Текст книги "Формула власти. Новая эпоха (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Потом смерчи принесли Гульку, от щебетания которой у Юргена еще с зимы начиналась головная боль. Радовало лишь то, что Зарину, по всей видимости, эта девица тоже действует на нервы: он отступил на пару шагов.

Юрген постарался сосредоточиться и обратить дело в свою пользу.

– Ах, Гулина, вы так интересно рассказываете! Не возражаете против совместной прогулки? Я, признаться, не ожидал такого преображения летного поля. Покажете мне, как тут нынче все устроено?

– О, разумеется, покажу, дорогой Юра, – Гулька мило захлопала ресницами и взяла его под руку, прижимаясь всем телом.

«Раз она так откровенно на меня вешается, на этом надо сыграть», – решил Юрген и прижался в ответ, заискивающе шепнув:

– Вы сегодня само очарование. Кружева необычайно освежают ваше чудесное личико.

– Ох, благодарю, – немного пораженно ответила Гулька, не ожидавшая такого напора. – Ваши слова так польстили мне, так вогнали в краску…

«Ни смерча ты не покраснела», – мрачно подумал Юрген и решил усилить эффект:

– Мне, право, хотелось бы остаться с вами наедине. Но, увы, я нынче со свитой.

Он многозначительно оглянулся на охранников и ущипнул девушку за локоток.

Гулька проследила за его взглядом, тихо ойкнула и оценила, что этот щипок и то, что за ним может последовать, через охранников станет достоянием всего Института и трех ближайших городов. Гулька любила сплетничать сама, а не становиться объектом сплетен.

– Милый Юра, я, право, смущена… Если вы настроены столь серьезно…

– О, милая Гуля, более чем!

– …В таком случае я постараюсь разрешить сей маленький конфуз. Зарин, подойди сюда! – перешла она на принамкский. – Будь добр, прикажи своим подчиненным позволить нам прогуляться наедине.

Зарин нахмурился и покачал головой. Гулька надула губки и молитвенно сложила ладони. Зарин покосился на Юргена, склонился к уху девушки и что-то прошептал. Гулька зашептала в ответ. Зарин изменился в лице и пожал плечами.

– Если только под твою ответственность…

– О какой еще ответственности идет речь? – раздался из-за спины Юргена твердый Вылин голос. – Прошу прощения, но Гулька и ответственность – вещи противоположные!

– О, сколько зависти, – пробурчала Гулька. – Ты с ласточкиных пор обожала изливать желчь. Не в твоей компетенции мешать мне уединяться с тем, с кем я хочу.

– Ошибаешься. Именно в моей. Так вот, в чем дело. Мне жаль, но уединение придется отложить до иных времен, а сейчас…

– Приказывать будешь солдатне на летном поле! – взвилась Гулька. – А я имею право…

Юрген огляделся. Девушки спорили, Зарин стоял между ними с полуоткрытым ртом – надеялся улучить момент затишья и вмешаться. Охраннички с интересом наблюдали за перепалкой. На сильфа никто не смотрел.

Гулька наклонилась к Вылиному уху и яростно зашептала:

– Умолкни, дура общипанная! У меня задание Валейки, а ты все портишь!

– А какого смерча Валейке понадобилось лишать сильфа охраны?! Он наоборот мне все уши прожужжал, что пленника надо стеречь всем миром!

– Юрген хочет со мной уединиться!

– Чтобы бахнуть по голове и удрать? Кто из нас дура общипанная? Все ждешь сильфа на белой доске?

– А ты у нас уже дождалась! Что, надрала тебе лохмы Тенькина невеста?

– Девочки! – отчаянно влез Зарин. – Довольно ссор! Вы позорите себя перед гостем!

– Кто еще кого позорит, – Гулька поджала губы. – Верно, Юрген… Ой, высшие силы, где он? Юрген!

– Об тучу стукнутые, куда вы смотрели?! – напустилась Выля на охранников. Те лишь виновато переглядывались. Зарин побледнел, чувствуя себя виноватым за всех.

Гульку зазнобило, ее кружева тряслись.

– Что же теперь делать?..

– А твои куриные мозги бессильны понять? – съязвила Выля и топнула ногой. – Бегом искать Валейку!

