Текст книги "За рифом"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Болито крикнул: «Бросайте оружие! Именем короля, или, клянусь Богом, я прикажу своему лейтенанту стрелять!»
Кин поднялся с трапа и взвёл курок спрятанного пистолета. Тоджонс тоже достал пару из другого тайника.
Кин нашел время услышать голос Болито, заметить интенсивность его взгляда, вспомнив момент, когда он приказал им продолжать обстреливать противника, уничтожившего «Гиперион» в другом море.
Если они не нанесут удар, они умрут! Он всё ещё не был уверен, продолжил бы Болито стрелять, если бы французские флаги не были спущены.
Сейчас у него было такое же выражение лица.
Люди на палубе смотрели друг на друга, некоторые, вероятно, уже придумывали, как будут защищать свои действия, ссылаясь на то, что они намеревались свергнуть мятежников. Несколько верных матросов, возможно, размышляли о том, как бы изменилась их жизнь, если бы они разделили судьбу остальных. Золото, чтобы уберечь их от опасностей и нужды, от тягот жизни простого моряка.
На корабле был один человек, с которым не посоветовались и не пригрозили, и о котором даже не подумали, когда остальных подняли восстание.
Это был моряк из Бристоля по имени Уильям Оуэн, который находился наверху, на мачте, и был первым впередсмотрящим в начале этого нового и ужасного дня.
Во время боя на палубе он наблюдал поразительное зрелище, как его товарищи по каюте набросились друг на друга после того, как капитан был сбит, а военнопленные освобождены; затем, казалось, в мгновение ока роли поменялись. Он видел адмиральскую супругу, державшуюся непокорно даже с этой высоты, и ощущал бурлящий котел мятежа, когда всё больше и больше рома отбрасывало разум в сторону. Теперь, с дрожащими руками, он обернулся и посмотрел через корму на марсели другого корабля. Он протёр глаза, чувствуя облегчение. Он был в безопасности, а другое судно шло кормой, разворачиваясь на противоположный галс.
В безопасности. Он ни в чём не участвовал. Он делал работу, которую знал лучше всего, ведь Оуэн был самым опытным наблюдателем в команде «Золотистой ржанки».
Он снова прикрыл глаза рукой и смотрел, пока они не заслезились. Он знал все эти признаки, но никогда раньше не видел ничего подобного, хотя и провёл в море уже пятнадцать лет.
Простираясь за бортом, он заставлял море менять цвет, не выходя на поверхность. Словно быстро движущийся дым или пар из котла, словно море кипело в глубине…
Он наклонился и посмотрел вниз, на палубу, и его голос перекрывал всё остальное. Жестокость и жадность были забыты.
«Палуба там! Впереди буруны!»
9. ОТКАЗАТЬСЯ
БОЛИТО схватил Кэтрин за руку и сказал: «Это был смелый поступок, Кейт! Если бы не ты, Стивена бы увидели, и вместе с ним мы бы всё потеряли!»
Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, словно тоже пыталась справиться с быстротой меняющихся обстоятельств; сокрушительным ударом с мачтового наблюдателя. Впереди – буруны.
Она сказала: «Я бы убила за тебя». Она посмотрела на место, где упал Линкольн. Его лицо было милосердно скрыто, а кровь продолжала стекать по палубе в шпигаты.
Болито взглянул на наблюдателя на мачте. «Спустите этого человека!» Ему нужно было так много узнать и сделать, но он не мог её бросить. Он чувствовал её притворство по руке, как напрягались мышцы, когда она пыталась удержать контроль. Она вдруг сказала: «Делай, как должен. Со мной всё будет в порядке… что бы ни случилось».
Болито обратился к Кину: «Соберите команду. Я хочу, чтобы судно было максимально облегчено». Он указал на две шлюпки на небольшом ярусе; каждая была заполнена водой до самых банок, чтобы швы не разошлись на солнце. «Слейте воду и немедленно спустите. Их можно отбуксировать на шлюпке». Он увидел, как Дженур обматывает руку тряпкой, которую порвал о ржавый металл цепей, когда отчаянно карабкался из орудийного порта. «Стивен! Все пушки за борт! В любом случае, они нам больше не понадобятся». Он увидел, как взгляд Дженура метнулся к вертлюгу, к своему вертлюгу, и добавил: «И этот тоже».
