355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Зимин » Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.) » Текст книги (страница 11)
Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:01

Текст книги "Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)"


Автор книги: Александр Зимин


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава V
ГОДЫ БОЯРСКОГО ПРАВЛЕНИЯ
ПЕРВЫЕ ПОПЫТКИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИИ

Конец XV в. ознаменовался созданием Российского централизованного государства. Окончательное присоединение Пскова (1510 г.), Смоленска (1514 г.) и Рязани (1523 г.) по существу являлось завершением объединения основных русских земель в единое государство. На повестку дня вставал вопрос о путях его дальнейшего укрепления. Усиление экономических позиций и увеличение политической роли дворянства, а также рост городов и торгово-ремесленного населения в них давали возможность сначала правительству Ивана III, а затем и Василия III перейти к активной борьбе с княжеско-боярской оппозицией. Дальнейшее поступательное развитие Русского государства было невозможно без преодоления пережитков феодальной раздробленности в центральном и местном управлении страной, без уничтожения экономических основ княжеско-боярской аристократии – крупного привилегированного землевладения.

Уже в конце XV – начале XVI в. русскому правительству удалось добиться первых успехов в этом направлении. Роспуск боярских дворов, проведенный в 80–90-х годах XV в., разгром в 1499–1502 гг. оппозиции, возглавленной князьями Ряполовским и Патрикеевыми, отстранение от власти и заточение в Волоколамский монастырь Вассиана Патрикеева, ликвидация Волоцкого (1513 г.) и Углицкого (1521 г.) уделов – таковы основные вехи в борьбе с феодальной аристократией.

Однако процесс преодоления феодальной раздробленности в первой трети XVI в. не был достаточно глубок, ибо экономические условия для этого не созрели. В стране сохранялись экономически обособленные районы и даже удельные княжества, хозяйственные связи между которыми не были еще прочными. Сложение всероссийского рынка, спаявшего воедино все эти экономически разобщенные части России, относится к более позднему времени.

Процесс централизации страны происходил в упорной борьбе старого и нового, нарождающего и отживающего. Основной опорой великокняжеской власти было поместное дворянство; поддерживали ее также города. Удельные княжата и часть боярства выступали против растущего самодержавия. Как и прежде, они «находились в состоянии непрерывного бунта» по отношению к государю [891]891
  Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении национальных государств, стр. 158.


[Закрыть]
. Борьбе великих князей с княжатами и боярством сочувствовали самые широкие круги населения как в городе, так и в деревне.

По мере углубления процесса централизации нарастало и сопротивление ему со стороны феодальной аристократии, цеплявшейся за свои права и привилегии. В этом обстоятельстве заключалась основная причина временного торжества княжеско-боярской реакции в малолетство Ивана Грозного.

В недавно вышедшей книге, посвященной политической истории России 30–50-х годов XVI в., И. И. Смирнов следующим образом сформулировал свое понимание политической борьбы внутри класса феодалов в малолетство Ивана IV. «Историческое значение боярского правления 30–40-х годов, – пишет он, – заключалось в попытке феодальной реакции – княжат и бояр – задержать процесс строительства Русского централизованного государства путем разрушения аппарата власти и управления централизованного государства и возрождения нравов и обычаев времен феодальной раздробленности» [892]892
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 3.


[Закрыть]
. «Боярский «произвол» и «смута» были формой, в которой осуществлялось разрушение централизованного аппарата власти в направлении восстановления феодальной раздробленности удельных времен» [893]893
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 27.


[Закрыть]
.

Эта характеристика событий 30–40-х годов XVI в., основывающаяся на представлении И. И. Смирнова о том, что в XVI в. происходил только еще процесс образования Русского централизованного государства, нам представляется неверной. В годы боярского правления вопрос уже не шел и не мог идти о возвращении к временам феодальной раздробленности. Во время княжеско-боярских свар борьба шла не за расчленение государства на удельные «полугосударства», а за овладение центральным правительственным аппаратом, за превращение его в орудие корпоративных интересов феодальной аристократии. Мероприятия, проведенные Бельскими и Воронцовыми в целях укрепления государственного аппарата, отличались половинчатостью и непоследовательностью. Пользуясь двенадцатым часом своей власти, Шуйские, Глинские, Бельские, Воронцовы и другие боярские временщики прежде всего стремились использовать свое положение калифов на час в целях самого беззастенчивого обогащения. Трудящиеся массы крестьян и посада, эксплуатация которых неизмеримо выросла в тяжелые годы правления, боярских олигархов, на своем собственном опыте убедились, что несет с собою победа княжеско-боярской аристократии. Ответом народных масс был невиданный дотоле подъем классовой борьбы, вылившейся в городские восстания, а также в локальные выступления крестьян середины XVI в.

* * *

Во время осенней поездки по монастырям 1533 г. тяжело заболел великий князь Василий III. Когда смертельный исход болезни стал более чем вероятен, Василий поспешил принять срочные меры, которые должны были обеспечить после его смерти переход власти к трехлетнему сыну Ивану и ликвидировать претензии на московский престол со стороны удельных князей Андрея Старицкого и Юрия Дмитровского, дядей малолетнего наследника. В октябре 1533 г. Василий III приступил к составлению духовной грамоты [894]894
  ПСРЛ, т. VI, стр. 268.


[Закрыть]
Согласно завещанию, текст которого сохранился только в отрывках в составе духовной Ивана Грозного, Василий III передавал великое княжество сыну своему Ивану. Пытаясь разъединить коалицию удельных князей, Василий III, очевидно, завещал князю Андрею Ивановичу выморочный Волоцкий удел в качестве своеобразного выкупа за отказ старицкого князя от всяких претензий на великокняжеский стол [895]895
  Подробнее см. А. А. Зимин, Княжеские духовные грамоты начала XVI в. («Исторические записки», кн. 24, 1948, стр. 284–286).


[Закрыть]
.

В литературе утвердилось мнение (А. Е. Пресняков, И. И. Смирнов), что перед смертью Василий III выделил своеобразный регентский совет при малолетнем сыне Иване и Елене Глинской, которому и поручил всю полноту власти [896]896
  А. Е. Пресняков, Завещание Василия III, стр. 78–79; И. И. Смирнов, Очерки, стр. 22–26.


