Текст книги "Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э."

Автор книги: Адриенна Мэйор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

После смерти Митридата римские врачи заявили, что овладели секретом митридатия. Отравление, как и страх быть отравленным, стали частью повседневной жизни Рима. Правитель Сулла даже издал указ, предусматривающий жестокое наказание для торговцев ядами. Ювенал как-то заметил:

…купи себе то, что состряпал

Царь Митридат; если хочешь срывать еще новые фиги,

Новых повырастать роз, – запасись непременно лекарством:

Должен его принимать пред едою и царь и родитель^[362].

Как рецепт Митридата оказался в руках римских императоров? Возможно, однажды Митридат поведал секрет противоядия своему другу Асклепиаду, известнейшему врачу Рима. Врач по имени Элий прописал митридатий Юлию Цезарю, который был в Понте всего лишь через шестнадцать лет после гибели Митридата. Элий был соратником Асклепиада, а тот, возможно, был лично знаком с царем^[363].

Недалеко от Аппиевой дороги была обнаружена интересная надпись времен первого римского императора Августа (р. 63 г. до н. э.). В ней повествуется о некоем Л. Лутации Паккии (имя неримского происхождения), называемом «торговцем фимиамами из рода царя Митридата». Рейнак предполагает, что Л. Паккий – освобожденный раб или родственник Митридата и «главный парфюмер» царя. Но сомнительно, чтобы Паккий, как и любой другой аптекарь того периода, продавал только ароматы; иначе зачем поставщик «фимиамов» для царского двора стал бы выставлять напоказ свое родство с легендарным царем ядов? (Нет ничего удивительного в том, что Паккий представлялся «торговцем ароматов», – торговля ядами жестко ограничивалась законами Суллы.) Многие члены семьи Митридата и его друзья обосновались в Италии. Надпись наводит на мысль, что Паккий мог знать (или утверждал, что знает) оригинальный рецепт митридатия и изготовлял знаменитое «фирменное» противоядие в Риме. К тому же позже другой Паккий, возможно сын первого, разбогател, продавая римлянам «особое» лекарство. Его рецепт был засекречен и завещан Паккием Младшим императору Тиберию, преемнику Августа, в 14 г. н. э.^[364]

Был ли рецепт Паккиев той самой основой для более позднего императорского рецепта, разработанного лекарем Нерона Андромахом, который, как утверждалось, был усовершенствованной версией митридатия? В новом рецепте насчитывалось шестьдесят четыре ингредиента; измельченных ящериц Андромах заменил на измельченных ядовитых змей и добавил семена опийного мака. В 2000 г. итальянские археологи сделали удивительное открытие на вилле около Помпей (79 г. н. э.). В одном из больших чанов были обнаружены останки рептилий и некоторые лекарственные растения, в том числе и маковые семена. Археологи пришли к выводу, что чан использовался для приготовления митридатия Андромаха^[365].

Каждый римский император после Нерона (ум. 68 г. н. э.) неукоснительно принимал противоядие, которое его личный врач называл разновидностью противоядия царя ядов. Рецептов становилось все больше и больше, в их состав включались все более дорогостоящие и редкие ингредиенты. Спустя столетие после смерти Митридата Цельс из Галлии упомянет о смеси весом почти 3 фунта (1,3 кг), включавшую в себя тридцать шесть ингредиентов. Этой смеси хватало на шесть месяцев, и ее рекомендовалось запивать вином. В 170 г. н. э. Гален Пергамский, который прописал жидкий митридатий императору Марку Аврелию, добавил в снадобье еще опиума и дорогого вина, что значительно улучшило его вкусовые качества и гарантировало, что пациент будет с удовольствием принимать лекарство каждый день. Позже число ингредиентов в средневековых рецептах доходило до ста восьмидесяти четырех^[366].

