138


[Закрыть]. Такое соотношение, конечно, существовало лишь в деревнях, расположенных поблизости от монастыря; крестьянская запашка в отдаленных владениях была больше. Серединой XVI в. следует датировать расширение господской запашки, что стимулировало рост барщины как формы эксплуатации.

Уже в 30–40-х годах XVI в. возникает барская Запашка, обрабатываемая трудом наемных людей в хозяйстве новгородского архиепископа [316]316
  Б. Д. Греков, Очерки по истории хозяйства новгородского Софийского дома, II, стр. 111.


[Закрыть]. Наличие значительного количества детенышей в Волоколамском монастыре, отмеченное Книгой ключей 1547–1561 гг., также весьма характерно: детеныши обычно обрабатывали монастырскую пашню. Появление запашки отмечено и в Уставной грамоте Соловецкого монастыря 1561 г. Здесь наряду с оброком натурой с выти по 4 четверти ржи и 4 четверти овса указана обязанность «пашню пахати на монастырь в селе в Николском, а сеяти семяны монастырьскими, с выти по четверти ржи да по две четверти овса» [317]317
  ААЗ, т. I, № 258.


[Закрыть]. В селе Пантелеймонове Кирилло-Белозерского монастыря крестьяне вместо уплаты хлебного оброка пахали «десятины на всякую выть по 3 осьмины ржи да по 3 чети овса» [318]318
  Н. Никольский, указ. соч., стр. 57.


[Закрыть]. В краснохолмском Николаевском-Антониеве монастыре (Бежецкий Верх) чисто оброчных вытей было 7 (12 деревень), а 208 3Д выти (137 деревень) были пашенные, платившие также денежный и натуральный оброки [319]319
  А. Г. Маньков, Материалы по истории крестьян в Русском государстве XVI века, стр. 59; см. диссертацию В. И. Корецкого, стр. 27.


[Закрыть]. Если в первой половине XVI в. в Кирилло-Белозерском монастыре сельскохозяйственная барщина полностью отсутствует (крестьяне выполняли только плотничьи работы), то уже в вытных книгах 1559–1561 гг. появляются первые сведения о полевых работах крестьян [320]320
  А. X. Горфункель, указ. соч., стр. 94.


[Закрыть].

Те же явления мы встречаем, может быть, даже в более широком масштабе, на землях помещичьих. Уже писцовые книги Обонежской пятины 1563 г. отмечают явные признаки наличия помещичьей запашки. Так, в Никольском погосте в Ярославичах в поместье братьев Никиты и Вишняка Скобельциных было 20 ⁵/ ₆обеж, причем «ис тех обеж пашет помещик на собя пол-3 обжы», а с 18 ¹/ ₃обеж идет хлеб посопом по 18 коробей с четверкой ржи и стольже же овса; 4 ¹/ ₂ коробьи с третником пшеницы и столько же ячменя, 19 гривен 12 денег денежной дани «за мелкой доход» [321]321
  «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.», стр. 249.


[Закрыть].

Если сначала для обработки собственной пашни светские феодалы использовали труд так называемых «людей» купленных, полных, докладных и кабальных, то уже с середины XVI в. помещики все шире прибегали к переводу своих крестьян на барщину; причем в новгородских поместьях первым видом барщины был «закос». Развитие барщины было, как правильно отмечает Р. Г. Скрышшков, главным условием резкого сокращения применения труда холопов в феодальном хозяйстве XVI в. [322]322
  Р. Г. Скрынников, Экономическое развитие новгородского поместья. стр. 18, 23, 28, 30.


[Закрыть]Размеры помещичьей запашки сначала были еще небольшие. В новгородских пятинах они обычно колебались в это время от 12 до 15 %. Так, в Бежецкой пятине в 1544–1545 гг. помещики со своими людьми пахали 14,7 % всей пашни [323]323
  «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.», стр. 186–188. В той же иятине в 1538–1539 гг. крестьяне одной из кормленых волостей «всей волостью» пахали пашню на во-лостелина тиуна (В. И. Корецкий, О земельных владениях Адашева в XVI в., рукопись).


[Закрыть].

