Текст книги "Формула власти. Расколотый мир (СИ)"
Автор книги: Zora4ka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
– Да не то слово, крокозябра твоя мать! – выругался Хавес и бессильно саданул рукой отвердевший воздух.
Сам Хавес, Зарин и колдуны сбились в кучку в двух десятках метров над землей. Виной тому было пространство твердого воздуха с непонятным набором свойств и постоянно меняющимися границами: даже ноги не свесишь без риска грохнуться вниз. Пять человек словно сидели на невидимом полу, опасливо поджав ноги. Особо занимательным был тот факт, что редкие снежинки пролетали через «пол» абсолютно свободно.
– Маму не трожь, – велел Тенька и снова протянул: – Не, это ж как интересненько у меня вышло… Ума не приложу, чего я там сделал?
Колдуны из Локита выглядели подавленными. Их академические умения оказались бессильны против невольной импровизации деревенского самоучки.
– Вы там вообще себя как чувствуете?
– Замерзаем! – огрызнулся Зарин, дыша на белые от холода ладони. Ему, уроженцу юга Принамкского края, здесь, в северной части, приходилось хуже прочих.
– Интересненько-то как… надо будет записать. А томление в груди есть?
– Есть! – сердито отозвался младший колдун. – Есть томление и большое желание поучить тебя хворостиной! Хватит издеваться над учеными людьми!
– Если вы такие ученые, то спускайтесь сами, – резонно пожал плечами Тенька. – И я не издеваюсь, а рассуждаю. У меня, может, этот эксперимент четыре года не получался толком, мне надо разобраться, что я тогда делал не так, и чего сотворил теперь, уж больно интересненько…
– Снимешь ты нас отсюда, наконец?!
– Чего вы все разом на меня орете? Нечего было за руки хватать. И вообще, потише там. Вдруг оно треснет. Или посыплется. В прошлый раз, когда я сестру пытался поднять, от ее визга колдовство наперекосяк пошло.
– Сударыня обда, прикажи ему! – полушепотом потребовал старший колдун.
– Тенька делает все, что может, – отмахнулась Клима.
– Все?! Да он просто стоит и зубоскалит!
– Ну и пускай, – обда сонно зевнула. – Провисите там денек-другой. От вас все равно никакого толку.
– Мне нет прощения… – завел Зарин.
– Не обессудь, сударыня обда, но не всякому нормальному человеку придет в голову то, что сотворил с тобой Артений, – заметил младший колдун. Он впервые назвал коллегу-самоучку по имени.
– А я, между прочим, того подонка с десяти шагов завалил! – встрял Хавес.
– А смысл, если обду к тому времени уже ранили? – осадил его средний колдун.
– Но я хотя бы не стоял!
– Молчать, – Клима не повышала голоса, но стало тихо. – Вы просидите наверху, сколько потребуется, и я не услышу от вас ни слова жалобы. Ясно?
Ответом ей было пристыженное молчание.
Денек-другой жертвы колдовской импровизации все-таки не провисели, Тенька справился за несколько часов, минут сорок из которых он, щурясь в неярком свете костра, составлял подробное описание «хода эксперимента» на всех подвернувшихся под руку бумажных клочках и даже на куске шубы, поскольку бумаги не хватило. Наверху изнывали и вполголоса сыпали проклятиями, но Тенька был неумолим, уверенный, что спустя время запросто может снова все позабыть. Ну а потом, создавая под собой маленькие площадки сгущенного воздуха, колдун поднялся наверх и таким же манером спустил всех на землю. Клима к тому времени крепко спала, пригревшись под шубами, поэтому ее подданные старались двигаться бесшумно, а говорить шепотом, чтобы, охраните высшие силы, не потревожить чудом спасенную обду.
Больше никому спать не хотелось, поэтому все столпились у тела убийцы. Хавес перевернул его на спину и удивленно крякнул: кожа на вытянутом скуластом лице была до того тонкая, что сквозь нее просвечивали сосуды и волокна мышц.
– Как же эта тварь на люди показывалась? – пробормотал младший колдун.
– Он полусильф, наверное, – объяснил Зарин, больше знакомый с такими вещами как уроженец Орденской части.