Арабские (tiryaq-i-faruq, mithruditus) и персидские (daryaq) рецепты противоядий древних и средневековых исламских рукописей по токсикологии следовали идее Митридата о необходимости совместного использования ядов и противоядий. Выдающийся философ и лекарь испано-арабского происхождения Аверроэс (р. 1126 г.) в своем трактате о tyriaq предостерегал от чрезмерно длительного употребления противоядия здоровым человеком. По его мнению, это «отравляло природу человека» (очевидно, он намекал на современных ему тиранов-параноиков, одержимых ядами). В 667 г. н. э. исламские послы из Рума или Румии (Восточная Римская империя) подарили китайскому императору династии Тан противоядие митридатий (по-китайски tayeqie, diyejia), которое описывалось как темно-красная масса, по размерам и форме напоминающая желчный пузырь свиньи. На рисунках в китайских рукописях изображены чужестранцы в персидских одеждах, приносящие пилюли митридатия в дар императору^[367].

Со Средних веков митридатий получил широкое распространение и в Европе. Согласно европейским законам аптекари должны были выставлять на всеобщее обозрение бесценные ингредиенты и готовить митридатий прямо на площадях. Спустя более чем два тысячелетия со смерти Митридата аристократы и особы королевской крови, от Карла Великого и Альфреда Великого до Генриха XIII и Елизаветы I, неукоснительно, в течение всей своей жизни принимали митридатий, приготовленный по тому или иному рецепту. Снадобье, приготовленное для королей, хранилось в богато украшенных сосудах, изображавших сцены из жизни Митридата (см. рис. 15.3). Были еще и более дешевые рецепты митридатия для бедных. Универсальный антидот царя ядов стал «долгожителем» среди медицинских рецептов: еще в 1984 г. его легко можно было купить в Риме^[368].

^{Рис. 11.1. Сосуды с митридатием, XVI–XVII вв. Из коллекции Wellcome History of Medicine Museum, Лондон. Фото: Christopher Dufflin}

Большинство из дошедших до нас рецептов противоядий на латыни, иврите, греческом, индийском и арабском языках, а также ранние исламские медицинские рукописи включают в себя целый ряд фармак растительного, животного и минерального происхождения для борьбы с ядами и болезнями. Однако, за исключением добавления Андромахом измельченных змей в снадобье Нерона, большая часть этих противоядий необязательно должна была содержать яды. Но древние писатели соглашаются с Плинием, который утверждал, что невосприимчивость Митридата к ядам объясняется тем, что он регулярно принимал их небольшими порциями вместе со смесью определенных противоядий. Как писал Плиний, он «придумал ежедневно пить ядовитые снадобья после предварительного приема противодействующих средств, для того чтобы вследствие привычки всякий яд оказался безвредным»^[369].

Хотя мы можем угадать некоторые нейтрализующие компоненты, которые Митридат с большой вероятностью добавлял в свое противоядие, остается загадкой, какие именно яды присутствовали в снадобье и в какой пропорции. Свою работу Митридат хранил в тайне. Полагают, что в оригинальном утерянном рецепте было более пятидесяти ингредиентов, многие из них представляли собой дорогостоящие вещества из далеких земель. Однако странно, что в тех записях, которые были переведены после смерти Митридата, содержится информация только о самых простых ингредиентах, за исключением крови понтийских уток. Даже Плиний, выдающийся натуралист, удивился отсутствию каких-либо загадочных ядовитых веществ в изучаемых им записях Митридата. Плиний поднял на смех рецепт, написанный рукой царя на клочке бумаги: «Смешай вместе два грецких ореха, две фиги и двадцать листков руты, добавь щепотку соли: тот, кто примет это снадобье, на целый день будет защищен от ядов». Как отмечает Плиний, такой банальный рецепт нельзя принимать всерьез; некоторые современные историки считают, что это подделка или розыгрыш^[370].

