Текст книги "Царь-дерево"
Автор книги: А Чэн
Соавторы: Цзян Цзылун,Ли Цуньбао,Шэнь Жун,Чжэн Ваньлун,Ван Аньи
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)
– Замолчи! – Лю Сыцзя вдруг нажал на тормоза и уронил голову на баранку, его плечи задрожали. Грузовик со скрежетом остановился. Цзе Цзин испугалась. Из того, что говорили другие, а еще больше из собственных наблюдений и догадок она вынесла впечатление, что Лю Сыцзя не так мрачен и замкнут, как кажется. Но сейчас она хотела всего лишь подразнить его, расшевелить и не ожидала, что попадет в точку.
– Сыцзя! – Впервые она назвала его просто по имени и тут же покраснела, даже сердце забилось. – Что с тобой?
Парень не ответил. Ему было неприятно, что Цзе Цзин так хорошо сумела понять его напускное спокойствие, презрение к миру и не относится к нему всерьез. Все его приятели и собутыльники преклонялись перед ним, но никто его не понимал. И он в душе презирал их, даже Е Фан, потому что у них не было идеалов, а с такими недалекими людьми трудно быть искренним. Конечно, Е Фан – красавица, известная на весь завод, но она примитивна, точно стакан воды или искусственный цветок, никакой притягательной силы. А сейчас рядом с ним сидит ничем вроде бы не примечательная девушка, которая знает его совсем недавно и с которой они постоянно конфликтуют, и вот она вдруг поняла его. Наверное, они могли бы стать настоящими друзьями, наслаждаться взаимным общением, однако гордость мешала ему пойти на это.
Подняв голову, Лю Сыцзя почувствовал, что стал совсем покладистым и вместе с тем внутренне сильным. Он не решался глядеть на Цзе Цзин, но испытывал к ней глубокое влечение, тоже хотел понять ее. Это влечение несло в себе угрозу его одиночеству и независимости, авторитету в глазах друзей. И он отчаянно сопротивлялся, даже говорил колкости и дерзости, чтобы скрыть свое душевное смятение. Видя, что с ним происходит, Цзе Цзин велела ему пересесть на ее место, а сама села за руль. Лю Сыцзя покорно подчинился. Машина снова тронулась. На губах девушки играла еле уловимая мечтательная улыбка. Цзе Цзин действительно уступала в эффектности Е Фан, ее красота была менее броской, но глубокой, питала воображение, точно стихотворение или картина. Машину она вела с упоением, восторгом. Сыцзя любовался ею и чувствовал, что его охватывает дрожь. Это чувство было так необычно, так сильно, что он не мог ему противостоять. Обычно холодный, заносчивый парень, который два года причинял Цзе только неприятности, сейчас ощущал, что любит ее, готов плакать перед ней, изливать ей все свои горести. В одной книге говорится, что даже самый высокомерный человек, влюбившись, способен спрятать свою гордость в карман, – это чистая правда.
Неужели он любит Цзе Цзин? Неужели на свете бывает такая неожиданная и удивительная любовь? Вот Е Фан действительно любит, стремится к нему, да и она ему нравится, но это совсем не то, что он сейчас испытывает к Цзе Цзин. А как она относится к нему? Он не мог угадать и не решался высказать ей все, что накопилось в душе, боясь вызвать ее усмешку.
В зеркале машины Цзе Цзин видела, что Лю Сыцзя продолжает мучиться, и она заговорила первая:
– Оба мы принадлежим к поколению, которое пережило небывалый душевный надлом и благодаря ему усвоило кое-какие жизненные истины. Мы хотим пойти по новому пути, восстановить веру в жизнь и в себя и не растерять эту веру, даже если кто-то задумает разубедить нас…
Она понимала, что он хотел сказать, но не могла позволить ему этого, так как знала, что гордые люди, получив отказ, переживают его слишком сильно. И ей удалось немного отвлечь его от опасных мыслей. Лю Сыцзя неожиданно произнес:
– А в чем твоя вера? В том, что, научившись водить машину, ты станешь настоящим руководителем автоколонны? Политический багаж у тебя большой, к нему добавится профессиональный, так и до директора завода дорастешь!