– Теперь что ли… как у них там… развеется? – уточнил старший колдун.
Зарин пожал плечами. В их деревне хоть и любили перемыть косточки «воробушкам», до таких устрашающих тонкостей дело не доходило. Нормальные сильфы сразу в туман превращаются, а этот – смерч разберет.
– Зато ясно, кто его подослал, – оптимистично заметил Тенька. – Фирондо с сильфами и их отродьями дел не имеет, значит, Орден на обду охотится. Хотя, это и прежде известно было…
– А если сами сильфы и подослали? К чему им новая обда? – Хавес ничего не знал о посланниках Холмов.
– Может, и сильфы, – легко согласился Тенька, перемигнувшись с Зарином, благо тот был понятлив и похитрее Геры.
Обыск тела ничего существенного не дал: ни именного оружия, ни каких-нибудь сопроводительных писем при убийце не было. Разве только на шее болтался маленький овальный медальон с чьим-то залитым кровью портретиком. Тенька подумал, что Гера бы оставил украшение при теле, с ним же и похоронив. Но сам колдун потихоньку срезал медальон и сунул в карман, решив на досуге попытаться вывести пятна крови и понять, кто там изображен. Мало ли, вдруг пригодится.
Потом тело оттащили в сторону от лагеря, благо, падких на мертвечину волков в здешних местах не водилось, и наскоро засыпали снегом. Желающих устроить похороны по обычаям Принамкского края – придать земле или воде – не нашлось, хотя колдунам под силу было размягчить задубевшую от мороза почву. Рассудили, что снег тоже в какой-то степени вода. Высшие силы сами по весне решат, принимать ли им получеловека, покусившегося на их избранницу.
Хавес дольше прочих задержался у рыхлого снежного холмика. Стоял, прислонившись щекой к обледенелой коре тонкой ели с ободранными на подстилку лапами и думал о невеселом. Скотину юноше резать приходилось, курам шею сворачивать, счищать чешую с еще трепыхающейся рыбины – обычный деревенский быт. Но вот чтобы человека, да еще ножиком, который привык метать исключительно в деревянную стенку сарая… Это прежде никогда. Это впервые.
Но потом Хавес дернул плечом и пошел к лагерю, по пути ни разу не обернувшись.
Оставшаяся часть дороги прошла без приключений, и спустя трое суток прямо по тракту показалось родное Тенькино село. Во вторую половину дня на улицах было довольно людно, поэтому весть о возвращении сударыни обды мгновенно разлетелась по округе. Прибежал со стройки разрумянившийся на морозе Гера, в рыжем меховом тулупе выглядевший здоровее и шире в плечах. Тенька по сравнению с другом выглядел сущим дитем, даже сидя на коне.
– Приветствую госпо… сударей колдунов на земле юной Капищевой крепости! – вежливо раскланялся Гера. – Вы очень вовремя, тут как раз начались долгие снегопады, позавчера весь день работа стояла, а вчера ничего толком не сделали, лишь снег разгребали. Но сегодня погода ясная, как раз успеете обжиться на новом месте. Вас ведь трое? Вот и отлично, всех определим в дом старосты, тут недалеко.
Староста еще в начале той осени сколотил солидную пристройку к дому и устроил там четыре небольших комнаты для каких-нибудь высоких гостей. Идею подсказала Клима. Она понимала, что ей непременно надо будет принимать посетителей из дальних краев. Дома у Теньки и без того хватает народу, а деревенский трактир не располагает гостиничными комнатами, разве только на его территории разрешается ставить шалаши торговцев в ярмарочные дни. Это сейчас трактир разросся, даже второй появился на окраине, где обосновались в хатках и землянках последовавшие за обдой авантюристы.
Колдунов быстро и без помех разместили у старосты в пристройке, на углу села от компании отстал Хавес, и тогда Гера, наконец, выпалил:
– У нас беда! Третьего дня сильфы крутились около чердака. Мне следовало не спускать с них глаз, но и стройку не на кого оставить. Велел Ристинке присматривать за ними, только эта… все равно недоглядела.
– Они что, оба развеялись? – упавшим голосом уточнил Тенька.
