Текст книги " Выпуск II. Том 7"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Часть III
ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ ДЕКАБРЯ

1

– Вы в самом деле хотите, чтобы я остался здесь, отец? – спросил Гарри. Он сидел, откинув голову. – Знаете, у меня такое ощущение, будто я разворошил осиное гнездо.

– Что ты хочешь этим сказать? – резко спросил Симеон.

– Я говорю про братца Альфреда, – ответил Гарри. – Милый мой братец Альфред! Он, если можно так выразиться, возражает против моего присутствия здесь.

– Черт с ним! – выпалил Симеон. – В этом доме я хозяин.

– Тем не менее, сэр, мне представляется, что вы очень считаетесь с Альфредом. Я не хотел бы мешать…

– Ты будешь поступать так, как хочу я, – перебил его Симеон.

Гарри зевнул.

– Вы ведь знаете, что я не способен долго сидеть на одном месте. Это такая смертельная тоска для человека, который исколесил весь земной шар.

– Пора бы тебе жениться и завести семью, – сказал ему отец.

– На ком? – спросил Гарри. – Жаль, что нельзя жениться на собственной племяннице. Эта Пилар чертовски привлекательна.

– Ты уже заметил?

– Кстати о женитьбе, наш толстяк Джордж, на мой взгляд, недурно устроился. Кто она?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Симеон. – Джордж познакомился с ней, по-моему, на демонстрации мод. Она говорит, что ее отец отставной морской офицер.

– Наверное, второй помощник капитана на речной посудине, – усмехнулся Гарри. – Джорджа, если он не будет осторожен, ждет с ней беда.

– Джордж всегда был глуп, – заметил Симеон Ли.

– Почему она пошла за него? – спросил Гарри. – Из-за денег?

Симеон опять пожал плечами.

– Ладно, значит, вы считаете, что сумеете уломать Альфреда? – спросил Гарри.

– Труда большого не составит, – мрачно отозвался Симеон.

Он тронул колокольчик, стоявший на столике рядом с ним.

Тотчас появился Хорбери.

– Попроси сюда мистера Альфреда, – распорядился Симеон.

Хорбери вышел.

– Этот малый что, подслушивает у дверей? – поинтересовался Гарри.

– Возможно, – пожал плечами Симеон.

Быстрыми шагами вошел Альфред. Лицо его передернулось, когда он увидел брата. Не обращая на него внимания, он нарочито громко спросил:

– Ты искал меня, папа?

– Да. Сядь. Мне только что пришла в голову мысль, что нам предстоит кое-что изменить в доме, раз у нас появились еще двое…

– Двое?

– Пилар, естественно, останется жить здесь. II Гарри тоже вернулся домой навсегда.

– Гарри будет жить у нас? – спросил Альфред.

– А почему бы нет, старина? – заметил Гарри.

Альфред резко повернулся к нему:

– По-моему, ты сам должен понимать почему!

– Извини, но я не понимаю.

– После всего, что случилось? После твоего недостойного поведения? После того срама…

– Все это в прошлом, старина, – беспечно махнул рукой Гарри.

– Ты вел себя недопустимо по отношению к отцу после всего, что он для тебя сделал.

– Послушай, Альфред, по-моему, это касается только отца, а уж никак не тебя. Если он готов простить и забыть…

– Я готов, – вмешался Симеон. – В конце ‘концов, Гарри – мой сын. как тебе известно, Альфред.

– Да, но я обижен за тебя, папа.

– Гарри останется здесь, – сказал Симеон. – Я хочу этого… – Он ласково положил руку на плечо Гарри. – Я очень люблю Гарри.

Альфред встал и вышел из комнаты. Лицо у него было мертвенно-белым. Гарри тоже встал и, посмеиваясь, вышел вслед за ним.

Симеон сидел ухмыляясь. Потом, вздрогнув, огляделся.

– Кто там? А, это ты, Хорбери. Да не подкрадывайся ты так, черт побери!

– Прошу прощения, сэр.

– Ладно. Послушай, у меня есть для тебя несколько распоряжений. Я хочу, чтобы все, кто есть в доме, после обеда поднялись сюда, все до единого.

– Хорошо, сэр.

– И еще. Когда они соберутся, ты тоже придешь сюда. А когда будешь идти по коридору, крикни что-нибудь так, чтобы я услышал. Все, что угодно. Понятно?

– Да, сэр.

Хорбери спустился вниз.

