Текст книги "Формула власти. Расколотый мир (СИ)"
Автор книги: Zora4ka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– Подозреваю, они хотят поглядеть, чем это все кончится, – вставил ответственный за снабжение.
– Логично, что Компиталь и Опушкинск не хотят открыто идти против Фирондо, даже если им прикажет Ритьяр Танава во плоти, – заметил Тенька.
Гера продолжил:
– Вдобавок, перешедшие на нашу сторону не слишком хотят воевать и надеются решить все миром. Итого, у нас меньше бойцов, чем было изначально, кончились огненные стрелы, напрочь разбита конница, поле, на котором мы все сидим, превратилось в помесь кладбища с лазаретом, а на небе по-прежнему ясно. И при всем этом, моя обда, ты намерена продолжать поход на Фирондо?
– Верно, – ответила Клима. И окинула свой отдыхающий у костра штаб таким острым взором, что возразить никто не посмел. – Мы не можем вернуться ни с чем. Мы одержали победу сейчас, и столица тоже будет нашей.
– Это безумие, – повторил Гера. – Кто может поручиться, что переметнувшиеся веды в последний момент не повернут против нас оружие, как поступили сегодня со своими? Посмотри, все посмотрите, что творится кругом. Это не мир, не возрождение Принамкского края. Это бойня. Такая же, как на орденской границе. И если это будет повторяться под стенами каждого города, то мы разрушим нашу несчастную родину сильнее, чем за пятьсот лет войны.
Его ортона лежала рядом, рука была перевязана чуть пониже локтя. Сейчас Гера выглядел куда старше своих двадцати лет.
Климины пальцы побелели, потому что все время разговора она держала их крепко сцепленными.
– Ты думаешь, твоя обда ослепла? Я вижу дальше. Если мы сейчас повернем назад, бойня пойдет за нами по пятам.
Она нервно оправила складки платья, которое не снимала, чтобы видом старого кожуха не портить впечатление новых подданных.
– Значит, переговоры? – уточнил заместитель главнокомандующего.
– Да, – Клима опять сплела пальцы. – Сейчас куда больше шансов переубедить Сефинтопалу. Мы подождем, потянем время, хотя бы до грозы. Те, кто были здесь, пришлют ему соколов, расскажут все, как было.
– Вот кто бы мог подумать, а? – восхитился Тенька. – Интересненько же придумали! Эх, мне бы в горы, да поизучать…
Кто-то из локитских колдунов вполголоса пожалел упомянутые горы. После победы над Эдамором Кареем Теньку стали воспринимать всерьез, а его нетривиальных методов – слегка опасаться. Коллеги, в отличие от обычно окружавших Теньку «неучей», прекрасно знали возможности современной колдовской науки, и никак не могли привыкнуть, что даровитый самоучка их постоянно расширяет, притом в совершенно непредсказуемых направлениях.
– А кто будет вести переговоры? – спросил ответственный за разведку. – Мы не можем отправить кого попало, но и сама сударыня обда исключается.
– Я могу пойти, – беззаботно предложил Тенька.
– Ты – наша главная боевая единица! – напомнил Гера. – А если учесть потерю стрел – единственная. К тому же, в Фирондо засел Эдамор Карей, которого ты оставил без глаза.
– Вот и замечательно, как раз верну ему…
– Нет! – отрезал «правая рука» и подытожил: – Пойду я.
– С какой это радости? – возмутился Тенька. – Ты вообще-то здесь полководец!
– Вот и хорошо, значит, я достаточно весомая фигура для переговоров. Остальных Сефинтопала слушать не станет, они для него предатели. А я был с обдой всегда и многое могу о ней сказать.
– Главное, не ляпнуть, что она сошла с ума, как это ты обычно говоришь, – хохотнул Тенька. – Они же не знают, что ты любя.
– У меня высший балл по риторике, – напомнил Гера. – Я прекрасно понимаю, что можно говорить, когда и где.
– Но ведь вызвался ты не поэтому, – Тенька смотрел ему в глаза.
– А почему? – тут же спросил заместитель полководца.
– Я мысли не читаю. Пусть Гера сам скажет.
