Текст книги "Формула власти. Новая эпоха (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Колдун смотрит на нее взглядом смертельно измученного человека. А потом его прошибает страшная догадка.

– Постой-ка. Ты сказала – на следующий день? О беременности ведь не узнают за пару часов, значит, ты уже носила ребенка во время обряда!

– Выходит, да. Это имеет значение?

– Я не знаю. Такого не было прежде! Но послушай, у последней обды было условие не рожать детей. Какое будет у тебя?

– Значит, я пойду на капище и спрошу, – решительно говорит Цвиля. – Что за народ мужчины, всегда найдут повод паниковать из-за женской беременности!

…Снова ночь, зимнее капище, на этот раз Цвиля бледна и испугана, а мужчина держит ее за руку, с болью заглядывая в лицо.

– Что они сказали тебе?

– Дар не разбирает, – Цвиля всхлипнула и закусила губу. – Мы с ребенком пока единое целое, моя кровь – его кровь. А дар идет от крови. Значит, когда у меня родится дочь – а это будет именно дочь – она тоже станет обдой. У нас дар на двоих.

– Две обды? Но такого не может быть, обда только одна, та, которая правит. А когда рождается новая, то не знает о своем предназначении вплоть до смерти предыдущей, и разница в возрасте куда больше. Вдобавок, обды никогда не были кровными родственниками. Высшие силы, все кувырком!

– Я не договорила, – Цвиля стискивает его пальцы до белизны. – Высшие силы сказали то же самое. Не может быть двух обд почти одного возраста, да еще кровных родственников. У нас одно условие на двоих – не отказываться от дара ни под каким видом, иначе он уйдет из Принамкского края навсегда. Обязательно добиться власти. Но мы не можем править обе. Обда одна, у нее один кулон и одна диадема. Власть нельзя поделить. Значит, моим условием будет избавиться от ребенка. А если я рожу, ее условием будет убить меня. Даже если я поклянусь не вмешиваться в ее правление, даже если мы будем жить в мире и согласии, все равно в итоге жизнь повернется так, что одна из нас должна будет убить другую. Это будущее открыли мне высшие силы.

– А забрать дар, пусть на время, пока ты не родишь?

– Забрать дар, который стал частью меня, моей кровью? Это невозможно.

– Но ведь лишилась дара последняя обда!

– Нет, – Цвиля замотала головой. – Ее дар не канул в небытие. Он перешел к другому человеку. А тот человек не пожелал становиться обдой. Дар медленно угасал без применения, пока не умер вместе с ним. И, раз их дар умер, высшие силы не стали изменять кому-либо кровь во второй раз. Дочь первой обды, которая боролась за власть, к тому времени погибла, а ее дети и внуки не просили о даре. Каждый обращался с мольбой вернуть обду, но никто не попросил сам стать обдой, никто не отважился взвалить на себя дар и все, что к нему прилагается. Ты пришел ко мне, сказал, что мои предки развалили эту страну на части, и мой долг все восстановить. Я не смогла послать тебя к смерчам. И теперь не могу отказаться, потому что во всем Принамкском крае нет человека, к которому мог бы перейти дар. Разве что к моей будущей дочери, но у нее и так есть.

– Правильно ли я понял тебя? – голос колдуна делает глухим и дрожащим. – Я мог не искать именно потомка последней обды, а обратиться к любому, кто захотел бы обдой стать? И теперь, если я отыщу кого-нибудь, кому ты… вы смогли бы передать общий дар…

– А ты знаешь такого человека?

Он лихорадочно перебирает в памяти знакомых и незнакомых. Конечно, ни один орденец не годится. Но кто из ведов? Нынешний правитель? Именитые горцы? Молодой вояка Эдамор Карей? Деревенские жители, не имеющие ни малейшего представления о том, как управляют страной?

– Я найду, – шепчет он. – Я буду искать…

– Когда у меня родится дочь, я не смогу одна принять решение о передаче общего дара. Придется ждать, пока она вырастет, все ей объяснять, а у нее может оказаться совсем иное мнение.

– Сколько у меня?..

– Шесть месяцев.

– Целых полгода. Я успею до рождения твоей дочери.

– Такого человека нет. Высшие силы не зря направили тебя именно ко мне. Ты больше никого не найдешь. И моя вина, что я не додумалась о своем положении до обряда.

