Текст книги "Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э."
Автор книги: Адриенна Мэйор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)
Редким для него жестом доверия Митридат назначил своего сына Аркафия, юношу лет двадцати, главой драгоценной армянской кавалерии. Эллинистические цари обычно косо смотрели на то, чтобы позволять кровным родичам командовать войсками, которые могли обратиться против них. Историки задаются вопросом: почему же Митридат, который был печально известен своей паранойей, передал такой важный командный пост своему сыну? Мне кажется, ответ дает то восхищение, которое Митридат испытывал перед Александром. Все знали о том, что Филипп Македонский поставил своего восемнадцатилетнего сына Александра командовать кавалерией в важном сражении при Херонее в 338 г. до н. э. Отважные маневры Александра оказались ключевыми для великой победы Филиппа. Теперь, в 89 г. до н. э., когда Митридат взял на себя командную роль Ксеркса или мастера стратегии – Дария, наблюдая за сражением с высокой точки, он отдал своему сыну роль юного Александра.
К реке Амний полководцы Митридата привели только небольшой отряд – 40 тысяч легкой пехоты и 10 тысяч всадников из армянских кавалеристов Аркафия; численность вифинско-римской коалиции значительно их превосходила[238]. Но за рядами людей и коней захватчиков ждал смертельный сюрприз – 130 боевых колесниц Митридата, снабженных вращающимися серпами.
Колесницы, известные патриотически настроенным грекам из эпических поэм Гомера, снова вошли в моду после того, как Грецию завоевали римляне. Но в те дни колесницы использовали только для скачек или парадов, а не на войне. В римском цирке роскошные колесницы везли гарцующие «выставочные» кони и даже страусы и тигры. Боевые колесницы с крутящимися лезвиями в форме серпа, выступающими из осей, были архаичным оружием далекого прошлого, которые усовершенствовал предок Митридата Кир Великий.
Любитель войны на колесницах и скачек, Митридат прекрасно знал, что эти страшные военные машины персов не господствовали на поле боя с тех самых пор, как Александр сражался с Дарием III в IV в. до н. э. Митридат должен был изучить битву при Гавгамелах в 331 г. до н. э., когда Александр нанес поражение Дарию. В этом случае войска Александра были хорошо подготовлены к встрече с машинами смерти Дария. Македонцы просто открыли свои ряды и пропустили колесницы с серпами, позволив им проехать, а затем атаковали их сзади[239].
Внезапная тактика Александра в общем и целом положила конец эре войн колесниц. Однако в тот день в 89 г. до н. э. – более двухсот лет спустя – Митридат рассчитывал на то, что его современники забыли маневр Александра – уклонение.
Митридатовы войны начались (89 г. до н. э.)
Когда огромная армия Никомеда приближалась к нему по равнине, полководец Митридата Неоптолем послал своих людей захватить скалистый холмик. Началось сражение. Вифинский авангард ринулся на холм, и Неоптолем быстро продвинулся вперед с еще большим количеством людей, крича Аркафию, чтобы тот вводил в бой свою кавалерию. Армянские всадники Аркафия атаковали фалангу Никомеда – рискованное решение, которое могло привести ко множеству жертв. Кажется, этот боевой прием был подражанием подвигам юного Александра в битве при Херонее. Может быть, он пытался повторить поступок Александра, используя кавалерию как шоковое оружие для нападения в лоб вместо того, чтобы беспокоить фланги врага? Эта тактика сработала: атака кавалерии Аркафия дала фаланге Неоптолема больше времени, чтобы вступить в столкновение с ошарашенным врагом.
Пока Аркафий преследовал бежавшую с поля боя кавалерию врага, у него за спиной разразилась кровавая схватка. Может быть, Никомед одержит победу благодаря численному превосходству? Люди Неоптолема отступали. Архелай рванулся на помощь брату, направив вперед клин воинов справа, заставив вифинцев повернуть свои ряды и отбивать атаку свежих войск. Архелай повел себя по-умному: он медленно отступал, отводя вифинцев от войск брата и давая им шанс перестроиться.