Лю Сыцзя сам удивился тому, что сказал. Ему хотелось говорить ей всякие хорошие слова, а вышло, что он опять задевает ее. Он ненавидел себя и в то же время не мог остановиться:
– Бессмысленно говорить о восстановлении веры, потому что не у всех светлые перспективы. Ты, можно сказать, звезда завода, перед тобой путь широкий, а передо мной? Когда я учился в школе, то на всех экзаменах был первым, так что я не глупее других. Но едва мы очнулись от кошмарного сна «культурной революции», как я увидел, что идти мне некуда. Наверх я не умею карабкаться, да и презираю это занятие. Сдавать экзамены в вуз уже поздно и готовиться некогда. Некоторые советуют мне поступить на вечернее отделение или самостоятельно изучать иностранный язык, но зачем мне это? Родители десять лет учили меня электротехнике; если бы я работал по этой линии, то наверняка имел бы не меньше пятого разряда, а меня направили в автоколонну. Моя трагедия в несоответствии запросов и действительности. Парень я заурядный, а быть заурядным не хочу…
Цзе Цзин понимала, что он говорит правду, однако не собиралась успокаивать его: такие люди больше нуждаются в подзадоривании, чем в сочувствии. И она все тем же ироническим тоном бросила:
– Не скромничай чересчур и не напрашивайся на комплименты. Ты вовсе не зауряден, ты заметная фигура на нашем заводе!
– Ты права, я действительно хотел подразнить начальство. Они же все время орут: «Работы мало, денег не хватает, премии выплачивать нечем!» Вот я и решил деньги загребать, а они пусть посмотрят, позлятся. Мы не бедны, а глупы, всюду у нас прорехи. Если б я был капиталистом, то через три года разбогател бы. Но меня, к сожалению, не интересуют ни посты, ни богатство, я хочу быть просто нормальным человеком. Это мое преимущество, потому что нам живется вольготнее, чем вам с должностями!
– У тебя тоже есть должность, и не маленькая. Можешь гордиться, тебя в автоколонне уважают больше, чем меня, а мне остается только завидовать тебе. Ты действительно сильнее и как организатор, и в профессиональном отношении. И не только меня ты значительнее, но и некоторых других, облеченных постами. Так что насчет твоих преимуществ все правда…
На этот раз Цзе Цзин говорила вполне серьезно, без тени иронии, однако Лю Сыцзя будто сидел на иголках. Девушка посмотрела вперед и продолжала:
– Но не надо распускаться и позволять, чтобы твоя индивидуальность подчинила себе разум. Злость, как известно, губит человека, на этой мине можно и самому подорваться. Когда человек односторонен, он лишается трезвости суждений. Наши с тобой сверстники часто ранят людей словами и считают это вполне естественным, даже хорошим тоном. Чтобы подчеркнуть свое отличие от других, они высмеивают и те вещи, которых не понимают, вышучивают всех и вся. Это глупо и жалко. Ведь они унижают не тех людей, которых осмеивают, а самих себя, пытаясь презрением к миру прикрыть свое скудоумие и пустоту.
Цзе Цзин уже нащупала главный нерв Лю Сыцзя – любовь к трудностям при всей его внешней склонности к легкой жизни – и продолжала давить на него, чувствуя, что такой человек ощутит облегчение только тогда, когда выступит кровь. Лю Сыцзя глубоко страдал от ее проповеди, по его спине бежал холодок. Он благословлял себя за то, что не признался девушке в любви. Ведь в ее глазах он всего лишь неглубокий, падкий на удовольствия малый, почти ничем не отличающийся от Хэ Шуня. Цзе Цзин отплатила ему за все унижения, которые испытала за эти два года, она наконец отомстила, жестоко, чисто по-женски и в то же время не употребив ни одного грубого или бранного слова. Да, она дьявольски умна и трезва, ей чужды обычные чувства, сегодня она просто играла им. Общение с таким человеком никогда не доведет до добра. Он уже хотел отнять у нее руль и согнать эту самодовольную девицу с машины, как вдруг коснулся ее руки и замер, будто от удара электрическим током. Потом покраснел, отдернул руку и отвернулся. Девушка, не глядя на него, крепко держала баранку. Бензохранилище было уже недалеко, навстречу им все время попадались машины с горючим. Внезапно из ворот бензохранилища выскочили всполошенные люди, они махали руками и кричали:
– Стойте, остановитесь!
Цзе Цзин резко затормозила. Лю Сыцзя открыл дверцу:
– Что случилось?
