Текст книги "Битва рассказов. 2013"
Автор книги: Александр Чубарьян
Соавторы: Ирина Баранова,Ксения Власова,Степан Потапов,Григорий Гончарук,Семен Травников,Егор Жигулин,Илья Кирюхин,Назар Вотчинников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)
Картины и слова сменяются как облака на небосводе.
«А на что тебе ковать фигурку Чоно? Оберег, что ли? Ночевать в лесу боишься, а, Жондырлы?»
Визит к Чагатайскому хану, рассказ про Чоно, обещание награды – и тут же поход к Тянь-Шаню.
Хан отлучается: недавно разгорелся новый бунт, и ему нужна подмога.
Следом – опускающееся и падающее над медовым саркофагом ржавое кайло. В стороне стоят ханские стражи-боголы и с благоговением взирают на почившего Сотрясателя Вселенной.
Возвращаются. На шее у старика два Чоно, подлинный и фальшивый. Уже на подходе к юрте Гюзель, ханской супруги, он с ужасом вспоминает, что не забрал талисманы из шкатулки.
Поспешно оставляет мешочек с Чоно (слава Тенгри, не перепутал) Гюзель на сохранение. Ничего не говоря, спешит обратно в пещеру. По дороге не забывает выхватить из продовольственного обоза большой свежий кусок мяса…
Но Дурра Тимур его опережает, и в юрте он появляется слишком поздно. Слишком поздно для несчастной Гюзель-Лейлат…
Старик Жондырлы приподнимается и видит перед собой… предков? На людей эти полупрозрачные существа не похожи, да и появились из ниоткуда. Стараясь скрыть волнение, он спрашивает: – Вы – духи предков? Посланцы Тенгри?
Они едва заметно кивают, и это их единственное телодвижение.
– Вы пришли, чтобы помочь мне? Помочь разыскать нового Избранного?
«Не одного, а нескольких, – шелестит в его голове вкрадчивый голос, – один дар – один человек».
«О, Тенгри! Это свершилось!»
«Еще нет, – эти существа, похоже, читали его мысли, – но если ты готов отправиться в путь…»
– Конечно, конечно! – возбужденно воскликнул, – здесь меня ничто не держит!
«Почему же? Разве это не твой дом?»
– У моих предков был когда-то дом. Славный и величественный, но теперь его нет. Солнце для монголов уже закатилось. Я хочу помочь миру пойти дальше, ибо здесь это уже невозможно.
«Тогда мы будем направлять твои стопы. Собирайся».
Духи предков начали исчезать, и Жондырлы невольно запаниковал: – Подождите! Не уходите! Как я смогу за вами следовать?»
В воздухе растворились все, кроме одного единственного.
«Начнем с Чоно. Советую поторопиться, ибо времени у тебя не так уж и много. И да, тебе понадобятся припасы – дорога предстоит дальняя».
Старик усмехнулся.
– Ну, слава Небу, за этим дело не постоит!
Жондырлы смеясь, разложил все дары Неба по мешочкам. Облачился в балахоны и зашагал в сторону родного иргена.
Пора в путь…
Dream Ttam
Виктор Смирнов
Кровь на снегу
Юрту наполняла дымная вонь. Чадили и трещали объятые огнем кизяки, метались по стенам тени. Возле костерка замерла Гюзель-Лейлат. Уронив голову, вглядывалась в хнычущий сверток на своих коленях, потряхивала, баюкала.
Хан задумчиво восседал на коврах, созерцая лежавшую перед ним небольшую фигурку цвета начищенного серебра. Зыбкий свет выхватывал неподвижные лица стражи и Всезнающего. Именно последний и привел ханское войско к могиле великого Чингиза, которую никто не мог сыскать вот уже сотню лет. А старик Жондырлы – сумел.
Но это не принесло счастья роду Хана.
– Сакрын ичтыр басак! – сухая, как старая ветка, рука Жондырлы-ака ткнула в сторону Гюзель-Лелат. – Кондыргэн басак! Басак!
Женщина вскочила с колен.
– Кэчюм дыр! Хавсанат гэйды салдынык! Кэчюм дыр! Кэчюм дыр! – тонко закричала, сбиваясь на визг и вой, отступая вглубь, пряча за спину свёрток.
Никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены. Молодая мать нарушила запрет.
– Кэчюм йок! Йок! – отверг мольбу Хан. И бесстрастным голосом приказал: – Жондарбай!
