Текст книги " Выпуск II. Том 7"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

УБИЙСТВО НА РОЖДЕСТВО

Часть I
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ДЕКАБРЯ

1

Быстро шагая но платформе, Стивен поднял воротник пальто. Над головой висел туман. Огромные паровозы шипели, выбрасывая клубы пара в холодный сырой воздух. Вокруг все казалось грязным и закопченным.

«До чего же противная страна, да и город не лучше!» – подумал Стивен.

Его первое впечатление о Лондоне – его магазины, рестораны, элегантно одетые привлекательные женщины – ушло в небытие. Теперь город представлялся ему сверкающим искусственным бриллиантом, вставленным в сомнительного вида оправу.

«Хорошо бы снова очутиться в Южной Африке…» На секунду его охватила тоска по дому. Яркое солнце, синее море, цветущие сады, прохладные голубые цветы, кусты синего плюща, обвивающего каждый крохотный домишко.

А здесь – грязь; бесконечная, непрерывная толпа – движется, спешит, толкается, словно муравьи, усердно бегающие вокруг своей муравьиной кучи.

«И зачем только я приехал сюда?» – на мгновение подумал он.

Но тут же вспомнил о цели своего приезда и мрачно сжал губы. Нет, черт побери, он своего добьется! Долгие годы он планировал эту поездку. Всю жизнь собирался сделать то, что намерен осуществить сейчас. Нет, он сделает это во что бы то ни стало!

И тут же чувство сожаления, вопросы к самому себе: «Зачем? Стоит ли? К чему ворошить прошлое? Почему не позабыть обо всем?» Нет, нельзя поддаваться слабости. Он не из тех, кто бросается из одной крайности в другую под влиянием каприза. Ему уже сорок, он уверен в себе, идет к намеченной цели. И не сойдет с пути. Сделает то, ради чего приехал в Англию.

Он поднялся в вагон и пошел по коридору в поисках места. Отмахнувшись от носильщика, он сам пес чемодан свиной кожи, заглядывая в одно купе за другим. Все места были заняты. До Рождества оставалось всего три дня.

Стивен Фарр с отвращением смотрел на переполненный вагон. Толпа! Ненасытная, несметная толпа! И все выглядят – как бы это сказать? – какими-то серыми! Люди так ужасно похожи друг на друга! Одни напоминают овец, другие – кроликов. Одни болтают и суетятся. Другие, пожилые, плотного сложения, хрюкают. Совсем как свиньи. Даже девушки с худенькими овальными личиками, с накрашенными губами почему-то выглядят совершенно одинаково.

Его вновь охватило желание очутиться в одиночестве на просторах вельда, под горячим солнцем…

Он вгляделся в обитателей купе. И вдруг у него даже перехватило дыхание. Эта девушка была совсем другой. Черные волосы, кожа цвета густых сливок, глаза такой глубины, что в них отражалась ночь. Печальные глаза гордых южан… Что эта девушка делает здесь, в поезде, среди серых людей, зачем ей ехать в тоскливые, удаленные от моря районы Англии? Она должна оставаться на балконе с розой в губах, гордо подняв голову, покрытую черным кружевом, а вокруг – нещадное солнце, запах крови – запах корриды… Ее должна окружать роскошь, а она сидит, забившись в уголок вагона третьего класса.

Он был наблюдательным. И потому не мог не заметить ее поношенный черный костюм, дешевые перчатки, ветхие туфельки и вульгарную огненно-красную сумку. Тем не менее она была прекрасна – вот что подумалось ему. Прекрасна, величественна, экзотична…

Какого черта она очутилась в этой стране туманов, холода и вечно куда-то бегущих трудолюбивых муравьев?

«Я должен узнать, кто она и что здесь делает… Я должен узнать…» – решил он.

2

Пилар сидела, притиснутая к окну, и думала о том, как странно пахнут англичане… Именно это различие и запахах произвело на нее самое большое впечатление в Англии. Не было запаха чеснока, пыли и почти не пахло духами. В вагоне сейчас было холодно и душно: пахло серой, как обычно в поездах, мылом и еще чем-то неприятным – по-видимому, этот запах исходил от мехового воротника толстухи, что сидела рядом. Пилар чуть потянула носом и ощутила запах нафталина. Любят же люди надевать на себя такие смешные запахи, подумалось ей.