Организация и расширение барской запашки были формой захвата крестьянской земли внутри феодального владения, приводившей к сокращению крестьянского надела и общинных угодий. Десятинная пашня в 40-х годах XVI в. встречается и в дворцовых землях. Так, в селе Буйгороде, Волоколамского уезда, в 1543 г. пахали на государя с выти по десятине [324]324
  АФЗиХ. ч. 2, № 178, стр. 176.


[Закрыть], что, по вычислениям В. И. Корецкого, составляет примерно 14,3 %, по отношению ко всей пашне [325]325
  В. И. Корецкий, диссертация, стр. 22.


[Закрыть]. Основной крестьянской повинностью в дворцовых и монастырских землях бывшего ханства Казанского в 60-х годах XVI в. также была десятинная пашня [326]326
  ЦГАДА, писцовая книга по Свияжску 1565–1567 гг., № 432, л. 173 об. и след., писцовая книга по Казани 1565–1567 гг., № 152, л. 202 об. и след.; подробнее см. диссертацию В. И. Корецкого, стр. 28.


[Закрыть].

Для того чтобы светским и духовным феодалам обеспечить поступление доходов с крестьян в виде докапиталистической ренты, необходима была «…личная зависимость крестьянина от помещика. Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство. Необходимо, следовательно, «внеэкономическое принуждение», как говорит Маркс, характеризуя этот хозяйственный режим..» [327]327
  В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 3, изд. 5-е, стр. 184–185.


[Закрыть]Экономическая и политическая власть феодала над крестьянами своего владения выражается в податном и судебно-административном иммунитете, основой которого является феодальная собственность на землю. В первой половине XVI в. происходил процесс укрепления Русского централизованного государства, в ходе которого иммунитетные права феодалов постепенно сокращались. Это сокращение в то же время означало дальнейшее усиление налогового пресса, ложившегося на плечи крестьянства. Крестьяне духовных и светских феодалов в той или иной мере принуждались к уплате основных поземельных налогов и повинностей (дани, яма, посошной службы, городового дела и др.) и таможенных пошлин (мыта, тамги и др.), из компетенции феодалов изымались важнейшие уголовные дела («душегубство», «разбой», «татьба с поличным» и др.). Систему внеэкономического принуждения начинает все более и более обеспечивать крепнущий государственный аппарат. Немаловажную роль в системе «внеэкономического принуждения» играл и аппарат непосредственного управления крестьянами отдельных вотчин и поместий. Книга ключей Волоколамского монастыря 1547–1561 гг. вводит нас в жизнь крупной вотчины. Управление селами вотчины здесь концентрировалось в руках приказчика и ключника, которые были подведомственны: первый – казначею, заведующему монастырской казной, а второй – келарю, главному распорядителю хозяйственной жизни монастыря. Двойное управление селами – нововведение в жизни Волоколамского монастыря в середине XVI в., складывавшееся на основе роста его земельных богатств и обострения классовой борьбы в феодальной деревне [328]328
  С. М. Каштанов, К проблеме происхождения феодального иммунитета («Научные доклады высшей школы. Исторические науки», 1959, № 4, стр. 116–118).


[Закрыть]. Приказчик ведал всеми административно-судебными делами в селе и тянувших к нему деревнях. Он собирал оброки и другие подати с крестьян. Ключнику была подведомственна вся хозяйственная жизнь села. В Кирилло-Белозерском монастыре деревенский ключник ведал межевыми делами, вопросами о потраве и т. д. В некоторых монастырях, кроме приказчиков и ключников, были еще и другие мелкие исполнительные судебные агенты (доводчики, праведчики и др.).

Судебно-административные пошлины, шедшие в значительной части самим приказчикам и ключникам, достигали порою больших размеров. По указной грамоте Волоколамского монастыря 1592 г. [329]329
  АФЗиХ, ч. 2, № 391, стр. 437. Основные нормы этой грамоты восходят к середине XVI в., если не к более раннему времени. (Подробнее об этом см. С. М. Каштанов. К проблеме происхождения феодального иммунитета, стр. 111–113).


