Текст книги "Крест Святого Георгия"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Пока мили уносились по бодрому следу «Уэйкфула», Адам почти не делился со своим новым контр-адмиралом другими секретами. Другие могли бы взглянуть на него и сказать: вот он, избранный, у которого всё есть. На самом деле, его звание было всем, чем он обладал.
И вот, в тот последний полный день, когда они оба были на палубе, воздух словно ножом ударил им в лицо.
«Адам, ты когда-нибудь думал о женитьбе? Тебе стоит это сделать. Жизнь в этом мире тяжела для женщин, но я иногда думаю…»
К счастью, с топа мачты донесся крик: «Палуба! Приземляйтесь на наветренной стороне!»
К ним присоединился Хайд, сияющий и потирающий ссадины. Он был рад, что всё закончилось, тем более, что избавился от лишних обязанностей.
«Если повезёт, мы встанем на якорь завтра утром, сэр». Он смотрел на контр-адмирала, но слова его были адресованы Адаму. Удовлетворение от высадки. Даже океан казался спокойнее, пока не последовало следующее испытание.
Кин подошёл к поручню квартердека, не обращая внимания на бездельников, которые болтали, а некоторые даже смеялись, разделяя их общий восторг от достигнутого. Мужчины против моря.
Он сказал, не поворачивая головы: «С первыми лучами солнца, капитан Хайд, вы можете поднять мой флаг на бизани». Затем он действительно повернулся к ним. «И спасибо». Но он смотрел мимо них, сквозь них, словно разговаривал с кем-то другим.
Хайд спросил: «Могу ли я пригласить вас и капитана Болито на ужин со мной и моими офицерами, сэр? Для нас это действительно важное событие».
Адам видел лицо Кина. Пустое, как у незнакомца.
«Думаю, нет, капитан Хайд. Мне нужно изучить кое-какие документы, прежде чем мы встанем на якорь». Он сделал ещё одну попытку. «Мой флагманский капитан окажет эту честь».
Возможно, именно тогда, и только тогда, он по-настоящему осознал всю глубину своей утраты.
Для них обоих это должно было стать новым началом.
Ричард Болито прошел по палубе каюты и остановился у стола, где Йовелл плавил воск, чтобы запечатать один из многочисленных скопированных им письменных приказов.
«Думаю, на сегодня всё». Палуба снова поднималась, рулевой узел с грохотом стучал, когда транспорт «Королевский Энтерпрайз» поднялся и вошёл в очередную череду глубоких впадин. Он знал, что Эвери наблюдает за ним из безопасного кресла, надёжно прикреплённого между двумя рым-болтами. Тяжёлый переход даже для корабля, привыкшего к такому насилию. Скоро всё закончится, а он всё ещё не смирился с этим и не поборол свои сомнения при мысли о возвращении к войне, которую невозможно выиграть, но нельзя проиграть. Он держался, отказываясь сдаваться, даже когда их разделял океан.
Он сказал: «Ну что ж, Джордж, мы сейчас же пообедаем. Я рад, что у меня есть флаг-лейтенант, чей аппетит не испорчен Атлантикой в плохом настроении!»
Эйвери улыбнулся. Ему следовало бы уже привыкнуть к этому человеку. Но он всё ещё удивлялся тому, как Болито, казалось, умел оставлять свои личные заботы позади или, по крайней мере, скрывать их от других. От меня. Эйвери догадывался, чего стоило ему возвращение к службе, но когда он ступил на борт транспорта в Плимуте, ничто не выдавало боли расставания с возлюбленной после столь короткой встречи.
Болито смотрел, как последние капли воска капают на конверт, словно кровь, прежде чем Йовелл запечатает его. Он не щадил себя, но прекрасно понимал, что к тому времени, как они доберутся до Галифакса и присоединятся к эскадре, всё может измениться, и их последние разведданные окажутся бесполезными. Время и расстояние – вот стихии, определяющие исход морской войны. Инстинкт, судьба, опыт – всё это и ничто из этого, а невежество часто оказывалось фатальным.