Какой-то человек спустился по ступенькам и неловко встал перед ним.
«Я впередсмотрящий, сэр». Он похлопал себя по лбу. «Этот бриг уже развернулся – он будет ждать нас, когда мы пройдем через риф».
Болито сказал: «Оуэн, не так ли?»
Матрос уставился на него. «Ну… да, сэр Ричард, это моё имя!»
«Иди с другими верными людьми. Дел много, а сделать мало».
Эллдэй крикнул: «Хозяин хочет поговорить, сэр Ричард!»
Болито наклонился к раненому. «Что пошло не так?»
«Я намеревался сделать всё настолько аккуратно, насколько это было бы разумно, сэр Ричард». Глаза Безанта закатились от боли, когда он посмотрел на качающуюся стрелку компаса. «Но ветер немного подул… необычно для этих мест».
«Он похож на смерть», – отчаянно подумал Болито. Его обычно покрасневшее лицо побледнело, дыхание медленное и прерывистое. И, несмотря на всё, что произошло за столь короткое время, он успел заметить перемену ветра: он тоже усиливался, обдавая брызгами людей, уже осушавших две лодки.
Безант говорил: «Есть один путь через риф. Я уже проделывал это на старом «Пловере», где-то год назад». Воспоминание внезапно придало ему сил, и он крикнул на заключённых и мятежников, стоявших под стражей, по-видимому, не менее всех потрясённых произошедшим. «Это было до того, как вы, убийцы, оказались на борту! Клянусь Богом, я буду там и посмотрю, как вы будете танцевать в воздухе, трусливые ублюдки!»
Он увидел Кэтрин и ахнул: «Прошу прощения, миледи!»
Кэтрин взглянула на темную кровь на своем платье и содрогнулась.
«Поберегите силы, капитан». Но её взгляд сказал Болито, насколько близка она была к потере сознания.
Болито видел, как Аллдей отступил от одного из подъёмных механизмов и задохнулся от боли, массируя грудь. И он тоже…
Он крикнул: «Возьми штурвал, Олдэй!» Он увидел протест. «На этот раз никаких споров, старый друг!»
Безант стащил со стойки телескоп, и, пока двое мужчин поддерживали его, он направил его на далекое облако дрейфующих брызг.
«Плави на юго-восток-юг. Держи курс по ветру».
Болито сказал: «Надо убавить паруса». Он старался не торопить раненого, но время было слишком ценно, чтобы тратить его. «Что скажешь?»
Безант ахнул и благодарно кивнул, когда Оззард поднес к его рту кружку бренди.
Затем он хрипло произнес: «Стаксель, фор-марсль и рулевой тоже. При таком ветре я ни в чем не уверен!»
Болито увидел, как Кин наблюдает за ним, его светлые волосы развевались на свежем ветру. «Ты слышала, Вэл?»
«Предоставьте это мне». Он повернулся к боцману. «Орудия тоже пропали». Он многозначительно взглянул на первые ящики с золотом, поднятые на палубу ликующими мятежниками.
Болито сказал: «И это тоже». Он услышал протестующие крики Таскера и крикнул ему в ответ: «Всё идёт, иначе мы окажемся на рифе!» Он взмахнул пистолетом, который держал с тех пор, как Дженур появился у вертлюга. «Одно твоё слово, и я прикажу тебе бежать на передовую, здесь и сейчас!»
Он отвернулся, испытывая отвращение к случившемуся, к осознанию того, что он сам застрелит этого человека, не дожидаясь палача.
Он резко сказал: «Посадите к ним в трюм вооружённого человека. А потом начинайте поднимать золото на палубу». Он коснулся руки Кина. «Если мы сможем переждать, Вэл, мы ещё сможем избавиться от брига и добраться до материка».
Из-за меньшего количества парусов «Золотистая ржанка» значительно замедлила ход. Но движение стало более резким, и люди с проклятиями падали, когда вода переливалась через борт или хлынула на них, вырывая хватку.
Он увидел Кэтрин у трапа, которая что-то настойчиво говорила со своей горничной и Оззардом. Он крикнул: «Держитесь подальше от переборок – там могут прятаться мужчины. Риска нет, Кейт!»
