Текст книги "Формула власти. Новая эпоха (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Но маленький плот двигался гораздо медленнее корабля, а сзади вырастал из темноты еще один, такой же огромный, треплющий парусами на ветру.

Гера отбросил ставшие ненужными весла.

– Тенька, держись крепче. Сейчас мы…

И тут в плот с треском влетело каменное ядро, пущенное с ближайшего корабля.

Гера сам не помнил, как оказался на ногах, подпрыгивая вместе с доской над вздыбленными обломками плота. Он не смог взлететь: по привычке сделал сильфийское движение ногами, и дернувшаяся было доска громко плюхнулась обратно на воду.

Над головами засвистели стрелы. Все – мимо, потому что орденцы тоже ожидали взлета доски и заранее целились выше.

Тенька не успел подняться и теперь каким-то чудом держался на корточках, мертвой хваткой вцепившись Гере в штанину.

По всем законам природы любая сильфийская доска должна была утонуть, но эта, словно второй плот, продолжала держаться на плаву, даже не проседая под тяжестью пассажиров. К сырому запаху речной воды примешался отчетливый запах гари – это кроме обычных стрел полетели горящие. Одна из стрел взъерошила волосы на Гериной голове.

Спрашивать у Теньки, умеет ли его изобретение взлетать прямо с воды, и если да, то как это делается, было некогда и, скорее всего, бесполезно.

– Вверх! – заорал Гера, крутанулся, уходя от очередной стрелы, и со всей силы оттолкнулся доской от волны.

Доска взмыла вертикально, и с такой неожиданной скоростью, что даже у Геры потемнело в глазах и перехватило дыхание. О том, что сейчас чувствует непривычный Тенька, он старался не думать. У бока мелькнула стрела, надорвав куртку – на этот раз не арбалетная, а ортонная, и Гера понял, что они попали во владения орденских летчиков.

Отсюда, сверху, открылся вид на реку и на непрерывную двойную цепь корабельных «огоньков». Навскидку их было больше полусотни. Корабли держали речную границу.

Уходя от обстрела и погони, Гера пустил доску в долгую горизонтальную спираль и ощутил, как Тенька бешено рванул его за штанину, а потом центр тяжести сместился, как бывает, если один из летчиков не удерживается и начинает свободно болтаться за пределами доски, сохраняемый от падения лишь зажатой в креплении ногой.

В Институте учили, что надо перевернуться вниз головой и медленно скользить в таком положении, чтобы повиснуть рядом с напарником, дать ему возможность за себя ухватиться и сообща повернуть доску обратно, завершая маневр. Но когда тебя преследует не меньше двух десятков летчиков, это подобно смерти. К тому же, Гера сомневался, что Тенька поймет, какие движения от него требуются. Да и что он вообще в сознании.

Плечо взорвалось болью, и Гера споткнулся в воздухе, резко оборвав спираль. Болтающийся вне видимости Тенька задал инерцию, доску задрало вверх, Гера сложился пополам, сгибая колени, и ударился лбом о металлический остов собственных креплений.

В глаза брызнули искры, и остатками ускользающего рассудка юноша успел понять, что доска неуправляемо падает, и подумать: «Конец!»

Над головой шелестели, смыкаясь, густые камыши. От этого непрерывного шелеста, отзывавшегося в голове болью, Гера очнулся. А может, еще от сырости и другой боли – в плече.

Первой мыслью было: «Это невозможно!»

Второй: «Это плен!»

Камыши почти скрывали небо, но Гера ясно видел, что уже светает. Наверняка и солнце успело выглянуть из-за горизонта. Тихо плескала вода. Квакали лягушки.

– О, очухался, – радостно сказал знакомый голос, и Геру для верности осторожно похлопали по щеке.

– Тенька… – шепнул он непослушными еще губами, – мы где?

– Где-то на берегу в камышах, – философски изрек Тенька таким тоном, словно это его совершенно не заботило. – Ты как себя чувствуешь?

– Как смерчем пожеванный. Нас… в плен взяли?

– Кто ж им даст! – решительно опроверг колдун. – У нас тут самая что ни на есть свобода. Правда, далекая от цивилизации.