– Хорошо! – Гера поднялся на ноги, словно уже был оратором у трибуны. – Это я виноват, что мы остались без поддержки горцев. Я поступил по совести и не жалею, но это не снимает с меня вины, в том числе – за сегодняшнее побоище. Если бы нас поддерживали горцы, никаких переговоров не потребовалось бы. И если к Сефинтопале пойдет кто-то другой и сгинет, его смерть тоже будет на моей совести, чего я допустить не могу.
– А чтобы Лерка плакала, ты можешь допустить?
– Тенька, не надо запрещенных приемов! Лернэ знала, куда меня провожает. Это война, и на войне я в ответе не только за ее слезы, но и за каждого из моих солдат и членов моего штаба.
– Значит, решено, – сказала Клима, мигом пресекая споры.
Стены Фирондо были высоки и безмолвны, а маленькие аккуратные домики с внешней стороны – пусты. Люди, напуганные грядущей осадой, поспешили оставить жилища и разъехаться кто куда. Некоторые укрылись в городе, пополнив собой ополчение.
Фирондо стоял на равнине, а горизонт с запада скрывали туманные пики далеких отсюда гор. Кругом стелились обширные поля, уже распаханные к посевной или зеленеющие озимыми. Между полей лежали широкие дороги, мощенные плавленым камнем (полезное преимущество колдовства, в Ордене булыжник дробили вручную). Идущее по одной из таких дорог войско было как на ладони. Впрочем, на расстояние полета стрелы они не приблизились, значит, беспокоиться было не о чем.
Остановились в отдалении, разложив костры и развернув палатки прямо на полях. Едва убедившись, что войско в порядке, ответственный за снабжение распределил крупу и мясо для походного кулеша, ставка пребывает в спокойствии, «важная боевая единица» не порывается затеять очередной эксперимент, а дражайшая обда надежно охраняется, Гера засобирался в дорогу. Он решил идти налегке и вовсе не брать оружия. Почистил кое-где свою куртку, ботинки и штаны, наскоро вымыл и высушил голову, умело сочетая ведро теплой воды с Тенькиными возможностями, тщательно спрятал под рукав повязку, со всеми простился и смело зашагал в сторону города.
День клонился к закату. Под издевательски ясным небом парили легчайшие, не сулящие непогоду облака. Кругом было очень тихо, то ли от непривычного безлюдья, то ли сама природа замерла в ожидании, не решаясь предугадать, что случится с ними всеми завтра.
Гера услышал позади быстрые шаги и оглянулся.
Его догонял Зарин, тоже кое-как отмытый, непривычно смятенный. Обычно названый Климин брат держался уверенно и с тем достоинством, какое может позволить себе человек, семнадцати лет в одиночку преодолевший полстраны. Если с нагловатым и развязным Хавесом Гера так и не сошелся, то Зарин стал ему вторым другом, почти не хуже Теньки. У Зарина и голова на плечах есть, и спину прикроет, если надо. Порой молчит, молчит, а потом вдруг начинает говорить вещи, о которых до него прежде никто не додумался. Гера подозревал, что догадливый Зарин прекрасно знает, чем на самом деле занимались Клима и Тенька в ту памятную ночь. Может, именно поэтому относится к колдуну прохладно.
– Я иду с тобой, – сообщил Зарин, поравнявшись.
– Тебе обда велела? – удивился Гера.
Зарин саркастично фыркнул.
– Неужто ты тоже думаешь, что я при Климе навроде чурки?
– Ты ведь знаешь, я никогда так не думал.
– И то хлеб, – Зарин глянул на небо: этот жест в последнее время прилепился ко всем членам штаба. – Ты затеял гнилое, опасное дело. На такое нельзя идти одному. В штабе все нужные, солдаты тебе, что козлу капуста, а я – в самый раз.
– А кто будет охранять обду, пока ты со мной ходишь?
Зарин оглянулся и пожал плечами.
– Хавес дело знает. Он хвастун и задира, но за Климу любую глотку перегрызет. И Тенька рядом крутится, а он, ты помнишь, зимой у самой смерти ее выцарапал.
Гера поразмыслил.
– Ладно, пойдем вместе. Только в случае чего говорить буду я.
– Да, помню, высший балл по риторике, – улыбнулся Зарин. – Что это такое, кстати?