Так что же случилось с рецептом Митридата? Можно представить несколько вариантов развития событий. Возможно, в римских архивах хранятся сведения только о ранних исследованиях Митридата, за которыми последовали более успешные эксперименты, данных о них у нас нет. Подлинные записи могли быть утрачены или специально спрятаны в хаосе Митридатовых войн. Документы могли быть зашифрованы. Древние алхимики использовали коды или непонятные языки; для Митридата, искусного в языках, зашифровать записи было несложно. Возможно, императорские врачи, которым были переданы записи Митридата или рецепт Паккия, сохранили в тайне настоящий рецепт, но затем он был забыт или утерян. Может быть, письменные свидетельства о настоящем рецепте были уничтожены по приказу Митридата или вверены ближайшим союзникам, например Тиграну, который, как и Митридат, отличался крепким здоровьем и долголетием. Возможно, рецепт был уничтожен, когда Каллистрат, секретарь Митридата, был убит римскими воинами. Помпей мог сжечь часть архива царя, как он сжег бумаги Сертория. Или же, как предположил историк Ален Тувед, Помпей заполучил рецепт, но сохранил его в тайне, посвятив в нее лишь свое ближайшее окружение^[371]. Наконец, возможно, письменной инструкции к приготовлению митридатия никогда и не существовало; вероятно, она была надежно сохранена в поразительной памяти Митридата.

До тех пор пока не появится новых свидетельств – например, записанный на папирусе или камне рецепт, чью подлинность можно доказать, или запечатанные царские сосуды с остатками митридатия, или мумифицированный труп Митридата, сохранившийся настолько, что можно было бы сделать аутопсию и взять образцы волос и костей, – универсальное противоядие царя ядов утрачено безвозвратно. И все же честолюбивая мечта Митридата создать «противоядие от всех ядов» еще живет. Сергей Попов, ведущий ученый в сверхсекретной советской программе по разработке биооружия (база которой была на родине лекарей агров), бежал в США в 1992 г. Сейчас Попов работает над усовершенствованием биозащиты широкого спектра, «универсальным» противоядием для выработки иммунитета к большому числу биотоксинов и патогенов «оружейного класса». Как и неоднозначная фармака митридатия, разработки Попова могут послужить как во зло, так и во благо^[372].

Для того чтобы обезопасить себя от отравления, Митридат принимал дополнительные меры безопасности: на кухнях несли службу часовые, были наняты придворные дегустаторы. Утверждалось, что некоторые металлы, кристаллы и камни могут помочь обнаружить и даже нейтрализовать яд в вине или в пище. Безусловно, у Митридата и его соратников были специальные «чаши для яда», кубки из электра – сплава золота и серебра. Если в такие кубки налить отравленное вино, в результате химической реакции по их металлической поверхности с потрескиванием проходила переливающаяся рябь. Считалось, что магическими свойствами против ядов обладают красный коралл, янтарь, «адамас» и глоссопетра (букв, «камни-языки»). Эти «камни» (окаменелые зубы огромных акул из известняковых отложений) «покрывались испариной» или меняли свой цвет при контакте с ядом; смолотые в порошок, они нейтрализовали его. И действительно, карбонат кальция, содержащийся в окаменелостях, вступает в реакцию с мышьяком. В ходе химического процесса под названием хелирование молекулы мышьяка исчезают под воздействием карбоната кальция^[373].

Митридат экспериментировал с ядами не только для выработки иммунитета к ним. Какие яды лучше использовать для успешного убийства, которое нельзя раскрыть? А что, если кто-то окажется в такой же ситуации, как Ганнибал или Югурта, когда враги вот-вот настигнут и негде скрыться? Какой яд идеален для самоубийства? Мы знаем, что у Митридата всегда были с собой «смертельные пилюли». Такие же он дал Дорилаю, своим полководцам и близким друзьям. Безусловно, такие «капсулы», спрятанные в кольцах, браслетах, амулетах или рукоятках мечей, содержали в себе чрезвычайно быстрый, относительно безболезненный смертельный яд, у которого не было известного противоядия^[374].