Эвери наблюдал за морем, хлынувшим сквозь толстые кормовые окна. Корабль оказался комфортнее, чем он ожидал, с выносливой и дисциплинированной командой, привыкшей к быстрым переходам и уклонению от подозрительных парусов вместо того, чтобы сражаться в полную силу. Приказы Адмиралтейства ясно давали понять каждому такому судну и его капитану: они должны были доставить пассажиров или небольшие, но важные грузы любой ценой. Обычно они были слабо вооружены; «Ройал Энтерпрайз» имел лишь несколько девятифунтовых пушек и несколько вертлюжных болтов. Его целью была скорость, а не слава.
У них случилась всего одна неприятность. Корабль попал в сильный шквал, когда собирался сменить галс. Его брам-стеньгу и рею унесло, а одну из шлюпок сорвало с яруса и швырнуло за борт, словно обломок. Команда корабля немедленно взялась за дело; они привыкли к таким опасностям, но её капитан, здоровяк по имени Сэмюэл Трегуллон, был возмущён произошедшим. Корнуоллец из Пензанса, Трегуллон очень гордился послужным списком своего корабля и его способностью буквально выполнять указания адмиралтейских моряков, которые, по его мнению, вряд ли когда-либо в жизни ступали на палубу. Задержка с таким важным пассажиром на его попечении, да ещё и корнуоллцем, была уже само по себе неприятностью. Но как он признался за кружкой рома во время визита в каюту, другой транспорт, почти его собрат, «Ройал Геральд», вышел из Плимута на несколько дней позже них и теперь должен был прибыть в Галифакс раньше них.
Болито впоследствии сказал Эвери: «Ещё одно старое корнуолльское соперничество. Держу пари, что ни один из них не помнит, как всё началось».
Болито расспрашивал его о Лондоне, но тот не стал настаивать, за что Эйвери был ему благодарен. В долгие ночные бдения, когда он лежал без сна, слушая рёв моря и протестующий стон балок, он ни о чём другом и не думал.
Он не испытывал чувства торжества или мести, как когда-то верил. Развлекалась ли она с ним? Играла ли с ним, как когда-то? Или ему это тоже мерещилось? Женщина, подобная ей, такая уравновешенная, такая уверенная в себе среди людей, живущих в совершенно ином мире, нежели он сам… Зачем ей рисковать всем, если она не испытывает к нему более глубоких чувств?
Ни на один из повторяющихся вопросов не было получено ответа.
Ему следовало оставить её. Ему вообще не следовало идти в этот дом. Он посмотрел на Болито, который тепло разговаривал с Йовеллом, словно старые друзья, а не адмирал и слуга. Что бы он подумал, если бы узнал, что его жена Белинда была там в тот день, явно чувствуя себя в этом элегантном и поверхностном мире так же комфортно, как и все остальные?
Йовелл встал и поморщился, когда палуба снова закачалась. «Ах, они были правы насчёт меня, сэр Ричард. Должно быть, я сошел с ума, раз живу матросом!»
Он собрал бумаги и собирался уходить, возможно, чтобы присоединиться к Оллдею и Оззарду перед ужином. Оллдей, должно быть, тяжело переживал разлуку, и ему предстояло долго ждать первого письма, которое, как знал Эйвери, он принесёт ему, чтобы тот прочитал вслух. Ещё одно ценное звено в их маленькой команде: Оллдей был гордым человеком, и Эйвери был тронут простотой и достоинством его просьбы прочитать ему письма Униса, которые он не мог прочитать сам.
Напишет ли ему Сюзанна когда-нибудь? Ему хотелось посмеяться над своими жалкими надеждами. Конечно, нет. Через несколько недель она забудет о нём. У неё есть деньги, она красива, и она свободна. Но сегодня вечером он снова подумает о ней… Он пытался сравнить своё положение с положением Болито и его любовницы, хотя и понимал, что это нелепо. Сравнения не было. За исключением этого единственного воспоминания, произошедшее было закрытой дверью, концом чего-то, что всегда было безнадёжным.
Он вздрогнул, подняв глаза, боясь, что что-то пропустил или что Болито с ним заговорил. Но они, как и прежде, стояли на фоне серых кормовых окон, и море уже теряло свою зловещую видимость, когда его затмевал угасающий свет.
