Текст книги "Формула власти. Новая эпоха (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Я человек. В моей крови дар высших сил. И меня никогда не примет небо. До смешного: обда Принамкского края могла быть исключена из Института за неуспеваемость в полетах.

– Действительно, забавно, – согласился Костэн, пытаясь просчитать, к чему она клонит.

– Мой колдун правит доской чудовищно, – поделилась Клима. – Даже та, кто сильфида на четверть, и держалась за небо голыми руками, летала на самых негодящих институтских «дровах» – после клятвы мне на крови стала летать… иначе. Ветра уже не настолько любят ее. И так с каждым. Кровь, – она подняла руку, на которой были порезы. – Небеса чуют обду, чуют колдунов. Даже через тысячу поколений. Чуют и отвергают, кем бы они ни были. Потому что те, в чьих жилах есть хоть капля моего дара, принадлежат высшим силам. Так было и будет всегда, это закон мироздания. Сколько лет назад начался род последней обды? Пятьсот с небольшим? Род первой обды жив до сих пор, и высшие силы помнят о них. Поэтому ничего удивительного в том, что потомок рода Кейрана и Климэн по своей крови от рождения принадлежит Принамкскому краю, этой земле и этой воде. Он мой подданный, – прищурилась Клима. – И неважно, присягал ли он мне. Согласен ли ты с моими суждениями, господин Костэн? Тебе доводилось читать подобное в древних книгах?

– Доводилось, – кивнул сильф. – Ты говоришь довольно известные вещи, с которыми нельзя не согласиться.

«Намекаешь, что я прилетел зря, и завербовать мне никого не удастся?» – спросили его глаза.

«Именно, – ответили Климины. – Это я завербую».

– Не хочу томить ожиданием, – сказала обда, снова опуская руку в ящик стола. – Я вас познакомлю. Правда, – она усмехнулась, – вы уже знаете друг друга.

«Тенька? Гера? Тот мальчишка? Она сама?» – за мгновение пронеслось в голове у Костэна.

Клима достала из ящика небольшое овальное зеркало и развернула к собеседнику, давая тому время изучить отражение собственного лица.

– Потомок древнего рода Кейрана и Климэн сидит передо мной. Твоя прабабка с портрета принадлежала к этому роду, Костэн. А кровь не обманешь.

Не грянул гром, не завертелись смерчи. Но Костэн предпочел бы, чтоб все это случилось.

– Какая ирония, – проговорила Клима, не опуская зеркало. – Потомок обды служит тем, кто когда-то помог ее убийцам.

– Ты надеешься меня разжалобить, Климэн? – резко спросил Костэн.

– Я надеюсь восстановить историческую справедливость, – девушка положила зеркало перед сильфом и коснулась кинжала. – Сейчас я вырежу на твоей коже тот знак, который ты видел минуту назад, прикоснусь к нему, заставив исчезнуть, и ты войдешь в число моих подданных.

Костэн невольно убрал руки за спину.

– А почему ты думаешь, что я соглашусь?

– Кровь решает все, – напомнила Клима.

Они смотрели друг другу в глаза: голубые сильфийские против черных людских, и одинаковые искорки плескались где-то в глубине. Клима выглядела торжествующей, Костэн облизнул пересохшие губы.

Значит, перевербовать можно кого угодно, были бы способы? Что ж, Климэн знает их не хуже, чем агент тайной канцелярии.

Вот смерч…

– Многое, – тихо возразил он. – Но не все. Какая-то часть моих предков была людьми – пусть. Кто-то из них умел колдовать и обладал даром обды – что ж, бывает всякое. Но я – сильф. И моя родина – не Принамкский край. Я хорошо знаю эту страну и ее обитателей, но не за нее, а за Холмы отдам жизнь, если потребуется.

– Небеса никогда не примут твою жизнь, – сказала Клима. – Возможно, ты станешь прозрачным, но уйдешь в землю и воду, как человек. Я знаю о тебе, Костэн Лэй. Ты, сильф в четвертом поколении, мерзнешь на сквозняках, проваливаешься сквозь тучи и не говоришь с ветрами, словно полукровка. Это потому, что Небеса отвергли тебя, потомка обды, как и меня, обду. Может, достаточно идти против своей природы?