Агаты и искусство

Земли Митридата были богаты минеральными ресурсами. Возможно, любовь к геммологии, науке, изучающей магические свойства драгоценных металлов и камней, появилась из-за таких токсичных красителей, как красная киноварь, желтый мышьяк, голубой азурит и зеленый малахит. Митридат написал трактат о свойствах янтаря, символизирующего солнце. Он вел переписку с ведущим геммологом того времени – Захалием, вавилонским евреем, посвятившим свои научные труды царю. Особенно нравились Митридату агаты – прекрасные полупрозрачные разновидности халцедона. Считалось, что тому, кто долго смотрел на цветные полосы и пятнистые, закручивающиеся узоры агата, будут сниться хорошие сны; что сицилийские агаты отпугивают скорпионов; а колдуны советовали атлетам надеть амулеты из красных агатов, чтобы стать неуязвимыми. Для того чтобы стать убедительным оратором, Захалий советовал носить кольцо из гелиотропа (букв, «отражающий свет», зеленый яшмовый агат, испещренный красными пятнышками оксида железа). Митридат часто передавал своим послам агатовые кольца со своим портретом, чтобы помочь им отстоять его позицию на переговорах с римлянами и др.^[375]

Большую известность получила обширная коллекция агатовых колец (дактилотека) Митридата. В своей любви к резным драгоценным камням Митридат следовал по стопам Александра Великого, благодаря которому впервые стало популярным сложное искусство глиптики – вырезания животных, растений, мифологических сцен и других изображений на печатях-интальях и камеях (а также рельефов на сардониксе, многослойном агате). Единственным, кому было позволено выгравировать портреты Александра на драгоценных камнях, был Пирготел, личный резчик царя. Как и Александр, Митридат покровительствовал искусным мастерам и резчикам.

Коллекция Митридата, который считался знатоком драгоценных произведений искусства, насчитывала тысячи кубков, кувшинов, блюдец и чаш, сделанных из отполированных агатов, привезенных из Родопских гор, Крыма и Колхиды, а также ониксовые и каменные кристаллы из Каппадокии. Только в его сокровищнице в Талавре находилось около 2 тысяч ониксовых и золотых кубков, кратеров и рогов для вина. Полагают, что бесценный отполированный агатовый кувшин, хранящийся в Лувре, принадлежал Митридату. Умелые мастера смогли получить уникальный темно-коричневый цвет кувшина, медленно нагревая родопский агат в меду.

Редкостная красота коллекции Митридата положила начало моде на агаты среди римской аристократии. После его смерти в 63 г. н. э. дактилотека оказалась в руках римлян. Помпей пожертвовал несколько сундуков с резными агатами римскому храму Юпитера; Юлий Цезарь принес шесть агатовых колец Митридата в дар храму Венеры; остальные кольца были переданы храму Аполлона. Некоторые из агатов и миниатюрных портретных гемм Митридата дошли до наших дней. Во времена Крестовых походов венецианцы разграбили Константинополь, множество прекрасных агатов Митридата разошлись по королевским домам Европы. Агаты из богатых кладов и царских могил друзей Митридата, его посланников и наложниц, а также некоторые, принадлежавшие самому Митридату, оказались в дактилотеке Екатерины Великой, насчитывающей около 10 тысяч древних камей. В настоящее время в санкт-петербургском музее Эрмитаж хранится большая коллекция изысканных камей, многие из которых были найдены в богатых могилах эпохи Митридата в Крыму^[376].

^{Рис. 11.2. Ваза Митридата. Отполированный резной сардоникс (родопский агат), высота – 7 дюймов (17,8 см). Цвет жженого сахара получен путем нагревания в меду. Лувр. Фото: Riunion des Miisecs Nationaux / Art Resource, N. Y.}