Болито повернулся и посмотрел на него. «Ты слышал?»
Йовелл оперся о стол. «Ещё одна буря, сэр Ричард».
«Стекло говорит об обратном». Он напрягся. «Вот. Опять».
Йовелл сказал: «Гром?»
Эйвери был на ногах. Совсем не похоже на военный корабль: слишком долго в море, и ничто, кроме моря, не бросало тебе вызов. День за днём, неделя за неделей. А потом скука и шумная рутина были забыты.
Он сказал: «Огнестрельное оружие, сэр».
Раздался стук в дверь, и Олдэй вошёл в каюту. Он двигался так легко, когда ему хотелось, для такого крупного мужчины, который страдал от старой раны сильнее, чем когда-либо мог признаться.
Болито сказал: «Ты слышал, старый друг?»
Эллдэй посмотрел на них. «Я не был уверен, а потом…» Он покачал лохматой головой. «Нечего вам об этом думать, сэр Ричард».
Эвери спросил: «Могу ли я пойти и поговорить с хозяином, сэр?»
Болито взглянул на сетчатую дверь. «Нет. Это не наше место». Он улыбнулся Оззарду, который тоже появился, держа в руках поднос со стаканами. «Пока нет, во всяком случае».
В конце концов Сэмюэл Трегуллон направился на корму, сжимая в своей мясистой руке помятую шляпу, словно клочок войлока.
«Прошу прощения, Цур Ричард, но вы, должно быть, знаете о пушках». Он покачал головой, когда Оззард предложил ему стакан, не потому, что был связан с его кораблём, а потому, что обычно пил только чистый ром. Моряк, от ясных глаз до толстых запястий и рук, похожих на куски мяса. Угольный бриг, пакетбот Фалмута, бывший контрабандист, а теперь человек короля: отец Болито назвал бы его сплошной пряжей и шипами марлиня.
Трегуллон коротко кивнул, когда Оззард заменил стакан кружкой. «Не бойся, цур Ричард. Я доставлю тебя в Галифакс, как мне было приказано, и я тебя туда доставлю. Я перегоню любого преступника, ни их, ни наших!» Он ухмыльнулся, его неровные зубы были похожи на сломанный забор. «Я слишком стар, чтобы меня застали врасплох!»
После его ухода далёкая стрельба продолжалась ещё полчаса, а затем стихла, словно её погасило само море.
Капитан вернулся с мрачным лицом и сообщил, что снова берёт курс и галс. Всё кончено.
Болито вдруг сказал: «У вас опытная компания, капитан Трэгуллон. Кажется, вы сказали, что лучше вас здесь не найти?»
Трегуллон подозрительно посмотрел на него. «Да, Цур Ричард. Да, да».
«Думаю, нам следует приложить все усилия, чтобы расследовать то, что мы услышали. С рассветом море может успокоиться. Я чувствую это».
Трегуллон не был убеждён. «У меня есть приказ, цур. Он исходит от лордов Адмиралтейства. Как бы я ни относился к нему, я не могу и не хочу его менять». Он попытался улыбнуться, но улыбка не вышла. «Даже тебе, цур».
Болито подошёл к кормовым окнам и прислонился к стеклу. «Лорды Адмиралтейства, говоришь?» Он повернулся, его лицо было в тени, а седой локон над глазом был подобен мазку кисти. «Мы все здесь моряки. Мы все знаем, что есть кто-то гораздо более высокий, кто управляет нашей жизнью и слышит наше отчаяние, когда Ему угодно».
Трегуллон облизал губы. «Я знаю, цур. Но что я могу сделать?»
Болито тихо сказал: «Там есть люди, капитан Трэгуллон. Они в нужде и, вероятно, в страхе. Возможно, уже слишком поздно, и я прекрасно понимаю, какой опасности подвергается ваш корабль. Вы и ваша компания».
«Не в последнюю очередь для тебя, цур!» Но в его голосе не было борьбы. Он вздохнул. «Хорошо. Я сделаю это». Он сердито поднял взгляд. «Не для тебя, при всём уважении, цур, и не для Его Величества, да благословит его душа». Он уставился на свою мятую шляпу. «Для меня. Так должно быть».
