Текст книги "Формула власти. Расколотый мир (СИ)"
Автор книги: Zora4ka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
– Я сначала ушам своим не поверил, – говорил Гера. – Эти рассуждения о ценности жизни… Слишком похоже на тебя прежнюю! А потом понял – какое, к смерчам, десятое, да еще апреля? Моя обда, почему ты назвала ему неверную дату? Лучше бы и дальше держала в неведении!
Клима, как обычно, пристыженной не выглядела.
– Наступление Ордена выгодно не только Холмам, но и мне. Но сильфы хотят победы Ордена, а я приготовлю поражение.
– Но как можно лгать живому существу в такой момент?!
– А разве я солгала? Во-первых, я действительно вне себя от того, что произошло с Дарьянэ, поскольку в ее гибели могут обвинить меня. Вдобавок, убийцы точно знают, где я живу, а я сама даже не уверена, что и на этот раз виноват Орден. Сефинтопала тоже мечтает избавиться от меня любыми средствами, и вед скорее, чем орденец, без колебаний убьет сильфиду. Во-вторых, мне хочется, чтобы Юрген жил. Он мне симпатичен.
– С трудом верю, что на свете остались существа, вызывающие у тебя какие-то чувства, особенно, симпатию!
– Вот и неправда, – вступился за обду Тенька. – Климе много кто симпатичен! И не такая уж наша обда бесчувственная, какой мечтает казаться.
Гера скривился, хотел сказать что-то колкое, но покосился на Зарина и промолчал.
– В-третьих, – продолжила Клима, глядя «правой руке» в глаза, – история с Фенресом научила меня относиться к чужим жизням бережней.
– Неужели! А кто собрался отдать на растерзание Ордену ведские пограничные войска?
– А вот этого, – прищурилась Клима, – я не говорила.
– Наша хитроумная обда измыслила очередной коварный план? – предположил Тенька.
Клима кивнула и опять развернула карту.
– Глядите, здесь указаны ведские очаги пограничной обороны. Мы не знаем, где именно станет атаковать Орден. Но до десятого апреля у нас есть время взять Фирондо и сообщить по всей границе, что ожидается наступление. Веды бескровно пропустят орденцев вглубь своей обороны, а потом окружат и возьмут в плен.
Некоторое время все (даже заплаканная Лернэ) изучали карту.
– У меня только один вопрос, – подал голос Тенька. – Ты все это придумала в те несколько секунд, когда услышала от Юргена, зачем ему точная дата?
– Почти, – Клима чуть улыбнулась. – Некоторые задумки были у меня прежде.
– А у меня много вопросов, – нахмурился Гера. – Ты уверена, что мы успеем взять Фирондо до десятого апреля?
– А кто меня при всем штабе убеждал, что на осаду уйдет не больше двух недель?
– Так ведь если погода не подведет!
– Весной грозы часто бывают, – заметил Тенька.
– Далее, – Гера провел пальцем по линии границы. – Как ты намерена за короткий срок, да еще из Фирондо, известить все очаги обороны? Только на это уйдет не меньше месяца.
– Тут было слабое место в плане, – признала Клима. – Но Юрген не создал мне неприятностей и улетел на одной доске, забыв про вторую, двухместную. Теперь у нас есть замечательная сильфийская доска, благодаря которой все извещение займет около трех дней.
– А если бы он вспомнил?
– Я постаралась бы его отговорить, – пожала плечами Клима.
– А что потом? – вдруг тихо спросил Зарин. – Если у нас все получится, Орден понесет потери, и станет ясно, что ты дала сильфам ложные сведения. А принес их Юрген. Я не хочу обидеть тебя, Клима, но иначе не скажешь: сегодня Юрген был слаб, и ты воспользовалась этим. Не запихнула ли ты его в петлю «завтра» надежнее, чем сегодня?
Клима посмотрела на него своими черными бездонными глазами, и этот взгляд в который раз пронизывал насквозь. Но обда не злилась. Она словно впервые за долгое время по-настоящему заметила Зарина.