Он пересел так, чтобы Гера мог его видеть. Тенька выглядел потрепанным, но вполне живым и здоровым.

В ушибленную голову назойливо стучались тысячи вопросов. Гера титаническим усилием упростил их до пары слов:

– Что случилось?

– Мы шлепнулись в воду, – Тенька непроизвольно потер спину. – Хорошо шлепнулись, чуть не потонули. Орденцы так и подумали. Им и в голову не могло прийти, что моя доска, оказывается, умеет держаться на воде! Мало того, она плавает не хуже, чем летает по небу. В общем, мы булькнули, по нам выпустили финальную порцию стрел и успокоились. Я под водой смог уцепиться за доску и направить ее куда подальше. Потом выплываю, гляжу – ты в обмороке. Но живой. В общем, плыли мы, плыли, и приплыли в эти камыши. Тебя стрелой зацепило, но не сильно, навылет. Я не сударыня Налина, но, чем мог, замотал. Еще шишка на лбу, но с ней ничего не поделаешь.

Гера пошевелил плечом и поморщился.

– Почему ты не позвал помощь? Мы далеко от лагеря?

Тенька потупился.

– Тут так интересненько получилось… Я ж не понял сразу, куда плыву. Словом, мы на орденском берегу. Зато отсюда видно, как корабли причаливают к пристани. Очень красивое зрелище, с рассвета любуюсь.

Гера вполголоса выругался.

– Ты-то сам как? Не ранен?

Тенька дернул себя за воротник.

– Чего мне сделается? Я ж в полосатой рубашке! Только лодыжку вывихнул, пока нас в воздухе мотало. И об воду спиной треснулся. Но это ерунда!

Они провели в камышах весь день, дожидаясь сумерек и заодно наблюдая за пристанью. Пробовали считать корабли, но их было так много, что друзья всякий раз сбивались.

– Наверное, весь речной флот сюда пригнали, – предположил Гера. – Нам в Институте рассказывали, что между Кавьим и Доронским морем по Принамке плавают вот такие корабли, возя людей и грузы. По течению только на парусах, против течения – на веслах. Но их основные пристани у морей, особенно на острове Аталихане. Должно быть, именно там корабли вооружили метательными орудиями. Это мы с плотов стрелять не можем, а они с корабля – запросто, их отдачей не потопит! Теперь нечего и думать, чтобы соваться на реку, как я хотел. Только людей погубим. Надо изобретать новую стратегию.

– Может, корабли у них спереть? – внес предложение Тенька, жуя камышинку.

– Как? К ним даже подобраться нельзя!

– А мы на моих досках, под водой. Оденем всех воинов в полосатые рубашки, чтобы удачу приманить, и вперед, за обду и отечество!

– Сколько у тебя досок?

– Мало, – вздохнул Тенька. – Десятка два.

– Нужно хотя бы несколько сотен.

– Это к зиме. Припрягу учеников и, если соображать будут, штук пятьсот сделаем.

– А еще нужно время, чтобы переучить летчиков, – напомнил Гера. – Да и вода хоть зимой не замерзает, но такая холодная, что не поныряешь. Значит, если в ставке ничего не придумают, с наступлением придется повременить до весны.

– Клима ужасно расстроится, – предрек Тенька. Ему на колено прыгнула зеленая лягушка, квакнула и скрылась в камышах.

– Не только она…

Ближе к середине дня стала известна еще одна неприятная новость. Среди орденских триколоров глазастый Тенька разглядел другие знамена: темно-синее дерево на светло-зеленом фоне. Это был флаг Голубой Пущи.

– Клима опасалась, что наиблагороднейший сумеет с ними договориться, – покривился Гера. – Когда Выля была в Ордене, она доносила, что переговоры всякий раз заходят в тупик. Жители Голубой Пущи никогда не любили вмешиваться в войны. А сейчас, видимо, наиблагороднейший нашел, чем их убедить. И как бы не без помощи сильфов…

Вечер тянулся особенно долго, темнота наступала нехотя, а ночь выдалась не по-осеннему ясной: каждую звездочку на небе видно и лунная дорожка на полреки.