– Что же теперь?..

Цвилина рука дрожит, но голос звучит твердо. Из последних сил.

– Я выбрала родить дочь. И попросила высшие силы сделать так, чтобы ей не пришлось меня убивать. Моя жизнь прервется гораздо раньше, чем она сможет до этого додуматься.

– Цвиля…

– Ничего не говори. Это мой выбор. Моя дочь будет лучшей обдой, чем я. Ты воспитаешь ее с рождения и обо всем расскажешь.

– Я… все же поищу кого-нибудь. Есть полгода…

Цвиля пожимает плечами, и колдуна как обухом бьет осознание, что он и впрямь никого не найдет.

– Думаю, назвать дочку в честь последней обды, – звенящим голосом говорит Цвиля.

– Не надо. Лучше назови ее в честь прекрасной Климэн, жены веда Кейрана. Она больше этого достойна.

– Значит, будет обда Климэн. Климэн Ченара. Вот что, пойдем домой, мне вредно долго сидеть на снегу…

…Маленькая Клима агукает в колыбельке, играясь с тяжелой старинной монетой.

Срочные сборы. Сумбурное прощание.

– Дело времени, Цвиля. У Ордена слишком хорошие ищейки, а я среди ведов – важная птица. Древний род, древние знания. Моя голова дорого стоит, а лицо многим известно.

– За меня не тревожься. Муж ничего не знает, а я сумею отовраться. Но кто же теперь воспитает мою Климу…

– Доверять мужу не хочешь? Он ведь любит тебя.

– Любит. Но не сможет. Как бы он вовсе не пропал… после.

– У вас есть в окрестностях хоть кто-то, кому ты могла бы довериться?

– Нет, никого… Послушай, а что если отдать Климу в Институт?

– С ума сошла?! В сердце Ордена!

– Там дают блестящее образование. Моя Клима будет достаточно умна, чтобы взять знания и не попасться на идеологические уловки. Я ее научу. А ты возьми все эти свои бумаги и позаботься, чтобы они попали в институтскую библиотеку. Высшие силы сами пошлют их Климе в руки.

– Это уже слишком. Цвиля, твой план безумен и обречен на провал.

И, как год назад на капище, она вкрадчиво спрашивает:

– А у тебя есть другой план?

Он обреченно мотает головой.

Маленькая Клима начинает хныкать, и Цвиля берет ее на руки.

– Ступай. И в будущем посмотри за меня, как обда Климэн Ченара коронуется в Гарлее…

От видений разболелась голова. Клима лежала ничком, вжавшись щекой в камень. Сердце бешено стучало в ушах.

«Ма-ма, ма-мо-чка», – звал этот стук. Неистово, как никогда прежде.

Самые родные на свете руки обняли девушку со спины, и горчайший холодный комок внутри понемногу начал таять. Клима подняла голову.

Странное дело: она знала, что мамы здесь нет и быть не может, но в то же время четко видела ее перед собой.

«И вправду я на нее похожа…»

На маме было простое платье, в каком Клима ее запомнила. Знакомые черные глаза, только не колючие, а теплые и лучистые. Мама грустно улыбалась, невесомо касаясь Климиной щеки.

– Доченька моя. Какая ты стала. Самая сильная, самая красивая…

Клима моргнула раз, другой – и почувствовала, что плачет.

– Неправда, мама. Я совсем не красавица. У меня нос большой…

– Глупенькая. Разве красоту измеряют носами? Мне только жаль, что тебе еще очень долго нельзя будет полюбить того, кто любит тебя. Но я верю, что когда-нибудь он тебя дождется. А пока что ему придется любить за вас двоих.

– Да при чем здесь любовь, – отмахнулась Клима. – Мама, что мне делать? Я совсем запуталась…

– Вижу, – мама села напротив, точь в точь как в детстве. – Тебе больно и страшно. И мне больно и страшно вместе с тобой. Клима, я успела многому научить тебя. Я старалась, чтобы ни один из дней, отведенных мне, не прошел для тебя даром. Ты умеешь лгать и притворяться, принимать трудные и важные решения, разумно мыслить и строить чужие судьбы. Но я не успела научить тебя одной очень важной вещи, без которой ты никогда не сможешь стать во главе Принамкского края. Эта вещь – доброта.