Валейка пытался представить, как поступил бы на месте Юргена. Попытка побега не вызывает сомнений, но каким образом? Перелезть через забор и бежать к лесу? Глупо, особенно, если нога и правда болит. Прорваться к воротам и украсть у коновязи лошадь? Сильфы плохо ездят верхом. Взять доску с подставки? Но подставка в холле у всех на виду, закрыть двери дело пары секунд. Слишком большой риск.

Валейка дежурно окинул взглядом толпу и обомлел: шагах в двадцати от него мимо шатров шел Юрген, а рядом не было ни Гульки, ни охраны.

«Увальни!!!» – подумал Валейка и бросился сильфу наперерез.

– Чудесная погода, господин Юрген! Куда вы так спешите?

– О, сударь, как вас там, Валейка? Весьма рад увидеться. Что вы, какая спешка, я гуляю, осматриваю окрестности. Здесь так красиво все устроили…

– А где же ваши сопровождающие? Они могли бы провести для вас подробную экскурсию.

– Как, разве их нет? – сильф изобразил искреннее недоумение. – Я полагал, они повсюду следуют за мной тайно, деликатно не желая отвлекать от созерцания красот праздника.

Валейке захотелось скрипнуть зубами.

– Что ж, возможно. Тогда считаю долгом чести провести для вас экскурсию лично.

– О, не стоит так утруждаться, у вас наверняка куча дел.

– Вы такой важный гость, дела подождут.

На них налетел запыхавшийся Зарин и, увидев Юргена, испустил такой вздох облегчения, что Валейке стало окончательно ясно: прозевали. Трижды увальни!

– Дела не могут ждать, – сказал Юрген с учтивой улыбкой. – Зарин, ты согласен со мной?

– В чем?

– Что дела не могут ждать, – повторил сильф по-принамкски. – Я предлагаю отнестись к сударю Валейке и его нелегкой должности с пониманием. И не задерживать его по пустякам. Зарин, ты не против показать мне праздничный лагерь?

– А я говорю господину Юргену, – с нажимом произнес Валейка, – что время терпит, и я в состоянии составить ему компанию.

– Всеблагие Небеса, – всплеснул руками сильф. – Между вами чувствуется напряжение и какая-то недосказанность, в которую я, как личность посторонняя, не хочу встревать. Большой вежливостью с моей стороны будет вас оставить, не так ли, Зарин?

– Да чего я-то, – Зарин попятился. – Мне вообще… обду Климэн надо найти. Сами тут…

«…Плетите свои интриги» повисло в воздухе: Зарин поспешил ретироваться.

Клима тем временем тоже была далека от того, чтобы наслаждаться праздником. Она зажала Ристинку в угол у полотняных стенок шатров и не собиралась отпускать.

– Ты хочешь блага для Принамкского края?

– Я…

– Не это ли предел твоих мечтаний: уехать отсюда подальше на Холмы, не прерывая связи с родиной, не оставаясь вне закона и принося пользу?

– Но почему для этого я должна выходить замуж?!

– А разве плох жених? Богат, знатен, красив, прекрасно воспитан, не стар, тебя любит. Где ты отыщешь другого такого? И не говори, что сама к нему равнодушна. Иначе бы уперлась рогом не сейчас, а год назад, когда он дарил тебе первые подарки. Нет, тогда ты отнеслась к нему, как к легкому увлечению, несерьезному и ненастоящему. А теперь внезапно прозрела, что будешь выдана замуж на самом деле и устроила плач по покойнику. Ты хоть помнишь, как выглядел твой первый жених?

Ристинка кусала губы и сглатывала слезы. Обда уже раскрыла рот для решающей фразы, когда ее тронули за плечо.

– Клима! – воскликнул Зарин. – Насилу тебя нашел. Тут такое дело…

– Какого смерча тебя принесло! – рявкнула обда. – Мешаешь, головы у тебя нет!

Ристинка улучила момент и бегом бросилась прочь, проскользнув у Зарина под локтем. Клима сверкнула глазами на нерадивого подданного и бросилась догонять.