Вифинская фаланга Никомеда теперь сомкнула ряды; люди стояли спиной к спине, стараясь защитить друг друга от братьев-полководцев, атаковавших на два фронта. Вглядываясь через пыль, клубившуюся над полем сражения, Кратер – начальник колесниц Митридата – хитро улыбнулся. Атакованная с двух сторон фаланга представляла собой идеальную мишень. Получив радостный сигнал своего главнокомандующего, кратер пустил в бой колесницы. Колесничие хлестнули своих мощных коней в галоп на полную скорость. Внезапно появились 130 боевых колесниц и, словно живые снаряды, вонзились в толпу людей Никомеда. Острые лезвия, крутившиеся со скоростью в три раза больше скорости самих колес, прорезали сбившихся в кучу врагов. Шок был чудовищным; произошла страшная резня.
На момент сражения натурфилософ Лукреций (100–55 г. до н. э.) был мальчиком, росшим в Италии. Позднее Лукреций написал описание атаки колесниц с серпами, от которого волосы встают дыбом. Его вводная фраза – «говорят» – заставляет предполагать, что эта сцена основана на воспоминаниях выживших или свидетелей[240].
Так, говорят, лезвия колесниц серпоносных нередко
Столь неожиданно рвут тела в беспорядочной бойне,
Что на земле увидать отсеченные руки и ноги
Можно в то время, как ум и сознанье людей не способны
Боли еще ощутить, причиненной стремительной раной…
Ибо весь ум у людей всецело захвачен сраженьем..
Часто не видя, что нет уже левой руки, и волочат
Кони ее со щитом средь колес и серпов беспощадных;
Не замечает один, что без правой он на стену лезет,
На ногу хочет другой опереться, которой уж нету,
А шевелит на земле она пальцами в корчах предсмертных…
Воинов Никомеда, как пишет Аппиан, эта атака повергла в ужас, «когда они увидели людей, разрезанных пополам и еще дышащих или растерзанных в куски, а их тела повисшими на колесницах. Вследствие отвращения перед таким зрелищем, скорее, чем вследствие поражения в битве, они в ужасе смешали свои ряды». Сам Никомед едва спасся: он и его римская свита бежали в лагерь Аквилия на границе; в том же направлении поскакала и его кавалерия. Брошенные своим царем, некоторые из воинов Никомеда все еще храбро сражались, пробираясь по расчлененным трупам товарищей. Но скоро и они были окружены и побеждены[241].
Рис. 7.1. Атака колесниц с серпами. Андре Кастань, 1899
Половина войск Никомеда погибла. Выжившие сдались той же ночью. Ликующая армия Митридата захватила брошенный лагерь и взяла весь обоз. Понтийские полководцы были в восторге: они увидели, что в панике Никомед оставил всю полковую казну, – ларец, наполненный серебром и золотом: это были сокровища, которые, как они знали, он высосал из Анатолии. Тысячи пленных были отправлены в Синопу.
Митридат вышел, чтобы встретить пленных. Ликуя от радости победы, царь обратился к ним. Можно себе представить, как Митридат хвалится тем, что горстка праведных воинов, сражавшихся на стороне Истины и Света под руководством лучших греческих командующих, одолела гораздо большую по численности армию завоевателей. Он мог указать и на то, что большая часть его обширной армии пока даже не вступала в бой. Проигравшие, наверное, отважно сражались, но их обманули силы Тьмы. Указывая на повозки брошенных запасов, которые он захватил у Никомеда, Митридат сделал неожиданное заявление. Все пленники были свободны. Его люди распределили запасы, передав провизию Никомеда, еду, одежду и деньги всем и каждому вражескому воину, чтобы те могли отправиться домой.
Рис. 7.2 Митридат VI Евпатор, серебряная тетрадрахма, отчеканена в Эфесе в 88/87 г. до н. э. На обороте показан Пегас и понтийские звезда и полумесяц. 1967.152.392, завешано Э.М. Ньюэллом; предоставлено Американским нумизматическим обществом
Этот акт благожелательности и другие ему подобные, рассказы о которых передавались из уст в уста, дали Митридату репутацию человека, милосердного к врагам. Филантропия – милосердие к пленному врагу – была греческим идеалом, который разделяли эллинистические монархи. Как и они, Митридат восхищался репутацией Александра за то, что он был «столь же милосерден после победы, сколь и ужасен в сражении»[242]. Может быть, именно тогда Митридат стал называть себя Евпатором – «Добрым Отцом»?
