Текст книги " Выпуск II. Том 7"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Часть II
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ДЕКАБРЯ

1

Раздался звонок, и Тресилиан направился к двери. Звонок был непривычно настойчивым, и не успел старый слуга пройти через холл, как в дверь снова позвонили.

Тресилиан вспыхнул. Кто позволяет себе так нетерпеливо звонить в дом джентльмена?! Если это опять кто-нибудь из рождественских попрошаек, он им сейчас задаст!

Сквозь матовое стекло верхней половины двери был виден силуэт рослого мужчины в шляпе с опущенными полями. Тресилиан открыл дверь. Ну точно, решил он, очередной разносчик товаров! Да еще в таком дешевом и вульгарном костюме!

– Будь я проклят, если это не Тресилиан, – произнес незнакомец. – Как поживаешь, Тресилиан?

Тресилиан уставился на него во все глаза. Глубоко вздохнул и снова всмотрелся. Дерзкий, высокомерный подбородок, нос с горбинкой, нахальный взгляд. Да, все это он видел много лет назад. Тогда черты эти, пожалуй, были менее резкими…

– Мистер Гарри! – ахнул он.

– Похоже, ты меня испугался, старина! – рассмеялся Гарри Ли. – С чего бы это? Меня ведь ждут, кажется?

– Да, сэр. Конечно, сэр.

– Тогда в чем же дело? – Гарри отступил на шаг-другой и оглядел дом: солидное строение из красного кирпича, незатейливое, но явно добротное.

– Все тот же уродливый старый особняк, – заметил он. – Стоит и не рушится, что самое главное. Как поживает отец, Тресилиан?

– Не очень здоров, сэр. Большую часть времени проводит у себя, сэр, и почти не ходит по дому. Но для его возраста держится молодцом.

– Старый греховодник!

Гарри Ли вошел, позволил Тресилиану спять с себя шарф и свою замысловатую шляпу.

– А как поживает мой дорогой братец Альфред?

– Очень хорошо, сэр.

– Наверное, ждет не дождется меня, а? – усмехнулся Гарри.

– Конечно, сэр.

– А я сомневаюсь. Держу пари, что мое появление – для него сокрушительный удар. Мы с Альфредом никогда не ладили. По-прежнему почитываешь Библию, Тресилиан?

– Разумеется, сэр, когда есть время.

– Помнишь притчу о возвращении блудного сына? Другому брату это ничуть не понравилось! Вот и нашему домоседу Альфреду мое появление тоже не по душе, я уверен.

Тресилиан опустил глаза и ничего не ответил. Всем своим видом он выражал явное неодобрение.

– Ладно, пойдем, старина, – хлопнул его по плечу Гарри. – Надеюсь, меня ждет откормленный теленок! Веди меня прямо к нему.

– Пройдите сюда, в гостиную, сэр, – пробормотал Тресилиан. – Не знаю, где все в данную минуту… Меня не послали встретить вас, сэр, поскольку не было известно время вашего прибытия.

Гарри кивнул. Он шел вслед за Тресилианом, оглядываясь по сторонам.

– Все вещи вроде на своих местах, – заметил он. – По-моему, с тех пор, как я смотался из дома двадцать лет назад, ничего не изменилось.

Вместе с Тресилианом он дошел до гостиной.

– Пойду поищу мистера или миссис Альфред, – пробормотал старик и исчез.

Гарри Ли вошел в комнату и остановился на пороге, заметив, что кто-то сидит на подоконнике. Его глаза недоумевающе оглядели экзотическое существо с черноволосой головкой и кожей цвета свежих сливок.

– Господи! – произнес он. – Неужто вы седьмая и самая красивая жена моего отца?

Соскользнув с подоконника, Пилар подошла к нему.

– Меня зовут Пилар Эстравадос, – сказала она. – А вы, наверное, дядя Гарри, брат моей мамы?

Гарри не сводил с нее глаз.

– Вот, значит, кто ты! Дочь Дженни?

– Почему вы спросили меня, не седьмая ли я жена вашего отца? – сказала Пилар. – Неужели у него уже было шесть жен?

