Текст книги "За рифом"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Annotation
Кент Александер
Кент Александер
За рифом (Болито – 21)
Март 1808 года, война распространяется по Европе: Наполеон удерживает Португалию и угрожает своему давнему союзнику, Испании. Королевский флот продолжает блокаду вражеских портов, а новый законопроект о борьбе с рабством ещё больше истощает ресурсы и без того стеснённого флота, поскольку для подавления этой прибыльной торговли требуются новые корабли в других местах. Разлучив с женой и ребёнком, терзаемый страхом слепоты, вице-адмирал сэр Ричард Болито снова отправляется к мысу Доброй Надежды, чтобы создать там постоянные военно-морские силы после успеха своей предыдущей миссии. Он оставляет позади презрение общества и горькие воспоминания о преданной дружбе и вместе с возлюбленной, которую он не покинет, отправляется на злополучном «Золотистом ржанке». Вместе с ними и другие, жаждущие покинуть родные края: Валентин Кин, для которого командование на мысе – это одновременно и повышение по службе, и избавление от проблем в собственном браке, верный Олдей и молодой Стивен Дженур, который находит в этом опасном путешествии путь к зрелости. Когда «Золотистую ржанку» постигают кораблекрушение и катастрофа, стомильный риф у берегов Африки становится мощным символом кризиса и выживания, унося с собой как невинных, так и проклятых. За рифом мало что остаётся: лишь необузданная смелость, безрассудная надежда и уверенность в том, что и для тех, кто в опасности, и для тех, кто остался дома, жизнь изменилась безвозвратно.
1. БРАТЬЯ ПО ГРУППЕ
Обычно укрытые от ветра воды Портсмутской гавани, казалось, съёжились под напором пронизывающего северо-восточного ветра, дувшего уже около двенадцати часов. Вся якорная стоянка превратилась в бесконечную массу крейсерских белых барашек, которые, словно кошачьи лапки, отмечали их движение вокруг многочисленных чёрно-жёлтых корпусов пришвартованных военных кораблей, заставляя их яростно дергать якорные якоря.
Был конец марта, время, когда зима еще не спешила ослаблять хватку и стремилась продемонстрировать свою скрытую силу.
Одним из крупнейших кораблей, недавно сошедших с верфи, где он перенес унизительный ремонт нижней части корпуса, был второразрядный «Черный принц» с 94 орудиями. Его свежая краска и почерневший такелаж блестели, как стекло, от брызг и короткого ливня, который уже добрался до острова Уайт, превратившись в тусклое пятно в скудном свете.
«Чёрный принц» был одним из самых мощных кораблей своего класса, и для любого, кроме настоящего моряка, он казался символом морской мощи, надёжным щитом страны. Более опытный взгляд узнал бы его пустые реи, паруса, ещё не поднятые, чтобы дать ему жизнь и силу. Он был окружён лихтерами и баркасами, а небольшие армии такелажа и канатодела сновали по его палубам, а стук молотков и скрип снастей свидетельствовали о кипучей работе в трюмах и на орудийных палубах.
Капитан «Черного принца» стоял в одиночестве у ограждения квартердека, у упакованных в гамаки сетей, и наблюдал за тем, как приходили и уходили моряки и рабочие дока, которыми, в свою очередь, руководили корабельные уорент-офицеры – настоящая опора любого военного корабля.
Капитан Валентайн Кин еще плотнее натянул шляпу на свои светлые волосы, но в остальном не замечал, даже был равнодушен, к пронизывающему ветру и к тому факту, что его развевающийся синий мундир с потускневшими морскими эполетами промок насквозь.
Даже не глядя, он знал, что вахтенные у заброшенного двухколесного судна прекрасно осведомлены о его присутствии. Квартирмейстер, боцман и маленький мичман, который время от времени поднимал подзорную трубу, чтобы посмотреть на сигнальную вышку или на находившийся неподалёку флагман адмирала, на главной башне которого вился и трещал промокший флаг.