– Всего-то?

– Без доброты любое твое деяние оборачивается не в пользу, а во вред. Наведение порядка становится кровавыми реками, политические победы обрекают народ сильфов на голодную смерть, союзы превращаются в предательства, а боль и страх следуют за тобой по пятам. Ты сама можешь понять это, если оглянешься на прошедшие годы и вспомнишь, чем оканчивались те дела, которые ты вершила без доброты. Тебе везло: рядом были люди, умевшие восполнить твой недостаток доброты, пусть иногда и без твоего согласия. Вы были почти равны, и ты не могла не прислушиваться к ним. Но недавно это ушло. Теперь ты намного выше, и они уже не в силах вкладывать свою доброту в твои дела. Тебе самой нужно научиться.

– По-твоему, мне следует помиловать благородных господ, которые в лицо клянутся убить меня, подарить сильфам половину наших плодородных земель, и делать вид, будто верю всему, что пытается мне врать Юрген?

Мама покачала головой.

– Не путай мягкость с добротой. Ты выточена из гранита, но и гранит не давит своей тяжестью побеги мха, а обрастает ими и дает приют вытекающей из-под земли кринице. Сейчас ты – иссушенный, голый камень, который можно лишь расколоть на части и выпускать из пращи, убивая и калеча. Позволь мху вырасти на тебе, позволь воде течь через твое сердце и из твоих глаз. Стань не ядром пращи, а капищем, куда идут за спасением и утешением. Высшие силы говорят твоими устами, но ты не всегда верно толкуешь даже свои слова. Вспомни, что ты говорила людям. И повтори это себе.

– Я повторяю каждый день и час. Но без толку.

– Я тебя научу. Помнишь, как мы учились врать? Помнишь нашу старую колоду карт?

Мама перетасовала карты, хотя Клима могла поклясться, что мгновение назад их не было. Она привычно взяла из маминых рук четыре карты.

– Посмотри на меня, – сказала мама, и остальная колода исчезла. – Ты пришла ко мне за помощью, мы родные друг другу. Разве я твой враг?

– Нет…

– Тогда почему ты прячешь от меня карты?

– Ты ведь сама учила…

– Я учила прятать карты от врагов, а не от друзей и тех, кто нуждается в твоей помощи.

– Я должна… Раскрывать карты перед близкими? – попыталась угадать Клима.

– Нет! – мама рубанула ладонью воздух. – Верный урок – не просто раскрыть свои карты, а обменяться ими. Поставить себя на место другого. Понять и принять его. Стать ближе. Продолжить игру без прежнего азарта. Это не игра, а долг. Цель выигрыша – не способ насладиться своим возвышением, а протянуть руку проигравшему и найти для него место. Ты сейчас выше всех, очень высоко. А сверху лучше видно, где чье место. Скажи, кто я тебе сейчас?

На месте мамы возник Тенька. Полупрозрачный, улыбающийся.

– Друг, – уверенно сказала Клима.

– А ты когда-нибудь говорила ему это вслух? Открывала эту свою карту? А может, хоть раз менялась картой с ним? Ты узнала за время знакомства, Клима, каково это, быть колдуном? Не спать ночами за книгами, гореть мечтой, срываться против правил в иные миры, смертельно болеть, а потом выздоравливать, знать многие ответы, но не иметь возможность сказать о них прямо.

Клима могла только покачать головой.

– А теперь кто я? – спросила мама и ненадолго превратилась в Юргена.

– Скорее друг, чем враг. Тот, кто стал другом прежде, чем успел сделаться врагом. И я тоже ему об этом не говорила. Мы порой используем друг друга…

– …И оба от этого страдаете. Но над тобой нет начальства. А на Юргена давят с обеих сторон. Ты хоть раз сочувствовала ему в этом?..

Мама превращалась в Костэна Лэя, Вылю, Валейку, Геру, еще в кучу знакомых, даже в Лернэ, и говорила о каждом такие вещи, которые Клима вроде бы знала, но никогда не считала нужным понять. Например, что с Костэном они похожи больше, чем хочется им обоим. И, как для Климы глупо звучит приказ работать на Холмы, так и Костэн тысячу раз умрет, но не перевербуется. Да и зачем иметь дело с предателем, который тебя ненавидит, если можно подружиться с честным сильфом, прекрасно понимая его устремления? А Лернэ, которая превыше всего ставит доброту, всю жизнь живет с открытыми нараспашку картами. Разве нельзя не уважать ее за эту смелость?

