Текст книги "Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке"

Автор книги: Альберт Мифтахутдинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Павлов сделал все в точности так.

Марина выпила, хряснула бокал об пол и в изнеможении от всего пережитого опустилась на постель.

Павлов выпил, швырнул бокал и… замер. Бокал не разбился. Павлов похолодел, а бокал крутнулся по полу, подкатился к порогу и там вдруг аккуратно переломился на две половины.

«Ух!» – отлегло от сердца.

И ремонт сделали, и порядок в квартире навели – все в отсутствие Павлова – Сережа с женой. Не потому, что были друзьями, а, наверное, чувствовали, что значит семейная жизнь для человека, который начинает ее во второй раз, и хотели хоть чем-нибудь помочь.

– Эх ты, голову мне морочил… – с укоризной сказала Марина. – Не верил, что люблю? Разве можно так? Я теперь ко всем словам твоим буду относиться подозрительно. Ты больше так не делай.

Потом было шумное застолье. Потом скромный свадебный пир.

А через три дня состоялся разговор.

– Я не сказал тебе главного. Тебе часто придется быть одной. Подолгу меня ждать. А это очень трудно.

– Не бойся, – сказала она.

И вот сейчас, когда Павлов с Сергеем на побережье, он напускает на себя напраслину только для того, чтобы уравновесить Сергея, чтобы не дать понять ему, что и, он скучает по Марине, что и ему хочется домой, но Сергей не должен об этом знать, иначе никакой работы не получится. Два ипохондрика в тундре – это чересчур много. Вот и развлекает он Сергея «мужскими разговорами», успокаивая в основном не его, а себя.

3

Почти у самого моря тропинка тянулась вверх и вилась меж огромных каменных завалов. Она уводила от моря в сторону сопок к тундре. Здесь идти легче: все-таки, тропа не кочкарник, и, обогнув лагуну с юга, путники снова пошли в сторону моря по сопкам, пока неожиданно не остановились перед распадком, на одном склоне которого прилепилась избушка.

Издали она была незаметна, но Сергей знал о ее существовании и показал Павлову:

– Вон, видишь, домик хозяйки моржового лежбища.

– А где лежбище?

– Внизу, под обрывом.

Векет заметила их раньше, чем они ее.

– Здравствуйте! – раздалось за их спиной.

Они обернулись.

– Ой! – радостно вскрикнула она. – Сергей Поликарпович! Я и не узнала! – Она бросилась к Сергею. – Смотрю, не наши идут, чужие. Наши так не ходят. Совсем не узнала.

– Здравствуй, Юля, – обнял он ее, – здравствуй! А мы к тебе в гости. Знакомься, мой друг Павлов.

Павлов протянул руку:

– Здравствуй, красавица, здравствуй!

Она вспыхнула, зарделась, бросилась в дом.

– Я сейчас, за водой, чай пить будем!

С пустым ведром она пулей выскочила из дому и побежала вниз, к ручью.

– Ты вот что, – мрачно сказал Сергей, – не позволяй себе больше таких слов, как «красавица», и в таком роде…

– А что? Я что-нибудь не так?..

– Ну, понимаешь… – мялся Сергей, – она придет, ты поменьше смотри на ее лицо. Оно в шрамах, не очень заметных, но видных… Следы татуировки. Ну, раньше еще девочкам в чукотских стойбищах разукрашивали лица. Ты же видел таких старушек…

– Видел…

– И у нее так было. Это или украшение, или родовые знаки. Не знаю… Еще девочкой ей сделали… Выросла и не захотела носить. На материке в одном из институтов ей предложили снять под наркозом или местным обезболиванием, но тогда останутся шрамы и они будут видны… а если без анестезии, то чище пройдет операция… косметичней, что ли…

– И она согласилась?

– Да, дала подписку. Профессор ей все время говорил: «Ты кричи, доченька, кричи», а она только стонала, скрипела зубами и плакала. За всю жизнь столько не выплакала слез…

– Боже мой!

– Она очень хотела быть красивой, как всякая женщина… современной, что ли… И вот какой ценой ей досталось…

– Не думал я. Прости, Сергей…

– Ладно, я пошел, помогу ей принести ведро, а ты растопи печь.

Они вернулись веселые, раскрасневшиеся. Печь уже загудела. Юлия принялась хозяйничать.

– Можешь представить, Юля, – пытался снять напряжение Сергей, – этот геолог ни разу не видел моржового лежбища!