– Риторика?
– Не, то понятно. Я не настолько деревня. Баллы эти.
– Оценки в Институте, – охотно объяснил Гера. – Нам давали разные задания и смотрели, как мы их выполняем. За практику вроде полетов или езды на тяжеловиках были слова: отлично, хорошо, удовлетворительно, плохо. За теорию – цифры, от одного до пятнадцати. У меня по риторике пятнадцать.
– А чем эти оценки полезны? Кормят за них больше?
– Нет, кормили всех одинаково. А если баллы высокие… это почетно, хвалят, могут по окончании Института словечко замолвить, чтобы на хорошее место определили. Вообще, умным больше уважения.
– А Клима как училась? – Зарин спросил будто бы между прочим, но Гера понял, что ему любопытно.
– По теории блестяще. А вот с доской не ладила. Однажды даже чуть не отчислили из-за этого. Ты Теньку спроси, он тоже рассказать может.
– Тенька – балабол, – беззлобно отметил Зарин. – Конечно, за его изобретения многое можно простить, но ему очень повезло с сестрой.
Гера тоже находил Лернэ безупречной, и поспешил уточнить:
– Ты в каком смысле?
Зарин снова улыбнулся. Его улыбка была мягкая, добрая и чуть ироничная.
– Представь, если бы Тенька жил один.
Гера представил. Дом, превращенный в одну огромную лабораторию, разноцветные жидкости в кастрюлях вместо супа и жаркого, напрочь запущенный огород, где сорняком растет одна лишь одичалая ромашка, и сердобольных соседей, которые платят за услуги неприспособленного к быту колдуна готовыми продуктами. Пожалуй, умницу и хозяюшку Лернэ Теньке не иначе как высшие силы послали.
Потом юноша поглядел на Зарина и попытался представить его и Климу детьми. Получалось с трудом, особенно не давался образ Климы, беззаботно играющей в какие-нибудь салочки. Когда Гера поделился этими мыслями с Зарином, тот согласно кивнул.
– Клима всегда немного странная была. Редко с нами играла, зыркала только из-за маминой юбки. Это ведь мама Климу врать научила, ты знаешь? Хотя, да, откуда тебе знать. Так вот, нормальные бабы в лесу грибы собирают, а эти две уйдут в заросли на полянку, разложат карты, и давай тренироваться. Мы с мальчишками подглядывали. Иногда жуть брала: сидят, большая да мелкая, глазищи у обеих горят, держат по карте в рукаве и друг дружку за нос водят.
– Климина мама тоже была обдой? – не понял пораженный Гера.
– А кто ее знает, – Зарин пожал плечами. – Я ее плохо помню, тоже ведь мелкий был. Похожи они с Климой сильно, глаза, губы, фигура…
– Носы, – подсказал Гера.
– Не, носом Клима скорее в отца... Помню, когда она с нами играла, все ее слушались, как заколдованные. И взрослых очень любила обманывать. Поначалу бестолково, на нее вечно матери жаловались, ну а мать навряд ли ее ругала. А потом Климка так научилась, что и не докажешь ничего. Еще помню, как мы с ней впервые сговорились. Был конец осени, а в начале лета ее маму медведь задрал. Отец запил, мне он уже потом рассказывал, что первая жена его по жизни будто бы вела, цель находила, словно свет от нее шел и надежда на лучшее. Клима, сам понимаешь, тоже всех тут ведет, но иначе, более… жестко, что ли. Ее мать добрее была, это точно, хотя тоже сирота – в тринадцать без родителей осталась, бесцветка унесла.
– Откуда ты знаешь? – изумился Гера.
– Так деревня ведь. Их дом по соседству с нашим стоял. А Клима с того лета дикая сделалась – звереныш. Мать моя вспоминала: слоняется ребенок по деревне, глаза как у волчонка, а потом подойдет и такие недетские речи заводит, что страшно становится: крокозябры знают, чего творится в той голове. Потом корова эта…
– Какая корова?