А потом мама превратилась в наставницу дипломатических искусств.

– Враг, – выдохнула Клима с ненавистью.

– А ты посмотри на ее карты.

Небогатая семья, большие амбиции. Изматывающая учеба, путь к цели, в конце которого – насмешки коллег и потные пальцы начальника. Война, кровь, смерть, грязь, институтская опала, ложь и предательство той, кому безоговорочно верила. Снова война, снова предательство, крушение всех идеалов разом. Неожиданная любовь, первая попытка понять, перестроить жизнь иначе. Ведь желание одно – служить на благо Принамкскому краю. Разве зря прошло столько лет учебы? А еще бы любить и быть любимой. Впервые в жизни веря, что не предадут. Но – плен. Но – казнь. Потому что та, в чьих руках оказалась жизнь Наргелисы Тим, не умеет и не хочет смотреть в чужие карты.

Обычный человек мог бы так ошибаться. Обда – нет.

– Мама, но если вот так «смотреть карты» каждого человека и самой ходить с открытыми, ведь каждого можно понять, и каждый смог бы вытереть об меня ноги!

– На то тебе и даровано высшими силами особое чутье. Просто спрашивай у него, чьи карты стоит смотреть.

– Я больше не обда и не могу видеть. Мой дар, наверное, перешел к другому…

Мама с гордостью прищурилась.

– Не думаю, что за двадцать лет успел родиться кто-то получше тебя. Дару по-прежнему не к кому переходить.

Клима переплела пальцы.

– Но если не к кому, и отнять, оказывается, нельзя, то почему я его лишилась?!

Мама наклонилась к ней и поцеловала в лоб.

– А кто тебе сказал, что ты лишилась дара?..

Клима открыла глаза и увидела над собой темный бревенчатый потолок. Было тихо, ветер посвистывал где-то снаружи, трещал фитилек в лампе.

– А вот и наше сокровище проснулось! – Тенька уселся на кровать, придавив кусок одеяла. – Ужинать будешь? Тебе оставили!

– Где я? – спросила Клима, сонно моргая. Тело было затекшим, в голове еще вспыхивали далекие образы прошлого.

– Дома, – развел руками колдун. – Возвращаемся мы с Зарькой на капище, а ты дрыхнешь без задних ног. Не добудиться! Ждали мы до вечера, но не ночевать же там! Хоть края южные, а холодно, до лета далеко. Вот тебя домой и приволокли. Тут, было, панику развели, но я сказал, что с тобой вечно такое интересненькое творится. Поэтому тебя оставили в покое и каши с мясом в котелок отложили. Будешь кашу? Вкусная! А еще пирожки есть и сушеные яблоки.

– Принеси-ка мне лучше нож, – медленно велела Клима.

– Может ты, того, поешь сначала? – Тенька опасливо попытался заглянуть ей в глаза.

– После. Да слезь же с одеяла! – Клима спустила ноги на пол и босиком побежала на первый этаж, где располагалась кухня.

За столом еще сидели, несмотря на вечер. Мачеха лущила сушеные стручки, дети уплетали сушеные яблоки с молоком. Отец в углу орудовал точильным камнем, Зарин примостился рядом, что-то вполголоса рассказывая.

– Нож мне, срочно! – крикнула Клима, не обращая внимания на приветственные возгласы домочадцев. Выхватила у отца из рук остро наточенное лезвие и выверенным жестом полоснула себя по тыльной стороне запястья.

Мачеха вскрикнула, отец дернулся было отобрать нож у спятившей дочери, Зарин вскочил – но в следующий миг все замерли, глядя, как линии порезов заливает ярчайшее зеленое сияние, растворяющее ранки без следа.

– Благодарю, – буднично сказала Клима и положила нож на место. – Где оставленный мне ужин?

– Климушка, – прошептала мачеха, прижимая к груди скомканный фартук. – Неужто ты и впрямь настоящая обда, правительница всего Принамкского края?..