Но выбирать не приходилось.

Гера и Тенька сумели добраться до Института только к вечеру следующего дня – пропахшие лягушками, в тине пополам с грязью, голодные и уставшие. В таком виде и отправились сдаваться Климе в директорский кабинет, из-за чего Гера чувствовал себя провинившимся воспитанником.

Обда долго созерцала их тяжелым взглядом исподлобья, очень выразительно и с чувством комкая в кулаке какую-то бумажку. Когда провинившимся воспитанником почувствовал себя и Тенька, а от мокрых ног «разведчиков» начала расползаться грязная лужа, Клима с силой швырнула измятую бумажку в мусорное ведро и, наконец, изрекла:

– Думаете, орать буду, смерчи вас дери? Не дождетесь. В другой раз либо докладывать перед авантюрой, а не после, либо можете не возвращаться.

Она выдержала паузу, чтобы нерадивые соратники до конца осмыслили сказанное, а потом деловым тоном спросила, что они смогли узнать.

Во время доклада Клима мрачнела все больше и больше, крепко переплетала пальцы и докрасна терла этим двойным кулаком переносицу. Услышав о подкреплении из Голубой Пущи, она зло скрипнула зубами, а в ответ на предположение Геры бросила:

– Конечно, сильфы! Больше некому. И не просто «сильфы», а вполне конкретный Костэн Лэй, чтоб у него доска треснула и укроп погнил! Юра однажды проговорился, как здорово его обожаемый начальник умеет копаться в архивах и находить нужное. Наверняка Костэн Лэй и в этот раз нашел сведения или аргументы, которыми наиблагороднейший смог убедить Пущу!

Клима поворошила на столе бумаги, еще раз смерила подданных неодобрительным взглядом.

– Завтра в девять утра я назначу совет ставки. Будьте там оба. Тенька, приходи на советы и впредь. Всем до смерча надоело слушать, как старший колдун ничего не умеет.

– Но опыты!..

– А опыты ставь в свободное от советов время!

Тенька недовольно сморщил нос, но возражать дальше не стал. Климу не переспоришь.

В дверь кабинета постучали, и вошел Зарин – такой же мокрый и уставший, лишь грязи поменьше. При виде Климы его изможденное лицо просияло, словно само существование обды придавало Зарину сил.

– Мы вернулись! – воскликнул он. – И привезли ее!

Клима настолько обрадовалась, что перестала хмуриться и разжала кулак. Она встала из-за стола, подошла к Зарину, и тот неожиданно сгреб ее в охапку, чуть приподняв над полом. Клима, помедлив, прикоснулась щекой к его щеке и мягко сказала:

– Ну, хватит. Поставь меня на место.

Зарин смутился и разжал руки. Клима одернула платье, заправила за ухо локон из прически.

– Какова из себя моя гостья?

Зарин усмехнулся, вспоминая.

– Судя по виду, она застала еще первых обд. Но держится бодро, ее даже не пришлось уговаривать на путешествие, и часть дороги мы летели на досках. Говорит, ей очень интересно на тебя посмотреть и составить свое мнение. Привезла с собой шкатулку с какими-то реликвиями, но никому их не показывает. Сегодня она устала с дороги, а завтра утром рассчитывает повидаться.

– В таком случае, я перенесу совет на полдень, – решила Клима. – А в девять жду ее здесь. Тенька, Гера, вам тоже разрешаю прийти.

– А мне? – спросил Зарин, не сводя с нее глаз.

Клима ответила на его взгляд и кивнула.

Загадочная дочь человека, который одарил отца Налины Делей портретом прабабки Костэна Лэя, оказалась седой сгорбленной старушкой, в которой морщин и бородавок было больше, чем росту. Она назвалась сударыней Теей, и с порога уставилась на обду во все глаза, подслеповато щурясь.

Клима представила себя, своих соратников, предложила гостье сесть в специально приготовленное для нее кресло и отведать отвара ромашки.

Сударыня Тея долго и суетливо устраивалась в кресле, расправляя юбки и успевая следить, чтобы Гера налил ей в чашку ровно столько отвара, сколько она хочет выпить. Наконец, перестала крутиться, сдула с рукава в кулачок несуществующую пылинку и позвала:

– Заринька, поди сюда. Где мой ларчик?