Многие выжившие после катастрофического римско-вифинского вторжения в Понт были наемниками или призывниками из Галатии и Фригии. У них не было повода возвращаться в Вифинию или помогать проигравшим – Никомеду и Аквилию: они вступили в понтийскую армию. Вифиния и Пафлагония теперь оказались под контролем Митридата. Новости о его впечатляющей победе и о великодушном освобождении пленных распространились по всей стране, убедив многие города перейти на его сторону; они были рады приветствовать Митридата «как бога и спасителя». Древние писатели рассказывают, что жители многих анатолийских городов, одетые в белые одежды, стекались, чтобы приветствовать Митридата, прося у него помощи против римлян и обращаясь к нему, как к богу[243].
Между тем в римском лагере
Никомед рванулся обратно, в лагерь Аквилия, где ему пришлось объяснить своим хозяевам, как он потерял столько людей, все припасы и свою военную казну. Аппиан пишет, что Аквилий и римские полководцы пришли в ужас от этого провала. Слишком поздно они поняли, что они безрассудно «приступили к столь значительной войне необдуманно и опрометчиво». Но еще более тревожным казалось то, что они проиграли войну, которую начали без какого бы то ни было публичного предписания от римского народа. Теперь они стали всего лишь сомнительными вражескими войсками, оказавшимися в ловушке на враждебной территории и без поддержки сената.
Ликующий Митридат выехал из Синопы на своем самом великолепном коне с авангардом из ста сарматов. Его отряд поднялся на гору Скороба в горах Ольгассий. С этих величественных пиков, вздымающихся над густыми сосновыми лесами, они могли осмотреть почти беззащитный лагерь Аквилия. В этих горах было множество местных святилищ: наверное, Митридат исполнил обряд священного огня, чтобы поблагодарить богов – Ахурамазду, Митру и Зевса-Воителя за свою великую победу.
Взойдя на гору Скороба, сто сарматов Митридата застали врасплох восемьсот кавалеристов Никомеда, пытавшихся добраться до лагеря Аквилия. Хотя их было больше – восемь кавалеристов на одного сармата, – вифинцы в ужасе бежали от кочевников. Сарматы захватили большинство из них в плен и привели к Митридату. Царь дал им припасы и отпустил. Как и их соотечественники, они также вступили в понтийскую кавалерию.
Внизу, в лагере Аквилия, Никомед испытал страшное предчувствие. Среди ночи он снова бежал – на сей раз в лагерь Кассия. Аквилий, боясь быстрого наступления Митридата, приказал своим 40 тысячам воинов и 4 тысячам всадников отступить. Он надеялся добраться до крепости Протопахион (на востоке Вифинии). Однако армия Митридата под предводительством Неоптолема и Немана (командир-армянин, которого послал Тигран) перехватила его в тот же день. Битва для Аквилия прошла очень плохо: почти 10 тысяч человек из его войска остались мертвыми на поле боя. Неоптолем захватил лаг ерь Аквилия и привел Митридату триста пленников. Следуя своей уже устоявшейся практике «филантропии», он обошелся сними мягко и отпустил. Все триста встали на сторону добра[244].
Однако Аквилий спасся и забрал с собой много денег. Он добрался до берегов Сангария и ночью пересек темную, бурлящую реку. Затем он направился на юго-запад, к Пергаму, где некогда он был правителем римской провинции Азия.
Между тем Кассий и Никомед отступали на юго-запад к крепости, именовавшейся Львиная Голова, близ Нисы на реке Меандр к востоку от Тралл. Эти цивилизованные богатые города поддерживали мятеж «граждан солнца» Аристоника в 122–129 гг. до н. э. Однако проримски настроенный гражданин Нисы по имени Херемон дал людям Кассия 60 тысяч бушелей зерна в Львиной Голове. Археологи обнаружили в Нисе надпись от Кассия с благодарностью Херемону за поддержку[245].
Первоначально у Кассия было около 40 тысяч человек, однако большинство из них дезертировали и присоединились к Митридату. В панике от неуклонного наступления Митридата, Кассий попытался набрать «зеленых» рекрутов из деревень. Его центурионы приволокли целую толпу из крестьян, торговцев, «ремесленников и сельских жителей». Эти люди были враждебно настроены по отношению к римлянам и симпатизировали Митридату. Аппиан говорит, что Кассий пытался натренировать этих «невоинственных людей», однако у него ничего не вышло, и он был вынужден отказаться от этой идеи. Кассий двинулся дальше на восток, в Апамею – процветающий торговый город. В том городе давно проживала еврейская община, и Апамея также была на стороне Митридата. Страшное землетрясение поразило Апамею, как раз когда туда прибыл Кассий. Снова вынужденный бежать, Кассий теперь вообще отказался от мысли о сражениях и просто надеялся добраться до Родоса – независимого острова, союзника Рима.
