Текст книги "Вечный человек"
Автор книги: Абдурахман Абсалямов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
Кто кого?
Лишение пищи на целые сутки людей, у которых и без того душа еле держалась в теле, было крайней жестокостью. Администрация лагеря прекрасно знала об этом. Уборщики трупов готовились на завтра к нелегкой работе. Но душегубы не учли одного: они обрекли на голодовку и смерть один барак, но тысячи узников из других бараков протянули руку помощи бедствующим чехам. Если народ сложится по зернышку – будет ворох.
Эсэсовцы проверили, чтобы со склада не было отпущено ни грамма продуктов для чехов. Чешские дневальные в тот день не показывались на кухне. Но русские заключенные из тридцатого, двадцать пятого и сорок четвертого блоков первыми вынесли решение: поделиться с чехами своим дневным пайком. Не остались безучастными и другие блоки. Когда наступил час обеда, из многих бараков, один по одному, незаметно потянулись люди с термосами, котелками, консервными банками. Люди несли пищу голодным. Скудную, невкусную, но все же пищу, – другой ведь не было. Чехи-заключенные еще с вечера упали было духом. Но теперь глаза их засияли радостью, наполнились слезами. Они кинулись пожимать руки друзьям. Они благодарили и клялись, что никогда не забудут этой помощи в трудную минуту.
Назимов, пряча под курткой термос, тоже незаметно свернул к чехам. Еще в дверях он услышал голос своего земляка – бравого Сабира.
– Подходите, друзья, смелее, не стесняйтесь! – приговаривал он, разливая горячую похлебку. – У нас в Татарии говорят: если угощают от души, и вода покажется лакомством. Нынче «диетический» обед; сквозь похлебку не только Веймар, даже Берлин можно разглядеть. Не обессудьте, потчуем от чистого сердца. Зато хлеб – что надо: челюсть можно свернуть. Угощайтесь на здоровье! Подходите же, не стесняйтесь. Эй, дядя, давай живее! – обратился он к пожилому чеху, который с жестяной банкой в руках нерешительно топтался в стороне. – Не беспокойся, мой термос, как волшебный горшок, бездонный, похлебка в нем никогда не кончится. – И он наполнил банку старика мутной теплой болтушкой.
Назимов передал Сабиру свой термос, выложил на стол кусочки хлеба.
Но вот термосы опорожнились, надо уступить место посланцам других бараков. Назимов вышел наружу вместе с Сабиром.
– Как живешь, земляк? Как дела?
– Дела ничего, Баки абы. Видишь, укрепляем интернациональную дружбу. Наш колхоз называется «Интернационал», а смысл слова этого я тогда не очень-то понимал. Вот теперь понял. Хорошее, оказывается, слово!
– Жизнь все растолковывает, Сабир.
– У нас в бараке тоже так думают. Иначе разве оторвали бы кусок от собственного рта. Вот я, к примеру, разливаю другим еду, а у самого в брюхе собаки ворчат, – и он с грустью тряхнул пустым термосом. Потом зашагал быстрее.
– Куда ты так торопишься, Сабир?
– Работы много, а времени не густо, – улыбнулся парень. – Собаку надо подковать.
Назимов невольно рассмеялся:
– Шутник ты, Сабир! Рядом с тобой не заскучаешь.
Похвала приятно щекотала Сабира, он даже за» важничал:
– Стараемся по мере сил. Не даем скучать людям… – И без всякой связи с прежним разговором вдруг спросил: – Баки абы, вы любите бокс?
Перед тем как ответить, Назимов потер щеку: ему все еще помнилось, как в тот незадачливый вечер «зеленый» едва не своротил ему скулу.
– У себя в деревне, Сабир, я слыл неплохим драчуном. Ну а здесь, сам понимаешь: иной раз ветром шатает.
– Если сами не деретесь, так приходите посмотреть, – пригласил неунывающий Сабир.
– Посмотреть?
– Ага! Мы готовимся к матчу по боксу с «зелеными».