– Я предусмотрела это, – она отвечала только ему. – Юра когда-то спас мне жизнь и, несмотря на то, что я вернула долг, убивать его моими же руками неправильно. Холмам не будет убытка от поражения Ордена, а легкую взбучку от начальства Юра переживет.
– Почему ты считаешь, что легкую? – буркнул Гера.
– Потому что я так решила, – отрезала Клима. – Довольно разговоров. Собирай штаб до срока, нам многое надо обсудить. Завтра, пятого марта, выступаем на Фирондо.
Юра себя переоценил. К полудню он почувствовал, что засыпает прямо на доске. Все-таки надо было не маяться дурью с крюками и петлями, а отдохнуть хотя бы до вечера. Умирать не то чтобы уже не тянуло, просто стало ясно, почему сейчас нельзя. И в ближайшие лет двадцать тоже. Умеет же Клима парой слов привести в чувство!
Юноша приземлился в середину чащи, у звонкого родничка. Здесь было тихо, нет тропок, люди не захаживали. А дикие звери сильфов не трогают. Наверное, чуют, что мяса с такой добычи не будет.
Можно завернуться в одеяло (хорошо, вещи захватить додумался, а не улетел, в чем был!) и лечь прямо на доску – она широкая, еще теплая от полета.
Над головой смыкались деревья. Птицы перелетали с ветки на ветку. По стволу поползла юркая белочка, и солнце вызолотило ее рыжую шерсть. Здесь, в чащобе, еще кое-где лежал снег, но и он таял, а сквозь бурую подстилку уже прорастали нежные белые цветы.
«Весна. Такой воздушный день. А она развеялась».
– Да-а-аша!!!
Эхо крика заплутало между замшелыми стволами.
Лучи в глазах дробились на радугу. Ветер шевелил молодые веточки деревьев.
«Ветер. А не она ли сейчас – ветер?»
Глаза резануло так, словно в них воткнули раскаленные иглы.
«Как нелепо. Наивысшие Небеса, как же нелепо все происходит! Зачем она улетела, она так хотела жить! Любила меня… и яичницу готовила…»
Зеленоватая радужка неба, пепельные кудряшки облаков.
«Прости, прощай».
А слезы все текли и текли, растворяя в соленой лужице горя те, похожие на Рафушины, зеленые глаза с длинными ресницами, улыбку, голос, яичницу, а с ними заодно – весь белый свет…
====== Глава 15. Гроза на земле ======
Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг –
И мы, в борьбе, природой целой
Покинуты на нас самих.
Ф. Тютчев
У окна сидел усталый человек. Длинные рукава темно-зеленого сюртука были измяты, светлые волосы падали на лоб и скрывали морщинку между бровей.
В полутемном кабинете царила душная, гнетущая тишина. Лишь отсчитывали время громкие механические часы – одни из лучших в Принамкском крае, почти не врут. Но сейчас они только раздражали, напоминая, что скоро рассветет, позади очередная бессонная ночь, а впереди беспокойный день, полный забот и потрясений, каких не бывало за все годы привычной нынешним поколениям войны.
Дверь отворилась без стука. Вошел Эдамор Карей. Все такой же загорелый и подтянутый, стойко сносящий все удары судьбы. Лишь на левом глазу – глухая черная повязка. В руках у колдуна была средних размеров клетка, на три четверти прикрытая черной материей.
Эдамор Карей приблизился к окну и молча посмотрел на улицу.
Столица медленно просыпалась. Каменные мостовые, мокрые после дождя, отражали синеву неба. На флюгерах сидели ласточки – они всегда прилетали в Фирондо, как только сходил снег. Кое-где уже можно было заметить людей с телегами или просто с тачками, идущих к окраине города. Там второй день велись работы по укреплению стен.
– Что она творит? – тихо поинтересовался Артасий Сефинтопала куда-то вдаль. – Она называет себя обдой, но до основания рушит принамкское государство.
– Девчонка хочет власти, – Эдамор Карей говорил жестко и скрипуче. – По мне, она выбрала слишком изощренный способ самоубийства.
– Пока что ей удается выживать, – заметил Артасий. – Даже от тебя сумела вырваться.
Эдамор Карей скривил губы.