Ее взгляд завораживал, слова казались истиной, пробираясь даже в самые сокровенные мысли.

«Именно так она убеждает…» – отстраненно подумал Костэн и огромным усилием воли прогнал наваждение.

– Возможно, я иду против природы. Но за своим сердцем. И даже не пытайся меня заморочить. Моя кровь не только мешает мне говорить с Небесами, но и хранит от твоего обаяния.

Лицо Климы закаменело. Что под этой маской? Гнев? Ярость? Разочарование? Костэн затруднялся определить.

– В таком случае, я попробую иные методы, – деловито произнесла Клима. – Если ты, Костэн Лэй, агент четырнадцатого корпуса, не присягнешь мне, то я выложу всю твою родословную твоему начальству. И даже не погнушаюсь наврать, что ты согласился на перевербовку. Я сделаю это так, что никто не усомнится.

Она не угрожала – ставила в известность.

– Мне поверят больше, чем тебе, Климэн.

– Неужели? Слово обды против слова простого агента? Мне известен твой почерк. Что если, скажем, Юра наткнется на мою переписку с тобой? А лучше не Юра, а сразу Верховный Амадим. Ристинка сумеет это устроить. Да, конечно, ты перескажешь наш разговор, поклянешься на самом дорогом, но… всем известно, как хорошо ты умеешь врать. А если случится невозможное, и тебе поверят, твоя служба на этом все равно окончится. Никто не станет держать в сильфийской разведке агента, которого по причине крови отвергают Небеса. Тебя аккуратно задвинут, и свои дни ты будешь влачить, поплевывая дома в потолок, одинаково далекий и от политики, и от Небес, и от высших сил. Нравится? Я предлагаю кое-что получше, согласись.

– Нет, – хрипло выдохнул Костэн.

Его будущее ясно стало перед глазами. Неважно, чем окончится афера обды, но в итоге на него в любом случае будут смотреть как на предателя. Не все, конечно. Юрка, Риша, особенно дед – никогда. Но на месте начальства Костэн тоже не дал бы себе карьерного роста. И те чины, что есть, отобрал. Он почувствовал, как кровь отхлынула от лица, и стало невероятно душно.

Голос Климэн долетал, точно издалека.

– Я дам тебе время осмыслить и оценить перспективы. Ступай. Твоя комната на третьем этаже левого крыла, вторая дверь по коридору. Найдешь сам или позвать провожатого?

– Найду, – как во сне ответил Костэн и вышел вон.

«Дед, дед, нашел же ты, кого полюбить… Что мне теперь делать с твоим наследством? Я всю жизнь тянулся к Небесам, один раз они меня даже услышали. Не оттого ли, что я дрался с человеком, защищая Дарьянэ, которую они и вправду любили? А может, то место было слишком похоже на капище высших сил, и Небеса побоялись меня отвергать при свидетелях? Почему наедине они глухи ко мне? Ведь я и правда люблю свои Холмы больше жизни, каждую редкую травинку, каждый чахлый кустик, всё-всё, от укропа до облаков! Это, в конце концов, обидно: узнать, что Небеса, которым я искренне молюсь, не любят меня лишь потому, что предки моей прабабушки когда-то правили людьми!

Конечно, скверный из меня сильф, если не сказать покрепче. Волосы не вьются, мерзну, ветров не слышу… Но кто еще, смерч побери, столько делает для сильфийского народа?! Я агент больше десяти лет. Столько раскрытых заговоров, удачно проведенных операций, интриг, столько воспитано стажеров!

За кого меня принимает эта девчонка? Я плохой сильф, вру как дышу, потомок обды, мне случалось убивать – но я не предатель! И я давно выбрал, какой стороне служу. А сегодня она хочет все это перечеркнуть. Вместе со мной.

Нет, Небеса, я многое могу вынести ради вас и Холмов, но быть оклеветанным без вины… Какой позор!»

В отведенную ему комнату Костэн не пошел – ноги не несли. Он словно двигался в каком-то вязком тумане, замедляющем время. Кто встречался ему на пути, и были ли такие, Костэн не видел. Он смотрел на свои пальцы – слишком короткие, слишком человеческие, слушал свое дыхание, слишком глубокое и редкое. Больше десяти секунд под водой! Какой нормальный сильф на такое способен? В ушах шумела кровь – та самая кровь людских владык, которая предала, в первую очередь, своего хозяина.