* * *
Отряд медленно передвигался по узкой горной тропе. Путь от Алма-Аты они проделали на машинах, и даже за Нарынколом, где и дороги-то нормальной не было, местные водители как-то умудрялись найти путь, по которому грузовики упрямо продолжали карабкаться вверх. Но здесь, у подножья больших гор, дорога окончательно обрывалась, и дальше приходилось идти пешком. С самого утра Темникова мучило какое-то смутное предчувствие – не нравилось ему здесь, и все тут. Что-то гнетущее, казалось, пряталось в этих горах. Что-то, внушающее невольный страх. Судя по лицам других солдат, он был не один, кому не по душе пришлась эта неожиданная поездка из Алма-Аты к хребту Тенгри-Таг. Как и странный Московский капитан, который командовал операцией.
– Плохое это место, товарищ сержант, – Темникова догнал Бектуров, один из местных новобранцев, – не надо нам сюда идти. Скажи капитану – дальше не пойдем. Опасно здесь.
– Чего же здесь опасного, Алискар? – Темников постарался улыбнуться. Получилось не очень – просто горы. Дойдем до Хан-Тенгри, немного осталось, заберем, что капитану надо – и домой. А про «не пойдем» – ты мне это дело брось! Это армия: что сказали, то и делаем.
– Ой-бай, плохое место, жолдас сержант, коркамын, биз кайтпаймыз, не вернемся мы, – заволновался солдат, сбиваясь с русского на казахский, – погубит нас этот капитан, жын, плохой он человек, страшный.
– Тихо ты! – рявкнул на него в ответ Темников. – Вот услышит он тебя, точно погубит, из нарядов месяц не вылезешь. Панику не поднимай. Без тебя тошно, – сержант сплюнул на мерзлую землю, – мне и самому здесь не нравится.
– Да лучше бы в наряд, хоть сейчас, – тихо ответил казах, постепенно успокаиваясь. – Я же не просто так говорю – плохие вещи рассказывают старики об этих местах.
– И что же рассказывают старики? – раздался голос сзади.
Капитан Пылаев внимательно рассматривал Бектурова, а тот словно сжимался под его взглядом. Темников еще раз удивился – что за странные глаза у капитана, один синий, другой зеленый. И смотрит-то как, прямо дрожь берет…
– Так что же рассказывают старики? – повторил капитан. Солдат испуганно посмотрел на Темникова, словно ища защиты. Тот кивнул – говори.
– Товарищ капитан, я, когда совсем маленький был, слышал старую сказку. Что будто бы в этих горах, у Хан-Тенгри, могила какого-то Великого Хана. И что была у этого Хана… улы куш, – Бектуров сбился, подбирая русские слова, – Сила великая, которую с ним и похоронили. И через сто лет пришел его немере… внук, то есть, и ограбил могилу своего Хан-ата. И встал тогда старый Хан из могилы, и страшно наказал внука – наслал на него дух волка, и тот сам свою жену и маленького сына зарубил. Поняв, что натворил, молодой Хан горько заплакал, вернул Силу дедовскую обратно, но жену и сына ведь не вернешь… А могилу ту с тех пор Берилик Унгир – Волчьей пещерой называют.
Казах окончил рассказ в абсолютной тишине – весь отряд молча окружил его и капитана, прислушиваясь к каждому слову. Солдаты смотрели на командира, словно чего-то от него ожидая.
– Хорошая у тебя сказка, Бектуров, – произнес Пылаев, ухмыльнувшись, – занятная. – И добавил, – Идем. Нечего задерживаться – скоро стемнеет.
Отряд снова зашагал вперед, туда, где громадиной вздымалась в небо белоснежная вершина Хан-Тенгри.
Спустя несколько часов, в месте, где тропа как бы расширялась, образовывая небольшой заснеженный пятачок, капитан, наконец, скомандовал сделать привал.
– Остановимся здесь, – сказал он, внимательно изучив свою карту, испещренную мелкими рукописными значками и пометками, – дальше я иду один. Выставите часовых и будьте начеку. Я вернусь примерно через два часа. Сержант Темников, остаетесь за старшего.
– На кой черт нужны часовые? – тихо проворчал кто-то из солдат. – Кому мы сдались в этих скалах? Разве что дурням, вроде нашего капитана. Вздремнуть бы лучше чуток, да холодно больно…
– Отставить разговоры, – прервал говорившего Темников, – выполняйте. Иванов, Савельев – на дорогу, Бектуров – смотри ущелье. Шаров – вот туда, – сержант указал на крупный валун, возвышающийся над ними, – наверх. Остальные – отдыхать.