Многие из тех, кто служил рядом с ним у орудий, когда они сражались и едва не уничтожили большой французский трёхпалубный корабль у берегов Дании, были отстранены от его командования, пока корабль ремонтировался после этого короткого, жестокого столкновения. Одних – для перевода на другие суда, других – потому что, как сказал адмирал порта: «Моим капитанам сейчас нужны люди, капитан Кин. Вам придётся подождать».
Кин позволил мыслям вернуться к битве, к ужасающему зрелищу на рассвете, когда они отправились на помощь «Бенбоу» контр-адмирала Херрика, защищавшему конвой из двадцати кораблей, предназначенный для вторжения в Копенгаген. Разбитые, горящие корпуса, ржущие кавалерийские лошади, застрявшие внизу, на транспортах, и полностью сбитый «Бенбоу», его единственный эскорт перевернулся – полная потеря.
К счастью, «Бенбоу» отбуксировали в Нор для стыковки. Было бы слишком больно видеть его здесь каждый день. Постоянное напоминание, особенно для вице-адмирала сэра Ричарда Болито, чей флаг вскоре снова взметнётся на фок-мачте этого корабля. Херрик был старым другом Болито, но поведение Херрика, как до, так и после последнего боя «Бенбоу», Кина скорее разозлило, чем огорчило. Вполне возможно, что этот бой станет и её последним, мрачно подумал он. Учитывая количество кораблей, захваченных в Копенгагене для пополнения своих поредевших флотов и эскадр, любая верфь могла бы дважды подумать, прежде чем ввязываться в подобную программу ремонта и восстановления.
Кин подумал о Болито, человеке, который был ему дороже всех остальных. Он служил ему мичманом и лейтенантом, а потом и в одной эскадре, пока тот не стал его флаг-капитаном. Кин представил его сейчас с его очаровательной Кэтрин, как он часто делал после их возвращения в Англию. Он старался не обращать на это внимания, не сравнивать. Но он и сам хотел такой же любви, как у них, такой же дерзкой страсти, которая покоряла сердца простых людей по всему миру и вызывала гнев лондонского общества из-за их открытых отношений. Скандал, заявили они. Кин вздохнул. Он бы отдал душу, чтобы оказаться в таком же положении.
Он подошёл к маленькому столику под навесом над капающей кормой и открыл журнал на месте, отмеченном отполированным куском китового уса. Он несколько секунд смотрел на дату на влажной странице. Как он мог забыть? 25 марта 1808 года, ровно два месяца спустя, как он надел кольцо на руку своей невесты в крошечной деревенской церкви в Зенноре, в честь которой она и получила своё имя.
Как и битва, предшествовавшая его свадьбе за четыре месяца, это казалось вчерашним днем.
Он всё ещё не знал. Любила ли она его, или её брак был актом благодарности? Он спас её от каторжного корабля и от ссылки за преступление, которого она не совершала. Или его неуверенность проистекала из того, что он был почти вдвое старше её, и он верил, что она могла выбрать кого угодно? Кин знал, что если он не сдержит это, то сойдёт с ума. Он почти боялся прикоснуться к ней, и когда она отдалась ему, это было действие без страсти, без желания. Она просто покорилась, и позже, в ту первую ночь, он нашёл её у углей камина внизу, беззвучно рыдающей, словно её сердце уже было разбито.
Кин снова и снова вспоминал совет Кэтрин, данный ему во время визита к ней в Лондон. Он признался ей в своих сомнениях относительно истинных чувств Зенории к нему.
Кэтрин тихо сказала: «Вспомни, что с ней случилось. Молодую девушку забрали и использовали, без надежды и без смысла жизни».
Кин прикусил губу, вспоминая тот день, когда впервые увидел её, схваченную, почти обнажённую, с распростертой от плеча до бёдер спиной, в то время как другие узники смотрели на неё, словно дикие звери, словно это было какое-то дикое издевательство. Так что, возможно, это всё-таки была благодарность; и он должен был быть удовлетворён, как и многие мужчины, просто заполучив её.
Но это не так.