Теперь все странным образом оказалось на своих местах.

«Я слишком человек, чтобы быть сильфом, и слишком люблю Холмы, чтобы быть человеком. Небеса глухи, высшие силы мне противны. Я отказался служить обде, но все равно останусь предателем для своих. Дед, дед, что же ты наделал!..»

Как он добрался до главной лестницы, Костэн не помнил. Просто поймал себя на том, что идет по ступенькам, а впереди маячит подставка с досками – не воспитанников, а для наставников, командования или высоких гостей.

Его доска тоже была на той подставке.

…Привычным движением защелкивая крепления, Костэн с удивлением отметил, что у него дрожат руки. Наверное, так и должно быть, перед тем, как… Он еще не озвучил это для себя в мыслях, но решение уже было принято.

К смерчам эту вечную отверженность, из которой не вылезти ни ему, ни его детям.

К смерчам всё.

– Вы уже улетаете, господин Костэн? – учтиво осведомились по-сильфийски.

Костэн обернулся и увидел того молодого юношу в алой форме. Как там его, Валейка?

– Да, – помедлив, ответил он. – Передайте вашей обде, что… не только она служит своей стране до конца.

К смерчам все способы перевербовки!

Привычное движение, и доска поднимается в воздух, ловя попутный ветер. Тает внизу лицо Валейки, остаются позади институтские ворота, окна второго этажа, крыша…

Вот и облака. Их мокрая пелена обнимает со всех сторон, влага смягчает пересохшие губы, волосы мокрыми прядками липнут ко лбу. Очень густые облака сегодня над Принамкским краем.

А над облаками – солнце. Ярко-желтое, холодное, осеннее. Лучи ласкают и золотят облачное море, слепят глаза, тень от доски невесомо бежит по сияющим изнутри клочкам тумана.

Небо – вот оно. Так близко, что протяни руку – коснешься. Днем над облаками оно всегда ослепительно голубое, в точности, как его глаза.

– Зачем ты мне дало эти глаза, Небо?!

Крик тает в вышине, и даже эхо уносится неведомо куда.

– Вот он, я! Весь твой, без остатка!!!

Голос срывается от холода и ветра, но Костэну на это наплевать. Кричать можно и беззвучно, если крик идет от сердца, из самого нутра, оттуда, где горит огнем жестокая обида на предавшую его голубую даль.

– Столько сил! Столько бессонных ночей! Столько клятв и молений! Значит, все напрасно, да?! Значит, любая человеческая девчонка может запросто ткнуть меня носом в мою кровь, и вы с ней согласитесь?! Значит, та сволочь, которая убивала и грабила, а потом дважды удирала от меня по облакам, больше достойна вашего покровительства, Небеса?!

Когда он отстегивал крепления, руки дрожали еще больше. Его всего трясло, и крик получался прерывистым.

– Я! Никогда! Не поклонюсь! Высшим! Силам! И не позволю! Никому! Думать! Что это! Было!

«Не стоило жениться на Рише. Она долго будет плакать по мне…»

– Чтоб вас смерчи побрали, Небеса! С вашими законами крови! И с обдой заодно!!!

Костэн оттолкнулся обеими ногами от доски и прыгнул.

«Никогда не мог подумать, что мой конец будет… таким…»

Дыхание перехватило – не от высоты, от страха. Он зажмурился, чтобы не видеть крутящегося во все стороны неба, и приготовился к удару – как к последнему, что почувствует в жизни.

Краткий полет, кручение, и…

Костэн со всего маху влетел головой во что-то мягкое, влажное, упругое… и в то же время рыхлое.

Он никогда не чувствовал ничего подобного.

«Это – смерть?..»

Мягкое было везде, оно обволакивало, выталкивало наверх, и вскоре Костэн оказался лежащим на спине. Он открыл глаза и увидел над собой ярко-голубое небо. А вокруг себя – подсвеченные солнцем золотистые облака.

– Так вот, значит, каково это? – растерянно переспросил он вслух.