Капитан вернулся, когда уже начинало темнеть. Как и обещал – ровно через два часа. Грязный, усталый, с длинной глубокой царапиной на щеке. Бушлат его в нескольких местах был сильно разодран – видно было, что пробираться туда, куда он стремился, было непросто. Карабин капитана болтался на ремне за спиной, а в руках он держал небольшой свинцовый ящичек.
Темников встал, чтобы поприветствовать командира, и хотел было спросить, что же такое капитан принес с собой, когда вечернюю тишину прорезал грохот пулеметной очереди.
Быстрее всех среагировал Пылаев – резким прыжком он сбил сержанта с ног, а сам откатился и рванул из-за спины оружие. Пули подняли небольшие фонтанчики снега вокруг них, но сами они остались невредимы. Часовым, которые стояли со стороны тропы, повезло меньше – пулеметчик скосил их одной очередью. Еще нескольких солдат, которые не успели укрыться за валунами, или хотя бы залечь, достали стрелки, которые начали стрелять из расселин над тропой и с другой стороны ущелья. Темников бил из ППД в темноту короткими очередями, наудачу, пока не расстрелял весь диск. Доставая из подсумка следующий, он попытался хотя бы примерно подсчитать, сколько было нападавших. Выходило много.
– Не пускайте их к проходу! – кричал капитан, перекрывая шум боя. – Ни в коем случае не дайте им пройти, скоро придет подкрепление! Темников, хватай ящик и за мной. Бегом!
Сержант поднялся на ноги, и, схватив груз, устремился за капитаном. Рывок в несколько десятков метров – и они скрылись от противника за поворотом, там, где тропа становилось совсем узкой, не шире полуметра. А дальше – ущелье и острые скалы. Привалившись спиной к камням, Пылаев перезаряжал карабин.
– Товарищ капитан, – Темников наконец, смог примкнуть к автомату диск, – какое подкрепление? Здесь же на пятьдесят километров в округе – ни души!
– Прав ты, сержант. Не будет подкрепления. Нам надо двигаться.
– Но там же наши ребята, товарищ капитан, как же мы их…
– Тихо, сержант, – перебил его капитан, увидев потемневшее от гнева лицо Темникова, – там работает пулемет и пара десятков стрелков. Ребята твои все равно уже не жильцы, но они дадут нам время. Минут пять, десять – не больше. Этот ящик, – Пылаев указал рукой на груз в руках солдата, – должен как можно скорее попасть в Москву. Любой ценой, сержант. Если и мы с тобой тут ляжем, его заберут те, кто в нас стрелял. Понимаешь? – капитан взял Темникова за плечи и легонько встряхнул, глядя ему прямо в глаза. Тот молча кивнул. – А теперь бросай автомат и вещмешок – все равно не отобьемся, если догонят. Наш единственный шанс – убежать. Здесь есть еще одна тропа. Если мы пойдем по ней, то сможем обойти их и вернуться в Нарынкол. А уж оттуда как-нибудь и до Москвы доберемся. Пошли!
* * *
Темникову казалось, что сил бежать больше не было. Совсем. Измученные легкие жгло огнем, небольшой свинцовый ящичек в руках, казалось, весил тонну. В глазах темнело – парень уже даже не пытался смотреть по сторонам или под ноги, а тупо уперся взглядом в мелькавшую перед ним широкую спину капитана. Пылаев двигался легко, размеренно, как будто и не было ни бойни у подножия Хан-Тенгри, ни этой безумной гонки, которая продолжалась уже почти час. «Хорош, зараза» – подумал сержант – «бежит-то как, будто не устал даже. А ведь уйдет. Уйдет, как пить дать. Парней всех оставил, меня здесь оставит, а сам уйдет, паскуда разноглазая. Сволочь». Темников сжал зубы, и прибавил ходу, словно злость придала ему сил. Надо бежать. Сказали надо – значит, надо.
– Стой! Приехали… – процедил сквозь зубы капитан, остановившись настолько резко, что Темников налетел на него сзади.
Прямо у них на пути, метрах в двадцати, на тропе стояли несколько вооруженных человек.
– Halt! – пролаял тот, который стоял спереди.