– Корова у них была. Пала от голода или еще чего. Климин отец как-то по пьяни рассказал, что дочка коровью тушу сырьем сожрала и кровью умылась. Некоторые верили, хоть и брехня. Мне Клима никогда волчонком не казалась, а тогда – скорее щенком, которого не стали топить, а просто на улицу выбросили. Худенькая, между бровей морщинка – уже тогда! Пришла ко мне и спрашивает, любил ли ты, Зарька, батьку своего. Любил, понятное дело, хотя тот на войне помер, еще когда мне пяти не стукнуло. Я, говорит, тоже маму любила. Только они теперь землей стали и под воду ушли, а нам с тобой, Зарька, жить как-то надо. Согласился я, а она дальше гнет: вон, у вас крыша в хате прохудилась, а ты пока вырастешь, чтоб починить, хата целиком развалится. А у нас, говорит, дом добротный, но я печку топить не умею и зимой с голоду помру. Хочешь, Зарька, чтоб я померла? И глядит жалобно. Кто ж скажет, что да? Вот и я отвечаю, не хочу, мол. А раз не хочешь, говорит, давай моего папу женим на твоей маме. Будет у нас дом добротный и еда зимой. А мы друг другу – брат и сестра. Я согласился. Ну а потом сам не понял, как Клима все устроила. Но это хорошо у нее вышло, отец с матерью до сих пор ладно живут, детей уже пять штук нарожали.
– В Институте она другая была, – Геру тоже потянуло на воспоминания. – Мила, учтива. Если речь шла не о занятиях и благе Ордена, вечно дурочкой прикидывалась. И ей верили. А при своих вся изнутри загоралась и говорила, что возродит Принамкский край, что у нее великое предназначение, а у нас при ней – великое будущее. Знаешь, я думал, не сомневаюсь, а сейчас, когда все начинает сбываться, понял, что никогда по-настоящему не верил до конца. Или не представлял толком, какое оно, великое будущее. И что такое обда на самом деле... Обда ведь не может быть другом, только госпожой. Она столько раз говорила это открыто, что я привык и перестал понимать. А потом поплатился.
– Ты о вашей размолвке из-за горцев, после которой перестал называть Климу по имени?
– Я не нарочно, – проворчал Гера. – У меня язык не поворачивается.
Зарин снова поглядел на небо, задумчиво.
– Мне кажется, тебе нужно принимать ее такой, какая она есть. Я вижу, как с ней обходится Тенька. Хитрый он, хоть и балабол. Никогда не спорит, ты замечал? И дает советы, только если она спросит. Но держится с Климой на равных, не требуя того же взамен от нее. А если говорит о своем подданстве, то обращает это в шутку, но произносит с таким серьезным видом, что не подкопаешься.
– Я не могу, как Тенька, – Гера покосился на спутника. – Да и ты тоже.
– Я – другое дело, – вздохнул Зарин. – Прошло время, когда я бегал за Климой на цыпочках и заглядывал ей в рот. Теперь мы выросли. Я с ней, потому что верю делу, которому она служит. Но не забываю, что сама Клима на самом деле не так уж изменилась, как кажется. Я бы сказал, теперь она меньше врет и скрытничает, чем прежде. А ты видишь в ней либо верного товарища, либо холодную жестокую повелительницу, для которой нет ничего человеческого. Клима на самом деле где-то посередине. Она всегда любила, когда к ней относились с почтением, а у тебя это никогда по-настоящему не получалось. Но ты присягнул ей, значит, признал за ней право тобой управлять. Так и доверься. Клима умная девчонка с отличным чутьем, она всегда смекнет, у кого может получить лучшее из того, что ей нужно. И если ей понадобится совет, который правильно дашь только ты, она спросит его именно у тебя. Жаль только… – тут Зарин осекся и умолк.
– Что? – решительно переспросил Гера.
Зарин с усмешкой развел руками.
– Что я не тот человек, у которого она может получить самую лучшую на свете любовь.
Гера серьезно посмотрел ему в глаза.
– Это еще неизвестно. А если ты намекаешь на Теньку, то ошибаешься.
Зарин ничего не ответил, но Гере показалось, что спутник неуловимо повеселел.
– Так значит, обда внезапно захотела мира, – холодно протянул Артасий Сефинтопала.