– Ну уж! – не поверила она. Для нее в это поверить было так же странно, как в то, что Павлов никогда не видел корову.

Все-таки телепатия существует, и Павлов спросил:

– Чего ж тут особенного? А вы корову видели. Юля?

– Видела. У нас в селе их целых четыре. И два быка. Один хороший, а второй на коров и не смотрит. – Она хихикнула и засмущалась.

Павлов не понял, хотя и заметил, что у Сергея и Юлии хорошее настроение.

– Можно, Юля? – спросил Сергей.

Она кивнула.

– Были тут две телочки и бычок. Ну, молока-то не видели, пока бычок не подрос и те не отелились. А чтобы время не терять, председатель выписал быка-производителя с материка, породистого, чуть ли не с ВДНХ. В копеечку влетел, между прочим. Быка привезли, а как доставить? Судно на рейде, плашкоутов нет. Вон какие берега – скалы, никаких причалов. Это сейчас хорошо: свои плашкоуты, а тогда, пять лет назад… Догадались вызвать вертолет. Запеленали быка и – на подвеску. И вот в подвешенном состоянии, через бушующее море, под оглушительный рев вертолетных винтов, через скалы, в тундру, подальше от поселка у зверофермы его и опустили. С тех пор ему не до буренок…

– Стресс называется, – уточнил Павлов.

Все дружно засмеялись.

– Лежбище я сегодня вам покажу, – пообещала Юлия. – А моржатину вы ели когда-нибудь?

– Нет, – сказал Павлов. – Сергей обещал угостить, но в столовой не было. Теперь после охоты.

– Завтра будет погода хорошая, и будет охота, – сказала Юлия.

– Зато я конину ел, ага! А вы нет. В Башкирии на практике. И кумыс пил.

– Коней жалко, – вздохнула Юлия. – Они такие красивые.

– Некрасивых животных нет. Главное – как приготовить, – твердо сказал Павлов.

– Да ты просто страшный человек, Павлов! – заводил его Сергей. – Бармалей какой-то!

– Нет, – вступилась Юлия, – на Бармалея он не похож.

– Не тянешь ты, старик, на Бармалея, не тянешь. Но ничего, у тебя все впереди. Поживешь тут в тундре с недельку – и можно в Африку выпускать.

– А что? Конина очень вкусная… – гнул свое Павлов.

– А ты лошадь Пржевальского ел? – в упор спросил Сергей.

– Чего?..

– Держите, – протянула Юлия банку консервов. – Для вас приберегла. Еще с прошлого завоза осталось. Открыть?

Павлов оторопел. Это была банка консервированной конины.

Кулинарные изыски Павлова были посрамлены. Сергей же особенно был доволен. Даже он не ожидал такого поворота событий.

– Ну, удружили! Молодцы! – восхитился Павлов. Отступать было некуда. – Сейчас обед сварганим!

– Поберегите, – остановила его Юлия. – Есть свежее мясо. А банка всегда пригодится. На темный день.

– На черный, – смеясь, поправил ее Сергей.

– Включите «Спидолу», погромче, – предложила она, – ветер северный, можно.

– При чем тут ветер? – не понял Павлов. – При чем северный?

– А в том, что, если южный ветер, мы бы и чаю не попили. Дым бы шел на лежбище, как и звуки. А моржи не любят ни дыма, ни шума, – сказал Сергей.

– Чай бы попили. Я в распадке на костре готовлю при южном ветре.

– Место какое-то неудобное, – сказал Павлов.

Юлия деликатно промолчала.

Место как раз было самым удобным. Раньше здесь находился наблюдательный пункт. У эскимосов была даже такая профессия – наблюдатель. Наблюдателем мог стать только знающий человек, который умел читать книгу моря, ветра, облаков. От него зависела судьба охоты, а значит, и благополучие всего стойбища. Он давал сигнал к охоте – и байдары выходили в море. Он говорил «нет» – и никто в море не выходил, даже если светило солнце и на воде – тишь. Человек брал на себя ответственность и за удачу промысла, и за судьбу зверобоев. Надо ли говорить, что это был самый уважаемый человек в поселении, и лучшая часть добычи обычно принадлежала ему. Он не требовал, приносили добровольно. Таков порядок, заведенный столетиями.