– Ты опять шутишь, Сабир? – недоверчиво взглянул Назимов на парня. – Я ничего не слышал об этом матче.
– Откуда же вы услышите, коли мы секретно готовимся, – шепотом сообщил Сабир. – Против знаменитого чемпиона «зеленых» мы выставляем одного русского парня. Готовимся вовсю. Дополнительно подкармливаем своего боксера, чтобы сил набрался…
И Сабир рассказал подробности этой истории.
Среди «зеленых» всегда было много мастеров кулачной расправы, знающих боксерские приемы. Им ничего не стоило одним ударом сбить с ног человека. Эсэсовцы часто привлекали таких субъектов к избиению заключенных. Стараясь еще лучше «профессионализироваться», уголовники время от времени проводили между собой боксерские состязания. Ведь многие из них были внутрилагерными «начальниками» – фюрарбайтерами, штубендинстами, капо, старостами, – умение боксировать всегда могло пригодиться им, – чтобы держать в повиновении заключенных. Чем больше и беспощаднее избивали они беззащитных лагерников, тем большим расположением пользовались у эсэсовцев и у самого коменданта. Кичась своей силой и жестокостью, «зеленые» держали в страхе весь лагерь. Особенно свирепо расправлялись они с политическими. «Русский политический центр» решил положить конец этому террору. Участники организации начали разыскивать среди заключенных бывших боксеров. Наконец разыскали лейтенанта Андрея Борзенкова. Это был среднего роста, коренастый, широкоплечий паренек лет двадцати двух. До войны он выступал на рингах среднеазиатских республик.
Человек, которому «Политический центр» поручил переговорить с Андреем, не стал терять времени на предисловия.
– Ходит слух, что ты был боксером. Это верно?
– Может, и был, да какой из этого толк, – нехотя ответил Борзенков. – Теперь меня и ребенок побьет.
– Ну, это еще надо проверить. Вот что: ты должен отдубасить атамана «зеленых» – Жорку!
Андрей представил себе мордастого Жорку, бандита-рецидивиста. Перед самой войной он сидел в одесской тюрьме. Фашистские оккупанты взяли его под свое покровительство и специально держали в Бухенвальде для устрашения политических.
Андрей, выслушав предложение подпольщика, разозлился.
– Ты что же, подбиваешь меня устроить цирк для «зеленых»? Спасибо, найди для этого другого дурака! – отрезал он, намереваясь уйти.
Но странный человек – низенький, хромой, большеголовый – оказался привязчивым.
– Да ты постой, – удержал он Борзенкова. – Дураки тут вовсе не нужны. Дело очень серьезное, Андрей. Что ж ты, неужели не видишь, как «зеленые» издеваются над нами, политическими? Разве не слышал, как они орут: «Эй, красные, коммунисты, выходите драться! Хотите, ребра поломаем вам!?»
– Я не глухой, – нахмурился Андрей.
– Так вот, уголовники думают, что среди русских офицеров и солдат не найдется человека, который осмелился бы против них выйти, чтобы поддержать честь патриотов. Бандиты кичатся, считают себя непобедимыми. Неужели мы должны терпеть это? Неужели не собьем с них спесь?..
Андрей промолчал. Но в этом молчании чувствовалось согласие.
Подпольная организация приняла меры, и врачи на время освободили «заболевшего» Андрея от работы. Ему стали давать больше пищи. Сильный, молодой организм боксера заметно окреп. Потом к нему прикрепили тренера, голландца Гарри – своего человека для подпольщиков. Андрей и Гарри быстро подружились, начали тренироваться. Приходилось соблюдать величайшую осторожность: если бы гитлеровцы узнали, что «больной» Андрей занимается боксом, его подвергли бы страшному наказанию как саботажника. Да и вообще лучше было держаться подальше от людских глаз.
В один из дней Гарри привел Андрея к «зеленым», в двенадцатый барак, для «знакомства». По-видимому, Гарри знали там: стоило им показаться в бараке, целая орава «зеленых» сразу же окружила его:
– Ого, Гарри, притопал! А что это за доходяга с тобой?