[Закрыть], это было въезжее (1 деньга), шедшее с «дыма», т. е. с хозяйства, при назначении в село нового приказчика и ключника; им же ежегодно поступали «праздничные» пошлины – на 3 праздника, на каждый по 3 деньги. Натуральное довольствие исчислялось четвертью ржи и овса с выти приказчику и «вполы» ключнику. С каждого суда приказчик получал по 1 алтыну с 1 рубля «по расчету». При покупке, продаже и мене крупного скота приказчик получал «явку»; при свадьбе получал «розвинское» (если брак совершался в монастырской волости) по 4 алтына с жениха и невесты или «выводную куницу» – 2 алтына, если невеста «выводилась» за волость [330]330
  В грамоте 1548 г. Соловецкого монастыря за «куницу два алтына, а промеж себя по 1 алтыну с обоих сторон» (ААЗ, т. I, № 221).


[Закрыть]. С каждой свадьбы взималось блюдо пирогов (или 2 деньги). При межевых процессах приказчик получал «межной» или «протравной» баран (3 деньги) и т. д. [331]331
  Книга ключей, стр. 161–162.


[Закрыть]По Книге ключей судебные пошлины лаконично именуются «суд и довод». Во второй половине 50-х годов в связи с общегосударственными мероприятиями по ликвидации системы кормления власти Волоколамского монастыря стали переходить к взиманию части «приказных» пошлин «на себя», определяя ключникам и приказчикам определенный вместо разнообразных поборов единый денежный «указ» [332]332
  С. М. Каштанов, К проблеме феодального иммунитета, стр. 119–120.


[Закрыть]. Исполнение обязанности приказчика и ключника, как мы видим, сулило большие доходы. Некоторые монастырские слуги сумели скопить значительные денежные суммы и сделали вклады в монастырь по 70–100 рублей (Казак Гридин, Андрей Щербинин и др.) [333]333
  ЦГАДА, Рукописные книги МИД, № 141/196. Записные книги Волоколамского монастыря, гл. 77; А. А. Титов, Вкладные и записные книги Иосифова-Волоколамского монастыря XVI в., М., 1906, № 347 и др.; М. Н. Тихомиров, Монастырь-вотчинник XVI в., стр. 157.


[Закрыть]. В середине XVI в. в села ежегодно посылались приказчики (на «кормление») и ключники (на «ключи»). Вербовались они прежде всего из числа выслужившейся монастырской челяди, служебников (дьяков, иконников, поваров, иногда детенышей); часто они происходили из конюхов. Иногда слугами монастыря делались обедневшие мелкие землевладельцы. Слуги нередко имели свои дворы в крупных монастырских селах [334]334
  Леонид, Упраздненный Пятницкий-Берендеев монастырь, стр. 34.


[Закрыть]. Приказчики и ключники строго контролировались монастырскими властями. Вся вотчина Волоколамского монастыря в середине XVI в. была разделена на 5 приказов, во главе которых стояли старцы посельские, осуществлявшие функции контроля над монастырскими слугами, пребывавшими в должностях приказчиков и ключников.

Некоторые отличия от управления частновладельческими вотчинами имелись в черносошных волостях. Здесь управление осуществлялось выборным аппаратом (старостами, десятскими и целовальниками) в основном из имущих слоев крестьянства.

* * *

Усиление крепостнической эксплуатации крестьян и прежде всего рост барщины и оброка потребовали укрепления власти помещиков-крепостников. Поэтому в России, как и в других странах к востоку от Эль6ы, XVI век был временем развития крепостничества, тяжело отражавшегося на положении различных категорий крестьянства.

Основную рабочую силу в хозяйствах светских и духовных феодалов составляли люди дворовые (зачастую холопы) и зависимые крестьяне. В середине XVI в. «люди» феодала, входившие в дворовую челядь, состояли из нескольких разрядов. Это были люди старинные, родившиеся в холопстве (статья 76 Судебника 1550 г.). Феодал мог также получить их в наследство от своих родителей по духовной грамоте (тогда они назывались духовными), или получал в приданое (тогда они именовались приданые), или приобретал благодаря вступлению их в брачные отношения с его холопами («по робе холоп, по холопе раба» – статья 76 Судебника 1550 г.), или захватывал в бою (тогда они могли называться полоняники), или покупал, фиксируя сделку в полной грамоте (тогда они назывались полными).