И, глядя на ее широко распахнутые глаза и выставленные напоказ карты, Клима поняла, что эта женщина приняла бы ее любой. Обдой или обычной девушкой, с победой или поражением, здоровой, искалеченной, взрослой или маленькой – просто потому, что родная. Не по крови, а все-таки дочка. И дом мачехи с отцом – Климин дом тоже, каким бы чужим ни казался.

– Да, – сказала Клима. – Это так. В конце мая приезжайте в Гарлей на мою коронацию.

– Что ты, ведь такая даль, – мачеха покачала головой.

Клима подошла к ней, положила руки на плечи и прижалась щекой к щеке.

– А я пришлю за вами своих лучших досколетчиков. Не тревожься ни о чем… матушка.

Прощание вышло нежным и легким. Ни одной слезы, лишь добрые напутствия и пожелания удачи.

– Правду ли говорят, что Институт стоит целехонек? – спросила мачеха, пакуя в дорогу здоровенный узел с гостинцами.

– Еще как стоит, – заверил Зарин.

– Там будут учить лучше прежнего, – пообещала Клима.

– Пристроили бы вы туда Мыську. Он хоть и оболтус, а с головой, читать-писать умеет, считает до полутыщи.

– Хорошо, – кивнула Клима. – После коронации погляжу, на что он способен. А осенью пусть приезжает сдавать вступительные экзамены.

Из-за печки раздался полный восторга вопль, свидетельствовавший о том, что смышленый оболтус Мыська умеет не только читать-писать, но и подслушивать. А еще совершенно не против образования.

Было решено не становиться сразу на доски, а пройтись до околицы, проститься с деревней и лесом.

– Значит, коронуешься в конце мая, – задумчиво проговорил Тенька, шаркая ботинками по дорожной пыли. – Все-таки разрешили!

– Не существовало никакого запрета, – пожала плечами Клима. – Оказывается, я сама не была готова. Жаль только, есть вещи, которые я хотела бы исправить, но уже не в силах.

– Например? – заинтересовался колдун.

– Например, не казнить Наргелису. Дурное, необдуманное решение. Как бы я хотела сейчас поговорить с ней обо всем!..

– Ну-у… ты не расстраивайся! – Тенька прищурился слишком хитро, и Клима тут же заподозрила неладное.

– Ты что-то скрываешь?

– Ага. Только не буянь сейчас, ладно? Словом, никакой казни не было.

Зарин изумленно приподнял брови. Клима остановилась посреди дороги.

– Как – не было? Я же отдала приказ!

– Интересненькое дело! Только что ты жалела о казни, а теперь сердишься, что твой приказ не выполнили!

– Вот именно, МОЙ приказ! Кто посмел?

– Мы с Герой, конечно. Вернее, Гера узнал, что Наргелису казнят, прибежал ко мне, и мы потихоньку решили, что наша милосердная обда немножко погорячилась. Поэтому сейчас Наргелиса сидит в тайном месте со своим женихом, и оба смиренно ждут, пока ты сменишь гнев на милость. Ну чего, ты злишься или нет? Бежать мне в дом за тазом с водой, пока недалеко отошли?

Клима скрестила руки на груди.

– Тенька. Вы с Герой мои лучшие друзья и великое вам спасибо за ваше самоуправство. Но еще раз вздумаете проворачивать такое за моей спиной – прибью обоих!

====== Глава 16. Время встреч ======

Нет тебя дома, комнат знакомых мне стены пленом.

Все по-другому: сор, споров нет, и нет им замены.

Ты незаметно следом домой вернись за рассветом,

Краешек пледа преданно твои сны хранит.

А. Макарский

Начало мая выдалось пасмурным, и лишь к середине месяца солнце снова показало из-за туч яркие лучи. Отгремели праздники по случаю окончания войны, минуло ошеломленное затишье, во время которого люди, приходя в себя после вчерашнего похмелья, окончательно осознавали тот факт, что крови и сражений больше не будет. Наступил черед повседневных дел. По линиям бывших границ разбирали валы и укрепления, городские жители заново отстраивали разрушенные дома, деревенские вернулись к семьям, чтобы пахать и сеять. Урожай к осени обещал быть немалым.

Обитатели прифронтовых сел обрели возможность ездить к соседям в гости. Бывшие веды и бывшие орденцы с осторожностью присматривались друг другу, сравнивая быт и подмечая не так уж много различий. На орденскую сторону быстро проникли оконные ставни из сухого льда, а на ведскую – сильфийские масляные лампы над порогами домов.