Костэн взмахнул рукой – и по облаку тотчас же прошелся легкий сквозняк. Он поднялся на ноги – облако держало его, даже в ботинках. Костэн почувствовал, что хочет скинуть обувь и коснуться облака стопами. Он прислушался – и услышал, как перешептываются между собой ветра.

– Выходит, это было вам нужно, Небеса? Чтобы я к смерчам разочаровался в вас, в собственном будущем, в высших силах и пожелал расшибиться в лепешку? Такова ваша цена прогулки по облаку?!

Небеса были глухи, но облако не перестало быть плотным. Что-то холодное, бурлящее поднялось от груди и выстрелило наружу через кончики пальцев. Это был ветер, поднимавшийся вокруг любого сильфа всякий раз, если тот испытывал сильные чувства. Прежде Костэн этого не мог.

– Что ты теперь сделаешь мне, обда?! Твое слово сильнее моего, но за меня и мою кровь теперь скажут Небеса!

Климэн может изобретать какие угодно комбинации, и подбрасывать в тайную канцелярию хоть пачки поддельных писем. Но Костя Липка взмахнет рукой, и на его зов откликнется ветер. Ни один сильф не пойдет против воли Небес. И начальство во главе с Верховным не усомнится в его честности.

Он рассмеялся, и громко хохотал, завалившись на спину, до тех пор, пока окончательно не утратил уже сорванный голос.

С облака открывался замечательный вид на небо и на его доску, которая так и висела где-то недостижимо высоко.

«Отлично, – подумал Костэн, созерцая темное продолговатое пятнышко. – Ну и как мне теперь отсюда слезать?..»

– Клима, это было подло, жестоко и бесчестно!

– Да будет тебе возмущаться. Когда твоего начальника снимали со шпиля, у него была такая счастливая рожа, что Холмам впору приплатить мне за доставленную радость.

Сад за окнами директорского кабинета пускал по ветру последние листья. Еще немного – и в эти южные края тоже придет зима. Обда и ее заклятый друг по-домашнему сидели в креслах. Клима куталась в плед, а Юрген расстегнул ворот пошире. Они не виделись и не переписывались больше двух месяцев, поэтому им было, что обсудить. В том числе – события четырехнедельной давности.

– Приплатить? Тебе?! Да ты знаешь, в каком он был состоянии, когда прилетел!

Клима громко фыркнула, закидывая ногу на ногу.

– Бедненький! Сорвал мне все планы, поплюхался по облакам и умотал домой, сдаваться начальству! А в каком состоянии я, когда по милости твоего Липки вынуждена зимовать на этой крокозябровой переправе? Можешь передать ему мои поздравления и сердечное пожелание скорее свернуть шею!

– Если бы я однажды тебя переиграл, ты пожелала бы мне того же?

– Непременно! – посулила Клима, даже не задумавшись.

Но Юрген уже слишком хорошо ее знал, чтобы смутиться или обидеться.

– Ну и склочная же ты девица!

– Еще мстительная, коварная и злокозненная, – подхватила Клима, теребя краешек пледа. – Что поделать, в противном случае меня сожрали бы твои же коллеги. И ты в том числе.

– А так ты норовишь надкусить нас.

Клима ухмыльнулась, показывая зубы.

– Уж привыкните там: время слюнтяев из Ордена прошло. Скажи спасибо, что я не ворую ваших послов.

– Липку чуть не уволокла!

– Не путай примитивное хищение с добровольной перевербовкой. Я его в чулане не запирала.

– И на том спасибо, – не удержался Юрген от иронии. – Значит, чулан еще впереди?

– Хочешь, тебя запру? – хохотнула Клима.

– Нет уж, благодарю. Обойдемся без традиционного людского гостеприимства по отношению к нам.

– А если чулан будет по совместительству кладовкой с копчениями?

Юрген призадумался, оценивая идею.

– Очень заманчиво. Но пусть лучше принесут все копчения сюда.

– Нет, это никуда не годится! – Клима сделала вид, что оскорблена в лучших чувствах. – Если из чулана унесут копчения, чем же я буду заманивать туда доверчивых сильфийских послов?

Они подурачились в таком духе еще некоторое время, а потом Клима действительно послала за обедом и пригласила гостя перейти из кабинета в столовую.

Личная директорская столовая была маленькая, но очень уютная.