Когда Гарри объяснил, зачем они пришли, все принялись разглядывать Андрея – будущего соперника Жоржа; даже уголовники, жарившие мясо на железной печурке, и те оторвались от своего дела. Надо сказать, что еды у «зеленых» всегда было вдоволь, они обворовывали не только заключенных, но и эсэсовцев, – однажды стянули из склада целую свиную тушу.
Андрей сейчас и не думал о боксе. Он не мог оторвать глаз от печки, где на сковородке шипело мясо, распространяя запах, от которого у Борзенкова кружилась голова. Хотя заключенные и подкармливали Андрея, но мяса ему все же почти не перепадало.
– Что-о, этот заморыш желает биться со мной? – захохотал рыжий детина с приплюснутым носом. Это и был знаменитый Жорж. – Здорово, малышка! – он щелкнул Андрея по лбу.
Борзенков от неожиданности попятился и споткнулся. Грянул хохот.
Жорж откуда-то принес перчатки, одну пару бросил под ноги Андрею:
– Надевай, миляга, я сейчас отправлю тебя на тот свет!
Перчатки поднял Гарри.
– Нет, сейчас не стоит затевать настоящую драку. Если уж матч, так пусть будет настоящий. Перед публикой.
– Ты хочешь, чтобы твой доходяга при народе отдал богу душу? – опять захохотал Жорж. – Ну что ж, я не против. Когда?
– В воскресенье вечером. А сейчас… – Гарри начал натягивать перчатки. – Давай, пожалуй, разомнемся.
У Жоржа сверкнули зеленым огоньком кошачьи глаза.
– Ха! Ребра зачесались?..
После первого же раунда Гарри отказался от дальнейшего боя.
– Хватит, – улыбнулся он. – Иначе меня на носилках вынесут отсюда. Я предпочитаю вернуться на своих двоих. Ауфвидерзейн, ребята! Значит, в воскресенье вечером.
«Зеленые» ответили насмешливыми возгласами. Жорж снисходительно обратился к Андрею:
– Ну, мальчик, видел, как я бью? – Одержав верх над Гарри, Жорж пришел в благодушное настроение. Он хлопнул Андрея по плечу: – Небось, душа в пятки ушла? Так, что ли?
– Я буду драться с тобой, – упрямо и зло проговорил Андрей.
– Ах вон как! – Встретившись с ненавидящим взглядом Андрея, Жорж насупился. Но тут же заставил себя усмехнуться: – Ты храбрый мальчик. Я не стану дубасить тебя во всю силу. Ударю разок-другой, и всё. Ты за сколько нанялся развлекать публику? За пару картофелин?
По воскресеньям работы в лагере кончались раньше, и блокфюреры иногда разрешали заключенным устраивать увеселительные зрелища. Этим и воспользовались организаторы матча. В назначенный день и час на площадке между бараками собралась огромная толпа лагерников. С одной стороны стояли «зеленые», с другой – «красные». Уголовники галдели, ржали, издеваясь над изможденными политическими. «Эй вы, краснопузые, носилки не забыли для своего парня?» – «Договорились в крематории, чтобы его без очереди сунули в печь?» – «Этот скелет и без драки чуть на ногах держится!»
«Красные» стояли молча, внешне спокойные, лишь глаза у многих горели ненавистью. Им вряд ли приходится рассчитывать на победу своего боксера. Силы явно неравные: упитанный тяжеловес Жорж и невысокий, еще не вошедший в настоящую форму Андрей – средний вес. Правда, на стороне Борзенкова молодость, более профессиональные навыки. И все же он может выдохнуться скорее. Его кулаки не сравнить с кувалдами Жоржа. Впрочем, бой предстоял необычный. За каждым из боксеров стояла своя партия. Надо ли говорить, что подавляющее большинство лагерников сочувствовало Андрею. На стороне Жоржа были только отпетые негодяи: уголовники да всякая продажная шваль. Были, конечно, и такие, кто пришел смотреть на бой из пустого любопытства.