Раздался свисток, зычный голос что-то прокричал, и поезд медленно отошел от перрона. Поехали. Она едет…

Накрашенные яркой помадой губы Пилар искривились, и рот ее вдруг сделался жестким. Жестким и жадным, как бывает у ребенка или у котенка, рот, который умеет утолять только свои желания и не способен на жалость.

Она с любопытством огляделась вокруг. Все эти люди – а их было семеро – до чего же они смешные, эти англичане! Они казались такими богатыми, такими процветающими – поглядеть только на их костюмы, на их обувь. Англия, по-видимому, и впрямь богатая страна, как ей всегда говорили. Но веселыми они почему-то не казались, нет, не казались.

А в коридоре стоял интересный мужчина… Даже красивый, решила Пилар. Ей нравилось его темно-бронзовое лицо, нос с небольшой горбинкой, широкие плечи. Быстрее, чем любая молоденькая англичанка, Пилар сообразила, что мужчина восхищен ею. Она ни разу не посмотрела ему в лицо и тем не менее отлично знала, сколько раз он взглянул на нее и как он сам выглядит.

Все эти факты она отметила про себя, не проявляя особого волнения или любопытства. Она приехала из страны, где мужчины часто поглядывают на женщин, не делая из этого тайны. Интересно, англичанин ли он, подумала она и решила, что нет.

«Слишком живой и настоящий, чтобы быть англичанином, – пришла к выводу Пилар. – И притом светловолосый. Наверное, американец». Он был чем-то похож, подумалось ей, на героев фильмов о Диком Западе.

По коридору шел кондуктор:

– Первый ленч, леди и джентльмены. Первый ленч. Прошу занимать места.

У всех семерых пассажиров, что сидели в купе Пилар, оказались билеты на первый ленч. Они встали и вышли, купе сразу опустело, и стало тихо.

Пилар быстро закрыла окно, которое перед этим опустила воинственная седовласая дама, занимающая противоположный угол. Затем расположилась поудобнее и принялась смотреть из окна на северные пригороды Лондона. Она не повернула головы на звук открывшейся двери. Это был мужчина, что стоял в коридоре, и Пилар не сомневалась, что он вошел в купе с единственным намерением побеседовать с нею.

Она всерьез продолжала любоваться видами из окна.

– Может, вы хотите открыть окно? – спросил Стивен Фарр.

– Наоборот, я только что его закрыла, – сдержанно отозвалась Пилар.

Она свободно говорила по-английски, правда с небольшим акцентом.

Наступило молчание.

«Приятный голос. В нем чувствуется солнце… – думал Стивен. – И теплый, как летняя ночь…»

«Мне нравится его голос, – думала Пилар. – Звучный и сильный. Интересный мужчина, определенно интересный».

– Поезд переполнен, – заметил Стивен.

– О да. Люди уезжают из Лондона, потому что в городе так мрачно.

Воспитание, которое получила Пилар, отнюдь не запрещало ей разговаривать в поездах с незнакомыми мужчинами. Она не хуже других умела постоять за себя и не привыкла ни в чем себе отказывать.

Стивен родился не в Англии, и он не испытывал неловкости, вступая в разговор с молоденькой девушкой. Обладая открытым характером, он считал вполне естественным заговорить с тем, с кем ему хотелось.

Поэтому, ничуть не смущаясь, он улыбнулся и сказал:

– Лондон вам не понравился, правда?

– Ни капельки.

– Мне, между прочим, тоже.

– Значит, вы не англичанин? – спросила Пилар.

– Англичанин, но живу в Южной Африке.

– Тогда все понятно.

– Вы тоже из другой страны?

– Да, – кивнула Пилар. – Я из Испании.

Стивен сразу заинтересовался:

– Из Испании? Значит, вы испанка?

– Наполовину. Мама у меня англичанка. Поэтому я и говорю так хорошо по-английски.

– А как вы относитесь к войне? – спросил Стивен.

– Война – это ужасно. И печально. Она принесла столько разрушений!

– А на чьей вы стороне?

О политике Пилар рассуждать не любила. В деревне, где она выросла, объяснила она, войной мало интересовались.

– До нас она не дошла, понимаете? Мэр, офицер правительственной армии, естественно, был за правительство, а священник – за генерала Франко. Большинство же жителей занимались своими виноградниками, поэтому у них не было времени разбираться, кто прав и кто виноват.

– Значит, возле вас боев не было?