– На территории бензохранилища пожар!
Цзе Цзин и Лю Сыцзя выскочили из машины и вбежали в ворота.
9
Во дворе бензохранилища клубился черный дым, горел грузовик, на котором стояло десять с лишним бочек горючего. Бензохранилище было целиком автоматизировано, поэтому работало здесь всего несколько женщин, страшно испугавшихся пожара и не сумевших даже включить пожарный шланг. Некоторые из них плескали на горящие бочки водой, но огонь только усиливался. Он уже перешел на кузов и грозил вот-вот перекинуться на здание бензохранилища. Рядом за невысоким забором шло строительство; там лежали доски, баллоны с кислородом и ацетиленом, несколько десятков бензопроводов, неподалеку стояло девять цистерн с горючим. Если все это вспыхнет, то начнутся взрывы, и дома, магазины, лавки вокруг, включая находящихся там людей, превратятся в море огня. Люди в страхе бежали к воротам, молили о помощи…
– Товарищи, без паники! – закричала Цзе Цзин. – Лучше тушите огонь.
– Поздно, не успеть, надо отвести горящий грузовик! – возразил Лю Сыцзя.
Но кто это сделает? На кабине уже лопалась от огня краска, языки пламени подбирались к мотору. Если бочки взорвутся, грузовик взлетит на воздух и от водителя останется только кровавое месиво или кучка пепла.
– Чья это машина? – выкрикнул Лю Сыцзя.
– Моя! – дрожащим голосом откликнулся человек средних лет с простоватым лицом, искаженным от страха.
Лю Сыцзя презрительно усмехнулся и вдруг дал ему пощечину. Она оказалась такой сильной, что шофер свалился на землю. Никто даже не взглянул на него, все смотрели на Лю Сыцзя, готового броситься к горящему грузовику.
– Ты что? – схватил его за руку Хэ Шунь. – Это не игрушки, да и не наше дело! Пусть сами расхлебывают.
Сыцзя остановился. Действительно, ведь не они заварили эту кашу! Пусть Цзе Цзин решает, что делать, она заместительница начальника, коммунистка, на язык остра, вот и подождем ее распоряжений. Но девушки рядом не было. Кто-то испуганно вскрикнул, Лю Сыцзя обернулся и увидел, как маленькая фигурка подскочила к грузовику. Огонь мешал Цзе Цзин прорваться в кабину, тогда она сорвала с себя куртку, закутала голову и вскочила на подножку.
Лю Сыцзя уже раскаивался, что послушался Хэ Шуня. Как они, два здоровых парня, могли позволить женщине лезть в огонь? К тому же она неопытна – и сама погибнет, и делу не поможет! Он с силой оттолкнул Хэ Шуня, который то ли от страха, то ли он напряжения держал его мертвой хваткой.
– Сыцзя! – крикнул тот.
– Ты просто мерзавец! – выругался Лю Сыцзя и кинулся к грузовику.
Цзе Цзин уже включила мотор.
– Помедленней, не дергай! – как безумный кричал Сыцзя. – Один толчок – и все взлетит!
Он вскочил на подножку и стал помогать девушке выруливать:
– Не спеши, сбавь газ… Так-так, правее, еще, за воротами будет легче, чуть назад…
Грузовик медленно выехал за ворота. Люди в ужасе и изумлении кричали, но Цзе Цзин ничего не слышала. У Лю Сыцзя загорелась спина – он тоже ничего не чувствовал. Теперь бензохранилище в безопасности, однако машина по-прежнему может взорваться, надо поскорее отвести ее от людных мест и спрыгнуть. Он наконец ощутил, что спину жжет, обернулся, увидел огонь и, срывая с себя куртку, крикнул Цзе Цзин:
– Прыгай, я поведу!
– Не мешай, сам прыгай!
Языки пламени озаряли ее лицо и делали его необычайно красивым. Лю Сыцзя понял, что никогда не забудет его, если только сам останется в живых, но с неожиданной грубостью вырвал у нее из рук баранку и вытолкнул Цзе Цзин из кабины. Девушка с криком упала на землю. Этот крик принес Лю Сыцзя облегчение, он вдруг зарыдал, как не плакал уже давно. Хорошо, что его сейчас никто не видит! Какая чудесная девушка! И как жаль, что она презирает его, что он – не для нее!