В тот раз, когда Жорж дрался с Гарри в бараке «зеленых», Андрей подсмотрел некоторые приемы своего противника. Но он хорошо понимал, что бандюга не так прост, – он, конечно, не открыл тогда всех своих секретов. В начале боя важно было выявить, на каких дистанциях – на ближних или дальних – лучше дерется Жорж, и действовать исходя из этого.
Натягивая перчатки, Андрей характерным своим мрачноватым взглядом испытующе разглядывал Жоржа. Тот держался беспечно, уверенный в своей победе. Впрочем, и это могло быть хитростью с его стороны.
Андрей с трудом сдерживал волнение. Можно было бы рассуждать просто: если устроено состязание, кто-то должен победить. Но ведь сейчас начнется не обычный спортивный матч. Если Жорж выиграет, издевательства уголовников над политическими еще проболев усилятся. Нет, Андрей не имеет права игрывать. И это усиливало его волнение.
Невольно Андрею вспомнился ярко освещенный ташкентский ринг, обнесенный белыми канатами, шумные, дружественно настроенные зрители. Здесь нет ни светлого зала, ни ринга, ни канатов: лагерные бараки, чужое хмурое небо над головой, свирепые физиономии уголовников. Но у Андрея много друзей… За их честь он и должен постоять.
– Противник выше тебя, и руки у него длиннее, – шептал напоследок Гарри. – Значит, он постарается не подпускать тебя на близкие дистанции, будет бить издали. А ты должен перехитрить его, навязывай ближний бой…
«Да, да, драться на коротких дистанциях», – твердил Андрей про себя.
Жорж почти дружелюбно подмигнул Андрею и смачно сплюнул.
Борзенков нервно постукивал перчаткой о перчатку.
Кто-то ударил палкой о старое ведро. Гонг! В последнее мгновенье Андрей услышал голоса друзей:
– Андрюша, не подведи!
Потом все исчезло, остался только противник, который шел на него словно огромный медведь. Борзенков уже не расслышал последних слов своего тренера: «Не забывай про уклоны…»
Прижав подбородок к груди и прикрывая лицо левым плечом, Андрей шагнул вперед. Жорж, зная свое превосходство, держался по-прежнему беззаботно. Зрители затаили дыхание. Но тишина длилась недолго. Уже через минуту никто не мог спокойно стоять на месте.
Жорж в самом начале нанес серию сильных ударов. «Зеленые» заорали:
– Доконай его! Рви! В лепешку. Ха-ха! Дохнет, дохнет доходяга!
Андрей не мог собрать себя. Он видел, что противник совершенно не заботится о защите. Сейчас самый выгодный момент для перехода в бурное наступление. Но волнение отняло у него волю. Андрей только защищался и хотел одного: скорее бы окончился раунд.
Выстоять, выдержать. А там он возьмет себя в руки и поведет бой по-настоящему. Но минуты тянутся медленно, противник наносит удары справа и слева.
– Андрей, ну чего ты?!
– Атакуй его! – нетерпеливо шумели «красные» под злорадный хохот «зеленых».
Спокойствие пришло к Андрею как-то неожиданно, прежние навыки вернулись. Он вдруг почувствовал себя уверенно и весь подобрался, напружинился, не спуская зоркого взгляда с противника.
В тот момент, когда все ждали от Жоржа сокрушительного, может быть решающего, удара, Андрей, сделав ложный выпад, как бы собираясь ударить Жоржа левой рукой по виску, вдруг с правой молниеносно нанес сильный удар в грудь. Это было так неожиданно, что «зеленый» едва устоял на ногах. В рядах «красных» грянули одобрительные возгласы:
– Хорошо, Андрюша! Молодец! Жми дальше! Первый раунд окончился вничью. Жорж уже не ухмылялся и не сплевывал. Он понял, что беспечность может погубить его. Этот мрачный парень, прыгающий перед ним точно бес, полон какой-то непонятной силы, может быть не столько уж сокрушительной, сколько загадочной. Надо будет держать ухо востро и во втором раунде драться в полную силу.