Зарин шагнул к креслу и подал старушке увесистую на вид шкатулку, обитую зелеными от времени медными пластинами. Тея пристроила «ларчик» на коленях, извлекла откуда-то из складок одежды маленький ключик и, ловко щелкнув замком, отворила крышку. Снова пристально глянула на обду, и достала желтый от времени лист бумаги, удовлетворенно произнеся:

– Похожа. Да. Совсем похожа!

Она развернула лист лицевой стороной к остальным. Это был портрет молодой девушки, примерно Климиного возраста. Цветной и удивительно точный: художник поставил себе задачу запечатлеть самые мельчайшие черточки, от легкого румянца на щеках до темного волоса, выбившегося из косы.

Эта девушка была моложе, когда Клима видела ее во сне.

– Да, – неуверенно отметил Зарин, сличая лицо обды с портретом. – Вроде что-то есть…

– Совсем не похожа, – заявил Гера.

– Вылитая! – потрясенно ахнул Тенька. – Да вы не на лицо, на глаза посмотрите! И представьте, что они не светло-светло-золотистые, а черные.

– Это обда? – спросил Зарин.

– Не просто обда, – поправила сударыня Тея, – а Обда! Та, которая первой приняла бремя дара высших сил. Этот портрет, нарисованный при ее жизни и сохраненный колдовством от тления – наша самая драгоценная семейная реликвия. А наш род – потомки Обды.

Клима усмехнулась своим мыслям.

– Ты ведь ради этого позволила уговорить себя на дальнюю дорогу, сударыня Тея. Как многие на ведской стороне, ты не верила, что я – истинная обда, и проехала через всю страну, чтобы узнать наверняка.

– Твоя правда, – не стала отпираться Тея, бережно пряча портрет обратно и щелкая замочком.

Она передала шкатулку Зарину, снова поправила все свои юбки, маленькими глоточками в один присест выпила полчашки отвара.

– Зачем меня, старуху, понесло к обде, мы разобрались. А вот каков интерес обды до старой Теи?

– У меня, как ни странно, тоже портрет, – не стала лукавить Клима и протянула старушке медальон. – Есть три таких портрета. Один был у орденского убийцы, подосланного ко мне. Другой у орденской разведчицы. Третий принадлежит Эдамору Карею. Его жена, Налина Делей, сказала, что владельцем оригинала был твой отец. Ты знаешь, кто здесь изображен?

Сударыня Тея едва глянула на портрет.

– Как не знать, – пожала она плечами. – Ветреная была девчонка. Вышла за сильфа и – фьють! Только и видели ее в Принамкском крае, – тут старушка хитро улыбнулась. – Но ты, обда, конечно, спрашиваешь не об этом. Да. Я все могу тебе рассказать. Но история долгая, путаная-перепутанная, как и все в общем-то истории, где замешаны родственные связи и высшие силы.

– Время у меня есть, – заявила Клима, подавшись вперед. – Говори.

– Тогда слушай, – торжественно произнесла Тея, прикрыла сморщенные веки и начала рассказ.

Давным-давно, когда сильфы еще висели далеко на севере, цепляясь ушами за кедры, а крокозябр били топором промеж глазных отростков, в Принамкском крае жили люди. Волосы их были темны, как стволы деревьев, а глаза желтые, как молодой янтарь. Жили они в устьях Принамки и Сильфуки (которую так, понятно, никто еще не называл), и более всего на свете почитали землю да воду.

Но в какой-то год с Кавьего моря явились другие люди, точно перевернутые отражения местных жителей. Волосы их были желтые, точно пшеница по осени, а глаза чернее земли, на которой она растет. Лихо ли, благо ли привело тех людей на Принамкские берега, уже и не узнать. Они захватили земли в устьях Принамки и Сильфуки, а прежних жителей оттеснили к горам. Много тогда было пролито крови, много построено и разрушено крепостей. Новые жители Принамкского края не захотели перенять традицию поклонения высшим силам, и даже не задумывались, откуда пошел обычай предавать мертвых земле и воде.