С конца XV в. покупка холопов чаще всего происходила «с доклада» наместнику или волостелю, поэтому они иногда именовались докладными. Довольно часто докладные составлялись при поступлении в сельское тиунство (статья 76 Судебника 1550 г.). С конца XV в. наряду с полными и докладными холопами в актах начинают упоминаться люди кабальные – серебряники, ранее входившие в состав полных холопов. Полные, докладные, кабальные люди, как правило, жили во дворе своего господина, получая поэтому наименование дворных, или дворовых. Могли они проживать за пределами господского двора, получая тогда прозвище задворных; [335]335
  Ср. В. Г. Гейман, Несколько новых данных, касающихся истории «задворных людей» («Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову», Г1б., 1922, стр. 43).


[Закрыть]когда же они жили по деревням, то именовались деревенскими. В духовной грамоте 1545/46 г. князя Ивана Федоровича Судцкого различаются четко люди «деревеньские и дворные, старые и новые» [336]336
  Н. П. Лихачев, Сборник актов, вып. I, стр. 16.


[Закрыть].

Все эти группы дворни занимали подчас различное место в хозяйстве феодалов. Основную их массу составляли деловые люди, часть которых, как и раньше, использовалась в качестве дворовой челяди, т. е. поваров, конюхов, сапожников, хлебников, плотников и т. д. Упомянутый выше князь Судцкой имел значительное число «людей молодых, псарей, конухов и плотников». Но большинство деловых людей в середине XVI в. уже обрабатывало господскую пашню и носило именование страдных людей (в духовной князя Судцкого также упоминаются «люди деловые, страдные» – свыше 30 семей) [337]337
  Н.П. Лихачев, Сборник актов, вып. I, стр. 16.


[Закрыть]. Высшая прослойка дворовой челяди состояла из ключников, приказчикой сельских и городских дворов, военно-служилого люда. Дворня часто обеспечивалась «месячиной», т. е. помесячной выдачей натурального и, быть может, денежного довольствия [338]338
  В одной духовной грамоте 1565 г. упомянуты люди феодала, «которые месячину ели» (Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 260).


[Закрыть]. К этой части дворни примыкал еще один привилегированный ее разряд – военные послужильцы, сопутствовавшие служилым людям в многочисленных походах XVI в. Вооружение своим военным слугам вотчинники доставляли сами. Перечисляя людей полных, старинных и кабальных в своем завещании 1562/63 г., князья Григорий и Иван Звенигородские приказали «отпустить, хто нам чем служил». Если бы у кого-нибудь из этих слуг не оказалось лошади, князья велели их пожаловать, «посмотря по человеку – иному дати конек, а иному мерина…» [339]339
  АФЗиХ, ч. 2, № 299, стр. 310–311.


[Закрыть]Такие несвободные слуги до реформы 1555–1556 гг. нередко получали землю в условное держание от своих господ. Случалось, что по завещанию феодал передавал целые деревни своим слугам, которые таким образом могли сами стать землевладельцами. Так было, например, в 1560 г., когда окольничий С. Д. Сабуров завещал своему человеку Оксену деревню Мелехову, Костромского уезда [340]340
  Н.П. Лихачев, Сборник актов, вып. I, стр. 46–47.


[Закрыть]. Совершенно ясно, что подобные слуги, если и происходили от несвободных людей, переставали по существу быть холопами. Несмотря на то что по статье 6 °Cудебника 1497 г. установлено было правило «по тиуньству и по ключю по сельскому холоп», на практике в 40-х годах XVI в. сельские ключники могли и не быть холопами [341]341
  Книга ключей, стр. 17, 22, 31 и т. д. Впрочем, так было, очевидно, лишь в вотчинах духовных феодалов. Еще в 1523 г. один светский феодал добился по суду возвращения одного из своих беглых холопов «по ключю, а держал у него ключ в селце в Неверове и от него збежал» (ЦГАДА, ф. Новгородской приказной палаты, № 8/4, л. 114).


[Закрыть].

В середине XVI в. значительное число полных холопов, людей страдных обрабатывало господскую пашню. В вотчине князя Семена Мезецкого в 1538/39 г. было 10 дворов пашенных холопов и 86 – крестьянских [342]342
  АГР, т. I, № 50; подробнее см. Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 138–141, 156–158, 186–188.


