Текст книги "Формула власти. Расколотый мир (СИ)"
Автор книги: Zora4ka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
– Молодец, – щедро похвалила Клима.
У дома старосты девочка поотстала, а обда выровняла осанку и вошла через калитку во двор. Калитки здесь обычно не запирали, или же вешали символический крючок, чтобы ветром не хлопало: дурной знак.
Во дворе стояла та самая карета – простая, деревянная, обитая металлическими дугами, а на длинном бревне, которое, насколько знала Клима, староста все собирается пустить на крышу для хлева, но руки не доходят, рядком сидели столичные солдаты. Шестеро, а троим бревна не хватило, примостились, подпирая стенку недостроенного хлева. Столичные, да и вообще городские солдаты от обычных отличались тем, что на службу шли добровольно, получали за нее неплохой оклад и не воевали, а сопровождали в поездках по стране всяческих важных шишек, поддерживали порядки на городских улицах. Особо образованные и ловкие со временем оседали при штабах и управах. Клима гордо прошествовала мимо.
Староста сидел за столом в компании плотного мужчины средних лет. Фиолетовая накидка немалых размеров была небрежно брошена на лавку у стены. Подле печи хлопотала жена старосты, собирая угощение, мужчины пили квас. При виде Климы хозяин дома встал и чуть поклонился. Гость недоуменно вытаращил глаза.
– Я обда Климэн, – резко представилась девушка, садясь. – Правлю этой деревней, тремя к востоку отсюда, двумя к северу и двумя выше по тракту. Какие дела привели тебя, посланник, в мои суверенные владения?
Посланник дико оглянулся на старосту. Тот кивнул, мол, все так. Посланник качнул головой, покряхтел, пожал плечами: ничего себе блажь у народа в этой глуши! И повернулся к Климе.
– Дела обычные, ежегодные. Столица требует уплаты налогов в размере десятой части вашей прибыли, а также часть юнош и мужчин от пятнадцати до тридцати лет.
– Пусть столица катится к крокозябрам, – спокойно ответила Клима. – Здесь не ведскому правителю подчиняются, а мне. И налоги платят тоже мне. И мужчины все мои. Мы не зависим от Фирондо. И сей ответ ждет тебя в любой из моих деревень.
– Та-ак, – протянул посланник, кладя поверх столешницы руку, крепко сжатую в кулак. – Значит, нынче мода такая, отвечать всяким бредом на требования столичных чиновников? Бунт?
– Это не бунт. Это – воля высших сил, – Клима говорила негромко, но глаза у нее при этом были страшные. Староста съежился и притих, он никогда в своей жизни не слышал, чтобы в подобном тоне разговаривали с чиновниками. Он знал, что за Климой нет почти никакой реальной силы, в то время как за посланником – вся мощь Фирондо.
– Ты что мне тут сказки рассказываешь, сударыня? – посланник покосился на старосту, приметил его испуг. – С государственными властями не шути, не то велю солдатам выпороть тебя да за косы оттаскать. Ишь, кем себя возомни...
В это время Клима вежливо взяла старосту за запястье и приподняла рукав, шепнув пару слов, которые вычитал в одной из старинных книг Тенька. Давно зажившее место пореза полыхнуло зеленым светом, несколько долгих мгновений на коже были четко видны ровные линии знака обды. Посланник побледнел и умолк. От тяжелого властного взгляда черных глаз ему было крепко не по себе. Словно в детстве, когда на спор по очереди ночевали в одиночку на капище. Там тоже пульсировала древняя, неподвластная разуму сила, душно шумели ивы, а ромашки и ландыши порой светились, точно пни-гнилушки.
– Но это же невозможно, – пробормотал он, украдкой заглядывая в полупустую кружку с квасом, словно пытался определить, не подмешали ли ему чего.
– Как видишь. Передай в столице, что обда вернулась и берет свою власть.
– А почему ты сама не придешь и не скажешь, а действуешь столь мелко и незаконно? Сударыня, ведь сущая насмешка над памятью обд – восемь подчиненных деревень.
На Климином лице отразился гнев. Она ненавидела вспоминать, что сейчас приходится довольствоваться малым, нельзя получить все и сразу, что снова приходится таиться и выжидать.