Наблюдателем был и отец Юлии, чукча. Обычно он сидел здесь на возвышении, укрытом от ветра китовыми костями и стеной дерна, – место его дежурства. Избушку соорудили после.

Дочери он не мог передать секретов своего дела. Но зато она умеет другое – сторожить лежбище и ухаживать за ним. А районная охотинспекция вошла в договор с колхозом, чтобы тот нашел возможность оплачивать труд Юлии. Колхоз пошел навстречу. Здесь понимали: она – наследница, и это дело ей по душе. А что еще нужно, когда человек выполняет свой долг по призванию?

Павлов смотрел, как Юлия, хлопотала вокруг стола, и невольно залюбовался ею. «А ведь она красива. Все при ней. Интересно, куда теперь попадет ее душа?[9]9
  По верованиям эскимосов, после смерти души усопших отправляются на небо или в глубь земли для новой жизни. Попасть на небо, к добрым духам, не так-то просто: надо быть отважным, ловким, сильным охотником либо женщиной с красивой татуировкой. А в глубь земли охотно принимают души ленивых охотников и женщин, не желавших терпеть боль, чтобы стать красивыми. А Юлия терпела боль дважды – когда ей наносили татуировку (в детстве) и когда она решила ее снять. Так где же будет ее душа? (Прим. авт.)


[Закрыть] – подумал ой, улыбаясь. – Ей нужно совсем немножко грима и… хоть сейчас на бал. Вот только охотничий нож, висящий у нее на поясе поверх куртки, который так умиляет меня, придется снять». Как бы почувствовав ход его мыслей, она сняла ремень с ножнами и повесила на гвоздь. Куртку расстегнула. Нож вытащила и принялась разделывать мясо.

– Пока будет готово, можете полакомиться. – Она бросила на стол связку сухих лахтачьих кишок, ломтики вяленой оленины, юколу, принесла нерпичий жир.

Сергей охотно начал все по очереди дегустировать, подавая пример Павлову. Тот тоже все попробовал, но от жира отказался.

– На любителя, – сказала она и поставила на стол тарелку с остатками сырой оленины. – Вот только хлеб черствый, не успела запастись. Можно и галеты, кто любит. – Она выложила несколько пачек.

Мужчин второй раз приглашать не понадобилось.

– Ну вот и все.

На столе появилась сковорода мяса, жаренного по-чукотски.

Павлов все еще изучал Юлию, а в Сергее проснулся репортер.

– А что-нибудь для нас, для газеты, есть интересное? – спросил он.

– Да ничего, никаких событий. Тихо все… Вот только моржа мертвого выбросило на восточном мысу. Он был ранен, умер в воде – его и выбросило. Стреляли из десятизарядки, охотники определили… А у нас таких, винтовок нет. Кто стрелял? Так и не знаем… Много нехороших людей ходит по тундре, поди узнай…

– Наши не могут, – встрепенулся Павлов. – Геологи не имеют такого оружия. И у нас нет на побережье партий. Все в тундре.

– Я и не говорю, что ваши… А кто?

Только сейчас Павлов заметил в углу охотничий карабин.

– Калибр восемь и два? – спросил он.

Она кивнула.

– Хорошая машина, – вздохнул Павлов. – Но у нас лучше, семь пятьдесят шесть.

– Из этого тоже – хоть моржа, хоть медведя, – махнула она.

– Она у нас такую кашу три года тому назад заварила, – объяснил Сергей Павлову, – до сих пор кое-кто забыть не может.

– Не я одна, – скромно сказала Юля. – И вы тоже. Без вашей газеты я бы и не справилась.

А вот что было. Самолет ледовой разведки пролетел на малой высоте над лежбищем Кымынэй, хозяйкой которого и была Юлия Векет. В панике моржи бросились, давя друг друга, в море.

Векет записала номер самолета, число и время. Дала знать Сергею. Колхозная комиссия составила акт. Прилетел Сергей. Он помог Юлии написать статью «В защиту моржей». Статью перепечатала областная газета. Тут и началось! Областная охотинспекция подала в суд. Суд, изучив материалы следствия, взыскал с авиапредприятия шестьдесят тысяч рублей штрафа. А члены экипажа были оштрафованы на сто рублей каждый.

В горячке споров авиаторы подали встречный иск, обвиняя журналистов районной газеты в необъективности, профессиональной недобросовестности и чуть ли не в публикации сведений, порочащих доброе имя авиаторов.