Он увидел, как к нему на корму направляется первый лейтенант Джеймс Седжмор. По крайней мере, тот, похоже, был более чем доволен своей участью. Кин повысил его до старшего лейтенанта после того, как в то ужасное утро на этом самом квартердеке был разрублен пополам крепкий «Тайнсайдер Казалет». Вражеским кораблём был «Сан-Матео», мощный испанский корабль под французским флагом, и он сокрушил конвой и его эскорт, словно тигр, расправляющийся с кроликами. Кин никогда не видел, чтобы Болито был так полон решимости уничтожить любой корабль, как он – уничтожить «Сан-Матео». Она потопила его старый «Гиперион». Других причин ему не требовалось.
Кин часто ловил себя на мысли, что Болито сдержал бы свою угрозу и продолжал обстреливать Сан-Матео, уже повреждённый в первом же рукопашном бою. Пока они не спустили флаги. Слава богу, кто-то, ещё достаточно здравомыслящий, чтобы думать и действовать в этом аду железа и свистящих осколков, снёс флаги. Но разве он продолжил бы безжалостно действовать иначе?
Возможно, я никогда этого не узнаю.
Лейтенант Седжмор прикоснулся к шляпе, его лицо покраснело от жгучего воздуха. «Я смогу подготовить паруса к установке завтра, сэр».
Кин взглянул на часовых Королевской морской пехоты у люков и на бак. Когда земля так близка, всегда найдутся безрассудные, которые попытаются сбежать. Набрать новых членов экипажа, особенно в военном порту, было бы и так непросто, не говоря уже о возможности дезертировать.
Кин очень сочувствовал своим людям. Их оставили на борту или отправили на другие корабли, чтобы заполнить пробелы, без какой-либо возможности увидеть близких или свой дом.
Кин провёл на борту больше времени, чем требовалось, лишь чтобы показать своей поредевшей компании, что он делится ею с ними. Даже когда ему это приходило в голову, он понимал, что это тоже ложь. Он остался из страха, что Зенория может открыто отвергнуть его, не в силах даже притвориться.
«Что-то не так, сэр?»
«Нет». Это прозвучало слишком резко. «Вице-адмирал Болито поднимется на борт в полдень». Он посмотрел поверх сетей на сверкающие стены верфи и портовой батареи, а затем на теснящиеся здания Портсмут-Пойнт, за которыми ждали Ла-Манш и открытое море. Болито, возможно, уже там; в старой гостинице «Георг», может быть? Маловероятно. Кэтрин будет с ним. Он не станет рисковать и подвергать её пренебрежению или чему-либо ещё, что могло бы её огорчить.
Седжмор сохранял бесстрастное выражение лица. Он никогда не испытывал особой симпатии к своему предшественнику, Казалету. Хотя тот был, конечно, хорошим моряком, но грубым в речах и поведении, с ним было трудно работать. Он наблюдал за суетой у талей, покачиваясь, поднимал всё новые тюки и ящики с одного из лихтеров.
Что ж, теперь он был первым лейтенантом на одном из новейших и самых мощных трёхпалубных кораблей флота. И с таким адмиралом, как сэр Ричард Болито, и таким хорошим капитаном, как Кин, их ничто не остановит, когда они снова выйдут в море. Повышение в должности, призовые, слава – конца этому не было, по крайней мере, в его представлении.
«Таковы правила флота», – подумал Седжмор. Если предлагали обувь мертвеца, второго шанса ждать не приходилось.
Кин отчётливо произнёс: «Передай моему рулевому, чтобы он подготовил баржу и отзвонил команде в шесть склянок. Осмотри их сам, хотя я сомневаюсь, что Тоджонс оставит что-либо на волю случая».
Он снова взглянул на открытый бортовой журнал, где вахтенный мичман что-то писал, сосредоточенно высунув язык из уголка рта. В голове промелькнула другая картина: его рулевой Тоджонс в день своей свадьбы всего два месяца назад, управляющий украшенной гирляндами каретой, которую тащили мичманы и младшие офицеры этого корабля, его корабля, с ним самим и его молодой невестой внутри.
Он повернулся и побрел под корму, чтобы найти единственное место, где он мог бы побыть один.
Седжмор проводил его взглядом и задумчиво потер подбородок.
Пост-капитан – то, кем однажды стал бы сам Седжмор, если бы все сложилось удачно и ему удалось бы избежать участи Казалета.