– В Фирондо знают обо мне.
– Если знают – почему ты не там?
– А это ты у них спроси. И не смей грозить мне солдатами. А лучше – присягни.
Жена старосты, слушающая разговор, выронила глиняную миску. В наступившей тишине звон вышел оглушительным.
– Да за кого вы меня тут все принимаете?! – посланник вскочил, едва ли не ударяя кулаком по столу.
– За того, кем ты назвался, – вкрадчиво произнесла обда. – И ты принимай меня за того, кем назвалась я. Разве мы здесь шутки шутим?
– Еще каждая сумасшедшая девчонка будет мне указывать! Обда у них! А в стране – война. Столице нужны налоги и бойцы, поэтому сейчас мы выйдем во двор, пройдемся по деревне, и соберем все вышеозначенное. Слышать больше ничего не желаю. А станете бунтовать – на то у меня солдаты есть.
Клима тоже встала, нехорошо кривя губы.
– Выйдем, – она первой подошла к двери, приглашающе махнула рукой.
Солдаты во дворе нервничали. За плетнем и огородами на гладко утоптанной дороге собралось изрядное для этих мест воинство – не меньше двадцати селян, вооруженных кто дубиной, кто рогатиной, а кто и здоровенным колуном. Во главе стоял Гера, и у него был вид образованного человека, знающего, что делать и как раздавать команды. Да и ортона за плечами внушала уважение.
Когда обда, староста и посланник вышли из дома, на улице случилось оживление. Из толпы селян раздались приветственные выкрики, Гера вытянулся, точно на военном смотре. Солдаты напряглись, потянулись к саблям и сулицам, а старшой осведомился у посланника, что происходит. Клима не дала чиновнику ответить.
– Слушайте все! – громко и звонко сказала она, подходя к калитке и открывая ее настежь. – Я – обда Принамкского края, и эта деревня, как семь прочих в округе, под моим покровительством. Не слушайте речей правителя Фирондо, где давно уже посмели позабыть заветы высших сил. Скоро наша родина будет едина, и в ней воцарится мир. Всем и каждому скажите: обда вернулась, высшие силы даровали людям свою милость. Я приму любого, кто верен своей родине и своей земле, кто хочет жить в спокойствии и достатке. Моя власть растет, и я возрождаю Принамкский край, – тут ее голос стал вкрадчивей, взгляд жестче. – Налоги здесь платят мне, законной правительнице. И мои люди не идут воевать ни в орденские, ни в ведские войска. Я не хочу напрасного кровопролития. Но тот из вас, кто поднимет оружие против своих соотечественников, против моих подданных, будет убит. Убирайтесь восвояси сейчас и возвращайтесь после, чтобы служить мне. Время обд снова наступило!
На деревню наползла темная туча, заморосил холодный дождь. Клима смахнула с лица намокающие тонкие прядки волос. Солдаты смотрели на нее во все глаза, иные оглядывались на старшого, также пребывающего в смятении.
– Да что вы слушаете! – оттаял посланник. – В деревне бунт! Усмирить бунтовщиков, немедленно!
– Стоять! – рявкнула Клима, и солдаты, уже двинувшиеся с места и потащившие сабли из ножен, замерли. – Нас больше, с нами высшие силы, мы в своем праве!
Напряжение достигло критической точки. Селяне затихли, Гера чуть поднял правую руку, готовый в любое мгновение выхватить ортону. Солдат от “бунтовщиков” отделяли калитка и стоящая перед ней Клима. Дождь усиливался, посланник наливался гневом, староста побелел, не смея шелохнуться.
– В атаку... – начал было посланник.
– СТОЯТЬ! – обда была страшна, огромные черные глаза горели, с лица стекали дождевые капли, а длинный нос напоминал острый клюв, каким глаза выклевать – не штука.
Где-то в толпе селян помянули крокозябру и ее мать.
– А не лучше ли сейчас уйти? – обратился к посланнику старшой.
Тот медлил с ответом. Творившееся сейчас не походило на привычные ему, хотя и редкие бунты деревенских, не желающих выплачивать налоги или отпускать сыновей на войну. Уже стало очевидно: здесь дело посерьезней. И если солдаты пустят в ход оружие, селяне не побегут. Мало того, эта девка у калитки, именующая себя обдой, и впрямь производит совершенно жуткое впечатление.