[Закрыть].

В новгородских пятинах в 30–40-х годах XVI в. от 4,2 до 7,6 % всех дворов было «людских», в значительной мере страдных холопов, причем пахали помещики со своими людьми от 14,7 до 17,9 % всего количества помещичьей пашни [343]343
  См. Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 186–188.


[Закрыть].

Социально-экономическое положение людей страдных, обрабатывавших господскую пашню, уже не было похоже на положение холопов. Они часто наделялись средствами производства, имели принадлежащее им движимое и недвижимое имущество – «собину» или «данье» от господина, в состав которых входил рабочий скот, взятый иногда под условием уплаты господину оброка [344]344
  В. О. Ключевский, Подушная подать и отмена холопства в России («Сочинения», т. VII, М., 1959, стр. 371).


[Закрыть]. В духовных феодалов XVI в. часто встречаем такие замечания о полных, старинных и кабальных людях: «Деловым людем, у кого коровы нет, ино им дати по корове, да по шюбе, да по сермяги» [345]345
  АФЗиХ, ч. 2, № 299 (1562/63 г.), стр. 311.


[Закрыть]; или еще: «А что у людей у моих моего данья и их собины, – и у них того не отняти» [346]346
  АФЗиХ, ч. 2, № 370 (1579/80 г.), ср. № 183 (1545 г.)


[Закрыть]; или еще: «а что у них моего жалованья: лошадей и всякого живота, и хлеба земленого… того у них не взяти» [347]347
  АФЗиХ, ч. 2, № 330 (1567/68 г.), стр. 347.


[Закрыть]Бывали случаи, когда умерший вотчинник передавал своим деловым людям ту землю, которую они раньше обрабатывали на господина. Холопы, таким образом, превращались в крестьян. Около середины XVI в. некто Чебуков, согласно духовной грамоте, отпуская на свободу своих деловых людей, завещал им землю «на 4 части, а дела до них нет никому, а животов и хлебца их не вредить» [348]348
  В. О. Ключевский, Подушная подать и отмена холопства в России, стр. 375.


[Закрыть]. Сажая своих людей на землю, наделяя их средствами производства, вотчинник тем самым содействовал превращению их в феодально зависимых крестьян. Сокращение применения рабского труда в хозяйстве феодалов выражается также и в хорошо известном уже с XV в. факте отпуска холопов на свободу, получившем особенно широкое распространение к середине XVI в. Редкий феодал, составляя завещание, не отпускал на свободу значительного числа холопов. Формула: «А что мои люди полныя и кобальные – все на свободу», – обычно встречается в духовных грамотах середины века [349]349
  АФЗиХ, ч. 2, № 225 (1550/51 г.); № 353 (1554/55 г.); № 330 (1567/68 г.) и др. Иногда кабальные и полные люди завещателем давались «до живота» вдове, а потом отпускались на свободу. См., например, духовную 1559 г. В. Н. Богатырева (ЦГАДА, ф. Калязина монастыря, кн. I, № 155).


[Закрыть]. Близкий к нестяжателям епископ рязанский Кассиан вообще возмущался теми, кто «холопством робят без кончины и после живота своего детям своим дают, а архиепископы приписывают» [350]350
  «Летописи русской литературы», т. V, М., 1863, отд. 3, стр. 142.


[Закрыть].

Церковно-монастырские хозяйства, отказываясь от применения труда холопов, постепенно начинали к середине XVI в. все больше использовать наем свободных людей; так было, например, в хозяйстве новгородского Софийского дома, где наемные люди обрабатывали барское поле, занимались рыбной ловлей и т. д. [351]351
  Б. Д. Греков, Очерки по истории хозяйства новгородского Софийского дома XVT – XVII вв., I, стр. 229–230. О найме см. ниже, главу III.