Быть капитаном такого корабля, как «Чёрный принц»… Он огляделся вокруг. Не было для человека большей награды. Он ни в чём не нуждался.
Он увидел, что мичман пристально смотрит на него, и прохрипел: «Мистер Мак-Иннес, прошу вас не тратить зря время, сэр!»
Это было неуместно, но это позволило ему почувствовать себя первым лейтенантом.
Лейтенант Стивен Дженур затаил дыхание, сворачивая за угол над сверкающей лестницей верфи, ведущей прямо к причалу. После двух месяцев на берегу, проведенных либо на службе у вице-адмирала сэра Ричарда Болито, либо в гостях у родителей в Саутгемптоне, он почувствовал себя не в ладу с морем и пронизывающим ветром.
Он распахнул маленькую дверь и увидел пылающий огонь, приветливо освещавший комнату.
Слуга в форме холодно спросил: «Ваше имя, сэр?»
«Дженур», – резко добавил он. – «Флаг-лейтенант сэра Ричарда Болито».
Мужчина поклонился и удалился, пробормотав что-то о согревающем напитке, и Дженур по-детски обрадовался его способности мгновенно внушать уважение.
«Добро пожаловать, Стивен». Болито сидел в кресле с высокой спинкой, и пламя камина отражалось в его золотых галунах и эполетах. «У нас ещё есть время».
Дженур сел и улыбнулся ему. С тех пор, как он присоединился к Болито, его юная жизнь так сильно изменилась. Родители смеялись над ним за то, что он поклялся однажды служить этому невероятному человеку, который до гибели Нельсона при Трафальгаре менее трёх лет назад был вторым самым молодым вице-адмиралом в списке ВМС. Теперь он стал самым молодым.
Он не уставал вспоминать каждый отдельный случай, даже тот суровый момент, когда Чёрный Принц собирался покинуть Копенгаген в поисках Херрика, а Болито обратился к нему с отчаянными мольбами и подтвердил его худшие опасения. «Я теряю зрение, Стивен. Ты сможешь сохранить столь драгоценную для меня тайну?» И позже, когда Болито сказал: «Они не должны знать. Ты мой дорогой друг, Стивен. Теперь есть и другие друзья, которым мы нужны».
Дженур отпил горячего напитка. В нём был бренди и специи, и глаза у него защипало, но он знал, что это из-за воспоминаний, а не из-за чего-то другого.
Дорогой друг и один из немногих, кто знал, насколько серьёзно пострадал левый глаз Болито. Доверить ему такую тайну было для него наградой, превосходящей всё, что он мог себе представить.
Он осторожно спросил: «Каков будет ответ капитана Кина, сэр Ричард?»
Болито отставил пустой кубок и подумал о Кэтрин, представив, что всё ещё чувствует тепло её тела в своих объятиях, когда они расставались этим утром. Теперь она, должно быть, уже на пути в Лондон, в дом, который купила у реки в Челси. Их уединённое место, как она его называла, где они могли побыть наедине, когда им нужно было быть в столице.
Было странно остаться без Оллдея, но его рулевой, его «дуб», отправился с Йовеллом, его секретарём, и Оззардом, его маленьким слугой, в одной карете. Кэтрин была бесстрашна, но Болито чувствовал себя за неё спокойнее, зная, что она путешествует с таким надёжным эскортом.
Он также вспомнил свою последнюю встречу с лордом Годшелем в Адмиралтействе и попытки Годшеля успокоить его всякий раз, когда он касался вопроса, который мог вызвать споры.
«Их светлости настаивают, что вы – лучший выбор флагмана для отправки в Кейптаун. В конце концов, вы сыграли решающую роль в отвоевании этого места у голландцев – наши люди вас знают и, соответственно, доверяют вам. Это не займёт много времени, но вам необходимо организовать регулярное патрулирование этого района малыми судами и, возможно, отправить больше крупных военных кораблей обратно в Англию. Когда вы назначите там капитана, который будет командовать всем флотом – исполняющего обязанности коммодора, если хотите, – вы тоже сможете вернуться. Я предложу вам быстроходный фрегат и сделаю для вас всё возможное». Он тяжело вздохнул, словно обременённый ответственностью. «Даже пока адмирал Гамбье и ваша эскадра были в Копенгагене, готовя призы к переправе сюда, Наполеон уже был занят другими делами. Будь он проклят – он дважды пытался захватить датский флот и даже спровоцировал Турцию выступить против своего старого союзника, царя российского. Стоит нам закрыть одну дверь, как он уже ищет другую».