– Едем в столицу, – решился посланник, проходя к карете и ловко запрыгивая в ее темное сухое нутро. Уже оттуда обернулся и громко пригрозил: – Мы еще вернемся сюда! С подкреплением!
Клима ничего не сказала, лишь нехорошо усмехнулась. Победа в этом неслучившемся бою осталась за ней. Обда посторонилась, карета, запряженная парой добрых коней, выехала со двора, солдаты маршем потянулись следом. Они с деревенскими не сводили друг с друга глаз, ожидая подвоха. Гера сжимал губы в нитку, солдатский старшой держал руку у сабли.
Но обошлось. Карета мирно проехала вперед по улице, и вскоре столичные визитеры, провожаемые множеством опасливых и недоверчивых взглядов, оказались за пределами деревенского частокола. Староста тихо подошел к Климе.
– Что ж мы наделали? – он шептал. – Что ж теперь с нами будет?
– Оставить панику, – негромко велела Клима. А потом заговорила, обращаясь ко всем.
Речь обды была длинной и проникновенной, но в то же время понятной каждому. Что совсем скоро наступит такое время, когда никто не посмеет забирать рекрутов супротив воли, когда молодые парни не будут гибнуть на границе, а хлеб – гнить из-за того, что некому его убирать. Что настанет время достатка и процветания. Но для этого нужно сказать: хватит! Нет войне! И поддержать обду. А обда как встарь не оставит преданных ей. Трудно сделать первый шаг, но колесо уже покатилось с горы, теперь лишь надо не свернуть с намеченного пути, иначе все будет напрасно.
Клима говорила, что ей надо верить – и люди верили ей. Блистал в пронзительных глазах обды дар высших сил. Под конец даже староста преисполнился решимости идти до конца. Люди успокоились, смятение прошло: каждый знал, что следует делать и чего ожидать.
– Сейчас по домам, время к обеду, – велела обда. – А после берите лопаты и топоры. Следует укрепить частокол. Пошлите вести в соседние села, пусть там тоже будут готовы. Мы сумеем дать отпор! Мы едины! Мы – Принамкский край!
Народ разошелся, на дороге остались только Клима, Гера и Тенька. Вскоре из дома показался едва скрывшийся там староста, в его руках была филолетовая накидка.
– Сударыня обда, гляди! Забыл, окаянный. И что теперь с нею делать?
– Повесь на шест и в огород выставь, ворон пугать, – фыркнул Тенька.
На улицу высунулась жена старосты.
– На шест! Такую материю, ишь, чего удумали! Давай сюда, дочери аккурат платье выйдет. А то и сам носить можешь, ежели ушить.
– Нет уж, – скривился староста. – Не стану я в ихних тряпках расхаживать. Люди засмеют.
– Пусть только попробуют, – хмыкнула Клима. – Скажешь людям: трофей. Я разрешила.
Гера уважительно покосился на свою обду, но потом глянул вперед, да так и всплеснул руками: к ним шла Лернэ, кутаясь в широкий непромокаемый платок, из-под которого у высокого лба выбивались тугие локоны темных волос. Клима прекрасно поняла, о чем подумал “правая рука”. Случись здесь бой, Лернэ угодила бы в самую гущу схватки, а уж зашибить это хрупкое наивное создание проще простого.
– Лерка, ты здесь на кой? – изумился Тенька. – Я же велел тебе носу из дома не казать!
Красавица подняла на брата свои чудесные синие очи.
– Я так разволновалась, что решила посмотреть, как вы тут. Тенька, а вдруг тебя бы забрали в армию, а я не успела бы проститься и дать еды на дорожку? Я вот... узелок собрала...
Колдун возвел глаза к небу.
– Меня никто никуда не заберет, я ведь обещал тебе, помнишь?
Лернэ тихонько кивнула, по-прежнему прижимая к груди небольшой аккуратный узелок, пахнущий яблоками и хлебом. А потом вдруг всхлипнула, прижалась к Тенькиному плечу – тоненькая, залитая дождем, удивительно мирная и беззащитная.