Болито и Эвери ели молча: казалось, весь корабль затаил дыхание. Лишь скрип руля и изредка доносившийся топот ног наверху намекали на то, что всё изменилось.
С первыми лучами солнца, как и ожидал Болито, ветер и море стихли; и, используя все доступные телескопы и наблюдательные пункты для обнаружения опасности, Трегуллон убавил паруса и, скрестив руки, наблюдал, как тьма отступает, а море постепенно окрашивается в серебристый цвет, отмечая каждую впадину и вал.
Эвери присоединился к Болито на широкой квартердеке, где тот молча стоял у наветренного борта, его чёрные волосы развевались на морозном ветру. Несколько раз Эвери видел, как он прикасался к раненому глазу, нетерпеливо и даже раздраженно, что его внимание было отвлечено.
К нему присоединился капитан Трегуллон и хрипло сказал: «Мы пытались, Цур Ричард. Если что-то и было, то мы опоздали». Он смотрел на профиль Болито, словно ища что-то. «Лучше бы мне сменить курс».
Он уже собирался уйти, когда раздался крик, резкий и четкий, словно крик ястреба.
«Обломки в воде, сэр! Поднять нос!»
Его было много. Доски и брёвна, дрейфующие снасти, сломанные или перевёрнутые лодки – большая часть всего обуглилась и раскололась от яростной бомбардировки.
Болито подождал, пока судно выйдет на ветер, и на воду была спущена шлюпка под командованием одного из помощников капитана.
Несколько мёртвых валялись, словно спящие, пока волны несли их мимо. Лодка медленно двигалась среди них, носовой матрос подтягивал багром каждое промокшее тело к берегу и быстро сбрасывал его, видимо, не желая прерывать столь прощальный путь.
За исключением одного. Помощник капитана потратил на это некоторое время, и даже без бинокля Эвери смог разглядеть мёртвое лицо, зияющие раны – всё, что осталось от человека.
Шлюпка вернулась и была поднята на борт без малейшей суеты. Эвери слышал, как капитан отдал приказ снова отправляться в путь. Тяжело, неторопливо: корабль, как всегда, шёл первым.
Затем он вернулся на корму и подождал, пока Болито повернётся к нему лицом. «Мой товарищ знал того погибшего моряка, Зура Ричарда. Думаю, мы знали большинство из них».
Болито сказал: «Она была королевским герольдом, не так ли?»
«Так и было, цур. Из-за того, что мы потеряли брам-мачту, она обогнала нас. Они ждали. Они знали, что мы идём». Затем он хриплым шёпотом сказал: «Это тебя они искали, цур Ричард. Они хотели твоей смерти».
Болито коснулся своей толстой руки. «Похоже, так оно и есть. Вместо этого погибло много хороших людей».
Затем он повернулся и посмотрел на Эвери, а за ним – на Эллдея. «Мы думали, что война осталась позади, друзья мои. Теперь она пришла к нам навстречу».
Не было ни злости, ни горечи, только печаль. Передышка закончилась.
5. Лицо в толпе
БОЛИТО поставил пустую чашку и медленно подошел к высокому кормовому окну. Вокруг и над ним корпус «Неукротимого», казалось, дрожал от постоянного движения и целеустремленности, так непохожий на транспорт «Ройал Энтерпрайз», который он покинул накануне днем. Он всмотрелся сквозь толстое стекло и увидел, что корабль стоит на якоре, его опытный глаз улавливал движения моряков на реях и в верхнем такелаже, в то время как другие поднимали свежие припасы с лихтера, стоявшего у борта. «Ройал Энтерпрайз» скоро снова отправится на свою следующую миссию, а его капитан все еще размышлял о жестоком уничтожении другого транспорта, который был так хорошо знаком ему и его людям, и теперь все меньше был уверен, что скорость – это все, что нужно для защиты от решительного врага.
