Текст книги "Формула власти. Новая эпоха (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– Достаточно, – оборвала Клима. – По моим расчетам там должно было остаться не меньше трети.

Казначей побелел окончательно, и Гере захотелось вслух объяснить ему, что обда имеет мало общего с беззаконной крокозяброй и не казнит подданных направо и налево.

– Там о-осталось… Но ведь здесь, в списке… такие траты! Снова доски, платья госпоже… т-то есть сударыне послу, – кивок на Ристинку, – опять армия, фураж… сократить бы!

– Это сокращенный вариант, – холодно поведала Клима. – Ты казначей, так изволь достать средства. Или найди того, кто достанет. У тебя под боком ошиваются ведские купцы. Сбор урожая скоро, налоги из Косяжьей крепости до сих пор не привезены. Заниматься этим – твоя обязанность. А не рассказывать мне, что нет денег.

– У купцов тоже негусто, – умоляющим тоном поведал казначей. – Урожай засуха попортила! А в Косяжьей крепости сами впроголодь живут, там и десятой части налога собрать не могут. Обда Климэн, позволь еще немножко сократить…

– Не позволяю, – отрезала Клима. – Чего хочешь делай, но чтобы на каждый пункт из этого списка хватило. Ничего. Ты ведь достал где-то лишние деньги на ту историю с тяжеловиком. Значит, можешь. Продолжай в том же духе.

Гера дочитал упомянутый список до конца и нахмурился.

– Моя обда, погляди вот здесь. Не ошибка ли?

Клима проследила, куда он указывает, и равнодушно мотнула головой:

– Нет, все верно.

Гера еще раз перечитал строчку и нахмурился, глянув на присутствующих. Ристя, командир разведки – еще ладно, они почти свои. Но остальные… Особенно Гулька, не умеющая держать язык за зубами.

– Моя обда, выйдем на пару слов.

Клима тоже покосилась на злополучную строчку и с обреченным видом поднялась из-за стола.

Они вышли на полутемную веранду, полную спящих в горшках роз. В траве у порога громко стрекотали сверчки, на сильфийском фонаре хлопали громадными пушистыми крыльями ночные бабочки.

– Как это понимать, Клима? – совсем другим тоном спросил Гера.

– А что тебе не нравится?

– Ты записала на жалование палачам столько, сколько уходит на содержание сотни моих солдат! Ты опять за свое?

– Нет, это ты опять за свое! – огрызнулась Клима с раздражением. – Мне казалось, ты уже не тот восторженный мальчик, каким был этой зимой, и понимаешь, зачем на войне нужны палачи.

– Да, я уже не тот, – согласился Гера. – И я ничего не говорил, когда в Фирондо на заднем дворе ты потихоньку казнила тех, кто готовился нанять против тебя убийц. И когда в Гарлее велела сбросить со стены коменданта, плюнувшего тебе в лицо. И даже когда в Косяжьей крепости неведомо куда пропали десять человек, я молчал. Но сколько палачей ты намерена нанять теперь? И скольких они казнят, когда мы займем Кайнис? Хочешь устроить резню? Я никогда не поддержу этого, и тебе не позволю. И не надо на меня так смотреть, я больше не боюсь, в отличие от казначея.

– Я не виновата, что именно страх заставляет его работать, – буркнула Клима и тут же одернула себя: – Впрочем, какого смерча я опять перед тобой оправдываюсь?

– Потому что на сегодня я единственное, что осталось от твоей совести, – горько отметил Гера. – Не уходи от ответа. Что ждет Кайнис? Для чего столько палачей?

– В Мавин-Тэлэе их будет больше, – тихо ответила Клима. – И не надо на меня так смотреть. Я со времен Института говорила, что на орденской стороне будет много крови. Но ты опять меня не слышал. Так слушай теперь. Веды, мелкие приграничные крепости – они и так были почти мои. А истинно орденские города – Кайнис, Мавин-Тэлэй, Кивитэ, Диграстр, Мятезуч – мне придется вырывать с мясом. Там не хватит даже моего красноречия. Поэтому казней будет много, в том числе прилюдных.

– А Институт? – тихо спросил Гера. – Ведь его тоже придется занимать, как отдельный город. Затопишь в крови наши белые стены?