Однако Андрей начал второй раунд более уверенно. Ободряющие выкрики друзей и подсказка тренера пробудили в нем «профессиональное самочувствие. Мускулы налились новой силой, ноги ступали крепче. Да, Противник опасен. Удар его сокрушителен. Но он же невежда в боксе, его хитрость примитивна.
Андрей задорными выпадами и наскоками дразнил Жоржа. Тот, не сдерживая бешенства, наступал, пытался нанести противнику прямой удар в лицо. При очередной его опрометчивой попытке Андрей ловко уклонился, и Жорж, «пролетев мимо, наскочил на зрителей. Он несколько раз повторил выпад, но Андрея всегда спасали мгновенные уклоны. Жорж заметно выдыхался. Его «болельщики» мрачнели все больше.
– Андрей, давай! Не теряй времени! – крикнула со стороны «красных».
Борзенков и сам видел, что противник устал. И он перешел в бурное наступление. Удары – ложные и настоящие – следовали один за другим. Вот очередной его выпад заставил Жоржа опустить руки для защиты живота. Именно в это мгновение Андрей и ударил его справа в висок, вложив в этот удар и всю свою силу и весь накопившийся гнев.
У Жоржа подогнулись колени, он стал оседать, потом рухнул на землю.
Андрей, тяжело дыша, ждал, когда противник поднимется. Он не слышал ни того, как судья отсчитывал секунды, ни восторженных криков друзей, ни злобной ругани «зеленых».
«Ну, вставай же, подлый фашист! Вставай, продажная тварь!» – твердил он про себя.
Жорж не встал. При общем шуме судья поднял руку Андрея. «Зеленые» угрожающе придвинулись к «рингу», намереваясь расправиться с победителем.
Но подпольщики предусмотрели эту возможность и заранее выделили верных людей для охраны Андрея. Цепь решительных парней со сжатыми кулаками заслоняла Андрея. Уголовники были вынуждены с позором отступить. Они еще не переставали угрожающе выкрикивать:
– Все равно выпустим ему кишки!
– Всех вас покалечим!
Но это была уже ярость бессилия.
Все понимали, что сегодня потерпел поражение не только Жорж, но и банда «зеленых». Отныне их господству в лагере пришел конец. Политические праздновали победу.
Заседание «Русского военно-политического центра»
Возвращаясь с матча, Толстый улучил минуту, сообщил Назимову время и место заседания «Политического центра». Мужественный бой Андрея с отъявленным уголовником и фашистом произвел на Баки огромное впечатление. Он выслушал и запомнил, что сказал ему Толстый, но мысли его я чувства были все еще на «ринге». Нужны только мужество, вера в свои силы. Что же, Баки постарается быть не хуже Андрея. Да, фашистов можно всюду основательно колотить.
Все же он сильно волновался. Это не было робостью. Нет, он не провалится перед руководителям» «Русского политического центра», на заседание которого его впервые позвали. Перед кем угодно, в любое время, даже разбуженный среди ночи, он сумеет доложить свой план организации массовой повстанческой армии. Его волнение было таким захватывающим, что и сказать нельзя. Тут было все: жажда настоящей борьбы с извергом человеческого рода, и гордое сознание, что ты находишься среди верных друзей, подлинных борцов, и окрыленность надеждой на свободу. Эти чувства переполняли сердце, заставляли мысль работать быстрее. «Ну, а если придется погибнуть? Что ж, даже в этих, казалось бы совсем безнадежных, условиях жизнь твоя не пропадет даром, будет отдана народу. Ты молодец, Баки, идешь правильным путем», – подбадривал он себя.
Назимов до сих пор не знал, кто является руководителем «Русского политического центра»: ему не говорили об этом, а сам он не спрашивал. Только сегодня Николай Толстый сказал с улыбкой:
– Я доложу о твоей готовности моему третьему тезке.