– Теперь к делу, – заявила Клима, подцепляя вилкой кусочек мяса.

– Может, сперва поедим? – Юрген честно старался следовать правилам этикета.

– Вот еще. Ты ешь, значит, доволен, расслаблен и не ждешь подвоха. Самое время для серьезного разговора. Вдобавок, я надеюсь испортить тебе аппетит и уберечь свои копчения.

– Ты еще и скряга, – попенял Юра со смехом.

– А ты – сама дипломатичность. Не боишься, что я разгневаюсь?

– Холмы отомстят за меня, – патетически пообещал сильф. – Но – к делу. Ты хотела поговорить про Амадима и Ристинку?

– Да, верно. Хочу обсудить сроки их женитьбы, – Клима понаблюдала, как собеседник от неожиданности давится не проглоченным куском и констатировала: – Ну вот, аппетит уже испорчен.

– Не рановато ли? – выдохнул Юрген, прокашлявшись.

– То есть, насчет самой женитьбы возражений нет?

– Насколько я понял, у Верховного их не случилось бы. Но что думает по этому поводу Ристинка…

– Ристю я беру на себя, – деловито сказала Клима. – А ты переговори с Амадимом, чтоб был порасторопнее.

Юргену живо вспомнилось, как женили его самого.

– Может, не стоит на них давить? Не думаю, что они сами думали о чем-то подобном.

– Зато подумала я. И нашла это вполне выгодной партией.

– Да уж, что может быть выгоднее Верховного сильфа! Но тебе не жаль отдавать ему своего посла? Ведь Ристинка перестанет быть твоей подданной и останется жить на Холмах.

– Посол из нее так себе, – отмахнулась Клима. – У меня подрастают кандидаты получше. Удобнее использовать ее как способ укрепления отношений между нашими странами.

– А если не согласится?

– Куда она денется, – ухмыльнулась Клима. – Ристя все-таки не Костэн Лэй.

– Это напоминает древние сделки по торговле рабами, – отметил Юра. – Ты фактически даришь Ристинку Амадиму, словно дорогой светильник или мешок яблок.

– Человек дороже яблока, – бесстрастно возразила Клима. – И интереснее светильника. Что насчет сроков? За какое время берешься уболтать Верховного?

– Погоди, я еще не сказал, что согласился! Какая выгода Холмам от твоего подарка?

– О, вот и ты начал мыслить в рамках работорговли. Это радует. А выгода самая прямая. Верховный получит жену – неглупую, но честную, безупречно воспитанную, уважающую обычаи Холмов и понимающую Принамкский край. Кроме того, – в черных глазах блеснули искры, – в роду Ристи совершенно точно не было ни ведов, ни колдунов, ни обд. Значит, их с Амадимом дети избегут участи Костэна Лэя.

– Ты уже и о детях подумала.

– Как иначе? Я знаю, на что иду, пристраивая ее.

– Я не дам тебе ответа сейчас. Мне нужно посоветоваться с начальством.

– Советуйся. Но уверяю тебя, на этот раз я действительно хочу укрепить добрые отношения между нами, а не подстроить вам ответную пакость.

– С чего такая доброта?

– Доброта? Вот еще. Я найду другой способ вам напакостить, Ристя для этого просто-напросто не годится. Как насчет весны, Юра? Скажем, начало, нет, середина мая вполне подойдет.

– Я еще ничего тебе не ответил!

– Ты не возражаешь, и этого достаточно. Предложение лучше сделать в декабре, чтобы у Ристи для приличия было время подумать. Помолвку Амадим пусть объявляет… м-м-м… в начале марта, а май отведем для свадебных торжеств.

– Ты даже Ристинку еще не уговорила!

– Это дело почти решенное, – отмахнулась Клима и цепко глянула ему в глаза. – По рукам, Юра!

Тенька прижал ладонь ко рту и надолго, со вкусом, закашлялся. Он чихал и кашлял с тех пор, как они с Герой побывали на разведке, но лечиться ему было некогда, и колдун заверял всех, что «оно само как-нибудь пройдет».

Последнее время Клима только и делала, что таскала его по всевозможным совещаниям. Тенька находил это занятие пустой тратой времени, но с дорогой обдой и в прежние времена было бесполезно спорить, а теперь и подавно.