Болито часто признавал, что трудно не восхищаться постоянно меняющейся стратегией Наполеона. Вскоре после безнадежной борьбы Херрика за спасение своего конвоя французская армия вторглась в Португалию и к ноябрю была в Лиссабоне, а королевская семья бежала в свои владения в Бразилии. В Уайтхолле ходили слухи, что следующей целью Наполеона станет Испания, ещё один союзник, пусть и нежеланный. Тогда он станет правителем подавляющей силы, вновь представляющим угрозу, опираясь на все богатства Испании.
Болито сказал: «Думаю, на этот раз он, возможно, переоценил свои силы. Он превратил Португалию во врага и наверняка подстрекнет Испанию восстать против него. Это наш единственный шанс. Место, где можно высадить армию, где её будут поддерживать и будут считать освободительной силой».
Годшале посмотрел на меня отстранённо. «Возможно, возможно».
Ещё один секрет. Дженур знал его, как и Йовелл с Оллдеем. Болито отказался плыть на фрегате и видел, как тяжёлое лицо Годшела побагровело, когда он воскликнул: «Вы хотите сказать, что возьмёте леди Кэтрин Сомервелл с собой в Кейптаун?»
Болито был непреклонен: «Военный корабль – не место для леди, милорд. Хотя я уверен, что леди Кэтрин согласилась бы без колебаний».
Годшэйл вытер лицо. «Я всё устрою. Быстрый пакет по ордеру Адмиралтейства. С вами чертовски трудно иметь дело, сэр Ричард. Что скажут люди, когда узнают...»
«Нам просто придется позаботиться, чтобы этого не произошло, милорд».
Когда он рассказал об этом Кэтрин, она была на удивление воодушевлена.
«Быть там с тобой, дорогой из людей, вместо того, чтобы читать о твоих подвигах в «Газетт», быть частью всего этого... Я ничего большего не прошу».
Дверь открылась, и слуга заглянул в комнату. «Прошу прощения, сэр Ричард, но, как сообщается, ваша баржа только что отплыла от «Чёрного принца».
Болито кивнул и заметил Дженуру: «Держу пари, капитан Кин удивится, узнав, что я не останусь на борту».
Дженур последовал за ним из уютного убежища комнаты ожидания старших офицеров.
Он знал, что Кин дорожит Болито не меньше, чем он сам. Неужели он оставит «Чёрного принца» ради какой-нибудь малоизвестной должности капитана в Кейптауне, командующего всеми местными патрулями? Это означало бы широкий вымпел и реальную возможность повышения до контр-адмирала, если всё сложится удачно. Но это также означало бы расставание с невестой вскоре после свадьбы, а также разрыв близких отношений с человеком, который прямо сейчас стоял на верхней площадке мокрой лестницы, вглядываясь в беспорядочно колышущуюся рябь волн.
Мне повезло, что выбор не за мной. Во всяком случае, пока…
Болито закутался в плащ и смотрел, как зелёная баржа энергично гребёт по бурлящей воде, как весла поднимаются и опускаются одновременно, как нарядные матросы в клетчатых рубашках и просмолённых шляпах. Сегодня командующим будет рулевой Кина, и Болито вдруг забеспокоился, зная, что Эллдэй не придёт.
Он вспомнил радость Кэтрин в предвкушении их путешествия, хотя раньше, когда он рассказывал ей о Кейптауне, в ней были лишь гнев и отчаяние. «Неужели они больше никого не могут послать, Ричард? Неужели это всегда будешь ты?»
Когда Годшелл получил согласие на его просьбу сопровождать его, она обняла его, как дитя. Вместе. Слово, ставшее символом для них обоих.
После свадьбы Кина они, казалось, проводили дни напролет в ужасных зимних дорогах: Лондон, Фалмут и снова Лондон.