– Нет, по-моему, он был женат официально всего один раз, – засмеялся Гарри. – Значит, тебя зовут Пилар?

– Да.

– По правде говоря, Пилар я был поражен, увидев такое цветущее существо в этом склепе.

– В этом склепе…

– Именно склепе. Я всегда считал этот дом отвратительным! А теперь он мне кажется еще более мерзким, чем прежде!

– О нет, здесь очень красиво, – возразила Пилар. – Чудесная мебель, повсюду толстые ковры и полно украшений. Все такое добротное, такое богатое!

– В этом ты права, – усмехнулся Гарри и с удовольствием посмотрел на нее. – И знаешь, я даже но могу скрыть удовольствия, видя тебя здесь…

Он умолк, ибо в комнату быстрыми шагами вошла Лидия и направилась прямо к нему.

– Здравствуйте, Гарри! Я Лидия, жена Альфреда.

– Здравствуйте, Лидия! – Он протянул руку, мгновенно оценив ее умное, живое лицо и изящную походку – очень немногие женщины умеют красиво ходить.

Лидия в свою очередь тоже рассматривала его.

«Добрым его не назовешь, хотя и привлекательный на вид. Но доверять ему я бы не стала…» – думала она.

И сказала, улыбаясь!

– Как вам здесь нравится после стольких лет? Что-то изменилось или все как прежде?

– Все как прежде. – Он огляделся. – Эта комната обставлена заново?

– И не один раз.

– Я имею в виду – вами. Теперь она смотрится совсем по-иному.

– Надеюсь, да…

Внезапно он усмехнулся, и эта злорадная усмешка сразу напомнила ей старика наверху.

– Теперь в ней есть свой стиль! Помнится, старина Альфред женился на девушке, предки которой явились сюда с Вильгельмом Завоевателем.

– Вроде того, – улыбнулась Лидия. – Но с тех пор они порядком разорились.

– А как поживает старина Альфред? – спросил Гарри. – По-прежнему мирится со своим жалким положением?

– Понятия не имею, каким он вам покажется.

– А все остальные? Разбросаны по всей стране?

– Да нет. На Рождество они все соберутся здесь.

Гарри воззрился на нее:

– Неужто вся семейка отмечает Рождество? Что это с нашим стариком? Раньше он был далек от таких сантиментов. Не помню, чтобы он и семьей-то когда-нибудь интересовался. Видать, здорово изменился!

– Возможно, – сухо отозвалась Лидия.

Пилар заинтересованно смотрела на них во все глаза.

– А как старина Джордж? – продолжал Гарри. – Все такой же скряга? Помню, как он ревел, если приходилось вынуть полпенни из кармана.

– Джордж – член парламента, – сказала Лидия. – От Вестерингхэма.

– Что? Пучеглазик в парламенте? Вот это да!

Откинув голову, Гарри захохотал.

Это был зычный, громоподобный смех – в стенах комнаты он звучал неистово и жестоко. Пилар судорожно втянула в себя воздух. Лидия чуть съежилась. Но, почувствовав позади себя какое-то движение, Гарри враз умолк и резко обернулся. В дверях стоял Альфред. Он смотрел на Гарри, и лицо его приняло странное выражение.

Гарри с минуту постоял неподвижно, потом его губы растянулись в улыбке. Он сделал шаг вперед.

– Господи, да это Альфред! – воскликнул он.

– Привет, Гарри, – кивнул Альфред.

Они стояли и смотрели друг на друга. Лидия затаила дыхание.

«Как нелепо! Они похожи на двух собак!» – подумала она.

Глаза Пилар расширились еще больше.

«Как глупо они оба выглядят… Почему бы им не обняться? Нет, англичане этого не делают. Хоть бы сказали что-нибудь, а то уставились друг на друга», – думала она.

– Ну и ну, – произнес Гарри. – До чего же забавно очутиться здесь снова!

– Наверное. Прошло много лет с тех пор, как ты… исчез.

Гарри поднял руку и пальцем провел по подбородку сбоку. С детства это был привычный для него жест, означающий, что он настроен по-боевому.