Зарин поглядел ей вслед, с усилием сглатывая в горле горький ком из обиды, стыда и злости. Куда идти теперь? Снова к Юргену и Валейке, рискуя стать пешкой в очередной малопонятной интриге? К Выле с Гулькой, которые готовы вцепиться друг дружке в прически из-за каких-то институтских обид? Гера с молодой женой окружен поздравляющими, им сейчас ни до чего.

«Тенька, – подумалось Зарину. – Вот кто не станет орать и притворяться. У него запросто можно спросить совета».

Поначалу найти колдуна оказалось нелегкой задачей. Каждый его «только что здесь видел» и «совершенно не помнил», куда «сударь Артений» подевался дальше. Опросив более пятидесяти гостей, Зарин добрался до стены Института и услышал доносящиеся из нижнего окна крики:

– Интересненько это ты придумала! А сразу на шею сесть и ножки свесить?!

– Ты не понимать меня никогда! Фу-фау! Малытука!

– Ши-шай, Айлаша! Какой крокозябры я постоянно должен доказывать!

– А ты уходить и не терпеть меня в этот случай! Зачем звать, если нет любовь?!

– Да есть любовь! Другую на твоем месте я бы знаешь, куда послал?..

– Ай-ной! Так есть другая?! Хра! Я не быть твой девушка никогда!..

Зарин послушал-послушал и ушел.

Юргену казалось, он начал понимать, в какую сторону надо идти. Всеми правдами и неправдами улизнув от Валейки, сильф уже не прогуливался, а почти бежал через толпу, пригибаясь и кляня одновременно собственную природу за слишком высокий рост и человеческую за слишком низкий.

Спина Зарина возникла на пути так внезапно, что Юрген, не успев затормозить, врезался в него на полной скорости и едва не сбил с ног. Упреждая ожидаемый вопрос «А куда это ты так спешишь без охраны?», сильф отступил на шаг, чтобы не успели схватить за руку, и выпалил:

– Ты не видел Валейку? Не могу его найти! Он выглядел таким взволнованным, когда мы расстались, и я крепко встревожен. Зарин, будь другом, помоги мне в поисках: ты иди в правую сторону, а я поищу слева!

И, пока Климин воздыхатель не успел опомниться и возразить, опрометью ринулся дальше, с профессиональным тщанием запутывая следы в толпе.

– …Ты трижды дура! – выговаривал Валейка Гульке.

– Да почему я, не эта курица Выля? – всхлипывала та.

– Потому что Выля была права! Он нарочно с помощью тебя пытался отделаться от охраны! Щипнул, а ты и растеклась! Где теперь его искать?!

– Ты тоже упустил…

– Если бы прежде вы не хлопали ушами… Ступай искать! И без Юргена не смей попадаться мне на глаза!

Гулька удалилась, оскорбленно шмыгая носом. Валейка стиснул рукоять сабли, которую велел принести себе сразу после того, как Юрген удрал от него. Без оружия на этом празднике теперь точно не обойтись…

– Валейка! Ты опять за свое?!

Если Гульке мог выговаривать он сам, то Выля, несмотря на должности и чины, имела полное право ругать его. Слишком много между ними было, начиная с первых дней в тайной организации, когда Выля открывала ему истинную историю обд, и заканчивая днем взятия Института, когда она тащила его на своем плече раненного, называла штабистом и бранила за глупость.

– Если сильф решит бежать, мне придется его как-то задерживать!

– Опять сабелькой помахать решил? – Выля была взволнована и сердита. – Отдай немедленно, вояка непризнанный! Беги лучше на поиски Климы, дело нешуточное.

– Нет уж! Поимка сильфийских агентов – это мое дело, которому я учился столько лет! И вы, летчики, которые кроме поля и сарая с досками…

– Ну, ну! – фальшиво подбодрила Выля. – Договаривай про нас, недалеких!

Но Валейке резко расхотелось спорить.

– А что если он подбирается к сараю? Точно, все сходится! Его обнаружили у сарая с самого начала, и теперь он по-прежнему стремится туда попасть! Там ведь все доски – сильфийские, наши. Какой трофей! Выля, понимаешь?

– Пока не очень, – нахмурилась та. – Кто подбирается к сараю? Юрген?

– Конечно! Бежим туда!

– Погоди, не сходится! Там же сигнализация, замок висячий! Как он попадет внутрь?