– У нее хорошее чутье на таланты. Не знаю, где она нашла того мальчишку, колдующего не по правилам, но второй раз у них ничего не выйдет.
– Если бы я мог, то послал бы к ней убийц. Но горцы ясно дали понять, что не потерпят этого. И как эта самозванка сумела задурить головы самым ревностным хранителям памяти обд?
– Наверное, им опостылело столетиями верить в невозможное, но принять, как мы, что обда никогда не вернется, они не смогли. Вот и сочинили себе красивую сказку с первой попавшейся авантюристкой, – колдун невесело усмехнулся.
– Только бы они не опомнились от дурмана ее речей слишком поздно, – Артасий Сефинтопала потер переносицу, желая отогнать сонливость. – А сейчас остается уповать на Орден, как ни смешно это звучит. Наиблагороднейший не может стерпеть существование их ночного кошмара. «Обда вернулась» – этими сказками матери на той стороне пугают маленьких детей.
– Если только «обда» не выкормыш Ордена, – заметил Эдамор Карей. – Мы знаем, она училась в Институте. Что если Орден специально послал ее посеять у нас смуту? Так думают многие.
– У них нет сведений, которые поставляет мне моя разведка, – покачал головой правитель. – В Ордене сейчас все слишком напуганы. И не дайте высшие силы им понять, что пока обда по большей части вредила только нам.
– Мы не дадим слабину, – Эдамор Карей выпрямился, его единственный глаз сверкнул.
– В столице слишком малый гарнизон, – вздохнул Артасий. – Мы здесь давно не знали войны. Да, нам удастся выдержать длительную осаду, но не уверен, что армию обды получится разбить, если только мы не положим в битве всех своих. Я до последнего не мог узнать о численности ее войска, оно собиралось по частям под Редимом, Локитом и Вириортой. Теперь это сила, которую не распылить тысячей бойцов. Еще восемьсот может дать ополчение, но наши горожане совсем разучились воевать. Вдобавок, упущено время, когда я мог отозвать к столице войска с границ. Хотя, ослаблять границы тоже не слишком умно.
Эдамор Карей сдернул материю с клетки. Там, разделенные мелкосетчатой перегородкой, сидели два серых сокола с ярко-желтыми загнутыми клювами.
– Пусть мы, сударь правитель, не можем стянуть к столице войска с границ, но известить Компиталь и Опушкинск в наших силах. Они в паре дней пути отсюда – и в паре часов лету. Компиталь издавна предан столице, и, насколько я знаю, оттуда еще не отправлена на границу последняя партия новобранцев, это две с лишним тысячи. А в Опушкинске вся моя родня и старые боевые товарищи, они поднимут на бой все ближайшие села и придут даже на дно ущелья, если я позову.
Артасий посветлел лицом.
– Птицы-вестники? Я слышал, что у горцев принято слать письма с птицами, но никогда не видел своими глазами. И не знал, что такая возможность есть у тебя.
– Я держу парочку соколов на всякий случай, хотя попусту никому не показываю, – колдун открыл клетку, взял первую птицу и ловко примотал к ее лапке крохотную бумажную трубочку, которую все это время сжимал в ладони. – Бывало, эти пернатые здорово выручали меня.
– Нынче они выручают нас всех, – заметил правитель.
Эдамор Карей протянул ему сокола, сам принялся за второго.
– В горах не проедешь на лошади, а с пешими вести идут слишком долго и не всегда доходят. Обученная и прикормленная птица пролетит над ущельями и доставит послание так быстро, как если бы оно передавалось из головы в голову. Я мало жил в горах, но некоторые горские обычаи хороши и на равнине. Хочешь приобщиться к горским традициям, сударь правитель? Открывай окно, выпустим их вместе. Просто кинь птицу в воздух, она лучше всякого сильфа держится на лету.
В комнату ворвался порыв свежего весеннего ветра, пестрые серые крылья захлопали в голубоватом предутреннем воздухе.
– До чего же просто послать за помощью, если знать, как, – пробормотал Артасий, глядя, как соколы взмывают в небо и пропадают из виду. – Надеюсь, обде ничего не известно о горских обычаях.