– Да, – отозвался он. – Я очень рад, что наконец-то вернулся… – он помолчал и со значением закончил фразу, – домой.

2

– Мне кажется, что всю жизнь я был очень жестоким человеком, – сказал Симеон Ли.

Он сидел, откинувшись в кресле, задумчиво поглаживая пальцем высоко вскинутый подбородок. Перед ним танцевали языки ярко разгоревшегося пламени, а рядом, держа в руке маленький веер из папье-маше, сидела Пилар. Она то прикрывала веером лицо от жаркого огня, то изящными движениями обмахивалась им. Симеон смотрел на нее с удовольствием и продолжал говорить, скорее даже самому себе, но тем не менее ее присутствие воодушевляло старика.

– Да, – подтвердил он, – я был жестоким. Что скажешь на это, Пилар?

– Монахини говорили, что все мужчины жестокие, – пожав плечами, отозвалась Пилар. – Поэтому и нужно за них молиться.

– Но я был более жестоким, чем большинство людей. – Симеон засмеялся. – И знаешь, не жалею об этом. Нет, я ни о чем не жалею. Я получал удовольствие от жизни… От каждой ее минуты! Говорят, что в старости приходит раскаяние. Чепуха! Я ни в чем не раскаиваюсь. А ведь каких только грехов у меня не было! Обманывал, воровал, лгал… Да! И женщины! У меня всегда были женщины. Мне кто-то рассказал на днях об арабском шейхе, у которого была охрана из сорока его собственных сыновей, и все они были приблизительно одного возраста. Целых сорок! Не знаю, сорок ли, но держу пари, что мог бы тоже составить себе немалую охрану, если бы разыскал всех своих незаконнорожденных отпрысков! Ну, Пилар, что ты на это скажешь? Тебя это шокирует?

– Нет. Почему это я должна быть шокирована? – с любопытством воззрилась на него Пилар. – Мужчин всегда тянет к женщинам. И моего отца тоже. Поэтому-то жены так часто несчастливы и ходят в церковь молиться.

– Я тоже сделал Аделаиду несчастной, – еле слышно пробормотал Симеон. – Господи, какой она была хорошенькой, прямо кровь с молоком, когда я женился на ней! А потом? Вечно стонала и плакала. В мужчине, когда его жена вечно в слезах, просыпается дьявол… Аделаида была неумной – вот в чем беда. Если бы у нее хватило духу мне противоречить! Но она никогда этого не делала, ни разу. Когда я женился на ней, я надеялся, что угомонюсь, отвыкну от прежних привычек, что у нас будет семья…

Он умолк и долго-долго смотрел в огонь.

– Семья… Господи, ну какая у нас семья? – вдруг как-то зло рассмеялся он. – Ты только посмотри на них, посмотри! Ни одного внука, чтобы продолжать наш род! Что с ними? Может, у них в жилах течет не кровь, а вода? Да что внука, сына настоящего – законного или незаконного – и то нет. Возьми, например, Альфреда. Господи Боже, до чего мне становится тоскливо, когда я вижу Альфреда! Смотрит на меня по-собачьи преданными глазами, готов сделать все, что я ни попрошу. Ну что за дурак! А вот его жена Лидия… Она мне нравится. У нее есть характер, но она меня не любит. Нет, не любит, хотя вынуждена ладить со мной ради этого простофили Альфреда. – Он взглянул на девушку. – Помни, Пилар, нет ничего на свете скучнее, чем рабская преданность.

Она улыбнулась ему. А он продолжал, согретый ее молодостью и женственностью:

– Или возьми Джорджа. Что представляет собой Джордж? Ничтожество! Рыба, а не человек! Напыщенный пустозвон, безмозглый, да к тому же скупой! Дэвид? Этот всегда был глупцом. Глупцом и фантазером. Сын своей матери. Не отходил от нее. Единственный разумный его поступок – это женитьба на степенной и приятной женщине. – Он стукнул кулаком по ручке кресла. – Лучший из них – Гарри. Бедняга и неудачник! Но, по крайней мере, он живой человек!