[Закрыть]
. Этот вывод основывается на словах летописного рассказа о болезни и смерти Василия III, где, между прочим, говорится, что умирающий великий князь призвал бояр Ивана Васильевича и Василия Васильевича Шуйских, Михаила Семеновича Воронцова, Михаила Васильевича Тучкова, Михаила Львовича Глинского, а также тверского дворецкого Ивана Юрьевича Шигону Поджогина и дьяка Федора Мишурина и приказал им «о устройстве земском, како вы правити после его государьства» [897]897
  ПСРЛ, т. IV, ч. 1, выи. Ш, стр. 359.


[Закрыть]
.

К этому списку добавляется также и боярин Михаил Юрьевич ЗахаРьин, который, оказывается, присутствовал на совещании и оставался даже у постели Василия III вместе с И. Ю. Шигоною и М. Л. Глинским, когда остальные участники совещания разошлись [898]898
  В подтверждение версии о «регентском совете» И. И. Смирнов также ссылается на рассказ Степенной книги (ПСРЛ, т. XXI, СПб., 1908, стр. 612–613) и на духовную Василия I (ДиДГ, № 20, 21, 22). В первом случае в источнике о совете сведений нет, а во втором сообщается, что малолетний наследник «приказывается» Витовту и «молодшей братье» Василия I, которые также никакого «совета» не образовывали.


[Закрыть]
.

Для решения этого вопроса нужно напомнить, что в состав Боярской думы входило 12 бояр: дядя жены Василия III – князь М. Л. Глинский, дальний родственник великого князя – князь Дмитрий Федорович Бельский, сильная группировка суздальских княжат, возглавлявшихся Шуйскими (И. В. и В. В. Шуйские, Михаил Васильевич и Борис Иванович Горбатые, Александр Андреевич Хохолков-Ростовский), и представители старомосковского боярства (Василий и Иван Григорьевичи Морозовы, М. С. Воронцов, М. В. Тучков и М. Ю. Захарьин). Князь А. А. Хохолков-Ростовский, видимо, в совещаниях «у постели» Василия III не принимал участия, так как он находился на наместничестве в Смоленске [899]899
  Сб. РИО, т. LIX, стр. 1.


[Закрыть]
. Остальные бояре в той или иной форме в последние дни жизни Василия III фигурируют среди его ближайших советников. Наряду с названными выше 5 боярами участниками совещания 3 декабря князь Д. Ф. Бельский, князья Горбатые и Морозовы (Поплевины) также присутствовали на беседах с великим князем. Ко всем к ним Василий III обращался со словами: «Постойте крепко, чтоб мой сын учинился на государстве государь и чтоб была в земле правда» [900]900
  ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 558.


[Закрыть]
. Итак, очевидно, всей Боярской думе в целом поручалось ведение государственных дел [901]901
  Не может подкрепить гипотезу о «регентском совете» и ссылка И. И. Смирнова (см. Очерки, стр. 34) на показания польского жолнера Войцеха, ибо среди б названных Войцехом «старших воевод» нет И. В. Шуйского и М. С. Воронцова, но зато он упоминает князей Д. Ф. Бельского, Ивана Федоровича Телепнева-Оболенского и Федора Ивановича Мстиславского («Тыи теж суть старшими при них»), которых не знает рассказ о событиях 3 декабря («Акты, относящиеся к истории Западной России» (далее – АЗР), т. II, № 179/III, стр. 331).


[Закрыть]
. Но поскольку в Боярской думе явное большинство принадлежало Шуйским (кроме пяти суздальских княжат, дворецкий князь Иван Иванович Кубенский, казначей Петр Иванович Головин), которые одно время склонны были ориентироваться на дмитровского князя Юрия Ивановича [902]902
  Еще при жизни Василия III А. М. и И. М. Шуйские «отъезжали» к князю Юрию (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 77). В связи с этим, очевидно, в 1527/28 г. с них была взята «запись» (ДиДГ, стр. 447).


[Закрыть]
. Василий III объявил официально опекунами наследника его родичей князей М. Л. Глинского и Д. Ф. Бельского [903]903
  ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 558; А. А. Шахматов, О так называемой Ростовской летописи (Чтения ОИДР, 1904, кн. 1, стр. 128). Позднее имя Д. Ф. Бельского в редакции летописи, составлявшейся в годы правления Шуйских, было изъято (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 271). По непонятной причине И. И. Смирнов умалчивает о том, какую роль для Д. Ф. Бельского предназначил Василий III, считая, что особая роль в «регентском совете» отводилась лишь одному М. Л. Глинскому (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 34).


[Закрыть]
. Именно, обращаясь к Бельскому, он произнес: «Вы бы, мои сестричи князь Дмитрей с братиею, о ратных делех и о земском строение стояли за один, а сыну бы есте моему служили прямо».

Однако уже ближайшие месяцы после смерти Василия III, последовавшей 3 декабря 1533 г., внесли существенные коррективы в состав правительственной среды. Первый удар был нанесен по удельным братьям покойного великого князя, ибо подавляющее большинство представителей боярской знати стремилось предотвратить сепаратистские тенденции, обнаруживавшиеся в политике старицкого и дмитровского князей.

С князя Андрея Старицкого была взята присяга на верность Ивану IV [904]904
  О его крестоцеловальных записях 1533–1534 гг. см. ДиДГ, стр. 457. Разбор этих памятников дан И. И. Смирновым (см. Очерки, стр. 53–55).


[Закрыть]
, а уже 11 декабря 1533 г., т. е. через неделю после смерти Василия III, согласно решению, принятому Боярской думой, «поимали» князя Юрия Ивановича [905]905
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 78; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 283. По Вологодско-Пермской летописи князя Юрия «поимали» 12 декабря (ПСРЛ, т. XXVI, стр. 315, 321).


[Закрыть]
.