– Нет, – ответила Пилар. – Но я ездила по стране на машине, – добавила она, – и мне довелось видеть много разрушений. Я видела, как угодила бомба прямо в машину и та взорвалась. А другая бомба разрушила дом. Очень странно!

– Вот, значит, какое у вас представление о войне? – чуть криво улыбнулся Стивен Фарр.

– Да и неудобного тоже немало, – продолжала Пилар. – Вот, например, я хотела ехать дальше, а моего шофера убили.

– И вас это не огорчило? – Стивен пристально смотрел на нее.

Пилар широко распахнула большие темные глаза.

– Всем суждено умереть! Разве не так? Если смерть приходит с небес и сразу – раз и готово, – чем это хуже других смертей? Каждому суждено прожить определенное время и затем умереть. Так происходит во всем мире.

– Пацифистка из вас, по-моему, не получится, – рассмеялся Стивен Фарр.

– Кто? – Пилар смутило слово, которое раньше в ее лексиконе, по-видимому, не числилось.

– Вы умеете прощать своих врагов, сеньорита?

– У меня нет врагов, – покачала головой Пилар. – Но если бы были…

– Тогда что?

Он обратил внимание на ее хмурое выражение лица.

– Будь у меня враги, которые ненавидели бы меня, – серьезно объяснила Пилар, – я бы тоже возненавидела их и перерезала бы им глотку вот так. – Она сделала выразительный жест.

Жест этот был таким резким и таким откровенным, что Стивену Фарру на мгновенье стало не по себе.

– Значит, вы кровожадны? – спросил он.

– А что бы вы сделали с вашими врагами? – спокойно спросила Пилар.

Он открыл было рог, чтобы ответить, но, посмотрев на нее, расхохотался.

– Не знаю, – сказал он. – Не знаю.

– Не может быть, – нахмурилась Пилар.

Он перестал смеяться, вздохнул и тихо ответил:

– Да, пожалуй, знаю…

И тут же, сменив тему разговора, спросил:

– Что же заставило вас приехать в Англию?

– Я буду жить у маминых родственников, – сдержанно ответила Пилар.

– Понятно.

Он откинулся на спинку сиденья и, не сводя взгляда с девушки, задумался о том, как выглядят эти ее английские родственники, как они ее примут, эту незнакомку из Испании, и как она будет смотреться в чопорном английском семействе, празднующем Рождество.

– Хорошо жить в Южной Африке? – спросила Пилар.

Он принялся рассказывать ей про Южную Африку. Она слушала внимательно, как слушает сказку ребенок. А ему нравились ее наивные, но с хитрецой, вопросы и возможность ответить на них, придумывая довольно замысловатую, почти сказочную историю.

Конец этому положило возвращение в купе пассажиров. Он встал, улыбнулся, посмотрев ей в глаза, и снова вышел в коридор.

На секунду ему пришлось задержаться в дверях, чтобы дать возможность войти в купе пожилой даме, и в это мгновение его взгляд упал на бирку, прикрепленную к ее явно не английской соломенной корзине. Он с интересом прочел: «Мисс Пилар Эстравадос». А потом увидел адрес, и глаза его расширились от удивления и замешательства: «Горстон-Холл, Лонгдейл, Эддлсфилд».

Он полуобернулся, не сводя с девушки глаз, а на лице его появилось новое выражение: озадаченное, возмущенное, недоверчивое… Он вышел из купе, закурил и, нахмурившись, задумался о чем-то своем…

3

Альфред Ли и его жена Лидия сидели в большой синей с золотом гостиной Горстон-Холла. Они обсуждали, как проведут предстоящее Рождество. Альфред – приземистый мужчина средних лет, с добрым лицом и теплыми карими глазами. Говорил он негромко, четко формулируя каждое предложение. Короткая шея придавала ему неуклюжий вид. Лидия, напротив, была похожа на рвущуюся вперед поджарую гончую. Она была какой-то хрупкой до изнеможения, и во всех ее движениях чувствовалось удивительное изящество.

Ее не знающее косметики усталое лицо не было красивым, но оно было выразительным. А голос – просто чарующим.

– Отец настаивает, – сказал Альфред. – И нам ничего другого не остается.

Лидия, несмотря на вспыхнувший в ней протест, сумела сдержаться.

– Неужто ты всегда должен потакать его желаниям?

– Он уже очень стар, моя дорогая…

– Я знаю, знаю!