– Нет, – выдохнул Гера. Видимо, в свое время его тоже здорово встревожила подобная мысль. – Юрген стал полупрозрачным.
– И?..
– И все. Ходит такой до сих пор, чувствует себя прекрасно, Даша ревет как по покойнику, Лернэ пытается ее успокоить, а Ристинка прячется по всем углам, в том числе и от меня, потому что я на нее тогда наорал, – это Гера сказал виновато. – Ну а Лернэ с Дашей вообразили, будто раз она врач, то и Юргену помочь сможет. Опять же, Тенька вроде говорил, что у нее способности к колдовству есть.
– Способности и у Лерки есть! – фыркнул колдун. – И у Климы, и у тебя чуть-чуть. А Юрген что?
– Жалко Юргена, – с чувством сказал Гера. И негромко прибавил: – Я-то хоть на стройку уйти могу…
– А бывает, что сильфы развеиваются не полностью? – поинтересовался Зарин.
– Бывает очень медленно, особенно если люди в родословной есть, – объяснил Гера. – Нам на границе рассказывали, что некоторые тела могут одновременно развеиваться и разлагаться, причем никогда невозможно предсказать, что будет быстрее. Но здоровым себя при этом никто не чувствует, а у Юргена даже аппетит не пропал!
– Нам такого на границе не рассказывали, – отметила Клима негромко.
– У вас наставник другой был. А тот вскоре ушел на повышение в Орден и с воспитанниками больше не ездил. Клима, что с тобой? Бледная, молчишь все время… Ты ранена?
– Уже нет, – поспешил Тенька успокоить друга.
– Что значит, «уже»?!
– Не на улице, – с прежней властностью велела обда. – С Юрой разберемся, потом расскажу. Есть, что обсудить.
Дома их встретили заплаканная Даша, встревоженная Лернэ и донельзя раздраженный Юрген, которому эти две уже давно успели стать поперек горла со своими причитаниями.
Тенька грохнул на лавку мешок с вещами и строго осведомился:
– За какой крокозяброй вам понадобилось лезть в мою лабораторию, господа высокие послы?
Ответ всем был прекрасно ясен, исключая разве что наивную Лернэ, но ответить «за тайнами обды Климэн» никто, понятное дело, не мог.
– Мне почудился запах гари из-под двери, – хладнокровно и уже не в первый раз соврал Юрген. – Никого рядом не было, и я решил удостовериться, все ли в порядке. Там было не заперто, и я вошел.
– Тенька, почему ты оставляешь свой чердак нараспашку? – нахмурилась Клима.
– А кто из домашних в здравом уме туда полезет? – резонно возразил колдун.
Даша всхлипнула. Юрген промолчал. Лучше выглядеть стукнутым об тучу, чем сознаться в шпионаже. Впрочем, сейчас вся эта затея и правда казалась глупой. Теньку явно недооценили поначалу, даже Ристинида Ар более серьезное впечатление производит.
– Как это случилось? – продолжил расспросы «недооцененный».
– Я на что-то наступил, поскользнулся, упал на спину. Потом – взрыв и ничего не помню. Очнулся, когда надо мной Даша склонилась.
– Я прибежала, – подхватила Дарьянэ, – а там Юра у порога лежит. Неживой… Прозрачный…
– Как же ты услышала взрыв, если Тенька сделал на чердаке звукоизоляцию, а Юра утверждает, что поблизости никого не было? – участливо спросила Клима. Она была уверена, что сильфы действовали вместе, просто Даша стояла на пороге в лабораторию и высматривала, не идет ли кто. Ловить агентов на лжи и выдворять прочь сейчас было невыгодно, поэтому обда просто развлекалась.
– Я не закрыл за собой дверь, – пришел жене на помощь Юрген. – Наверняка все было слышно.
– Не-а, – мотнул головой Тенька, – я не на стены и пол звукоизоляцию делал, а сплошняком, чтобы даже если дверь настежь – ни звука. Так проще.
– Я и не слышала, – тут же открестилась Дарьянэ. – Просто Юры долго не было. Пошла его искать…
– На чердак, – ласково подсказала Клима. – Первое в доме место для начала поисков.