Он вспомнил их последнюю ночь в маленькой уединённой гостинице, которую порекомендовал Олдэй; сидя в зале ожидания до прибытия Дженура, он смотрел на огонь, вспоминая его. Потребность друг в друге, пока они не легли у огня в отдельной комнате гостиницы, не желая тратить ночь на сон.
Баржники бросили весла и застыли лицом к корме, пока носовые части прикрепляли к трапу. Первый лейтенант легко ступил на мокрую лестницу и приподнял шляпу, оглядываясь по сторонам, озадаченный, обнаружив, что на борту нет ни сундука, ни багажа, который можно было бы разместить.
«Добрый день, мистер Седжмор», – Болито коротко улыбнулся. «Как видите, на этот раз мой визит будет коротким».
Он и Дженур расположились на корме, и баржа отчалила, переливая воду через нос, когда они вышли из-под защиты стены.
«Ремонт идет хорошо, мистер Седжмор?»
Лейтенант сглотнул. Он не привык к непринужденному разговору с вице-адмиралом.
«Да, сэр Ричард. Мне сказали, что это займёт ещё месяц или около того».
Болито наблюдал за проходящими мимо судами верфи и ялом, буксирующим новую мачту для какого-то ремонтируемого судна. Если Наполеон действительно вторгнется в Испанию, морская блокада должна будет быть ещё плотнее, пока они не высадят армию для открытого сражения с французами. Он с грустью подумал о Херрике. Даже его бедный, потрёпанный «Бенбоу» мог быть отправлен обратно в бой.
Он услышал далекий треск мушкета и увидел фигуры, бегущие к баку «Черного принца»; он догадался, что морской пехотинец только что выстрелил в потенциального дезертира.
Седжмор процедил сквозь зубы: «Кажется, они его схватили».
Болито спокойно посмотрел на него. «Не лучше ли было бы выставить пикеты на берегу и ловить их, если они туда заплывут? Труп, я бы сказал, ни на что не годен». Это было сказано мягко, но Дженур заметил, как первый лейтенант поморщился, словно его ударили по лицу.
Следующие несколько мгновений вычеркнули всё остальное из его мыслей. Подъём по скользкому склону, трель криков, топот и грохот почётного караула Королевской морской пехоты. А затем Кин, с его красивым лицом, полным приветствия, вышел ему навстречу.
Они пожали друг другу руки, и Кин провел его на корму, в большую каюту.
«Ну что, Вэл?» – Болито сел и посмотрел на друга. «Пока что я больше не буду тебе мешать».
Он смотрел, как Кин разливает кларет, отмечая морщины у его губ. Напряжение командования. Многочисленные трудности завершения ремонта и залечивания ран, полученных в бою. Восполнение поредевшей роты, складирование, пополнение запасов пороха и ядра, подготовка новых вахтенных, чтобы заменить опытных матросов среди волонтёров и вынужденных матросов. Болито знал все эти испытания ещё в своём первом командовании – на небольшом военном шлюпе.
«Рад тебя видеть», – Кин протянул ему кубок. «Ваш визит звучит как нечто загадочное». Он улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.
«А как Зенория? Скучает по тебе, наверное?»
Кин отвернулся и принялся возиться с ключами. «Сегодня утром на борт доставили депешу, сэр. Её доставили почтовой лошадью из Адмиралтейства». Он открыл ящик и достал её. «Я совсем забыл, так волновался из-за вашего приезда».
Болито взял его и взглянул на печать. Что-то было не так. Кэтрин намекнула на это.
Он сказал: «Мне приказано отправиться в Кейптаун, Вэл, чтобы не допустить дальнейшего самоуспокоения. Теперь, когда парламент принял закон о борьбе с рабством, нам нужно больше патрулей, чем когда-либо. Работорговцы, пираты, каперы – всех их нужно будет выслеживать».
Кин уставился на него, словно не расслышал.
Болито тихо добавил: «Им нужен опытный капитан, чтобы командовать там. За свои труды он получит широкий мундир коммодора. Я, в конце концов, вернусь на „Чёрный принц“, но если вы примете это назначение, то нет».
«Я, сэр?» – Кин поставил кубок, не взглянув на него. «Бросить Чёрного Принца?» Он поднял взгляд, полный тревоги. «И оставить вас, сэр?»