– И считает, что все обязаны подчиняться его воле.

– Естественно, – сухо отозвалась Лидия. – Поскольку так было всегда. Но рано или поздно, Альфред, тебе придется высказать свою точку зрения.

– Что ты имеешь в виду, Лидия?

Он казался настолько расстроенным и удивленным, что на секунду она прикусила губу, не зная, продолжать ли разговор.

– Что ты имеешь в виду, Лидия? – повторил Альфред Ли.

– Твой отец… становится… тираном, – осторожно подбирая слова, сказала она.

– Он уже совсем старик.

– И мы скоро состаримся. И тоже станем тиранами? Когда это кончится? Он еще учит нас, как нам жить. Мы сами не имеем права планировать нашу жизнь. А если и предпринимаем попытку, то она неизбежно кончается крахом.

– Отец полагает, что мы должны прежде всего считаться с его мнением. Не забудь, что он очень великодушен по отношению к нам.

– Великодушен?

– Очень, – сурово повторил Альфред.

– Ты говоришь о финансовой стороне дела? – спокойно спросила Лидия.

– Да. Его собственные нужды весьма скромны. Но нам он никогда не отказывает в деньгах. Ты можешь тратить сколько хочешь на туалеты, на дом, и счета оплачиваются без единого возражения. Только на прошлой педеле он подарил нам новую машину.

– Что касается денег, твой отец и впрямь великодушен, я согласна, – сказала Лидия. – Но за это он требует от пас, чтобы мы были его рабами.

– Рабами?

– Именно. Ты его раб, Альфред. Если мы собираемся куда-нибудь поехать, стоит твоему отцу возразить, и ты безропотно отказываешься от своих намерений и аннулируешь заказ на билеты! Если же ему приходит в голову отправить нас из дома, мы уезжаем… Мы не зависим от себя, не живем собственной жизнью.

– Мне неприятно слышать это от тебя, Лидия, – расстроился Альфред. – Ты неблагодарна. Мой отец сделал все для нас…

Она еле сдержалась, чтобы не возразить, еще раз пожав худыми, но изящными плечами.

– Знаешь, Лидия, – сказал Альфред, – а ведь отец очень тебя любит…

– Но я его не люблю, – ясно и отчетливо возразила жена.

– Лидия, мне неприятно слышать от тебя подобные слова. Это так некрасиво…

– Возможно. Но порой я испытываю потребность сказать правду.

– Если бы отец догадывался…

– Твой отец прекрасно знает, что я его не люблю. И по-моему, это даже его забавляет.

– Я уверен, что тут ты ошибаешься, Лидия. Он часто говорит мне, как уважительно ты обращаешься с ним.

– Естественно, я держу себя в рамках приличия. И буду держать. Просто я говорю тебе, какие чувства испытываю на самом деле. Мне не по душе твой отец, Альфред. Я считаю его злым и деспотичным стариком. Играя на твоей привязанности, он заставляет тебя полностью ему подчиниться. Тебе уже давно следовало бы восстать против него.

– Хватит, Лидия, – резко остановил ее Альфред. – Помолчи, пожалуйста.

– Извини, – вздохнула она. – Может, я и не права… Давай поговорим о приготовлениях к Рождеству. Как, по-твоему, твой брат Дэвид в самом деле приедет?

– А почему бы нот?

Она с сомнением покачала головой:

– Дэвид – человек странный. Вспомни, он ужо много лет не бывал у нас. Он так любил вашу мать, что до сих пор питает неприязнь к этому дому.

– Дэвид всегда выводил отца из себя своей музыкой и мечтательностью, – заметил Альфред. – Согласен, отец часто был к нему несправедлив. Но мне кажется, что Дэвид и Хильда обязательно приедут. Ведь это Рождество, как тебе известно.

– Мир и доброжелательность, – заметила Лидия. Ее изящный рот искривился в насмешке. – Интересно! Джордж и Магдалина тоже приезжают. Сказали, что прибудут, наверное, завтра. Магдалине, боюсь, будет у нас жутко скучно.

– И зачем только мой брат Джордж женился на женщине моложе себя на добрых двадцать лет, понять не могу! – чуть раздраженно откликнулся Альфред. – Джордж всегда был дураком!

– Он преуспевает в политике, – заметила Лидия.

– Его избиратели им довольны, и Магдалина, по-моему, ему немало в этом помогает.