[Закрыть]

Кроме отпуска на свободу холопов, ограничения источников холопства, был и еще один путь изживания рабства на Руси – это выделение кабальных людей из состава полных холопов, происходившее уже в конце XV в. в связи с развитием товарно-денежных отношений на Руси. Правда, Судебник 1497 г. не знает еще служилой кабалы как формы феодальной эксплуатации. Но в духовной грамоте (до 14 марта 1482 г.) князя Андрея Федоровича Голенина среди «людей полных», холопов, завещанных им жене Марии и частично отпущенных на свободу, упоминаются две семьи, которые, если «възмогут с себя дати» определенную сумму денег «по кабале, – и они пойдут на слободу» [352]352
  АФЗиХ, ч. 2, № 15, стр. 19. Впервые термин «кабальный» встречается в духовной 1481 г. – «Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв.», подготовил к печати Л. В. Черепнин, М.—Л., 1950 (далее – ДиДГ), № 74.


[Закрыть]. В конце XV в., как мы видим, люди, жившие за феодалом «по кабалам», входили в состав его полных людей, холопов. Постепенно кабальные люди выделяются по своему социально-экономическому положению из числа полных холопов, приближаясь к зависимым крестьянам. Вместе с тем кабальное холопство было средством закрепощения «гулящих людей» [353]353
  А. М. Панкратова, Наймиты на Руси в XVII в. («Академику Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия», М., 1952, стр. 210).


[Закрыть].

Никак нельзя согласиться с утверждением Н. П. Павлова-Сильванского, которое разделял и Б. Д. Греков, о том, что до 1597 г. кабальные люди не были холопами, а были всего-навсего «свободные должники» [354]354
  Н. П. Павлов-Сильванский, Государевы служилые люди, стр. 313; Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 118


[Закрыть]. Кабальные люди, судя по многочисленным упоминаниям о них в духовных грамотах феодалов, составляли один из разрядов холопства. Вместе с тем кабальная зависимость была определенной формой изживания полного холопства. Сущность отношений по служилой кабале состояла в том, что человек, одолжавший известную сумму денег (обычно 3–5 рублей), поступал в зависимость к феодалу, обязываясь выплатить свой долг. В течение всего времени, пока долг не погашен, кабальный человек обязывался «за рост служити» своему господину. Обычно он не имел средств выплатить взятую по кабале сумму денег и оставался пожизненно в составе дворовой челяди феодала.

Так, из 18 кабал 50–60-х годов XVI в., опубликованных В. Г. Гейманом, только на двух имеются пометы о частичной выплате долга (притом в одном случае спустя 13 лет после составления грамоты), зато в 9 случаях кабальные люди умерли, не уплатив долга монастырю. Обедневшие люди, поступая в кабальную зависимость к феодалам, входили в состав их дворовой челяди, жили «во дворе», часто сажались на землю и должны были «земля пахати и огороды разгородити и всякое дело пашеное делати» (1553/54 г.) [355]355
  «Сборник Российской публичной библиотеки», т. И, вып. 1, № 2, стр. 285. В других случаях – «за рост пашня пахати и двор ставити» 1554/55 г. (там же, № 4, стр. 286); «за рост оброк давати по книгам» 1555/56 г. (там же, № 5).


[Закрыть], постепенно превращаясь в крепостных крестьян. Кабальный человек был больше заинтересован в труде, чем полный холоп; у него имелась хоть и иллюзорная перспектива выхода из зависимых отношений. Поэтому феодалы предпочитали в середине XVI в. держать в своих дворах кабальных людей, чем полных и докладных холопов. Если «страдные» люди в первой половине XVI в. были обычно полными и докладными холопами, то с середины XVI в. источники упоминают среди страдных или деловых холопов уже и кабальных людей [356]356
  Р. Г. Скрынников, Экономическое развитие новгородского поместья… стр, 18.


[Закрыть]. О распространении кабального холопства к середине XVI в. свидетельствует появление специальной (78) статьи Судебника 1550 г., посвященной служилой кабале. Отчетливо обнаруживаемый уже в середине XVI в. обычай отпускать людей кабальных и полных на свободу по смерти их владельца являлся практическим основанием позднейших законов 1586 и 1597 гг., ограничивших кабальную зависимость лишь временем до смерти кабалителя.

Основную массу крестьян, живших на частновладельческих или государственных землях, составляли так называемые старожильцы [357]357
  Понятие «старожильцы» в XVI в. было не юридическим, а бытовым. Строго говоря, особой категории «крестьян-старо-жильнев» не существовало.