Он прибавил скорость. Кабина уже превратилась в факел, ее задняя стенка раскалилась, стекло лопнуло от жара. Наверное, еще минута, может, несколько секунд – и машина взорвется. Прохожие кричали ему:
– Прыгай, прыгай скорей!
«Надо бы остановиться… Нет, слева школа! Ребятишки как раз на уроках и, если машина ахнет, ни один не убежит. Какой идиот построил школу рядом с бензохранилищем? Еще немного… Нет, тут универмаг, там электротовары, а тут дом новобрачных – на дверях большой иероглиф «счастье». Да, сегодня, кажется, мне крышка!» – думал Лю Сыцзя, обливаясь потом и не переставая нажимать на гудок. Машина мчалась вперед и пыхтела, как огнедышащий вулкан. Сыцзя понял, что остановиться на дороге – дело безнадежное, надо гнать к пруду, который должен быть слева неподалеку.
– Прыгай, прыгай скорей! – продолжали кричать прохожие.
Сто, двести, триста метров… Не снижая скорости, он круто повернул и увидел пруд. Хотел сбросить скорость, но в машине уже что-то перегорело, она потеряла управление. Лю Сыцзя открыл дверцу и, охваченный огнем, выпрыгнул из кабины. Он стал кататься по земле, чтобы сбить пламя, а грузовик, словно поколебавшись немного, рухнул в пруд. И сейчас же горячие бочки начали рваться одна за другой. Бензин разлился по воде, и она запылала. Парню стало жалко пруда. Потом он вспомнил о Цзе Цзин, не разбилась ли она, когда вылетела из машины? Он встал и чуть снова не рухнул – ноги пронзила боль, но он чувствовал, что кости целы. Если уж он, заранее собиравшийся прыгать, так ушибся, то что же стало с ней, когда он ее неожиданно вытолкнул?
Лю Сыцзя заковылял назад – навстречу ему бежала толпа людей. Среди них были руководители бензохранилища, школы, магазинов, представители домовых комитетов и просто зеваки. Окружив парня, они горячо благодарили его, восхищались, говорили, что своим поступком он сумел предотвратить несчастье. На него градом сыпались вопросы и похвалы:
– Как вас зовут, откуда вы?
– Мы хотим сходить в вашу организацию и как следует поблагодарить вас, чтобы ваше начальство тоже узнало о вашем подвиге!
– Мы хотели бы наградить вас…
– Вы настоящий герой! И, наверное, передовой работник?
– О чем вы думали, когда совершали свой подвиг?
Все эти славословия оглушили Лю Сыцзя. Некоторое время он молчал, а потом взорвался:
– Хватит, наигрались, отпустите меня!
Он вырвался из толпы, пробежал несколько шагов и, обернувшись, крикнул:
– Эх вы! Чтоб наши несчастья точно так же свалились вам на головы! Посмотрим, что вы тогда сделаете!
С этими словами он, прихрамывая, бросился дальше. Люди не могли понять, почему он так зол. Может, тронулся от страха? Его останавливали прохожие, заговаривали с ним, хвалили его, но он ни на что не реагировал. В конце концов заинтригованные люди кинулись за ним, чтобы понять, в чем дело. Среди его соотечественников всегда хватает праздных лиц, так что вскоре за ним гналась целая толпа. Цзе Цзин тоже беспокоилась о нем и, ковыляя, шла ему навстречу. Она была бледна, на лбу застыли капельки пота.
– Ну как ты? – взволнованно крикнул Лю Сыцзя.
Девушка слабо улыбнулась.
– Я ничего, а ты?
– Я тоже ничего. Побегу вперед, а то меня целая армия зевак догоняет!
Он бросился к своему грузовику и тут же уехал.