Решительным противником дмитровского князя был, очевидно, один из виднейших деятелей правительства малолетнего Ивана IV – князь И. Ф. Оболенский [906]906
  На это обратил внимание С. М. Каштанов в статье «Из истории последних уделов», стр. 285, указавший на то, что князь Юрий в это время «поотимал» пожни и починки у князя В. И. Шиха-Оболенского (Я. П. Лихачев, Сборник актов, вып. II, стр. 213


[Закрыть]
. Предлогом для ликвидации Дмитровского удела явилась попытка князя Андрея Шуйского «отъехать» к князю Юрию, т. е. перейти к нему на службу [907]907
  В летописях сохранились две версии о роли Андрея Шуйского в деле князя Юрия. Согласно краткому рассказу, Шуйскому предложил перейти на службу к дмитровскому князю посланец последнего дьяк Тишков. Шуйский сообщил об этом князю Б. Горбатому, который поставил в известность остальных бояр (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 77–78; т. VII, стр. 286). Другая версия считает, что всему виной был Андрей Шуйский, ибо «помысли к князю Юрью отъехати и не токмо отъехати, но и на великое княжение его подняти» (там же, т. XIII, ч. 1, стр. 78). С. М. Соловьев отдает предпочтение первой версии «по краткости времени, протекшего от смерти Василия до заключения Юрия» (С. М. Соловьев, История России, кн. 2, стр. 5). Говоря о тенденциозности обоих версий, И. И. Смирнов отдает также предпочтение рассказу Летописца начала царства (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 31). Аргумент С. М. Соловьева, впрочем, мало убедителен. Опала, постигшая А. Шуйского при Елене Глинской, несомненный факт. Краткий вариант, входящий в Воскресенскую летопись, очевидно, написан во время правления Шуйских, поскольку явно стремится затушевать роль князя Андрея Шуйского в событиях 1534 г. (С. А. Левина, О времени составления и составителе Воскресенской летописи XVI в., стр. 376–377). Пространный вариант, несомненно, написан уже после гибели Андрея Шуйского, когда можно было осветить в ином свете поведение этого князя в первые дни после смерти Василия III.


[Закрыть]
. Однако даже ближайшие родичи Шуйского – князья Горбатые отказались его поддержать. Дмитровский князь не имел хоть сколько-нибудь серьезной опоры в среде господствующего класса феодалов [908]908
  Для позиции детей боярских характерна челобитная Ивана Яганова (декабрь 1533 – август 1534 г.), сообщавшего великокняжескому правительству о всех планах князя Юрия (АИ, т. I, № 136).


[Закрыть]
. Удельный князь Андрей Старицкий на данном этапе поддержал Елену Глинскую и малолетнего Ивана IV, боясь усиления дмитровского князя. Юрий Иванович вместе с Андреем Шуйским были брошены в темницу [909]909
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 78–79.


[Закрыть]
. После заточения князя Юрия правительство Елены Глинской поспешило укрепить свое влияние в бывшем уделе этого князя (Дмитрове, Рузе, Звенигороде и Кашине) путем выдачи грамот духовным феодалам, владевшим землями в этом уделе [910]910
  С. М. Каштанов, Иммунитетные грамоты 1534 – начала 1538 года как источник по истории внутренней политики в период регентства Елены Глинской («Проблемы источниковедения», вып. VIII, М., 1959, стр. 374–375).


[Закрыть]
.

Вскоре произошли серьезные изменения и в составе Боярской думы. Уже к январю 1534 г. энергичная Елена Глинская добилась звания боярина и конюшего для своего фаворита князя И. Ф. Телепнева-Оболенского [911]911
  АЗР, т. II, № 175, стр. 235; С. Герберштейн, указ. соч., стр. 39.


[Закрыть]
, а «кто бывает конюшим и тот первый боярин чином и честею» [912]912
  Г. Котошихин, указ. соч., стр. 88.


[Закрыть]
. К июлю того же года боярином стал муж сестры Елены Глинской князь Иван Данилович Пенков [913]913
  ДРК, стр. 92. Биографию И. Д. Пенкова см. Я. Е. Носов, Очерки, стр. 292–295.


[Закрыть]
. Наконец, к исходу 1534 г., среди бояр упоминается князь Никита Васильевич Оболенский [914]914
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр, 81.


[Закрыть]
. Опираясь на большинство в Боярской думе и в дворцовом аппарате, Шуйские пытались в первой половине 1534 г. проводить свою политическую линию. Польский жолнер Войцех, покинувший Москву 3 июля 1534 г., сообщал, что «всею землею справуют» князь В. Шуйский, М. В. Тучков, М. Ю. Захарьин, И. Ю. Шигона Поджогин и М. Ю. Глинский, но последний не имеет никакого влияния [915]915
  АЗР, т. И, Яг 179/III, стр. 331.


[Закрыть]
.

В такой обстановке произошел раскол в Боярской думе. Поводом для него послужило бегство в Литву князя Семена Федоровича Бельского и окольничего Ивана Васильевича Ляцкого, причем с ними бежали «многие дети боярьские, великого князя дворяне» [916]916
  ПСРЛ, т. XXVI, стр. 315.


[Закрыть]
. Из беглецов удалось «изымать» только князя Богдана Трубецкого [917]917
  А. А. Зимин, Краткие летописны XV–XVI вв., стр. 12.


[Закрыть]
. «Советчики» беглецов – князья И. Ф. Бельский и И. М. Воротынский с детьми были брошены в тюрьму [918]918
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 79, ~83; т. VIII, стр. 287. Сына И. М. Воротынского – Владимира, «по торгу водячи, пугами били» (АЗР, т. II, № 179/111, стр. 333). И. М. Воротынский первоначально попал в опалу в связи с набегом татар на Москву в 1521 г. и находился под надзором до самой смерти Василия III (С. Герберштейн, указ. соч., стр. 108–109).


[Закрыть]
. Связанные родственными узами с беглецами, князь Д. Ф. Бельский и М. Ю. Захарьин (И. В. Ляцкий был его двоюродным братом) должны были на время уступить важнейшие позиции в руководстве страною. Оба они вместе с дьяком М. Путятиным были отданы на поруки [919]919
  АЗР, т. II, № 179/III, стр. 333.


[Закрыть]
. Через день после побега Семена Бельского, т. е. 5 августа, был «пойман» князь М. Л. Глинский, а его мать, княгиню Анну, постигла опала [920]920
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 79, 83; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 283; С. Герберштейн, указ. соч., стр. 39–40; А. А. Зимин, Краткие летописцы XV–XVI вв., стр. 12–13. М. Л. Глинский умер в заточении 15 сентября 1536 г. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 115). Конфискованное у него сельцо Звягино Московского уезда было передано в Троице-Сергиев монастырь (Троице-Сергиев м., кн. 527, № 263).


[Закрыть]
.

О причинах заточения князя Михаила Глинского источники сообщают разные сведения. В Воскресенской летописи говорится, что Глинского бросили в темницу за то, что он отравил Василия III [921]921
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 287; т. ХIII, ч. 1, стр. 79,


[Закрыть]
. Это явно вымышленное сообщение, которое помещено в своде 1541 г., вышедшем из среды Шуйских, было снято в Летописце начала царства, где просто сообщается о «поимании» Глинского после рассказа о бегстве Семена Вельского и опалах, последовавших за этим событием [922]922
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 83.