Было уже далеко за полдень, и Болито работал с рассветом. Он был удивлён и тронут тёплым приёмом. Тайк лично приехал забрать его с «Ройял Энтерпрайз», и его глаза были полны вопросов, когда Трегуллон упомянул о нападении.
Он оглядел каюту, которая показалась ему такой знакомой, несмотря на его отсутствие в Англии. Тьяк проделал отличную работу по ремонту и подготовке своего корабля к выходу в море, ведь даже в гавани погода не располагала к подобным занятиям. Но теперь слабый солнечный свет создавал иллюзию тепла. Он коснулся стекла. Это была иллюзия.
Ему следовало бы к этому привыкнуть. И всё же, преображение было заслугой капитана «Неукротимого». Даже здесь, в его каюте, эти орудия ревели с вызовом: теперь каждое из них было надёжно закреплено за запечатанными портами, шасси покрашено, а стволы не имели следов огня и дыма.
Он посмотрел на пустую чашку. Кофе был превосходным, и он задумался, надолго ли хватит его запасов. Он представил себе, как она идёт в тот магазин на Сент-Джеймс-стрит, дом номер три, в тот новый мир, который она ему открыла. Кофе, вино, столько мелочей, которые, как она знала, он не стал бы покупать ни для себя, ни для кого-либо другого.
Кин должен был прибыть на борт примерно через час: он сообщил, что его задержит визит какого-то местного военного командира, который захочет обсудить улучшение обороны и береговых батарей. Достаточно было беглого взгляда на любую карту или схему, чтобы понять это. Галифакс был единственной настоящей военно-морской базой, оставшейся у них на Атлантическом побережье. У американцев был выбор: Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, а также множество заливов и эстуариев, где они могли бы спрятать армаду, если бы захотели.
Он гадал, как Адам воспринял своё назначение флаг-капитаном. После свободы одиночного командования это могло быть именно тем, что ему было нужно. Или же это могло остаться лишь жестоким напоминанием о том, что могло бы быть.
Он закрыл брезентовую папку, которую изучал, и обдумал доклад Кина. Конвою из пяти торговых судов было приказано ожидать более сильного эскорта у Бермудских островов для окончательного перехода в Вест-Индию. До этого Доус выделил для их защиты лишь два брига.
Конвой так и не добрался до Бермудских островов. Все корабли, должно быть, были захвачены или потоплены.
Встретившись с Кином, он узнал его истинные мысли по этому поводу. Катастрофа произошла через несколько дней после того, как он поднял флаг на «Валькирии»; он ничего не мог сделать. Но что же Доус, исполнявший обязанности коммодора до прибытия Кина? Возможно, у него были свои причины позволять торговым судам без защиты заходить в район, ставший излюбленным местом охоты как вражеских военных кораблей, так и каперов.
Он посоветовался с Тьяке, и Тьяке не колебался. «Слишком много внимания уделяет поддержанию порядка в доме. Мне говорили, что повышение по службе иногда может с человеком сойти с ума». Резкий и прямолинейный, как и он сам. Тьяке даже презрительно отнесся к своим двум новым эполетам. Его повысили до капитана, но только по званию, поскольку обычное требование трёх лет службы капитаном было отменено в знак благосклонности. «Я всё тот же человек, сэр Ричард. Думаю, у Их Светлостей другие ценности!» Он слегка смягчился. «Но я знаю, что вы приложили к этому руку, и я это уважаю».
Да, Болито удивился, что его возвращение всё-таки было похоже на возвращение домой. И, вопреки его надеждам, именно здесь он чувствовал себя на своём месте.
Он описал нападение на «Королевского вестника» и наблюдал за изуродованным лицом Тиаке, задумчиво оценивая каждую маленькую крупицу информации и сопоставляя ее с тем, что ему было известно.
Длительная бомбардировка, целью которой было поймать и уничтожить транспорт, прежде чем он успеет укрыться во тьме. Никто не услышал ни единого выстрела в ответ, ни жеста, ни последнего проявления неповиновения. Ничего. Это было рассчитанное убийство. Была ли это ловушка для «Ройял Энтерпрайз»? Для него? Возможно ли, что один разум так тщательно всё спланировал, а потом всё дало сбой из-за погодных условий и аварии?