– Откуда ей знать! – убежденно отмахнулся Эдамор Карей. – Она никогда не была в настоящих горах, а в Западногорске давно не пользуются птицами-вестниками. Будь спокоен, сударь правитель. Мы отбросим девчонку от Фирондо, и в итоге ее прибьют свои же. А горцы поймут, как заблуждались, и приползут к нам на пузе.
Артасий кивнул, соглашаясь, но в памяти опять всплыли эти черные глаза, похожие на омуты капищенских колодцев. Слабо верилось, что обладательница таких глаз позволит себя прибить в случае неудачи. Конечно, обдой Климэн Ченара быть не может, но и к обычным людям ее не причислишь. Почему она смела требовать власти, а теперь собирается атаковать Фирондо? Не поддающаяся описанию наглость? Сумасшествие? А может, одержимость? Кто знает, какие страшные ритуалы проводил с нею ее колдун… Уж не возрождается ли в Принамкском крае культ крокозябры?
Если бы знать тогда, летом, чем все обернется! Что стоило убить девчонку сразу!
Члены штаба обды, единодушно задрав головы, смотрели в небо. Одни – обеспокоенно, другие – моляще, третьи – почти с вызовом.
Но Небеса во все времена глухи к надеждам и чаяньям людей.
– Ни облачка, – упавшим голосом резюмировал глава кавалерии.
– Закат обещает быть алым, – не очень уверенно произнес ответственный за снабжение. – Моя бабушка говорила, что алое небо – к большой непогоде.
– Еще рассвета толком не было, а ты уже про закат, – буркнул бывший начальник редимской стражи, теперь переведенный на должность помощника главнокомандующего.
– Не время паниковать, судари, – твердо перебил всех Гера. – У нас есть план на случай неподходящей погоды. Колдуны, за какое время сможете нагнать тучи?
Тенька и его локитские коллеги тоже глянули вверх. Погода была отменная: даже дымки на горизонте не видать.
Старший колдун вздохнул.
– Земля влажная. Мы нагреем ее и заставим изойти паром – тогда к полудню появятся облака. Но родят ли они грозу, неизвестно.
Войско обды расположилось на отдых часах в четырех пути от Фирондо. Это была запланированная остановка: требовалось изучить погоду и отдать распоряжения согласно одному из планов, продуманных штабом заранее. Правда, все до последнего надеялись, что Небеса расщедрятся на хорошую весеннюю грозу, и никакие планы, кроме основного, самого простого и победного, не будут нужны.
Когда все убедились, что от пристального смотрения в небо тучи не появляются, подъехала Клима на крепкой пегой лошадке. Обда только что закончила обходить свое войско, как делала это почти на каждом привале. У всякого костра ее старались чем-нибудь угостить, поэтому за время кампании никто не видел обду основательно обедающей. А поскольку спала Клима тоже урывками, в войске начинали бродить слухи, что сударыня обда не ест, не дремлет и вечно радеет о своем народе, в точности, как ее древние предшественники.
Клима легко выпрыгнула из седла, принимая поданную Хавесом руку. Зарин, которому на этот раз благоволения не досталось, придержал за поводья лошадь.
– Хорошая погода, моя обда, – доложил Гера с озабоченным видом. – Колдуны обещали тучи к полудню, но не предсказать, будет ли там гроза.
Клима тоже посмотрела наверх. Войско расположилось в еще не распаханной под поля обширной низине, на холмах кругом высился лес, извилистая дорога темной ленточкой вела на запад, к Фирондо, а совсем вдалеке можно было различить остроконечные крыши деревенских домиков. Словом, вид на безоблачное голубое небо, чуть подкрашенное зарей, открывался прекрасный.
– Будет буря, – задумчиво сказала Клима.
– Во, а я что говорил! – обрадовался ответственный за снабжение.
– Очень большая буря, – добавила обда и поежилась. Почему-то приближение грозы, сулящей им победу, не радовало. Внутри что-то болезненно сжималось, медный медальон казался холодным и тяжелым, даже шнурок врезался в шею, чего никогда прежде не бывало.
– Еще полчаса, и выдвигаемся, – скомандовал Гера. – Судари колдуны, нагоняйте облака. Тенька, отдыхай.
