Текст книги "Формула власти. Новая эпоха (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

По зимнему времени на главной площади залили каток, гладкий, как лучшее сильфийское стекло. Пришлые колдуны сделали лед прочнее стали, а по периметру развесили немеркнущие светляки. И круглыми сутками на катке не утихали смех, гомон и звон коньков о ледяную корку.

…Эти двое зачастили на каток недавно – не больше пары недель тому назад. Они всегда приходили, держась за руки, и даже за сотню шагов производили впечатление счастливой влюбленной пары.

Высокий парень с вытянутым лицом и заиндевевшими на морозе бровями со смехом помогал своей спутнице привязывать к сапожкам блестящие полозья и выводил на лед. Девушка, еще молодая, длинноносая и черноглазая, поджимала тонкие губы и опасливо хмурилась, называя все это глупой затеей. А потом неожиданно заскользила ловко и проворно, оставив кавалера далеко позади, хлопать в изумлении глазами.

– Клима! – прокричал он. – Ты же говорила, что никогда прежде не каталась на коньках!

– Подумаешь, коньки! – задрала длинный нос девица. – Всего-то и надо, что держать равновесие. Я девять лет училась этому на доске!

Они катались до упаду и в изнеможении валились в снег, не прекращая смеяться и целовать друг друга. А потом снимали полозья и шли бродить по городу, изредка заходя куда-нибудь погреться, выпить горячее, поесть сладкого или сытного, смотря чего им в данный момент хотелось.

– Мне это снится, – однажды сказала Клима, когда Хавес показывал ей, как ловить снежинки ртом. – Хотя, нет. Даже во сне не бывает так хорошо.

– Дурочка, – Хавес притянул ее к себе, обнял, закутанную в десять платков. – Моя любимая дурочка!

Клима фыркнула.

– Мне больше нравится, когда ты зовешь меня обдой!

– Моя обда! – тут же исправился Хавес. – Моя личная обда! И ничья больше!

Клима обняла его так крепко, как только могла.

– Веска, – прошептала она сладко. – Как же я хочу, чтобы эта зима никогда не заканчивалась! Я желаю, чтобы мы вечно вот так ходили на каток, а потом шли в тот подвальчик на углу за укропником и леденцами. И чтобы ты все время был рядом, и целовал меня. Я с тобой себя не помню, Веска!

Он подхватил ее на руки, раскрутил над головой, бросил в пушистый сугроб и прыгнул сверху.

– Климка! Холодно, а у тебя щеки горячие!

– Я с тобой, как огонек, – призналась она. – Кажется, лед пальцами топить могу.

– Только не вздумай делать это на катке! – захохотал Хавес. – Лучше растопи меня, как ты умеешь.

– Тогда пойдем в нашу комнату на том уютном чердачке. Возьмем вина, хлеба и будем не спать всю ночь.

– Опять не вернемся в Институт?

Клима недовольно прикусила губу.

– Не смей говорить мне об Институте, слышишь! Я хочу быть здесь, с тобой! Достаточно, что они еще помнят меня в лицо!

Хавес поднялся, отряхивая снег.

– Мы ходим по Кивитэ как привязанные уже несколько дней подряд. И в Институте я все время с тобой торчу.

– Мне мало! – заявила Клима, вставая рядом с ним. – Разве ты не хочешь обнимать меня?

– Хочу, конечно, – Хавес почесал подбородок. – Но у тебя ж там эти были… дела.

– Мне плевать на все дела, когда есть ты! – Клима яростно тряхнула челкой. – Я узнала, что такое любить, и не хочу больше жить по-старому!

– Я тоже тебя люблю, но это ж не значит… словом, у меня тоже есть дела.

– Какие у тебя могут быть дела, кроме меня?

– Я мужчина, – напомнил Хавес. – У меня много дел. Я могу прямо сейчас развернуться и уйти!