Он просмотрел все отчёты, собранные для него Кином, зная, что адмирал захочет их увидеть в первую очередь. Если только другой человек, подобный Натану Биру, не находился в море, неизвестный и не обнаруженный местными патрулями, которым было приказано следить за любыми внезапными перемещениями кораблей, его теория казалась маловероятной. Но и совпадение тоже.
Они хотели твоей смерти.
Значит, это не второй Натан Бир. Возможно, не было офицера с таким богатым опытом и чувством чести. Бир был прежде всего моряком: убивать беззащитных, неспособных сопротивляться, никогда не было его профессией. Он подумал, не получила ли его вдова в Ньюберипорте шпагу Бира, которую ей прислал сам Болито. Заинтересует ли её это? Он поймал себя на том, что смотрит на старый семейный меч, лежащий на стойке, где Аллдей постоянно обращал на него внимание. Поможет ли это Кэтрин, если случится худшее? Он подумал о портрете, который она заказала для него. Настоящая Кэтрин, как она его называла. Художник изобразил её именно такой, какой она хотела, чтобы её запомнили, – в грубой морской одежде, которую она носила в открытой лодке. Возможно, она будет дорожить старым мечом…
Дверь слегка приоткрылась, отвлекая его от неприятных мыслей, и Эйвери заглянул в каюту. Кратковременное пребывание в Англии глубоко повлияло на него, подумал Болито. Он всегда был замкнутым, а теперь стал отстранённым, беспокойным и задумчивым. Болито слишком уважал Джорджа Эйвери, чтобы совать в это свой нос, и они слишком часто делили опасности, чтобы не знать, что это молчаливое понимание друг друга было для них обоих якорем.
Эвери сказал: «Сигнал с «Валькирии», сэр Ричард. К нам подходит контр-адмирал Кин».
«Расскажи капитану Тьяке, ладно?»
Эйвери мягко сказал: «Он знает».
Болито потянулся за своим тяжёлым мундиром. Он, как ни странно, не любил носить его, работая в своей каюте, возможно, потому, что иногда считал, что он влияет на его решения и заставляет думать скорее как адмирал, чем как человек.
Это была правда: Тиак, похоже, действительно знал всё, что происходило на его корабле. Возможно, именно так он преодолел обиду и даже страх перед тем, чтобы принять командование или стать флагманским капитаном после закрытого мира Ларна. Эконом Джеймс Вини был уволен по болезни и не годен к дальнейшей службе в море, и Болито подозревал, что Тиак с самого начала догадался, что Вини фальсифицировал свои отчёты в сговоре с такими же нечестными торговцами. Это был довольно распространённый недостаток, но некоторые капитаны предпочитали не обращать на это внимания. Но не Джеймс Тиак.
Он позволил мыслям снова вернуться к нападению. Что, если бы его убили только ради этого? Он обнаружил, что может принять это, но мотив был иным. Ни один человек в одиночку не мог бы так сильно повлиять на исход сражения. Нельсон был единственным, кто одержал убедительную победу, полагаясь лишь на вдохновение, после того как сам пал, смертельно раненный.
Эйвери резко сказал: «Я хотел вам сказать, сэр Ричард». Он оглянулся, застигнутый врасплох топотом сапог: королевские морские пехотинцы готовились встретить гостя со всеми почестями. «Это может подождать».
Болито сел на угол стола. «Думаю, этого не произойдёт. Это разрывает тебя на части. Хорошо это или плохо, но уверенность часто помогает разделить бремя».
Эйвери пожал плечами. «Я был на приёме в Лондоне». Он попытался улыбнуться. «Я чувствовал себя как рыба, выброшенная на берег». Улыбка не выходила. «Там была… ваша… леди Болито. Мы, конечно, не разговаривали. Она меня не узнает».
Вот и всё. Не хотел об этом говорить, потому что это могло меня расстроить. Он поймал себя на мысли о причине появления Эйвери.
– Я бы не был в этом так уверен, но спасибо, что рассказали. Думаю, это потребовало смелости. – Он взял шляпу, услышав торопливые шаги за сетчатой дверью. – Тем более, что настроение вашего адмирала в последнее время было далеко не самым лучшим!