– А чем оно хуже прочих? На кухню я выглянула – никого… Ну, в смысле только Лернэ. Где еще искать-то?
– Ну да, только на чердаке…
Сквозь пепельные кудряшки было видно, как покраснели у сильфиды острые кончики ушей.
– Наверное, Небеса подсказали! – выпалила она. – Прихожу, а там…
– Да живой я, живой! – рявкнул Юрген. Даже рушник со стола сдуло.
– А почему тогда прозрачный?! – от возгласа сильфиды затрепетали занавески, а Лернэ со вздохом взяла со стола синюю вазу и прижала к груди. Судя по отколотому краешку, скандал происходил не впервые, и наученная горьким опытом Тенькина сестра берегла ценное для себя имущество.
Но в этот раз дома была Клима.
– Молчать. На моих землях сквозняков не устраивать. Тенька, ты разобрался, в чем дело?
– Да почти сразу, – хохотнул колдун. – У меня под потолком искаженное полотнище сохло после контрольной стирки, но взрывом его, наверное, сорвало. Я хотел с его помощью невидимок делать, но так тоже интересненько вышло.
– Я не чувствую на себе никакой ткани.
– Там не совсем ткань. Читал трактат по теории мельчайших частиц вещества? Вот, оно самое! Хоть кто-то здесь не неуч. Так что полотнище на тебе есть. Сейчас сниму.
– Это опасно? – насторожилась Дарьянэ.
– Не опаснее, чем просто раздеваться, – заверил Тенька.
Вскоре Юрген перестал пугать жену своей полупрозрачностью, а колдун деловито комкал в руках сгусток мутного воздуха и ворчал, что снова придется перестирывать.
– Что же тогда взорвалось? – полюбопытствовал до сих пор молчавший Зарин.
– А, крокозябра его знает, – беспечно махнул рукой Тенька. – Сейчас схожу, проверю. О, и формулу создания сгущенного воздуха надо набело переписать…
Но прямо сейчас никто колдуна на чердак не пустил. Гера стал поперек лестницы и заявил, что с места не сойдет, пока не услышит, что же все-таки стряслось с Климой.
Потом долго обсуждали, кем мог быть убийца – сильфы не признали его по словесному портрету, хотя обещали поспрашивать у своих. Им тоже не будет выгоды, если обду сейчас убьют: столько жемчуга впустую потрачено.
А там и Лернэ на стол собрала. В разгар обеда вспомнили о Ристинке, и Гера, чувствовавший себя виноватым за вспышку гнева, вызвался ее привести. А то к чему она в комнате сидит, да еще голодная. Геры долго не было, но вернулся он один. Сдержанно обругал Ристинку стукнутой об тучу истеричкой и налег на овсяный суп с мясом. Лернэ собралась было идти вместо Геры, но ее отговорили.
– Она скажет чего-нибудь обидное, а потом ты плакать будешь, – сказал Тенька. – Захочет, сама придет.
– Но так ведь нельзя, – вздыхала Лернэ. – Ей же там плохо.
– Иногда человека надо оставить в покое, – назидательно произнес старший брат.
– И не только человека, – буркнул Юрген, покосившись на обеих девушек, не дававших ему жизни последние пару дней.
====== Глава 9. Заштопанный союз ======
Ты слышишь, как волнуется метель,
Опять она секреты чьи-то скроет.
Я был когда-то счастлив, как все те,
Что возводили замки из песка у моря.
Автор неизвестен
В окно залетали крупные остроугольные снежинки, кружились по выстуженному кабинету. Одни оседали на полках, крышке висящего над дверью алюминиевого сейфа и на пустой поверхности соседнего стола, а другие выносило обратно, на ветер и мороз, в синее сквозное безмолвие Ветряных Холмов.
Костэн Лэй смахнул со страницы отчета пару снежинок, поднял голову, расправил ссутуленные от долгой работы плечи и поежился. Пожалуй, пора закрывать окно: вечер нынче морозный даже для чистокровного сильфа, а в Костэне всегда было слишком много от людей. И по облакам гулять не умел, и к холоду устойчив не был от природы, приходилось дополнительно закаляться. А уж разговоры с ветрами, сиречь воздушная магия, и вовсе отдельная тема. Кроме того злополучного раза почти два года назад, Костэну больше не удавалось призвать ветра. Что тогда случилось – непонятно. То ли Небеса снисходят до него лишь в минуты самой сильной опасности, то ли работать над собой нужно несколько иначе. Костэн до сих пор не разгадал эту тайну, хотя очень старался.