– Нам предстоит веселенькое Рождество! – заметил он Тресилиану.

– Что ты имеешь в виду? – встрепенулся тот.

– Поживем – увидим, мистер Тресилиан. Сегодня сочельник, а настроение в доме далеко не праздничное!

2

Все они гурьбой вошли в комнату и остановились на пороге. Симеон разговаривал по телефону. Он махнул им рукой.

– Садитесь все. Одну минуту.

И продолжал говорить по телефону:

– «Чарльтон, Ходжкинс и Брейс»? Это вы, Чарльтон? Говорит Симеон Ли. Правда?.. Да… Нет, я хочу, чтобы вы составили для меня новое завещание… Да, уже прошло немало времени с тех пор, как было написано последнее… Обстоятельства изменились… Нет, нет никакой спешки. Я вовсе не хочу портить вам Рождество. Скажем, через пару дней. Приезжайте, и я объясню вам, что мне требуется. Нет, меня это вполне устраивает. Я еще умирать не собираюсь.

Он положил трубку и медленным взглядом обвел всех восьмерых членов семьи.

– Уж больно у вас мрачный вид, – хмыкнул он. – Что-нибудь случилось?

– Ты послал за нами… – заговорил Альфред.

– Извините… Ничего из ряда вон выходящего. Вы что, решили, что я приглашаю вас на семейный совет? Нет, я сегодня порядком устал, вот и все. Незачем заходить ко мне после ужина. Я сразу лягу спать. Хочу как следует отдохнуть перед Рождеством. – И ухмыльнулся.

– Конечно… Конечно… – поспешно согласился Джордж.

– Прекрасный это праздник – Рождество! – продолжал Симеон. – Помогает укреплению семейных уз. А ты что думаешь по этому поводу, дорогая моя Магдалина?

Магдалина Ли вскочила. Она открыла свой маленький ротик и тотчас же его закрыла.

– Да… О да! – только и произнесла она.

– Насколько я помню, ты жила с отставным морским офицером… – он помолчал, – твоим отцом, поэтому не думаю, что для тебя Рождество многое значит. Для этого нужна большая семья!

– Вероятно, вы правы.

Взгляд Симеона скользнул мимо нее.

– Не хотелось бы говорить нечто неприятное в канун праздника, но, видишь ли, Джордж, боюсь, мне придется сократить материальную помощь, которую я тебе оказываю. В ближайшем будущем мои собственные расходы несколько увеличатся.

Джордж стал красным как рак.

– Послушай, отец, ты не имеешь права этого делать!

– Не имею права? – тихо переспросил Симеон.

– У меня и так уходит очень много денег. Очень много. Порой я просто не знаю, как свести концы с концами. Приходится тщательно экономить…

– Посоветуй своей жене задуматься над этим, – заметил Симеон. – У женщин голова устроена неплохо, и они так умеют экономить, как ни одному мужчине не придумать. Умная женщина, например, сама шьет себе платья. Моя жена, помню, очень ловко управлялась с иголкой. Добрая женщина, она все делала ловко, только была жуткой занудой.

После этих слов Дэвид прямо подскочил.

– Садись, сынок, не то ненароком что-нибудь опрокинешь… – сказал Симеон.

– Моя мать… – заговорил было Дэвид.

– Твоя мать была безмозглым существом! – рассердился Симеон. – И мне кажется, вы все пошли в нее. – Внезапно он выпрямился. Лицо его так и пошло пятнами, а голос стал визгливым. – Вы не стоите и пенни, каждый из вас! И вы все мне надоели! Вы не мужчины! Вы маменькины сынки! Одна Пилар стоит любых двоих из вас, вместе взятых! Клянусь небом, что где-нибудь по свету бродит мой сын, который куда лучше любого из вас, несмотря на то, что он – незаконнорожденный!

– Уймись, отец! – крикнул Гарри.

Он тоже вскочил, и лицо его, обычно добродушное, сделалось мрачным.

– То же самое относится и к тебе! – набросился на него Симеон. – Чего ты добился за всю свою жизнь? Только и клянчил деньги, посылая телеграммы отовсюду! Говорю вам, мне тошно смотреть на вас! Вон отсюда! – И, тяжело дыша, откинулся на спинку кресла.