Сегодня Клима собрала в актовом зале не военных или торговцев, а наставников Института.

– Способы обучения в этих стенах хороши, но далеко не совершенны. Уже в последние годы Институт все хуже справлялся со своей задачей, а теперь, при моем правлении, это и вовсе никуда не годится. В первую очередь нужно будет переписать все программы, касающиеся истории и идеологического воспитания. Надеюсь, не надо объяснять, почему.

Кругом закивали. Все наставники давали клятву обде.

– Далее, – продолжила Клима. – Я поделюсь моими соображениями, – она пролистала несколько бумаг, отыскивая нужную. – Политическое отделение следует упразднить. Позднее я планирую открыть нечто подобное при Гарлейском дворце, чтобы будущие разведчики и управленцы находились в центре политической жизни страны все время, а не на приемах пару раз в год. Часть наставников переедет в Гарлей, прочие останутся здесь. Врачей трогать не буду, летное отделение меня устраивает, за исключением истории и идеологии, о которых я уже говорила. Следует добавить новые отделения. Во-первых, историческое. История Принамкского края слишком часто предавалась забвению, и слишком мало людей, которые помнят хоть что-то. Я хочу это изменить. Воспитанники исторического отделения станут архивариусами, исследователями и наставниками истории. Во-вторых, Институт нуждается в отделении изящных искусств. Страну надо восстанавливать после войны, в разрушенных городах пригодятся образованные архитекторы и художники. Вот сидят судари из Западногорска и Локита, они приехали, чтобы положить начало новым отделениям. И последнее, – она повернула голову и поглядела прямо на Теньку. – Страна нуждается в сильных, образованных колдунах. И поэтому третьим новшеством будет отделение прикладного колдовства. Прикладного, – она повысила голос, – это значит, воспитанники не погрязнут в теоретических бреднях на тему пронзания слоев реальности, а в совершенстве изучат естественные свойства, астрономию, математику и ритмику, чтобы своими деяниями приносить практическую пользу обществу, – Клима отложила бумагу и приглашающе взмахнула рукой: – Я разрешаю открыть обсуждение.

Обсуждение получилось бурным и затянулось надолго. Даже кашляющий Тенька внес свою лепту, когда узнал, что главой отделения прикладного колдовства Клима вздумала назначить его.

– Кха! Ты об тучу стукнулась, дорогая обда! Какой из меня наставник, да еще и главный? Пригласи лучше Эдамора Карея, у него опыт есть.

– У тебя тоже, – парировала Клима. – Эдамор Карей сейчас нужнее как воин и управленец, а из тебя ни то, ни другое не получится. Поэтому занимайся колдовством и учи других.

– А как же взрывчатка? – напомнил Тенька.

– Я не заставляю тебя возглавлять отделение прямо сейчас, – обда пожала плечами. – Тем более, его пока не существует. Сейчас речь идет о планах после войны. Что тебе не нравится? Будешь заниматься своей драгоценной наукой и рассказывать об открытиях другим. Не этого ли ты всегда хотел?

– Хотел, – согласился Тенька. – Но это было до знакомства с Айлашей!

– Вы же поссорились.

– Да мы помирились сто лет назад! Я собирался после войны переехать в ее мир. Там столько интересненького!

– И не мечтай, – отрезала Клима. – Ты мой подданный, и я тебя из Принамкского края никуда не отпущу.

Тенька почесал в затылке и задумчиво кашлянул.

– Значит, придется думать, как уговорить Айлашу переехать сюда…

Совещание затянулось до вечера, после Клима отправилась в комнату к Ристинке, а Тенька помчался на чердак, где в недрах водяного зеркала его уже дожидалась самая прекрасная и необычная на свете девушка.

– Клима? – удивилась Ристя, открыв дверь и увидев, кто на пороге. – Высшие силы, что на тебе надето!

– В чем дело? – удивилась обда, оглядывая свой наряд.

– Платье! – с нарочитой торжественностью воскликнула сударыня посол. – Чистое! Без заплат! И даже по моде. Не могу не поздравить с таким достижением.

Клима приветливо улыбнулась и прошла в комнату.