– Если бы у меня было столько времени на обдумывание плана, – сказал Валейка уже на бегу, – я бы точно предусмотрел, как справиться с замком!

Небеса помогли Юргену обмануть обду и ее колдуна, но высшие силы тоже не дремали, постоянно подкидывая на пути нежелательных знакомых. Так, в небольшой палатке, куда сильф заскочил перевести дух, обнаружилась заплаканная Ристинка.

– Не смей говорить мне про него! – выкрикнула девушка Юргену в лицо.

– Ни слова, – пообещал Юрген, даже не уточняя, о ком идет речь.

Ристя умолкла и окинула сильфа подозрительным взглядом.

– С чего это ты такой сговорчивый? И один… Тоже от кого-то прячешься?

– Конечно, прячусь! – с независимым видом кивнул Юрген. – От Гульки. Вконец меня заболтала, сил нет!

Девушка понимающе вздохнула, выражение ее лица смягчилось.

– А я – от Климы… Она не проходила поблизости?

– Не видел. Она вроде бы на другом конце поля, ты можешь высунуть нос, – «и оставить меня в одиночестве!»

– Боюсь, – призналась Ристя. – Ты можешь прогуляться со мной немного? При тебе она точно не посмела бы…

– Сударыня Ристинида, я не думаю, что…

– Хотя бы до сарая с досками! – моляще проговорила девушка.

Юргену тут же захотелось ее расцеловать.

– Хорошо, но если только до сарая.

Они вышли из палатки рука об руку и заскользили через толпу. Юргену хотелось бы идти быстрее, но он опасался спугнуть нежданную удачу. Ристинка, наоборот, с удовольствием шла бы как можно медленней, но ей не хотелось раздражать сильфа, и так едва согласившегося на компанию. В итоге скорость выходила вполне приемлемая.

…Они увидели своих преследователей одновременно: Ристя высмотрела белое Климино платье с алой накидкой, а Юрген сперва заметил издалека Гульку, потом Зарина, а оглянувшись назад, встретился взглядом с Валейкой и Вылей. Но тогда же он разглядел заветный сарай, полускрытый пестрой палаткой.

Мешкать было нельзя. Момент истины наступил.

Сильф бросил трость, оттолкнул ничего не понимающую Ристинку, в несколько прыжков достиг сарая и стремительно развел руки в стороны, призывая ветер.

Сильнейший порыв разметал ветхие бревнышки в разные стороны. Над летным полем громогласно взвыла сигнализация. Юрген уже не смотрел, близко ли враги. Он видел доски. Несколько знакомых, привычных, даже в хорошем состоянии. Остальные – чуждые, непонятные, лишенные благодати Небес. Он схватил такую доску подмышку и вскочил на сильфийскую, свободной рукой защелкивая крепления. Перед глазами мазнула сабля, Юрген подпрыгнул, выкручивая Валейке запястье, перехватил рукоять и резко взмыл на высоту, где так удачно проплывало крупное, единственное на все небо облако.

Ветер гнал облако на север, в сторону Холмов. Юрген счел это знаком. Да, туда лететь дальше и труднее, но никто не ждет от него такого шага. Даже Валейка помнит, как он пытался улететь на юг. Пусть поищут теперь на юге!

Начинала болеть нога, трофейные доска и сабля оттягивали руки. Ничего. Главное, что ветер попутный, сквозняки в лицо, а кругом небо и свобода.

– Получилось! – Юрген хотел крикнуть это во весь голос, но изо рта вырвался только хриплый шепот.

Выше всех облаков, быстрее любого ветра. Оставляя погоню далеко позади.

«Холмы еще живы, обда Климэн. И Холмы никогда не будут от тебя зависеть!»

====== Глава 14. Цена жестокости ======

И только совесть с каждым днем страшней

Беснуется: великой хочет дани.

Закрыв лицо, я отвечала ей...

Но больше нет ни слез, ни оправданий.

А. Ахматова

Институт тих и безмятежен. Его стены еще не знают ни взрывов, ни войн, а с арки главных ворот еще не сброшен в талую грязь красно-зелено-желтый орденский триколор. Все это будет много лет спустя, а сейчас в классных комнатах идут занятия, в небо над летным полем поднимаются старые сильфийские доски с поржавленными креплениями. Как и сто лет назад, в белизне коридоров парят под лучами солнца невесомые пылинки.