Клима закусила губу.

– Посмотрим.

– Не проще ли миловать?

– Прослыть слабой и получить ортону в спину? Нет, не проще.

Гера вздохнул.

– Я не Тенька, и по глазам читать не умею, но скажу тебе, что ты настолько боишься показать слабость, что не понимаешь: истинная сила – в милосердии. Я уже не мальчик, это правда. Мне многое довелось повидать. Но этого убеждения ничего не развеет.

– По-твоему, я должна пощадить наиблагороднейшего? Или наставницу дипломатических искусств?

– Ты ведь не стала убивать Артасия Сефинтопалу.

– Он мне присягнул.

– А если и наставница дипломатических искусств присягнет?

Клима нехорошо фыркнула.

– Скорее небо упадет на землю, чем эта орденская тетка изменит своим убеждениям. К тому же, я обещала ей казнь. Еще там, в подвале Института.

– Тебе было семнадцать лет.

– А сейчас почти двадцать. И что с того?

Гера щелкнул ногтем по сильфийскому фонарю, и мотыльки упорхнули прочь.

– Порой я согласен с Ивьяром Напасенталой, который говорит, что ты слишком юна. Клима, неужели ты думаешь, что месть семнадцатилетней девочки дороже милосердия взрослой обды?

Она крепко переплела пальцы, и спина стала особенно прямой, как всегда в минуты споров.

– Я думаю, это не твое дело.

– Клима, сократи расходы на палачей. Когда мы берем пленных в бою, то обещаем им жизнь, а не казнь. Мы – один народ, люди Принамкского края, ты еще помнишь это?

Клима дернула плечом, не дав ответа. Гера не стал переспрашивать. За минувшее лето он узнал эту, новую Климу даже лучше, чем когда-то знал прежнюю. Если обда замолчала – это значит, она приняла к сведению. И большего уже не добьешься.

Клима задумчиво оглядела горшки с розами.

– Теперь я вижу, ради чего ты шляешься на разведку, как простой солдат. Что, дарить Лернэ обычные цветы зазорно для великого полководца? А если после такой вылазки моя армия останется обезглавленной?

– Не останется, – коротко заверил Гера. – И после Фирондо – кто бы говорил!

– Это было единожды, – проворчала Клима. – И не ради пыльного веника, а за все той же головой моей армии. Больше я на Тенькино «интересненько» не поведусь.

– Кстати, о Теньке, коли зашла речь, – помрачнел Гера. – Мне кажется, он стукнулся об тучу. Придумал себе какую-то звезду с неба…

Клима выслушала душераздирающую повесть о Тенькином помешательстве и в ответ лишь пожала плечами:

– А почему ты не допускаешь мысли, будто он и впрямь через зеркало познакомился с девушкой из иных миров? Он этими мирами с первого дня нашего знакомства бредит.

– Исключено! – убежденно заявил Гера. – Ни в одном из миров не существует девушки, способной заставить нашего Теньку в здравом уме прибить полку и убраться в комнате!

Совещание окончилось далеко заполночь, и Герина матушка тут же поспешила накрыть ужин.

Штабные, Гулька и икающий от страха казначей ушли ночевать по соседям, поэтому ужин получился в узком кругу, для своих. «Своими» сегодня были Герины родные (за исключением сестренки, которая уже видела третий сон) Ристинка, Лернэ, Клима, Зарин с Хавесом и сам Гера.

– Почти как в старые добрые времена, – отметил Зарин, накладывая себе из котелка вареную картошку.

– Только Юргена недостает, – фыркнула Ристинка.

– И Даши… – очень тихо сказала Лернэ.

Все тут же приумолкли и потупились.

– А еще Теньки, – поспешил развеять траурную тишину Гера. – Где этого веда носит? Он мне клялся, что сегодня спустится к ужину!

– Может, сходить и позвать его? – с готовностью приподнялся Хавес.

– Ты что ли пойдешь? – отпустил шпильку Зарин. – Да ты в его комнате у самого порога заплутаешь!

– По себе судишь?

– Да нет, по той череде сгинувших смельчаков, имевших несчастье заглянуть на его чердак!

И в тот момент, когда Гера уже собирался одернуть обоих, на лестнице показались сперва ноги в стоптанных башмаках, а потом и их обладатель.