[Закрыть]
.

В тексте Царственной книги вместо версии об отравлении Василия III приводится обвинение Глинского в том, что он вместе с М. С. Воронцовым «захотел держати великое государство Российского царствия»  [923]923
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 420.


[Закрыть]
. Как доказано в работах Д. Н. Альшица, вставки и приписки к Царственной книге носят явно тенденциозный характер. Они сделаны в канцелярии Ивана Грозного в 60–70-х годах под влиянием событий опричнины и нуждаются в строго критической проверке [924]924
  Нет, например, прямых данных, говорящих о «единомыслии» М. Воронцова с М. Глинским: М. С. Воронцов во всяком случае с лета 1534 г. до апреля 1536 г. был по-прежнему новгородским наместником (ДРК, стр. 99). Никаких данных нет и для того, чтобы считать, что «о факте участия М. С. Воронцова в заговоре Глинского стало известно правительству Ивана IV лишь гораздо позднее» (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 41).


[Закрыть]
. Однако эти сведения Царственной книги принимает на веру И. И. Смирнов, считая, что именно они раскрывают мотивы поведения Михаила Глинского [925]925
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 41.


[Закрыть]
. Так под пером этого исследователя рождается целая концепция о существовании «заговора» М. Глинского, с которым он связывает и бегство Семена Бельского и «поимание» Воротынского [926]926
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 41–43; ср. А. И. Копанев, А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, Очерки, стр. 64.


[Закрыть]
.

Дело, очевидно, было проще. В составе правительства Елены Глинской шла напряженная борьба между различными группировками. Сторонниками сохранения политического курса на укрепление государственного аппарата выступали и М. Глинский, и Бельские, и М. Ю. Захарьин, и дьяк Меныник Путятин. Во внешней политике группировка княжат, выходцев из западных и юго-западных земель Русского государства, отстаивала необходимость мирных отношений с Польшей и Литвою [927]927
  О пролитовской ориентации этой группировки может свидетельствовать и показание Войцеха, который, рисуя политическую ситуацию в Москве накануне новой русско-литовской войны, противопоставлял В. Шуйскому и другим его сподвижникам, при которых началась эта война, М. Глинского, Д. Бельского, И. Овчину и Ф. Мстиславского (АЗР, т. II, № 179,'11, стр. 331). Именно Д. Ф. Бельский и М. Ю. Захарьин вели в декабре 1534 г. мирные переговоры с литовским посольством в Москве (Сб. РИО, т. LIX, стр. 1 —13).


[Закрыть]
. В январе – июле 1534 г. в Великом княжестве Литовском посольство Т. В. Заболоцкого вело переговоры о мире [928]928
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 286–287.


[Закрыть]
.

Этой группировке противостояла партия Шуйских, сторонница войны с Литвою, активная защитница боярских прав и привилегий.

Посольству Т. В. Заболоцкого не удалось предотвратить начало новой войны на западных рубежах России. Уже к 22 июля стало известно о начале похода польских войск на Смоленск, а в августе князь С. Бельский и И. Ляцкий бежали в Литву [929]929
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 79.


[Закрыть]
. Их бегство во время приготовления к военным действиям «с службы ис Серпухова» заставило правительство принять строгие меры к единомышленникам беглецов.

Шуйские воспользовались этим случаем также и для того, чтобы бросить в опалу одного из двух регентов – князя М. Глинского, наиболее мешавшего их планам.

Таковы обстоятельства политической борьбы, развернувшейся летом 1534 г. Шуйские, однако, на этот раз не смогли добиться желаемых результатов. Елене Глинской и князю И. Ф. Телепневу-Оболенскому удалось еще на некоторое время сохранить внутриполитический курс Василия III. Правительство продолжало линию на централизацию управления страной. Сохранившиеся сведения рисуют его борьбу с ростом монастырского землевладения и привилегиями духовных феодалов [930]930
  См известную грамоту Глушицкому монастырю 1535 г. (Амвросий, указ. соч., ч. 3, стр. 713–714).


[Закрыть]
. В этой же связи находится распоряжение, посланное весною 1536 г. в Новгород: «пожни у всех монастырей отняти и отписати около всего града и у церквей бояших во всем граде и давати их в бразгу, что которая пожня стоит тем же монастырем и церковником» [931]931
  А. А. Шахматов, указ. соч., стр. 155.


[Закрыть]
. В 1535/36 г. и в Коломне две епископские слободки были приписаны к посаду [932]932
  В. А. Кучкин, Жалованная грамота 1538 г. на две слободки в Коломне («Археографический ежегодник за 1959 г.», М., 1960, стр. 340–343).


[Закрыть]
.

Еще в январе – марте 1534 г. правительство Елены Глинской осуществило пересмотр жалованных грамот, выданных духовным и светским землевладельцам.


В ходе этого пересмотра феодалам удалось добиться подтверждения своих основных иммунитетных прав и привилегий, несмотря на то что правительство стремилось принудить к исполнению яма, городового дела и посошной службы население владений иммунистов, В большинстве жалованных грамот периода регентства отсутствует освобождение от уплаты тамги, мыта и других таможенных пошлин [933]933
  Подробнее см. у С. М. Каштанова в статье «Иммунитетные грамоты 1534 – начала 1538 года…», стр. 382–400.


[Закрыть]
.

Лишая духовных феодалов ряда крупных иммунитетных льгот, правительство Елены Глинской возлагало на население их вотчин новые повинности. Так, осенью 1534 г. с церковно-монастырских вотчин Новгорода было собрано 700 рублей для выкупа полоняников [934]934
  А. А. Шахматов, указ. соч., стр. 145.


[Закрыть]
.

Продолжало правительство Глинской и ограничение власти наместников и волостелей путем выдачи уставных грамот, содержащих регламентацию податей и судебных штрафов, которые взимались наместниками, а также ограничение объема их судебной юрисдикции [935]935
  См. Онежскую уставную грамоту 4 июня 1536 г. (ААЭ, т. I, № 181) и уставные грамоты селу Высоцкому 26 января 1536 г. (АИ, т. I, № 137) и бобровникам Владимирского уезда 16 июля 1537 г. (ААЭ, т. I, № 183).


[Закрыть]
.