Их взгляды снова встретились; на несколько секунд показалось, что рядом никого нет. Затем она исчезла.
Кин прошёл на корму, проводя пальцами по мокрым волосам. «Всё закреплено, сэр. Но она не подойдёт ближе к ветру. Если бы упала… ну, тогда всё могло бы быть иначе».
Раздался пронзительный крик, который тут же оборвался, словно его перекрыла железная дверь.
Затем из трюма послышались новые крики, и на комингсе появился один из мятежников. Глаза его были безумны от страха, и он пробирался к солнечному свету.
Он крикнул: «Я не собираюсь тонуть вместе с кораблём! Я рискну…»
Дальше он не продвинулся, а свалился вниз по лестнице, и солнечный свет на мгновение блеснул на ноже, брошенном снизу и торчавшем у него между плеч.
Болито направился в трюм и увидел, как боцман Бриттон целится из мушкета на случай, если кто-то попытается броситься к лестнице.
Болито крикнул: «Не будьте дураками!» Даже на свежем ветру он чувствовал пьянящий аромат рома. Они были от него без ума. Люди, потерявшие надежду, которые всё ещё видели в ящиках с золотом шанс на небеса.
Таскер крикнул: «Не пытайтесь нас обмануть! Этот чёртов Безант отлично знает этот риф. Он не посадит свой драгоценный корабль на мель, чтобы отомстить!»
Болито промолчал. С каждой минутой всё становилось всё бесполезнее, и, взглянув на корму, он увидел, как Олдэй, цеплявшийся за спицы вместе с другим матросом, быстро покачал головой. «Золотистая ржанка» не реагировала; напор ветра в её тощих парусах и сильное течение вблизи чего-либо вроде рифа Стомильной мили были для неё слишком сильными.
Люк трюма с грохотом захлопнулся, и ему показалось, что он слышит дикий хохот, когда его заклинило снизу. Это будет самый богатый гроб всех времён, подумал он. Больше нечего было выбрасывать, что могло бы или могло бы что-то изменить.
Он сказал: «Надень на этого Оуэна цепи и начинай зондировать, Вэл».
Он прикрыл правый глаз рукой и уставился на развевающийся на мачте кулон. Он чуть не закричал вслух. Другой глаз полностью запотел и саднил и болел от соли.
В качающейся каюте Кэтрин оглядела хаос разбросанных стульев и упавших книг. Она узнала несколько отрывков из Шекспира Болито и захотела их собрать. Через кормовые окна она увидела бесконечный ряд несущихся белых лошадей, почувствовала, как руль с грохотом стучит, словно пытаясь оторваться. Она сжала кулаки и крепко зажмурила глаза от страха. Теперь она была нужна, нужна больше, чем когда-либо.
Затем она взглянула на Софи, которая съежилась у сетчатой двери, едва сдерживая свой ужас.
Она сказала: «Помоги Оззарду донести эти сумки до трапа». Она подождала, пока слова дойдут до сознания. «Нет… подожди минутку». Она пошарила в одной из сумок и вытащила чистые белые бриджи и одну из рубашек Болито, которые Оззард гладил вчера. Неужели это было только вчера?
Она сказала: «Идите на палубу сейчас же».
Софи ахнула тихим голосом: «Мы что, умрем, сударыня?»
Кэтрин улыбнулась, хотя ее рот и губы были сухими, как пыль.
«Мы будем готовы, моя девочка».
Она увидела ее кивок, когда она ответила, пытаясь проявить смелость: «Как бы мне хотелось быть дома, сударыня!»
Кэтрин сделала несколько глубоких вдохов и отвернулась, чтобы Софи не видела ее отчаяния.
Затем она очень неторопливо расстегнула платье и вышла из него, позволив ему упасть вместе с нижними юбками, пока не осталась совершенно голой, стоя в водянистом блеске, словно богиня на языческом обряде. Она натянула белые бриджи и рубашку Болито, связала волосы с лица темно-красной лентой и собрала нижние юбки, сложив их под мышкой; она достаточно хорошо знала о ранах, чтобы понять, что Безант в серьезной беде и нуждается в перевязках. Когда она сбросила свои тонкие туфли, одна из них упала на платье, где кровь Линкольна все еще блестела, словно живая. Только тогда она почувствовала комок рвоты в горле и поняла, что больше не может его сдерживать.