Он принял парламентеров в зале заседаний ведской думы, круглом просторном помещении с колоннадой. Ярко горели свечи – даже слишком ярко, чтобы не заподозрить колдовски измененное пламя. Сефинтопала сидел ближе к дальней стене, на резном деревянном стуле с высокой спинкой, напротив которого по обе стороны, как в зрительном зале театра, оставляя широкий свободный проход от дверей, тянулись ряды невысоких лавок, устеленных фиолетовой бархатистой материей. Сейчас лавки пустовали, только на одной устроился Эдамор Карей, закинув ногу за ногу. Его кованые носы на сапогах и кольчужные нашивки куртки зловеще поблескивали, но в целом грозный вояка выглядел усталым и был небрит.
Гера и Зарин стояли перед правителем, им в спины настороженно дышала охрана.
– Обда Климэн всегда хотела только мира, – терпеливо ответил Гера. – Но для всего Принамкского края, а не только для западной части. Она пришла, чтобы объединить людей как встарь, а ты прогнал ее, сказав, что если она обда, то пусть сама берет власть. И вот, – юноша развел руками. – Климэн под стенами Фирондо, скоро она войдет в город и последует твоему совету.
Сефинтопала вскинул голову.
– Самозванка никогда не покорит Фирондо, – отчеканил он. – Этот город – оплот памяти прежних времен, его хранят высшие силы. Вы шли по улицам, вы видели, что каждый дом готов сражаться, все члены моей думы с утра на стенах с оружием в руках. Танава, Раназентала, Делей, Сивара – вам что-нибудь говорят эти древние фамилии? Наши предки когда-то первыми встали за плечом великой Обды, они жили ради Принамкского края и умирали за него, пять с лишним веков назад они ушли сюда из разоренного Гарлея, чтобы продолжать борьбу, и до сих пор ни один из нас не запятнал себя якшаниями ни с сильфийским отродьем, ни с орденскими предателями, ни с преступниками, в чьей крови нет и капли дара высших сил.
– Мы видели все, о чем ты говоришь, – сказал Гера. – И названные тобой фамилии нам известны. Именно поэтому обда не хочет проливать кровь тех, кто ждал ее столько лет.
– А я еще другие фамилии могу назвать, – неожиданно подал голос Зарин. – Например, Зафатейна, Лакар, Сетарентала – они остались в Гарлее и погибли, но некоторым членам их семей удалось спастись, и они до сих пор живут недалеко от мест, где закопано тело последней обды. Ватьяр, Рифар – поступили на службу в Орден, чтобы развалить его изнутри, и вскоре их головы насадили на пики, а тела утопили в реке. Но их дело живет, и в Ордене до сих пор тишком служат преданные обде люди. Ялавей, Павинентала, Савара, Фитар – не стали менять золотые знамена на фиолетовые и отошли от дел, растворившись в народе. Потомки этих людей сейчас приходят к нам, присягают Климэн и служат под ее началом, хотя они не меньше знатны и осведомлены, чем те, кто сидят здесь, за стенами, и брешут на обду, которую даже не видели толком!
Скрипнула скамейка – это рывком поднялся Эдамор Карей.
– Не видели? – язвительно переспросил он. – А чего же она сама не пришла сюда, чтобы мы на нее посмотрели? Может, трусит, как отступники Ялавей и Фитар? Или, подобно, Зафатейне, Лакару и Сетарентале, сидит на чьих-нибудь старых костях, не в силах подняться и оглянуться вокруг? Или боится, что мы узнаем, какая она двуличная сволочь, точно Ватьяр, которого даже в Ордене долго не вытерпели? Названные тобою имена, мальчишка, пустой звук. Только мы, ушедшие на запад, сумели взглянуть правде в лицо и признать, что обда покинула Принамкский край навсегда, и прежние времена никогда не наступят.
– Они уже наступают! – горячо воскликнул Гера. – Не будьте слепы, даже горцы признали обду.
– Но не пришли на помощь, – напомнил Сефинтопала.
– Они присягнули ей на крови.
– И не стали вмешиваться, когда ее пощипали недалеко от Фирондо? – хохотнул Эдамор Карей. – Что ж за цена такой присяге?
– А какой ценой ты расстался со своим глазом? – спросил Гера, обходя скользкую тему. – Я слышал, если на капище сходятся в поединке два колдуна, побеждает тот, кто более предан обде.