Суд, изучив материалы дела, дополнительно за попытку дискредитировать работников прессы и автора статьи присудил авиапредприятию еще один солидный штраф.

Тут уж терпению авиаторов настал предел, и они решили повидаться наконец «с этим Векетом» и свести счеты.

Прилетели в село.

Каково же было их удивление, когда они увидели спокойную миловидную девушку! Но таким гневом пылали ее глаза, что члены делегации тут же «сменили курс» и принесли извинения. Авиаторы отпили с Юлией чаю в ее доме, а молоденький бортрадист сбегал к вертолету и вернулся с большой тяжелой связкой вяленой сельдятки, двумя копчеными нельмами и флягой спирта.

– Это вам, Юля. У вас такой рыбы нет. Это якутская. И спирт пригодится. В тундре очень помогает, от холода.

Когда чаепитие закончилось и все пошли к вертолету, бортрадист задержался:

– Будете в Якутии – заходите в гости. Обещаете? Честно? – Он снял с руки часы: – Возьмите на память. Прошу вас. Только тут время московское.

– Молоденький такой мальчик, беленький… – в голосе Юлии была теплота. – А часы… Вот они, – показала она, – хорошие, ночью светятся. – И вздохнула. – Я поняла: недавно он на Севере, романтик.

– Где-то в журнале я читал, что вышло кино с похожей ситуацией – там и моржи, и авиаторы, – сказал Павлов.

– Вот-вот, – встрепенулся Сергей. – Я тоже слышал об этом, но кино не видел. Материалы-то газетные разошлись повсюду, шум был большой. Неудивительно. А героиня вот она.

– Какая уж героиня! – отмахнулась Юлия.

– Нет, обидно. Наш ведь материал. А кинематографисты его взяли.

– Ну и что? – простодушно сказала Юлия. – Лишь бы польза была. Разве мало лежбищ на Чукотке? Может, где-то то же случалось.

– Нет-нет, это про нас, – безапелляционно заявил Сергей.

– Сначала кино посмотрим, – успокоил его Павлов. – Лишь бы кино хорошее было, – перефразировал он Юлию.

– А в Якутию хотелось бы? – спросил Сергей.

Она поняла намек, смутилась. Потом спокойно ответила:

– Да.

– Юля, сегодня у нас этот стол – и завтрак, и обед. Еще по кружке чаю – и можно на лежбище.

– Ужинать будем у меня, – твердо сказала хозяйка.

Они спустились по западному склону мыса с подветренной стороны и вышли на берег моря. Здесь береговая черта делала большую излучину, образуя лагуну. На той стороне лагуны чернели скалы, беспорядочное нагромождение каменных глыб, а узкая береговая полоса переходила в широкий галечный пляж.

Сначала Павлов думал, что пляж покрыт серо-бурыми валунами. Потом присмотрелся и понял: моржи.

– Никогда не думал, что они бурого цвета, – сказал он.

– Иногда даже розовые бывают, – засмеялась Юлия, – грязно-розовые и бурые. А когда он отдельный, то черный, темно-коричневый, коричнево-серый. Разные они… – Она протянула ему бинокль: – Это лежбище небольшое, около тысячи штук. Спят, нежатся под солнышком. Посмотрите, у каждого свое лицо, свой характер, они очень разные. Внимательно смотрите, – наставляла она.

По реакции Павлова Юлия поняла, что для него эти животные все одинаковы.

– Ну что ж вы! – начала она сердиться. – Смотрите вон на тех, с, краю. – У нее были зоркие глаза, и она все видела без бинокля. – Вон тот – Бюрократ, вон он как на всех ленивым глазом смотрит. А рядом Забияка. Дальше всех к скале пробрался, всех клыками бьет. А в сторонке Обиженный. Его, наверное, прогнали: молодой он. А у самой воды толстяк – это Соня. Спит себе и в усы не дует.

– В ус не дует, – смеясь, поправил Сергей.

– Все равно. По нему ползут, его толкают, бьют клыками, а он ни с места – знай себе спит. Дайте бинокль. Ну вот, храпит даже. Он, наверное, самый добрый…

«Как она их любит! – подумал Павлов. – Как детей! – И ему на миг показалось, будто он понял не только неистовость ее заботы обо всем живом на побережье, но и даже ее отношение к ним, двум чужакам на этом берегу. – Вот кого бы на мои «райские кущи»! Объявить их заповедными и поручить заботам Юлии. И можно было бы не волноваться».