Мало кто знает, но с высоты северных пиков гор хорошо видно, что Сильфийские Холмы стоят на побережье кислых морей, за которыми начинается пустыня сплошного льда. Над теми краями властвуют Небеса. И сильфы, в отличие от людей, всегда помнили своих покровителей.

Постепенно дети Небес посваливались со своих кедров и начали расселяться по Принамкскому краю. Холмы их тогда вовсе не интересовали – какой интерес к пустыне может быть у того, кто хочет досыта есть и пить? И вот, уже второй народ людей гнали от берегов Принамки и Сильфуки. Куда им было идти? В горы путь заказан, и тогда многие люди двинулись за Принамку, где их приняла под сень Голубая Пуща.

Но были и те, кто остался воевать. Страшные битвы видали в те времена западные берега Сильфуки, уже имевшей это свое название. Сильфы строили крепости Фирондо, Редим, Компиталь и Вириорта. Люди брали эти крепости, разрушая и отстраивая вновь. Потом их одолевали сильфы, и все повторялось заново.

А тут с Доронского моря пришла иная напасть: могучие яростные существа на кораблях под клетчатыми парусами. Они поклонялись огню и тоже были не прочь поселиться в Принамкском крае, прогнав с лакомых земель всех остальных. Но там уже было слишком тесно.

Первыми врагами доронцев стали сильфы, жившие на острове Аталихане, а потом и люди. Война была повсюду, народы и племена делили равнину и никак не могли поделить. Лишь в закрытой от мира Голубой Пуще было спокойно, а городок Мавин-Тэлэй служил для торговли с внешним миром. Ни о каких обдах, понятное дело, тогда не знали. А между тем их время приближалось.

Глядя, как сильфы просят о милости Небеса, а доронцы жертвуют многое огню, люди равнины тоже стали искать себе покровителей. Но крокозябры и духи лесные лишь забирали кровавые жертвы, ничего не давая взамен.

Однажды один купец с равнины, достаточно помотавшись по свету, задался вопросами несправедливости бытия. Неужели людям не досталось никакой высшей защиты, которая могла бы ниспослать им чудо и спасти от истребления? Эти вопросы привели купца в горы, где он узнал о культе высших сил. Обрадованный, он привез на равнину это знание, а заодно молодую горскую жену, выстроил капище и воззвал. Но высшие силы молчали.

Купец не сдавался. Он оставил все дела, поселился на капище, а умирая от старости, завещал пятерым детям докричаться до покровителей людей.

Постепенно вокруг капища выросло небольшое поселение. Его жители от имени равнины взывали к высшим силам, моля услышать и послать чудо, которое спасет род людской в Принамкском крае. Постепенно высшие силы стали откликаться. Тогда были открыты первые проявления колдовства, касавшиеся в основном изменения воды и глины. Попутно поселяне лепили чудесные горшки и продавали их в ближайшем городе.

Но потом в поселение нагрянули служители культа крокозябры и вырезали всех жителей до единого. Чудом выжила лишь девочка по имени Обда, правнучка того купца, горянка по виду. Она смогла воззвать к высшим силам так, и сказать им такое, что те заговорили с ней. И заключили сделку. Если людям равнины, чужакам в Принамкском крае, и впрямь нужно покровительство высших сил, то пусть. Обде будет послан невероятный дар. Каждое ее слово станет услышано. Второй дар проявится в том, что ее желания, изреченные вслух, начнут сбываться. Обда велит людям объединиться, пойти за ней, и так будет. А чтобы Обда по неопытности не натворила глупостей, ей дадут третий дар – небывалую интуицию.

Обде удалось совершить невозможное. Она объединила разрозненные племена равнин, установила временный мир с горцами, отбросила сильфов на Холмы и разбила доронских захватчиков. В центре Принамкского края, на пересечении всех дорог и путей была воздвигнута крепость Обды, получившая название Гарлей, что на языке пришельцев с Кавьего моря означало “единство”. Гарлей стал новой столицей Принамкского края.