– Это сильно устаревшая присказка. Обды нет, и в наше время побеждает более искусный. Я всего-навсего недооценил вашего самоучку.
– А если нет? Ты хоть на мгновение допускал мысль, что Тенька победил, поскольку служит настоящей обде?
– Глупейшая мысль.
– Может быть, поэтому ты до сих пор жив. Высшие силы не простили бы колдуну осознанного предательства, а сейчас ты не ведаешь, что творишь.
– Это вы с вашей «обдой» не ведаете, – вмешался Артасий Сефинтопала. – Весь мир на части раскололи!
– А разве мир за последние полтысячелетия хоть день был целым?
Повисло яростное молчание. Потом Гера подытожил:
– Обда Климэн пришла взять то, что предназначено ей высшими силами, и возьмет. Столько людей уже погибло из-за вашей слепоты. Мы не хотим больше кровопролития…
– Так убирайтесь отсюда к крокозябрам! – рявкнул Эдамор Карей. – Фирондо не стоял бы сейчас, если бы его сдавали по первому требованию всяким проходимцам!
– Мы не отступимся, – тихо и твердо сказал Гера. – Мы – будущее Принамкского края.
– Тогда в наших силах лишить Принамкский край такого будущего прямо сейчас! – сообщил Эдамор Карей. Оглянулся на правителя, получил согласный кивок и коротко приказал: – Сбросить их со стены.
Не успели Гера и Зарин переглянуться, то ли прощаясь с жизнью, то ли решая биться до конца спина к спине, как из противоположного конца зала раздалось:
– Погодите-ка, судари!
Юноши оглянулись и увидели, что с ближайшей к двери лавки поднимается незнакомая им женщина. То ли эта решительная сударыня тихонько пришла сюда во время разговора, то ли прежде они умудрились ее не заметить. Женщина была среднего роста, носила простой серый сарафан, а ее золотистые с сединой волосы спускались до пояса в двух туго заплетенных косах. Издалека, по фигуре и осанке, ей нельзя было дать и тридцати, но когда она подошла, стали видны морщинки вокруг глаз. Голос же у сударыни был зычный и командный, таким только нерадивых правителей вразумлять.
– Я не ослышалась? Вы намерены сию секунду изничтожить двух здоровых парней, на которых еще лет сорок пахать можно? И эти люди что-то говорят о преступлениях против родины!
Эдамор Карей почему-то мигом утратил всю свою воинственность и тихо вздохнул, а Артасий Сефинтопала осведомился:
– Ты предлагаешь их отпустить, сударыня Налина?
– Тоже дурость, – Налина уперла руки в бока, что в сочетании с ее фигурой и статью выглядело внушительно. – Готова поспорить, по пути сюда они пересчитали всех солдат и обшарили глазами наши укрепления. Запри их куда-нибудь до поры.
– А потом?
– Должен же кто-нибудь восстанавливать город после осады! Вот и будут тебе два лишних работника, а потом пусть катятся к крокозябрам. Ну, а если предположить невозможное, и эта шибанутая об тучу обда все же настоящая, нам тем более нет резону бросать со стены ее людей.
– Налина, что ты такое говоришь? – возмутился Эдамор Карей. – Как она может быть настоящей?!
– Знаешь, Эдамор, раз в жизни и малиновый крокозябрик пьянице является взаправду! – парировала женщина.
Гера и Зарин втайне ею восхитились.
…Уже когда их заперли в полуподвальной комнатушке с узким решетчатым окном, Гера спросил:
– Откуда ты знаешь столько древних родов?
Зарин пожал плечами.
– Когда в нашу деревню явились разыскивать обду, я понял, что понятия не имею о прошлом Принамкского края. И, отправившись в путь, стал спрашивать людей. Оказывается, на Орденских землях столько помнят про прежние времена, что ведам впору поучиться. А потом, не забывай, я очень долго был при Климе, в том числе, когда она принимала доклады у разведчиков. В нашем войске, особенно при штабе, и правда очень много прежней знати, хотя тех фамилий никто не сохранил, – Зарин перевел взгляд на окно. – Что теперь, Гера?