– Опять, – фыркнул тот, пятерней взлохмачивая белобрысую челку. – Чего ты все время меня бережешь? Колдовство – не вода в котелке, от частого применения не иссякает. Это наука, которой надо заниматься!
– Сам говорил, что порой так наколдуешься, только плюхнуться на подушку и заснуть, – припомнил Гера.
– Так то – за сутки опытов на чердаке, а не за легкое упражнение на свежем воздухе!
– Все равно, иди к костру, посиди. Мне так спокойнее. Кроме тебя никто даже толком не знает, как все должно выглядеть.
– Я ведь объяснял!
– Мы с Климой ничего не поняли, – напомнил Гера. – А твои коллеги ужаснулись и в один голос заявили, что это невозможно и так никто не делает. В общем, ты по-прежнему наша главная боевая единица, и тебя нельзя тратить на то, с чем справятся остальные.
Тенька смирился и отправился сидеть у костра. Когда Гера принимался командовать, спорить с ним становилось еще безнадежнее, чем с Климой. Обда, кстати, никуда больше не пошла и тоже осталась отдыхать, о чем-то задумавшись. Тенька отметил, что длинное платье, даже из раскритикованного Ристинкой пыльного сундука, идет Климе куда больше, чем горчичная форма летчицы или, как сейчас, плотные мужские штаны и кожух с меховым воротником. Этот воротник, свалявшийся от непогоды и стирок, придавал будущей владычице Принамкского края встрепанный и нахохленный вид. Но в красивом платье по весенней слякоти с армией не поездишь. Войско, впрочем, недалеко ушло от владычицы: на единую форму пока не было средств, поэтому ограничились разномастными желтыми тряпицами, нашитыми или просто повязанными на те же кожухи и куртки.
– Ты тревожишься, – отметил Тенька, пристраиваясь рядом.
– На небе ни облачка, а я чувствую бурю, – вполголоса поделилась Клима. – И медальон потяжелел.
Они сидели очень близко, и можно было заметить, как осунулось ее лицо, четче проступила синева под глазами, а на длинном носу обосновалась россыпь темных точек. Впрочем, глаза блестели ярко.
– Похоже на сказания про Ритьяра Танаву, – припомнил Тенька, и даже процитировал: – «Зрил на запад он, да на север, да видел вражью рать несметную, и потянулся талисман его к земле, аки тело поверженное». Не помню, как там дальше, но вроде еще говорилось, что талисман обды Ритьяра налился кровью его подданных, которым суждено было погибнуть в той битве.
Клима достала медальон из-под одежды. Коричневатая обычно медь была багряно-алой. Тенька тут же потянулся колупнуть металл ногтем. Потом разочарованно протянул:
– Так я и знал, что в сказаниях все наврано! Вовсе это не медальон красный, а просто какой-то налет на нем. Одолжишь мне свое сокровище на часик, поизучать?
– Тебе Юрген уже доску так одолжил однажды, – фыркнула Клима. – И больше ее не видел.
– Но я же не буду разбирать медальон по щепочкам! Хотя, вон та часть мне кажется съемной, и если…
Клима молча, но очень красноречиво убрала символ власти под кожух. Тенька разочарованно махнул рукой.
– Странно, что медальон покраснел сейчас, – задумчиво проговорила девушка после недолгого молчания. – Ведь к «несметной вражьей рати» мы доберемся в лучшем случае к полудню, а когда до самой битвы дойдет, и высшим силам неведомо.
– Если известный результат эксперимента не подтверждается, – изрек Тенька, – то в четырех с половиной случаях из пяти дело не в погрешности сил природы, а в ошибке экспериментатора.
– Хочешь сказать, я что-то не учла? – Клима опять достала медальон.
– Не знаю. Но если медальон краснеет и тяжелеет перед самой битвой, значит – в четырех с половиной случаях из пяти – битва будет не к полудню, а прямо сейчас! – тут до Теньки дошло, что он сказал. – Но это же гипотетически! Здоровая статистика и минимум смысла… Эй, Клима, ты куда?