«Третьим тезкой» и был Николай Семенович Симагин – руководитель «Русского политического центра».
Назимов представлял его пожилым человеком – полковником или генералом. Ему почему-то казалось, что Симагин должен походить на волевого и смелого командира той самой дивизии, в которую входил полк Назимова.
Настал день заседания. Волнение Назимова достигло предела. Он несколько раз выбегал из мастерской на улицу, смотрел на часы, установленные на воротах лагеря. Кончив работу, сейчас же побежал к Задонову – посоветоваться, сказать, что очень волнуется.
Заседание должно было состояться после вечерней поверки во Внутреннем лагере, в седьмом бараке, где помещались только русские военнопленные.
С поверки Назимов вернулся усталый и продрогший. Еще раз взглянул на часы над воротами, предупредил старосту Отто, что должен отлучиться.
Прячась в тени бараков, чтобы не увидели часовые на вышках, Баки пробирался во Внутренний лагерь. Кругом пусто, ни души. Даже отзвука голоса нигде не слышно. Казалось, лагерь мертв.
У ворот Внутреннего лагеря его встретил Толстый. Дневальный, стоявший на посту, молча пропустил их.
Они вошли в небольшую комнату, освещенную электричеством. Стены оштукатурены и побелены. В комнате – две койки, стол, несколько стульев. На гвозде висит санитарная сумка.
Вокруг стола сидело пять человек. Ни одного из них Назимов не знал, – может, и встречал раньше в лагере, но лиц не запомнил. Толстый в первую очередь подвел его к мужчине чуть выше среднего роста, лет двадцати пяти, сухощавому, с тонким лицом, широким выпуклым лбом. На нем была старая, латанная-перелатанная, вылинявшая от бесконечных стирок красноармейская гимнастерка, на левой стороне виднелся лагерный номер и буквы «511». Взгляд серых глаз был смелым, прямым, но в сдержанной улыбке чувствовалась какая-то застенчивость.
– Николай Симагин, – негромко сказал он, пожимая руку Назимову.
«Так вот ты каков! – молнией мелькнуло в голове Назимова. – Наверное, бывший секретарь райкома комсомола. А я-то представлял тебя генералом…»
Слева от Симагина сидел человек, с виду неразговорчивый, замкнутый, в остром его взгляде и во всем облике чувствовалась скрытая сила и отвага. Он был в мундире австрийского солдата, но надпись на груди говорила, что он тоже советский военнопленный.
– Степан Бакланов, – представил его Симагин.
По летам Бикланов, пожалуй, был ровесником Симагину, но в плечах он шире и вообще выглядит солиднее. «Этот – офицер и, наверное, служил в армии разведчиком», – прикинул Назимов.
К остальным Назимов успел присмотреться бегло. Не нужно было особого труда, чтобы опознать в этих людях старших офицеров. Хотя лица у них были истощенные, с выступающими от худобы скулами, но взгляд оставался твердым, губы сжаты поволевому.
Не теряя времени, Симагин открыл совещание.
– Товарищи! – тепло и просто начал он. – Чувствуйте себя здесь спокойно, не опасайтесь никаких неожиданностей. Все меры безопасности приняты. Так, Степан?
– Да, – коротко ответил Бикланов. Симагин продолжал:
– Мы собрались сюда, чтобы обсудить очень важный, я бы сказал – первоочередной, неотложный вопрос. И все же, исходя из требований конспирации, мы вызвали не всех членов «Русского политического центра». Наши решения я доведу до каждого из них в отдельности. Потом вместе придем к общим выводам. У нас на повестке дня один вопрос: создание в Большом лагере подпольных воинских формирований из советских узников. Как известно, малочисленные боевые группы мы начали создавать давно. Сейчас речь идет об их доукомплектовании, возможно – о создании боевых соединений. По этому вопросу слово предоставляется подполковнику Баки Назимову. Пожалуйста, товарищ Назимов.