Митридат также собирал украшенные драгоценными камнями шкатулки, золоченое конское снаряжение, редкости и украшении, доспехи и оружие, инкрустированное драгоценными камнями, ювелирные изделия, старинные наряды, ковры и гобелены и уникальные научные инструменты. От Дария I он унаследовал старинные скамьи и стулья, да и сам Митридат любил делать мебель из кленовых и ореховых деревьев. Во время государственных церемоний царь восседал на роскошном троне под шелковым балдахином, держал в руках украшенный скипетр и ездил на инкрустированной драгоценными камнями колеснице. Благодаря открытию Великого шелкового пути из Китая и Индии к Черному морю (120 г. до н. э.) Митридат мог покупать парчу, нефрит, киноварь, редкие специи, экзотические лекарственные снадобья и выносливых верблюдов из Бактрии и Маргианы (Афганистана и Туркменистана). Почитатель изобразительного искусства, Митридат мог позволить себе самое лучшее качество и самых искусных мастеров (Рейнак считал, что у самого Митридата была «душа художника»). Портреты, которые он делал на монетах, отличались чистотой и красотой, живостью и энергичностью. Их превосходное качество свидетельствовало о том, что Митридат был искушенным покровителем высокого искусства. Некоторые профили, изображенные на монетах, с развевающимися от ветра волосами, создавали футуристическую иллюзию скорости и прогресса, что намекало на то, с какой легкостью Митридату удавалось избежать опасностей (см. рис. 9.1, 12.1, 13.2)^[377].

Прекрасный бронзовый кратер, высотой более 2 футов, показывает мастерство ремесленников при дворе Митридата – равно как и то, какая сложная судьба была у его сокровищ. Этот кратер, часть его щедрого дара греческим союзникам, в ранние годы правления был подарен греческому гимнасию (колледжу, возможно афинскому). Учащиеся этого колледжа называли себя Eupatoristai в честь своего покровителя, Евпатора, обещавшего освободить Грецию. Во время первой Митридатовой войны этот кратер был, предположительно, захвачен Суллой и перевезен в Рим. Две сотни лет спустя кратер принадлежал уже императору Нерону, который хранил его в своей вилле в Анцио. После того как по приказу папы Бенедикта XIV кратер был извлечен из-под обломков виллы, он стал центральным элементом коллекции римского Капитолийского музея^[378].

Во время правления Митридата многонациональный Понт, расположенный на берегу Черного моря, стал мыслительной и культурной столицей Древнего мира, привлекавшей утонченных художников и ученых со всего света. Поклонник греческой поэзии, литературы, музыки и театра, Митридат оплачивал постановку пьес, драматические чтения и музыкальные соревнования. Тираннион Грамматик, выдающийся оратор, был одной из многих «звезд» при дворе царя. Современный греческий поэт Константинос Кавафис (р. 1863 г.) представил, о чем думал каппадокийский поэт при дворе Митридата.

^{Рис. 11.3. Бронзовый кратер Митридата, высота 27 дюймов (68,6 см), 120–63 гг. до н. э., найденный в вилле Нерона в Анцио Бенедиктом XIV, пожертвование MC1068. Капитолийская коллекция, Рим}

В поэме Кавафиса поэт читает сочиненную им эпическую поэму о Дарии I, написанную по заказу Митридата. Внезапно его прерывает слуга, кричащий о наступлении римской армии. В ужасе поэт понимает, что любовь к поэзии Митридата уступит его любви к войне. Прежде чем спрятаться в укрытии, поэт находит идеальную фразу, чтобы описать и персидского царя, и, косвенно, Митридата. Последние слова на странице были таковы: «Упоенье и гордыня»^[379].

Музыкальная пауза

Как мы уже увидели, увеселительные вечера царя могли включать в себя развлечения самого разного толка, от шумных питейных соревнований и шокирующих публичных отравлений до утонченных культурных мероприятий. Как-то раз музыкант взял с собой свою красавицу дочь на один из царских пиров. Девушка сыграла на кифаре для смаковавшего выдержанное сладкое вино Митридата. В те времена арфистки были большой редкостью. Митридат был очарован, возможно вспомнив, что и мать Аристоника играла на кифаре. Македонское имя девушки, Стратоника, само по себе было добрым знаком («Стратоника» означало «Победа в войне»). Плутарх пишет, что Стратоника «так быстро завладела сердцем Митридата, что тот сразу же провел с ней ночь», ни слова не сказав ее отцу.