Медленно, один за другим, все члены семьи вышли из комнаты. Джордж пылал от возмущения, Магдалина выглядела испуганной. Дэвид побледнел и дрожал. Гарри выскочил как ошпаренный, Альфред шел будто во сне. Лидия проследовала за ним с высоко поднятой головой. Только Хильда задержалась в дверях, а потом вернулась обратно.

Она остановилась над стариком, и он вздрогнул, когда, открыв глаза, увидел ее. Что-то угрожающее было в ее неподвижности.

– В чем дело? – раздраженно спросил он.

– Когда пришло ваше письмо, – ответила Хильда, – я поверила тому, что в нем было написано. Поверила, что вы искренне хотите, чтобы ваша семья собралась вокруг вас на Рождество. И уговорила Дэвида приехать.

– Ну и что? – спросил Симеон.

– Вы в самом деле хотели собрать всю свою семью, по только не для того, о чем упоминали в письме. Вы хотели видеть их здесь, чтобы поссорить друг с другом. Помилуй вас Бог, если вы надумали развлекаться таким образом!

– Я всегда отличался особым чувством юмора, – ухмыльнулся Симеон. – И не жду, чтобы кто-нибудь оценил мою шутку. Важно, что мне самому она доставляет удовольствие.

Хильда молчала. Симеону почему-то сделалось страшно.

– О чем вы думаете? – резко спросил он.

– Я боюсь… – медленно ответила Хильда.

– Боитесь… меня? – спросил Симеон.

– Не вас, – ответила Хильда. – Я боюсь… за вас!

И, как судья, произнесший приговор, она повернулась и, тяжело ступая, вышла из комнаты.

Симеон сидел, не сводя глаз с двери.

Затем встал и направился к сейфу.

– Посмотрю-ка я на своих красавчиков, – пробормотал он.

3

Без четверти восемь раздался звонок.

Тресилиан пошел открыть дверь. Вернувшись в буфетную, он застал там Хорбери, который, снимая с подноса чашки, рассматривал фабричную марку.

– Кто приходил? – спросил Хорберн.

– Старший инспектор полиции Сагден. Осторожней с чашками!

Хорбери уронил чашку. Она упала и разбилась.

– Ну вот! – запричитал Тресилиан. – Одиннадцать лет я мою посуду и ни разу ничего не разбил, а ты только тронул, хотя тебя никто не просил, и вот, пожалуйста.

– Виноват, мистер Тресилиан, – ответил Хорбери. Лицо его покрылось испариной. – Сам не пойму, как это получилось. Вы сказали, приходили из полиции?

– Да. Мистер Сагден.

Лакей провел языком по бесцветным губам.

– Что ему понадобилось?

– Собирает деньги на приют для сирот из полицейских семей.

– А! – Лакей распрямился. И уже более спокойным тоном спросил: – Он получил что-нибудь?

– Я отнес подписной лист наверх мистеру Ли, и он распорядился пригласить мистера Сагдена к нему и подать шерри.

– На Рождество только и ходят выпрашивать деньги, – отозвался Хорбери. – Наш старик, несмотря на кучу недостатков, человек щедрый, тут уж ничего не скажешь.

– Мистер Ли всегда этим отличался, – почтительно заметил Тресилиан.

– Да, это, пожалуй, лучшее, что в нем есть, – кивнул Хорбери. – Ну, я пошел.

– Идешь в кино?

– Пожалуй. Пока, мистер Тресилиан. – И вышел через дверь, которая вела в помещения для слуг.

Тресилиан посмотрел на стенные часы, прошел в столовую и разложил по салфеткам булочки.

Затем, удостоверившись, что все в порядке, он ударил в гонг.

Только замер последний звук, как по лестнице спустился инспектор. Мистер Сагден был рослым, приятной наружности мужчиной. Его синий костюм был застегнут на все пуговицы. Шел он неторопливо, с чувством собственного достоинства.

– Сегодня ночью, кажется, подморозит, – приветливо обратился он к Тресилиану. – Это замечательно, а то последнее время погода явно не по сезону.

– У меня от сырости разыгрывается ревматизм, – отозвался Тресилиан.

Инспектор посочувствовал Тресилиану, и тот выпустил его через парадный вход.

Закрыв дверь на задвижку, старик дворецкий медленно вернулся в холл. Провел рукой по глазам и вздохнул. Но тут же выпрямился, увидев, как Лидия прошла в гостиную. По лестнице спускался Джордж Ли.

Тресилиан был наготове. Как только в гостиную вошла последняя гостья, Магдалина, он появился в дверях и произнес:

– Ужин подан.