– Она мне не нравится, – медленно произнес Альфред. – Женщина она, несомненно, миловидная, но порой кажется похожей на купленные в лавке красивые груши: сверху они розовые, а внутри… – покачал он головой.

– Внутри гнилые? – подхватила Лидия. – Как забавно ты выражаешься, Альфред!

– Почему забавно?

– Потому что обычно ты человек добрый, – ответила Лидия. – Ты никогда пи о ком не говоришь плохо. Меня иногда даже раздражает, что ты не способен – как бы это сказать? – не способен даже заподозрить ничего дурного в другом человеке, словно ты не от мира сего.

– Как всегда, попадание в самую точку, – улыбнулся Альфред.

– Ты не прав, – резко возразила Лидия. – Зло гнездится не только в человеческом разуме. Зло существует само по себе! Ты, по-видимому, этого не сознаешь. А я сознаю. Я его чувствую. Я всегда чувствовала его присутствие здесь в доме… – Прикусив губу, она отвернулась.

– Лидия… – начал было Альфред.

Но она предостерегающе подняла руку, глядя куда-то поверх его плеча. Альфред обернулся.

В дверях, почтительно склонившись, стоял темноволосый человек с гладким лицом.

– В чем дело, Хорбери? – резко спросила Лидия.

– Мистер Ли, мадам, – тихо и еще почтительнее ответил Хорбери, – просил передать, что на Рождество прибудут еще двое гостей и что им следует приготовить комнаты.

– Еще двое? – удивилась Лидия.

– Да, мадам, джентльмен и молодая леди, – спокойно ответил Хорбери.

– Молодая леди? – недоумевающе переспросил Альфред.

– Так сказал мистер Ли, сэр.

– Пойду поговорю с ним… – быстро сказала Лидия.

Хорбери сделал еле заметный шаг вперед, но этого было достаточно, чтобы Лидия остановилась.

– Извините меня, мадам, но мистер Ли сейчас спит. Он просил его не беспокоить.

– Понятно, – отозвался Альфред. – Постараемся так и сделать.

– Благодарю вас, сэр.

Хорбери вышел.

– До чего же мне не нравится этот человек! – в сердцах проговорила Лидия. – Ходит по дому – словно крадется, как кот. Никогда не слышишь его шагов.

– Мне он тоже не по душе. Но свои обязанности знает. Отыскать в наши дни хорошего камердинера для больного не так-то легко. И отцу он нравится. А это самое главное.

– Да, это самое главное, как ты говоришь. Альфред, что это еще за молодая леди? Кто она такая?

– Понятия не имею, – покачал головой Альфред. – Даже представить себе не могу, о ком идет речь.

Они недоумевающе смотрели друг на друга. Затем Лидия, снова искривив свой выразительный рот, сказала:

– Знаешь, о чем я думаю, Альфред?

– О чем?

– По-моему, твоему отцу последнее время стало скучно. Вот он и решил устроить для себя на Рождество небольшое развлечение.

– Пригласив на семейный праздник двух незнакомых людей?

– Не знаю деталей, по я думаю, твой отец готовится доставить себе удовольствие.

– Надеюсь, он сумеет это сделать, – мрачно заметил Альфред. – Бедняга, прикованный к креслу из-за ноги, инвалид – и все после той полной приключений жизни, которую он вел.

– После… полной приключений жизни, которую он вел, – медленно повторила Лидия.

Пауза, которую она сделала перед эпитетом, придала предложению какое-то особенное, хотя и не вполне понятное значение. Альфред это почувствовал. Он вспыхнул и смутился.

– Никак не могу понять, откуда у него такой сын, как ты! – вдруг воскликнула она. – Вы совершенно разные люди. И ты его не просто любишь, ты его боготворишь!

– Не кажется ли тебе, Лидия, что ты заходишь чересчур далеко? – с явным раздражением бросил ей Альфред. – Любовь сына к отцу – чувство вполне естественное. А нелюбовь – неестественна.

– В таком случае большинство членов нашей семьи ведут себя неестественно, – заметила Лидия. – Ладно, не будем спорить. Прошу прощения за нанесенную тебе обиду. Поверь мне, Альфред, я вовсе не хотела. Я восхищаюсь твоей… преданностью. В наши дни она встречается крайне редко. Может, я ревную тебя? Говорят, что женщины обычно испытывают ревность к свекрови – так почему бы и не к свекру?