Тенька был весел и взлохмачен, а хитро прищуренные глаза выдавали, что он явно задумал какую-то «интересненькую» авантюру.

– Ага, все в сборе! – широко улыбнулся он. – И все не ожидали меня видеть! А в глазах Геры и Лерки я еще почему-то псих. Ну, ничего, во имя науки и не такое случается! Эй, – он посмотрел вверх, на часть лестницы, скрытую от сидящих за столом. – Иди сюда, не бойся! Хэ, шэ! Айлаша!

Гера ожидал чего угодно, но не того, что чей-то тоненький голосок проворкует: «шэ-ша!», а на ступенях покажутся вторые ноги, в красных чулках… нет, скорее, сапогах, поскольку чулок на таких гигантских тонких каблуках не бывает. Обтягивающих красных сапог, правда, тоже.

– Я же не один это вижу? – хрипло уточнил Зарин. – Мы все тут стукнулись об тучу?..

– Ой, мамочки, – только и смогла проговорить Лернэ.

Даже у непрошибаемой Климы медленно поднялись брови.

Вслед за чулками-сапогами показалась их обладательница. Помимо обуви на ней были обтягивающие синие… пожалуй, панталоны длиною намного выше колена. А еще рубашечка, которую неведомый портной выкрасил в несуществующие у радуги оттенки, но отчего-то пожалел рукавов. Волосы и впрямь были совершенно неописуемого цвета, а в ушах и носу блестели сережки.

Девушка (а по фигуре это была несомненно она!) остановилась на одной ступеньке с Тенькой, и стало видно, что она выше его как минимум на полторы головы. Колдун вальяжно приобнял ее за талию и увлек за собой ниже. Непомерные каблуки ловко клацали по дощатому полу.

– Знакомьтесь, – объявил Тенька, подведя спутницу к столу. – Это Айлаша, что в переводе на принамкский означает «Звезда». С некоторых пор она моя «гел-фра», то есть, возлюбленная.

– Хр-р-р, – гортанно, но вполне приветливо произнесла Айлаша.

– Звезда пока плохо говорит по-принамкски, – пояснил Тенька. – Но мы работаем над этим. Фей-ре, Айлаша?

– О, да, – закивала девушка, разглядывая всех с таким же ошеломленным любопытством, с каким они смотрели на нее. – Ромашка, обда, интеграл! Я положить… нет, полюбить! Фара-фе, пшш, пшш.

– Она очень рада с вами познакомиться, – перевел Тенька. – Садись, Айлаша. Угощайся. Это – картошка.

– О, да, – Айлаша села, немыслимым движением закинув ногу за ногу. – Кар-ша! Фура-мура! Оу!

– Она никогда не видела картошку, – пояснил Тенька, тоже садясь.

Лернэ, наконец, обрела дар речи.

– Тенечка, а почему она… такая раздетая? Ее ограбили в пути, да?

Тенька задумчиво глянул на Айлашу, которая с любопытством тыкала в картофелину длинным фиолетовым ногтем.

– По правде говоря, это не предел. Она специально для вас поскромнее оделась. У них в иных мирах все так ходят. А чего с них взять? Мода, прогресс, постиндустриальное общество, социальный пакет три процента на единицу населения…

Никто ничего не понял, но все прониклись незавидным положением иномирской девушки, которая вынуждена ходить в одних панталонах.

– О, да, – поддержала беседу Айлаша. Она явно была очень общительной. – Оу!

Еще раз игриво ковырнула картофелину ногтем и – все ахнуть не успели – пересела к Теньке на колени, между делом присосавшись ярко-алыми губами к его щеке.

Лернэ густо покраснела. Следом за ней – Зарин, Гера и даже Хавес. Герина матушка схватилась за сердце, Герин отец – за голову. Клима так удивилась, что не уследила за собой и широко зевнула.

– Это уже слишком, – буркнула Ристинка. – В их мире принято устраивать брачную ночь на виду у всех?

– Э-э… нет, – Тенька обхватил девушку за талию и осторожно ссадил с коленей, попутно что-то прощелкав ей на ушко, исколотое серьгами. – У них принято так вести себя с теми, кто нравится.