Огонек в масляной лампе чуть трепетал на сквозняке. Костэн подкрутил фитиль, убавляя свет. Работать предстоит всю ночь, масла осталось на самом донышке, а бегать за новым через пургу в тринадцатый корпус сегодня особенно не хотелось. Как известно, у соседей в тринадцатом, в отличие от четырнадцатого, можно достать все, от свежайшего ароматного масла до укропных капель и домашней выпечки. Три минуты на доске или десять пешком по занесенной колючим снегом извилистой дорожке. Но Костэну было лень, и он оставил самый кончик фитиля, светивший еле-еле. На комнату сразу опустилась густая предвечерняя синь. Удлинились тени, а заиндевелый стол Юрки стал выглядеть особенно пусто, мертво даже. Костэн отметил, что прежде никогда не задумывался, насколько успел привязаться к юному протеже за каких-то… А много ли прошло уже с тех пор, как восемнадцатилетний Юра Эв, еще неженатый, полный надежд и жажды свершений, переступил порог четырнадцатого корпуса тайной канцелярии и впервые примерил на себя новенький голубой мундир с серебряными погонами? Костэн принялся считать. Выходило, уже почти шесть лет. И совсем скоро, сразу после солнцеворота, Юрке стукнет двадцать четыре. Вырос, на крыло стал, отчеты из-за границы пишет. Если так дело пойдет, то они оба в пятнадцатый корпус на повышение улетят, и так уже эта операция с обдой курируется оттуда. А вот Дарьянэ и до четырнадцатого еще толком не доросла. Не по ней это задание, если дело серьезное, пожалуй, придется ее отзывать. Пусть дома полетает, рано за границу.
Костэн задумчиво изучил растущие на сейфе сугробы, решительно поднялся из-за стола, выглянул в коридор и позвал:
– Тоня! Закрой мне окно.
Конечно, именно закрыть отважный агент мог и сам, но мановением руки выдуть налетевший с улицы снег ему было не под силу. А если так оставить – таять начнет, пятна мокрые на полу будут, или вовсе лужи. Лет двадцать назад Костя Липка, едва получивший тогда свое прозвище, ужасно стеснялся своей неспособности к воздушной магии и даже под страхом смерти никого бы не позвал. А сейчас – чуть ли не каждый вечер, и даже не сжимается ничего в душе.
Уборщица Тоня выросла за его спиной безмолвной тенью. Как и обычно. В корпусе шутили, что самый главный агент здесь именно эта тощая сильфида неопределенного возраста. Шутки шутками, но так бесшумно подкрадываться на памяти Костэна больше не умел никто.
– Ты нынче снова на всю ночь? – Тоня оставила свою верную швабру у порога и прошла в кабинет.
– Как получится. Много работы.
– Ох уж мне это «как получится»! А твоя несчастная жена будет коротать часы у окошка, жечь фонарь над крыльцом и до утра не сомкнет глаз.
– Ринтанэ мне не жена.
Костэн смотрел, как Тоня встряхивает своими длинными кистями с пальцами, похожими на паучьи лапы, и как резкий, но аккуратный порыв ветра выметает из всех щелей узорные снежинки, сперва кружа в хороводе посреди кабинета, а затем отправляя за окно. А уборщица при этом еще и успевала ворчать.
– От того, распивали вы на двоих небесное молоко или нет, суть не меняется. Вспомни, как она у твоей постели сидела, сама чуть не стала прозрачная. А ты словно тучу вкруг головы обернул и не замечаешь.
– Я понял, – усмехнулся Костэн. – Вы все сговорились меня женить.
– Мы сговорились раскрыть твои глаза на очевидное, Липка, – Тоня взмахнула рукой, и окно с грохотом захлопнулось. – Вот и все. А чтобы бедняжка Риша никогда не смотрела в небо, надеясь разглядеть твой безмолвный туман, потрудись не развеиваться.