– Мы сделали все, что могли, – «правая рука» на пробу дернул решетку и ничего этим не добился. – Теперь дело за погодой. Если соберется гроза, мы спасены. А если нет… значит, высшие силы и правда от нас отвернулись.
====== Глава 16. Под Фирондо ======
Вековать ли нам в разлуке?
Не пора ль очнуться нам
И подать друг другу руки,
Нашим кровным и друзьям?
Ф. Тютчев
Ивьяр Напасентала безмерно любил свою жену. Он таял от нежности, когда она прижималась к нему, а ее черные косы лежали на вышитых покрывалах. Ему хотелось голыми руками разорвать того, из-за которого взгляд ее золотистых глаз порой делался испуганным и печальным. Но когда под ее теплыми пальцами начинала плакать мандолина, сердце Ивьяра странным образом смягчалось. Пусть живет тот, если может, дрянь, крокозяберье отродье. Пусть все живут, ведь жизнь так прекрасна. Особенно, когда есть, кого любить.
А еще она умела слушать, понимать услышанное и свято хранить доверенные ей тайны. Именно поэтому тайн от жены у Ивьяра не было никаких.
– Наша новая обда сошла с ума, – странно говорить о таких вещах, когда в спальне полутемно и тихо, постель мягка, а в окно заглядывает ветка зацветающей вишни. – Ей было велено сидеть тихо до совершеннолетия, а она, едва сошел снег, развернула кампанию против Фирондо, как будто у нее есть какие-то шансы против Сефинтопалы.
– Но разве истинной обде можно что-то повелеть? – она говорит, а из-под поблескивающего крючка не перестает литься тончайшее кружево. Как женщины это делают?..
– Не знаю, – честно ответил Ивьяр. – Прежде такого вроде не случалось. Но и обды в стародавние времена обладали большей силой и опытом, чем эта.
– Но разве не сказано, что дар высших сил ценнее опыта?
– Мне слабо в это верится, учитывая ее поступки. Пойти на Фирондо с тем войском, что у нее сейчас – самоубийство!
– Может, она рассчитывает на вашу помощь?
– Нашу?! – от возмущения Ивьяр приподнялся на локтях. – Климэн Ченара прекрасно знает, что мы будем держаться в стороне до ее совершеннолетия. А если своим наступлением на Фирондо она хочет нас подхлестнуть, то это глупо, недальновидно и недостойно обды.
– Может, у нее нет выбора? – жена всегда говорила негромко, и от ее голоса вспыльчивый Ивьяр унимался так же быстро, как от звуков мандолины.
– У обды был прекрасный выбор, – саркастично произнес он. – Она могла подождать жалкие три года, набраться опыта и силы, которых ей не хватает сейчас, а потом бескровно короноваться в Фирондо, или даже в Гарлее, если к тому времени мы бы успели его отвоевать.
– Ты сам говорил, что она хочет прекратить войну и радеет о благе принамкского народа. Как же может человек с такими помыслами бездействовать три года, зная, что на границе гибнут люди? Сейчас мы – ее сила и опыт.
– Ты хочешь сказать, я поступил неправильно, проголосовав на совете за бездействие? Родная, она приблизила к себе этого… – он не смог произнести при жене имя Фенреса, – этого подонка, а потом просто отпустила, отказавшись выдавать на расправу.
– Что ж, значит, таким было ее решение, и мы не вправе роптать на волю нашей обды. Только обда знает, как будет лучше для Принамкского края.
– Ты ее не видела! – воскликнул Ивьяр. – Ты судишь по старинным фрескам, а передо мной была обычная девушка, может, излишне самоуверенная для своих лет. Да, у нее светится кровь, но этого не достаточно, чтобы брать на поруки полстраны.
– Наверное, ты прав, – жена вздохнула, откладывая вязание. – Времена не те, и обды тоже не те. Но ведь она все-таки вернулась и не сидит сложа руки. Не предаем ли мы Климэн Ченару своим бездействием?
Ивьяр перевернулся на бок и бережно привлек ее к себе.
– Хочешь, завтра я предложу созвать внеочередной совет знатных семей Западногорска? Мы еще раз обсудим обду Климэн и решим, стоит ли ей помогать.