Она нашла маленького Оззарда, скрючившегося на трапе, с сумкой на плече. Он знал. Он был с остальными в Гиперионе, когда она наконец спустилась… кто мог знать лучше него?
«Спасибо, что подождали». Она заметила, как он взглянул на её голые ноги, и каким-то образом почувствовала, что он наблюдал за ней, видел её обнажённой у кормовых иллюминаторов. Теперь это, похоже, уже не имело значения.
Она вцепилась в поручень и замерла, когда кто-то крикнул с фор-цепи: «Нет дна, сэр!» От голоса лотового, донесённого ветром, у неё по коже побежали мурашки. Словно дух из ада.
"Что это значит?"
Оззард очнулся от своих мыслей. «Значит, у нас много воды, миледи». Он покачал головой. «Ещё рано».
Болито повернулся, когда она поднялась на мокрый настил. Она подождала, пока палуба снова обрушится, и позволила ей донести её до него.
«Я взяла это из твоей сумки, Ричард. Здесь не место для платьев и красивых чашек!»
Кин наблюдал за ней и покачал головой, пока Болито обнимал её несколько мгновений. Затем он услышал её смех и подумал, что Болито произнес слово «очаровательно». Он увидел, что Дженур тоже смотрит на неё, настолько увлечённо, что, наверное, жалеет о своём альбоме для рисования.
Безант простонала: «Осталось совсем немного. Если бы я только могла почувствовать её!»
Эллдэй навалился всем телом на спицы и почувствовал, как судно борется с ветром, морем и им самим одновременно. Он пристально смотрел на прыгающую линию бурунов, на редкие просветы между ними. Он слышал пьяный смех из запечатанного трюма и позавидовал их рому. Ещё одна кружка, и она нанесёт удар. Он стиснул зубы и подумал о женщине, которую спас на дороге. И она нанесёт удар.
Он взглянул на Болито и его даму и почувствовал, как его охватывает давнее отчаяние. Вечная боль. Корабли исчезли, старые лица стёрты с лица земли. Он всегда учил себя принимать это, когда оно наконец настигнет его. Но не так. Ни за что…
Мимо прошел Кин, его туфли скользили по струящейся воде.
Весь день слышал, как он сказал Болито: «Я сказал боцману, чего ожидать, сэр. Он возьмёт катер и последует за нами. У нас будет лодка поменьше. Когда мы выйдем за риф, всё может стать проще».
Болито понизил голос: «Значит, ты думаешь, что нет никакой надежды найти этот проход?»
Кин пристально посмотрел в его спокойные серые глаза и даже не вздрогнул, когда впередсмотрящий крикнул: «Клянусь отметкой семнадцать!»
«Вы, сэр? Вода уже мелеет. Без золота, которое тянет нас вниз…» Он пожал плечами. Слова были не нужны.
Болито мотнул головой в сторону трюма. Они всё ещё кричали и смеялись, как сумасшедшие. Но Таскер или кто-то из зачинщиков наверняка знал и понимал?
«Клянусь десятью!» Боже, они были так близко. Он посмотрел на боцмана и его спутников. Они смотрели по сторонам, не зная, что делать. Их собственный капитан едва успевал передавать указания Аллдею, другой был ослеплён и, вероятно, мёртв, а третий заперся внизу с золотом. В любую секунду они могли запаниковать и броситься к шлюпкам.
Он крикнул: «Мистер Бриттон! Если мы сдадимся, вы должны оставаться рядом с яликом. Как только мы отплывём от рифа, мы сможем поставить паруса и работать без помех». Он улыбнулся Кэтрин в её бриджах и рубашке с оборками. «Теперь, когда у нас появился лишний матрос, мы будем в надёжных руках!»
Несколько секунд никто не двигался и не говорил, и Болито подумал, что потерпел неудачу. Затем Бриттон, чья рана на голове, казалось, очистилась от обильных брызг, закричал: «Наш Дик справится, ребята! Ура!»