10
Были ли на этом свете люди, способные напугать или смутить Хэ Шуня? Похоже, что были. Казалось, ему выдался прекрасный случай отличиться: произошло невероятное событие, бензохранилище чуть не взлетело на воздух, и в этом событии был виноват не он, известный «злодей», а совсем другие. А Хэ Шунь только стоял рядом и глазел на пожар. Во двор вбегали все новые люди, которые расспрашивали друг друга, теряясь в догадках. Он вполне мог бы подробно расписать случившееся, «к маслу добавить уксуса», и тогда вокруг наверняка собралась бы толпа, которая, вытаращив глаза, с завистью и замиранием сердца смотрела бы на него – счастливца, видевшего все. Он стал бы героем дня, досыта удовлетворил бы свою любовь красно поговорить. Когда Цзе Цзин и Лю Сыцзя выехали на горящем грузовике, руководители бензохранилища и зеваки заметались, не зная, кого им благодарить. Он мог бы рассказать им, кто такой Лю Сыцзя, как он дружен с ним, упомянул бы, пожалуй, и про Цзе Цзин, и тогда люди отнеслись бы к нему совсем по-другому, нежели обычно в автоколонне. Раньше Хэ Шунь, не колеблясь, поступил бы именно так, однако сегодня что-то удерживало его. Он даже боялся, чтобы люди не узнали, кто он такой. Один из героев – его приятель, другой – начальник; это, конечно, слава для него, но одновременно и позор. Увидев, что во двор входит прихрамывающая Цзе Цзин, он испугался, вскочил в свою машину и подъехал к бензоколонке. Эта девушка внушала ему наибольший страх. Хотя она и раньше обличала, высмеивала его, он все-таки не принимал ее всерьез, даже подхихикивал над ней, но сегодня страх проник в самое его сердце. Хэ Шунь боялся не должности ее, а характера, души, которая пылала, словно факел, и высвечивала его наглость, ничтожество и никчемность. Лю Сыцзя тоже недаром крикнул ему, что он – просто мерзавец.
Хэ Шунь помог бензозаправщице вставить в его машину шланг, открыл заслонку, и горючее с бульканьем потекло в бак. Украдкой оглянулся на Цзе Цзин – ее окружило множество людей. Он никак не ожидал, что эта девчонка, даже не имея настоящих водительских прав, ринется в кабину горящего грузовика. Неужели она сделала это в ярости, увидев, как он удерживает Лю Сыцзя? Нет, она не могла видеть этого, потому что уже бежала к грузовику. Эх, Хэ Шунь, Хэ Шунь, мало того, что сам не помог, так еще и другим мешал! А если бы стиснул зубы и бросился, то, наверное, тоже не погиб бы, только обгорел малость, зато честь какая! В следующий раз он не упустит такой возможности, не спрячется, не убежит, покажет себя! Впрочем, что думать об этом, когда он уже себя показал последним трусом… Собственно, почему трусом? Другие тоже только смотрели, никто, кроме этих двоих, не кинулся, даже шофер того грузовика не осмелился увезти свою машину. Что же позорного совершил Хэ Шунь, почему он не может смотреть в глаза этой девчонке?
Парень то раскаивался, то оправдывал себя, но эти оправдания ничуть его не успокаивали, и он презирал себя все больше. Цзе Цзин вроде бы шла к нему. Скверно, она приехала на машине Лю Сыцзя, но тот уже далеко, так что она, наверное, хочет вернуться на завод вместе с ним, Хэ Шунем. Он еще сильнее разволновался, закрыл заслонку, выдернул шланг и, вскочив на свой грузовик, удрал, как вор. Увидев, что ее бросили, Цзе Цзин рассердилась и только сейчас почувствовала, что все тело у нее болит. Бессильно присела на ступеньки, в ожидании других машин из автоколонны, которые должны были приехать за горючим. Руководители бензохранилища тут же окружили ее, опять начали хвалить, благодарить, приглашать в кабинет, спрашивать, не отвести ли ее в поликлинику. Девушка сидела, опустив голову, и молчала, но на душе было гадко. Зачем они все это говорят? Что они делали, когда случился пожар? Спасать их было гораздо легче, чем выслушивать их болтовню – она уже завидовала мудрости Лю Сыцзя, который удрал отсюда. С другой стороны, это как раз в его духе: бросить свою помощницу и даже бензина не набрать.
Люди, окружившие ее, называли свои должности. Здесь были директор бензохранилища, секретарь партбюро, заведующий политотделом и сектором пропаганды, секретарь партбюро магазина, председатель уличного комитета. Цзе Цзин подумала: неужели и она вела бы себя так же, если бы все еще работала в секторе пропаганды? Не выдержав, она громко сказала:
– Я уже несколько раз говорила вам, что горящий грузовик увела не я, а шофер Пятого сталелитейного завода Лю Сыцзя. Я всего лишь практикантка, у меня бы сил не хватило. Но Лю Сыцзя терпеть не может восхвалений. Он не примет вашей благодарности и еще нажалуется на вас!