– Прячься! – коротко бросил Пылаев, и вскинул карабин.
И тут Темников увидел такое, что просто глазам своим не поверил. Первым выстрелом капитан свалил сразу двух противников, стоявших друг за другом, и тут же бросился вперед, с немыслимой скоростью преодолевая разделявшее их расстояние. Уже на бегу, он выстрелил второй раз, убив еще одного. И только в этот момент начали стрелять враги. Не пытаясь укрыться от огня, Пылаев прикладом разбил голову одного стрелявшего, а второго свалил на землю, коротко рубанув того ребром ладони по шее. Темникову показалось, что он услышал хруст ломающихся костей. Все было кончено буквально за какие-то секунды. Пять человек без движения лежали на снегу, а капитан стоял среди них, опираясь на свое оружие.
– Значит, так, сержант, – сказал Пылаев, когда Темников подошел ближе, – дальше ты пойдешь без меня.
– Товарищ капитан, а вы? – удивленно спросил Темников.
– А я свое отбегал, – ответил капитан, и тяжело опустился на землю.
Сержант бросился к Пылаеву. Победа далась тому страшной ценой – судя по дырам на бушлате, в его грудь попало по крайней мере семь пуль. Тем не менее, даже после смертельных для обычного человека ранений, командир еще дышал.
– Темников, – прохрипел он, – слушай внимательно.
Когда сержант сел на землю рядом с капитаном, тот продолжил.
– Уходи, сейчас же. Ящик отвезешь в Москву, найдешь там в Генштабе полковника Ивана Сергеевича Лебедева, отдашь ему. Лично в руки. Сам ни в коем случае не открывай – это очень опасно. Никому не верь. Если немцы смогли перебросить сюда столько народу, значит, у них здесь свои люди. Кто-то из верхушки.
– Немцы? – удивленно прошептал Темников. – Мы же не воюем с Германией!
– Немцы. – Ответил Пылаев, и, словно не желая тратить силы на разъяснения, заговорил дальше. – Двигай прямо в Москву. В Нарынколе, Кегене, особенно в Алма-Ате не светись – тебя будут ждать. Возможно, будут искать свои же, как дезертира. Шансов у тебя, конечно, маловато, но… Надо, сержант. Если немцы заберут ящик – все пропало. Нам не выиграть войну, если они получат его. А война будет, не сомневайся. И сейчас ее исход зависит от тебя, – с этими словами, капитан рванул окровавленной рукой ворот бушлата, и, достав из-за пазухи маленькую серебристую фигурку, протянул ее Темникову. Это усилие, видимо, совсем истощило его, глаза капитана закрылись, а изо рта хлынул темная густая кровь. – Держи, сержант, Кабан… поможет… дойдешь.
С этими словами капитан уронил голову на снег, словно таинственная сила, поддерживавшая в нем жизнь, покинула его, как только его пальцы отпустили холодный металл.
Темников еще где-то минуту просто сидел на снегу, разглядывая перепачканную кровью фигурку. Маленький кабан, выполненный из блестящего металла. Как мог он помочь преодолеть десятки километров по заснеженным горам и проделать огромный путь до Москвы, где на каждом шагу могли ждать враги, предатели, которые отправили на смерть весь отряд Темникова? Словно отзываясь на мысли солдата, кабан кольнул холодом сжимавшую его руку, и, смывая усталость и боль, сержанта Валерия Темникова наполнило древнейшее умение – умение убивать.
«Евразия»
Илья Кирюхин – Жондырлы
Запад и Восток – они не похожи ни в чем. Так будет завтра, так есть сейчас, так было всегда. Запад и Восток всегда в пламени непримиримой борьбы. И всегда найдется тот, кто «подбросит дровишек» в затухающий костер. Так будет завтра, так есть сейчас, так было всегда.
Юрту наполняла дымная вонь. Чадили и трещали объятые огнем кизяки, метались по стенам тени.
Возле костерка замерла Гюзель-Лейлат. Уронив голову, вглядывалась в хнычущий сверток на своих коленях, потряхивала, баюкала.
Хан задумчиво восседал на коврах, созерцая лежавшую перед ним небольшую фигурку цвета начищенного серебра.
Зыбкий свет выхватывал неподвижные лица стражи и Всезнающего. Именно последний и привел ханское войско к могиле великого Чингиза, которую никто не мог сыскать вот уже сотню лет.