Но вот один из лучей всколыхнулся, изменил направление, на миг блеснув не так, как ему предназначено от природы. Словно поколдовал кто-то.

Череда лучей исказилась, обрисовывая силуэт невидимки. До появления здесь Теньки больше пятнадцати лет, да и человек, неслышно скользящий по коридору, давно оставил пору юношества. Мягкие, но тяжелые шаги были шагами взрослого, а между лучей вырисовывался крупный силуэт. У этого колдуна не водилось при себе еще не изобретенной взрывчатки, но искусство прятаться с помощью своего дара он освоил в совершенстве.

Шаги приблизились к библиотеке. Незримая рука взялась за кованую ручку, и дверь медленно, без единого скрипа приоткрылась. Колдун мысленно порадовался, что в Институте так хорошо следят за состоянием дверных петель, и быстро проскользнул внутрь.

Орден заботился о том, чтобы юные последователи много читали. Поэтому книг в Институтской библиотеке было даже больше положенного. Ряды высоких, битком набитых шкафов тянулись на сколько хватало глаз и таяли в полумраке. На полках, что были пониже и поближе ко входу, царил образцово-показательный порядок: тома корешок к корешку, расставлены по темам и скрупулезно занесены в общий каталог. А вот у самого потолка и на дальних шкафах книги стояли как придется, перепутанные, пыльные и давно не клееные.

«Вся суть Ордена, – с неприязнью подумал колдун, идя вдоль шкафов. – На виду мнимая благопристойность, а зайдешь дальше положенного, оторопь берет. Разве можно так хранить книги?! Впрочем, сейчас мне это на руку…»

Он нарочно дошел до самого дальнего шкафа и поднялся на самую высокую стремянку, морща невидимый нос. В последнюю минуту одолели сомнения: а не зря ли все? Сумеет ли она найти? Какова вероятность, что спустя десятилетие она придет на это самое место и тоже влезет на стремянку?

«Нет, нельзя так думать, – оборвал он себя. – Долой сомнения, ее приведут сюда высшие силы. Все получится».

Да и нет иного выхода. Не тащить же бесценные бумаги через границу, когда орденские ищейки вот-вот сядут ему на хвост. Хорошо было убеждать Цвилю на капище, что с ним ничего не случится…

Сердце болезненно заныло в груди. Как там Цвиля? Справилась ли? Сумела ли отвести подозрения от себя и ребенка? И насколько верным было принятое ею решение?

Колдун достал из-за пазухи тугой неприметный сверток. Раздумывал некоторое время.

«Нельзя оставлять в таком виде. Может привлечь внимание».

Он размотал плотную ткань и бережно положил в самый дальний угол полки стопку старых бумаг, перевязанных синей Цвилиной лентой, которую та подарила на прощание. Чуяла ли, что они больше не увидятся? Как знать, сколько ей доступно теперь…

Надежно замаскировав свое сокровище другими книгами, колдун еле слышно выдохнул. Его дело выполнено, а на все прочее воля высших сил. Описание обд и их дара спрятано здесь, а медный кулон глубоко зарыт в саду, под кустом красной сирени. Колдун поостерегся доверять такую реликвию библиотеке.

Он спустился со стремянки, ощущая внутри все то же усталое, но твердое спокойствие. Теперь – хоть смерть и мука. Жаль только, он не увидит, как стопки бумаг коснутся тонкие девичьи ручки, перевернут первый листок. Он бы не задумываясь отдал весь остаток жизни, чтобы снова поцеловать эти ручки – но не младенческие, а уже взрослые, набравшиеся силы удержать Принамкский край.

Руки новой обды.

«Только бы Цвиля справилась… Успела, смогла…»

Колдун присел на низкую библиотечную скамейку, набираясь сил. Ему предстоял долгий путь через орденские земли, разрушенный Гарлей, села и дремучие леса, где придется запутывать следы, отводить любые подозрения от крошечной деревеньки под Рогульной крепостью. А далее, если повезет, он вернется в родные края, где на западной стороне горизонта видны верхушки гор. Опушкинск, Рыжая крепость – сладкие названия, в них звучат детство и юность. Отец, мать, могила прадеда, и, конечно же, бабушка с ее чудесным «ларчиком», полным древних секретов. Таких же древних, как род, к которому все они принадлежат.