– Нажалуется? За что? – удивились люди.
Цзе Цзин почувствовала, что сказала лишнее, рассердилась на себя, однако отступать было уже поздно. Пожар на многое раскрыл ей глаза, и она решила, что называется, пустить осла под гору.
– За сегодняшний пожар несут ответственность руководители бензохранилища! Как вы управляете своим предприятием? У вас нет никакого противопожарного оборудования, при первом же происшествии все растерялись! Даже те меры, которые записаны у ворот, не соблюдаются. Так что нечего благодарить, займитесь лучше проверкой собственной работы!
Как ни странно, угроза пожаловаться не избавила Цзе Цзин от назойливых приставаний. Руководители бензохранилища продолжали благодарить девушку. По-видимому, они испугались того, что жалоба спасителей произведет на начальство особенно глубокое впечатление, и тогда виновным несдобровать. Они еще больше рассыпались в комплиментах. Цзе Цзин просто не знала, как отвязаться от них, и тут, на ее счастье, подоспела помощь: к ней, раздвигая толпу, пробралась Е Фан и заключила девушку в свои объятия, будто не видела ее уже много лет.
– Маленькая Цзе, ну как ты? Тяжело ранена?
– Пустяки, забери меня скорей в машину, едем на завод!
Вслед за Е Фан вдруг появился и Лю Сыцзя. Спрыгнув с машины, он стал набирать бензин. Зеваки снова ринулись к нему, но теперь он был одет совсем не так, как прежде: кофейный костюм западного покроя, черно-белый галстук, коричневые кожаные туфли, большие темные очки. Ему явно хотелось сбить своих почитателей с толку. Если бы они встретили его на улице, то, наверное, приняли бы за специалиста, только что вернувшегося из зарубежной командировки. Е Фан хотела окликнуть его, однако Цзе Цзин ущипнула ее за руку и удержала.
– Ну что, героиня-пожарница? – в своей обычной насмешливой манере обратился он к Цзе Цзин. – Как, сладок вкус славы?
Девушка хотела узнать, почему он вернулся, но своим вопросом сама же подсказала ему ответ:
– Что, решил все-таки набрать бензина?
– Еще спрашиваешь! Как я могу забыть о твоем задании? Я уже много лет выполняю норму и сегодня не собираюсь делать исключения. Это ты у нас героиня, любимица толпы, для тебя и норм не существует!
Цзе Цзин рассмеялась так приветливо, заразительно, что он сразу понял – это для него, даже не для Е Фан. И Цзе Цзин почувствовала, что он вовсе не высмеивает ее, а дает понять, что в той одежде он не мог бы набрать бензина – любопытные замучили бы его. Он вернулся не только для того, чтобы выполнить норму, но и чтобы посмеяться, проверить, узнают ли его люди в новом наряде. Зеваки во все глаза смотрели на расфранченного шофера, однако смотрели в основном неодобрительно. Кто-то с сомнением пробормотал: «Он немного похож на Лю Сыцзя, который выводил горящий грузовик!» Но один из руководителей бензохранилища презрительно хмыкнул. Как можно сравнивать героя с этим разнаряженным псевдоиностранцем в темных очках! Да этот аморальный тип никогда не совершит героического поступка, разве что в следующей своей жизни! Все снова обратили взоры на Цзе Цзин, а Лю Сыцзя весело сказал ей:
– Сегодня я понял, что совершать подвиги легче, чем нести бремя славы! Недаром некоторые люди, став героями труда, вдруг перерождаются. Их нельзя винить в этом, ведь их, как мухи, преследуют разные льстецы, которые целыми днями жужжат им в уши и все способны испоганить. Так что будь осторожна, заместитель начальника!
Толпа в возмущении зашумела: уж слишком панибратски этот пижон обращается со своей начальницей. К счастью, их выручила бензозаправщица:
– Товарищ водитель, все готово!