[Закрыть]. Эти крестьяне обязаны были повинностями в пользу государства, если они населяли государственные земли, или в пользу владельца, если они жили на частновладельческих землях. Старожильцы в подавляющем большинстве искони «сидели» на земле своих отцов, дедов и прадедов [358]358
  Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 89–90.


[Закрыть]. Старожильцами также считались крестьяне, записанные в писцовых книгах, отчего они назывались иногда письменными людьми. Достаточно было крестьянину прожить известный срок за феодалом (судя по статье 88 Судебника 1550 г., – не менее пяти лет), как он становился старожильцем. Впрочем, детеныши, бобыли, новоприходцы могли быть посажены на пашню и сделаны старожильцами независимо от срока пребывания у феодала [359]359
  И. И. Смирнов, К вопросу о старожильпах («Вопросы истории», 1946, № 8–9, стр. 96–97); его же, Превращение бобыля в старожильца («Вопросы истории», 1947, № 12. стр. 87–88).


[Закрыть].

С течением времени стал слагаться обычай, что старожильцы, как тяглые люди, не могут покидать своих земельных участков, т. е. что они не пользуются правом перехода и считаются крепкими тяглу. В жалованных грамотах первой половины XVI в. все чаще появляются указания, запрещавшие феодалам перезывать и принимать к себе «письменных людей и тяглых из иных волостей» [360]360
  М. А. Дьяконов, Акты, вып. I, № 7 (1533 г.); ср. АИ, т. I, № 147; ААЭ, т. I, № 210, 385; С. А. Шумаков. Обзор вып. IV, № 581 (1538 г.) и т. д.


[Закрыть]. По Важской уставной грамоте 1552 г. предписывалось важским становым и волостным крестьянам «старых им своих тяглецов хрестьян из-за монастырей выводить назад безсрочно и безпошлинно и сажати их по старым деревням» [361]361
  ААЭ, т. I, № 234, стр. 238.


[Закрыть]. Говорить о крестьянах, вышедших «не в срок, без отказа», уже специально не приходится: в случае их розыска они возвращались своим господам. В одной грамоте 1559 г. строго было наказано местным властям, чтобы черносошных крестьян Белозерского уезда, вышедших «не в срок, без отказу», «водворять» на их старое место в «черные волости» [362]362
  РИБ, т. II, СПб., 1875. № 36. cтб. 40–41.


[Закрыть].

Монастыри и помещики пользовались всякими средствами, чтобы удержать за собою крестьян, не допустить их выхода вообще. В одной челобитной 1555 г. черносошные крестьяне жаловались, что ржевские, псковские, луцкие и другие дети боярские «хрестьян деи из-за себя не выпутают, да поймав деи их мучат и грабят и в железа куют и пожилое деи на них емлют не по Судебнику, рублев по пяти и по десяти, и отказати де им хрестьянина из-за тех детей боярских немочно» [363]363
  ДАИ, т. I, СПб., 1846, № 56, стр. 120.


[Закрыть]. Публицист первой половины XVI в. Максим Грек в одном из своих сочинений говорит, что если изнуренный непосильным трудом и поборами монастырский крестьянин «восхощет инде негде переселитися, не отпущаем его, увы, аще не положит уставленный оброк, о нем же толика лета жил есть в нашем селе» [364]364
  Максим Грек, Сочинения, ч. 2, Казань, 1860, стр. 131–132.


[Закрыть]. Итак, крестьянин должен был выплатить годовой оброк, прежде чем выйти на свободу. Выполнение этого требования было непосильно бедному крестьянину, о котором писал Максим Грек, и в дальнейшем перед ним оставалась альтернатива – либо бежать от феодала, либо оставаться и впредь за ним: выйти законно он уже не мог. Следовательно, крестьяне-старо-жильцы, обязанные тяглом и попавшие в «письмо», т. е. писцовую книгу, на практике в XVI в. правом перехода не пользовались. Право выхода их детей, племянников и захребетников, не попавших в писцовые книги, было стеснено. Однако закон того времени отставал от сложившейся в течение ряда десятилетий практики. Еще по статье 57 Судебника 1497 г. допускался один срок в году (за неделю до и после Юрьева дня осеннего), когда крестьянам разрешено было переходить «из волости в волость, из села в село».