И она гордо удалилась. Домой ли, продолжать ли уборку – одним Небесам ведомо. Никто не видел Тониной доски, не заставал ее приход или уход и не знал, где она живет. Чем дальше, тем больше Костэн убеждался в том, что истинный агент в четырнадцатом корпусе один – со шваброй и паучьими пальцами. Но, видимо, тех, кто об этом догадывается наверняка, переводят в пятнадцатый корпус. Чтобы не болтали.
Снова подкрутив фитилек масляной лампы – все-таки слишком тускло – Костэн вернулся к работе. То есть, к прочтению последних Юриных отчетов. Личные встречи – одно, но документацию тоже никто не отменял. Такие вот повседневные заметки иногда могут раскрыть глаза на многое.
Сейчас Костэн Лэй пытался понять, не пропустили ли они чего важного в характере и поведении той, что называет себя обдой. Уже не раз у них возникало ощущение, что противник сильно недооценен, и Климэн Ченара со своей доморощенной шайкой порой может дать фору некоторым орденским партнерам, привыкших лебезить, подчиняться и строить козни исподтишка. Обда явно не стала бы похищать сильфийских послов – слишком умна и хитра, это Костэн теперь понимал точно. Наоборот, она обратила дело в свою пользу: судя по некоторым бытовым подробностям, Климэн не отличалась альтруизмом и умела подавлять его в окружающих. Значит, предвидела, что дружба с Дашей будет ей полезна, иначе бы и пальцем не пошевелила, чтобы вызволить сильфиду. Тем более – проводить до границы, тратя лишнее время. Нет, совершенно ясно, что Климэн ведет свою игру. Осталось понять, какую. Чего она добивается для себя, какую роль уготовала сильфам.
«24 ноября
Климэн не производит впечатление стукнутой об тучу. Она тщеславна, на окружающих смотрит свысока, но с нами безукоризненно вежлива, при разговоре всегда смотрит в глаза. Во лжи ни разу не уличена, но явно умеет недоговаривать…
27 ноября
Мне стало известно, что в деревне только ленивый не говорит о нашем прибытии. На закономерный вопрос Климэн ответила, что, цитирую, «вы сами виноваты, позволили себя заметить». Оказывается, нас видела в крапивнике некая болтливая селянка (имя и расположение дома приведены ниже). По словам обды, были приняты меры, теперь о нас действительно говорят все, но никто до конца не верит, что мы существуем.
29 ноября
За обедом Гера (Гернес Таизон) рассказывал, что на стройке поймали вора, потихоньку таскавшего бревна и глину себе на строительство коровника. Он обвинял обду в жестокости, поскольку та не просто обязала вернуть наворованное, но и подговорила настроенную на помилование толпу отрубить вору два пальца.
30 ноября
Приходил вчерашний вор, благодарил обду за науку. Делаю вывод, что Климэн обладает феноменальным даром убеждения…
31 ноября
…А еще Клима приятна в общении, эрудирована. То ли все люди такие, то ли ей действительно благотворят высшие силы – она ходит по топи как посуху. Также выяснилось, что Тенька (Артений Мавьяр) в ранней юности один завалил медведя посредством колдовства (источник сведений – Лернэ Сафетыбока). Также из разговоров следует, что Тенька и Клима весьма близки. Принимаю решение заняться колдуном вплотную.
2 декабря
Эрудиция Теньки в области ритмики, естественных свойств и точных наук потрясает воображение, но понять его невозможно даже с моим идеальным знанием принамкского языка. Как показал опрос домочадцев, подобные проблемы не только у меня…
…Вывод: информативнее будет исследовать его лабораторию и записи.