Наблюдатель Уильям Оуэн, который также был превосходным грузилом, крутил леску круг за кругом, затем поднимал ее и перекидывал через плечо, прежде чем позволить тяжелому четырнадцатифунтовому грузилу пролететь перед носом удочки.
Впоследствии он был уверен, что видел, как риф поднимается им навстречу, когда гильза ударилась о воду чуть выше киля, и крикнул: «Клянусь третьей!» Но всё это произошло за считанные секунды. Огромная стена брызг вздымалась и обрушивалась на бушприт под палящим солнцем, а затем раздался первый ужасный грохот, когда они ударились о воду. Оуэн с трудом выбрался из своего лотового фартука и бросился вниз, как раз когда огромная тень пронеслась мимо, разбрасывая во все стороны щепки и хлопающие паруса: фор-стеньга «Золотистой ржанки» с грохотом блоков и такелажа с грохотом переваливалась через борт. Кто-то кричал, но Оуэн знал, что слышит собственный голос, пригибаясь и уворачиваясь от ещё одной огромной массы падающего такелажа.
Он дико уставился на корму и увидел, что им удалось освободить хлопающий двигатель, который усилил их натиск на риф. Но мощная волна легко подняла корпус и позволила ему снова упасть с новым тошнотворным грохотом.
Оуэн побежал к единственному признаку порядка и дисциплины, где люди цеплялись за порванные снасти и сгибались под мощным натиском воды, хлынувшей через борт, и ошеломлённо смотрел на высокую фигуру в белом у штурвала, пока его затуманенный разум не подсказал ему, что это жена адмирала. Он увидел и Болито, указывая рукой в трюм, где другой матрос стучал рукояткой пистолета по люку.
Болито посмотрел на Безанта, которого наполовину отнесли к борту, к которому уже были готовы подойти лодки.
Он сказал: «Ты пытался. Мы все старались. Этого было недостаточно». Он должен был заставить этого раненого, сломленного человека понять. Принять это. Палуба казалась устойчивее, если не считать сильного подводного течения. Но в любой момент она могла соскользнуть. Ни для кого из них не было надежды. Он потёр раненый глаз и не услышал её крика в шуме ветра и волн, призывающего его остановиться.
Он наблюдал, как они спустили Безанта за борт, а затем присоединился к Кэтрин у неподвижного штурвала. Корабль уже разваливался, и он слышал, как море с грохотом врывается в передний трюм, сокрушая всё на своём пути.
Оллдей крикнул: «Вот и крысы!»
Некоторые из мятежников и освобождённых солдат выбирались на палубу, оглядываясь по сторонам с недоверием или безумием. Тоджонс направил пистолеты и рявкнул: «Вы, ублюдки, можете захватить шлюпку!»
Кин спросил: «Оставить, сэр?» Он говорил тихо, его голос почти заглушал звуки.
Болито схватил Кэтрин за руку и оттащил её в сторону. Катер боцмана уже отчалил, вёсла беспорядочно били, пока не наступила какая-то чёткая синхронность.
Ялик, небольшой восемнадцатифутовый катер, стремительно поднимался и опускался прямо под фальшбортом. Безант был пришвартован на корме, а Дженур уже ослаблял весла. «Какая маленькая лодка, – подумал он, – на фоне такого могучего моря».
Она крепко вцепилась в него. «Не покидай меня».
Он прижал её лицо к своему, перенёс через борт и повёл вниз к Олдэю и Йовеллу. «Никогда!»
Затем он обернулся и посмотрел на обезумевших от рома дураков, тащивших по палубе огромные мешки с золотом. Казалось, они его даже не замечали. Он перемахнул через борт и тут же почувствовал, как шлюпка отчаливает, под грохот ткацких станков – каждый пытался найти свою уключину в этой суматохе.
Эллдэй прохрипел: «Грот-мачта падает, сэр Ричард!»
Трудно было разглядеть, что произошло, сквозь бушующие, ослепляющие брызги, но все слышали треск разлетающихся досок, когда грот-стеньга прорезала шлюпку.