Новые градоначальники рьяно брались за исполнение своих обязанностей, а оставшиеся с прежних времен старались вести себя потише, дабы не вызвать недовольства обды и сохранить должности. Поговаривали, обда лично облетает Принамкский край на доске, без предупреждения заглядывая в города и крепости, чтобы оценить хозяйство. Визитов побаивались – Климэн Ченара справедлива, но скора на расправу. Правда, в последнее время идут вести, будто она сделалась мягче: чаще хвалит, чем казнит, и для всякого найдет хорошее слово. «Дело известное, – чесали бороды всезнающие старики, – конец войне, вот и подобрела сударыня обда. К чему крутой нрав в мирное время?»

Гарлейский дворец стремительно вырастал из руин. Казалось, только вчера здесь грохотали взрывчатые снаряды, а сегодня садовник пропалывает розы и бранит всякого, кто шагнет на клумбу мимо дорожки. Без жалости были изгнаны крысы, каждый угол выметен, каждый обломок камня убран. Щетинились строительными лесами башни, в залах пахло свежей древесиной – это поставили новую мебель. С главной площади и из сада день ото дня все чаще доносились беззаботные крики играющих детей, а на флагштоке неизменно реяло золотое знамя обды.

…Встревоженная Ристя перехватила Теньку на середине галереи.

– Объясни хоть ты, что все это значит! – потребовала она, на всякий случай сцапав колдуна за рукав, чтобы никуда не ретировался прежде времени.

– А поточнее можно? – Тенька оценил прочность захвата и обреченно приготовился слушать.

– Только что твоя обда вызвала меня к себе и сказала, мол, она больше не хочет выдавать меня замуж против воли, потому что это нечестно, грязно и поломает мне жизнь. И пусть я хоть качусь на все четыре стороны, родина в моих услугах больше не нуждается. Но прежде в последний раз слетаю на Холмы и откажу Амадиму лично, чтобы к обде Принамкского края не было претензий.

– И чего тебе не нравится?

– Все нравится! – Ристя недовольно тряхнула косой. – И это подозрительно! Слишком гладко, не похоже на Климу! Как ты можешь это объяснить?

– Интересненько это ты придумала! – возмутился Тенька. – С какой стати я должен объяснять тебе какие-то Климины поступки? У Климы и спрашивай!

– Ты знаешь обду лучше, чем она сама, – отрезала Ристя. – И неужели ты думаешь, что Клима выложит мне свои мотивы?

– Думаешь, это сделаю я?

– Тенька, – в голосе бывшей благородной госпожи появились неслыханные прежде просительные нотки. – Тенечка, пожалуйста, ты же добрый, хороший, а я так измучилась…

– Высшие силы!.. Ай, не цепляйся за меня!

– Что произошло с Климой? Почему она так себя ведет? Опять в кого-то влюбилась? Почему она стала такой мягкой, что об этом уже судачат по всей стране? Только не отбрехивайся байкой, будто война закончилась и обда подобрела! Что вы с Зарином с ней сделали во время той поездки неведомо куда?

– Ристя, с Климой все в порядке! А если сейчас не отпустишь, я тебя током ударю!

– Тенечка, ну пожалуйста! – в ее глазах стояли слезы.

– Что ты хочешь от меня услышать? – поинтересовался Тенька напрямик.

– В чем здесь подвох?!

– Подвох… подвох… О, как тебе версия, что Климе надоело тебя уговаривать, и она рассчитывает, что это сделает Амадим при личной встрече?

Ристя замерла и выпустила рукав. Объяснение явно пришлось ей по вкусу.

– Пусть только попробует! – яростно выдохнула она и с чувством выполненного долга зашагала дальше по галерее.

Когда Тенька вошел в Климин кабинет, на стуле для посетителей сидел возмущенный донельзя Валейка.

– Я туда не поеду! – говорил он тоном, больше подходящим не начинающему дипломату, а обиженному воспитаннику-первогодке.

– Поедешь, – с поистине материнской терпеливостью отвечала Клима. – Куда ты денешься.

– Это же будет позорище! – Валейка выглядел безутешным. – Если Юрген письмо такое прислал, то что он уготовил мне при личной встрече!