– Прилюдно? – уточнил Зарин.

– У них это считается верхом целомудрия, – пояснил колдун. – Да вы не думайте, Айлаша хорошая! А что одета не по-нашему, так ведь иной мир!

– Оу! – с улыбкой закивала девушка, услышав свое имя. – О, да!

Гера почувствовал, что сидящая рядом Клима привалилась к его плечу.

Лернэ очень задумчиво и с неодобрением наблюдала, как гостья ложкой отламывает от картофелины кусочек. Герина матушка тяжело вздохнула, смиряясь.

– Ничего. Коли нет у нее нормальной юбки – я из своего сундука кой-чего достану. Ишь, картошку-то как хрумкает, горемычная. Накормим, оденем, платочек на голову повяжем – и не хуже прочих будет. Она корову-то доить умеет?

– Вообще, Айлаша к нам ненадолго, – поспешил уточнить Тенька. – Ей завтра утром на работу. Так что поужинает – и я ее обратно в зеркало провожу.

По кухне разнесся невесомый вздох облегчения.

– А кем она в этом зеркале работает? – заинтересовался Герин отец.

– И в этих панталонах… – не удержался Хавес.

– У Айлаши два высших образования, – с гордостью сообщил Тенька. – Это как если бы она в вашем Институте закончила сперва летное отделение, а потом, например, политическое.

– А зачем? – удивился Гера.

– Неуч, – махнул рукой колдун. – Чтобы знать больше!

– Так кем же она работает? – напомнил Зарин.

Тенька задумался, а потом признал:

– Я так и не понял пока. Не хватает слов. Будто бы кем-то вроде переписчика в отцовской лавке.

– Если бы я закончил кроме летного отделения политическое, – прикинул Гера, – то в переписчики бы точно не пошел! Иначе, зачем оно сдалось, это образование?

– Это на потом, – попытался объяснить Тенька. – Айлаша молодая и опыта работы по профессии у нее нет, поэтому ее нигде не берут. А когда опыт появится – тогда и станет тем, на кого училась.

– Как же у нее появится опыт, если ее нигде не берут, и она работает переписчиком? – резонно заметил Зарин.

– Не знаю, – сдался Тенька. – Наверное, это какая-то особая иномирская традиция. Зато у них там такой научный прогресс!..

– Оу, – подала голос Айлаша и указала на Климу. – Шу-шу!

Гера посмотрел на обду, склонившуюся к его плечу, и обнаружил, что та крепко спит.

– Умотали нашу Климу крутые виражи большой политики, – весело резюмировал Тенька. – А сейчас будет интересненькое состязание между Зарькой и Хавеской за приз отнести нашу досточтимую обду в кровать.

Но Гера лишил всех развлечения, и отнес Климу сам. Его матушка загасила свечи, а Лернэ и Айлаша подоткнули сонной обде одеяло.

– Шу-шу, мурле, – сочувственно проворковала иномирская девушка.

– Говорит, она перед экзаменами так же засыпала, – перевел Тенька.

– У Климы сейчас вся жизнь – экзамен, – вздохнул Гера.

Потом все сообща провожали Айлашу до зеркала. Когда радужный водоворот водяного стекла поглотил фигуристый силуэт в обтягивающих панталонах, Лернэ призналась:

– Ненашенская она. Но добрая. И правда, найти бы ей юбку по росту, или хоть штаны, и пускай приходит в гости.

– Ага, – мечтательно согласился Тенька, посылая девушке из зеркала воздушный поцелуй. – А вот когда я на ней женюсь…

Не готовая к такому повороту Лернэ схватилась за сердце. Герина матушка и даже Ристинка отстали от нее лишь на пару мгновений.

Клима спала и видела во сне ночь. Такие густые южные ночи, по слухам, бывают только в далёких лесах Голубой Пущи. Официально Голубая Пуща принадлежала Мавин-Тэлэю, и ее обитатели были подданными Ордена, но на деле, как и горцы, имели своих правителей и не слишком любили вмешиваться в военные дела. Испокон веку в Голубую Пущу уходили все, кто искал покоя и тишайшей жизни в забвении дремучих сосен.