– Ну вот, началось, – вздохнул брат, привычно обнимая ее и гладя по голове. Заговорил нарочито мягко, как с ребенком, хотя и не без некоторой иронии: – Лер, хватит сырость разводить, и так лужи на дороге. Погнали мы этих столичных, больше за рекрутами не явятся.
– Как – погнали? – Лернэ уставилась на него полными ужаса глазами.
– Вот так... Ох, да не пугайся же ты!
– Тенька... Теня, прости, – она снова плакала на его плече. – Мама ведь тоже говорила, что никогда нас не бросит, а потом...
– Уж бесцветкой я болеть точно не собираюсь! – отрезал Тенька, приподнимая сестру над землей и передавая Гере, вместе с узелком, платком и слезинками на щеках. – На, отнеси это чудо домой, а то и так уже ноги промочила, еще не хватало простудиться или в ближайшей луже утопнуть.
Гера, не веря своему счастью, необычайно бережно принял Лернэ и медленно торжественно понес, вполголоса успокаивая. Колдун задумчиво поглядел им вслед.
– Да уж, кто бы мог подумать... Я уже год жду, когда Гера припрется ко мне с “серьезным разговором” о его чувствах к Лерке, а его все нет и нет. Тоже мне, сударь без страха и упрека... А Лерка уже пару месяцев явно так по нему сохнет. Но тоже молчит. Интересненько живем!
– Гере костью в горле стоит воспоминание о твоих шашнях с Вылей, – отметила Клима. – Он помнит, как тебя укорял, и не хочет оказаться на твоем месте.
– С какой Вылей?.. Ах, да. Это ж было совсем другое!
Клима пожала плечами. Личная жизнь Геры и Лернэ была последним, что волновало ее в этой жизни. Главное, чтобы общее дело не пострадало. А такого не случится, идеалиста Геру любовь окрыляет. Это полезно. Надо было его еще раньше в кого-нибудь влюбить.
Они неспеша побрели к дому, обходя лужи.
– Ты боишься, – вдруг сказал Тенька, глядя обде в глаза. – Тебе страшно так, что кружится голова.
– Обязательно говорить об этом вслух? – огрызнулась Клима, отводя взгляд.
– Мы одни. Шумит дождь, нас никто не слышит. Чего боишься?
– А как ты думаешь? – девушка стиснула руки в замок, аж пальцы побелели. Прикусила губу. – Когда они придут с подкреплением? Через неделю, две? Я могу говорить людям все что угодно, но ведь сама знаю прекрасно: горстка селян с палицами не заменит армию. Я впервые не уверена в исходе. Да-да, знаю, ты сейчас разведешь руками и скажешь, что все бывает в первый раз. Но мне не легче. Я прекрасно чую, что дело может обернуться чем угодно. Люди поверили мне, а я впервые не могу гарантировать им настоящей защиты. Не представляю, как быть, если здесь все разнесут.
– Начнешь сначала, – Тенька оптимистично пожал плечами. – У тебя вообще есть какой-нибудь план?
– Да... надо ехать в Редим, срочно. Продумать все до мелочей, организовать ополчение...
– ...И ждать.
Клима кивнула, взгляд ее ожесточился.
– У тебя есть тот порошок, от которого все взрывается?
– Полно, – колдун кивнул. – Насчет этого не тревожься, я еще одну интересненькую штуку думаю, но там дорабатывать надо, иначе по своим же шарахнет. Да, да, не смотри так! Я помню, что непроверенные изобретения нельзя испытывать в бою. Ничего. Нам и порошка хватит, у меня его целый бидон... да, только Лерке не говори, куда бидон подевался, у нее все равно их два. Не понимаю, на кой разные бидоны для коровьего и козьего молока...
Клима в принципе не понимала, зачем хранить молоко в бидоне, если есть колодезное ведро, но развивать тему не стала: думала о другом. Как же не к часу эти сборщики налогов явились... Еще ничего не готово, а уже приходится думать, как спасти то немногое, что есть. Но платить им было нельзя. Народ должен знать железную руку своей обды, должен верить, что она и только она решает все. Обда – власть, а прочие могут лишь подчиняться. Но теперь положение Климы оказалось на редкость шатким. Хорошо, когда противник тебя недооценивает, но вот если он раньше времени переоценит...