Впередсмотрящий Оуэн уперся ногами в деревянные носилки и изо всех сил налег на весло. Он был рад, что женщины сидели на корме и не видели происходящего. Волна слегка спала, и брызги разошлись по проходу, куда направлялся старый Безант. «Золотистая ржанка» теперь была совсем без мачты и лежала на боку; лодка, разбитая падающими рангоутами, исчезла, но пенящаяся вода рассказывала свою историю. Вместо золота от высокого солнца она была ярко-красной, и море бурлило от огромных, сверкающих тел – акулы ринулись в атаку.
Болито увидел, как Аллдей поморщился, налегая на весло, и крикнул: «Ложись на корму, Аллдей. Нам сегодня нужен хороший рулевой!»
Он посмотрел на их потрясённые лица. Все моряки ненавидели покидать свой корабль. Море было постоянным врагом, и их будущее было неизвестно.
Болито подскочил к Эллдею, взял весло и крикнул: «Знаете, как говорят, ребята? Есть только одна вещь в лодке бесполезнее клавесина, и это адмирал!»
Никто не смеялся, но он видел, как она наблюдала за ним, наклоняясь, чтобы вычерпать воду из-под решеток.
Дженур тянул весло, непривычное движение разрывало порезанные пальцы. Они всё ещё были вместе, даже больше, чем он смел надеяться. Он чувствовал, как его прекрасный меч трётся о бедро. Всё, что у него было с собой. Даже наброски лежали в его сундуке.
Кто-то ахнул: «Вот она, ребята!»
Безант начала вырываться. «Помогите мне встать, чёрт возьми! Надо видеть!»
Олдэй положил руку на румпель, но протянул другую, чтобы успокоить мужчину. «Полегче, приятель. Ты ей сейчас ничем не поможешь».
С ревом и в облаке брызг «Золотистая ржанка» соскользнула с рифа и исчезла.
Ялик, казалось, скользил по бурным водам, а затем снова успокоился, его весла поднимались и опускались, унося его прочь.
Болито попытался определить положение солнца, но его глаза слишком болели.
Две вещи больше всего занимали его мучительную душу.
Они прошли через риф и оказались в более спокойной воде. И они были совершенно одни.
Большой серый дом под замком Пенденнис казался прохладным и освежающим после предвечерней жары. Девушка распустила ленты своей широкой соломенной шляпы и позволила ей упасть на плечи, накрыв длинные, нагретые солнцем волосы.
Как тихо было в доме! Она догадалась, что Фергюсон, его жена и слуги, вероятно, ужинали перед вечерней службой в церкви; тем временем она наслаждалась тишиной прогулки вдоль скал и спускалась по крутой тропинке к небольшому извилистому пляжу, где любила искать ракушки. Фергюсон предупреждал её о тропинке по скалам, и она послушно последовала его совету, всё время думая о Зенноре, где родилась. После этих скал эта прогулка была лёгкой.
Поскольку было воскресенье, она почти никого не видела, кроме берегового охранника, который разглядывал мерцающий залив в свою длинную подзорную трубу с латунной оправой. Он был довольно дружелюбен, но Зенории казалось, что все они наблюдают за ней, когда она выходит в город. Возможно, любопытство, или же это было обычное подозрение корнуолльцев к «чужакам», даже если они из другой части графства?
И этот дом тоже. Она подошла к маленькому столику, дерево которого от времени и полировки потемнело так, словно было чёрным. Она смотрела, как её рука кладёт её на большую семейную Библию, и с некоторым удивлением увидела обручальное кольцо. Неужели она никогда к нему не привыкнет? Неужели всё никогда не изменится, и она никогда не сможет дарить Валентину ту любовь, в которой он нуждался?
Она открыла массивные латунные засовы и подняла крышку. Как и сам дом, столько истории. Это было что-то пугающе-устрашающее, подумала она.
Все они были там, написанные неизвестными руками. Семейная история, словно почётный список. Она слегка вздрогнула. Словно те же портреты, что и эти имена, наблюдали за ней, возмущаясь её вторжением.
Капитан Джулиус Болито, умерший молодым человеком в возрасте 36 лет. Она снова почувствовала странное предчувствие. Прямо здесь, в Фалмуте, во время Гражданской войны, пытаясь снять блокаду с Круглоголовых. Сегодня днём она видела замок, возвышающийся на мысе. Он всё ещё представлял угрозу.