– Ничего, – обда походя расписалась в каком-то документе, – опозоришься минут за десять и перейдешь к делу.

– Да я жить после этого не смогу!

– А у вас чего за драма? – полюбопытствовал Тенька, садясь на второй стул для посетителей.

– Валейка боится ехать с посольством на Холмы, потому что злые нехорошие сильфы будут там над ним смеяться, – официальным тоном сообщила Клима.

Валейка покраснел, как отборная свекла.

– Почему такая уверенность? – решил разобраться Тенька.

– Юрген прислал дипломатическое письмо, – Клима кивнула на вскрытый конверт. – От лица тайной канцелярии поздравил меня с победой, а весь Принамкский край – с окончанием войны. Пригласил на Холмы наше посольство для улаживания союзнических вопросов и отдельно – Валейку, вернуть отобранную при побеге саблю, которая ему, несомненно, дорога. А наш Валейка считает, что лучше смерть, чем такое унижение. Он даже ляпнул, что согласен отказаться от карьеры и всю жизнь полоть в деревне морковь.

– Это зря, – высказался Тенька. – Морковку полоть – сущее наказание!

– Но сейчас, – тем же увещевательным тоном продолжила Клима, – Валейка покапризничает и все-таки одумается. А я за это дам ему вручить сильфам одну занятную бумажку, которая позволит восполнить большую часть позорищ и унижений.

– Что за бумажка? – заинтересовался Валейка, поднимая голову.

– А ты сперва пообещай, что осознаешь: работа дипломата не состоит из одних побед. А потом полетишь на Холмы.

Любопытство пересилило, и Валейка обреченно кивнул. Клима протянула ему обещанную бумагу.

– Я собиралась поручить ее передачу Наргелисе, как будущей главе посольства, но тебе сейчас нужнее.

Валейка бегло прочитал содержимое и потрясенно уставился на обду.

– Это… правда?!

– Истинная, – Клима безмятежно улыбнулась и махнула рукой. – Ступай, готовься к дороге.

Когда за будущим дипломатом закрылась дверь, Тенька пару раз хлопнул в ладоши.

– Ну, ты даешь, злокозненная обда! Нехило же тебе на том капище мозги переплющило! Первый раз вижу, чтобы ты так ласково и терпеливо говорила с тем, кто смеет с тобой не соглашаться.

– Это трудно, – призналась Клима. – Меня все время тянуло на него рявкнуть. Но злиться неправильно, я не могу себе позволить такую роскошь.

– Ага. Ты б видела, до чего ты довела Ристю своим новым поведением! Бедняжка отчаялась разобраться, где спрятан подвох.

– Мне вконец надоело с ней возиться, – призналась Клима. – Если Амадиму эта злючка чем-то мила, пусть сам с ней и разбирается. Мое дело – предоставить возможность и отойти в сторону.

– Да, чего-то такое я Ристе и сказал, – фыркнул Тенька. – Ее успокоило. Но ты хоть табличку вешай, дорогая обда. Или не меняй так резко линию поведения. А то все, кто знал тебя прежде, теперь во главе с Герой косяком идут ко мне и всевозможными путями пытаются выспросить, чего с тобой стало, и какой крокозябры от тебя еще ждать.

– Я понимаю, друг мой, как тебе нелегко, – кротко произнесла Клима.

– Так, а вот сейчас я сам хочу прийти к себе и спросить, чего с тобой творится!

Обда расхохоталась, но странным образом стала куда больше похожа на себя прежнюю.

– Хватит ныть, мне нет дела, кто тебя донимает. Так привычнее?

– О, да, – кивнул Тенька. – Значительно лучше. Гора с плеч!

Клима отложила очередную стопку бумаг (несмотря на трех секретарей, документов меньше не становилось), налила себе холодный ромашковый отвар из кувшина и взяла с блюда на подоконнике свежую творожную булочку.

– Меня гораздо больше устраивало прежнее положение дел, – призналась она. – Стоит проявить к любому человеку минимум доброты и понимания, он тут же норовит сесть на шею.

– Привыкай, – ухмыльнулся Тенька. – Никуда не денешься. Передай-ка булочку!

Клима навскидку оценила прожорливость своего главного колдуна и переставила на стол все блюдо.