Митридат и его армия вскоре прибыли в Апамею, преследуя Кассия по горячим следам. Увидев ущерб, нанесенный землетрясением, Митридат подарил 100 талантов на ремонт домов. Он хорошо знал и то, что некогда Александр Великий также проявил огромную щедрость для реконструкции пострадавшей от землетрясения Апамеи[246].
Впечатляющие победы в Анатолии
Взяв власть в своих новых землях, Митридат назначил администраторов для управления территориями. Его стиль управления был практичным и гибким. Некоторые земли (Колхида, Боспор) были сделаны вице-королевствами; другие он считал вассальными царствами (например, Каппадокию под властью его сына Ариата, а может быть, и Армению, которой правил Тигран). Некоторые области управлялись военными командирами или наместниками. Митридат сделал удивительный ход, напоминавший о его персидском происхождении, – он возродил старинный персидский титул своих управителей в Великой Фригии, назвав их сатрапами.
Митридат приближался, и симпатизировавший римлянам Херемон из Нисы вынужден был спасать свою жизнь. С сыновьями Херемон бежал в Траллы, направляясь в Эфес. К ним присоединилось и множество других беглецов. Победоносный Митридат буквально сметал все на своем пути. Произошел «исход» римлян, живших в глубине материка: они направлялись в большие города на побережье, где искали убежища среди более многочисленного италийского населения: они надеялись спастись, уехав в Италию или на безопасные острова. Вдоль всей дороги в Траллы, извивавшейся по глубоким ущельям и через оранжево-желтые гнилые реки, тянулись могилы. Перед беглецами разворачивался зловещий пейзаж – посвященные Плутону, богу подземного мира, пещеры; они испускали облака серных газов, смертельные для птиц и зверей; к ним старались не подходить все, кроме странных евнухов – жрецов Кибелы[247].
Прибыв в Нису, Митридат пришел в бешенство, увидев в городе монумент Кассия прямо на главной площади: там Кассий благодарил Херемона за помощь. Шпионы сообщили Митридату, что предатель бежал с целыми толпами римлян и их сторонников к побережью. Две замечательные надписи, срочные публичные прокламации от Митридата, обращенные к его сатрапам в Нисе, были обнаружены в конце XIX в. Это было что-то вроде древних плакатов «Разыскивается живым или мертвым», разосланные по всей стране: они содержат очень важную информацию о планах Митридата, о действиях его разведки, его политической риторике и стиле управления, а также о его мстительной решимости уничтожить всех римлян и тех, кто поддерживал их на местах[248].
Первое письмо гласит:
«Царь Митридат – сатрапу Леониппу привет.
В то время как Херемон, самый ненавистный и враждебный нашему государству человек, всегда был союзником наших смертельных врагов, а теперь – узнав о моем приближении – перевез своих сыновей, Пифодора и Пифия, в безопасное место и сам бежал, я:
провозглашаю, что если кто-либо возьмет Херемона, или же Пифодора, или же Пифия живым, то получит сорок талантов, а если же кто принесет мне голову кого-то из них троих, то получит двадцать талантов».
Вскоре Митридат получил новости от своих шпионов. Теперь он знал, что Херемон добрался до Эфеса и отослал своих сыновей с Кассием на Родос. Царь продиктовал своему сатрапу другой публичный приказ: «Херемон устроил переправу беглых римлян со своими сыновьями на Родос. Теперь – узнав о моем приближении – он укрылся в храме Артемиды Эфесской. Отсюда он продолжает связываться с римлянами, общими врагами всего человечества. Его самоуверенность перед лицом преступлений, которые он совершил, может стать началом движения против нас. Подумай, как тебе любыми средствами доставить нам Херемона или как арестовать его и заключить в тюрьму, пока я не освобожусь от врага».
Очевидно, Митридат считал Херемона и других людей, сотрудничавших с римлянами в Анатолии, столь же опасной угрозой, как и сами римляне. Их нельзя было оставлять в живых и позволять им связываться с римлянами и создавать движение сопротивления. Мятежников против власти Митридата следовало уничтожить при поддержке населения Анатолии. Фразой «римляне, общие враги человечества» Митридат удачно обыграл слова, которые использовались в собственной, хорошо всем известной пропаганде Рима: Рим называл себя «общим благодетелем (или спасителем) человечества». Остроумно перефразировав это выражение, Митридат превратил представление римлян о себе в пародию, которая была понятна врагам римлян по всей стране[249].