Сейчас, во сне, Клима видела эти сосны, а у их подножия – маленькую, покосившуюся от времени хатку с единственным крошечным окошком, из которого лился теплый свет.

Колдовское пламя свеч горит в несколько раз ярче обычного. В старом рассохшемся кресле сидит молодая девушка с жесткими тёмными глазами. Мужчина средних лет, худощавый и немного угловатый, пристроился на лавочке, поджав под себя длинные ноги в стоптанных башмаках.

На столе – остатки позднего ужина.

В печи – прогоревшие уголья.

А между этими двумя непростой разговор.

– Они все-таки прислали меня за тобой.

– Кейран, ты же понимаешь, – девушка говорит очень сухо и смотрит в пол, – Я дочь обды, но не обда. Во мне нет таланта.

– Я сказал им, – он устало разводит руками. – Но тебя все равно хотят видеть. Семь лет назад тебя спасли слишком великой ценой, чтобы просто забыть. Они видят в маленькой Климе тень былого величия ее матери. На этот раз удалось уговорить горцев, и часть полков перешла на нашу сторону. Добавим лесные отряды, колдунов. Мы вполне возьмем Гарлей такими силами. А потом… тебе уже двадцать два, ты неглупа и дальновидна. Тебе будут помогать. Быть может, высшие силы смилуются над нами.

– Ты сам-то в это веришь?

– Я хочу верить.

Девушка поднимает глаза, и их взгляды встречаются, опаляя друг друга.

– Верить в Принамкский край или в меня?

Кейран устало разминает плечи.

– Сейчас это почти одно и то же. Клима, ты погубишь себя, живя в глуши.

Девушка иронично кривит губы.

– А ты, смотрю, расцвел под Гарлеем. Кожа да кости. Я помню тебя, когда была жива мама. Сейчас бы не узнала.

– Все мы изменились, – Кейран пристально сморит на пламя свечи, по-особому щурясь, и оно немного теряет яркость. – Знаешь, как теперь зовется наше сопротивление? Веды. Ведающие-об-Обде.

– Доводилось слышать. Некоторые новости доходят даже сюда.

Они молчат, между ними горит свеча, а недосказанные слова лежат тяжелой каменной плитой.

Девушка встает. На ней старенькое платье, с плеч соскальзывает вязаная шаль. Кейран тоже поднимается на ноги.

– А славно, если бы я и правда стала обдой? Обда Климэн – звучит, да? Жаль, что высшие силы не передают талант по наследству.

– Ты стала бы прекраснейшей из обд, – едва слышно произносит Кейран.

– Вот как? – она обходит свечу и приближается. Она не обда, но в глубине темных глаз сверкают искры. – Ты мог рассказать об этом месте любому гонцу, но все же поехал лично. Почему?

– Не доверял гонцам, быть может? – он невесело усмехается. – Или просто соскучился. Ты выросла у меня на глазах, и я своими руками вынес тебя из горящего города.

– Просто ли соскучился, Кейран? – она подходит совсем близко. – Просто ли не доверял гонцам? Просто ли приехал звать меня на великую битву за Гарлей? И, наконец, просто ли так моя когда-то проницательная мать доверила меня тебе?

Он словно хочет отойти прочь, но не смеет шелохнуться, глядя в черные глаза – почти такие же черные, как его собственные. Взгляд вовсе не властный и не подавляющий, в нем нет ни намека на дар высших сил, но Кейрану этого и не нужно.

– Не просто так, Клима. Но пусть это не занимает твои мысли. Ты юна…

Свеча тускнеет и дрожит на сквозняке, летняя ночь глуха к чужим тайнам, а шум сосен за окном выговаривает все недосказанное.

– А я хочу, чтобы меня это занимало, – хрипло произносит она и касается губами губ.

Клима увидела во сне дорогу и осеннюю беспутицу, и маленькую деревеньку, за которой на горизонте видны еще не разрушенные башни Гарлея.

Заметала грязь снегом зима, кони на поле боя топтали кровавое месиво. Люди убивали друг друга за право зваться хозяевами клочка земли, на котором дымились остовы выгоревших, некогда богатых домов.

…А в конце весны все так же зацветала красная сирень. В маленькой деревеньке стояли потрепанные ведские войска. Гарлейских башен на горизонте уже было меньше половины.