Обда вскочила на ноги. Разрозненные предчувствия, смутные образы в сознании вдруг сложились воедино. И получившаяся картина не предвещала ничего хорошего. Сколько раз уже зарекалась думать и взвешивать, если в дело вступает верная интуиция! Она никогда не подведет, важно только вовремя услышать ее голос и положиться на него, а удается это пока не всегда. Может, после коронации, когда дар вступит в полную силу… но нужен-то он сейчас, иначе и коронации не будет!
– Гера! Войско в боевую готовность, рядом враг! Зарин, Хавес, ко мне!
...Войско с фиолетовыми ведскими флагами длинной цепочкой возникло справа на вершине холма ровно через минуту после того, как обда подняла своих людей по тревоге. Глядя, как маленькие пока фигурки в форменной одежде с кожаными и металлическими вставками спускаются в низину, Клима думала, что она все-таки успела. Услышала и поняла голос интуиции за последний миг до того, когда промедление стало бы роковым. Если бы не Тенька, начитавшийся в юности легенд и сказаний… Впрочем, кто сейчас знает, зачем на самом деле обдам в давние времена нужны были колдуны?
– Гера, вели распаковать огненные стрелы!
– Но, моя обда, если мы сейчас истратим все наши запасы, то потом…
– Если мы сейчас пожадничаем, то никакого «потом» не будет! Мой народ! Мы – Принамкский край! За нами – высшие силы! За нами будущее! Бейтесь за мирное небо и золотые хлеба, за нашу великую и прекрасную родину! Я – обда, и значит, мы – победим!!!
Снова в бешеном темпе разогналось время. Только теперь все было ярче, резче, острее. Осада Редима показалась Климе боевыми учениями в сравнении с тем, что надвигалось теперь. Да, это была настоящая буря, гроза на земле: два человеческих моря – крик на поверхности, кровь на дне. Снова орали «за обду Климэн!», «за Принамку!», снова все, казалось бы, перестало зависеть от девятнадцатилетней девушки в старом кожухе, которая своими руками столкнула два этих моря, развернув золотые знамена против фиолетовых, а сейчас стояла на гудящей от топота земле, и медальон оттягивал шею.
Потом кто-то крикнул: «Слева!»
Члены штаба обернулись и увидели, что с левой стороны на холме тоже показались люди с ведскими флагами, притом их не меньше, чем справа.
– Откуда у них столько? – ахнул Гера. – Неужели Сефинтопала все-таки успел отозвать войска с границ?
– Меня больше тревожит, что нас зажали в тиски, – пробормотал начальник редимской стражи.
– Должно быть, из Компиталя, больше неоткуда, – подал голос ответственный за разведку. – Но не понимаю, как они узнали, ведь мы специально шли в обход Компиталя, и мои люди тайно стерегли дороги, по которым можно послать гонцов.
Клима посмотрела наверх. Высоко-высоко в ясном голубом небе парил, раскинув изящные крылья, серый сокол.
– Половину стрелков на левый фланг! – командовал Гера. – У нас там конница, смерчи ее побери, их нельзя оставлять без огневой поддержки. Судари, во сколько оцениваете численность противника?
– Сейчас трудно сказать, – начальник стражи, он же помощник главнокомандующего, прищурился, глядя сквозь восходящее солнце. – Судя по длине цепочек, нам всем… кхм, – он покосился на обду. – Если, конечно, прямо сейчас не случится какое-нибудь чудо. Например, хваленая гроза.
– Мы – победим, – Клима сказала это негромко, но ее уверенный твердый голос услышали все члены штаба. – Я – Принамкский край, а вы – лучшие из командиров. И мы – победим. При любом численном раскладе. Во что бы то ни стало. Вперед!
И, глядя на нее, все почему-то перестали сомневаться в будущей победе. Даже Тенька, который прочел по глазам, как на самом деле страшно их безупречной обде, и в каком ужасе она от каши, которую заварила. Но еще он видел, что Клима истово верит в себя, свой народ и высшие силы. Уже только за эту веру в Климе невозможно сомневаться. И совершенно не важно, что на ней надето.