А старик Жондырлы – сумел.
Но это не принесло счастья роду Хана.
– Сакрын ичтыр басак! – сухая, как старая ветка, рука Жондырлы-ака ткнула в сторону Гюзель-Лелат. – Кондыргэн басак! Басак!
Женщина вскочила с колен.
– Кэчюм дыр! Хавсанат гэйды салдынык! Кэчюм дыр! Кэчюм дыр! – тонко закричала, сбиваясь на визг и вой, отступая вглубь, пряча за спину свёрток.
Никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены. Молодая мать нарушила запрет.
– Кэчюм йок! Йок! – отверг мольбу Хан. И бесстрастным голосом приказал: – Жондарбай!
* * *
Двое нукеров вскочили и выволокли Гюзель-Лелат с ее сыном из юрты.
Хан повернул безучастное лицо к Жондырлы. Наклонив голову набок, он несколько минут рассматривал желтую лысину старика.
«Зачем я послушал Всезнающего? Зачем я привел народ барласов в это проклятое место? Я – Жаргалтай (удачливый) Тарагай поверил старому плешивому пердуну. По его вине за моей спиной слышится: «Удача отвернулась от Тарагая». Треть моих воинов умерла по дороге от кровавого поноса. Женщины стали мало рожать. Раньше кибитки моего улуса во время похода тянулись от горизонта до горизонта. Теперь едва наберется пять десятков. Теперь барласы – легкая добыча для степных стервятников».
Сдавленный крик на мгновенье отвлек Тарагая от грустных мыслей. Нукер появился в юрте, словно призрак, и быстро подполз к господину, уткнувшись лбом в напольный ковер.
– Господин, твоя воля исполнена.
Тарагай опустил руку в миску с вареной бараниной, выловил в ароматном бульоне кусок мяса и бросил в сторону нукера. Подобно верному псу воин схватил награду и, пятясь, выскользнул прочь.
Задумчиво облизав пальцы, Хан поманил Жондырлы. Старик упал на четвереньки, подполз к ханской камче и замер тряпичным холмиком. Даже запах горелого кизяка не мог перебить старческий запах застарелой мочи, которым разило от Всезнающего.
«Скоро отправится к духам предков, – подумал Хан, – и нас за собой потащит».
Неожиданная злоба захлестнула его, и он рукоятью плетки поднял голову старика. Тот зажмурил от страха глаза и громко испортил воздух.
– Зачем ты привел меня сюда? – Удар плетью заставил Жондырлы закрыть руками лицо.
– Кто надоумил тебя, старик? – теперь плеть обрушилась на желтую, покрытую старческими пятнами, плешь. Из-под сухих пальцев-корешков появилась тонкая струйка крови.
– Я жду! – Казалось, ярость разорвет сейчас Хана.
– Духи предков, великий Хан, – Жондырлы, размазывая кровь по лицу, тер ссадину.
– Ты заставил поверить, что меня ждут несметные сокровища Потрясателя Вселенной, а вместо этого – измазанный медом замороженный мертвец с Волком в руках. Почему никто не должен прикасаться к Волку? Зачем я привел свой народ из богатых долин Самарканда к этим каменным горам? Где золото? Где власть? Старый паук! – Хан схватил Всезнающего за редкую седую бороду и притянул к себе. К запаху мочи добавился смрад из беззубого рта. Морщинистые веки часто моргали, почти скрывая разноцветные глаза старика.
В глубине юрты заплакал сын Тимур, чьей кормилицей была Гюзель. Детский крик заставил Хана оглянуться. Нечаянно взгляд упал на лужу, растекающуюся из-под дэли Жондырлы, и Тарагай с омерзением оттолкнул старика в сторону дымящего кизяком костра.
– Все вон!
Повинуясь крику господина, нукеры вытолкали старика и следом вынесли попискивающий кулек.
Они бросили старика невдалеке от ханской юрты, всучили ему сверток с ребенком и встали на страже у входа в юрту.
– Века проходят, а люди не меняются. – Проворчал Всезнающий. – Стоит увидеть, что кто-то обоссался, как сразу – Ф-фу! И пинками – вон. – Старик осмотрелся, и внимательно вглядываясь себе под ноги, чтобы не наступить в дерьмо, быстро поковылял в сторону стойбища. Он остановился у одиноко стоящей юрты старшей жены Хана и подпихнул ребенка за входной полог.