Большое значение в урегулировании денежного обращения в стране имела монетная реформа 1535–1538 гг. [936]936
  Хронология реформы не вполне ясна. По одним данным, реформа была проведена в марте 1535 г. (ПСРЛ, т. VIII, стр. 289), «зимою» 1534/35 г. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 93). В Новгороде чеканить монеты начали в июле 1535 г. (ПСРЛ, т. VI, стр. 296–297; т. XIII, ч. 1, стр. 85; ч. 2, стр. 423), а запретили хождение обрезанной монеты 24 февраля 1535 г. (ПСРЛ, т. III, СПб., 1841, стр. 200). По Вологодско-Пермской летописи, в 1535–1536 гг. Иван IV «велел заповедати: не ходити старым денгам ноугородкам. А велел делати денги ноугородки новое кузло в Новегороде и во Пьскове». Только в 1537–1538 гг. Иван IV «велел заповедати; не ходити старым денгам московкам. А велел делати денги московки новое кузло на Москве» (ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317, 318, 323, 324). По Псковской летописи, также реформа была произведена в 1537–1538 гг. («Псковские летописи», вып. I, стр. 108) или в 1536–1537 гг. (там же, вып. II, стр. 229).


[Закрыть]
, в результате которой была установлена единая монетная система. Необходимость проведения реформы диктовалась потребностями растущего товарного производства. К тому же в обращении было много обрезанных денег, а в старых деньгах «подмесу» [937]937
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 289; ср. А. А. Зимин, Краткие летописцы XV–XVI вв., стр. 38.


[Закрыть]
. Реформу задумали, вероятно, еще при жизни Василия III [938]938
  Еще в 1532/33 г. в Галич приезжал с Москвы «сыщик… на серебряные мастеры» (Г. 3. Куниевич, История о Казанском царстве или Казанский Летописец, СПб., 1905, стр. 603).


[Закрыть]
, ибо полную замену всей находившейся в обращении монеты можно было произвести только после большой предварительной работы. Еще в сентябре 1533 г. «на Москве казнили многих людей смертною казнью в денгах», в том числе «москвич и смолнян и костромич и вологжан и ярославцов и иных многих московских людей» [939]939
  ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317, 318, 323, 324.


[Закрыть]
. В апреле 1534 г. правительство повелело «старыми московками не горговати», а «из гривенкы скаловой сребра быти по три рубля московская» [940]940
  ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 616.


[Закрыть]
. Поскольку ввели в обращение денежные единицы по сниженной стопе [941]941
  Из малой гривенки стали чеканить вместо 200 «новгоро-док» – 300, «по три рубли из гривенки; а старое было кузло по полутретия рубля з гривною из гривенки» (ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317–318, 323–324; вместо «520» московок стали чеканить 600.


[Закрыть]
, правительство получило в свое распоряжение новые денежные средства. Реформа была проведена за счет народных масс, однако в результате ее осуществления денежная система в России окрепла, именно поэтому она не претерпела никаких изменений на протяжении всего XVI в. Серебряная «копейка» надолго осталась основной русской монетой [942]942
  Подробнее см. Г. Б. Федоров, Унификация русской монетной системы и указ 1535 г. («Известия Академии наук СССР», серия истории и философии, 1950, т. VII, № 6, стр. 547–558); И. Г. Спасский, Денежное обращение в Московском государстве с 1533 по 1617 г. («Материалы и исследования по истории СССР». № 44. М., 1955, стр. 273–296).


[Закрыть]
.

Градостроительная политика 1534–1538 гг. была во многом продиктована задачами обороны территории Русского государства от вторжений из пределов Великого княжества Литовского, а с юга и юго-востока – из Крыма и Казани. Эта политика также отражала возросшую роль городов как центров развивающегося товарного производства [943]943
  Н. Е. Носов непосредственным толчком к проведению градостроительных мероприятий считает опустошительный набег казанцев на юго-восточные районы страны в начале 1534 г. (Н. Е. Носов, Очерки, стр. 70). Но строительство на Юго-Востоке началось лишь в самом конце 1535 г. Война с Литвою оказала не меньшее, если не большее влияние на строительство оборонительных сооружений. Укрепление Новгорода, постройка крепостей Себежа, Стародуба, Велижа, Ржевы и Почапа непосредственно связаны с русско-литовской войной.


[Закрыть]
.

Наиболее крупным мероприятием было строительство Китай-города в Москве. Еще в мае – июне 1534 г. построили земляной «город» (в районе будущего Китай-города). Это строительство было осуществлением плана, задуманного еще Василием III [944]944
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 287; ПСРЛ, т. XXVI, стр. 315–310; ЦГАДА, Собр. Оболенского № 42, л. 49 об.; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 283.


[Закрыть]
. В мае 1535 г. на месте земляного «города» уже воздвигли каменные стены Китай-города [945]945
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 289; ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 85, 95, 423; М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в. («Исторические записки», кн. 10, 1941, стр. 90); А. А. Зимин, Краткие летописцы XV–XVI вв., стр. 31–32, 38.


[Закрыть]
. Строительством руководил видный архитектор Петрок Малый (Фрязин). Китайгородская стена охватывала наиболее густо населенную часть посада Москвы [946]946
  Подробнее см. «История Москвы», т. I, стр. 224–225.


[Закрыть]
.

В 1534 г. «срублен бысть град древян в Великом Новегороде на Софейской стороне» [947]947
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 420; т. VI, стр. 293; т. VIII, стр. 287.


[Закрыть]
, а в 1537 г. и на Торговой стороне [948]948
  ПСРЛ, т. VI, стр. 302; подробнее см. А. Л. Монгайт, Оборонительные сооружения Новгорода Великого («Материалы и исследования по археологии СССР», № 31, М., 1952, стр. 34–35).


[Закрыть]
. Летом 1535 г. построен город на озере Себеж [949]949
  ПСРЛ, т. VI, стр. 297; т. XIII, ч. 1, стр. 88; т. XXVI, стр. 316; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 284.


[Закрыть]
. В июле 1535 г. в Пермь после сильного пожара был послан С. Д. Курчев «города ставити» [950]950
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 289.


[Закрыть]
. Летом – осенью 1536 г. построена Балахна [951]951
  М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в., стр. 90; ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 113–114.