– По дороге в Редим заглянем на капище, – решительно сказала Клима, когда они уже подходили к дому. – Я так рьяно исполняла второе условие формулы власти, что навредила себе...
– А навредила ли? – Тенька видел, что обда справилась со страхом, и втайне ею гордился. – В Институте ты тоже вечно ворчала, мол, все происходит слишком быстро и не по плану, а оно вон как интересненько получилось.
Клима остановилась на крыльце, оглянулась, внимательно изучая Тенькино лицо.
– Все должно быть по плану, – отчеканила она. – И при таких вопиющих его нарушениях я до сих пор жива лишь по милости высших сил. А если эта страна превратится в подобие твоей лаборатории, я, пожалуй, удавлюсь.
Дверь хлопнула перед Тенькиным носом.
Комментарий к Глава 2. Лернэ Скоро выложу карту Принамкского края)
====== Глава 3. Стебель и зёрна ======
Еще нам далеко до цели,
Гроза ревет, гроза растет...
Ф. Тютчев
С первого взгляда, да и со второго тоже, город Редим производил удручающее впечатление. Клима, Гера и Тенька въехали в него ближе к середине дня, но даже тогда улицы были почти пустынны. Колдун объяснял это тем, что дни стоят не базарные, да погода ненастная. И впрямь, холодный дождь моросил уже третьи сутки, превращая лесные дороги в грязевое месиво. В городе, правда, были мостовые, но совершенно неприятные на вид: черные, будто закопченные, кое-где поросшие мхом и плесенью. Стены, как и говорил прежде Тенька, совсем обветшали, каменная кладка кое-где обрушилась. На воротах никто не стоял, да и открыты они были лишь наполовину. Видимо, шире не позволяли насквозь проржавевшие петли. Редим пропах сыростью, плесенью и чем-то еще, неприятным. Гера вспомнил, что так пахла земля на кладбище рядом с его родным селом.
Пару раз через дорогу пробегали куры и гуси, такие же серые от грязи, как и все вокруг. На окраине города дома строили по деревенскому обычаю: деревянные хибары, крытые плоской каменной черепицей, замшелой и заплесневелой, как мостовые; кругом были разбросаны небольшие огороды. В глубине одного какой-то мужик прилаживал к разваливающейся от старости телеге сырое трухлявое колесо. У колодца на улице худая женщина в черном платке осторожно поднимала журавель. На старом фонаре трепалась по ветру мокрая серая тряпка паутины. Ближе к центру здания громоздились в два-три этажа, улицы сужались. Город казался сонным и неповоротливым, как старый больной дед, обыкновенно лежащий на печи и высовывающий нос на белый свет с большой неохотой и только по нужде.
– Не нравится мне здешний градоначальник, – пробормотала Клима, когда они вышли на площадь перед зданием суда и управы.
В неоднократно упомянутые Тенькой базарные дни, которые сейчас казались не более реальными, чем малиновые лесные крокозябрики, эта площадь звалась торговой. В стороне, у линии примыкающих домов, даже были свалены остовы прилавков, перевернутые бочки из-под пива, кваса и вина, какие-то наполовину сгнившие ленточки, некогда яркие и цветные.
– Ты же его еще не видела, – возразил Гера. – Может, не такой уж и плохой тут градоначальник.
– Хороший человек город до такого состояния не доведет, – обда брезгливо обозрела площадь и остановила взгляд на пустующих флагштоках.
– Может, здесь просто люди неряшливые или ленивые? – Гера всегда был готов отстаивать доброе имя незнакомого ему человека.
– Не бывает столько ленивых и неряшливых людей, – отрезала Клима. – Бывают недостаточно организованные. Хоть бы флаги вывесил... Совсем распустились здесь. Тенька, в Редиме всегда так уныло?
– Ну... в базарные дни поживей, ленточки на фонарях висят. И летом плесенью не пахнет, если погода сухая.
– Ясно. Значит, всегда.