Молодая красивая женщина с искорками в глубине глаз осторожно передает с рук на руки маленький сверток со спящим ребенком. Пожилая сударыня прижимает младенца к себе. Она больше не руководит женской частью двора обды и знает, что уже никогда не дождется из-за порога смерти своего командира дворцовой стражи. Но ее платье сидит по-прежнему идеально, осанка тверда, а на поседевших волосах золотится сеточка.

– Береги его.

– Да можно ль не беречь вашего сына и внука обды, сударыня моя?..

Молодая женщина переглядывается с мужем – таким же худощавым и угловатым, как почти год назад, но неуловимо счастливым. И на прощание они по очереди целуют свое дитя.

Им сегодня – идти во главе войска. Их кони будут топтать падающие под копыта веточки красной сирени.

Сегодня Гарлей будет взят.

Климе снилось, что она стоит посреди огромной безмолвной толпы. Только надрывный детский плач разрывал тишину.

Все та же весна, и цветет красная сирень, и птицы поют так радостно, что кажется, будто на земле нет горя и войны.

А толпа стоит у могилы, и два тела по принамкскому обычаю засыпали землей и залили водою. Сверху положили огромный камень, на котором наспех высечены имена.

«Веды Кейран и Климэн».

Кто-то заводит свежесочиненную песню о прекрасной Климэн, наследнице рода обды, и о могучем колдуне Кейране, которые так ослепительно и нежно любили друг друга, что становилось странно, как война посмела их забрать.

А ребенок все плачет и плачет, и нет ему никакого дела ни до песен, ни до того, что он внук последней обды и сын родителей, которые хотели объединить Принамкский край вопреки каре высших сил. У ребенка даже имени еще нет. Только новая мама, которая беззвучно плачет вместе с ним. На серебре ее седых волос золотится сеточка.

Потом Клима увидела этот же камень, но замшелый и постаревший. Кругом опять сновали люди, но их флагом был орденский триколор. Камень разбили кирками на маленькие осколочки, останки вытащили и сожгли.

А далеко-далеко, в маленькой крепости Фирондо, которая еще не стала городом, на плановом хозяйственном совещании сидит мужчина лет тридцати. У него темные глаза с искорками в глубине и немного нескладная фигура. Мужчина сидит, скучающе подперев кулаком щеку, и опять вряд ли сейчас думает о том, что он внук последней обды, а на другом конце страны оскверняют могилу его родителей.

====== Глава 4. Следы и секреты ======

Будет дальняя дорога,

То в рассвет, а то в закат.

Будет давняя тревога –

И по картам, и без карт.

Р. Казакова

Когда внизу проплыли массивные стены Кайниса, и доска стала снижаться в центр лабиринта каменных улиц, Юргену сделалось неуютно. Ему никогда не нравился переход от свободы неба к тесноте земли. Только что город казался маленьким, почти игрушечным, переступишь через него – и не заметишь. А внизу стены Кайниса были высоки, и многие окна казенных зданий наглухо закрывали кованые решетки. Всюду сновали люди в военной форме, и Юрген почувствовал себя в западне, хотя Выля еще на сосне объяснила, что не может сразу отвести его к обде, не вызывая подозрений, и до завтра сильфу придется посидеть в городе.

Внизу девушки-разведчицы разделились. Выля привычным жестом передала кому-то из подчиненных свою доску, цепко ухватила Юргена за локоть и куда-то повела.

– О тебе будет доложено госпоже Наргелисе Тим, – негромко говорила она. – Этого нельзя не сделать, иначе меня тут же раскроют. Но встретиться с Наргелисой ты не должен.

– Да, – согласился Юра, – она работала с моим начальником, и мы знаем друг друга в лицо. Догадается, что я не в Орден летел. Или предположит, но и этого будет достаточно.

– Я спрячу тебя, – продолжила Выля, – а наши до завтра создадут видимость, будто ты гуляешь по крепости и «вот только что здесь был». Как тебя назвать, чтобы Наргелиса не догадалась?

Юрген немного поразмыслил и озвучил имя инспектора из десятого корпуса – достаточно известное, чтобы о нем слышали в орденской разведке, и достаточно безобидное, чтобы им всерьез не интересовались.