– Теперь я могу себе это позволить. Не одной же тебе мотать казну на наряды. Как долетела, Ристя? Дорога не сильно утомила?

– Тебе от меня что-то нужно, – уверенно сказала Ристинка. – Ты никогда просто так не интересуешься моим благополучием.

– О, да, у меня вполне определенный интерес. Твоя обда ужасно вымоталась на совещании, поэтому теперь она желает сесть в кресло, выпить ромашки и попутно выслушать отчет о визите на Холмы.

Ристя со вздохом указала на широкую тахту у теплой жаровенки. Рядом примостился столик с чайником отвара и тарелкой ужина. Ужин Ристя забрала себе, а чайник и чашки пододвинула обде.

Клима налила себе обжигающе горячий темно-золотистый напиток и села ближе к теплу.

– Как тебе жилось на Холмах после того происшествия? Амадим не обижал?

– Нет, – вздохнула Ристя. – Он сдержал слово: делал вид, будто ничего не произошло. Но… Клима, я даже не знаю, как сказать… Верховный странно ведет себя по отношению ко мне.

– В самом деле? – обда изобразила на лице скрываемое равнодушие. – Что нужно делать в твоем присутствии, чтобы ты сочла это странным? Амадим летает на доске в чем мать родила? Или напивается укропным вином под твоими окнами и орет срамные песни?

– Что за сельские фантазии? – поджала губы Ристинка. – Нет, все вполне пристойно. Даже слишком. То за руку меня подержит дольше положенного, то подарит что-нибудь, то зовет любоваться закатами…

– А что в этом такого? Не лезет же под юбку.

– Смерчи! Ты как была простолюдинкой, так и осталась, никакой дар не исправит воспитания. В высшем обществе, Клима, один лишний взгляд приравнивается к заглядыванию под юбку! А лишнее прикосновение наводит на определенные мысли.

– Значит, думаешь, Амадим решил за тобой приударить?

– Ну вот, опять! – Ристинка недовольно фыркнула. – Не «приударить», а безмолвно выяснить, не буду ли я против его ухаживаний.

– А ты что?

– Я?! У меня жених есть!

– Он умер, – напомнила Клима. – Лет пять назад, если не ошибаюсь.

– Четыре года, – процедила Ристя и с грохотом вернула на столик тарелку с ужином. – И его смерть не отменяет нашей помолвки!

– То есть, Амадим тебе настолько противен, что мертвец лучше него?

– При чем здесь это! Клима, прости, что напоминаю, но когда твоя мама погибла, неужели ты стала искать ей замену?

– Стала. И нашла неплохую мачеху.

Ристя бросила на нее боязливый взгляд исподлобья.

– Лишнее подтверждение, что в тебе нет ничего человеческого. И сильфийского тоже. Ты умеешь только считать деньги и выгоды, а по-настоящему любить не способна.

Клима сама не поняла, почему Ристинкины слова так ее задели. Она равнодушно выслушивала от бывшей благородной госпожи оскорбления и похуже, а тут почему-то захотелось ударить ее и жестоко отомстить. Словно в далеком детстве, когда смеялись над ее длинным носом.

«И правда, кого я по-настоящему люблю? Маму? Глупо, я была слишком мала, чтобы осознать. Отца? Я не видела его шесть лет и спокойно не увижу еще столько же. Теньку? Просто смешно. Юргена? Еще смешнее. Может, моя неспособность любить – это такой же недостаток, как длинный нос или угловатые плечи? И я так же ненавижу любого, кто указывает мне на него?..»

– Перестань на меня так смотреть, – Ристя невольно съежилась и отодвинулась к краю тахты. – Злюка ненормальная!

Клима сморгнула, спохватываясь. Она вовсе не хотела сегодня обрушивать на Ристю свой гнев.

– Довольно обзываться. Или это тоже черта высшего общества?

Ристя перестала ежиться и, наверное, впервые за все время поглядела на Климу иначе. Не раздраженно, не свысока, а будто бы с сочувствием. Может, она тоже подумала, что выговаривать обде за неумение любить – все равно как осмеивать длинный нос? Человек от рождения не выбирает внешность и некоторые черты характера.

– Прости меня, – наконец, сказала Ристя тихо. – Честное слово, высшие силы разберут, что творится в твоей голове. Я, и впрямь, слишком плохо тебя знаю, чтобы осуждать.