Всюду возводились капища высших сил, пособники культа крокозябры уничтожались без жалости. Появились первые колдуны – ученики обды. Народ души не чаял в своей правительнице, но жизненный путь ее подходил к концу. Обда беспокоилась, что после ее смерти все развалится.

Она пришла на свое старое капище близ разрушенной сильфийской Редим и взывала к высшим силам сутки напролет. И снова была услышана. Высшие силы сказали, что когда Обда умрет, они передадут ее дар другому человеку, не менее достойному, которого сами выберут.

Настал срок, и Обда умерла. А день спустя после ее смерти в Гарлей пришла светловолосая девушка и сказала, что ей нужно занять место правителя. Колдуны спросили у высших сил, тот ли человек перед ними. И высшие силы поведали, как это можно проверить. Надо вырезать на коже девушки символ, под которым Обда объединяла племена – Формулу Власти – три вертикальные линии перекрещивает горизонтальная. Три черты символизируют три дара высших сил, а четвертая – объединение их в одно. Символ вырезали, и порезы осветились зеленым, пропав. Девушка взяла титулом имя своей предшественницы. Вторая обда укрепила многие крепости и несколько раз разбила войска горцев.

Так наступило время обд.

Сударыня Тея задумчиво глядела куда-то вдаль, точно видела сейчас те древние времена, когда юная Обда докричалась до высших сил.

– …Ничто не дается просто так, – вздохнула старушка. – «Формула власти» – это название не только дара, но и трех условий, которые Обда, а далее те, кто пришел после нее, поклялись соблюдать. И горе тому, кто нарушит сделку с высшими силами. Но о трех условиях ты, обда, знаешь куда больше меня.

Клима кивнула, не став уточнять, что ей известны пока только два из трех.

– И все же, сударыня Тея, кто на портрете?

– Мой старший брат был одержим мечтой вернуть обду, – сказала Тея, будто не услышав, – Наш отец обладал несколькими копиями этого портрета, и роздал их нам, своим детям. В моей шкатулке лежит еще один, точно такой же. Наш отец знал ту женщину и историю ее замужества. Он всегда осуждал ее решение оставить Принамкский край, но… как перечить, если любовь! Отца утешало, что ее первый муж с сыном остались здесь, правда, на орденской стороне, не на ведской. У моего брата не было детей, всю свою жизнь он положил на то, чтобы докричаться до высших сил, подобно нашему предку. Этой идеей он заразил сперва моего среднего сына, а потом и внука. Мой внук пошел дальше всех. Он много времени проводил на капище высших сил, и там его постигло откровение. Однажды он просто собрал пожитки и отправился странствовать по свету. Искал ее потомков, – Тея кивнула на портретик. – Говорил, это ключ к рождению новой обды, – она вздохнула, потерла глаза сухонькими ручками. – Мой внук не вернулся домой. Говорят, лет двадцать назад он погиб в Ордене.

– Кто на портрете? – повторила Клима уже требовательно.

Старушка улыбнулась.

– Слышала ли ты когда-нибудь, обда, о роде Кейрана и Климэн?

– Кейран? – оживился Тенька. – Это не тот колдун, который написал исследование про амплитуды световых колебаний и их влияние на процент кривизны векторов?

– Он много чего написал, – степенно кивнула Тея. – Но мы его сейчас вспомнили не поэтому. Вместе с Климэн они возглавляли то, что впоследствии стало ведской думой, и погибли во время одного из штурмов Гарлея. Немногие помнят, что Климэн была не только женой Кейрана, но и дочерью последней обды Принамкского края. Говорили, она через всю недолгую жизнь пронесла вину за свою мать. Так вот, – старушка еще раз поправила юбки. – На портрете их далекая правнучка.

Когда старенькую сударыню Тею со всеми возможными почестями проводили из кабинета, Клима глянула на портретик почти торжествующе.

– Ну, Костэн Лэй, теперь ты мне попался!

– Нехорошо звучит, – отметил Гера.

– Еще ляпни, что я должна быть к нему милосердной. Он нам все наступление сорвал, смерч ему в зад. Впрочем, – Клима любовно сжала портретик в кулаке, – теперь у меня есть кое-что получше смерчей.