11 декабря
Лаборатория Теньки хуже него самого. Пока Дарьянэ караулила на пороге, я успел сделать всего несколько шагов и тут же за это поплатился. Вследствие колдовства стал прозрачным, как покойник, хотя чувствую себя прекрасно. Прилагаю одну из бумаг хозяина, в изобилии валявшихся кругом…»
В приложении действительно имелась замызганная желтая бумажка, испещренная настолько кривыми закорючками, что бравый агент сперва усомнился, принамкский ли это язык. Впрочем, на уголке тем же почерком, но уже более разборчиво, было зачем-то выведено вполне узнаваемое неприличное слово на принамкском языке, от которого тянулся рядок малопонятных формул. Пару дней назад Костэн из интереса честно перерыл несколько популярных трактатов по теории современного колдовства, но ничего похожего на данные каракули не нашел и «потрясающую воображение» эрудицию колдуна отнес в разряд неразрешимых загадок, о которых следует подумать на досуге. Куда больше Костэна занимало меняющееся отношение Юры к Климэн.
Конечно, к той, которая спасла тебе жизнь, нельзя остаться равнодушным. Тем более, если она настроена дружить. Но уже не раз становилось ясно, что Клима ничего не делает случайно. Она хочет подружиться с сильфами, это очевидно. На что она рассчитывает? Что «друзья» в случае чего простят ей долги? Или усыпляет бдительность, подготавливая почву для чего-то более серьезного? Она ведет себя как равная Верховному, она часто говорит, что собирается править, как правили обды встарь. Может, сейчас она пытается снискать доверие сильфов, чтобы ей не помешали, а оказали как можно большее содействие? Но не значит ли это, что сильфам выгоднее будет ей мешать, и она это понимает?
По записям Юры Костэн составлял собственные отчеты со своими версиями и домыслами, прилагал к ним материалы из библиотеки (а последнее время в библиотеку приходилось залетать чаще обычного, особенно в отдел истории Принамкского края), а затем шел докладывать начальству. Начальство принимало отчеты, задавало вопросы, а потом, думалось Костэну, прилагало к ним свои выкладки и отправляло в пятнадцатый корпус. Где отчеты оканчивали свой путь, агенту было неведомо. Возможно, у Верховного. Сейчас уже не оставалось сомнений, что на операцию с обдой брошены силы минимум половины корпусов канцелярии, притом конечной цели работы не знает практически никто.
Снежинки бились в темное прозрачное стекло. За окном собиралась вьюга. Костэн потер кончиками пальцев слипающиеся глаза. Сколько он уже не спал? Сутки, двое? Никак не меньше. Пока на дворе зима, а обда сидит тихо и строит на месте своего села крепость (интересно, зачем она это делает?), тайная канцелярия может спать спокойно и даже иногда высыпаться. Хотя Костэна это касается не всегда. Например, сейчас – сроки подготовки отчета для начальства поджимают, а он еще не составил письменный анализ этих колдовских каракулей, смерч их побери, разве может нормальное существо о двух руках и десяти пальцах писать настолько скверно!..
На кабинет беззвучно опустилась тьма – смерч побрал не каракули, а огонек в лампе.
Ругнувшись, Костэн наскоро сложил бумаги, пряча их в непромокаемую папку плотной коричневой кожи – раз уж все равно спускаться вниз, надо будет, согласно правилам, занести документы в подвальный архив. Листок с каракулями в общую папку не пошел, а был заперт в ящик стола. С этим шедевром принамкской каллиграфии Костэну еще предстояло сегодня работать, дайте Небеса, чтобы и не завтра. Он сомневался, что почерпнет оттуда важные сведения, но многолетняя привычка, помноженная на опыт, заставляла тщательно относиться даже к незначительным мелочам и все доводить до конца.
В коридорах четырнадцатого корпуса было темно и пусто. Рабочий день давно кончился, агенты разлетелись по домам. Лишь дежурный остался в архиве, да откуда-то из темноты изредка доносился стук швабры – уборщица Тоня так и не покинула свой пост на страже чистоты.
Идти пешком не хотелось вовсе, поэтому Костэн накинул куртку, застегивая «змейку» до половины, и вскочил на свою доску, сиротливо стоявшую на большой общей подставке. На улице оказалось еще более ветрено, чем можно было предположить, глядя в окно. Вьюга задувала в лицо, мороз пробирал до костей. Еще теплое стеклышко масляной лампы вмиг запотело, пальцы точно примерзли к витой латунной ручке. Костэн поежился и с места рванул сквозь метель к яркому желтому пятнышку: на крыльце тринадцатого корпуса висел традиционный фонарь. Одновременно с этим Костэн отметил, что при четырнадцатом корпусе фонарь не горит. Тоже что ли масло кончилось?