– Послушай, Юля, у тебя нет случайно какой-нибудь подруги?

– Какой «какой-нибудь»?

– Симпатичной, злой и заботливой…

– Симпатичные есть, злых нет. У нас злых девушек не бывает. Злой человек – нехороший.

«Чего же тут хорошего», – молча согласился Павлов.

– А зачем тебе понадобилась подруга? – встревожился Сергей.

– Познакомиться! – рявкнул Павлов.

– Да ну тебя… Я серьезно.

– Я подумал: неплохо бы завести хозяйку на Горячих Ключах, в урочище Живой Воды – во всем этом чукотском оазисе. Кто-то должен сохранять все, что там есть. Вот если б ты за это взялся, а? Газета – она сила… Смогли же вы операцию «Морж» довести до конца? А это тоже важно. Извини за высокопарность, но потомки спросят.

– Какие там потомки? Потомки и знать уже об этом не будут – все снесет цивилизация, и в первую очередь ваш брат – геологи. Вот найдете вы там чего-нибудь, нефть, скажем, золото, и – плакал весь оазис…

Павлов задумался. Потом тихо сказал:

– Если понадобится – не пощадим… Но сначала подсчитаем, что важнее… вот и все.

– Вот я об этом и говорю.

– Сейчас об этом говорить бессмысленно, – возразил Павлов. – Надо исходить из потребностей сегодняшнего дня и будущего. И не фантазировать. Тем более, так пессимистично.

– Я пойду с вами на озера. Возьмете? – спросила Юлия.

– Конечно! – обрадовался Павлов. – Я сам хотел предложить.

Он взял у Сергея бинокль и обозревал лежбище. И, продолжая разговор, спросил у Юлии:

– На лежбище нельзя охотиться?

– Конечно. Можно всех напугать.

– А раньше?

– Раньше охотились пиками. Тихо подкрадывались к самым крайним и забивали пиками. Другие моржи даже не слыхали. Самок старались не трогать.

– А как их определить?

– Очень легко. У них бивни потоньше, и их концы ближе друг к другу. У самца они параллельны и более массивны, тяжелее. А у самочки более красивы – как сабельки.

– А вон тот с одним клыком, – показал Павлов.

– Он его сломал во льдах, наверное, еще в детстве.

– В прошлом году Юля по одноклыковым моржам целую диссертацию написала, – улыбнулся Сергей.

Юлия тоже засмеялась:

– Под названием «Справка».

А дело в том, что морзверобойные суда, промышляющие моржа для нужд местного населения, обязаны были сдавать туши в колхоз, а клыки на косторезную фабрику, где из кости делались сувениры. Сувениры довольно дорогие – они идут и на внутренний, и на международный рынки. После слоновьих бивней моржовый клык по ценности на втором месте.

При очередном сведении баланса даже видавшие виды ревизоры не находили слов. От десяти сданных туш должно поступить двадцать клыков, а от двадцати – сорок. И так далее. Клыков же на фабрику поступало значительно меньше. Где недостающие? Браконьеры в один голос: «А нам в основном попадались моржи одноклыковые. Откуда такие взялись – не ведаем».

Следствие попросило ученых Тихоокеанского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии сообщить примерное отношение одноклыковых моржей к общему количеству животных ареала в акваториях Берингова и Чукотского морей.

Одновременно был послан запрос и в колхоз, чтобы сообщили данные по интересующему вопросу, исходя из практической добычи крупных ластоногих за последние десять лет. Собрали старейших морзверобоев, объяснили проблему. Векет села писать ответ. Письмо было обстоятельным, длинным, там рассказывалось, когда и где встречались одноклыковые особи и отчего это бывает. По письму выходило, что сейчас таких моржей в море столько же, сколько осталось на земле саблезубых тигров.

Дело прояснилось. Сергей написал статью. Суд сказал свое слово. И хоть роль Юлии в этой ситуации невелика, охотники считали, что «хозяйка моржового лежбища» еще раз проявила характер, дотошно передав бумаге все, что говорили старики.

Когда на слете рабселькоров Сергей Петренко вручил Юлии грамоту, все в селе стали считать ее ходатаем по самым сложным и запутанным вопросам.

«Моряки-разбойнички» получили по заслугам. Тот, кто не успел сплавить клыки «налево», достал их из домашних кладовых и сдал государству. А тот, кто успел «провернуть бизнес», вынужден был уплатить большой штраф. Вот и вся история. И неудивительно, что Векет знают всюду, хотя она об этом и не подозревает.