– Нет! – моляще выкрикнула Клима. – Не уходи! Пусть еще эту ночь мы будем вдвоем, а потом вернемся в Институт.

– Ты меня просишь, моя обда?

– Да. Пожалуйста.

– Ну, хорошо, – смягчился Хавес. – Иди ко мне, моя влюбленная дурочка, и не думай больше ни о чем. Сегодня друг у друга есть только мы.

И Клима приникла к нему, к самому родному и уютному. Ей теперь было все равно, как Хавес ее называет. Главное, что он остался рядом и никуда больше не стремится уйти.

Снежным утром двадцатого декабря Юрген Эр снова переступил порог Института, стряхивая с доски толстую корку наледи. Лететь пришлось через снеговые тучи, но сильф больше не сбивался с пути, как это было летом. Он выучил небесные дороги в Принамкский край наизусть и знал в лицо все местные ветры.

Институт показался Юргену вымершим. Не было больше того суматошного оживления, которое он застал осенью. Возможно, дело объяснялось холодной погодой и ранним часом. Или Клима милостиво разрешила подданным отдохнуть. Хотя, в такое, зная обду, верилось с трудом. Чтобы Клима, и не нашла поручений для праздной общественности?..

Размышляя, Юрген оставил доску на подставке, обратив внимание, что по соседству стоит еще несколько досок, странно непохожих на те, к которым он привык. Это были непозволительно широкие доски, без единой капли лака на гладко отполированном дереве. Они не могли быть сильфийскими, и Юрген задался вопросом, где Клима их раздобыла. И с какой целью. Но, чтобы узнать ответы, требовалось сперва разыскать саму Климу.

Из классных комнат, мимо которых шел сильф, доносилось мерное бормотание – велись занятия. Это несколько успокоило Юргена. Он даже решил, что дурные предчувствия объясняются не агентским чутьем, а переутомлением и непростой дорогой. И в таком состоянии с Климой лучше не связываться: уболтает на что-нибудь не выгодное Холмам, а потом начальство с него голову снимет. Лучше просто поприветствовать обду, убедиться, что все действительно в порядке, и пойти спать, благо, постоянная комната в Институте за Юргеном давно числится и всегда приготовлена для высокого гостя.

У входа на этаж, где располагались комнаты директора и наставников, Юрген нос к носу столкнулся с Ристинкой. Сударыня посол даже дома не отказалась от привычки носить дорогие платья и затейливые прически, но, несмотря на это, пребывала в скверном расположении духа.

– Прилетел, – ядовито констатировала она вместо приветствия. – Привез для меня весточку от Амадима? Да не мнись, я знаю про ваш заговор продать меня этому воробушку как мешок яблок.

– Отчего так резко? – удивился Юрген. – Владыка и правда любит тебя. Он будет рад взаимности с твоей стороны, но никоим образом не хочет тебя неволить. Мне поручено передать тебе письмо.

Ристя мрачно протянула руку. Сильф порылся в дорожной сумке и положил на раскрытую ладонь девушки небольшой конверт с гербовыми завитками.

– На словах он просил тебя прочесть письмо и не оставлять без ответа.

– Вот жалость-то, – скривилась Ристинка. – А я надеялась бросить эту макулатуру в камин.

Юрген мысленно посочувствовал своему правителю, которого угораздило плениться эдакой злюкой, и твердо решил не отвечать на подобные недипломатичные выпады.

– Клима сейчас у себя?

Ристинка резко изменилась в лице, и сильфу даже показалось, что ее взгляд стал сочувственным. С чего бы это?..

– Нет. И в Институте ты ее не найдешь. Но в кабинет директора все равно зайди. Там сейчас Валейка. Вы коллеги в некотором смысле, так что столкуетесь о деталях купли-продажи.

– Но я не намерен ничего обсуждать с каким-то Валейкой! Мне нужна Клима.

Ристя отмахнулась.