Кроме того, агенты Митридата также искали Аквилия и Никомеда. Никомед спешил в Пергам, надеясь застать Аквилия. Но Аквилий уже направлялся на Родос, отчаянно пытаясь соединиться с Кассием и бежать в Рим.
А что же насчет Оппия, третьего римского командующего в этой не разрешенной властями войне? Оппий разбил лагерь в Каппадокии с 40 тысячами воинов, большинство из которых дезертировали после поражения Никомеда. Теперь Оппий с остатком войска пробирался в Лаодикею на реке Лик и обратился к процветающему городу Афродисий, прося подкреплений. В 1982 г. археологи обнаружили две надписи, которые говорили о том, что помощь Оппий получил. Между гем Митридат провел свои победоносные армии через Фригию, уничтожив римскую власть в провинции Азия[250].
Рис. 7.3. Пленный римский полководец (справа), вынужденный прислуживать Митридату (слева). Faits ct dits memorables, Frangais 289, folio 482, Biblioth6que National de France
Когда Митридат обратил в бегство римскую коалицию, его с ликованием приветствовали в Вифинии, Галатии, Каппадокии и Фригии. По пути он конфисковал огромное количество золота и серебра, которое собирали бывшие монархи, и завладел множеством военного снаряжения. Места, где располагались эти сокровища, Митридат мог заметить в начале своего царствования. Приказав полководцам закрепить за собой юго-запад Малой Азии, сам Митридат повел наступление через Фригию; ряды его войск росли: к нему присоединялись его сторонники по мере того, как город за городом клялся в верности царю-спасителю. Его приветствовали, как освободителя, в той самой стране, которая стала очагом восстания «граждан солнца» Аристоника в 133–129 гг. до н. э. Всегда помня о значимых исторических событиях, Митридат свернул с пути, чтобы поставить палатку рядом со старым постоялым двором, где некогда жил Александр Великий, – место, которое он уже посещал во время одного из своих «разведывательных» путешествий[251]. Добытые раньше сведения теперь оказались бесценными.
Поскольку Лаодикея на Лике была занята Оппием и его людьми (эта местность славилась своими черными овцами) и она стала первым городом, который сопротивлялся Митридату, царь окружил Лаодикею и послал вестника. «Жители Лаодикеи, – провозгласил герольд, – царь Митридат обещает, что никто из вас не пострадает, если вы выдадите римского полководца Оппия!»
Лаодикейцы позволили воинам Оппия уйти; многие присоединились к Митридату. Затем под улюлюканье толпы лаодикейцы вытолкнули ликторов (личную охрану) Оппия, одетых в красные туники и со знаменами своих легионов из городских ворот, а затем – и самого Оппия. Оппию пришлось провести следующие несколько лет в качестве «любимого» пленника в свите Митридата. Царь не причинил Оппию никакого вреда, но ему нравилось показывать «ручного» римского полководца во всех городах, которые он посещал[252].
Новый мировой порядок
Афродисий присоединился к Митридату. В надписи описано, как город раньше посылал послов в Рим, моля перед сенатом от имени всех греческих городов Малой Азии освободить жителей от жадных сборщиков налогов[253]. Оставались отдельные очаги сопротивления, прежде всего в Ликии, которая была союзницей Родоса: Патара, Тельмесс, Аполлонида, Термесс, Стратоникея, Магнезия на Меандре и Табы все еще держались. Митридат послал войска, чтобы осаждать их, под командованием Пелопида, посланника, который до войны спорил с Акнилием и римскими полководцами. Другие города – Траллы, Пергам, Адрамиттий, Кавн, Книд, Митилены, Милет, Эритры, Смирна, Иас, Керам, Магнезия близ Сипила, Ариканда, Эфес н острова Кос, Лесбос, Самос и Хиос – все охотно перешли на сторону Митридата. Родос теперь оставался для Кассия и Аквилия единственной надеждой.