«Сюда бы прийти с телевиком, – думает Сергей, – и сделать галерею портретов моржей-человеков. Посмотреть в видоискатель глазами Векет».

4

Нары вдоль стен избушки были расположены углом. Юлия застелила их шкурами. Сергей развернул один из спальников. Нужды в мешках не было: в избушке жарко, лежали не раздеваясь, спать не хотелось.

– Погостили бы немного, – сказала Юлия. – Я бы вас на рыбалку отвела. Есть тут у меня секретная речка.

– У нас мало дней.

– Вы уйдете, и я опять одна. Знаете, как скучно.

– Ты же обещала с нами идти на озера.

– Да, но потом вы все равно уйдете. А ко мне из Села почти никто не ходит. Сама я туда хожу, когда скучно или в магазин. Вот «Спидолу» часто слушаю. – И вдруг неожиданно: – Вам надо много у Энкаугье спросить. Он родился здесь, самый старый. Всю тундру исходил. От Уэлена до Анадыря все места знает. И на запад – до Певека тоже. Лучший каюр был. Мы зовем его «мургин ынпыначгин Энкаугье»…

– Что это? – встрепенулся Павлов.

– Наш дедушка Энкаугье, – перевел Сергей. И поправился: – Примерно. Вроде патриарха. Это уважительно очень.

– Правильно, Юля. Без его совета нам, конечно, не обойтись, – сказал Павлов. – Мы тут тоже облазили все, но, когда ищешь одно, пропускаешь другое… Все отмахиваются от «райских кущ», «живой воды» – нужно золото. Даже гранаты – красные и зеленые – не нужны. Говорят: неперспективно. Но надо же сохранить Туманную Долину, редактор!

– Надо, конечно, – вздохнул Сергей.

Вот когда сам увидишь… Не прочитаешь сухие строчки старых отчетов, а – увидишь – тогда и поймешь. Столько богатства может просто погибнуть… от привычки жить сегодняшним днем. А завтра? Завтра и реликтовых растений не станет, и озерца захламят, и все живое эти места покинет. Останется лишь память о шумных пикниках…

– Мимо сопки Линлин мы уже запретили проезжать тракторам и вездеходам, – сказала Юлия.

– Это хорошо. Но речь о заказнике. От моржового лежбища до Туманной Долины. Чтоб никто не появлялся, ни пешком, ни на колесах, ни с ружьем, ни с бутылкой. Взялась бы директорствовать, Юля? Вот когда и подруга пригодится – увеличение штатов!

– Да бросьте! – смеясь, отмахнулась она. – Когда это будет?

– Будет, – твердо пообещал Павлов. – Не успеете состариться!

Она опять засмеялась.

– Какие наши годы… – почему-то вздохнул Сергей и неожиданно перевел разговор: – А может, еще почаевничаем?

Упрашивать никого не пришлось – все трое, как и принято на Севере, могли чай пить в любом количестве в любое время суток.

Долина была доверху наполнена туманом. Казалось, будто с сопки Линлин сползло облако и залегло на ночевку.

Пришли сюда к исходу второго дня. Павлов не мешкая принялся за палатку, Юлия – собирать для костра ветки карликовой березки, сушняк ивы, кассиопею, а Сергей, сбросив рюкзак, стоял, пораженный невиданным зрелищем.

На ясном небе четко чернели вершины сопок, кое-где на их боках остались причудливые грязно-белые пятна снежников – они уже не растают и дожидаются зимы, а сама долина напоминает огромную чашу, до краев наполненную молоком.

– Здесь всегда так? – спросил Сергей.

– Нет, – ответила Юлия. – При южном ветре туман уползает в море, туда, по распадку… В долине несколько горячих озер.

– Завтра спустимся, увидим, – торопил его Павлов. – Все на лесозаготовки! – скомандовал он.

Векет засмеялась. Втроем они быстро натаскали сухих веток, заготовили топлива впрок: никому не хотелось возиться со «Шмелем», да и бензина было в обрез, одна бутылка, а какой же ужин в тундре без хорошего костра!

Палатка стояла на сухой террасе, прилепившись одной стеной к громадному валуну. Место вокруг хорошо обозревалось, да и палатка была видна.