– Да, он славный, – согласилась Пилар. – Он смеется, хохочет, откидывая голову. Да, мне он очень правится.

– Правда нравится? – посмотрел на нее старик. – Гарри всегда пользовался успехом у женщин. Это у него от меня. – И засмеялся тихим затаенным смехом. – Нет, все-таки я неплохо пожил на свете, совсем неплохо. Чего только не было в моей жизни… Все было.

– У нас в Испании есть поговорка, она звучит примерно так: «Бери что хочешь, но и плати за это, говорит Господь».

Симеон с одобрением стукнул по ручке кресла.

– Отлично сказано, девочка. «Бери что хочешь…» Я так и делал всю жизнь. Брал что хотел…

– И платили за это? – вдруг звонким голосом спросила Пилар.

Симеон перестал смеяться. Он выпрямился и внимательно посмотрел на нее.

– Что ты сказала? – спросил он.

– Я спросил, платили ли вы за это, дедушка?

– Не знаю… – медленно произнес Симеон Ли.

И, снова ударив кулаком по ручке кресла, он вдруг сердито спросил:

– Почему ты спросила меня об этом, девочка? Почему?

– Мне интересно, – ответила Пилар.

Веер в ее руке замер. В темных глазах таилось что-то загадочное. Она сидела, гордо откинув голову, как бы осознавая силу своих женских чар.

– Ты дьявольское отродье… – произнес Симеон.

– Но я же нравлюсь вам, дедушка? – мило возразила она. – Вы любите, когда я сижу здесь, возле вас.

– Да, люблю, – согласился Симеон. – Уже давно я не видел такое юное и красивое существо… Это идет мне на пользу, греет мои старые кости… И ты моя плоть и кровь… Молодец Дженнифер, она оказалась самой достойной из всех моих детей!

Пилар молча улыбалась.

– Меня не обманешь, запомни, – продолжал Симеон. – Я знаю, почему ты так терпеливо высиживаешь здесь, слушая мои россказни. Это все из-за денег. Или ты хочешь сказать, что любишь своего старого дедушку?

– Нет, я не люблю вас, – ответила Пилар. – Но вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Это чистая правда, поверьте. Я знаю, что вы были злым человеком, но это мне тоже правится. Вы более живой, настоящий, в отличие от всех остальных в этом доме. И рассказываете интересно. Вы много путешествовали и жизнь прожили полную приключений. Будь я мужчиной, я бы тоже была такой.

– Да, наверное… – кивнул Симеон. – Говорят, в нас есть и цыганская кровь. Правда, ни в ком из моих детей, кроме Гарри, она не чувствуется, но в тебе она видна. И знай, когда нужно, я умею быть и терпеливым. Один раз я прождал целых пятнадцать лет, чтобы расправиться с человеком, который нанес мне обиду. Это еще одна фамильная черта Ли. Мы не забываем! Мы мстим за нанесенное нам оскорбление и через много лет. Этот человек обманул меня. Я прождал целых пятнадцать лет и только тогда нанес удар. Я разорил его! Обчистил до последнего пенни! – Старый Ли тихо рассмеялся.

– Это было в Южной Африке? – спросила Пилар.

– Да. Потрясающая страна!

– Вы туда возвращались, да?

– В последний раз я был там через пять лет после женитьбы.

– А перед этим? Вы много лет прожили там?

– Да.

– Расскажите.

Он принялся рассказывать. Пилар, прикрыв лицо веером, молча слушала.

Устав, он заговорил медленнее…

– Подожди, я тебе кое-что покажу, – сказал он.

С трудом поднявшись и опираясь на палку, он, хромая, прошел по комнате, открыл большой сейф и, обернувшись, подозвал ее к себе:

– Вот, смотри. Потрогай их и высыпь себе в ладонь.

Взглянув на ее недоумевающее лицо, он за– . смеялся:

– Знаешь ли ты, что это такое? Алмазы, дитя мое, – настоящие алмазы.

Глаза Пилар расширились. Она нагнулась, чтобы рассмотреть получше.

– Но ведь они похожи на простые камешки, – сказала она.