[Закрыть]
. Был отстроен в апреле– июле 1536 г. Стародуб (с земляными укреплениями), сожженный ранее литовскими войсками. Город вскоре стал заселяться [952]952
  ПСРЛ, т. VI, стр. 298; т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89, 90; А. А. Шахматов, указ. соч., стр. 152.


[Закрыть]
. В том же году отстроены городские укрепления в Пустой Ржеве («Заволочье»), Холме и город Велиж на Двине (в апреле – июне 1536 г.) [953]953
  ПСРЛ, т. VI, стр. 300; «Псковские летописи», вып. I, стр. 108; ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89, 111; ДРК, стр. 99; А. А. Шахматов, указ. соч., с т>. 156.


[Закрыть]
.



В то же самое время производилось строительство укреплений в устье реки Наровы [954]954
  Г. Гильдебранд, указ. соч., Приложение № 590, 592, стр. 81.


[Закрыть]
. Строительство имело оборонительные цели: городок должен был контролировать вход в Нарову из Финского залива [955]955
  См. В. В. Косточкин, Русские военно-оборонительные сооружения XVI века у устья реки Наровы («Краткие сообщения Института истории материальной культуры Академии наук СССР», вып. II, М., 1953, стр. 26–28).


[Закрыть]
. В октябре 1535 г. возведены земляные укрепления в г. Почапе [956]956
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 88.


[Закрыть]
, а в декабре – Мокшанск [957]957
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 88.


[Закрыть]
. Весною 1536 г. построен деревянный город Темников на реке Мокше [958]958
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89, 109–110.


[Закрыть]
. В январе 1536 г. – городок Буйгород в Костромском уезде [959]959
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89, 107. По Галичскому летописцу, Буйгород основан в 1534/35 г. (Г. 3. Купце-вин, История о Казанском царстве… стр. 603).


[Закрыть]
. Весною 1536 г. построена деревянная крепость в г, Устюге [960]960
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 90.


[Закрыть]
. Летом – осенью 1536 г. отстроены после пожаров деревянные кремли городов Владимира [961]961
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 110–111.


[Закрыть]
, Ярославля [962]962
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 90.


[Закрыть]
и Торжка [963]963
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 111–112.


[Закрыть]
; летом 1536 г. отстроен город на реке Прони [964]964
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 90. т. VIII, стр. 292. «Приговор» о строительстве был дан в сентябре 1535 г. (ДРК, стр. 99).


[Закрыть]
(Пронск). Несколько позднее (после 6 августа 1538 г., но до 1546 г.) на реке Обноре выстроен г. Любим [965]965
  ЦГАДА, ф. № 1260, он. I, № 603; «Ярославские епархиальные ведомости», 1880, № 21. В одном Галичском летописце основание города отнесено к 1534/35 г. (Г. 3. Кунцевич, История о Казанском царстве… стр. 603).


[Закрыть]
.

Даже из этого краткого перечня видно, что перед нами не отдельные случайные мероприятия, а продуманная система строительства укреплений. Для обороны от набегов казанских татар были возведены укрепления в Балахне, построены Темников, Буйгород и Любим. Южные рубежи страны должна была прикрывать наряду с другими городами Пронская крепость. Юго-западная граница защищалась от вторжения литовских войск крепостями в Стародубе, Почапе, а северо-западная граница – Себежом, Заволочьем, Велижем и др. Себеж и Балахна уже вскоре после постройки подверглись нападениям: первый – литовских войск, второй – татарских отрядов.

Организацию постройки городов-крепостей раскрывает грамота 1538 г. о построении г. Любима. Летние набеги татарских отрядов 1538 г. на «костромские места» [966]966
  Подробнее об этом см. ниже.


[Закрыть]
показали ту реальную опасность, которую представляли вторжения казанцев даже для земель столь отдаленных от восточной границы Русского государства, какими являлись северные станы Костромского уезда. В 1538 г. в Москву по поручению местных детей боярских, местной администрации и крестьян прибыли челобитчики из ряда станов и волостей Костромского и Вологодского уездов с просьбою – разрешить им «город поставить» на реке Обноре в устье реки Учи (позднее Любим). Просьба мотивировалась опасностью казанских вторжений. Земли> которые представляли челобитчики, «от городов отошли далече, верст по сту по девяносту и мест-де осадных… в городех от казанских людей… убежищей нет». В просьбе говорилось, что «как-де прииде от казанских людей всполошное время, и нам-де тогда от казанских людей детися негде и в город на Кострому бежати далече и без города-де нам впредь не мочно быть».

Правительство разрешило строить город местному населению «своими сохами». При этом оговаривалось непременное условие, чтоб «вперед бы то место под городом не порушили». Вместе с тем город должен быть расположен так, чтобы во время набегов «казанских людей на костромские места и людем бы в город из сел и из деревень и из дальних утечи мочно». В строительстве крепости, в рытье рвов, изготовлении «кольев» «городового боя», привозе «каменья» должны были принять участие все крестьяне, в том числе и частновладельческие [967]967
  ЦГАДА, ф. 1260, on. 1, № 603.


[Закрыть]
.

Строительство городских укреплений производилось ценою усиления податного гнета и натуральных повинностей, ложившихся на плечи посадского населения и крестьянства. В то же время оно содействовало росту безопасности русских городов и обеспечению их мирной жизни. В этом строительстве, следовательно, нужно усматривать проявление того «союза королевской власти и бюргерства», о котором писал Энгельс, касаясь истории Западной Европы [968]968
  Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении национальных государств, стр. 158.


[Закрыть]
. Правительство Елены Глинской оказывало серьезную поддержку посадскому населению городов и прежде всего, конечно, его зажиточным торгово-ремесленным слоям.

При строительстве городских укреплений не освобождалось от повинностей население беломестных дворов, в том числе дворов духовных феодалов. В строительстве Китай-города должны были участвовать не только черное посадское население, но и «беломестцы», т. е. велено было «делати град и ров копати митрополичим и болярьскьм и княжим и всем людем без выбора» [969]969
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 82; ср. «такоже и всему священи-ческому чину урок учиниша, по тому же и князем и бояром и сановником… такоже и гостем и всем торговым людем, который чего точен по государеву указу, повелеша вдавати» (ПСРЛ, т. VI, стр. 292).


[Закрыть]
.

Когда строили деревянные стены на Софийской стороне в Новгороде, то «примет градовой денежный» был «раскинут» на «весь град, на гости московские, и новгородские, на старосты, и на черные люди, и на архиепископа и на священники, и на весь причет церковный. А доселе того не бывало при старых великих князех: ставили град доселе всеми новогородскими волостями, а городовые люди нарятчики были» [970]970
  А. А. Шахматов, указ. соч., стр. 144.