– Всем нужна! Но ее больше никто не видит. Так что ступай к Валейке, а там разберетесь.

– В смысле – никто не видит?! – опешил Юрген, но вредная девица молча отпихнула его плечом и прошла мимо, цокая каблучками по холодным мраморным полам.

Дверь в Климин кабинет была не заперта. Юрген стукнул пару раз, не дождался ответа и заглянул.

За Климиным столом сидел какой-то юноша, почти мальчик, судя по алой форме – воспитанник политического отделения, и по-хозяйски перебирал бумаги. Вид у него был усталый и занятой, в точности, как у Климы. Разве что поспокойнее, не сверкали в сосредоточенно опущенных глазах искры дара и силы, позволявшей обде брать города и править толпой.

– Позже, я занят, – повелительно сказал юноша, даже не посмотрев на вошедшего.

– Нет, Валейка, мы поговорим сейчас, – Юрген решительно прикрыл за собой дверь. – Где обда Климэн, почему ты сидишь на ее месте и что, смерчи подери, у вас происходит?!

Валейка вздрогнул и поднял голову. Сориентировался он быстро, дипломатично перешел на сильфийский:

– Прошу прощения, господин посол. Много дел и посетителей. Не хотите горячего ромашкового отвара с дороги?

– Я хочу знать, что происходит, – повторил Юрген, вплотную подходя к столу. – Где обда?

– В Кивитэ, по-видимому, – устало развел руками Валейка. Взял одну кипу бумаг и положил на вторую. Судя по большому и явно остывшему чайнику, юноша просидел за этим столом всю ночь, не давая себе уснуть.

– А что она там делает? – изумился Юрген.

– Гуляет, по-видимому, – Валейка обвел пространство вокруг себя сонными глазами. – Господин посол, вы можете передать мне все документы. Ничего не пропадет, и обда Климэн ознакомится с ними, едва будет такая возможность.

Клима, которая пошла гулять в Кивитэ, доверив подданному святое – документы! – никак не укладывалась у Юргена в голове.

– Что с ней? – по-настоящему встревожился он.

– Все в порядке, – несчастным голосом известил Валейка. И тяжело вздохнул. – Поверьте, действительно в порядке. Не о чем беспокоиться. Вы можете пойти в вашу комнату и отдохнуть с дороги. Я распоряжусь, чтобы вам принесли завтрак и растопили жаровню. Простите, я больше ничем не могу вам помочь. Я сам знаю немного.

– Я могу поговорить с кем-то, кто в состоянии объяснить больше? Где Гернес Таизон?

– Точно не знаю, – опустил глаза Валейка. – Возможно, в лазарете.

– Небеса! – по-настоящему перепугался Юрген. – Что с ним?

– Ничего. Он часто навещает сударя Артения.

– А с Тенькой-то что?!

– Кризис миновал, – заученно ответил Валейка таким тоном, словно этот вопрос ему задавали по десять раз на дню.

– Какой еще кризис? – Юргену показалось, что если этот мальчишка и дальше будет изворачиваться, словно скользкий речной уж, то он пошлет к смерчам всю посольскую вежливость и схватит его за шиворот.

Валейка оценил ситуацию, что немало говорило о его выдающихся талантах будущего дипломата, и предложил:

– В самом деле, вам лучше пойти в лазарет. Возможно, там вы узнаете больше по интересующему вас вопросу. Простите, я здесь только секретарь и ведаю бумагами.

Юрген был почти уверен, что этот маленький хитрый паршивец на самом деле знает практически все, но понимал, что сам бы на месте Валейки поступил похожим образом. И Гера, и Тенька, и, тем более, Клима намного выше по статусу, чем скромный воспитанник политического отделения, даже работающий секретарем и подающий большие надежды. Вот пусть и разбираются сами с сильфийским гостем, высочайше решают, что можно ему рассказывать, а о чем лучше промолчать. К счастью, Юрген не сомневался, что уж из Геры-то он вытянет всё.