Симеон засмеялся:

– Это неограненные алмазы. Вот такими их находят.

– И из них после обработки получаются настоящие бриллианты? – недоверчиво спросила Пилар.

– Именно.

– И тогда они искрятся и сверкают?

– Да.

– Не могу поверить, – по-детски заявила Пилар.

Он был доволен.

– Но это чистая правда.

– А они дорогие?

– Довольно дорогие. Трудно сказать до огранки. Во всяком случае, вот эта горсть стоит несколько тысяч фунтов.

– Несколько… тысяч… фунтов? – с остановкой после каждого слова переспросила Пилар.

– Девять или десять тысяч. Тут довольно крупные камни, как видишь.

– А почему вы их не продаете? – спросила Пилар, все еще распахнув глаза.

– Потому что мне нравится иметь их при себе.

– Но за такие деньги…

– Мне не нужны деньги.

– А, понятно. – На Пилар это произвело впечатление. – Тогда почему бы вам не отдать их в обработку, чтобы они стали красивыми? – спросила она.

– Потому что мне они больше нравятся такими. – Его лицо помрачнело. Он отвернулся и начал говорить самому себе: «Ощущение, которое я испытываю, прикасаясь к ним, возвращает меня туда, в те давнишние годы. Я вспоминаю настоящее солнце, запах вельда, стада волов, старика Эба, ребят, вечера…»

В дверь осторожно постучали.

– Положи их обратно в сейф и захлопни дверцу, – сказал Симеон.

Потом крикнул:

– Войдите.

Мягкими шагами вошел Хорбери.

– Чай подан внизу, – почтительно доложил он.

3

– Вот ты где, Дэвид. А я тебя повсюду ищу. Не сиди в этой комнате. Здесь ужасно холодно.

С минуту Дэвид молчал. Он смотрел на низкое кресло с выцветшей шелковой обивкой.

– Это ее кресло, – проглотив комок в горле, сказал он. – Кресло, в котором она всегда сидела… То, самое. Оно все такое же, только обивка выцвела.

Небольшая морщинка прорезала широкий лоб Хильды.

– Я понимаю, – отозвалась она. – Только давай выйдем отсюда, Дэвид. Здесь ужасно холодно.

Дэвид не обратил внимания на ее слова.

– Она больше всего любила сидеть в нем, – оглядываясь, продолжал он. – Я помню ее в этом кресле, когда она читала мне про Джека-потрошителя. Да, именно про него. Мне тогда было лет шесть.

Хильда твердо взяла его под руку:

– Пойдем обратно в гостиную, милый. Эта комната не отапливается.

Он покорно повернулся, но она почувствовала, что он дрожит.

– Все то же самое, – пробормотал он. – То же самое. Время словно остановилось.

Хильда забеспокоилась.

– Интересно, где все остальные? – нарочито бодрым голосом спросила она. – Уже пора подавать чай.

Дэвид освободил руку и открыл дверь в соседнюю комнату.

– Тут раньше стоял рояль… Смотри-ка, он до сих пор здесь. Интересно, настроен ли он?

Он сел, открыл инструмент и легко пробежал по клавишам.

– Да, по-видимому, за ним следят.

И начал играть.

Он играл хорошо, мелодия так и лилась из-под его пальцев.

– Что это? – спросила Хильда. – Что-то знакомое, но не могу вспомнить.

– Одна из «Песен без слов» Мендельсона, – сказал он. – Мама любила эту музыку.

Сладкие звуки наполнили комнату.

– Сыграй, пожалуйста, Моцарта, – сказала Хильда.

Дэвид отрицательно покачал головой. И начал другую пьесу Мендельсона.

Внезапно он снял руки с клавиш, резко оборвав игру, и встал. Он весь дрожал. Хильда бросилась к нему.

– Дэвид! Дэвид!

– Ничего… Ничего… – пробормотал он.

4

Раздался звонок. Тресилиан встал со своего места В буфетной и медленно направился к дверям.

Еще один звонок. Тресилиан нахмурился. Сквозь матовое стекло виднелся силуэт мужчины в шляпе с Опущенными полями.