Тресилиан понимал толк в дамских нарядах. Он всегда оценивающе разглядывал их, прислуживая за столом.

Он и сейчас заметил, что миссис Альфред надела новое черное в больших белых цветах платье из тафты. Довольно смелый туалет, но миссис Альфред умела носить то, на что другие дамы не решались. На миссис Джордж была самая последняя модель, стоившая, он не сомневался, немалых денег. Интересно, как будет реагировать мистер Джордж, когда получит счет? Мистера Джорджа транжирой не назовешь, он всегда был скупым. Миссис Дэвид, по всей видимости, женщина славная, но со вкусом у нее неважно. Для ее фигуры больше подошло бы платье из гладкого черного бархата. Тисненый же бархат, да еще алого цвета, – крайне неудачный выбор. Мисс Пилар – с ее фигурой и волосами – могла надеть что угодно, она выглядела бы очаровательной в любом наряде. Сейчас на ней было полупрозрачное дешевое белое платьице. Ничего, скоро ее нарядами займется старый мистер Ли. Очень она ему нравится. С тех пор как он постарел, любое юное существо может вить из него веревки!

– Рейнвейн или бордо? – почтительно прошептал Тресилиан на ухо миссис Джордж, а сам краем глаза заметил, что лакей Уолтер снова подал овощи раньше, чем соус, хотя Тресилиан уже несколько раз его предупреждал!

Тресилиан обошел стол, предлагая омлет. И обратил внимание на то, что, кроме него, никого не интересуют ни туалеты дам, ни промах Уолтера – за столом сегодня вечером царило молчание. Лишь мистер Гарри говорил за всех, нет, пожалуй, это не мистер Гарри, а тот джентльмен из Южной Африки. Да, собственно, и другие тоже вяло перебрасывались словами. Все это было довольно странно.

Мистер Альфред, например, выглядит совсем больным, будто чем-то до смерти перепуган. Какой-то отрешенный взгляд, ничего не ест, а лишь ковыряет вилкой в тарелке. Жена явно обеспокоена его поведением, Тресилиан это заметил. Все поглядывает на него украдкой, чтобы никто не видел. Мистер Джордж сидит красный как рак и с жадностью поглощает все подряд. В один прекрасный день, если он не будет следить за собой, его может хватить удар. Миссис Джордж вообще не ест. Наверное, боится поправиться. Зато мисс Пилар ест с удовольствием и весело болтает с южноафриканским джентльменом. А он явно увлечен ею. Вот эти двое, пожалуй, ни о чем не задумываются.

А мистер Дэвид? Тресилиан забеспокоился о мистере Дэвиде. До чего же он похож на свою мать! И до сих пор так молодо выглядит! Но явно нервничает – вот и сейчас опрокинул свой бокал.

Тресилиан ловко подхватил его, вытер стол – все в порядке. Но мистер Дэвид даже не заметил, что натворил. Сидит белый как мел и смотрит прямо перед собой.

Кстати, о цвете лиц. Хорбери тоже был белым как мел сегодня в буфетной, когда услышал о том, что в дом явился полицейский… Почти так же…

Мысли Тресилиана прервал Уолтер, уронивший с подноса грушу. Нет, в наши дни хорошего лакея не сыскать! Ему не за столом прислуживать, а работать на конюшне.

Тресилиан обошел стол, предлагая портвейн. Мистер Гарри нынче кажется каким-то рассеянным. Не сводит глаз с мистера Альфреда. Эти двое даже в детстве недолюбливали один другого. Мистер Гарри был любимчиком отца, что, конечно же, раздражало мистера Альфреда. Мистер Ли не особенно любит мистера Альфреда. Жаль, ведь мистер Альфред всегда был так предан отцу.

Миссис Альфред поднялась из-за стола, направляясь в гостиную. Туалет удивительно шел ей. До чего же элегантна эта дама!

Тресилиан вышел из столовой в буфетную, плотно притворив за собою дверь и оставив джентльменов за портвейном.

Он пошел в гостиную. Четыре дамы, в полном молчании сидевшие там, чувствуют себя довольно неловко, подумалось ему. Он так же молча поставил перед каждой из них чашечку кофе. И снова вышел.

Когда он входил в буфетную, то услышал, что дверь из столовой открылась. Появился Дэвид Ли, который проследовал через холл в гостиную.