Сперва сильфу показалось, что он попал не в лазарет, а на какое-то многолюдное собрание. Он даже вышел и проверил табличку на двери. Но нет, ошибки быть не могло: лазарет. Или Юрген внезапно разучился читать по-принамкски.

Итак, в лазарете топтался народ. Несколько врачей и воспитанников в зеленом, несколько почтенных колдунов. Незнакомая решительная женщина с двумя седыми косами бурно спорила с розоволосой девушкой в странных пестрых лоскутках вместо одежды:

– Милая моя! Твои «таблетки», «капельницы» и прочая крокозяброва муть не имеют никакого отношения к искусству врачевания и лишь вредят делу!

– Я полюбить! – со странным акцентом возмущалась девушка. – Я лечить, как уметь! Где ты быть, когда фей-ха-оха-ла?!

– То, что ты явилась на три дня раньше меня, не дает тебе права тут распоряжаться! Или сиди молча, или вали обратно в свое зеркало!

– Нет! – затопала ногами девушка, и ее длиннющие каблуки оставили на паркете вмятины. – Я быть здесь! Я принять даже водопровод! Фахале! Хуха-ла!

– Вот тогда сиди и не хухай! – пригрозила пальцем женщина. – Верно я говорю, Ралек из Кивитэ?

Пожилой и грустный мужчина кивнул.

Вся эта толпа кружилась около единственной занятой койки, где на горе подушек возлежал похудевший Тенька. Выглядел он бледнее обычного, из волос пропала золотинка, и они сделались просто белобрысыми, да и глаза казались светлее. Но в целом Тенька вовсе не походил на безнадежно больного, и даже что-то активно записывал в блокнот, который держал на коленях. Рядом на кровати сидели в обнимку Гера и Лернэ. Красавица выглядела заплаканной, но совершенно счастливой.

На сильфа никто не обращал внимания. Всем, даже Теньке, было явно не до него.

– Доброе утро, – негромко сказали позади.

Юрген резко обернулся и увидел Зарина. Тот вошел в лазарет позже сильфа, поэтому оказался позади него.

– Что здесь происходит? – уже в который раз спросил Юрген. – Хоть ты можешь объяснить?

– Могу, – кивнул Зарин. – Но не здесь. Слишком шумно.

– Пойдем в мою комнату, – предложил Юрген. – Если нужно, там растопят жаровню, принесут завтрак и ромашковый отвар.

– Благодарю, не стоит, – невесело улыбнулся Зарин. – Я не голоден, а жаровню и сам умею растопить. Идем.

За комнатой господина посла и правда хорошо следили в его отсутствие. На кровати лежало свежее покрывало, стол радовал глаз чистотой, а окна были заботливо приоткрыты, чтобы воздух не застаивался в четырех стенах. Впрочем, окна Юрген тут же закрыл – для удобства гостя, который торопливо разжигал огонь в жаровенке.

– Где Клима? Она хоть жива?

– Жива и вполне счастлива, – тяжело вздохнул Зарин. – Она сейчас в Кивитэ. Гуляет с Хавесом.

– То есть – гуляет? – тупо переспросил Юра.

– Они внезапно поняли, что любят друг друга, – пояснил Зарин, возясь с жаровней. Покосился на сильфа. – Да-да, я знаю, как это выглядит. Словно от ревности я сгущаю краски.

– П-почему от ревности?

– Надо же, – с несвойственной ему самоиронией отметил Зарин. – Весь Институт уже знает, что я сохну по Климе и видеть не могу ее с другим, но меня угораздило проболтаться об этом единственному, кто еще не в курсе.

– Вот что, – твердо сказал Юра. – Оставь жаровню, садись напротив меня и рассказывай все по порядку. А уж я разберусь, сгущаешь ты краски или нет. В любом случае, ты, похоже, единственный здесь, кто в состоянии толково объяснить, какого смерча у вас творится. Почему обда спихнула дела на секретаря, почему Тенька выглядит так, словно едва избежал смерти? Наконец, почему Гера с Лернэ обнимаются на виду у всех, а на подставке стоят неведомые мне доски?