– Показывай, с чем пришел.

Тенька выудил из-за пазухи стопку мятых листов.

– Во, составил сегодня ночью. Проект особого фейерверка на твою коронацию. Интересненько это получится!

– Гарлей уцелеет?

– Обижаешь, я ж теперь почти профессионал! Гляди, как складно получается!

Клима с глубокомысленным видом изучила мелкие нечитаемые каракули. Повторять несостоявшийся подвиг сильфийских разведчиков было выше ее сил.

– Рассказывай вслух, потом надиктуешь секретарям, чтобы переписали набело.

Тенька облизал перемазанные творогом пальцы и с готовностью начал:

– Значит, взрывчатку заложим здесь и здесь…

Тенькина комната в Гарлейском дворце была временной – в течение полугода колдун собирался переехать в Институт, где под отделение прикладного колдовства отводили целое крыло и высокую башню. Поэтому толковую лабораторию здесь Тенька оборудовать не стал, и комната даже производила впечатление нормальной в общепринятом смысле. Подумаешь, зеркало здоровенное стоит, а рядом три ведра воды. И две стопки книг под потолок. И прожженная дыра на покрывале. А еще пара ромашковых веников на стене, стол завален пробирками, а из вазы на подоконнике вместо букета цветов торчит чей-то подозрительный лиловый хвост в чешуе. Зато на окнах обычные занавески, пол чисто вымыт, люстра не шатается и стены свежевыкрашенные (еще более свежие пятна не в счет).

Словом, Тенька считал гарлейскую комнату вполне пристойной для того, чтобы приглашать даже самых взыскательных гостей. Но вот визита нынешней гостьи никак не ожидал.

Она сидела на покрывале, в задумчивости ковыряя ярко-зеленым ногтем ту самую прожженную дырку и поджав под себя босую ногу. Громоздкие туфли на умопомрачительном каблуке чинно стояли около зеркала – какая же приличная девушка не разуется на пороге чужого дома? Даже если этот порог лежит меж двух миров. Лучи солнца играли на розово-сиреневых волосах, скрывавших опущенное лицо, а кофточка точь в точь такая же, как в день их знакомства…

Несмотря на всю экзотичность, девушка казалась задумчивой и грустной, что было на нее совсем не похоже.

– Айлаша, – позвал Тенька.

Девушка подняла голову и недовольно надула губы.

– Я ждать тебя весь день!

– Но ведь я об этом не знал, – Тенька сел рядом на покрывало и запустил пальцы в ее волосы. Айлаша с фырканьем отодвинулась, словно кошка. Значит, еще дуется. Но все равно пришла. Почему?..

– Ты не знал никогда! – проворчала Айлаша, но уже без прежнего пыла. Ее густо подведенные глаза пытливо прищурились. – Ты скучал без меня?

– Скучал, – согласился Тенька. – Каждый день и особенно ночь. Люблю, жду, хафал-фе и хай-ла. А ты пришла и фыркаешь. Разбиваешь мне сердце.

– Ой-ой, – скептически отозвалась Айлаша, накручивая на палец разноцветную прядь. А потом вдруг призналась обвиняющим тоном: – Я скучать тоже.

– Тогда давай я тебя обниму и поцелую.

– Файла, мудых! – отказалась Айлаша и пихнула его. Правда, не сильно. – Я пришла по делу! Хра! Благодари дело, иначе я не хотеть видеть тебя никогда. И не быть твой девушка!

– А теперь быть и хотеть? – улыбнулся Тенька.

– Теперь я думать над этим, – сурово известила Айлаша и снова взялась накручивать прядь.

– Мы оба любим и скучаем, – Тенька все-таки обнял ее со спины. – Давай начнем все с начала.

– А ты снова не будешь меня понимать!

– А я попробую научиться. Хие-л-ля, фра-фра-фра…

– Шу-ша! – Айлаша дала ему подзатыльник, но уже совсем символический. – Сперва дело!

– Внимательно слушаю.

– Я быть на вокзал, – обстоятельно начала девушка. – Ехать на межзвездный лайнер к нашей даче. Понимать? Хей-са. Я увидеть дарегас-хе-ше. Как это… иной… иностранец! Но знакомый. Откуда, что, я не понять, мы не понять. Но все мы знать тебя!