– Чтоб никаких неожиданностей, – объяснял Павлов. – Чтоб видно было, кто в гости идет…

– Он к нам не придет, – думая о медведе, сказала Юлия, – он нас увидит и убежит. Вот только видит он плохо. – И опять засмеялась.

– Мишки сейчас на реке, рыбы вдоволь… тут ему делать нечего… Нужны мы ему! – махнул рукой Павлов, но веток в костер подбросил.

Сергей возился с банками. Ворчал:

– Мог бы и дичи поискать, пока я стол накрываю. Тоже мне тундровики – еду на себе таскают!

– Эт я мигом! – похлопывая по кобуре, пообещал Павлов. – Завтра. Зайцев тут видимо-невидимо…

– Рыбы я вам сама наловлю, зачем на зайцев патроны тратить? А вдруг коочатко пожалует? Что тогда?

– А это кто? – спросил Павлов.

– Медведь-людоед…

– Бросьте вы мне на ночь такие разговоры говорить, – взмолился Сергей. – Дайте хоть поужинать на прощанье! С вашим рационом на тот свет раньше отправишься, еще до медведя!

Все было непривычно Сергею. И двухдневный маршрут, и ночевки в тундре, усталость от ходьбы и постоянный аппетит. Павлову и Юле надоело над ним подшучивать, но полный Сергей тихо страдал, всегда хотел есть и много выпивал чаю…

В палатку натаскали свежесрезанных веток под спальные мешки. А за ночь к тому же ветки подсохнут, и утром можно будет использовать их для костра. В тундре живут рационально, ничто не должно пропадать. И чай Павлов готовил искусно – наливал воду в алюминиевые фляги, клал в костер: закипало быстро даже на небольшом огне при скудном топливе.

«Захотел бы я сейчас поменять этот немудреный ужин у костра на ресторанное застолье города? – подумал Павлов. И усмехнулся. – Сергей-то уж точно, а мне все то ни к чему. Хотя… Главное, себе не врать. Ратуем за возврат к природе, к деревне, а сами не можем бросить городские квартиры да прописаться на лоне, к земле поближе. Временно пожить в тундре и балерина сможет, не то что геолог. Так-то будет честнее. Вот Юлю отсюда ни за какие коврижки не увезешь, а мы тут все временные, чего скрывать…»

Подобные мысли одолевали его и потом, когда он лежал в спальном мешке и сквозь незастегнутый вход палатки смотрел на туман, медленно выползающий из долины. Это с моря потянул ветер, показались бурые пятна дальних скал.

Хорошо знал окрестные места Павлов. Вон там, на северном склоне, красивые полосчатые известняки, а с километр на восток можно обнаружить большие выходы коренных пород, много амазонитов цвета морской волны, синих и фиолетовых флюоритов… А все, что вокруг долины, – сплошные декоративные базальты.

Медово-желтые, зеленые, белые пластинчатые вкрапления величиной с циферблат часов – такие порфировые выделения всегда поражали Павлова своей красотой, нарядностью – вот бы на отделку зданий в райцентр! Да кабы не далеко везти – и Москва б не отказалась… В районе реки Игельхвеем, недалеко отсюда, даже есть базальты с красно-оранжевыми вкраплениями. Вот бы любителей камней сюда…

Все это Павлов покажет своим друзьям завтра, но, не только минералы его волнуют. Главное все же – собрать доказательные материалы для обоснования природного заказника. А если это удастся, то ни о какой разработке камней не может быть и речи, это правильно. Главное – сохранить горячие озера и реликтовые растения.

И ему вспомнился недавний вопрос Сергея: пустят, мол, под нож эту красоту геологи, если найдут здесь золото или, скажем, платину? И как в прошлый раз Павлов тяжело вздохнул.

– Чего вздыхаешь? – спросил Сергей.

– Да так, девушку знакомую вспомнил… Спи!

Юлия рассмеялась:

– Он коочатко высматривает, потому и дверь в палатке открыта.

– Верно, – поддержал ее Павлов. – Медведи сейчас в низовье реки рыбу ловят. Вон там, слева. А у левой стены Сергей спит. Первым с ними Сереже разговаривать. Мне-то что, я справа… До меня не добраться, выскочить успею, и «пушка» под рукой. Буду Юлю охранять.

– Опять вы за свое, – заворочался Сергей и незаметно шире расстегнул молнию на мешке. На всякий случай.