Назимов, точь-в-точь как когда-то на штабных заседаниях, легким движением поднялся с места, выпрямился, руки сами собой потянулись к талии, чтобы подправить ремень, которого сейчас не было, чтобы одернуть гимнастерку. Он сделал это машинально, по привычке, сложившейся за долгие годы службы в армии. Не нащупав ремня, он как-то сразу почувствовал себя неловко. Все, конечно, заметили это, но никто даже не улыбнулся: каждый из них, должно быть, с тоской подумал о широком офицерском ремне с большой звездой на пряжке, который так удобно в былые времена обтягивал талию, придавал всей фигуре собранность.
Взгляд Назимова вдруг посуровел. Узковатые от природы глаза еще более сузились и поблескивали из щелок; чуть рябоватое лицо порозовело от волнения.
Баки связно изложил центру свой план создания воинских частей подполья, ознакомил присутствующих с предложением Зубанова – Королева, а также рассказал об опыте немецких товарищей, организовавших немногочисленные, изолированные друг от друга боевые группы.
– В отличие от немцев-лагерников и заключенных других национальностей, – продолжал Назимов, – у нас, у русских, одно преимущество: почти все наши люди – военные. Нам легче, привычнее создавать воинские части с единым командованием и подчинением. Вот мы с Задоновым и предлагаем сформировать облегченные бригады армейского типа. Первичное звено в бригаде – это отделение бойцов. В целях конспирации условимся называть его группой «О». Она должна состоять всего лишь из четырех бойцов и командира. Вторая группа – «В» – включает в себя три таких отделения, соответствующее число командиров и одного взводного командира. Третья группа, скажем – «Р», формируется из трех взводов, соответствующего числа командиров плюс командир роты. Далее идет группа «Б», во главе которой стоит комбат. И на самом верху – три комбата и командир бригады. Каждая группа знает лишь своего командира и подчиняется только ему. Но сами командиры связаны между собою. Командир бригады назначается «Политическим центром» и ответствен непосредственно перед центром. Формирование подразделений, по нашему мнению, начинается сверху. Вначале кто-то из руководителей центра подбирает людей, способных стать во главе батальона. Затем каждому комбату приказывается подобрать по три ротных командира. И так – вплоть до отделений. Мы с Задоновым подсчитали: в Бухенвальде из русских заключенных можно сформировать примерно три бригады. Две – в бараках Большого лагеря и одну, резервную – на территории Малого лагеря. Имеется в виду также организация особого отряда, укомплектованного только из военнопленных Этот отряд составит резерв самого центра.
Назимов кончил. Ответил на ряд вопросов и сел, ожидая, что скажут ему. Не назовут ли его сумасшедшим. Ведь язык без костей – говорить можно, что угодно, а как на деле осуществить такой план? Но никто из выступавших не назвал план Назимова фантастическим. Наоборот, всем понравился размах организации, четкость ее структуры. В то же время опасность возбуждала в людях дерзость, стремление поскорее приняться за осуществление плана. Вариант Зубанова – Королева был единодушно отвергнут.
Симагин подвел итоги. И тут Назимов впервые убедился в том, что глава центра – человек большого масштаба, достаточно опытный руководитель. Казалось, он не сказал ничего особенного, но после его выступления вопрос окончательно прояснился, возросла уверенность в полной осуществимости плана.