– Это не доски, – быстро сказал Зарин. – Это… э-э-э… сани, для снега. Экспериментальные. Тенька ими занимался до того, как заболеть. А о Гере и Лернэ лучше никому не говори. Они думают, что сохранили свою любовь в тайне.

Юрген понял, что про сани ему малость наврали, но решил приберечь это для лучших времен и других собеседников. Если дело и впрямь секретное, из Зарина ничего не вытянуть. Тот просто замолчит. А вот об остальном надо расспросить подробней.

– У вас здесь просто венчательная беседка! Клима и Хавес, Гера и Лернэ. И все таятся?

– Клима не таится, – тяжело вздохнул Зарин. – Ей плевать. А Гера и Лернэ думают, что Тенька ничего не понимает, и опасаются волновать его раньше времени. Хотя, тут и слепой заметил бы, не то, что Тенька с его даром чтения по глазам.

– Что случилось с Тенькой?

– Бесцветка. В начале зимы думали, не выживет, но сейчас потихоньку выкарабкивается. Видал консилиум вокруг него? Институтские врачи притащили из Кивитэ какое-то светило, практикующее как раз лечение бесцветки. Потом из зеркала сама собой вылезла Тенькина девушка, с которой он был в ссоре. Но увидев, что творится, девушка мигом всё простила, повытаскивала из того же зеркала иномирские лекарства и принялась Теньку спасать. Тут прилетела из Фирондо сударыня Налина Делей, и теперь у них с этой девушкой не затихают споры о методах правильного лечения.

– А Тенька?

– А что Тенька? Выздоравливает и под шумок строчит в своем блокноте какие-то великие исследования. Скоро на ноги встанет. Вернее, удерет из лазарета. По крайней мере, я на это надеюсь. Потому что Тенька единственный, кто может достучаться до Климы.

– И заставить ее разлюбить Хавеса? – осторожно уточнил Юрген.

Зарин вздохнул особенно тяжело.

– Ладно бы, она его просто любила. В свободное от дел время. Но ведь она всё забросила! Клима ничего и никого не видит, кроме своего Хавеса, улетает с ним в Кивитэ на недели, и за прошедшее время не провела ни одного совещания!

Юрген был вынужден признать, что это чудовищно.

– Но, может, со временем пройдет? Клима влюблялась прежде?

Зарин покачал головой.

– Пока оно будет проходить, здесь всё развалился. Наверное, мне не стоит говорить это тебе, сильфийскому послу, но я знаю, что еще ты ее друг. Так вот, я уверен: Хавес увлечен Климой и на четверть не так сильно, как она им. Не будь Клима обдой – он не посмотрел бы в ее сторону.

– Это говоришь ты или твоя ревность?

– Это говорит мое знание Хавеса. Не веришь – сам лети в Кивитэ и посмотри. Клима никому не позволяла так с собой обращаться! А он вертит ею, как хочет.

– Ты следил за ними? – заинтересовался Юрген.

Зарин отвел глаза.

– Не все время. Несколько раз…

Сильф задумчиво стиснул пальцы на подлокотнике кресла. Легкие занавески шевельнул взметнувшийся сквозняк.

Бедный Зарин, по-деревенски наивный во всем, что касается интриг и большой политики! Он даже не представлял, перед каким выбором невольно поставил Юргена.

Можно помочь. Напрячь все силы, полететь в Кивитэ, разобраться. Отыскать Климу, вразумить, напомнить о делах и значении слова «долг», которое в ее положении просто обязано быть слабее чувства любви, иначе – крах. И умолчать о происшествии в отчетах.