Болито улыбнулся. «Эта война приближается к кризису, Вэл. Мы должны отправить армию в Европу. Когда придёт время, нам понадобятся лучшие командиры. Ты – очевидный выбор, ты заслужил это десять раз, и флоту понадобятся такие флагманы, как ты, теперь, когда Наш Нель мёртв».
Он вспомнил генерала, с которым встретился незадолго до того, как им удалось отбить Кейптаун. Несмотря на все морские победы, они будут ничтожны, пока английский пехотинец не ступит на вражеские берега.
Кин подошел к забрызганным брызгами кормовым окнам и посмотрел вниз на искаженные волны под стойкой.
«Когда это может быть, сэр?» – Он казался ошеломлённым внезапным поворотом событий. В ловушке.
«Скоро. Я уверен, что «Чёрный принц» ещё какое-то время пробудет в руках докеров».
Кин обернулся. «Посоветуйте мне, сэр».
Болито взял нож и вскрыл толстый конверт. «Я знаю, что значит быть разлученным с возлюбленной. Но это удел каждого морского офицера. Его долг также использовать любую возможность продвижения, которая ему действительно подходит и которая может принести пользу его стране».
Кин отвёл взгляд. «Я бы с удовольствием согласился, сэр». Он даже не раздумывал.
Болито быстро прочел аккуратный почерк и серьезно произнёс: «Пока ты здесь командуешь, Вэл, у тебя есть ещё одна обязанность». Он бросил письмо на стол. «В доме губернатора здесь, в Портсмуте, состоялся следственный суд. Их светлости постановили, что контр-адмирал Херрик должен предстать перед военным трибуналом в назначенный день».
Кин поднял письмо. «Ненадлежащее поведение и халатность…» Он не стал продолжать. «Боже мой, сэр».
Читайте дальше. Военный суд состоится здесь, на «Чёрном принце», вашем командовании и моём флагмане.
Кин кивнул, наконец поняв. «Тогда я стремлюсь к Мысу, сэр». Он закончил с внезапной горечью: «Здесь я не понадоблюсь».
Болито взял шляпу у слуги. Затем он сказал: «Когда будешь готов, Вэл, пожалуйста, расскажи мне… расскажи нам. Для этого и нужны настоящие друзья».
Кин, казалось, искал что-то на его лице.
«Этого я никогда не забуду».
«Я рассчитываю на это». Он замялся, услышав, как морпехи выстраиваются в очередь у входа. «Ваша боль – моя, как слишком часто моя боль была вашей».
Эбенезер Джулиан, штурман, слонялся у штурвала, и Болито догадался, что тот специально ждал его. Словно это было вчера, он вспомнил радостную улыбку Джулиана, когда они плыли навстречу величественному «Сан-Матео», и Болито дал ему свою собственную шляпу с золотым галуном, чтобы тот надел её, чтобы противник поверил, будто «Чёрный принц» – датский приз.
Он крикнул: «Вы отдали эту шляпу своему сыну, мистер Джулиан?»
Мужчина рассмеялся. «Это я сделал, сэр. Это произвело небывалый переполох в деревне! Рад был снова вас видеть, сэр Ричард!»
Болито оглядел другие знакомые лица, которым тоже пришлось столкнуться со смертью в тот день. Он вспомнил и горькие слова Кин; затем он коснулся сквозь рубашку серебряного медальона, того самого, который она сегодня утром повесила ему на шею, как всегда, когда им предстояло расстаться, пусть даже на несколько часов.
Пусть Судьба всегда ведёт тебя. Пусть Любовь всегда оберегает тебя.
Пока Кин был в таком подавленном состоянии, ему казалось неправильным думать о всем том счастье, которое она ему подарила.
Кэтрин, леди Сомервелл, подошла к окну с небольшим железным балконом и посмотрела на бурлящую Темзу. К тому времени, как её забрызганная грязью карета с грохотом остановилась у этого небольшого элегантного дома в Челси, город уже полностью проснулся. Улицы были полны торговцев и возчиков с различных рынков, предлагавших мясо, рыбу, овощи – всё это напоминало о Лондоне, который она знала совсем юной девушкой; о Лондоне, который она отчасти показывала Болито.