Битва получилась яростная и жаркая. Особенно, когда в небо взмыли первые Тенькины стрелы, и от невиданных прежде взрывов дрогнули небо, земля и все три армии. Конечно, стрелкам обды объяснили, какими снарядами они будут стрелять, но их воображение так и не смогло до конца представить сотрясающий сердце грохот, комья земли в разные стороны и столпы огня высотою с дом каждый.
Сам даровитый изобретатель чудо-оружия тоже не видел прежде, чтобы его творение использовали с таким размахом, поэтому вместе со всеми исправно приседал при особенно массовых залпах и с трепетом повторял при этом: «ну ни смерча ж себе интересненько у меня получилось…»
Но, несмотря на огненные стрелы, конницу спасти не удалось. Слишком мало ее было для битвы в поле. Оправившиеся от первого потрясения ведские солдаты ринулись в атаку и в два счета разгромили малочисленных конный отряд.
Войску обды пришлось бы совсем туго, если бы Гера не велел колдунам выпаривать воду из земли прямо сейчас, из-за чего в низине сгустился почти непроницаемый туман. Под прикрытием тумана оставшиеся воины плотно сомкнули ряды и довольно успешно отражали атаки противника, а лучники из центра выпускали огненные стрелы, запас которых неумолимо подходил к концу. Из-за густоты тумана, сквозь который не просвечивало даже высоко поднявшееся солнце, веды не могли понять, какие потери несет обда, но видели, что она успешно отбивается. Все это было внове: использование колдовства против них самих, бой не на границе, невиданный огонь в глазах воинов обды, вчерашних изгоев, древние кличи на их устах. Словно непобедимая рать Ритьяра Танавы, грозы морских кочевников, сошла с пыльных летописных страниц и теперь заставляла вспомнить, как бились и побеждали в старину, когда Принамкский край был могучей золотознаменной державой. Сейчас из тумана глядели те самые золотые знамена. И невольно, по старой памяти, впитанной с молоком матери, передавшейся через песни и детские сказки, хотелось забыть про фиолетовый флаг с белыми кляксами, символ бесконечной и безнадежной войны, и обхватить замаранными в крови пальцами древко того, другого, из великого прошлого и невероятных легенд. А вдруг – правда? Вдруг обда действительно вернулась?
Туман стоял кольцом, из центра Климиного войска его давно разогнали, поэтому оставшиеся члены штаба чувствовали себя жителями диковинного острова в тридцать с лишним шагов. Границей острова был круг воинов с широкими щитами, направленными наружу, а дальше уже начинался туман, из которого то и дело выныривали гонцы, чтобы доложить обстановку и передать внешним рядам очередной приказ командования. Оное в лице Геры неплохо справлялось.
В разных частях «острова» сидели колдуны, упершись ладонями в землю, странно щурясь и что-то бормоча. Им никто не мешал: сейчас во многом именно от колдунов зависел исход сражения.
Клима и обреченный беречь силы Тенька сидели на рассохшемся бревне, с двух сторон их подпирали Зарин и Хавес. Рядом, привязанная все к тому же бревну, топталась, прижимая уши, чудом уцелевшая Климина лошадка.
Солнце перевалило зенит, когда Клима, ничего не объясняя, встала, торопливо подошла к лошади и принялась рыться в прицепленных к седлу мешках. Заскучавший Тенька тут же подхватился следом.
– Ты что-то задумала.
– Время кончать битву, – известила Клима.
– Интересненькое дело! У тебя там, – Тенька выразительно постучал себя пальцем по лбу, – все по часам расписано, что ли?
Обда оторвалась от своего занятия и привычно смерила друга тяжелым взглядом.
– Медальон стал легче, – тихо пояснила она. Забывшись, переплела пальцы, но потом снова нацелилась на мешок. – Значит, все идет к финалу. Я закончу эту битву так, как нужно мне.
– А как тебе нужно? – спросил Зарин. Они с Хавесом тоже подошли.