Когда новости о великих победах Митридата дошли до римского флота, который блокировал вход в Черное море, греческие моряки испустили крики радости. Они захватили корабли для Митридата, который теперь контролировал все Черное и Эгейское моря. Митридат устроил свой Генеральный штаб в великолепном дворце царя Аттала III на укрепленном акрополе Пергама, бывшей столицы римской провинции Азия. Во дворце все, что оставалось на тот момент от старых ботанических садов Аттала, и его токсикологические заметки и образцы, конечно, должны были очень интересовать Митридата и его медицинскую команду. Царь назвал именем своего друга детства Дорилая город во Фригии – Дорилайон. Митридат начал чеканить прекрасные серебряные тетрадрахмы со своим портретом в Пергаме, и город Смирна также выпускал бронзовые монеты с его изображением. Другие города, в том числе Эфес, Милет, Траллы и Эритры, выпустили новые золотые статеры, чтобы провозгласить во всеуслышание свою независимость от Рима[254].
Услышав о его победе, отчаявшиеся италийские мятежники, сражавшиеся за свою жизнь в Италии, послали послов к Митридату. Предводитель марсов, Силон, умолял Митридата объединить силы. В ответ на просьбы послать армию в Италию, чтобы помочь победить римлян, Митридат «обещал, что поведет свои армии в Италию после того, как подчинит Азию». Археологи обнаружили «спецвыпуски» золотых и серебряных монет того времени с изображением Диониса (бога освобождения) и девизами Митридата, выбитые в память о связи между Митридатом и мятежниками в Италии[255].
Первыми действиями Митридата в роли спасителя Анатолии были социальные реформы, нацеленные на то, чтобы возместить местным жителям ущерб, нанесенный римлянами и их сторонниками, на который они жаловались. В ходе того, что историк Луис Баллестерос Пастор назвал «Митридатовой революцией», Митридат отменил общественные и частные долги, отменил займы, которые люди были должны кредиторам из Рима и Италии, получив таким образом поддержку средних и низших классов. Митридат также даровал всем освобождение от налогов на пять лет, что было на руку богачам. Эти радикальные действия подчеркивают, что сам Митридат был очень богат и теперь стал еще богаче благодаря недавно конфискованным сокровищам. Но можно сказать и что «новый порядок» Митридата породил гибридное государство – доброжелательную монархию с персидским уклоном, просвещенную благодаря греческим демократическим традициям: она была реальной альтернативой римской администрации, которая угнетала провинции в эпоху поздней республики. Олигархические власти, контролировавшиеся римскими консулами, в Анатолии были уничтожены, а в следующем году Митридат смог приказать своим городам даровать людям широкие права гражданства, а также гражданские права[256].
Просчитывая свои действия на несколько ходов вперед, Митридат, наверное, думал, как можно поступить с множеством римлян, которые все еще оставались жить в Анатолии. Рисковать он не мог: нельзя было допустить появления римского движения сопротивления, которому помогали бы местные союзники римлян – такие, как Херемон. Если он сможет завоевать Эгеиду и Грецию, то Рим будет вынужден уйти из Восточного Средиземноморья. Адриатическое море тогда станет новой границей между Востоком и Западом, между владениями Митридата и Римом. Если война продолжится, то континентальная Греция должна снова стать традиционным полем боя, где восточные державы сталкивались с западными. Митридат послал в Афины послов, дабы передать хорошие новости и дать им знать, что он собирается освободить Грецию[257].
Может быть, именно в это время Митридат преподнес в подарок свои великолепные доспехи городам Немея и Дельфы в Греции. Если верить древним авторам, по его шлемам, нагрудникам, поножам и оружию можно было представить себе, каким великаном в жизни был Митридат. Доспехи, сверкавшие драгоценными металлами и камнями, были впечатляющих размеров – может быть, их нарочно сделали слишком большими. Митридат, наверное, восхищался огромными доспехами мифических героев Троянской войны, выставленными напоказ в Трое, и, конечно, знал знаменитую историю с психологическими боевыми приемами, которые применял в Индии Александр Македонский. Александр приказал своим кузнецам скопать несколько гигантских доспехов и предметов вооружения, которые он – вместе с гигантской конской сбруей – оставил а лагере, чтобы напугать войска индийцев и заставить их покориться[258].
Историки – как древние, так и современные – дивились необыкновенным успехам Митридата в Первой Митридатовой войне. Меньше чем за год из мелкого царька богатого маленького царства на Черном море он превратился в одного из самых могущественных правителей Древнего мира. В 89 г. до н. э. Митридат произнес публичную речь, где перечислил свои впечатляющие победы, осудил римлян и призывал своих соратников продолжать борьбу. Пелопид, Ксенокл, Метродор – ненавистник римлян и другие государственные мужи-философы, видимо, помогли Митридату приготовить текст выступления. Одетый в свое самое прекрасное персидское платье и штаны, унизав пальцы агатовыми кольцами (считалось, что они делают речь оратора убедительной), Митридат, наверное, произнес свою речь в большом театре в Пергаме. Амфитеатры часто использовали для политических собраний; в Пергамском театре могло поместиться 10 тысяч человек.