Сидя на скамейке, колдун был мыслями там, у гор. Он представлял, как входит в светлую бабушкину комнату, убранную по-старинному, и, возвращая в ларец крохотный овальный портретик, говорит, что скитания не были напрасны. Он нашел, докричался, провел обряд – сделал то, о чем всю жизнь грезили отец, дед и прадед. То, что много тысяч лет назад сделал первый в их роду, заложив на равнине, посреди войны и смуты, капище высших сил.

Колдун наслаждался тишиной и осознанием совершенного дела.

…Он не дойдет до гор и даже до ведской границы. На окраине Гарлея его настигнут орденцы. Он будет отбиваться до последних сил, но окажется схвачен. Его спросят, не собирал ли он сведения для крупного ведского наступления, а он рассмеется им в лицо, считая сбор сведений сущей ерундой по сравнению с тем, что ему удалось совершить, но о чем его никогда не догадаются спрашивать. Орденцы будут иного мнения, продолжая спрашивать о «ерунде» вновь и вновь, пока однажды, в бреду пыток из него не вырвутся два заветных слова:

«Обда вернулась!»

Потом случится еще тысяча допросов, куда более серьезных, чем прежние. От боли он немного сойдет с ума, утратит способность колдовать, но так и не выдаст ни имени Цвили, ни названия деревни, где она живет.

Он окажется в Институте второй раз в жизни. Но теперь увидит не библиотеку, а темное нутро тесной подвальной комнаты. Погаснет огонек единственной свечи. Допросы кончатся, придут забвение, голод и жажда. Долгое время в нем будут поддерживать жизнь горячие, лихорадочные мысли о доме, родных, бабушкином ларце, Цвиле и, особенно – новой обде. Ему пригрезится, что он стоит рядом с ней на балконе Гарлейского дворца, и ветер треплет золотые знамена с алыми полосами. У обды будет лицо Цвили. Или матери. Она коснется его руки…

Он умрет, судорожно сжав в пальцах восковой огарок, и будет тлеть долгие одиннадцать лет.

А потом его мечта сбудется: рука юной обды возьмет огарок из костяной хватки скелета, слегка мазнув по нему кончиками пальцев. В подвал ворвется грохочущий тяжеловик, и обда вырвется на волю, потому что на ее стороне друзья, союзники и высшие силы.

Орденская разведчица по имени Наргелиса Тим распорядится предать истлевшие кости земле и воде. Она закроется в своем кабинете, ярче разожжет сильфийские лампы и примется перебирать старые листы давнишних допросов. Она пожалеет, что сама в те времена лишь училась в Институте, ничего не зная о тайном узнике. И представит, какие бы вопросы задала сама. Многое можно спросить теперь, когда в ее руках бумаги, портретик и знание, кем на самом деле оказалась новая обда Принамкского края…

Клима проснулась и долго смотрела в темный потолок. Перед глазами все еще стояло лицо Наргелисы, разбирающей бумаги.

– Так значит, – прошептала обда, – это твоей синей лентой были перевязаны мои бумаги, мамочка?..

Окружающий мир горел и расплывался, жестоко дергало раненую ногу – так она мстила за четверо с лишним суток полета на большой высоте, без куртки и утепленных штанов, без нормальных ботинок, с тяжелыми трофеями в руках…

«Получается, я больше не лечу? – вяло подумал Юрген. – Но тогда что со мной? Где я? Все-таки упал с доски и медленно развеиваюсь в какой-нибудь принамкской канаве? Но тогда почему так мягко и жарко?..»

Он с трудом открыл глаза и увидел над собой высокий белый потолок.

«Такой же, как в наших усадьбах!» – мелькнула первая радостная мысль.

Ее догнала вторая, паническая:

«Или как в Институте. Смерчи, неужели все было зря?!»

За изголовьем шевельнулись сквозняки.

– Он очнулся!

Сказано было по-сильфийски. Юрген сощурился и увидел над собой миловидное личико в обрамлении темно-пепельных кудряшек. Сильфида. Причем не старше Рафуши.

– Вы слышите меня? – заботливо спросила обладательница личика. – Как вы себя чувствуете?