– Иду! – бросил Лю Сыцзя и неторопливо направился к машине, мурлыча песенку:
Он вытащил шланг, сел в кабину, нажал на сигнал и, взметнув пыль, мигом вылетел за ворота. Зеваки испуганно отшатнулись, проклиная непутевого водителя. Цзе Цзин и Е Фан, воспользовашись случаем, тоже сели в машину и поехали, сопровождаемые криками восторга. Е Фан вела грузовик очень сосредоточенно и размышляла. Она знала, что Лю Сыцзя действовал на пожаре вместе с Цзе Цзин, что он вообще все больше сближается с этой девушкой и отдаляется от нее, Е Фан. Впрочем, последнее она не столько знала, сколько чувствовала своим женским сердцем. Никто в автоколонне не смел задевать Сыцзя, а Цзе Цзин смела, и он как миленький все проглатывал. Разве это не странно? Е Фан тоже могла обругать кого угодно, кроме Сыцзя – перед ним девушка млела, но чем больше она млела, тем больше он отдалялся от нее. Почему же?! Он был с ней так холоден, а едва бросал взгляд на Цзе Цзин, как в глазах его вспыхивал огонь. На Е Фан он отродясь так не смотрел!
В прошлом году, когда они пировали в харчевне «Желтый мост», Хэ Шунь подговорил ее сыграть с Лю Сыцзя в угадывание пальцев. Если она выиграет, то Лю Сыцзя заплатит за всех, а если проиграет, то позволит ему себя поцеловать, и это будет считаться помолвкой. Е Фан нарочно проиграла и потому была уверена, что помолвка состоялась, но Лю Сыцзя явно не принимал происшедшего всерьез. Однажды он даже сказал полушутливо:
– Любовь возникает не за выпивкой. Если ты считаешь себя обиженной, могу подарить тебе хоть тысячу поцелуев!
Наверное, он вовсе не любит ее и никогда не любил – просто играл с ней, искал острых ощущений. Сегодня он сам предложил Цзе Цзин сесть в его грузовик и та радостно согласилась. Потом случился этот проклятый пожар, они совершили совместный геройский поступок и вроде еще больше сблизились. Чувство, которое возникает в беде на грани жизни и смерти, незабываемо. Можно сказать, само небо их благословило!
В душе Е Фан давно страдала. Как бы примитивна она ни была, а в таких вещах каждая женщина оказывается чуткой и умной. Удачу или потерю в любви она переживает не менее остро, чем самая изысканная и тонкая натура.
Цзе Цзин сидела закрыв глаза. Е Фан тихо спросила:
– Маленькая Цзе, ты спишь?
– Нет.
– Еще больно?
– Немного лучше.
– А где болит?
– В ноге и пояснице.
– Кости не задела?
– Нет.
Она явно не хотела разговаривать, глаз так и не открыла. Е Фан лихорадочно соображала, что же делать? К Цзе Цзин она относилась хорошо, но та, видно, предала ее. Е Фан понимала, что ей не тягаться с Цзе Цзин, однако и спускать такого нельзя. Если же пойти на скандал, надо сначала знать, что та думает. В конце концов Е Фан не вытерпела и снова заговорила:
– Маленькая Цзе, скажи откровенно, ты ко мне хорошо относишься?
– Конечно. Разве я тебя чем-нибудь обидела?
– Скажи честно, тебе нравится Сыцзя? – Она спросила это тихо, но голос ее дрожал.
Цзе Цзин открыла глаза, выпрямилась и поглядела на Е Фан. Она сразу поняла, что будет означать для девушки ее ответ. Взяв Е Фан за руку, лежавшую на руле, она сказала как можно мягче и искреннее:
– Ты что, нервнобольная или слишком любишь его? Чего это ты вдруг усомнилась? Никто не отбирает твоего Лю Сыцзя, у меня уже есть парень!
– Правда есть? – радостно и смущенно вскрикнула Е Фан.
Цзе Цзин с усмешкой ткнула ее пальцем в голову.
– А кто он?
– Нечего о нем говорить, поговорим лучше о твоем! – посерьезнела Цзе Цзин. – Ты действительно любишь Лю Сыцзя?
Е Фан кивнула.
– А он любит тебя?
Девушка затруднилась с ответом. Признать, что не любит, было слишком мучительно, а утверждать, что любит, – чересчур самонадеянно. К тому же зачем врать Цзе Цзин, если та откровенна с ней.
– Не очень уверена, так? – усмехнулась Цзе Цзин. Ну и девчонка! Втрескалась в парня, а о его чувствах ничего не знает! – По-моему, он и раньше тебя любил, и будет любить еще сильнее…
– А сейчас?