А можно ничего не делать. Тогда есть шанс, что всё и правда развалится к большой выгоде Холмов. Дома Юрген получит высокую награду, а тайная канцелярия будет иметь безотказный рычаг воздействия на обду.

Юра знал, что на его месте Клима без колебаний выбрала бы второе.

====== Глава 11. Запрет ======

Рыцарь ангелоподобный –

Долг! – Небесный часовой!

Белый памятник надгробный

На моей груди живой.

М. Цветаева

Метель кружила по улицам Кивитэ узорные снежинки. Прохожие кутались в шубы и меховые плащи, спеша поскорее попасть в тепло. На площадях горели жаркие костры, около которых толпились все, кого стужа доконала на полпути. Нынешняя зима выдалась холодной для этих южных краев.

Посреди улицы, в завихрениях метели стояли двое. Вот кому нипочем любые холода, кто готов греться лишь дыханием другого!

– Я люблю тебя, – жарким шепотом. – Никому не отдам, никуда не отпущу. Люблю, люблю! Я живу только для того, чтобы быть рядом с тобой, мне больше ничего не нужно! Ни власть, ни Принамкский край, мне плевать на все, кроме тебя!..

– Сумасшедшая, – немного изумленно, но тоже со страстью. – Ты не думаешь, о чем говоришь!

– Я, кажется, вообще перестала думать. Мне теперь так хорошо, словно в детстве! Нет… лучше. Ведь у меня есть ты. Высшие силы, Веска, я даже не думала, что умею так полюбить!

– Да я тоже как-то… того…

– Тоже меня любишь, да? Тогда целуй! Целуй, где попало, хочу быть рядом с тобой всегда…

– Дурочка моя влюбленная…

Они соприкасаются лицами, и эта метель им одна на двоих.

А за углом тоже стоят двое, но влюбленной парой их, разумеется, не назовешь.

– Видел, да? – измученно прошептал Зарин, растирая окоченевшие ладони. От стужи его, уроженца юга, не спасали даже пуховые варежки.

– Вижу, – хмуро согласился Юра. Для него холод был обычным делом, только шапку сегодня натянул поглубже и прикрыл форменную летную куртку длинным плащом. Нечего горожанам знать, что у них под носом разгуливает агент тайной канцелярии.

На взгляд сильфа, Зарин все-таки сгустил краски от ревности. Нельзя сказать, что Клима с Хавесом идеальная пара, да и обда на первый взгляд влюблена куда больше, чем ее избранник, не ожидавший, кажется, такого напора. Но и более странные союзы бывают счастливыми.

А вот то, что Клима в своей страсти напрочь забыла о долге перед страной, уже плохо. Ладно бы, если любовь ее, как Геру, толкала на подвиги и помогала вершить невозможное. Но нет, обда разом отринула все, чем жила прежде, и стала жить лишь одним человеком – Хавесом. Который сам уже не рад такому повороту. Бесспорно, Клима ему нравится, но не более того.

Юра был согласен с Зарином, что Климу надо спасать. Но не от Хавеса, а от самой себя.

«Начальству ни слова не скажу. И пусть это останется на моей совести! Клима мне жизнь сохранила, причем в последний раз – вместе с рассудком, когда отчитывала после той дурацкой петли. Я не могу не отплатить ей тем же. А там – будь, что будет. Жили же как-то наши предки бок о бок с обдами, и ничего. Значит, пришло время жить нам…»

Тем временем влюбленные перестали целоваться и, взявшись за руки, куда-то направились.

– На чердак идут, – Зарин выглядел мрачнее тучи. Сейчас он, а не Юрген, походил на воробья: нахохленного, облепленного снегом и безнадежно несчастного. – У них в одной из гостиниц снята комната на чердаке. Они всегда там ночуют, а иногда целые дни проводят, только за едой и питьем спускаются.

– Ты и тогда за ними наблюдал? – поразился сильф.