Жондырлы достал маленькую плоскую пластинку и посмотрелся в нее.
– Да-а, ну и рожа. Ладно, пора и честь знать. – С этими словами старик стянул с шеи гайтан с металлическим амулетом в виде бабочки и спрятал его в кожаный кисет.
Если бы кто-то сейчас увидел Жондырлы, он бы решил, что в старика вселился Иблис. Лицо менялось. Морщины разглаживались. Нос удлинялся. Густая шевелюра выросла на месте желтой плеши. Молодой человек, который только что был Всезнающим, еще раз посмотрел в пластинку, довольно хмыкнул и приложил ухо к юрте. По приглушенному женскому гомону, раздававшемуся из-за толстого войлока, он понял, что ребенка нашли.
– Bye-bye! Little Iron baby! You have to grow into the strong man. After years you will drown the East in the blood in the name of the West triumph! [12] 12
Пока! Маленький Железный малыш! Расти крепким. Пойдет годы и ты утопишь Восток в крови ради победы Запада.
[Закрыть]
Воровато оглянувшись, он быстрым шагом прошел в сторону Хан-Тенгри.
Хан Тарагай прикрыл веки. Перед мысленным взором проплывал сегодняшний день.
На рассвете по едва заметному уступу Тарагай со стариком, прижимаясь к ледяной каменной стене, проползли в холодную пещеру на склоне Хан-Тенгри. Недаром старик получил прозвище Всезнающий. Если бы не он, Хану долго бы пришлось искать вход в пещеру, скрытый скальным уступом. Огромное пространство из двух залов, которое открылось перед ними, поразило Тарагая. Лучи света струились откуда-то сверху. В них туманная дымка дыхания путников тут же превращалась в сверкающую ледяную пыль. В глубине пещеры виднелась цель их путешествия – большая деревянная колода. Однако, путь к ней преграждало замерзшее озеро. Старик, попробовав ногой прочность льда и быстро засеменил вглубь второго зала. Хан, оттолкнув его в сторону, первым подбежал к колоде и с трудом отодвинул крышку домовины.
Дальше он помнил плохо.
Ужас, охвативший его при виде широко раскрытых сине-зеленых глаз. Потрясатель Вселенной в упор смотрел на Хана. Время оказалось бессильно перед Чингисханом. Тлен не коснулся его. Возможно, потому, что тело было покрыто толстым слоем затвердевшего на холоде меда. Казалось, его заживо погрузили в янтарный кокон. Длинная седая борода покрывала грудь, скрывая скрещенные на груди руки.
– Сокровище он держит в руках, – хриплый шепот Жондырлы привел его в чувство. Хан кинжалом расковырял тугой, неподдающийся мед и увидел предмет серебристого металла. С трудом разжав пальцы мертвеца, Тарагай достал маленькую фигурку Волка.
Холод фигурки обжигал. Нетерпеливо сунув ее за пазуху халата, Хан стал оглядываться по сторонам в поисках несметных сокровищ, о которых ходили легенды. Сокровища Чингисхана – вот, что могло возвеличить его, вернуть народу барласов былое величие и славу. Сокровищ не было. Камень. Лед. Колода с мертвецом. Все…
В первый момент он готов был насадить старика на измазанный медом кинжал, но тот заверещал:
– Вот твое сокровище! Вот твоя власть! Народы падут к твоим ногам, если руки твои будут сжимать этот амулет! Небо даровало его Темуджину! Но, помни, никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены.
Теперь Хан сидел один на один со своею добычей. Тишину юрты нарушал только треск горящего кизяка, дальние окрики нукеров и ленивая брехня собак.
Фигурка была сделана великим мастером. Казалось, перед Ханом сидел крошечный волк. Можно было различить даже отдельные волоски шкуры. Сейчас на них играли красные отблески костра. Тарагай осторожно прикоснулся к сокровенному амулету Чингисхана. В чем твоя сила? Что нужно сделать, чтобы народы пали к моим ногам?
Большая, привыкшая держать меч рука Хана накрыла фигурку. Пальцы сжались. Кулак пронзил колющий холод металла. Тарагай стоял с закрытыми глазами, ожидая чуда. Холод продолжал жечь ладонь. Чуда не происходило…
Неожиданно пришло понимание, почему амулет Великого Чингисхана потерял свою силу – проклятая девчонка прикоснулась к нему. Одновременно сжалось сердце. Где сын? В пылу гнева он выгнал всех из юрты, а теперь пришел страх.