Тресилиан вошел в буфетную и дал нагоняй Уолтеру. Уолтер вел себя непозволительно!

Тресилиан, устав от всех забот, сидел один в буфетной.

Он чувствовал себя угнетенным. Казалось бы, сочельник, а в доме такая напряженность… Нет, ему это определенно не по душе.

С трудом поднявшись, он прошел в гостиную, чтобы собрать пустые кофейные чашки. В комнате никого не было, кроме Лидии, которая стояла у дальнего окна наполовину прикрытая занавеской и смотрела в темноту.

Из соседней комнаты доносились звуки рояля.

Играл мистер Дэвид. Но с какой стати, удивился Тресилиан, мистер Дэвид играет похоронный марш? А именно это он играл. Нет, атмосфера в доме явно была накаленной.

Тресилиан медленно зашагал через холл к себе в буфетную.

Именно в эту минуту он услышал какой-то грохот наверху… – что-то разбилось, упало – какой-то треск и глухие удары.

«Господи Боже, что там хозяин затеял? – подумал Тресилиан. – Что происходит?»

И вдруг раздался вопль, жуткий, жалобный вопль, который перешел в хрип, потом бульканье – и все затихло.

Секунду Тресилиан стоял неподвижно, затем выбежал в холл и кинулся наверх. К нему присоединились и остальные. Крик был услышан во всех уголках дома.

Они взбежали по лестнице, завернули в коридор мимо ниши со скульптурами, которые своей белизной внушали суеверный страх, и остановились перед дверью, ведущей в покои мистера Ли. Там уже были мистер Фарр и миссис Дэвид. Хильда стояла, прислонившись спиной к стене, а он тщетно рвал ручку двери.

– Дверь заперта! – выкрикнул он. – Заперта изнутри!

Гарри Ли протиснулся вперед и, оттолкнув мистера Фарра, тоже попытался было открыть дверь.

– Отец! – крикнул он. – Отец, впустите нас!

Оп поднял руку, и все замолчали, прислушиваясь. Никакого ответа. Из комнаты не доносилось ни звука.

Прозвенел звонок, но никто не обратил на него внимания.

– Придется взломать дверь, – сказал Стивен Фарр. – Другого выхода нет.

– Это не так просто, – отозвался Гарри. – Двери-то в доме дубовые. Помоги, Альфред.

Они предприняли несколько неудачных попыток, прежде чем сообразили использовать скамейку в качестве тарана. Наконец дверь поддалась, сорвалась с петель и упала.

Сгрудившись, они смотрели на то, что было внутри.

Картина, представшая их взору, запечатлелась в памяти каждого из них навсегда.

Налицо были следы борьбы. Опрокинута мебель, пол усеян осколками китайских фарфоровых ваз. В середине ковра перед пылающим камином в луже крови лежал Симеон Ли… Повсюду кровь… Комната напоминала бойню.

Кто-то судорожно вздохнул, а потом двое один за другим произнесли, как ни странно, цитаты из Библии и «Макбета».

– «Жернова Господни мелют хоть и медленно…» – сказал Дэвид Ли.

А Лидия с дрожью в голосе прошептала:

– «Кто бы мог подумать, что в старике столько крови…»

4

Инспектор Сагден трижды придавил пуговку звонка, а потом, отчаявшись, застучал дверным молотком.

Дверь открыл перепуганный Уолтер.

– А, это вы! – сказал он. И на его лице проступило облегчение. – А я только что звонил в полицию.

– В чем дело? – резко спросил Сагден. – Что у вас тут происходит!

– Старый мистер Ли убит… – прошептал Уолтер.

Полицейский ворвался в дом и бросился вверх по лестнице. Когда он вбежал в комнату, никто, казалось, не заметил его появления. Он увидел Пилар, которая, нагнувшись, подбирала что-то с пола. А Дэвид Ли стоял, закрыв глаза рукой.

Остальные сбились в кучу. Альфред Ли один склонился над телом отца. Лицо его ничего не выражало.

– Запомните, ничего нельзя трогать, – поучал Джордж Ли, – ничего, пока не явится полиция. Это самое главное.

– Извините, – вмешался Сагден.

Он протолкался вперед, мягко отстраняя женщин.

Альфред Ли узнал его.

– А, это вы, инспектор. Быстро же вы сюда прибыли!

– Да, мистер Ли. – Старший инспектор полиции Сагден не собирался тратить время на объяснения. – Что случилось?