Они миновали арку из золотистого кирпича, что отделяла казарменные постройки от прочих городских зданий, и Выля свернула на пустынную боковую улочку, где темные крыши домов смыкались над головой сильфа особенно неприятно. Юрген быстро оглянулся назад, запоминая дорогу, и тут же наступил ногой в грязную лужу, чудом не поскользнувшись. Да что за день сегодня такой! Сперва огонь едва не сжег, потом Небеса подвели, а теперь еще Земля и Вода пакостят. Как будто само мироздание противится желанию Липки во что бы то ни стало вернуть подчиненного к работе.

Юрген ощутил себя усталым, несчастным и полупрозрачным.

Выля тем временем приостановилась и толкнула ржавую решетчатую калитку, пропуская спутника в узкий внутренний двор одного из домов. Там к грязной стене была приставлена лестница, ведущая к раскрытому чердачному окошку.

– Лезь туда, – распорядилась Выля. – И сиди тихо, пока я за тобой не приду.

– До завтрашнего утра? – уточнил Юра, скептически изучая лестницу. По всем законам сегодняшнего дня ее подгнившие деревянные перекладины должны были обрушиться на середине пути.

– Будь готов к рассвету.

– Если ты все равно можешь меня вывести, то почему нельзя сделать это сегодня?

– Я не могу, – поправила Выля. – Здесь повсюду часовые, и верны обде далеко не все. Но, – тут девушка странно усмехнулась, – завтра утром им будет не до того.

– Здесь много тех, кто работает на Климу? – полюбопытствовал Юрген. Сведения ценные, их даже у сильфийской разведки нет, и смерч знает, когда еще удастся так непринужденно поболтать с главой подполья.

– Кайнис – город фанатиков, – туманно ответила Выля. – Все нормальные люди удрали отсюда еще в начале лета. Остались те, кто верит, что их стараниями крепость не сдадут, и те, кто мечтает открыть ворота обде. Сегодня вторые прячутся от первых, а скоро будет наоборот, – Выля серьезно глянула на сильфа исподлобья и дернула плечом, перебрасывая на спину толстую пушистую косу. – Лезь, мне надо идти, иначе меня хватятся.

Юрген понял, что больше ему ничего не скажут. Впрочем, Выля не была бы до сих пор жива, делись она сведениями с кем попало. Эта девушка совсем не похожа на Климу внешне, но в ее повадках, манере говорить и недоговаривать, сквозило что-то знакомое. Впрочем, кто еще мог бы научить Вылю всему этому?

Лестница не обрушилась, но перепачкался Юрген знатно. Такое ощущение, что перекладины специально ради него вымачивали в отборнейшей грязи. На чердаке было полутемно и тихо, с низкого потолка свисали клочья паутины. Не удержавшись, сильф чихнул, и в углу тут же кто-то встревоженно зашуршал.

«Даша бы перепугалась и вымела бы тут все сквозняком», – невольно подумал Юра и в который раз ощутил, как от груди к горлу подкатывается болезненный комок.

Не перепугается. Не выметет. Потому что ее нет.

Сильф сел прямо на пол, наплевав на пыль, грязь и шуршание в углу. Зажмурился и обхватил ладонями гудящую голову. Кудрявые волосы казались просоленными от пота, а заостренные кончики ушей были сухими и горячими. Тосковать сейчас не время и не место, начальство на него рассчитывает.

Юра постарался сосредоточиться на работе.

«Надо непременно написать Липке о Климином подполье. И при первой возможности отправить послание».

Это прежде на Холмы мотались только они с Дашей, а теперь в пятнадцатом корпусе основали отдел по дипломатическим связям с обдой. Там состояло пока лишь полдесятка особо проверенных гонцов, которые помогали поддерживать переписку Климэн Ченары с Верховным Амадимом, но Липка предрекал, что их с Юргеном тоже туда переведут, повысив в должностях. Как только вышестоящим станет ясно, что обда в Принамкском крае – это надолго. Сейчас, пока шла война, командование колебалось. Но Костэн Лэй со своим подопечным, видевшие Климэн лично, больше не питали иллюзий. Обда сумела подняться, когда против нее был весь мир, а уж теперь точно своего не упустит.