Древние историки сохранили эту речь. Наверное, множество различных версий этого очень важного устного выступления, содержавшего и официальную формулировку государственной политики, и объявление войны, передавалось как устно, так и письменно как среди врагов Митридата, так и его друзей. Митридат был настоящим гуру пиара, и он, конечно, разослал копии речи своим союзникам. Отклоняясь от своей обычной краткости, историк Юстин пишет: «Я считаю, что должен включить эту речь полностью в мою сокращенную версию истории Трога так, как она была написана изначально». Юстин отыскал полную копию речи, которую считал оригинальной и дословной. Современные историки указывают на то, что они считают преувеличениями и пропагандистскими искажениями, а также риторическими эффектами, но и это также может подтверждать, что версия Юстина частично отражает подлинную речь Митридата. Есть очевидные признаки позднейших добавлений от враждебно настроенных к Митридату авторов: например, кажется маловероятным, что Митридат стал бы публично хвалиться, что убил Сократа Благого, царя Вифинии и своего племянника, царя Каппадокии Ариата.
Вне зависимости оттого, являлась ли версия, опубликованная Юстином, дословной записью речи, произнесенной Митридатом в тот самый день в Пергаме, она является точным изложением программы Митридата, его зарубежной политики и оснований, которые были у него для войны с Римом. Она дает самый лучший взгляд, какой только может быть, на то, как Митридат изображал сам себя – как наследника и объединителя греческой и персидской культуры (идеальная альтернатива Риму), и она объясняет, почему его фигура была такой убедительной и привлекательной для стольких разных групп людей вне Рима[259].
Объявление войны
Речь Митридата была достаточно длинной. Вот ее основная суть, где пересказ сочетается с прямыми цитатами из версии Юстина.
«Было бы желательно, – начал Митридат, – обсудить, должно ли с римлянами воевать или жить в мире с ними. Но ведь в том, что следует сопротивляться нападающим, не сомневаются и те, кто не надеется на победу. Дело сейчас не в том, можно ли оставаться в бездействии, – уже произошло сражение; надо подумать, какими способами вести войну и на что можно надеяться.
Я уверен в победе. Что римлян победить можно, вам ясно не меньше, чем мне. Разбили же уже Аквилия в Вифинии, а Мальтина в Каппадокии. Римляне не непобедимы: самниты в Италии разбили римские армии. Римляне были в трех битвах разбиты Пирром, царем Эпира. Ганнибал шестнадцать лет пробыл в Италии как победитель, а если он не захватил саму столицу, так это не потому, что римское войско ему помешало, а вследствие происков его врагов и завистников на родине. В Анатолии римляне внушили себе глубокую ненависть из-за хищности проконсулов, поборов откупщиков, злоупотреблений в судах. С тех пор как основан Рим, италийские племена упорно боролись за свою свободу. Галлы, которые славятся своим мужеством и отвагой, вторглись в Италию и овладели многими крупнейшими городами. Сейчас, подобно урагану, кимвры из Германии наводнили Италию, несметные тысячи диких и жестоких людей».
Митридат располагал впечатляющими «разведданными»: его шпионы и друзья в Италии и провинциях очень хорошо его информировали. В следующей части своей речи царь рассказал о том, что узнал о борьбе Рима с италийскими племенами и грядущей гражданской войне[260].
«И сейчас, в настоящее время, вся Италия охвачена восстанием, идет Марсийская война, италики требуют уже не свободы, но участия в управлении государством. Но не менее, чем от этой войны, происходящей в Италии, римляне страдают от внутренней борьбы, борьбы между разными партиями из влиятельнейших лиц в государстве, и эта назревающая война гораздо опаснее италийской.
Даже если римляне могут выдержать войну с каждым из этих племен в отдельности, то, когда поднимутся все, они будут уничтожены. Откуда же (спрашивал Митридат) у римлян будет время для войны с ним? Все равно придется сразиться с римлянами рано или поздно. Нужно воспользоваться удобным моментом и быстро собрать силы. Римляне сейчас в трудном положении – как раз самое время!»