– Прощаю, – заставила себя сказать Клима. Она бы не назвала это ложью, но произносить слова примирения просто не хотелось. – Надеюсь, мы больше не вернемся к этому разговору. А вот на Холмы ты снова поедешь.

– Это месть?

– Необходимость. Подумай хорошенько, нравится ли тебе Амадим. И дай ему ответ, который будет выгоден Принамкскому краю.

Ристинка ахнула.

– Ты что же, – медленно проговорила она, – решила выдать меня замуж на Холмы, подобно тому, как нерадивые отцы женят дочерей на своих приятелях или бывших врагах в знак примирения?!

Клима не успела ответить: в дверь постучали.

Гера наткнулся на Теньку в одном из коридоров. Колдун сидел на подоконнике, забравшись на него с ногами, и со скорбным видом наблюдал за очередной тренировкой досколетчиков.

– Чего это ты тут сидишь? – осведомился Гера, поравнявшись. – Куда свою Звезду подевал?

– Мы поссорились, – объявил Тенька. И надсадно закашлялся.

– Опять? Вы же помирились на днях.

– А сейчас поссорились, – повторил колдун и с сожалением добавил: – Вдребезги.

Гера сел рядом.

– Тебя опять угораздило с кем-то обниматься на ее глазах?

– Не-а. Тут так интересненько получилось… Клима заявила, что крокозябры с две отпустит меня в тот мир, а Айлаша не хочет переезжать в Принамкский край. Говорит, у нас тут средние века, нет водопровода и сетевой инфраструктуры.

– Не знаю насчет второго, – почесал в затылке Гера, – но водопровод у многих есть!

– Айлаша не верит в наш водопровод. И даже смотреть не хочет, потому что там, по ее мнению, крысы, плесень и латунные краники на ржавых трубах.

– Почему латунные?

– Не знаю, – махнул рукой Тенька. – Может ее этим в детстве пугали. Вроде как я Лерке рассказывал про чудище, которое живет в подполе и ест грязные носки. Кха! Это я таким образом побуждал ее к стирке. Но в итоге подполов она до сих пор не любит.

Гера не знал, что тут сказать. По его мнению, если девушка простила возлюбленного за обнимания с другой, то глупо потом ссориться из-за какого-то водопровода. Тем более, зная Теньку, Гера поражался серьезности его намерений: почти полгода с одной и той же! Наверное, кроме ссор, в Айлаше для веда было очаровательно все: и фигурка, и темперамент, и научный прогресс. А сейчас, вот, сидит, по-настоящему страдает, кашляет. Кстати…

– Нездорово выглядишь.

– Простудился немного, – беспечно хлюпнул носом Тенька. – Еще с тех пор, как мы в Принамке полоскались.

– Я тоже после той разведки чихнул пару раз, – согласился Гера, – но ты кашляешь уже целый месяц, если не дольше.

– Ай, брось. Это неинтересненько. Сам говорил, что я не закаленный.

– Может, тебе показаться врачам?

– Вот еще! У меня и без врачей дел хватает.

– Бледный ты какой-то, – присмотрелся Гера внимательней. – Давай все же сходим в лазарет.

Тенька упрямо скрестил руки на груди.

– Ни за что! У меня после осады Фирондо к лазаретам такое же отношение, как у Айлаши к латунным краникам.

– Но вдруг с тобой что-то серьезное?

– Говорю, же: простудился! – проворчал Тенька и закашлялся особенно долго, задыхаясь и сгибаясь пополам.

Гере это надоело.

– Тенька, что за ребячество! Если ты опять сляжешь, у нас встанет половина подготовки к штурму. Не хочешь в лазарет, пошли хоть к Ристинке, она с Холмов сегодня вернулась.

– Ладно, – с неохотой согласился колдун. – К Ристинке можно сходить. Она меня в лазарете не запрет.

В комнате Ристинки друзья застали Климу. Девушки сидели у жаровни на тахте и явно вели беседу о чем-то неприятном. Лица у обеих были мрачные, а у сударыни посла еще и возмущенное.

Тенька поприветствовал всех очередной порцией надрывного кашля, а Гера объяснил цель визита.