Зарин промолчал, и Юрген не стал больше выспрашивать. На какие только странные поступки не толкает человека безответная любовь! Вот уж кто Климу любит намного сильнее Хавеса…

– За ними на чердак мы не пойдем, – решил Юра. – Мне все ясно. Полетели в Институт.

– В такую метель? – поежился Зарин.

– Главное поднять доску выше снеговых облаков, а там даже солнце светит. Кстати, ты хорошо держишься. Летал прежде?

– Несколько раз, пассажиром, – отмахнулся юноша. – Не всерьез.

– У тебя сильфов в роду не было? Неплохие задатки.

– Юрген, погляди на меня. Какие сильфы? Меня другое тревожит… Мы не рано улетаем? Ты мог бы посмотреть еще…

– Сказал же: мне все ясно.

– Ты поможешь?

Юра вздохнул, решаясь.

– Да, я помогу. Но не тебе или Принамкскому краю, а Климе. Потому что она мой друг. Ясно?

Зарин понуро кивнул. На взгляд Юры, эти подглядывания выкачивали из бедолаги все душевные силы.

– Но как ты поможешь, если мы вернемся в Институт?

– А как я, по-твоему, помогу здесь? Выпрыгну из-за угла перед Климой и выскажу ей все, что думаю?

Судя по виду Зарина, нечто подобное он себе и представлял. Юра усмехнулся.

– Не учи агента работать! Прямо сейчас я ничего не добьюсь. Клима мне не поверит или не захочет слушать, а Хавес наверняка полезет в драку. Значит, надо действовать тоньше.

Он стряхнул с доски налипшие снежинки и принялся отлаживать крепления.

– Как? – спросил Зарин, садясь рядом на корточки.

– О, – с Липкой Юргену редко удавалось почувствовать себя всеведущим. – С помощью трех «К», благодаря которым в этом мире вершатся все дела. Запоминай: «коварство», «критика» и «компромат». Есть, правда, еще три «Д» – «дурость», «доверие» и «доброта», но в нашем деле нужны именно «К». Особенно последнее из них. А в одиночку я компромат на Хавеса не соберу. Посему, летим в Институт и расшевелим там всю вашу компанию. Тоже мне: у них с обдой смерч знает что творится, а они сидят в лазарете, болеют и милуются! Это надо срочно прекратить!

И, глядя на решительно настроенного сильфа, Зарин впервые за долгое время улыбнулся.

– Тенечка, ты такой бледный, – ласково и с состраданием сказала Лернэ. – Поешь супчика…

– Можно подумать, от супчика я сразу нальюсь всеми цветами, как майка Айлаши, – фыркнул Тенька, лежа на подушках. – Нет, Лерка, я теперь таким бледным навсегда останусь. Привыкай!

– Тебя твоя вспыльчивая пассия не разлюбит? – усмехнулся Гера.

– Не-а. Айлаша сказала, это модно. Когда волосы белые, а глаза почти желтые. И теперь она согласна даже на наш чудовищный средневековый водопровод с латунными краниками. Но я ее успокоил, пообещав, что краники у нас будут медные и безо всякой ржавчины!

Они сидели в лазарете впятером: сам колдун, Лернэ, Гера, Зарин и Юрген, который настоял на этой встрече без лишних ушей. Сильф хотел позвать и Вылю, но та отказалась, сославшись на дела по изменению системы образования. Похоже, из разведчиков девушка окончательно перешла в наставники, и чувствовала себя прекрасно. Юрген и ей задал вопрос про диковинные доски. Выля замялась и сказала, что не уполномочена отвечать, еще больше уверив сильфа: с досками нечисто.

Но разобраться с Климой сейчас было для Юргена важнее.

– Друзья, – начал он. – Вы видели, что творится с вашей обдой?

– А чего с ней? – насторожился Тенька, которому новостей рассказывали мало, не желая тревожить хрупкий выздоравливающий организм.