– Какой вред Костэну в том, что он дальний потомок последней обды? – не понимал Гера. – И какой прок нам от этого знания?

– Самый прямой, – загадочно ухмыльнулась Клима. – Юра писал мне, что среди моих сторонников могут быть потомки последней обды. Якобы, любопытно с исторической точки зрения. Но, думаю, это начальник науськал его спросить. Потомки последней обды – очень, очень хорошая карта в рукаве. И победитель – тот, кто ею обладает. Зарин, командира разведки ко мне, живо!

– Что ты задумала? – заинтересовался и Тенька.

– Пошлю гонца на Холмы, – невинно ответила Клима. – Мне необходимо как можно скорее переговорить с господином Костэном с глазу на глаз. А теперь на совещание, оба!

Комментарий к Глава 8. Река Самопальная иллюстрация к основному приключению главы – https://fotki.yandex.ru/next/users/zora4ka94/album/542041/view/1521973

Маленький бонус для тех, кто всё еще ждет продолжения “Интересненько”. Автор сам не знает, войдет ли сия деталь в новую часть и будет ли эта часть вообще. Он просто нарисовал. – https://img-fotki.yandex.ru/get/1105245/222660313.1/0_173934_31d2a208_orig

====== Глава 9. Договориться с небом ======

Сколько спутников и друзей!

Ты никому не вторишь.

Правят юностью нежной сей –

Гордость и горечь.

М. Цветаева

Костэн Лэй облокотился о подоконник, любуясь чудесным видом, который открывался из директорского кабинета. По соседству возвышались белые корпуса, внизу сад радовал глаза пестрым багрянцем, вдалеке золотистым песчаным пятном раскинулось летное поле, а совсем у горизонта – лес под пушистым одеялом из облаков. Облака густо плыли по небу, скрывая острые шпили и едва-едва пропуская солнечные лучи. По таким облакам, говорят, хорошо гулять.

– Тебе доводилось прежде бывать в Институте?

Костэн обернулся. Обда Климэн стояла у стола, скрестив руки на груди, своей неподвижностью, холодностью взгляда и светлым платьем напоминая статую.

– Очень давно и проездом. Но, не скрою, я рад, что слухи о разрушении Института оказались неправдой.

– Как и положено обители разума, Институт принял меня мирно.

«Да уж, – подумалось сильфу, – весьма разумно было с их стороны не быть погребенными под развалинами стен, а бескровно признать чужую силу».

Он снова поглядел в окно, на сад и вдаль, на летное поле. Несмотря на облачность, там шла тренировка. Прищурившись, Костэн различил среди желтой формы воспитанников серые куртки воинов обды. Тоже тренируются. Благо, ветер сегодня хороший, агент сам только что прилетел, опираясь на его дуновения…

Тут Костэна едва не прошиб холодный пот: доски совершенно отчетливо летали против ветра.

– Что-то случилось? – учтиво спросила Климэн.

– Нет-нет, все в порядке. Не стоит беспокойства, – сильф решительно потянул створки рамы на себя. – Просто пора закрыть окно. Не люблю сквозняки.

Не озвучивать же обде его бредовые видения! Крокозябре ясно, что как небо не упадет на землю, так ни одна доска не полетит против ветра. Должно быть, померещилось от усталости, все-таки несколько дней в дороге, почти без отдыха.

Климэн написала в своем письме к нему: «Я желаю устроить ваше знакомство с потомком последней обды. Это выгодно мне не менее чем вам…»

Письмо было загадочное, туманное, и явно содержало в себе подвох, который Костэну еще предстояло разгадать. Но потомок – слишком лакомая приманка, чтобы не рискнуть. Конечно, может оказаться и так, что обда с ухмылкой поставит перед сильфом кого-нибудь вроде своего башковитого колдуна, неподдающегося не то что вербовке, а даже элементарному пониманию. Но лучше неудобная правда, чем неизвестность. Кто сказал, что колдуна нельзя перевербовать? Лишь потому, что не пробовали? Костэн не первый год служил в тайной канцелярии, и по опыту знал: перевербовать можно кого угодно, вопрос лишь в цене и способах. Есть, конечно, отдельные личности, вроде той же обды, которых переманить действительно нельзя, но их, к счастью, можно по пальцам перечесть.