Прапрадед Болито, капитан Дэниел, погиб в битве с французами в заливе Бантри. Капитан Дэвид погиб, сражаясь с пиратами в 1724 году, а Дензил – единственный до сэра Ричарда, кто дослужился до флагманского звания. Она улыбнулась, увидев, как хорошо усвоила и поняла терминологию и традиции флота.
И отец Болито, капитан Джеймс, потерявший руку в Индии. Она внимательно изучила его портрет, вновь увидев семейное сходство в Болито. Её разум, казалось, колебался, словно чувство вины. И Адам тоже.
А теперь отдельная запись, сделанная размашистым почерком сэра Ричарда, по случаю смены имени Адама на Болито, где он утверждал своё право на всё, что ему когда-нибудь достанется. На той же странице Болито также написал: «Памяти моего брата Хью, отца Адама, бывшего лейтенанта флота Его Британского Величества, скончавшегося 7 мая 1795 года. Зов долга был путём к славе».
Зенория закрыла Библию с большой осторожностью, словно желая сохранить ее воспоминания нетронутыми.
А что же женщины? Ждут возвращения своих мужчин, каждый раз задаваясь вопросом: не последнее ли это расставание?
Зенория думала о муже и пыталась раскрыть свои самые сокровенные чувства. Она не могла дать ему того, чего он действительно заслуживал. Она даже не была уверена, любит ли его. Адам ясно дал понять, что, по его мнению, она вышла замуж за Кина из благодарности за то, что он сделал для её спасения и восстановления доброго имени. Неужели это была всего лишь благодарность? Понимал ли Валентин, каково ей было; почему она не способна на сексуальный отклик после того, что с ней случилось? Когда он вошёл в неё, она больше всего на свете хотела доставить ему удовольствие.
Вместо этого она чувствовала боль, ужас, отвращение; и ожидала, что он потеряет терпение, с отвращением оттолкнёт её, будет вести себя жестоко. Но он ничего не сделал: смирился и винил себя. Возможно, когда он вернётся… Сколько раз она думала об этом? Это была пытка, и по мере того, как тянулись недели, она почти боялась их воссоединения.
Если бы Кэтрин была здесь, всё могло бы быть иначе. Она проявила бы сострадание; возможно, у неё нашлась бы мудрость. Зенория обернулась и оглядела большую комнату. Я должна хранить ему верность. Ей показалось, что она слышит, как слова отражаются от прохладного камня.
Из конюшни доносился топот лошадей. Возможно, Мэтью заказывал экипаж, чтобы отвезти Фергюсона с женой в церковь. Она напряглась. Нет, не лошадей, а одну, и, судя по топоту копыт, её было трудно успокоить, и, должно быть, её сильно гнали. Значит, гость.
Затем она услышала голос Фергюсона, приглушённый, нерешительный, так что она не смогла уловить смысла его слов. Кто-то обошёл дом со двора и скрылся в передней части; золотое кружево, треуголка и звон шпаги, которую Адам всегда носил, ни с чем не спутаешь.
Она коснулась груди и почувствовала, как краснеет. Но он должен был быть в Плимуте… Она взглянула на себя в зеркало и с тревогой увидела внезапную радость в своих глазах.
Наружные двери открылись и закрылись, и когда он вошел, она повернулась к нему лицом.
«Вы снова меня удивляете, капитан Адам, сэр!» Он проигнорировал её поддразнивающую шутку. Она почувствовала, как по её телу пробежал холодок, несмотря на тепло. «Что случилось, Адам? У тебя проблемы?»
Он не произнес ни слова, а бросил шляпу на стул; она увидела пыль на его сапогах, пятна кожи на штанах – свидетельство спешки его путешествия.
Он положил руки ей на плечи и смотрел на нее, казалось, целую вечность.
Затем он тихо сказал: «Я принес плохие новости, Зенория. Постарайся быть сильной, как я стараюсь быть сильным с тех пор, как мне рассказали об этом».
Она не сопротивлялась, когда он нежно притянул её к себе. Позже она вспомнит этот момент и поймет, что это было не из нежности, а из-за необходимости спрятаться от её лица, пока он говорил ей.
«Сообщается, что баркентина Golden Plover, направлявшаяся в Кейптаун, налетела на риф у западного побережья Африки».