– Сейчас одно ему в тебе нравится, а другое нет.
– Ты просто гадалка какая-то! – недоверчиво протянула Е Фан. – Что же ему во мне не нравится?
Цзе Цзин знала, что, упомянув о своем парне, она уже сняла камень с сердца Е Фан и теперь может винить ее сколько угодно, та все стерпит. И она как можно чистосердечнее и ласковее заговорила:
– Помнишь, ты мне однажды сказала, что я сплошь красная, одноцветная? Это правильно, человек должен быть разносторонним, хотя и не слишком пестрым. Например, уныло одеваться нехорошо, но сочетать ярко-красное с ярко-зеленым тоже не лучше. Разве курить, пить, шататься по забегаловкам, ругаться, драться, расхваливать себя или ныть – это разносторонность натуры? Нет, это как раз однообразие, проявление вульгарности и убожества. Духовно богатый человек должен быть способным, нравственным, образованным, тонким, умеющим радоваться, печалиться, играть на музыкальных инструментах, рисовать и так далее. Достаточно повнимательнее понаблюдать, и ты увидишь, что Лю Сыцзя водится с Хэ Шунем только в минуты тоски. Если бы в такие минуты ты вразумила его, обогрела, он наверняка полюбил бы тебя! А ты вместо этого вина ему подливаешь, надеешься, что оно тебе поможет. Он протрезвеет – и снова чувствует одну тоску…
Е Фан мысленно соглашалась и думала, что Цзе Цзин недаром сумела усмирить Лю Сыцзя, да и он не зря тянется к ней. А она, Е Фан, во всем ему потакает, вот он и начал ее презирать. Но как же взять его в руки? Цзе Цзин словно угадала ее мысли:
– Я вовсе не призываю тебя специально конфликтовать с ним; жизнь в постоянных ссорах – это не любовь. Но твоя жизнь слишком однообразна, ее можно выразить всего пятью словами: еда, выпивка, курение, наряды, шатание. А однообразие пресно, безвкусно, взрослый человек не способен его выдержать. Он не может просто существовать, как животное, он должен жить. Наше поколение чересчур мало училось и мало что понимает, его главный недостаток – поверхностность. Одного урока еще не усвоило, а тут новые преподносят, и отставать нельзя. Я уверена, что все самое сложное, трудное и вместе с тем самое прекрасное в жизни у нас впереди!
Е Фан не полностью понимала ее, но по крайней мере начала задумываться над ее словами, потому что от этого зависело ее счастье, вся последующая жизнь. Ей уже двадцать пять, а ведь она до сих пор не знает, как и зачем жить; в некоторых вещах она опытна, в других – наивна до ужаса. Не думала она, что ее сверстница способна повлиять не только на нее самое, но и на все ее окружение.
Цзе Цзин искренне надеялась, что Е Фан станет лучше и отстоит свою любовь. Однако в ее собственном сердце застыла невыразимая печаль. Ей казалось, что именно сегодня у нее что-то появилось и сразу исчезло. Но это, пожалуй, даже лучше, что исчезло.
11
Перед самым концом рабочего дня из парткома сообщили, что сейчас Чжу Тункан и двое руководителей городского бензохранилища придут в автоколонну, чтобы лично поблагодарить и премировать Лю Сыцзя и Цзе Цзин. Лю Сыцзя заранее тошнило от этого. Если бы начальство бензохранилища действительно пеклось о деле, сегодняшнего происшествия не случилось бы. Секретарь парткома тоже ведет себя не совсем последовательно: то он собирается наказать Лю Сыцзя, чтоб другим неповадно было, то готов объявить его героем. Эти начальники вечно что-нибудь изобретают, дела себе придумывают. В действительности же он, Сыцзя, и не плох, и не хорош; вернее, и плох, и хорош, как все люди. Он хотел скрыться от этого никому не нужного чествования, но потом подумал, зачем сердить кого-то и искать себе хлопот? Можно сделать тоньше. Сейчас принято раздражать других, а самому оставаться спокойным, вот он и устроит небольшой спектакль, посмеется над своими милыми руководителями. Надо снова развернуть торговлю лепешками, пусть начальнички ищут его на рынке, тогда и посмотрим, захочется ли им вручать ему благодарственные письма, грамоты или премии. Славная будет потеха!