– Моего отца убили… – ответил Альфред. Голос у него сорвался.

Магдалина истерически зарыдала.

Инспектор Сагден поднял руку.

– Попрошу всех, кроме мистера Альфреда Ли и… мистера Джорджа Ли, выйти из комнаты, – решительно заявил он.

Они медленно и нехотя, словно стадо овец, двинулись к двери. Сагден вдруг остановил Пилар.

– Извините, мисс, – вежливо обратился он к ней, – но ничего нельзя ни трогать, ни выносить из помещения.

Пилар молча смотрела на него.

– Разумеется, нет, – вмешался Стивен Фарр. – Она это знает.

– Вы только что подняли с пола какой-то предмет, – тем же любезным тоном продолжал инспектор.

Глаза у Пилар расширились.

– Разве? – удивилась она.

Сагден был по-прежнему приветлив. Только голос его сделался тверже:

– Да. Я видел, как вы…

– О!

– Пожалуйста, отдайте мне то, что у вас в руке.

Пилар неохотно разжала пальцы. На ладони у нее лежали кусочек резинки и крохотный деревянный колышек. Сагден взял их и, положив в конверт, убрал в нагрудный карман.

– Спасибо, – сказал он и отвернулся.

На секунду в глазах Стивена Фарра мелькнуло удивление, а затем и уважение. Он только сейчас оценил старшего инспектора полиции.

Они медленно вышли из комнаты. И услышали, как за спиной уже официальным тоном Сагден произнес:

– А теперь, если вы не возражаете…

5

Нет ничего лучше, чем горящие в камине дрова, – сказал полковник Джонсон, подбрасывая в огонь еще одно полено и придвигая кресло поближе к огню. – Наливайте себе, – предложил он, указывая на стоявший около его гостя графин с вином.

Гость отрицательно помахал рукой и осторожно подвинул собственное кресло к пылающим поленьям, хотя и считал, что поджаривание пяток (кажется, так пытали в средние века) ничуть не спасет его от сквозняка, который холодил плечи и спину.

Полковник Джонсон, начальник полиции Миддлшира, мог полагать, что нет ничего приятнее горящего камина, но Эркюль Пуаро предпочитал центральное отопление.

– Замечательно у вас получилось с этим делом Картрайта, – восхищенно заметил хозяин. – Удивительный он человек! Какое обаяние! Когда он впервые явился сюда с вами, мы все тотчас принялись плясать под его дудку.

И покачал головой.

– Знаете, у нас никогда не было ничего подобного! – сказал он. – К счастью, отравление никотином – вещь весьма редкая.

– Было время, когда вы считали, что в Англии вообще не бывает отравлений, – заметил Эркюль Пуаро. – Что это дело рук иностранцев! Англичанин, мол, не может поступить так непорядочно!

– Теперь мы вряд ли в состоянии это утверждать, – согласился начальник полиции. – У нас много случаев отравления мышьяком, быть может, даже больше, чем мы подозреваем.

– Вполне вероятно.

– Трудные эти дела с отравлением, – вздохнул Джонсон. Показания экспертов противоречивы, врачи обычно боятся сказать лишнее. Нелегко собрать и достаточное количество улик, чтобы убедить присяжных. Нет, если уж случается убийство (избави, Господи!), пусть лучше будет исключена двусмысленность в отношении орудия преступления.

– Пулевое ранение, перерезанная глотка или пробитый череп? – понимающе кивнул Пуаро. – Вы это предпочитаете?

– Я ничего не предпочитаю, друг мой! Не надо думать, что мне по душе убийство! Надеюсь, их больше не будет. Во всяком случае, пока вы здесь, нам нечего бояться.

– Моя репутация… – скромно начал Пуаро.

Но Джонсон не дал ему договорить.

– Сейчас Рождество, – сказал он. – В стране царит атмосфера мира и доброжелательства. Все настроены по-праздничному.

Эркюль Пуаро откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на полковника.

– Значит, вы считаете, что преступлений на Рождество не совершается? – промурлыкал он.

– Именно.

– Почему?

– Почему? – Джонсон даже несколько опешил. – Да потому, что, как я только что сказал, люди настроены миролюбиво.

– До чего же вы, англичане, сентиментальны! – пробормотал Пуаро.

– Ну и что? – загорячился Джонсон. – Что, если нам по душе старые традиции и праздники? Что в этом дурного?