Поэтому он сорвался в дальний путь, вопреки планам начальства и своим собственным. И сейчас стоит в кабинете Климэн, ожидая обещанного знакомства. А обда, как обычно, не торопится…

Дверь без стука открылась, и вошел молодой юноша, почти мальчик, в алой форме политического отделения. Он нес в руках поднос с чашами ромашкового отвара и какой-то нехитрой снедью в вазочке.

– Я обо всем распорядился, – доложил юноша, ставя свою ношу на стол. – Вещи господина посла доставлены в отведенную ему комнату, доска почищена.

– Ты молодец, Валейка, – кивнула обда. – Как твое плечо?

– Зажило, и следа не осталось.

– Я рада. Позаботься, чтобы в ближайшие два часа нас никто не беспокоил.

Валейка кивнул и направился к выходу, напоследок бросив на Костэна короткий, но цепкий изучающий взгляд.

«А воспитанник непрост, – отметил про себя Костэн. – Будущий коллега? Возможно. А если он и есть потомок?»

Клима вышла вслед за Валейкой, чтобы собственноручно закрыть дверь. Когда они оказались рядом на пороге кабинета, обда еле слышно прошипела:

– Пусть немедленно уберут летчиков с поля! Нашли время для испытаний!

Валейка кивнул, снова покосившись на оставшегося в кабинете гостя.

– Клима, я и правда уже совсем здоров. Отпусти меня на Принамку!

– Нет, – отрезала обда. – Во-первых, тебе надо доучиться, а во-вторых, здесь ты нужнее. И не смей поднимать эту тему в четвертый раз.

– Я сдам экзамены за десятый год досрочно, – упрямо продолжил Валейка. – Наставники согласны меня проэкзаменовать.

– Сдавай. Но после я пошлю тебя на Холмы.

Валейка, которому никто не давал побыть настоящим воином, лишь тяжело вздохнул, смиряясь. После «битвы» за Институт он внезапно ощутил в себе желание служить родине не только с помощью своей светлой головы, но и саблей, поэтому рвался на передовую. Немалую лепту в это стремление внесло тесное знакомство с Герой и его рассказы о тайных вылазках в орденские города. Но Клима уже твердо решила, что Валейка ценен как дипломат, и уговоры ее не пронимали. Валейка долечивал рану, успешно врал, что она зажила, готовился к досрочным экзаменам, блестяще исполнял все скользкие поручения своей обды и тайно страдал по загубленной воинской славе.

Спровадив будущего коллегу Костэна Лэя, Клима вернулась в кабинет. Сильф сидел за столом, задумчиво созерцая ромашковый отвар в чаше. Клима села напротив. Настало время серьезного разговора.

– Благодарю, что ты прилетел так скоро, господин Костэн.

– Тема, затронутая в письме, не смогла оставить меня равнодушным, обда Климэн.

– Скажи, – прищурилась Клима, – зачем тебе потомок рода, давно утратившего свое влияние?

– Любопытство, – Костэн взмахнул ресницами. – Я всегда увлекался историей Принамкского края, а мимо такой загадки сложно пройти.

– Да, лакомый кусок, – Клима отпила из чаши, глядя ему в глаза. – Потомки древних родов – кладези ценных сведений. Кстати, именно один из таких потомков пролил мне свет на историю. Если у тебя будут сомнения, я дам вам побеседовать. Конечно, если мне удастся уговорить почтенную старушку откровенничать с сильфом. Потомки древних родов недолюбливают вас. У них это в крови.

– Не могу поспорить, – улыбнулся Костэн, беря из вазочки маленькую тонкую галету. – Кровь решает многое.

– Кровь решает всё, – поправила Клима твердо. – И не только перед людьми или сильфами. Для высших сил и Небес вопросы крови, родства, предназначения важны не менее, а даже более.

Она вынула из ящика стола маленький нож и почти не глядя полоснула себя по запястью. Три пореза и четвертый поверх них. Выступившая кровь полыхнула зеленым, и края ранок схлопнулись без следа.