Гера и Тенька молча переглянулись за Климиной спиной. “Правая рука” – потерянно, он совершенно не понимал, какую поддержку общему делу можно найти в этом гиблом месте, если даже в Фирондо ничего не вышло, хотя там куда поживей, и сравнивать нельзя. А колдун – заговорщицки. Тенька чуял: обда сейчас тут что-то устроит. И не испытывал никаких опасений, тем более – сострадания к неведомому градоначальнику.
В здание управы, к слову, такое же темное и обшарпанное, как все вокруг, Клима пошла одна. Соратники остались ждать ее на площади, подпирая с разных сторон грязный фонарный столб. Гера отметил, что когда рядом не стояла излучающая обаяние Клима, город казался и вовсе вымершим.
– Странное тут здание управы, ты заметил? – завел Тенька светскую беседу. Молча ждать скучно, вдобавок вид у друга подавленный. Эх, вот же не умеет человек жить без лишних забот. То ли благородство мешает, то ли академическое образование.
– Нет, – Гера присмотрелся внимательней. – Вроде все привычно. Даже более привычно, чем дома в Фирондо.
Тенька почесал в затылке, а потом просветленно хлопнул в ладоши.
– Точно! Оно же – вылитый ваш Институт по стилю планировки! Интересненько получается...
– Да ну, не может быть...
– А ты присмотрись!
– Это невозможно, – упрямо возразил Гера. – Наш Институт проектировали люди совместно с сильфийскими зодчими, там идет смешение стилей архитектуры, а здесь просто древняя постройка, которую много раз ремонтировали и переделывали.
– Но похоже ведь, – прищурился Тенька. – Тоже смешение стилей. Герка, а что если ваш Институт “смешивали” специально, а тут все произошло естественным путем?
– Что ты хочешь этим сказать?
– А ты не понимаешь? Допустим, первоначально здание построили сильфы. А потом люди на протяжении нескольких столетий переделывали его под себя.
– Но откуда взяться сильфам в центральной части Принамкского края, да еще в столь давние времена?
Тенька пожал плечами, заявив, что современная наука покуда не нашла ответа на сей вопрос. Но все сходится. По-сильфийски большие прямоугольные окна, по-людски остроконечные башенки. Только цвет не белый, как в Институте, а черный. То есть грязный.
Тема светской беседы себя исчерпала, некоторое время друзья стояли молча, а потом Гера спросил:
– Как думаешь, Клима сумеет договориться с градоначальником?
– Скорее да, чем нет.
– Почему? Ведь в Фирондо, как ни крути, мы потерпели неудачу.
– Потому и думаю. Клима не дура поучиться на чужих ошибках, а уж на собственных и подавно. Я не я буду, если у нее после провала в Фирондо еще хоть раз так же сокрушительно не получится уболтать какую-нибудь важную шишку!
...Попасть в обиталище градоначальника города Редима было гораздо проще, чем пробиться к правителю в Фирондо. Достаточно только подняться по обшарпанной каменной лестнице на второй этаж, спросить дорогу у затрапезного вида поломойки и толкнуть массивную деревянную дверь с коваными полосами поперек.
Клима вошла в просторный квадратный зал. Высокий потолок был частично разобран: когда-то на него надстраивали башню. Теперь свод терялся в прогнивших балках и паутине. На каменном полу виднелись разводы от мокрой тряпки. Клима относилась к чистоте вокруг себя равнодушно, но царящая тут грязь ее покоробила.
Единственной точкой жизни и тепла в неприветливом холодном зале был камин. Он горел ровно и жарко, кругом на полу валялись пыльные медвежьи шкуры, а на скамеечке у самой решетки сидел темноволосый мужчина с кочергой в одной руке и бокалом вина в другой. У стены неподалеку выстроилась целая череда бутылок темного стекла. Пили здесь основательно и не один день.
Знакомо.
Мерзко.
Клима приблизилась, подступая сбоку. Градоначальник еще не стар – около тридцати пяти лет – имеет солидную щетину. Явно когда-то брился, но теперь не утруждает себя. Светло-карие глаза запали, кончик носа покраснел.
– По какому поводу пьешь?
Градоначальник вздрогнул и повернулся всем корпусом. Он только сейчас заметил вошедшую.
– Ты кто? – голос был хриплым, простуженным. Или – пропитым.