– Где мой сын? И приведите Жондырлы!
Не успел он дожевать кусок мяса, как нукеры вернулись с известием, что сын в юрте старшей жены, а Всезнающий пропал.
Тарагай хлестал спины нукеров, пока не заныла рука. Зато злоба отпустила.
– Велите ей принести Тимура! – Хан устало откинулся на подушки.
Когда женщина принесла младенца, он кивком головы велел ей подойти.
– Дай мне его в руки. – Толстощекий малыш, улыбаясь, всматривался в суровое лицо отца.
Слава Аллаху! С наследником ничего не случилось. Тарагаю захотелось как-нибудь приласкать малыша. На глаза попался ярко-красный шнурок, украшавший подушку. Недолго думая, Хан оторвал шнурок, привязал к нему фигурку Волка и повесил на шею ребенка.
– Это амулет Темучина, теперь он твой!
Тарагай три дня посылал нукеров искать проклятого старика, но его и след простыл. Наконец, Хан приказал собирать юрты и возвращаться в Самарканд. К стенам древнего города с Тарагаем вернулись немногие, и он вынужден был кочевать по окраинам Мавераннахра, живя набегами на небольшие караваны, что шли по Великому Шелковому пути.
Как всегда смерть приходит нежданно. Она забрала Тарагая во время вечерней беседы с сыном. Старый хан, захмелев от айрана, рассказывал юному Тимуру о своей неудачной попытке разбогатеть, нарушив покой Чингисхана.
– Видимо, Тимучин наказал меня за это, лишив воинов силы и славы – вздохнул Тарагай. Неожиданно его лицо побагровело, глаза широко раскрылись, руки вцепились в ворот халата, и Хан тяжело завалился на кошму. В ушах сына еще долго стоял хрип умирающего.
Тимур пил айран на поминках отца, не хмелея. Он сидел на кошме, ощущая на груди холодное покалывание амулета.
Теперь надо было думать о том, как прокормить семью.
Через несколько дней, когда он угонял чужую отару, стрелы пробили ногу и плечо. Раны долго не заживали. Перестала подниматься рука, плохо слушалась правая нога. Он останется хромым на всю свою долгую жизнь.
Покоренные народы прибавят к его имени прозвище «Хромой» – Ленг.
Тимур-ленг – Железный хромец. Тамерлан.
* * *
Сознание возвращалось все реже. Крепкое тело и железная воля Хромца не смогли побороть болезнь. Жизнь покидала его.
Еще месяц назад он подошел к Отрару во главе двухсоттысячной армии, полный сил и желания вселить страх в сердца заносчивых китайцев, которые посмели возжелать земли родного Мавераннахра.
И вот теперь он в бессилии распростерт на ложе. Старый дервиш, который прибился к окружению Тамерлана при подходе к Отрару, сидит неподалеку и нараспев читает такие сладкие слуху Тимура стихи Зафар-наме.
Неожиданно в походном шатре наступила тишина, только потрескивание масляного светильника, вой февральского ветра, да отдаленные отзвуки перекликающихся воинов нарушали ее.
Умирающий открыл глаза. Над ним нависало лицо дервиша. Его разноцветные глаза буравили Тамерлана.
– Пора, Iron Man, пора. Пора вернуть Темучину то, что по праву принадлежит ему. Твой дух и так напитался силой Волка так, что амулет тебе больше не нужен. Да и жить тебе остались мгновенья. – С этими словами старик срезал с шеи Железного Хромца амулет Чингисхана.
– Кто ты? – С трудом разомкнув спекшиеся губы, пробормотал Тимур.
– Жондырлы…
* * *
Ни один смертный не решался преодолеть СТРАХ, оберегавший могилу Железного Хромца. Из уст в уста среди людей ходила легенда: «Тот, кто вскроет могилу Тамерлана – выпустит на волю духа войны. И будет великая бойня, кровавая и страшная, какой мир не видал во веки вечные…». Века проходили за веками, и только 20 июня 1941 года под скрип заступов она была вскрыта.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная Война.
Прах Воителя вернули в могилу 20 ноября 1942 года. В эти дни под Сталинградом началось наступление Красной Армии в рамках операции «Уран». 23 ноября в районе Калача замкнулось кольцо окружения вокруг 6-й армии вермахта. Произошел перелом в Сталинградской битве и всей Великой Войне.