– Бывало и лучше, – честно ответил Юрген. – Где я?

– У нас дома. Вы совсем ничего не помните?

Сильф слабо мотнул головой. Последние воспоминания путались, мешались с бредом, наползали одно на другое. То ли он летел… то ли брел… то ли падал…

– Вы постучались к нам в дверь поздно вечером, – тут же принялась рассказывать девочка. – Чудо, что вы сумели отыскать нашу усадьбу – масла в лампе над порогом было совсем мало, и свет получался тусклый. Вы вошли, сказали про какую-то липку и тут же рухнули без чувств. Мамочка так перепугалась! Тоже едва не упала рядом с вами. А папочка сразу сказал: надо лететь в тайную канцелярию.

– Туда сообщили? – Юрген попытался приподняться, но голова кружилась. – Липке… то есть, Костэну Лэю из четырнадцатого корпуса сказали, что я прилетел?

– Да-да, – закивала девочка, – Костэн Лэй. Ой, вы лежите, лежите. Утром папочка слетал в тайную канцелярию, и они вернулись сюда вместе. Господин Костэн забрал ваши вещи, просил заботиться о вас и сообщить, едва вы очнетесь. Оказалось, он живет в пятнадцати минутах лету отсюда. Папочка уже отправился к нему. Вы не засыпайте, господин Костэн через полчаса будет здесь.

Все эти события с трудом укладывались у Юргена в голове.

– Утром… пятнадцать минут лету… Небеса, сколько же я здесь валяюсь?

Девочка обстоятельно сосчитала на пальцах.

– Сегодня уже пятый день. Вы были очень плохи, даже кончик носа просвечивал. Но теперь вы непременно встанете на крыло. Неделя-другая, и…

– Неделя?!! – Юрген все-таки подскочил, и нога услужливо взорвалась болью. – Пять и четыре, а то и все шесть, Небеса знают, сколько я летел… Получается, со свадьбы прошло не менее девяти дней! Где Костэн Лэй, он немедленно мне нужен!

– Сейчас прилетит, – повторила девочка, опасливо тараща прозрачно-оранжевые глаза. – Вам лучше не двигаться, а то опять откроется рана. Хотите, я принесу вам поесть?

Больше всего на свете Юргену хотелось двух вещей: встать сию же минуту и обратить время вспять на девять дней. Клима не будет ждать, пока один застуженный и хромой «воробушек» доберется до родины и передаст начальству трофеи, в том числе сведения о дате нападения на Орден, которую за неумеренную плату сообщат наиблагороднейшему. Клима просто сдвинет наступление и начнет форсировать Принамку не в конце весны, а прямо сейчас. Если уже не начала, в очередной раз спутав сильфийские планы.

…К тому времени, как на пороге явился непривычно запыхавшийся Костя Липка, Юргена все-таки уговорили перекусить, и о невеселых перспективах большой политики он размышлял с миской бульона на коленях, компрессом на многострадальной ноге и мокрым полотенцем вокруг разгоряченного лба. В бульоне среди масляных островков плавали иголочки мелко нашинкованного укропа, компресс утолял боль, а полотенце несло прохладу и ясность мыслей, так что молодого агента уже не тянуло вскочить и лететь неведомо куда.

– Ну и навел же ты у нас смерчу! – поприветствовал бывшего стажера Костэн Лэй. – Тут полным ходом разрабатывается операция по твоему вызволению или хотя бы выкупу за деньги, полученные от наиблагороднейшего в обмен на сведения о наступлении обды, а ты внезапно объявляешься на окраине страны, полуживой, с двумя трофейными досками и одной трофейной саблей. Ни слова не говоришь и вырубаешься почти на неделю, оставляя всю канцелярию с веером загадок. В итоге полевые разведчики не спят, составляя отчеты и пояснения к отчетам, какими соображениями о досках ты делился со спутниками в последний раз. В ученом доме лучшие умы отечества сутки напролет ломают головы над тем, какие силы небесные позволили тебе дотянуть сюда на доске сорокалетней давности, и какая крокозябра сколотила вторую доску, да возможно ли вообще на ней летать. Не спят секретари, готовя бумаги о представлении тебя к награде и переведении в пятнадцатый корпус, потому что свой экзамен ты хоть и провалил, но выдержал с блеском. Не спит высшее начальство тайной канцелярии, собирая разведданные. Не спит даже верховный Амадим, которому докладываются все перечисленные, кроме секретарей. Наконец, не сплю я, с минуты на минуту ожидая, когда ты очнешься и скажешь хоть что-нибудь. И только ты до сих пор преспокойно дрых. Теперь выкладывай все!