– Обда Принамского края.
– Смешно. А я – Верховный сильф. Хочешь вина, девочка?
Клима села на шкуру. Она больше не хотела действовать с наскока. Тенька был прав: на чужих ошибках обда училась хорошо, уроки же от собственных и вовсе схватывала на лету.
– Увы, бокал всего один, – градоначальник протянул ей наполовину опустошенный свой, а сам взялся за бутылку, выпуская из рук кочергу. – С тебя тост, девочка!
– Обда Климэн. А тебя как зовут?
Он расхохотался.
– Дурацкий день, дурацкая встреча, дурацкий разговор... Ладно, пусть будет обда. Ты не знаешь моего имени? Мне казалось, его выучила каждая собака.
– Я – не “каждая собака”.
– Фенрес Тамшакан. Главный в этой дыре, – он сделал широкий жест рукой, держащей бутылку, вино плеснуло через край. – Так каков твой тост?
– Выпей за меня. За обду и отечество, – внезапно Клима поняла, что никто прежде не пил в ее честь.
– Неплохо. В стиле горцев, знаешь ли, пить за то, чего нет... А почему ты так упорно называешь себя обдой? Набиваешь цену, а? – Фенрес жадно присосался к горлышку, выгибая синеватую шею.
Клима понаблюдала за этим и решила, что ей не нравится, когда за отечество пьет всякий сброд. Она достала свой маленький кинжал и поднесла к руке. Свою порцию вина даже не пригубила.
– Потому что я и есть обда.
Увидев светящиеся порезы, Фенрес Тамшакан подавился. Судорожно кашляя, отбросил бутылку в сторону (та упала на шкуры, но не пролилась: опустела больше, чем наполовину), пятерней откинул со лба темную сальную челку и пробормотал:
– Так, надо завязывать с выпивкой... Как, говоришь, тебя зовут?
– Климэн Ченара. Обда Принамкского края. А с выпивкой и впрямь завязывай, у меня к тебе дело, а я не терплю пьянчуг.
– Да разве это пьянство? Так, нервы успокоить... Постой, правда что ли обда?! Да это ж как? Я же...
Фенрес задрал рукав, открывая небольшой шрам чуть выше локтя: три вертикальные полосы перечеркивает горизонтальная. Клима впервые видела живое подтверждение Тенькиных рассказов о горцах, которые до сих пор проверяют своих детей на талант. По наитию она накрыла шрам ладонью. Жалкий, омерзительный – но это человек, отмеченный ее знаком. Ее человек, принадлежащий Принамкскому краю и высшим силам до последней капли крови. Значит, человека надо использовать.
Старая отметина растаяла, полыхнув зеленым.
– Вот так. А ты только что принес мне клятву служить.
– Погоди, – Фенрес поднялся и, чуть пошатываясь, вышел из зала.
Его не было довольно долго, но Клима по своему обыкновению не томилась ожиданием, а размышляла. Выводы ей пока не слишком нравились.
Градоначальник вернулся умытый, протрезвевший и даже более-менее причесанный. При виде Климы выражение его лица сделалось задумчивым. Должно быть, Фенрес Тамшакан до последнего надеялся, что обда ему примерещилась с похмелья, а на самом деле он разговаривал с обычной продажной девкой или вовсе с пустотой. Но шрам снова не появился, а Клима не исчезла. Напротив, пересела на скамеечку и демонстративно выплеснула вино из бокала в огонь. Пламя взвилось, загудело. Крепкий, видно, напиток был. Фенрес гибель вина воспринял стоически, поморщился только, но возмущаться не стал. Плюхнулся на шкуру и окинул гостью внимальным взглядом. На сей раз без лишнего ошеломления, трезво, расчетливо. И его глаза бегали. Честные люди так не смотрят. Достаточно умные и удачливые пройдохи – тоже.
– Так значит, это правда? Обда и впрямь вернулась, а не посходили с ума рыночные торговки вместе с половиной мелких купцов?
– Как видишь.
– И что же ты забыла в этой дыре? Или за годы войны обды настолько обмельчали, что и Редим за столицу сойдет?
– Ты, я гляжу, далеко не в восторге от этого места, – холодно отметила Клима.