– Предложение Назимова и Задонова, – говорил он, – соответствует целям, поставленным центром. Мы должны принять их схему за основу. Работу начнем с формирования, – он как-то очень мягко улыбнулся, – «Деревянной» бригады из числа людей, живущих в деревянных бараках Большого лагеря. Название «Деревянная» – не совсем удачное, но на обитателей этих бараков можно положиться в первую очередь. Вопрос о создании «Каменной» и резервной бригад рассмотрим позднее. Что касается особого отряда, то можно считать, что в основном он уже сложился. Командиром его, как вы знаете, является Степан Бикланов. О сроке. «Деревянная» бригада должна быть сформирована никак не позднее конца лета. События на фронтах развертываются с невероятно быстротой. Мы должны быть готовы ко всему. Есть поправка к плану Назимова: в целях большей компактности и конспиративности «Деревянную» бригаду создавать пока не из трех, а из двух батальонов. Опыт покажет, – возникнет ли необходимость в третьем батальоне. Вербовку людей начнем в тех бараках где находятся исключительно русские лагерники. Там – надежнее. Что еще?.. Да, тут было высказано пожелание, чтобы группы «О» состояли из трех, а не из пяти человек. По-моему, так будет лучше. Ведь нам нужно отобрать лишь таких, кто и перед лицом смерти останется верным своей клятве. К тому же трех человек всегда удобнее собрать, легче с ними переговорить. Заслуживает внимания и другое пожелание: формировать отделения, взводы и роты по флигельному и барачному принципу. Люди, живущие вместе, лучше знают друг друга, меньше останется возможностей проникновения провокаторов. Подбор старших командиров-комбатов и командиров рот – исключительно важное дело. Это дело мы доверим тем товарищам, которые уже владеют соответствующим опытом. Об оружии. По-моему, если строевики – давайте введем в обиход такой термин – будут заниматься своей прямой работой: формированием подразделений, их обучением, детализацией подготовки к восстанию, – то доставку оружия целесообразно возложить на других людей. У нас уже есть выделенные товарищи, они приступили к этой работе. Могу доложить: мы и сейчас не сидим сложа руки, кое-что успели сделать.
– А где находятся Зубанов и Королев? – спросил кто-то из присутствующих. – Надежные ли они люди? Каково их настроение?
– У нас нет оснований не доверять им, – ответил Симагин. – Но все же мы сочли целесообразным включить их в недавно отправленную этапную группу. Следовательно, в Бухенвальде их уже нет. По нашим точным сведениям, оба они вполне понимают степень своей ответственности и держатся правильно… Итоги. Как я уже говорил, окончательное решение будет принято после согласования со всеми членами «Политического центра». Тогда же будет решен и вопрос о командире бригады. Пока поручим товарищам Назимову и Задонову продолжить начатую ими работу. Пусть уточняют план.
Первым покинул комнату Бикланов. Затем по одному вышли и остальные. Симагин и Низамов уходили последними.
– Ну, желаю успехов! – руководитель центра крепко пожал руку Баки. – Подумаем, как бы избавить вас от этих проклятых значков, – он кивнул на черно-красно-желтые кружки на одежде Назимова. – Это мы сами сделаем. Иначе вы слишком подозрительны для эсэсовцев… Каковы у вас отношения с Отто и Бруно? – Хорошие.
– Верные люди. Коммунисты. Но впредь будьте осторожны. Заводите дружбу лишь с теми людьми, на которых мы будем указывать. Самостоятельных знакомств избегайте. Среди заключенных есть разные элементы.
Время уже позднее. Увидеть Задонова сейчас нет возможности. Но заснуть спокойно очень трудно. Назимов провел тревожную ночь. Во сне он видел фронтовые картины, потом штурмовал со своей бригадой колючую проволоку Бухенвальда…
А проснулся Баки с чувством светлым и радостным, словно уже обрел свободу. За завтраком его ожидала еще одна радость: на столе, рядом со своей пайкой хлеба он нашел записку и пакет с продуктами – галеты, орехи, несколько конфеток.
– Что это? – удивился Назимов. Развернул записку. В ней соседи по бараку, друзья – немцы, французы, поляки, чехи, голландцы, норвежцы, итальянцы, югославы – поздравляли его с днем рождения!
Назимов никак не ожидал такого внимания к себе. И где? В Бухенвальде!.. «Откуда они узнали, что сегодня день моего рождения? – недоумевал Баки. – Какое же сегодня число? Ба, десятое февраля! Значит, сегодня мне исполнилось тридцать четыре года!»
Потом он вспомнил: ведь барачный староста Отто неизменно записывает год, месяц и день рождения каждого обитателя барака.
С молчаливой растроганной улыбкой Баки оглядел своих друзей. Волнение сжало горло.