Слова застряли у Юргена в горле, он смешался, не зная, с чего начать, когда время уже упущено. Наконец, собрался с духом и выпалил главное:

– Мы опоздали!..

Едва прочитанное письмо полетело в жаркий огонь камина.

– Они опоздали!

Сегодня наиблагороднейшему исполнилось сорок девять лет. Еще год назад по этому случаю устроили бы недельное гуляние на весь Мавин-Тэлэй, но нынче о дне рождения некогда было даже помнить.

Огонь бесстрастно лизал бумагу, покрытую завитками темно-зеленых укропных чернил.

«…Выполняя союзнические обязательства…»

Союзнички, как же. Такую цену заломили за пару строчек, что пришлось опустошить последние сундуки.

«…Доводим до сведения, что численность досколетчиков обды…»

Они бы еще в середине будущего лета это прислали, смерч дери! Обда начала форсировать Принамку две недели назад, а сильфы спохватились только теперь.

«…Сожалеем, что ранее мы не могли…»

Сожалеть смеют. Наиблагороднейший не верил ни единому слову. Возможно, четыре года назад он бы купился. Но не теперь. После исчезновения Лавьяса Даренталы, после того, как открылось, что «воробушки» тайно заключали с обдой союзнические договоры и продавали доски новейших моделей, которые теперь она пустила в дело. Глава Ордена не верил в бредни и отговорки про загадочного колдуна – почти фольклорного персонажа – якобы создавшего собственную модель досок, устойчивых к влаге и ветру. На что сильфы надеются, столь топорно пытаясь скрыть собственные делишки?

Вековой союз распался в тот день, когда сильфийская девчонка, удрав с обдой из Института на ворованном тяжеловике, сумела добраться до своих. А все, что было после – лишь попытки вытащить последние ценности из развалин.

Наиблагороднейший слишком хорошо знал, как приходят к власти. Оступившихся противников убивают, выпалывают с корнем, как поступили когда-то с Жавраном Аром. А его уцелевшая дочь, кстати, не последняя сошка в свите Климэн Ченары, и разверзнись небо, если она не захочет отомстить за гибель отца.

Наиблагороднейший слышал, что Артасий Сефинтопала присягнул обде на крови, оставшись живым. И понимал – с ним самим такого не будет. Климэн Ченара – змеюка, пригретая у сердца Ордена. Она не простит преследований, наемных убийц, наконец, самого свержения обды пятьсот лет назад. Она растопчет их, сожрет с потрохами, а остатки бросит на добивание сильфам.

И вот, последние дни, когда наиблагороднейший еще мог что-то изменить, отдав нужный приказ флоту, были упущены по милости «воробушков». На Принамке идет бой, гарнизон прибрежного города Мятезуч, усиленный войсками из Голубой Пущи, выполняет приказ стоять насмерть. В камине догорает последнее сильфийское письмо. Страшное слово «крах» сделалось почти осязаемым.

«Высшие силы, а ведь мне всего сорок девять…»

Из этих сорока девяти он был наиблагороднейшим лишь пять лет. Сумел подсидеть прежнего главу Ордена год спустя после смерти Жаврана Ара – самого серьезного соперника из всех. И готовился к долгому правлению, почти беззаботной жизни. Структура Ордена была прочна, идеалы – вечны, Институт год от года пестовал новых последователей, благородные господа надежно управляли провинциями, веды в Гарлее не слишком заедали, сильфы исправно создавали видимость добрых отношений. Прежний наиблагороднейший при таком раскладе дожил до ста восьми лет – благо, сильфийская родословная позволяла. И преемник собирался жить не меньше.

А теперь дата его смерти определена днем взятия Мавин-Тэлэя. И с началом форсирования Принамки ни одна собака в городе уже не сомневается, что этот день рано или поздно настанет.