– А чему мне восторгаться? – неожиданно озлобился градоначальник. – Да ты знаешь, кто я? Да ты знаешь, кем я был в Западногорске?! Какие поклоны мне бил весь этот сброд, какие пышные балы гуляли на мое золото! Вино лилось рекой – не эта кислятина, а настоящее, горское! Все, все пошло прахом...
– И что же произошло? – девушка заинтересовалась. Этот скользкий тип – выходец из высшего общества, что полезно. Если в политических фигурах Ордена Клима худо-бедно разбиралась, имена были на слуху, да и многие отпрыски благородных учились с ней бок о бок, то из ведских аристократов она знала лишь Артасия Сефинтопалу да Эдамора Карея. О последнем Тенька вообще всем уши прожужжал.
– Что? – с ненавистью повторил Фенрес. Но потом сменил тон и чуть смежил веки. – Трагическая история, меня оговорили, и я вынужден был согласиться на сей чудовищно оскорбительный для моего положения пост.
“История грязная, – подумала Клима, глядя на нехорошо бегающие глаза, в которых не было ни намека на трагичность. – Подрезали ему крылья и выслали. Или сам побыстрее сбежал, чтобы не прибили. Он не такой уж дурак, вдобавок изворотлив, как гадюка. Это усложняет дело. Проще было бы договориться с простодушным глупцом или сообразительным, но добрым и честным человеком вроде Геры. Но как же весело будет заставить его делать то, что хочу я!”
– Давно ли ты здесь?
– Третий год, – сквозь зубы процедил градоначальник. – Третий год в этой проклятой грязной дыре, а все из-за какой-то глупой крикливой девки... – тут он осекся, но Клима все прекрасно услышала и сделала выводы.
“Грязная дыра... Нет, не буду я давать ему много власти. Что стоит убраться на своей земле, убивать время не за бутылкой, а за делом, полезным народу? Может, поэтому я обда, а не он?”
Фенрес Тамшакан присматривался к собеседнице. Он видел перед собой неухоженную, но самоуверенную и хваткую девицу не старше двадцати лет. Мистическое ошеломление схлынуло и, рассудив трезво, Фенрес решил, что перед ним все-таки не обда. Потому что так просто не бывает. А шрам от колдовства растаял. Может, она маститая колдунья. И, кстати, чего это он сидит и все ей выбалтывает?!
– Ты не ответила на мой вопрос. Что делаешь в Редиме, других городов нет? И вообще, откуда ты взялась такая, обда?
– Пришла издалека, – насмешливо ответила та, давая понять, что ничего конкретного не скажет.
Пару минут спустя Клима приметила в интонациях собеседника насмешливую осторожную фальшь.
“Он где-то крутит со мной. Что это могло бы значить?”
– А хочешь, Фенрес, вернуться в Западногорск? Да так, чтобы тебе там снова поклоны все отбивали.
– Кто ж не хочет восстановить былое могущество, – он саркастично покривил губы.
“И правда, кто ж не хочет... Нет, дело не в его прошлом, тут он не солгал. Надо пощупать еще...”
– А веришь, что я могу подарить тебе его? Ты мне симпатичен.
– Обда любит и балует своих подданных, это всем известно. Как тут не поверить.
“Вот! Здесь! Не верит, что я дам ему большой куш? Или дело в ином?”
– Так пойдешь за обдой, Фенрес Тамшакан? Пойдешь за мной? Будешь служить верой и правдой?
– Почему бы и не пойти, не послужить? А каковы твои условия, обда?
“Ах, ты тварь ползучая, – Клима едва не сказала это вслух. Последнее, что могло ей прийти в голову – неверие градоначальника в ее предназначение. В точности, как в Фирондо. – И что я делаю не так? Почему верил Институт, почему в Ордене никто не усомнился, сильфида слушала с разинутым ртом, Тенькины односельчане уважают, а тут... Нет, об этом надо подумать позже. Сию минуту важно другое. Почему он не сказал и не рассмеялся мне в лицо, как Артасий Сефинтопала или Эдамор Карей? За кого меня принял?”
– Я возьму власть в Принамкском крае. А ты будешь подле меня и получишь все, что пожелаешь.