Очередное утро осады Кайниса началось с того, что дом коменданта обстреляли с воздуха какой-то поганой взрывчаткой. Невиданная сила не только пробила крышу и обрушила несколько стен, но и разожгла багряное колдовское пламя.

Наргелисе повезло: ей отвели место возле окна. Поначалу это благоволение высших сил показалось издевательством – у дома коменданта пышно и густо цвели пионы, от запаха которых нос Наргелисы немедленно зачесался, а в горле противно запершило. Зато потом проклятые цветы спасли ей жизнь.

Когда раздался взрыв и потолок стал проседать, а по стенам расползлись первые языки пламени, все рванулись к дверям, началась давка, и Наргелиса поняла, что не успеет выбраться прежде, чем комната заполыхает.

«Умереть сейчас? – подумала она тогда. – Пошло задохнуться в дыму и сгореть до черной головешки?!»

Наргелиса все же метнулась к двери, пытаясь расталкивать толпу локтями, но членам штаба было не до трепета перед орденской разведкой, поэтому женщину отпихнули прочь. Она отлетела обратно на свое место, ударилась головой об подоконник и чудом избежала рухнувшей потолочной балки. Огонь уже трещал по полу, и его гудение сливалось с криками людей. Наргелиса забралась на подоконник с ногами, а когда загорелась рама – кувырком полетела с третьего этажа и приземлилась в те самые пионы, запах которых после удушливого дыма показался даже приятным.

Кто-то помог ей подняться, и Наргелиса с удивлением обнаружила, что ухитрилась ничего себе не сломать и отделаться лишь опаленными волосами, шишкой на голове, парой ожогов и синяков. А дом между тем догорал. Вместе с просевшей крышей, дорогими синими занавесками и давкой на третьем этаже.

На огонь лилась вода, но тот даже не шипел, а, казалось, лишь разгорался пуще. Несколько смельчаков сумели вынести коменданта и пятерых штабных, двое из которых были уже мертвы от дыма.

Наргелиса с усилием отвела взгляд от развороченного куста пионов, огляделась по сторонам и поняла, что из руководства она здесь одна осталась при памяти и на ногах. По долгу службы, как многие из орденской разведки, Наргелиса знала некоторые основы колдовства: если свойства пламени изменили так, что оно стало нечувствительно к воде, это значит, его можно потушить чем-нибудь другим. Абсолютного огня не бывает.

– Отставить лить воду! Тушите пламя землей! Живее! – и первой бросилась к стоящему особняком сараю с садовым инвентарем, где можно было взять лопату, чтобы разрыть ненужные сейчас клумбы.

В недрах пылающего дома оборвались последние крики.

Утреннее солнце за черной дымкой поднималось все выше, воздух пах гарью, пеплом и вздыбленной землей. Наргелиса не помнила, когда в последний раз столько махала лопатой. На ее ладонях вздулись розоватые мозоли, платье испачкалось, волосы выбились из прически и сосульками липли ко лбу. В горле першило от всего сразу: от дыма, пионов, множества отдаваемых приказов.

Дом догорал. Колдовское пламя понемногу угасало. Из лазарета притащили носилки, на которые уложили спасенных членов штаба. Наргелиса подошла к коменданту и села перед ним на корточки. Тот тяжело дышал, облизывая губы, а из-под мокрой ткани, которой его успели накрыть, выглядывала багряная рука.

– Кто еще остался? – спросил комендант. И покривился, увидев, как Наргелиса оглянулась на прочие носилки. Ему не нравилось, что уцелела именно выскочка из разведки, которую за въедливость и нелюдимость в крепости недолюбливали. – Отправь гонца в Мавин-Тэлэй, пусть пришлют нового коменданта и штабных… До тех пор – исполняй мои обязанности. В доме… – он хрипло закашлялся, – …железный сундук, вряд ли он сгорел. Там счета, переписи, золотые слитки. Ключ возьми у меня в кармане. Если город сдадут – все это не должно достаться обде. А пока возьми полевых командиров потолковее, расскажи им план обороны, который мы утвердили на совете…

Комендант все говорил и говорил, прерываясь, кашляя, иногда переходя на еле слышный неразборчивый шепот. Наргелиса молча кивала, размышляя о своем.