«…Только велика вероятность, что решение совета останется прежним. Даже мой голос ничего не изменит. Высшие силы, мы столько лет ждали обду как избавления от бед, а явилась девчонка с молоком на губах и принесла новые беды! Иногда мне кажется, что я понимаю Сефинтопалу, хоть он и неправ тысячу раз».
Гера и Зарин не вернулись ни утром следующего дня, ни к полудню, ни к вечеру, а ворота города по-прежнему стояли на замке.
Всем стало ясно, что у парламентеров ничего не вышло. Думать о худшем пока остерегались.
Когда на кристально чистом небе начали зажигаться первые полупрозрачные звезды, штаб собрался у палатки обды посовещаться.
– Что будем делать? – озвучил общий вопрос заместитель главнокомандующего.
– Мне кажется, разумнее всего отступить, – осторожно начал командир разведки. – У нас много раненых, конница разбита, огненных стрел нет, да и обычных куда меньше, чем мы рассчитывали. Вдобавок, войско осталось без полководца, а часть солдат не хочет воевать.
– Провиант подходит к концу, – вставил ответственный за снабжение. – Если прямо сейчас начать экономить, нам хватит еще дня на три. Долгой осады не получится. Надо ехать в Локит за обозами с провиантом. Но Сефинтопала может снова послать весточку, и тогда наши обозы просто не доедут. Значит, охрану придется отрядить большую, а это совсем ослабит войско.
– Мы выпаривали воду из земли весь день, – доложил средний колдун. – Но наверху сильный ветер, он разносит облачка пара, прежде чем они успевают собраться в тучи. Сударь Артений пробовал подняться наверх своим способом и поколдовать с ветром, но не удержался на воздухе и едва не переломал себе ноги.
Тенька сидел тут же, встрепанный, с обмотанной лодыжкой, и молча дивился, что его называют «сударь Артений».
Клима обвела свой штаб взглядом. За этот день девушка сумела раздобыть где-то простое, но чистое и почти новое желтое платье взамен излишне нарядного белого. И вымыла голову проверенным способом сочетания Теньки и ведра.
– Моя обда, – еще осторожнее сказал командир разведки. – Эта кампания очень много значит для всех нас, но иногда разумнее отступить, чтобы сохранить остатки сил…
– Достаточно, – оборвала его Клима и опять замолчала.
Никто больше не решался нарушить тишину. Только сидели, безотчетно надеясь, что сейчас обда отыщет какое-то замечательное решение, и все станет прекрасно. Вытянет из ниоткуда, как зимой, мешок редчайшего жемчуга, найдет купцов, колдунов, воинов и зодчих, поднимется в небо и своими руками пригонит проклятые тучи. Никому по-настоящему не хотелось поворачивать назад.
– Для начала раздайте воинам на ужин двойной паек, – заговорила Клима, когда все уже извелись от ожидания чуда. – И пошлите в Локит за продовольствием. Выберите для этого дела тех, кто менее всего настроен воевать. Сударь Артений, объясни, наконец, коллегам принцип создания заслонов из сгущенного воздуха.
– Но, моя обда, это невозможно, – начал было старший колдун. – Сударь Артений все делает не по правилам, и мы не в силах…
– Если делает один, могут все, – властно отрезала Клима. – Вы колдуны обды, и к утру должны уметь создавать заслоны. Мы поставим их впереди войска, чтобы оградиться от стрел.
– Но если я верно понял природу этих заслонов, – подал голос заместитель главнокомандующего, – они непроницаемы с обеих сторон, наши воины тоже не смогут стрелять.
– Побережем стрелы, их без того мало, – отмахнулась Клима. – Караулы удвоить, собрать по лагерю оставшихся конников, – она прикоснулась к медальону, и гладкая медь блеснула в свете костра. – Так, что я еще не сказала… Ах, да, – усмешка, почти торжествующая. – Я не сказала, что мы отступаем. И не скажу никогда, потому что победа будет нашей. Теперь за работу, нет времени на сомнения и страх.
Чуда вроде бы не произошло. Никто не поднялся в небо, не вышла из леса дополнительная тысяча солдат, и даже гроза не началась. Но желание отступить пропало, словно его и не было никогда. Даже звезды как будто засияли ярче, а взошедшая луна обратила свой свет на воткнутые в землю золотые знамена.