– Ничего. Все это прекрасно. Но давайте на минуту обратимся к фактам. Вы сказали, что на Рождество царят мир и доброжелательность. А это значит, что будут много есть и пить, не так ли? Будут переедать! А когда переедают, случается несварение желудка! Отсюда возникает и раздражительность!

– Раздражительность не лежит в основе преступлений, – возразил полковник Джонсон.

– Я в этом не уверен. Возьмем другой пример. Итак, на Рождество, как вы утверждаете, царит атмосфера доброжелательности. Старые ссоры забываются, бывшие враги хотят помириться хотя бы на время.

– Позабыть о вражде, совершенно верно, – кивнул Джонсон.

– И семьи, которые были разъединены в течение года, собираются вместе. В таких условиях, друг мой,-согласитесь, возникает напряжение. Люди не испытывают симпатии друг к другу, вынуждены держать себя в руках и улыбаться. Отсюда на Рождество возникает лицемерие, пусть даже из самых лучших побуждений, но тем не менее – лицемерие!

– Я не совсем с вами согласен, – неуверенно заметил полковник Джонсон.

– Нет, нет, – улыбнулся ему Пуаро, – я вовсе не заставляю вас соглашаться со мной. Просто я даю вам понять, что в подобных условиях, когда налицо умственная напряженность и физическая расслабленность, неприязнь, которая раньше была невелика, и самое тривиальное несогласие могут принять гораздо более серьезный характер. И то, что человек вынужден притворяться быть более любезным, более снисходительным, более великодушным, чем он есть на самом деле, – все это рано или поздно может толкнуть его на самый непредсказуемый поступок! Если поставить преграду на пути естественного поведения, друг мой, рано или поздно преграда рушится – и налицо стихийное бедствие.

Полковник Джонсон смотрел на него с сомнением.

– Никогда не поймешь, серьезно вы говорите или смеетесь надо мной, – проворчал он.

– Шучу, шучу, – улыбнулся Пуаро. – Ни в коем случае не принимайте мои слова всерьез. По тем не менее тот факт, что неестественные условия приводят к беде, – сущая правда.

В комнату вошел камердинер полковника Джонсона.

– Звонит инспектор Сагден, сэр.

– Иду.

Извинившись, начальник полиции вышел.

Вернулся он минуты через три. Лицо его было мрачным и обеспокоенным.

– Черт бы все побрал! – разразился он. – Совершено убийство! Да еще в сочельник!

Брови Пуаро взлетели вверх.

– Убийство? Нет никаких сомнений?

– Нет. Абсолютно типичный случай. Убийство, к тому же зверское.

– И кто же жертва?

– Старый Симеон Ли. Один из самых богатых людей в наших краях. Сколотил себе состояние еще в Южной Африке. На золоте… Нет, кажется, на алмазах. Заработал огромные деньги, придумав какую-то штуку в горнодобывающем оборудовании. По-моему, сам изобрел. Во всяком случае, получил за это кучу денег. Говорят, у него не один миллион.

– Его здесь уважали, да? – спросил Пуаро.

– Не думаю, – медленно ответил Джонсон. – Он был довольно странным человеком. Последние годы болел. Я его мало знаю. Но, без сомнения, он был одной из самых видных фигур у нас.

– Значит, этот случай наделает много шума?

– Да. Поэтому мне нужно как можно быстрее очутиться в Лонгдейле.

И неуверенно поглядел на своего гостя. Пуаро ответил на невысказанную просьбу:

– Вы хотите, чтобы я поехал вместе с вами?

– Мне неудобно просить вас о таком одолжении, – смутился Джонсон. – Но вы же знаете, какая у нас в провинции обстановка. Старший инспектор Сагден – хороший человек, лучше не придумаешь. Старательный, осторожный, здравомыслящий, но звезд с неба не хватает. Очень бы хотелось, раз уж вы здесь, воспользоваться вашим советом.

Произнося эту тираду, полковник даже начал запинаться, отчего его речь обрела какой-то телеграфный стиль.

– Буду счастлив, – откликнулся Пуаро. – Можете целиком рассчитывать на мою помощь. Но мы должны пощадить самолюбие инспектора Сагдена. Это будет его дело – не мое. Я присутствую в роли, так сказать, неофициального консультанта.

– Хороший вы малый, Пуаро, – тепло поблагодарил его полковник Джонсон.

И с этими словами они отправились в путь.