Это был первый лейтенант, очень напряженный и неловкий в своей новой роли.
«Капитан выражает свое почтение, сэр Ричард». Его взгляд быстро скользнул по просторной каюте, и, как показалось Эвери, она выглядела совсем иначе, чем у них обоих.
Болито улыбнулся: «Говорите, мистер Добени. Мы все в предвкушении».
Лейтенант нервно усмехнулся. «Баржа контр-адмирала Кина отчалила, сэр».
«Мы поднимемся прямо сейчас».
Когда дверь закрылась, Болито спросил: «Значит, не было никаких попыток вовлечь вас в скандал?»
«Я бы этого не потерпел, сэр Ричард».
Несмотря на глубокие морщины на лице и седые пряди в темных волосах, он выглядел и говорил очень уязвимым, как гораздо более молодой человек.
Оззард открыл дверь, и они прошли мимо него.
У подножия трапа Болито остановился и снова взглянул на своего флаг-лейтенанта с внезапным озарением. Или на человека, который внезапно влюбился и не знал, что с этим делать.
Пройдя по сырой палубе, он увидел ожидающего его Тьяке.
«Очень умный ход, капитан Тьяке».
Суровое, изуродованное шрамами лицо не улыбалось.
«Я передам слово сторонней партии, сэр Ричард».
Эйвери слушал, не упуская ничего, думая о приёме, дерзких нарядах, высокомерии. Что они знали о таких людях? Тьяке, с его растаявшим лицом, и о мужестве выдерживать взгляды, жалость и отвращение. Или о сэре Ричарде, который стоял на коленях на этой окровавленной палубе, чтобы держать умирающего американского капитана за руку.
Откуда они могли знать?
Помощники боцмана облизывали губы, издавая серебряные крики, матросы ждали возможности отразить нарядную зеленую баржу, две шеренги алых морских пехотинцев слегка покачивались на течении в гавани.
Это моя жизнь. Мне больше ничего не нужно.
«Королевская морская пехота! Присутствует…!» Остальное потонуло в шуме.
И снова они были из одной компании.
После долгого дня, когда офицеры и местные чиновники приходили и уходили, отдавая дань уважения адмиралу, и после всех церемоний и почестей, оказанных каждому из них, «Неукротимая» казалась тихой и умиротворённой. Все члены экипажа были уволены на ночь, и только вахтенные и часовые в алых мундирах перемещались по верхним палубам.
На корме, в своей каюте, Болито наблюдал за звёздами, которые, казалось, отражались и смешивались с мерцающими огнями города. То тут, то там по тёмной воде двигался маленький фонарь: сторожевой катер, или какой-нибудь посыльный, или даже рыбак.
День выдался утомительным. Адам и Валентайн Кин прибыли вместе, и он почувствовал мимолетное беспокойство, возникшее при их встрече с Тайком и Эвери. Кин привёл с собой и своего нового флаг-лейтенанта, достопочтенного Лоуфорда де Курси, стройного молодого человека с волосами почти такими же светлыми, как у его адмирала. Кин сказал, что он очень рекомендован, умен и энергичен. И, судя по его немногословию, амбициозен; отпрыск влиятельной семьи, но не флотской. Кин, казалось, был доволен, но Болито задавался вопросом, не организовал ли это назначение кто-то из многочисленных друзей отца Кина.
Адам встретил его тепло, хотя и сдержанно перед остальными, и Болито почувствовал подавленность, которую тот пытался скрыть. Кин же, напротив, был очень озабочен войной и тем, что их ждёт, когда погода улучшится. Что касается уничтожения «Королевского вестника», он не мог дать объяснений. Большинство действующих американских кораблей находились в гавани, их присутствие тщательно отслеживалось цепью бригов и других, более мелких, захваченных судов. Каждое из последних могло дать любому молодому лейтенанту отличный шанс на повышение, если бы удача улыбнулась ему: такой шанс однажды представился Болито. Он коснулся глаза и нахмурился. Казалось, это было целую вечность назад.
Он обошел «Неукротимого» вместе с Тиаке, чтобы показать себя и оценить весь масштаб ремонта. В борьбе с «Юнити» команда Тиаке потеряла убитыми и ранеными семьдесят офицеров, матросов и морских пехотинцев – четверть экипажа. Пополнение было найдено с кораблей, возвращавшихся домой, и удивительно много добровольцев – жителей Новой Шотландии, которые зарабатывали на жизнь морем, пока военные корабли и каперы не лишили их даже этого.
Они привыкли к образу жизни «Неукротимой», но только в море, оставаясь такими же сплоченными, как и ее первоначальная компания, они познали свою истинную ценность.
Болито видел испуганные, любопытные глаза тех, кто никогда не встречал человека, чей флаг развевался над всеми ними на грот-мачте. И некоторые из старших матросов, которые хлопали себя по лбу или поднимали просмоленный кулак в знак приветствия, показывая, что знают адмирала, разделили с ним битву и её цену, пока вражеский флаг не был спущен в дыму.
Его полное командование было окрещено Бетюном Подветренной эскадрой, и Их Светлости проявили большую щедрость, чем он смел надеяться, выделив ему восемь фрегатов и столько же бригов. В это число не вошли тяжеловооружённые «Валькирия» и «Неукротимая». Кроме того, имелись шхуны, несколько бригантин и два бомбардировщика, запрос на которые Адмиралтейство даже не рассматривало. Сильная, быстроходная эскадра, и к ней должен был присоединиться старый 74-пушечный линейный корабль «Редутабль», отправленный на Антигуа. Благодаря соответствующим разведданным, собранным малыми патрульными судами во время их бесконечных остановок и поисков, они должны были противостоять любой новой тактике противника. Более крупные и лучше вооружённые американские фрегаты уже доказали своё превосходство, пока «Юнити» не столкнулся с этим кораблём. И даже тогда… Но чего-то всё ещё не хватало. Он расхаживал взад и вперёд по чёрно-белым квадратам брезентовой палубы, его волосы почти касались массивных бимсов. «Королевский вестник» был уничтожен, поэтому один или несколько кораблей избежали патрулирования и, возможно, выскользнули из гавани, воспользовавшись непогодой. Не было смысла отмахиваться от этого или считать это совпадением. А если это была преднамеренная засада, которая пошла не по плану, что ему следует предпринять? Совсем скоро американцам придётся начать новую атаку. Тьяке был убеждён, что это будет военная операция, направленная прямо на территорию Канады. И снова все донесения говорили о том, что любую такую атаку можно будет сдержать. Британские солдаты были из опытных полков, но Болито знал по горькому опыту той другой американской войны, что часто слишком много полагались на местное ополчение и добровольцев, или на индейских разведчиков, непривычных к жизни суровых пехотинцев.
Скорость была жизненно важна для американцев. Наполеон отступал, и каждый день кампании его покидали друзья и бывшие союзники. Конечно, его поражение было неизбежным, возможно, даже раньше, чем осмеливались надеяться лондонские стратеги. И когда это случилось… Болито вновь услышал уверенность в голосе Бетюна, объяснявшего, как поражение французов освободит гораздо больше кораблей для участия в войне в Америке. Но до тех пор… Он перестал шагать, направился к кормовой галерее и посмотрел вниз на чёрный, бурлящий поток.
Должно быть, это было прямо там, в роскошных покоях Бетюна в Адмиралтействе, и всё же никто из них не видел и не задумывался об этом. Он смотрел на отблески света, пока глаза не заслезились. Тщательно составленные донесения, списки кораблей и эскадр, ежедневно защищавших жизненно важные коммуникации армий Веллингтона. Корабли, которые снабжали его победоносные полки и обеспечивали даже самое маленькое продвижение. Даже Силлитоу не заметил этого, возможно, потому, что это не вписывалось в его замысловатые планы и оценки, которые он давал принцу-регенту. Высокомерие, излишняя самоуверенность: это был не первый случай, когда тщательно продуманная стратегия была сведена на нет власть имущими, которые видели только то, что хотели видеть.