Тресилиан провел рукой по лбу. Он почувствовал какую-то тревогу. Ему показалось, что все повторяется вновь.

Да, он уже это видел когда-то…

Он отодвинул задвижку и распахнул дверь.

Наваждение рассеялось, когда стоящий перед ним мужчина спросил:

– Здесь живет мистер Симеон Ли?

– Да, сэр.

– Мне хотелось бы повидаться с ним.

Какое-то воспоминание ожило в Тресилиане. Человек говорил с такой же интонацией, которая помнилась ему с первых дней появления мистера Ли в Англии.

– Мистер Ли болен, сэр, – с сомнением покачал он головой. – Он почти никого не принимает. Если вы…

Незнакомец остановил его. Вынув конверт, он отдал его дворецкому.

– Передайте это, пожалуйста, мистеру Ли.

– Хорошо, сэр.

5

Симеон Ли взял конверт и вынул из него листок бумаги. Брови его взлетели вверх, он явно был удивлен, но тут же улыбнулся.

– Подумать только! – восхитился он. И, обратившись к дворецкому, распорядился: – Приведи мистера Фарра сюда, Тресилиан.

– Да, сэр.

– Стоило мне вспомнить старого Эба Фарра, который был моим партнером еще там, в Кимберли, как его сын тут как тут.

Тресилиан появился снова.

– Мистер Фарр, – объявил он.

Несколько нервничая, в комнату вошел Стивен Фарр. Свое волнение он старался скрыть за степенностью. Он заговорил, и на секунду его южноафриканский акцент стал еще более заметен…

– Мистер Ли?

– Рад видеть тебя. Значит, ты сын старины Эба?

– Я впервые в этой стране, – застенчиво улыбнулся Стивен Фарр. – Отец всегда говорил мне, чтобы я навестил вас, если окажусь в здешних краях.

– И правильно. – Симеон оглянулся. – Моя внучка – Пилар Эстравадос.

– Здравствуйте, – сдержанно произнесла Пилар.

«До чего же сдержанная, чертовка! – восхитился Стивен Фарр. – Увидев меня, удивилась, но ничем этого не проявила».

– Рад познакомиться с вами, мисс Эстравадос, – невозмутимо сказал он.

– Спасибо, – поблагодарила его Пилар.

– Садись и расскажи про себя, – сказал Симеон Ли. – Ты надолго в Англию?

– Не буду спешить, раз уж оказался здесь. – И Стивен засмеялся, откинув голову.

– Правильно, – одобрил Симеон. – Ты должен у нас погостить.

– О нет, сэр. У меня нет никакого права так нежданно-негаданно врываться в чужой дом. Да еще за два дня до Рождества.

– Проведешь Рождество с нами, если у тебя, конечно, нет других планов..

– Планов нет, но мне не хотелось бы…

– Решено, – заявил Симеон и, повернув голову, позвал: – Пилар!

– Да, дедушка?

– Пойди скажи Лидии, что у нас– еще один гость. Попроси ее подняться сюда.

Пилар вышла из комнаты. Симеон с удовольствием отметил про себя, что Стивен не спускал с нее глаз.

– Ты приехал прямо из Южной Африки?

– Совершенно точно, сэр.

И они начали вспоминать эту страну.

Через несколько минут вошла Лидия.

– Это Стивен Фарр, сын моего старого приятеля и компаньона Эбенезера Фарра. Он проведет Рождество с нами, если ты сумеешь найти для него свободную комнату.

– Разумеется, – улыбнулась Лидия. Она не сводила глаз с незнакомца. Ее внимание привлекли его загорелое лицо и гордая посадка головы.

– Моя сноха, – представил ее Симеон.

– Мне несколько неловко врываться вот так… – повторил Стивен.

– Считай себя членом нашей семьи, сынок, – сказал Симеон.

– Вы очень добры, сэр.

В комнату вернулась Пилар. Она тихо села у камина, снова взяла в руки веер и стала обмахиваться им. Ее застенчиво потупленные глаза выражали воплощенную скромность.