Она слышала, как его сердце тяжело и быстро бьётся у неё на щеке. Он продолжал говорить тем же пустым голосом: «Небольшой португальский торговец был остановлен одним из наших кораблей. Он сообщил им новости». Он сделал паузу, отсчитывая секунды, как хороший стрелок измеряет попадание снарядов. «Никто не спасся».
Только тогда он отпустил её и слепо подошёл к одному из портретов. Вероятно, не осознавая, что делает, он коснулся пальцами старинного семейного меча на картине. Теперь он никогда не будет принадлежать ему.
«Это точно, Адам?»
Он повернулся легко, как всегда. «Мой дядя – лучший моряк из всех, кого я знал. Прекраснейший из людей, которого любили все, кто пытался его узнать. Но это был не его корабль, понимаете?»
Она пыталась, но не понимала. Она знала лишь, что её муж, который дал ей всё, стал лишь воспоминанием. Как и все те, кто обитал в этом доме и был упомянут в его почётном списке.
Адам сказал: «Я попросил Фергюсона рассказать слугам. Я не… чувствовал себя способным. Завтра к этому времени весь Фалмут будет знать». Он вдруг подумал о Белинде. «Как теперь знает весь Лондон».
Казалось, он переосмыслил её вопрос. «Надежда есть всегда. Но, возможно, неразумно слишком много мечтать». Он снова посмотрел на неё, но казался отстранённым, недостижимым.
«Я заказал свежую лошадь. Мне нужно без промедления ехать к дому сквайра. Не хотелось бы, чтобы тётя Нэнси услышала это, как пустые сплетни». Впервые он проявил свои чувства. «Боже, она его боготворила».
Зенория с болью наблюдала за его страданиями. «Адам, что мне делать?»
«Вы?» Он вытер лицо тыльной стороной ладони. «Вы должны остаться здесь. Он бы этого хотел». Он замялся, осознавая, что сказал и что упустил. «Ваш муж тоже. Извините… Я попрошу миссис Фергюсон составить вам компанию».
Во двор вели лошадь, но голосов не было слышно.
«Пожалуйста, вернись, Адам. Никто из нас не должен быть один».
Он пристально посмотрел на неё. «Мне очень нравился твой муж. Я даже завидовал ему до нездоровой степени». Он снова подошёл к ней и очень нежно поцеловал в лоб. «До сих пор завидую».
Затем он исчез, и она увидела однорукого управляющего Болито, стоящего в пыльном солнечном свете и смотрящего на пустую дорогу.
Она внезапно осталась одна, и боль утраты стала невыносимой.
Она воскликнула: «Вы все довольны, чёрт возьми? Вон он скачет, последний из Болито!» Она огляделась вокруг, ослеплённая горячими, неожиданными слёзками. «Этого ты хотел?»
Но была лишь тишина.
Она не знала, который час и как долго ей удалось проспать; словно кто-то произнёс её имя. Она выскользнула из кровати и подошла к окну. Ночь была тёплой, и яркий полумесяц проливал с горизонта сверкающий серебряный плащ, пока тот не скрылся за мысом.
Она откинулась от окна ещё дальше, так что платье сползло с одного плеча, но она этого не заметила и не подумала о багровом шраме, который там открылся. Знак стойкости, но для неё он был знаком стыда, болезненного унижения.
Она чувствовала запах земли, овец и скота и думала об идеях, которыми с ней поделилась Кэтрин, о планах, которые могли бы вернуть жизнь в поместье.
И тут она услышала это: не слова, а что-то другое, душу, терзаемую болью. Она огляделась в темноте. Она не слышала возвращения Адама и решила, что он ночует в доме Роксби.
В следующее мгновение она уже стояла на большой лестничной площадке, ее босые ноги бесшумно ступали по коврам, ее свеча освещала каждое суровое лицо на стене: горящие корабли, умирающие люди и собственные слова Болито в Библии, когда каждый портрет растворялся в тени.
Адам сидел за столом, уткнувшись лицом в руки, и рыдал так, словно сердце его разрывалось. Его шляпа, шпага и сюртук со сверкающими кружевами были брошены на стул, а в воздухе витал запах бренди.