В палатке было тепло, от срезанных веток пахло прелыми листьями, тундрой. Большое белое облако, казалось, висело над самым входом. Где-то далеко за горизонтом угадывалось солнце, и только непривычная тишина напоминала о ночи.

– Надо бы карабин захватить, – подал голос Сергей…

– Зачем? Таскать такую тяжесть! Лучше с собой побольше еды… – возразила Юлия. – Кому мы тут в тундре нужны? Медведь осенью сытый. Пусть вот Павлов ходит со своей пушкой, она ему положена…

– Положена… по инструкции, – подтвердил Павлов. И тут же спросил у Юлии: – А ты из пистолета стреляла?

– Нет.

– Завтра попробуем… А из карабина получается?

– Отец хвалил, – засмеялась Юлия.

– А кто научил?

– Отец, кто же еще! Он и воспитывал меня как мальчишку. Да и имя мне дали при рождении мужское… – Векет… До меня у нас все девочки рождались и умирали маленькими. А когда я родилась, решили обмануть злых духов и дать мужское имя… Так мать решила… Вот и осталась я жива. Потом имя стало фамилией, а в паспорт вписали русское – Юлия. Поначалу даже хотели «Джульетта» написать, да милиционер был рядом, в сельсовете. Он отсоветовал. Говорит, у нас в отделении собачка есть Джулька, зачем девушку-то так обзывать? Вот и стала я Юлией. Мне нравится. Хорошее имя. А вам?

– Конечно, хорошее, – быстро согласился Павлов. – Прямо скажем, классическое!

– Ну уж! – опять засмеялась Юлия.

– Да тебе просто Юлия нравится, – опять подал голос Сергей из глубины мешка. Он боялся простудиться и забрался в мешок с головой.

– А что? И Юлия тоже, – поддержал его Павлов. – А почему она должна мне не нравиться? – И про себя подумал: «Действительно, почему?»

– Да ну вас! Лучше спите! А то коочатко услышит! – сказала Юлия.

5

Утром Павлов проснулся оттого, что кто-то дергал его за спальник. Он открыл глаза и увидел в проеме входа Юлию. Она поманила его, приложив палец к губам:

– Тсс…

Павлов стал торопливо выбираться из мешка.

Юлия показала на его амуницию. Павлов догадался, взял ремень с кобурой.

– Не надо будить Сергея Поликарповича. Идемте к ручью. Я одна боюсь: там… там…

Захватив оба котелка, он поплелся за девушкой.

– Вот, – сказала она, – смотрите.

На речном песке – четкие отпечатки медвежьих лап. Следы были разной величины – очевидно, медведица с медвежонком.

– Да… – почесал затылок Павлов, – совсем рядом с палаткой прошли. И ста метров не будет… Накликали.

Набрав воды, они вернулись к палатке. Юлия принялась за костер, Павлов начал открывать банки, рубить ветки, готовить чай.

– Ого! Вы уже и зарядку сделали? – проснулся и Сергей. Он высунул голову из палатки. – Не все съели? Мне оставили?

– Не торопись к завтраку! – одернул его Павлов. – Последний собирает мешки и палатку. Вот и вся твоя зарядка. Закон тундры.

– Закон тундры и побережья, – поддержала Юлия.

– Так и знал, что мне не повезет, – вздохнул Сергей. – Всю ночь кошмары снились – медведи, крокодилы…

– Выйди к реке, увидишь: совсем не зря снились. Ты так храпел, что распугал всех медведей в округе. Два сиганули вниз по ручью – к озерам…

Сергей нехотя выбрался из палатки и потрусил к ручью умываться.

– Что касается походов, то я люблю привалы, – сказал он, вернувшись, и устроился у котелка.

Юлия заметила, что вернулся он не пустой – принес несколько сухих веток, самостоятельно постигает правила тундрового общежития. Это ей понравилось.

…Спускались в долину долго – около часа. Солнце разогнало туман, неугомонно шумело птичье разноголосье. Вот где раздолье орнитологу!

Окрестный пейзаж не отличался от того, к которому путники привыкли за три дня в тундре – однообразный унылый цвет, на водоразделах болота с белыми головками пушицы, кочкарник. Кое-где у ручьев крохотная, меньше метра, чахлая ива, карликовая березка. Но вот распадок круто свернул вправо, и – что это? – на излучине реки стеной стояли ивы высотой более двух метров, толстые, как настоящие деревья; дальше тянулась тонкая длинная чозения…