^{Рис. 11.4. Стратоника вполне могла быть похожа на эту кокетливую, играющую на кифаре девушку. Греция, терракота, ок. 200 г. до н. э. Erich Lessing / Art Resource, N. Y.}

Проснувшись следующим утром, пребывавший в смятении отец обнаружил, что столы его ломятся от серебряных кубков и золотых блюд. Слуги и улыбающиеся евнухи протягивали ему прекрасные одежды. Перед его скромным домом стояла лошадь, оседланная так же роскошно, как и личные скакуны воинов царя. Предположив, что эти сказочные убранства были всего лишь чьей-то шуткой, музыкант хотел было сбежать, но слуги все ему объяснили. Стратоника стала любимой наложницей Митридата, теперь к ней относились с таким почтением, что царь пожаловал ее отцу имущество недавно почившего богатого друга. Наконец-то сомнения колеблющегося музыканта были развеяны. К добродушному удивлению Митридата и всех жителей города, отец Стратоники надел свою новую пурпурную одежду и проехал по всем улицам города на своем новом скакуне, крича: «Все это мое! Мое! Я безумно счастлив!»^[380]

Кабира

Доктора, аптекари и ботаники присоединились к художникам, стекавшимся со всех сторон в Понт, как и архитекторы, ученые и военные инженеры, такие как Никонид из Фессалии и Калимах, которые конструировали катапульты, осадные механизмы и другие передовые машины. Конечно, не все из этих дерзких научных экспериментов были успешными – вспомним, например, сломавшуюся на Родосе самбуку или инцидент со статуей Ники в Пергаме. Однако грандиозные проекты в Кабире стали разительными примерами научных интересов Митридата и его неограниченного богатства.

В молодости Митридат был поражен естественной красотой и неприступностью стоящей на Ликосе Кабиры, окруженной отвесными скалами и буковыми, кленовыми, ореховыми, сосновыми и еловыми лесами. Там находились весьма важные залежи киновари (токсичной ртутной руды, используемой для изготовления красителей). Возможно, царю ядов был известен тот токсикологический факт, который современные ученые узнали лишь недавно: Меркурий в почве окрашивает местные дикие грибы. На отдаленном пригорке Митридат возвел Кайнон Хорион («Новый замок»), крепость-сокровищницу, где хранились ценные вещи. В ее подвалах лежали не только золото, серебро и бесценные произведения искусства, но и личные бумаги Митридата, его письма и судебные архивы. Страбон, побывавший там, отмечает, что крепость находилась в 200 стадиях (примерно 25 милях) к северу от Кабиры. В 1912 г. были обнаружены развалины крепости с сохранившимися подземными каменными лестничными пролетами^[381].

В Кабире были заключены младшие сестры Митридата – Ниса, Роксана и Статира, обреченные на вечное девичество. Новая наложница царя, арфистка Стратоника стала госпожой Кабиры: возможно, их с Митридатом сын, Ксифар, родился именно там. Митридату нравилось отдыхать в этом роскошном и безопасном дворце. Тщательно орошаемая территория, на которой росли ивы, тополя, виноградные лозы, яблони, была окружена обширными садами, где царские ботаники ухаживали за растениями, а утки пощипывали чемерицу и болиголов. В Кабире находился большой зоосад Митридата, в котором содержались редкие существа, привезенные в дар от далеких союзников и торговых партнеров: страусы, кобры и скорпионы, крокодилы, фазаны из Колхиды, бактрийские верблюды, возможно, индийский слон и тигры. Митридат, Дорилай и их друзья зачастую оставались в охотничьем домике и охотились на зайцев, куропаток, перепелов, лис, рысей, медведей и кабанов. Образцом для всех этих роскошеств послужили персидские сады, зоопарки и охотничьи угодья, созданные Киром, Ксерксом и Дарием. Он также следовал примеру Александра, который содержал целый экзотический зверинец – львов, медведей, мангустов и страусов.