Клима не ответила, из чего Тенька сделал вывод, что их многомудрая обда сама толком не понимает, что делает и зачем, целиком доверившись интуиции. С Климой часто такое случалось, и в серьезных делах, как сейчас, и в мелочах. Например, однажды Лернэ с утра разлила на лестнице масло и все, даже сильфы, успели набить себе шишки. Кроме обды, которой именно в то утро что-то подсказало позволить себе подольше поваляться в постели. Учитывая, что ни до, ни после Клима в кровати не залеживалась, на совпадение это не тянуло.
– Зарин, подай мне свой плащ, и отвернитесь оба. Тенька, стань рядом, раскрой плащ Зарина и заслони меня. Руки повыше подними, – с этими словами Клима скинула кожух, а затем одним махом сняла обе рубашки.
– То есть, меня ты не стесняешься? – невинно уточнил Тенька, пялясь на круглый медальон, покачивающийся между острых ключиц. И на то, что пониже ключиц... – Или, – он понизил голос, – высшие силы повелели тебе сию секунду повторить наше зимнее приключение?
– Не дождешься, – проворчала Клима, расправляя тугой сверток.
Тенька увидел, что она держит в руках длинное белое платье с золотым шитьем и перламутром на вороте. Очень дорогое платье. И на вид не застиранное.
– Откуда у тебя такое?
– Ристинка в Локите передала, – Клима просунула голову в узкий ворот и расправила сверкающий лиф, вытаскивая поверх медальон. – Я хотела надеть его в Фирондо, после победы, но теперь чую, что правильнее будет здесь.
Она неловко пригладила волосы, одернула юбку и выпрямилась. Тенька опустил плащ, и Зарин с Хавесом, а за ними члены штаба, включая Геру, завороженно ахнули. Странное дело, у Климы не пропали точки на носу, под ногтями по-прежнему чернела грязь, а жидкая челка лежала как попало. Но этого никто не замечал. Все видели силу, стать, белое платье и властные черные глаза.
– Тенька, подними меня над туманом, – велела обда.
– Интересненько это ты придумала! Тебя же подстрелят веды, если увидят!
– Не подстрелят. Скорее, время уходит.
И Тенька принялся за дело.
Уже взбираясь по невидимым ступенькам и поднимая юбку так, что стоящим внизу стали видны совершенно не легендарные холщовые штаны и ботинки с поцарапанными носами, Клима добавила:
– Да, и подсвети как-нибудь снизу, чтобы внушительно выглядело.
– «Как-нибудь»! – передразнил Тенька. – Родная злокозненная обда – и та полнейшая неуч!
Однако исправно прищурился, зашевелил пальцами, и лучи солнца вокруг девушки начали преломляться иначе, создавая впечатление огромной световой короны. Гера заикнулся было о преждевременном расходовании ценной боевой единицы, но тут его отвлек очередной гонец, и стало не до авантюр друзей.
А веды увидели, как над лохматым, распластавшимся по земле облаком, взмывает сияющая белоснежная фигура и простирает к ним руки. Это было настолько невероятное зрелище, что бой прекратился, наступило затишье. И тогда обда заговорила.
Впоследствии Клима не могла вспомнить подробностей своей речи. Как бесконечно давно, на кажущемся сейчас детским собрании в Институте, нужные слова ей нашептывала интуиция. За эти два года дар обды окреп, пропали неуверенность и усталость, а ощущение власти над толпой выросло, стало почти осознанным. Эхо высокого голоса разносилось по низине, и без малого шесть тысяч человек, своих и чужих, завороженно внимали ему. На их глазах сейчас творилось чудо. Легенда превращалась в быль. И сметенные множеством слухов сердца потихоньку начинали отзываться на заветные, подсказанные чудесным даром слова:
– Я пришла возродить Принамкский край. Мир наступит! Не в легендах, не через сотню лет, а сейчас! Я – легенда, я – обда, я вернулась. Высшие силы не покинули нас, они с вами, если вы со мной. Принамкский край прощен и будет жить!..
– Это безумие, – говорил Гера, вороша палочкой ядовито-сиреневый Тенькин костер. – День клонится к закату, мы потеряли убитыми и тяжелоранеными двенадцать сотен из двадцати восьми, остальные вымотаны и измучены. Да, к нам присоединилось около шести сотен ведских солдат, четверть их армии, а остальные вернулись по селам и городам…