Он ласково обнял ее:

– Твой язык частенько подводит тебя, Лидия. У тебя нет никаких оснований для ревности.

Выражая всем своим видом раскаяние, она наградила его быстрым поцелуем и ласково потрепала за ухо.

– Я знаю. Тем не менее, Альфред, к памяти твоей матери я тебя никогда не ревную. Шаль, что мне не довелось ее знать.

– Она была слабым существом, – вздохнул он.

Лидия с интересом взглянула на .мужа.

– Вот, значит, какой она тебе помнится… Слабым существом… Интересно.

Мне она помнится почти всегда больной… – задумчиво отозвался он. – Часто в слезах… – Он покачал головой. – Она была лишена силы духа.

Не сводя с него глаз, она еле слышно пробормотала:

– Как странно…

Но когда он обратил к Лидии вопрошающий взгляд, она, быстро покачав головой, сменила тему разговора:

– Поскольку нам не позволено узнать, кто наши таинственные гости, пойду-ка я поработаю в саду.

– На улице холодно, дорогая. Колючий ветер.

– Я оденусь потеплее.

Она вышла из комнаты. Альфред Ли, оставшийся в одиночестве, несколько минут стоял неподвижно, погрузившись в свои собственные мысли, а затем подошел к большому окну комнаты. Оно выходило на газон, окружавший весь дом. Через минуту-другую он увидел, как из дома вышла Лидия с плоской корзинкой в руках. На ней было громоздкое пушистое пальто. Поставив корзинку на землю, она принялась за работу в каменной чаше, чуть возвышавшейся над землей.

Некоторое время он следил за ней. Потом вышел из комнаты, надел пальто, укутался шарфом и через боковую дверь очутился на газоне, миновав несколько таких же чаш, в которых искусные руки Лидии создали миниатюрные сказочные пейзажи.

Один из них представлял собой пустыню – на гладком желтом песке горстка зеленых пальм в жестяной банке и идущие гуськом верблюды в сопровождении двух погонщиков-арабов. Из пластилина были вылеплены и несколько глиняных хижин, В другой чаше был разбит террасами итальянский сад, украшенный восковыми цветами. Третья чаша изображала арктический пейзаж с айсбергами из зеленого стекла и семейством пингвинов. Потом шел японский сад с двумя карликовыми деревьями, прудами из кусочков зеркала и пластилиновыми мостиками.

Наконец он подошел к тому месту, где она работала. Лидия уже положила синюю бумагу и покрыла ее стеклом. По краям торчали кусочки скалы. В эту минуту она доставала из маленькой сумки гальку и, укладывая ее, мастерила пляж. Между кусочками скалы сидели маленькие кактусы.

– Да, все правильно, – бормотала про себя Лидия. – Именно этого я и добивалась…

– Что же изображает это последнее произведение искусства?

Она вздрогнула, потому что не слышала, как он подошел.

– Это? Мертвое море. Тебе оно нравится?

– Что-то уж очень пустынно, – сказал он. – По-моему, там больше растительности.

Она покачала головой.

– Именно таким я представляю себе Мертвое море. Оно ведь мертвое, понятно?

– Мне оно нравится меньше, чем остальное.

– Оно и не должно нравиться.

На террасе послышались шаги. К ним направлялся пожилой дворецкий, седой и слегка сутулый.

– Звонит миссис Джордж Ли, мадам. Спрашивает, удобно ли, если она и мистер Джордж приедут завтра поездом в 5.20?

– Передайте ей, что это нас устраивает.

– Благодарю вас, мадам.

Дворецкий поспешил в дом. Лидия смотрела ему вслед, и лицо ее смягчилось.

– Добрый старый Тресилиан. До чего же он надежный человек. Не представляю, что бы мы делали без него.

Альфред был полностью согласен:

– Старая школа. Он в доме почти сорок лет и так предан всем нам.

– Да, – кивнула Лидия. – Похож на верного слугу из старинных романов. По-моему, он ни перед чем не остановится, если придется выступить на защиту кого-нибудь из членов семьи.

– Наверное… – согласился Альфред. – Наверное…

Лидия приладила последний камешек.

– Ну вот, – сказала она. – Я готова.

– Готова? – озадаченно переспросил ее Альфред.

Она рассмеялась.

– К Рождеству, глупый! К трогательному семейному единению, которое ждет нас на Рождество.