Это был долгий и трудный путь по этой ужасной дороге: мимо безлистных деревьев, сурово смотревших на фоне холодной луны, и через час под проливным дождём. Время от времени они останавливались, чтобы поесть и попить, но только после того, как дородный девонский секретарь Болито Йовелл осмотрел каждую гостиницу, чтобы убедиться, что она готова к заезду. Несколько раз он снова садился в карету, мрачно качая головой, давая Мэтью знак ехать дальше.
Они замечательно о ней заботились, подумала она. На каждой остановке они наполняли её медную грелку для ног кипятком и следили за тем, чтобы она была плотно закутана в пледы и длинный бархатный плащ, и, несмотря на свою независимость, она была рада их обществу.
После Фалмута дом казался каким-то странным, сырым и незнакомым, и она была благодарна за огонь, пылающий в большинстве комнат. Она вспомнила серый дом Болито под замком Пенденнис и всё ещё с удивлением осознавала, как сильно скучает по нему, когда находится вдали от него. Она слышала смех Олдэя на кухне, и кто-то, вероятно, верный, молчаливый маленький Оззард, подкладывал дрова в один из каминов.
Однажды во время поездки на сравнительно ровном участке дороги, когда Йовелл уснул, а Оззард сидел снаружи на козлах, она разговорилась с Оллдеем, внимательно слушая, как он отвечал на её вопросы и рассказывал о своих ранних днях с любимым человеком. О кораблях и сражениях, хотя она знала, что он обходил стороной последнее. Он никогда не пытался шокировать или впечатлить её и, казалось, чувствовал себя достаточно свободно, чтобы говорить с ней на равных, почти как с другом.
Когда она спросила его о Херрике, он отнесся к ней более настороженно.
«Я впервые узнал его как одного из лейтенантов-капитанов на старом «Фларопе» – это было в восемьдесят втором году». Он лениво ухмыльнулся. «Конечно, я не совсем добровольцем, так сказать». Похоже, это его забавляло. «Когда капитан наконец покинул «Фларопу», он взял нас с собой, меня и Брайана Фергюсона. Тогда я стал его рулевым». Он покачал головой, как большой лохматый пёс. «С тех пор много воды утекло».
Затем он посмотрел на неё очень прямо. «Контр-адмирал Херрик – упрямый человек, прошу прощения, миледи. Честный джентльмен, а это в наши дни большая редкость, но…»
Кэтрин наблюдала за его неуверенностью. «Сэр Ричард глубоко обеспокоен им. Его самый старый друг, как вы думаете?»
Это дало Олдэю необходимое время. «Рядом со мной, миледи! Но люди не меняются, какими бы ни были обстоятельства. Сэр Ричард никогда не менялся. Он, может быть, и флагман, герой для большинства людей, но он ничем не отличается от молодого капитана, которого я видел в слезах после смерти друга».
«Ты тоже должен мне это сказать, Олдэй. Мне так много пробелов нужно… заполнить».
Экипаж накренился и попал в глубокую колею, а Йовелл проснулся с испуганным хрюканьем.
"Где мы?"
Но Олдэй смотрел на нее так же спокойно, как и в Английской гавани, когда ее муж был жив, а Болито снова стал ее любовником после их глупого расставания.
«Я скажу вам, миледи, не волнуйтесь. Этот переход к Мысу Доброй Надежды покажет вам человека, которого мы видим, а не того, который возвращается из океана. Королевского офицера».
Она услышала свой смех. «Я верю, что ты заполняешь свои собственные пробелы обо мне, Олдэй!»
Теперь еще несколько мгновений она оставалась одна в комнате, где они любили друг друга так требовательно, словно пытались наверстать упущенное за годы.
Она вспомнила Валентина Кина, его обеспокоенное лицо, когда он говорил ей о своих надеждах и опасениях по поводу брака с Зенорией. Ещё одна загадка: такие сплочённые братья – «счастливые» бедняги Оливера Брауна – и всё же между Херриком и Кином царила холодность. Из-за Болито или из-за Зенории?