Одной из достопримечательностей Кабиры стал очень высокий водопад. Вдохновленный изумительной силой и размером водопада, Митридат и его инженеры обуздали стремительный поток. Они сконструировали первую водяную мельницу. Она была описана Страбоном, посетившим развалины мельницы после окончания Митридатовых войн. До изобретения водяной мельницы люди и быки, прилагая неимоверные усилия, поворачивали тяжелые жернова, чтобы перемолоть зерно. После того как Страбон описал мельницу Митридата из Кабиры, технология водяных мельниц распространилась по Италии и Европе^[382].

Повелитель языков

Удивительная память Митридата и легкость, с которой ему давались языки, стали легендой еще при его жизни (книга на нескольких языках до сих пор так и называется – «митридат»). Царь был наделен этим даром с детства. Но возможно, ему помогла и специальная техника для тренировки памяти, которой его научил ведущий придворный философ Метродор Ненавистник Римлян. Метродор изобрел устройство запоминания, имевшее в своей основе знаки зодиака и мифы. Двенадцать созвездий подразделялись на 360 «хранилищ», каждый «отсек» относился к какой-либо категории информации. Эта техника была незаменима для экспериментов с ядами и изучения языков.

Митридат намного превзошел Кира Великого, который знал имена всех своих командиров и сатрапов. Только один человек в истории Античности мог похвастать лингвистическими способностями, близкими к способностям Митридата. Как писал Плутарх, египетская царица Клеопатра «говорила на многих языках и принимала иностранных посланников, не обращаясь к переводчикам». Она говорила на греческом и латыни, неплохо знала эфиопский, коптский, иврит, мидийский, арабский, сирийский и персидский. Говорят, что Митридат настолько свободно владел языками, на которых говорили его подданные и воины, что никогда не нуждался в переводчиках. Авл Геллий отмечает, что «он свободно говорил на языках 25 народов, которыми правил, и на каждом из этих языков говорил как на родном». Плиний, лично изучавший библиотеку и письма Митридата, писал, что «Митридат, царь двадцати двух племен, творил суд на стольких же языках, обращаясь на собраниях к каждому племени без переводчика». Валерий Максим называет лингвистические способности Митридата результатом «упорного труда»^[383].

Многонациональный двор Митридата, его союзники и армия представляли уникальную возможность для изучения языков. Возьмем, например, Колхиду. Согласно источникам, в этом регионе проживают более ста племен, каждый из которых говорит на своем диалекте – как пишет Плиний, римским торговцам в Колхиде помогали 130 переводчиков. На юге Колхиды говорили на 26 разных языках. Вряд ли Митридат знал каждый из языков этих отдаленных земель, но он мог объясниться с большинством своих подданных.

На каких же языках Митридат мог с легкостью говорить и читать? Мы можем быть уверены насчет следующих: греческий, македонский, персидский, латынь, арамейский/иврит, парфянский, армянский, старый и новый фригийский, каппадокийский языки и галльский диалект, на котором говорила галатка Адобогиона, его любовница. Возможно, он также мог изъясняться на авестийском (древнеиранском языке, использовавшемся в зороастрийских молитвах); санскрите (индийские медицинские тексты); египетском и карфагенском; кельтском/галльском (возможно, языке аллоброгов – родном языке его телохранителя Битуита). Он немного говорил на анатолийских языках, таких как карийский, мисийский, исаврийский, лидийский, ликийский и писидийский, и, может быть, имел поверхностные знания сирийского, эламского и шумерского (его использовали еще в религиозных текстах эпохи Селевкидов). Он вполне мог изучить италийские диалекты, марсийский, оскский и умбрский, фракийский (на котором изъяснялись многие кавалерийские полки) и гетский (на котором говорили в Томах, что на реке Дунай). Также можно указать устаревшие формы ассирийского или хеттского языков и диалекты Колхиды, Сарматии и Скифии.

То, что Митридат знал много языков, позволяло ему вести конфиденциальную переписку, не опасаясь, что его личные дела будут преданы огласке. В тот спокойный период после подписания Дарданского мира царь правил без особых происшествий, укреплял границы своей Черноморской империи, сооружал новые крепости, занимался обучением армии, заключал новые союзнические соглашения и обдумывал стратегию в отношении Рима^[384]. А чем же в это время занимались его друзья и враги?