[Закрыть]
.

В июле 1535 г. Троицкий монастырь в Переяславле выполнял свою «подель» – «четыре городни в одном месте» [971]971
  Троице-Сергиев м., кн. 527, л. 218.


[Закрыть]
. К июлю 1536 г. эта «подель» возросла до шести городен в одном месте [972]972
  ААЭ, т. I, № 182; ср. М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 9; С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, № 1389, стр. 504.


[Закрыть]
. Привлечение к городовому делу беломестцев отвечало интересам посадского населения русских городов. Поддержку правительства Елены Глинской торгово-ремесленному населению можно проследить и на актовом материале.


Так, в декабре 1535 г. была выдана жалованная грамота владимирским бортникам, которая в отличие от жалованных грамот духовным феодалам содержала большие иммунитетные льготы [973]973
  Государственный архив Владимирской области, ф. 575, № 1, л. 19–20 об.


[Закрыть]
. В жалованных грамотах на городские дворы Дмитрова, выдававшихся духовным феодалам, отсутствовало освобождение беломестцев от уплаты прямых податей (яма, посошной службы и городового дела) [974]974
  АГР, т. I, № 43, стр. 44–45; АФЗиХ, ч. 2, № 132


[Закрыть]
. Не были подтверждены таможенные привилегии Симонова и Кириллова монастырей [975]975
  Подробнее см. С. М. Каштанов, Иммунитетные грамоты 1534 – начала 1538 года… стр. 396, 397, 406, 408, 409.


[Закрыть]
.

Внешняя политика России в 1534–1537 гг. была твердой и последовательной. Осенью 1534 г. литовские войска перешли границу и совершили первое нападение на Стародуб и Смоленск, имевшее характер прощупывания русских сил. Русские войска нанесли им чувствительные удары [976]976
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 287; т. XIII, ч. 1, стр. 80, 85; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 283.


[Закрыть]
. Успешным был и поход воеводы М. В. Горбатого (ноябрь 1534 – февраль 1535 г.), направленный на столицу Великого княжества Литовского. Русские войска подошли к Вильно на расстояние 40–50 верст и «со многим пленом» вернулись обратно. Одновременно отряды смоленского воеводы Ф. В. Телепнева совершили рейд на Речицу, Мозырь и на другие города вплоть до Новогрудка [977]977
  ПСРЛ, т. XXVI, стр. 316; т. VIII, стр. 288; т. XIII, ч. 1, стр. 81–82, 87–88; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 284.


[Закрыть]
. Ответом на активные действия русских войск на северном и центральном направлениях являлся большой поход литовского воеводы Юрия Радзивилла и перебежчиков С. Бельского и И. Ляцкого на юго-западе. Вследствие восстания черных людей пал Гомель, а после восьминедельной осады и Стародуб (в августе 1535 г.). Потеря Стародуба была весьма тяжелой: в плен попало до 15 000 человек вместе с воеводой Ф. В. Телепневым-Оболенским [978]978
  ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317; т. VIII, стр. 290–291; т. XIII, ч. 1, стр. 95–98; т. VI, стр. 297–298; А. А. Шахматов, указ. соч., стр. 151–152; М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в., стр. 90; его же, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 284; А. А. Зимин, Краткие летописцы XV–XVI вв., стр. 13–14. По другим данным, в Стародубе было всего 13 000 человек (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 99).


[Закрыть]
. Это было последним успехом литовских феодалов в войне с Россией. Еще во время литовского похода русские воеводы нанесли контрудар на западном фронте, подошли к Мстиславлю, Дубровне и Орше. Одновременно на озере Себеже был основан передовой форпост, получивший первоначально название города Китая [979]979
  М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 284.


[Закрыть]
. Февральский поход 1536 г. 20-тысячного литовского войска на Себеж окончился безрезультатно [980]980
  ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317; ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 108–109; А. А. Шахматов, указ. соч., стр. 153.


[Закрыть]
, и зимою 1536/37 г. Великое княжество Литовское было вынуждено начать переговоры, а потом и заключить пятилетнее перемирие с Россией [981]981
  ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317; т. XIII, ч. 1, стр. 115–116; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 284. В 1542 г. перемирие было продолжено еще на семь лет (там же, стр. 285).


[Закрыть]
. За Русским государством остались Чернигов, Стародуб, Почап, Пронск, Себеж и другие города. Гомель и Любеч временно пришлось уступить [982]982
  Сб. РИО, т. LIX, № 7, стр. 126–129.


[Закрыть]
.

Укрепление положения правительства Елены Глинской внутри страны и завершение войны с Литвой позволили ему перейти в наступление на последний крупный оплот удельнокняжеской реакции и ликвидировать Старицкое удельное княжество.

Дядя малолетнего Ивана IV, князь Андрей Иванович, был потенциальным противником московского правительства. Одной из причин недовольства князя Старицкого был отказ правительства Глинской от выполнения некоторых пунктов завещания Василия III, в частности от передачи Волоцкого уезда [983]983
  См. А. А. Зимин, Княжеские духовные грамоты начала XVI в., стр. 286.


[Закрыть]
. При дворе Андрея Старицкого находились виднейшие представители волоцкого боярства, в том числе князь А. Ф. Хованский, на дочери которого в 1532 г. женился князь Андрей, старицким дворецким был князь Ю. А. Оболенский, родственник волоцкого боярина князя П. Н. Оболенского, и др. Еще в январе 1534 г. князь Андрей «припрашивал к своей вотчине городов чрез (т. е. сверх. – Л. 3.) отца своего благословение и чрез духовную грамоту» [984]984
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 428.


[Закрыть]
. Однако Волоцкий удел не был передан старицкому князю, ибо это не соответствовало всей политической линии правительства Елены Глинской, направленной на ограничение удельнокняжеского сепаратизма. Тогда же, т. е. с 1534 г., отправившись в Старицу, князь Андрей Иванович стал «на великую княгиню гнев держати» [985]985
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 428.


[Закрыть]
. После смерти в заключении князя Юрия Ивановича (август 1536 г.) правительство княгини Елены серией щедрых иммунитетных грамот упрочило свои позиции в землях Дмитровского удела и территориях, прилегающих к Старицкому удельному княжеству [986]986
  С. М. Каштанов, Иммунитетные грамоты 1534 – начала 1538 года… стр. 412–414.