Дежурный в соседнем корпусе очень обрадовался коллеге, встретил в буквальном смысле тепло: обогрел, напоил горячим укропником и налил масла полную лампу, да еще бутыль про запас дал. Разомлевшему Костэну очень не хотелось улетать и возвращаться в выстуженный кабинет, но отчет сам себя не напишет, если агенту вздумалось скоротать ночь в приятной компании. Да и вообще, если бы Костэн этой самой компании хотел, то полетел бы не сюда, в тринадцатый, а домой, к Рише. Она бы обняла его, зарылась пальцами в густые золотистые волосы, и все эти распроклятые отчеты вместе с принамкскими колдунами отошли бы далеко-далеко… в завтрашний день.
Вот так, мечтая о Рише, изредка позевывая и держа в обогретых руках лампу и бутыль, Костэн добрался до своего кабинета. Плечом открыл дверь, вошел…
И сон улетучился.
Потому что над столом агента стоял незнакомец в черной куртке. И Костэн был готов отдать себя всем тридцати четырем смерчам на растерзание, если этот тип зашел сюда случайно. Вдобавок, на первый взгляд он явно человек.
Костэн шагнул вперед, уже просчитывая, куда он поставит лампу с бутылкой, чтобы освободить руки, как перекроет пути к отступлению, какими приемами воспользуется для захвата и какие слова скажет проворонившему все на свете дежурному, но больше ничего не успел. Лишь в последний момент уловил за спиной легчайшие шаги, и понял, что расслабляться нельзя даже в сердце тайной канцелярии, ведь враг в любой момент может застать врасплох. И высыпаться не мешает, скорость реакции совсем не та…
Сзади на шею резко набросили жесткую ленту удавки.
Злоумышленников оказалось двое.
Горящая лампа и бутыль выпали из рук, под ногами вспыхнула масляная лужа, но Костэн даже не почувствовал жара – он задыхался, в глазах темнело, хотя комната осветилась, точно днем. Агент вслепую ударил назад, это подарило секундное облегчение, слишком короткое, чтобы что-то предпринять. Удавка затянулась снова, и Костэн рванул вперед, через огонь, в надежде, что душитель обожжется и ослабит хватку. За спиной раздалась ругань по-принамкски, но держащие удавку руки не разжались, и Костэн рухнул на пол, из последних сил пытаясь остаться в сознании и смутно ощущая – все. Останется Риша, самая прекрасная на свете Риша, вдовой. Вдовой, так и не побывавшей замужем…
Но тут удавка ослабла, соскользнула с шеи. Не успел Костэн удивиться и вскочить на ноги (или хотя бы разогнать дурноту и пошевелиться), как услышал голос:
– Крепкий «воробушек» попался. Четыре секунды, даже трепыхаться вздумал.
– Смерч знает, чему их в канцелярии учат, – раздался второй голос. – Интересно, зачем он вернулся? Теперь неприятностей не оберешься, убийство будут лучше расследовать, чем кражу или халатность. Нашумели, уходим.
Костэн понял, что его сочли мертвым. И так оно было бы на самом деле, если б не прабабушка-человек, из-за которой он не только мерзнет, по облакам гулять не может и с ветрами толком не говорит, но и без воздуха живет куда дольше обычных двух-трех секунд. Нормального сильфа еще на пороге придушили бы.
И эти двое наверняка следили за кабинетом, если решили, что хозяин ушел. Со стороны и впрямь все одно к одному: закрылось окно, погас свет, пропала с подставки последняя доска…
Не успел Костэн решить, как ему распорядится бесценным даром людской наследственности, по полу хлестнул сильнейший порыв ветра, даже со стеллажей, судя по звукам, попадали вещи. Раздался громовой удар, от которого сотрясся пол, почти одновременно – женский вскрик, топот ног у самого уха, звон битого стекла. Костэн не без труда поднялся на локтях и увидел Тоню с ее неизменной шваброй, погнутый алюминиевый сейф на полу у порога, а под ним – в кровь раздавленное тело. На разлитом масле догорала черная удавка.