Тигран Великий, царь царей

Теперь римляне контролировали Вифинию и западную часть Анатолии. Для того чтобы собрать огромную дань в размере 20 тысяч талантов, назначенную Суллой, сборщики налогов вернулись в Анатолию. Плутарх сравнивает их с «гарпиями, крадущими пищу у людей», причиняя «несказанные и невероятные несчастья». На самом деле основная часть дани уже была уплачена Сулле. Римские кредиторы получили 20 тысяч талантов, но чрезмерно высокие проценты увеличили размер долга до астрономической суммы 120 тысяч талантов. Анатолийские семьи вынуждены были продавать своих молодых сыновей и девственных дочерей в рабство и публичные дома; города продавали священные статуи и подношения, переданные для богов в храмы. Римские кредиторы были беспощадны: должник сначала подвергался пыткам и лишь потом продавался в рабство. Покоя Анатолии не давали два бесчинствовавших римских легиона, которыми командовали Фимбрия и Мурена^[385].

Как и предвидел Митридат, Галатия, «буферная зона» между Понтом и Вифинией, заключила союз с Римом. Каппадокия не могла решить, принять ли ей сторону Митридата или Ариобарзана, ставленника Суллы. Союзник Митридата и его зять Тигран Армянский захватил Сирию. После бесконечной череды интриг между сирийским царем Грипом и его кровожадными родственниками сирийцы решили пригласить на царство более стабильного монарха. Одни хотели пригласить Митридата править Сирией, но другие (возможно, и сам Митридат) боялись, что это привлечет чрезмерное внимание Рима. В 83 г. до н. э. сирийцы избрали своим царем Тиграна Армянского.

Тигран был могущественным и деспотичным правителем. После Дарданского мира титул «царь царей» оставался никем не занятым. Его присвоил Тигран. Теперь он правил царством, простиравшимся от Сирии до Каспийского моря, от Артаксаты до Месопотамии. Армии Тиграна увеличивались за счет войск из Аравии, Кавказа и Центральной Азии, но Рим не был особенно обеспокоен, после того как Сулла вытеснил Тиграна из Каппадокии в 95 г. до н. э. Новый царь царей строил для себя великолепный укрепленный дворец на реке Тигр, названный Тигранакертом («Городом Тиграна»)^[386].

Сулла: надушенный труп

Около 80 г. до н. э. Митридат отправляет послов в Рим с надеждой наконец подписать мирное соглашение пятилетней давности. Но Ариобарзаниды отправляют жалобу Сулле на то, что Митридат до сих пор удерживает часть Каппадокии. Сулла приказывает Митридату сдать Каппадокию, как это было обговорено в Дардане. Митридат подчиняется и отводит свою армию. Он вновь отправляет своих послов в Рим, готовый заключить договор.

Но в это время Сулла неожиданно покидает свой пост. Внушающий страх жестокий тиран возвращается к своему прежнему образу жизни, пьет и пирует с музыкантами и проститутками. В возрасте 60 лет Сулла умирает от таинственного и отвратительного заболевания (78 г. до н. э.). Как рассказывает Плутарх, внутренности Суллы начали гнить, превращая все его тело в кишащую червями массу. Слуги безуспешно пытались вычистить кишащих личинок. Сулла часами принимал ванны, «но паразиты не поддавались никакому вычищению». После смерти Суллы его молодые соратники отвезли тело в Рим для кремации. Чтобы замаскировать зловоние, женщины потратили огромные количества специй и ароматов: только на погребальный кортеж ушло 210 литров благовоний. Огромная фигура Суллы была вылеплена из ладана и корицы и помещена на погребальном костре рядом с телом. В день похорон из свинцовых облаков лил дождь. Как рассказывает Плутарх, все вздохнули с облегчением, когда дождь прекратился ровно на столько времени, сколько понадобилось, чтобы огонь уничтожил все омерзительные останки^[387].