[Закрыть]
. Андрей Старицкий только один раз упоминается в разрядах, хотя русским войскам приходилось вести напряженную войну и с Великим княжеством Литовским и Казанью [987]987
  И. И. Смирнов, Очерки, стр. 53.


[Закрыть]
.

В конце декабря 1536 – начале января 1537 г., когда русские земли у Нижнего Новгорода подверглись нападению казанских татар, к князю Андрею в Старицу было послано требование – принять участие в походе «для дела Казанского». Старицкий князь «к великому князю не поехал, а сказался болен» [988]988
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 293.


[Закрыть]
. Впрочем, уже вскоре весною Андрей Иванович вынужден был послать с войском своего дворецкого князя Юрия Оболенского и выполнить тем самым требование великокняжеского правительства.

12 апреля 1537 г. он послал в Москву другого боярина, князя Ф. Д. Пронского, «бити челом о своих великих обидах» [989]989
  М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в., стр. 85–86. См. «Наказные речи», выданные кн. Ф. Д. Пронскому (СГГиД, ч. 2, М., 1819, № 30, стр. 37–38).


[Закрыть]
. Посылка Пронского не достигла своей цели: позднее он был схвачен и брошен в темницу. Дело в том, что правительство Елены Глинской на заседании Боярской думы уже приняло решение о вызове старицкого князя в Москву [990]990
  Сохранился черновик «наказных речей» архимандриту Симоновского монастыря Филофею, составленный от имени митрополита Даниила (Филофей должен был отправиться к князю Андрею и доставить его в Москву). Эти речи помечены 29 апреля, причем эта дата зачеркнута и поставлено 5 мая. Таким образом текст «наказных речей» заготовлялся еще до побега князя Андрея, а закончен был уже после побега (ЦГАДА, ф. 375, 1537 г., № 1).


[Закрыть]
. Яркую картину разгрома заговора старицкого князя дают «Повесть о поимании князя Андрея Ивановича Старицкого» и Вологодско-Пермская летопись. В Вологодской летописи рассказывается следующее: «Здумав великая княгини Елена з бояры имати князя Ондрея Ивановича и посла по него в Старицу. И князь Ондрей Иванович послышел то, что великая княгини з бояры думает, а хотят его имати, и князь Ондрей Иванович из своею княгинею и з князи и з бояры и со всеми своими людьми из Старицы выехал, а пошол к Новугороду к Великому. И князь великий и великая княгиня послали за ним» [991]991
  ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317.


[Закрыть]
.

Князь Андрей бежал из Старины 2 мая 1537 г., двинувшись по направлению к Новгороду [992]992
  М. Я. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в., стр. 85–86; его же, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 284. В московских летописных сводах дается несколько иная последовательность событий. Правительство якобы получило сведения о намерении князя Андрея бежать из Старицы и, чтобы предотвратить побег, послало туда экспедицию И. Ф. Оболенского. Узнав об этом князь Андрей бежал из своей удельной столицы (см. ПСРЛ, т. VIII, стр. 293). Эта версия нам в отличие от И. И. Смирнова представляется тенденциозной: данных о том, что князь Андрей заранее замышлял побег, у нас нет. Версия «Повести о князе Андрее» ближе к истине; она соответствует рассказам как Вологодско-Пермской, так и Ростовской летописи, основанной на новгородских сведениях (А. А. Шахматов, указ. соч., стр. 159: ср. также ПСРЛ, т. VI, стр. 301–302). Князь Андрей, проехав от Старицы 60 верст, остановился в Берновых селах, Новоторжского уезда, на реке Тьме. Во время пути к Торжку у князя Андрея еще не было ясного плана: бежать ли за рубеж или еще куда-либо. Из Торжка старицкий князь двинулся к Новгороду.


[Закрыть]
, «со многю силою» [993]993
  А. А. Шахматов, указ. соч., стр. 159.


[Закрыть]
. Князем посылались грамоты, «чтоб ноугородцы ему служили и взяли его собе в Новгород» [994]994
  Сб. РИО, т. LIX, № 8, стр. 137.


[Закрыть]
.

Из Москвы был послан ряд церковных иерархов [995]995
  См. наказные речи епископу крутицкому Досифею (АИ, Т. I, № 139).


[Закрыть]
во главе с епископом крутицким Досифеем, а также князья И. Ф. и Н. В. Оболенские «со многими людми», которые должны были доставить к великокняжескому двору мятежного князя.

Пытаясь сделать Новгород центром сопротивления великокняжеской власти («Новгород засести»), князь Андрей Иванович надеялся привлечь на свою сторону новгородских служилых людей. Этот план для Руси был чреват серьезными последствиями тем более, что стариц-кий князь демагогически объявлял себя противником боярского своеволия: «Князь великий мал, а держат государство бояре, и вам у кого служити? А яз вас рад жаловати» [996]996
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 95; позднее в посольском наказе говорилось, что Андрею Старицкому «похотели… служити немногие люди» новгородцы (Сб. РИО, т. LIX, стр. 137–138).


[Закрыть]
На сторону князя Андрея перешел ряд представителей феодальной знати, в том числе князь Иван Семенович Ярославский «и иные многие» [997]997
  «Послания Ивана Грозного», стр. 32.


[Закрыть]
. В самой Москве происходило, очевидно, волнение горожан.

Энергичными мерами правительство Елены Глинской предотвратило серьезную угрозу, нависшую над страной. Князю Н. В. Оболенскому было послано предписание поспешить к Новгороду и отрезать тем самым путь князю Андрею [998]998
  ПСРЛ, т. VI, стр. 301.


[Закрыть]
. Не поддержала старицкого князя и основная масса новгородского населения: «владыко новгороцкой Мокарей и намесники, и вси новгородци его в Новгород не пустили», отправив в Бронницы большой отряд дворецкого И. Н. Бутурлина, оснащенный артиллерией [999]999
  «Новгородские летописи», СПб., 1879, стр. 69.


[Закрыть]
. Спешно (в течение пяти дней) был укреплен город, готовившийся выдержать даже самую сильную осаду (произведено было строительство «града» на Торговой стороне; Софийская сторона отстроена была еще раньше) [1000]1000
  «Новгородские летописи», СПб., 1879, стр. 127; ПСРЛ, т. VI, стр. 302; А. А. Шахматов. указ. соч., стр. 160.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю