Текст книги "Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке"
Автор книги: Альберт Мифтахутдинов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
– К реке нужно относиться как к женщине, – таинственно скажет потом Николай.
Наконец видим небольшую галечную косу, выбрасываемся на нее, но кругом ни кустика, костра не соорудишь, а на бензиновом примусе не обсушишься – и мы раскладываем одежду на камнях, на ветерке, а сами переодеваемся в запасное, что в сухости и целости лежало на плоту.
По нашим расчетам, кусты и вообще дрова должны появиться только завтра, а сейчас можно бензин не экономить, и мы зажигаем оба примуса для чая и для варева.
Епифан тут как тут, без него уже скучно. Но рыбы мы тут поймать не можем, не водится она тут, придется баклану ждать до вечера.
– Тише! – шепчет вдруг Николай и показывает на противоположный берег.
Желто-бурый ком скатывается по отвесному склону и плюхается в воду. Медведь нас не видит, он переплывает на наш берег, но его сносит течением, и вылезает он метрах в ста от нашей стоянки. Отряхивается и мчится в гору.
– Прошлогодний… – улыбается Николай. – Пестун… где-то и мамаша может бродить.
– Не его ли искал Куваев? – спрашивает Борис.
– Нет. Куваев искал самого большого медведя. А этот на самого большого не тянет.
– Ну, его родственники, может, тянут?
– Надо найти сначала, – успокаивает всех Геннадий. Как врач, он мыслит рационально. – Сначала найти, а потом определять.
– Кто ищет, таки да найдет, – вздыхает Борис.
– Или он найдет нас, – смеется Николай. – Расцветка интересная. Вчера ведь точно такого же цвета на сопке пасся.
На вечерней стоянке, перед сном, мы собирали камни на отмели и видели следы медведей – большие следы и малыша. Развели костер, тут уже были кустики и щепочки, травы накидали для дыму, два раза выстрелили из ружья – отпугнуть зверей.
– Очень я не люблю, когда медведь к палатке приходит, – сказал Борис, располагаясь в спальном мешке возле костра. И на сон грядущий мы потчуем друг друга «медвежьими историями», что когда-то где-то с кем-то случились.
Летом 1967 года на косу реки Энмываам приземлилась «аннушка». С нее лихорадочно был сброшен багаж – летчики торопились. На берегу с экспедиционным грузом остался человек.
Это был геолог Олег Куваев, впоследствии известный писатель, автор прославленной «Территории».
Вскоре к Олегу подошли двое – рыбаки, с которыми он был не только знаком, но и дружен, они его давно ждали.
Началось обустройство, так как накануне палатка рыбаков была разорвана ветром и снесена, многое из имущества – унесено тоже. Новую палатку устанавливали капитально, натащив камней. Олег умудрился смастерить в палатке стол из остатков фанерного чукотторговского ящика.
И потекла размеренная жизнь. Олег ходил в маршруты, иногда одно-, двухдневные, но всегда одиночные. Ребята занимались своим рыбацким делом.
Тут следует заметить, что Олег всегда, когда дело касалось работы – в поле или за писательским столом, предпочитал одиночество.
Но здесь, на озере, он занимался не геологией.
Наслушавшись рассказов чаунских чукчей-оленеводов и изучив рассказы охотников-промысловиков Анадырского района и Марково, он высчитал, что самый большой медведь должен быть в районе озера Эльгыгытгын.
Чтобы проверить свои выкладки, он обратился к ученым с мировым именем.
В книге бельгийского профессора Бернара Эйвельманса он прочитал: «В Западной Европе лишь в 1898 году впервые стало известно о существовании самого крупного в мире хищника – огромного бурого медведя, обитающего на Камчатке, в Северо-Восточном Китае и на Сахалине. Родич его медведь-кадьяк живет по другую сторону Берингова пролива на Аляске. Этот медведь – настоящее чудовище. Длина его более трех метров и вес более 700 килограммов».
Куваев написал Эйвельмансу, и тот любезно подтвердил предположение Олега о том, что наиболее вероятные места встречи с гигантом на Чукотке должны быть в верховьях рек Анадырского плато, а значит – дерзайте!
Как-то попалась в руки Олегу книга Фарли Моуэта «Люди оленьего края», где канадский писатель приводит свидетельство эскимоса о встрече с аклу – гигантским медведем, внушавшим людям страх.
Куваев написал Моуэту, и тот ответил пространным письмом. Приведу небольшую выдержку:
«Мне кажется, что ваш гигантский медведь может оказаться родственником северо-американского гризли, который, как вы знаете, самый большой на свете… Поскольку они живут невдалеке от Берингова пролива, вполне возможно, что в прошлом они могли мигрировать в Сибирь. Следы их огромны, и даже по следу можно видеть, что этот зверь вдвое больше обычного.
Сообщения о гигантских медведях на Чукотке я считаю вполне вероятными, они могут основываться на реальных фактах. Возможно, что легенды о гигантских медведях, которые продрейфовали Берингов пролив на льдине или пересекли его пешком в особо суровые зимы, вполне реальны. Я говорю так, потому что аляскинский гризли – великий кочевник…»
Имея на руках все, что было известно о таинственном медведе, Олег Куваев пришел в журнал «Вокруг света», а вышел оттуда уже в качестве специального корреспондента журнала с командировкой на Чукотку и редакционным заданием отыскать медведя или прояснить вопрос. Вот так и объясняется появление писателя на озере Эльгыгытгын.
Медведя он не встретил. Может быть, нам повезет?
Куваев впоследствии жалел, что разыскивал его один, а надо бы втроем-вчетвером, разбив зону поиска на маршруты, экономя время и с большей вероятностью приближаясь к положительному результату.
К теме «самого большого медведя» журнал «Вокруг света» вернулся спустя одиннадцать лет, командировав на озеро своего специального корреспондента В. Орлова. Немало приключений выпало на его долю, когда он с двумя учеными-биологами сплавлялся по Энмывааму.
Если Куваев, Моуэт и Эйвельманс вели речь о буром медведе, то В. Орлов в своем репортаже о путешествии в эти места отстаивал идею гибрида белого медведя с бурым, светлого медведя. Окраска встреченных нами медведей насторожила Николая, а Орлова ввела в заблуждение. Разве может быть новый вид «урсус арктос»?
Известный советский «медвежатник» доктор биологических наук Савва Успенский впоследствии так прокомментировал предположение Орлова о гибридах:
«В практике зоопарков в настоящем действительно получены вполне жизнеспособные гибриды скрещивания белых и бурых медведей. Мне доводилось видеть их. Это очень светлые звери, телосложением напоминающие бурых. Но предполагать, что как раз такой медведь повстречался Орлову на Эвмывааме, у меня нет достаточных оснований… Природа очень строго позаботилась о чистоте видов, и то, что иногда удается в зоопарках, на воле практически неосуществимо. Период спаривания у белых и бурых медведей по срокам не совпадает, разница в два месяца не дает надежды увидеть на Чукотке гибридов».
Если не гибрид, то хотя бы самого большого медведя удастся нам найти?
6
По-прежнему сильное течение, пороги, шивера – который день! До спокойного устья еще далеко. От окружающей красоты захватывает дух. Вспоминаю, как Валерий Павлович Ранавтагин, участник предыдущей экспедиции, чью записку мы видели на стене избушки, сказал мне зимой по телефону: «Это увидеть – и можно умирать!» Валерий Павлович – секретарь Чукотского райкома партии, человек здешний, все места в округе знает, и если уж он не мог сдержать эмоций – значит, что-то действительно его потрясло. И вот теперь, когда я все увидел собственными глазами, я знаю, что он прав.
С высокой скалы орлица пикирует на лодку: кричит, боится за своих детей. На скалах мы замечаем два гнезда.
Сегодня видели одиннадцать коз и двух медведей. На отмели халцедоны, агаты, черное и зеленое вулканическое стекло. Взяли с собой несколько «бомб», что полегче!
Миновали две коварные точки. Теперь можно ребятам объяснить. Я показываю во время дневного отдыха на карте места, где в недавнее время произошли ЧП – в первый раз лодку перевернуло, во второй – пропороло. Люди спаслись, но намучились. Были раненые. Для нас эти точки позади, и дальше должно быть легче.
Епифан по-прежнему нас сопровождает, хотя в районе скал, где гнездилась орлица, его не было. Каким образом он миновал это место?
Однажды мы с Николаем занялись подсчетами. Оказалось, что на площади в половину квадратного километра одновременно мирно соседствовали медведь, олень, евражка, птицы, козы. Никто никому не мешал. Великолепный олень-рогач был в 300 метрах от медведя, а евражка перебегала оленью дорогу метрах в десяти от него. Вверху парили два орла.
Такие картины поневоле наводят на философские размышления: а почему бы и людям на планете не существовать так же мирно?
На ужин вяленый голец (гармошкой), жареный хариус (наловили много), макароны с мясом и диким луком – вот он растет на берегу, чай с сухарями, хлеб экономим. Николай собирался худеть в походе, боюсь, ему это не удастся.
Геннадий Есин в очередной раз перебирает аптечку. Он искренне рад, что ею не приходится пользоваться, и мается от безделья. Но мы знаем его кулинарные способности – обед и ужин завтра на его плечах. А пока все на заготовку дров. Дрова – это кустарник. Его много. Кустарник нужен и для костра, и как подстилка под спальные мешки.
…Тихий солнечный вечер. Комаров нет. Неспешный говорок реки. Величественное громадье скал. Дымок от костра, запах свежего чая. Две чайки в вышине, силуэты коз на вершинах.
– Мы привыкли восторгаться прелестями природы по телевизору в передаче «Клуб путешественников», а того не знаем, что рядом существуют уникальные места.
Это замечание Коли. Он прав. Спешишь каждый год в Коктебель или Пицунду, а оно вот – удивительное – рядом!
– Нет! – продолжает Коля, – натуре человеческой противно жить там, где есть трамваи, электрички или, прямо скажем, такси!
– Нет, не, скажи, – заводит его Боря, – в такси что-то есть…
В поход с собой я взял две книги – «Морские узлы» и «В мире ориентиров», а Коля третью – «Блюда из дичи».
Все мы любители задержаться у накрытого стола, но Боря – особенно, и он донимает Колю:
– Где седло косули? Где телячья грудинка? Шашлык на ребрышках? Где тушеный заяц? Щука фаршированная хотя бы – где?!
– Моя задача – охранять тебя от медведя, чтобы ты сам не попал ему на второе, – невозмутимо отвечает Коля, поглаживая свою двустволку.
От медведей Николай защищает Борю самоотверженно. Дело в том, что Боря заранее предупредил, что медведей он терпеть не может. И на ночь всегда устраивается капитально, со всеми мерами предосторожности: ближе всех к костру, положив рядом собой сигнальные ракеты с одного бока и два фальшфейера – с другого.
Николай него в ногах и в изголовье устанавливает две гильзы, уверяя, что запах порога отпугивает всех зверей. Но Борис не верит. Он с обезоруживающей прямотой заявляет:
– А я боюсь.
– Чего боишься?
– Всего. Волков, тигров, медведей. Меня на полярке однажды чуть белый не съел. Хорошо, что я тощий, не позарился. Но бурых я боюсь больше. Я их не люблю. Так что охраняйте меня, не спите…
Но медведей мы встречаем каждый день, и Боря не доверяет обычным мерам предосторожности. Вот и сейчас перед самым сном он прыгает по стоянке и громким истошным голосом поет песни, кидает булыжники в реку, свистит и вообще всячески озвучивает пространство, наводя ужас не только на медведей, но и на горных баранов, которые с любопытством взирают с высоты своих неприступных скал на непонятные действа двуногих.
После очередного сольного концерта Бори Коля как-то заметил:
– Теперь я знаю, почему ты их не любишь. Какой-то из них тебе в детстве на ухо наступил.
– У меня филигранный слух! – обиделся Боря и благим матом заорал на всю долину Энмываама.
– Все, больше мы медведей не увидим, – вздохнув, почему-то шепотом сказал мне Коля. Но он ошибся.
Коля любит животных и рад каждый встрече с ними. А встречи с оленями, лосями, медведями, как мы подсчитали в конце пути, были у нас ежедневно. Мы плыли как в естественном зоопарке. Олени, например, выходили к нам на берег более ста раз, баранов и коз насчитали около ста, песцов было всего два, лосей десятка три, медведей более двадцати.
Где, как не в этих местах, организовывать новый заповедник?!
Но пока о заповеднике говорить рано, а мы продолжаем путь. Последний порог «Пронеси, господи!» миновали, печально знаменитые Леоновские пороги позади, далее «Долина ветров» – четыре часа пути. Тут живность поскуднее.
Идем против ветра. Странная особенность долины: как бы река ни петляла – ветер всегда встречный. Наконец долина сужается, и к вечеру мы снова в скалах. Здесь тихо и солнечно. Находим образцы окаменелого дерева. Оторвало плот во время чаевки – еле догнал на лодке. Кончился хлеб. Встретили двух лосей. Медвежьи следы. Нашел на косе «куриного бога». Рыба плещется в реке. Пропал Епифан. Вот и все небогатые события минувшего дня.
7
Вот теперь самое время поразмышлять о технике безопасности сплава. Как бы ни были правила просты, их знает далеко не каждый тундровик и таежник. Но сейчас речь не о том. Речь о «мелочах» и «случайностях».
Вчера на чаевке (обед) мы выбросились на хорошую косу и стали ждать плот. Плот появился через полчаса. Место для чаевки выбрали идеальное – остров с широкой и длинной галечной косой, кусты красной смородины, много шиповника, сплошной тополиный лес (обычно говорят «тополиная роща», но это был лес), много дров, можно топливо не экономить, безветренно и солнечно. Самое время предаваться обильной еде, отдыху и безмятежности. Тем более, что заслужили – по нашим расчетам вместо нормы – тридцать километров в день – сегодня выходит сорок. Это за счет течения. Сильное оно здесь. Сильнее, чем обычно, так бывает, когда идет сброс реки в другую большую акваторию.
Плот причалил, и мы вытащили оттуда мешок с провизией, мешок с посудой, портфель с фотопринадлежностями, топор и проч. Никто не обратил внимания на то, что плот полегчал, и пока разжигали костер и кипятили чай, течение потихоньку подмывало плот и Неожиданно оторвало его от берега и понесло на стремнину.
Отбросив кружку с чаем, я сиганул в лодку и что было сил принялся грести, хотя и несся по течению. Плот догнал и пристал с ним к противоположному берегу метрах в трехстах от стоянки. Закрепив его на той стороне, начал выгребать к своему берегу. Да не тут-то было! И лодка легкая, и течение сильное… Короче, обессиленный вылез на свой берег в километре от стоянки. Волоком против течения притащил лодку на место. Потом все вчетвером, с грузом еле влезли в лодку и, помолясь, отдались во власть реки. Лодку заливало, но все обошлось благополучно. Урок на будущее – пристал на минуту или час – все равно закрепляй лодку или плот, для того и оборудованы они нейлоновыми шнурами.
Но урок не пошел впрок. В тот же день, вечером, мы с Колей привязали лодку к могучему тополю, вытащив ее далеко на берег. За день прошли много, устали, и все мысли были об ужине. Геннадий и Борис причалили плот и спешно взялись за костер и готовку, а мы с Колей пошли к затону промышлять рыбу. Два килограммовых хариуса – вот и вся добыча. Знать, к непогоде. На севере собирались тучи, возможно, в верховьях реки выпал снег или дождило. Для отметки уровня воды вбили колышек. Вода прибывала медленно. От усталости и обильного ужина про колышек забыли. Мы легли с Николаем спать прямо на земле под тополем, подстелив ветки и накрыв их палаткой, ставить которую не было сил. Гена и Боря улеглись на плоту. Дружный храп отпугивал медведей.
Я проснулся первым, спустился к костру и ужаснулся. Плот тихо покачивался на волне, костер был залит, плавали миски, кастрюли, сапоги, сухари в полиэтиленовом мешке и сахар с солью тоже были залиты – никто не догадался вечером все спрятать, перетащить повыше. Если вчера колышек отмечал границу воды и суши, то теперь он был залит, а река разлилась так, что до колышка было более десяти метров. Я тихо разбудил Колю, и его обычно благодушное лицо вмиг сделалось суровым.
– А если бы мы забыли лодку привязать? – тихо спросил он. – Страшно подумать…
Так и началось утро – вместо зарядки семинар на тему «Беспечность и ее последствия».
…Опять пошли скалы. Мы причалили к берегу и стравили из лодки часть воздуха. Мы с Колей выработали свою тактику – в наиболее опасных местах выпускаем из лодки немного воздуха, чтобы она при ударе о камни прогибалась, а не отскакивала как мячик или, упаси бог, не рвалась. Она должна быть податливой при ударе о камни, а не упругой – тогда меньше шансов пропороть ее.
Идет дождь, противный. Морось и холод. Мы обогнали плот, и сейчас, выбравшись на галечную косу, прыгаем, разогреваясь, в ожидании плота, но это мало помогает. Зуб на зуб не попадает. Меня трясет. Никогда не было так холодно. Мне кажется, что я даже зимой так не мерз. Костра разжечь не из чего – пустынно, скалы и чахлые кустики, и все мокро.
Подходит плот. Мы привязываем к нему лодку, забираемся в плот, плотно задраиваемся, достаем сухари и солонину. Вскоре становится теплее – с потолка плота капает, это испарения.
Запись в дневнике: «Зверский холод. Едим сухари и сахар. Гена спирту не дает».
Обед всухомятку. Решено устроить послеобеденный сон на плоту, пока погода не наладится. Вывод – термос бы в походе не помешал. Гена намек понимает. Выдает по наперстку спирта. Под плеск волны засыпаем быстро.
Спали чуть больше часа. Дождь прекратился. С вечера идет туман. Темно и мрачно. Мы с Николаем переходим в лодку, отвязываемся и устремляемся вниз по течению. Воды прибавилось, река грохочет. Вскоре мы теряем плот из виду.
Договорились, что выберем стоянку у лесного завала, чтобы больше было дров, иначе нам не обсохнуть никогда.
Плот отстает из-за встречного ветра, он парусит, плохо управляем, а на большой воде встречаются так называемые «мертвые зоны», когда плот крутит и он не продвигается вперед вообще.
Миновав очередную стремнину, лодка причалила к небольшому галечному острову, и мы решили осмотреть его, потому что среди мокрых камней легче искать нужные образцы.
Рядом через ручей тянулся длинный пологий склон, весь заросший травой и кустарником, он подходил к самым скалам, к осыпям у подножия кекуров, нависших над рекой мрачными древневековыми замками.
И тут мы увидели его!
На середине склона пасся медведь.
Мы переплыли ручей, вышли к склону.
Это был гигантский черно-бурый экземпляр со светлыми подпалинами на подбрюшье и боках. Величиною с полторы-две коровы. Что-то невообразимое. Он мирно поедал траву и ягоды, но Николай на всякий случай вытащил из лодки ружье и зарядил его жаканами.
Медведь был примерно в семидесяти метрах, он не видел нас, и мы могли спокойно рассмотреть красавца, жалея, что фотоаппаратура осталась на плоту.
Я видел бурых камчатских медведей, встречался с ними нос к носу, участвовал в экспедиции по мечению белых и отлову медвежат на острове Врангеля, но такого мне не приходилось видеть даже среди белых.
– В случае чего сразу прыгай в лодку, – предупредил я Николая и, достав сигнальный свисток из спасательного жилета, засвистел медведю.
Он поднял голову от травы, огляделся, увидел нас и, не торопясь, не теряя достоинства, пошел вверх, за гребень.
Мы бросились в лодку, обогнули скалу и тут снова увидели его. Он стоял на берегу у самого уреза воды и будто ждал нас.
Или его вело любопытство, или он из засады решил разделаться с пришельцами?
Я засвистел, а Коля закричал ему, чтобы он уходил. («Совсем как ламут», – засмеялся я, глядя на Колю. Дело в том, что ламуты верят, что медведь может понимать человеческую речь, и, если его попросить уйти с этого места, он уйдет без драки.)
На этот раз медведь встрепенулся и быстро побежал в горы.
Назавтра на перевалбазе Серная я расскажу об этой встрече Дьячкову. Он улыбнется и скажет: «Мы знаем его, он живет на Энмывааме. Самый большой медведь. Это дедушка. Мы его не трогаем».
…Сейчас, по прошествии стольких дней, я понимаю, что в спорах и предположениях, в поисках истины, которая так занимала Олега Куваева, правы были Моуэт и Эйвельманс. И, конечно, Успенский. Действительно, это большой бурый медведь. Ни о каких мигрирующих по суше белых (так называемых кочатко – медведях-людоедах) не может быть и речи, поскольку желтый цвет встреченного Орловым медведя – это не что иное, как те самые светлые медведи-пестуны, детишки бурых, еще не обретшие собственной окраски, еще не отлинявшие до конца, которых мы встречали здесь в изобилии. Это особая популяция горных медведей, значительно отличающихся от своих собратьев на юге Чукотки и Дальнего Востока.
…Мы обсуждаем встречу с гигантом во время ужина у большого костра, на котором сушится вся, абсолютно вся наша одежда. У костра жарко, можно сидеть голяком.
– А он, этот медведь, к нам больше не придет? – спрашивает Борис.
– Он убежал, – успокаиваю я его.
– Как знать, – машет головой Коля с явным расчетом на Бориса. – Как знать, может, он не убежал, а боевой разворот делает? А?
Борис вздыхает и тащит к костру громадное бревно. Переодеваемся в сухое. Миска добавки, и можно приступать к чаю. Чай с дымком – о чем еще можно мечтать вдали от жилья и вблизи медведя?
Как хорошо, что такой медведь сохранился. Как хорошо, что ему повезло, и он не встречал на своем пути плохих людей! И прав Олег Куваев в своих словах: «Не человек нужен медведю, а медведь – человеку, ибо природа дала человеку право сильного, которое в данном случае трактуется однозначно – защищать».
8
Перевалбаза на реке Серной, впадающей в Энмываам, спрятана в густом тополином лесу. Появилась она перед нами неожиданно, мы бы проскочили ее, не будь лодки у берега – самый приметный ориентир на реке.
Рядом с домом два могучих тополя повалены, сломаны чуть ли не посередине.
– Недавно прошел ураган, – объясняет завбазой Володя Эберт. – Не только деревья сломал. Баню снес в реку, а она, между прочим, – он вздохнул, – топилась… Так и поплыла дымя по реке… Столько разрушений! Мы думали – конец света… Туалет тоже снесло.
Он смеется.
Напарник Володи – пенсионер Федот Парфентьевич Дьячков, чуванец. Родился он на Камчатке, но с двухлетнего возраста – на Чукотке, хорошо ее знает. Был организатором первых товариществ по совместному выпасу оленей, первых колхозов. Мы сейчас находимся в угодьях совхоза имени Первого Ревкома Чукотки.
Раньше, рассказывает Дьячков, центральная усадьба была не в Усть-Белой, куда мы держим путь, а в Мухоморном. (На старых картах – Мухомерия. Мы там тоже побываем. Там метеостанция – больше ничего нет.) Первый колхоз назывался «Чир». Затем его переименовали, стал «Важенка». «Важенку» переименовали в «Победу». А теперь – имени Ревкома…
Мы беседуем с Федотом Парфентьевичем. Я расспрашиваю его о медведе, рассказываю о маршруте. «Первый день был спокойный, – объясняю я Дьячкову, – потом три дня страха, остальные дни – работа». Он говорит, что успешно мы прошли Леоновские пороги потому, что точно не знали, где они, не успели себя запугать, главное, говорит он, себя не пугать, тогда все обойдется… Не знаю, но в этом какое-то зерно истины есть.
Володя Эберт на улице готовит костер и чай, а Федот Парфентьевич уходит к реке и приносит две больших кеты.
Через полчаса Николай приносит громадную миску икры-«пятиминутки», а Федот Парфентьевич – ложки. После икры и чая Николай разделывает рыбу и жарит ее кусками в кипящем растительном масле.
– Давно рыба пошла? – спрашиваем у хозяев.
– Нет… недавно… еще не ловили. Не сегодня-завтра рунный ход, вы застанете… Вам еще дней пять идти – точно, не торопитесь, отдыхайте… когда еще такую красоту увидите.
Володя прав. Тут все интересно и все не похоже на другое такое же – река другая, сопки и облака, лес удивительный, и даже собаки на берегу, кажется, понимают тебя с полувзгляда… Ясно одно, больше такое не повторится. Даже грустно становится от сознания, что поход наш когда-то кончится…
– Они появились на том берегу, пятеро, в яркой пятнистой одежде. Мы подумали – иностранцы или артисты. Конечно, шпионы так ярко не оденутся. Просигналили, чтобы плыли к нам.
Это рассказ хозяев о прошлогодней туристской группе из Ворошиловграда.
– Вот, перебрались сюда и ведут себя как не наши – не идут в дом. Точно, не наши, с материка. Позвали мы их. Тощие, голодные, усталые. Накормили, напоили, спать положили. Тут они все рассказали. Трудно шли. Еды мало. Оружия нет. Один ножичек перочинный да удочка. А много ли удочкой наловишь, если реки не знаешь? Лодка у них такая тройная как бы…
– Тримаран?..
– Он самый…
Я рассказываю про записку в избушке на озере Эльгыгытгын.
– Они самые… Надо, бы сердешных подкормить денька два еще, но они спешили. Один задержался еще на день, мы его потом на метеостанцию, вы там сегодня будете, на моторке доставили. А то оставайтесь у нас, а?
– Переночуем обязательно. На метео пойдем завтра, раненько с утра.
– И то верно.
Как-то получилось так, что мытарства той экспедиции, которая в общем-то закончилась благополучно, не давали нам покоя. Мы переживали за ребят, костили их руководителя. Разве можно отправляться в такую даль, в безлюдье, в поход очень трудный, без оружия? Ну, хотя бы мелкашку взяли. Есть мелкашка – есть и пища от чайки до евражки, благо, на Чукотке все съедобно, что летает, плавает, бегает.
Или рыбные снасти. Всегда надо иметь небольшую метров в десять сетку, которая уместится у вас в пригоршни и ничего не весит. Там, где, не зная реки, вы ничего не сможете поймать удочкой или спиннингом, всегда есть надежда хоть на маленький, да улов сеткой.
Когда наша экспедиция завершилась, я из Магадана отправил руководителю этого туристского отряда Виктору Владимировичу Параничу письмо с просьбой ответить на несколько вопросов, связанных с маршрутом группы и приключениями, выпавшими на ее долю.
Приключений я сейчас касаться не буду, но после его письма, мое раздражение сменилось уважением к нему и его ребятам.
Все, что дальше будет в кавычках, это цитаты, из его письма.
«На озеро мы выходили пешком из поселка Реткучи, правда, нам немного помогли рыбаки совхоза и на моторках подбросили вверх на 60 км, остальные 160 шли сами».
«Экипировка была полностью самодельной, т.к. промышленное снаряжение очень тяжелое и нас не устраивало по весогабаритным характеристикам. Палатка, рюкзаки, спальные мешки, резиновые сапоги, тримаран, штормовая одежда, костровое оборудование – все самодельное, проверенное и отработанное в маршрутах по Таймыру и Саянам».
«Норма на человека – 560 гр. в день, все питание с собой. Норма, раскладка, меню были специально и тщательно рассчитаны и выверены».
Все это были высушенные, обезвоженные в домашних условиях продукты. Представьте себе на мгновение, что в силу тех или иных обстоятельств запас продуктов или часть его пропали. Имеющиеся на руках средства жизнеобеспечения позволяли уповать только на случай или удачу, что в условиях этого маршрута практически было равно нулю.
…Критиковать-то все мы сильны – на себя бы посмотрели. Полтора часа не было плота. По карте, абрису, снимкам и т.д. никуда плот в этом районе не мог пропасть. Даже, если после наводнения появились новые протоки. Вот именно! Новые! Тут-то и «холодок бежит за ворот, шум на улицах сильней…», как пелось в песне. Мы его ждем, а он мог пройти по правому только что возникшему водотоку и лишь через десять-двенадцать кэмэ влиться в основное русло. Прошло уже полтора часа! Так можно ждать до скончания века. Чайку бы выпить и успокоиться… Но! Мешок с посудой и спички у нас – портфель с чаем на плоту. Запас пищи там, канистра с бензином у нас… Черт знает что! Надо ведь по технике безопасности, чтобы в любом случае каждый был обеспечен самым необходимым для сохранения жизни. А сигналы отработали? А ракеты? В одном месте? А надо, чтобы в двух.
Вот тут-то и начинаешь думать о том, что река – спасибо ей! – научит.
«К реке нужно относиться, как к женщине», – вспоминаю афоризм Коли.
Хватаешься за голову, но поздно. Стыдно, сказал бы любой профессионал. Вот что значит коварство внешнего благополучия последних дней – успокоились, что все страшное, видите ли, позади, потеряли бдительность.
(В этой ситуации было принято единственно правильное решение – идти на износ, пока с ближайшей скалы не откроется горизонт: плот оранжевый, и должен быть засечен в бинокль.)
А ребята попали в затор, вышли в другую протоку и сделали большой крюк. В этот день мы прошли более 50 километров, но, как говорится, «с кровью».
На первой же стоянке переупаковываем вещи, отрабатываем сигналы. Обсуждаем все случившееся.
В. Паранич: «Не было ничего, кроме перочинных ножей и топора, и не планировалось. Были рыболовные снасти – крючки, лески, блесна, спиннинг и удилища бамбуковые – 2 шт.
…Тримаран представляет собой три надувных баллона и раму из дюралевых трубок. Вес полностью снаряженного тримарана – 20 кг.
…Главная трудность – морального плана – очень большая отдаленность от населенных пунктов. И еще – наводнение с сильным ветром в течение двух дней перед пешим переходом… Сидели в палатке и удерживали ее, чтобы не унесло…
…Нас всех покорила природа Чукотки и ее красота».
Остается добавить, что В. Паранич – руководитель группы, полковник в отставке, 46 лет, кандидат в мастера спорта по туризму, а в его группе – профессионалы в лучшем смысле слова, ребята с мастерскими значками. Но даже и такие асы туризма попадали в ситуации далеко не желательные.
…Мы прощаемся с Серной.
– Будьте осторожны, – напутствует Володя. – На реке есть «утопленники».
– Ладно, – кивает Коля.
– Какие «утопленники»? – с тревогой шепотом спрашивает меня Боря.
– Да это деревья утонувшие. А вершина торчит над водой. Можно напороться…
9
Метеостанция «Эньмуваам» на месте бывшего села Мухоморное спрятана в густом лесу, и с реки ее не видно. Мы прошли водомерную станцию – никаких признаков жилья. Плот идет впереди. Вот в зарослях мелькнуло что-то белое, наверное крыша. Решаем причалить к берегу, но плот стремительно несется вниз по реке: ребята дом не видят.
Так и есть, наконец-то метеостанция!
Вышедшим встречать нас мы объясняем ситуацию, тут же заводится лодка-«казанка» и мы мчимся догонять ребят.
…Буксирные канатики, что находятся на плоту, лопаются, как гнилые нитки. Мы сплетаем из трех нейлоновых шнуров один толстый жгут, на плоту оставляем одного человека, высаживаемся и идем по берегу, а «казанка» потихоньку кряхтит против течения около двух километров. Приключение заканчивается благополучно.
Ужин и обильное чаепитие со свежим домашним вареньем на квартире у начальника станции Виктора Гануленко. Он рассказывает, как ворошиловградские туристы ловили здесь в прошлом году кету на спиннинг. Это произвело на них неизгладимое впечатление – не хотелось уезжать. Они отдохнули на станции, подкормились, а потом на моторках их доставили до горы Медведь, так они сэкономили два дня пути. А если мы выйдем утром, то у горы все равно будем лишь завтра к вечеру. С течением не поспоришь.