– Просто любовь, – пожал плечами Гера. – Клима тоже человек и способна полюбить. Разве это плохо? Прости, Зарин, но выбор был за Климой, она его сделала, и мы не вправе осуждать.

– Любовь – прекрасное чувство, – нежно прозвенела Лернэ и украдкой глянула на Геру.

– Клима влюбилась в Хавеса? – вытаращил глаза Тенька. – Интересненько это она придумала! С чего бы?

– Ты умирал, а Хавес первым ее утешил, – тихо пояснил Зарин.

Тенька закинул руки за голову.

– Я всегда предчувствовал, что нашу злокозненную обду может покорить только еще больше феерическая наглость, чем у нее самой! Ну-ну, и как она совмещает свои чувства с крокозябровой кучей текущих дел?

– В том и проблема, что никак, – сообщил Юрген.

– Бедняга Хавес сидит под ее дверью не приласканный? – предположил Тенька, все же берясь за супчик, пока не остыл.

– Как раз наоборот! Хавес окружен любовью так, что не знает, куда деваться. А не приласканы все остальные, и бумаги в Климином кабинете разгребает какой-то юнец по имени Валейка.

Тенька переменился в лице. Даже ложку отложил.

– Интересненько это получилось, – протянул он. – Давно она так?

– Скоро месяц будет, – ответил Зарин. – Почти столько, сколько ты болеешь.

– Ну, надо же! Стоит разок заболеть или исчезнуть, и всё начинает катиться к крокозябрам! – Тенька оглядел друзей, особенно уделив внимание Гере. – Но вы-то придумали уже, как будем родину спасать?

– Мы тебя спасали, – понурился Гера.

– Ну, это месяц назад. А потом? Когда вы тут просто сидели с Леркой, наблюдали, как меня лечат, и подавали новые блокноты взамен исписанных.

– Мы не знали, – Лернэ виновато прижала к губам кулачки, хотя уж с нее-то никто не спрашивал.

Гера по обыкновению рубанул напрямик:

– Я думал, что Зарин преувеличивает, и поэтому ничего не делал.

Юрген покосился на несчастного влюбленного.

– Может, в чем-то и преувеличивает. Но в том, что Клима больше не занимается обязанностями обды – ни капли. Я сам тому свидетель.

Тенька приподнялся на подушках, но вскоре плюхнулся обратно. Он был еще очень слаб.

– А поговорить с Климой кто-нибудь пробовал?

– Я слышал, Валейка пытался, – припомнил Зарин. – Еще давно. Но Клима даже не стала его слушать. Приказала делать, что говорят, и улетела на очередную прогулку в Кивитэ.

– Так она даже не в Институте крутит шашни? – изумился Тенька. – Интересненькие дела у вас творятся! Чего, только Валейка здравомыслящий оказался?

– Еще Ристя, насколько я слышал, – добавил Зарин. – Но не знаю, что Клима ответила.

– Да, теперь Ристя ходит с сердитым видом и на всех огрызается, – кивнул Юрген. – Вряд ли Клима могла сказать ей приятное.

– Ну, вы даете, – констатировал Тенька. – У вас под носом обда пропадает, и хоть бы хны! Хорошо, Юрген прилетел и решил немножко побыть порядочным другом, а не беззаконным воробушком из тайной канцелярии.

Юра почувствовал, что краснеет, и поспешил отвести глаза. Про неудобный для окружающих Тенькин дар он прекрасно знал.

– Но что же теперь делать? – вопросил Гера. – Как мы можем помочь, если Клима настолько влюбилась, что никого не слушает? Если только с самим Хавесом поговорить…

– Его она тоже не слушает, как ни странно, – поведал Юрген. – Хавес напоминает ей про дела, а она только отмахивается. Ничего за страстью не видит.

– На Климу совсем не похоже, – поразился Гера.

– Как раз вполне в ее духе, – пожал плечами Тенька. – Если нашей дорогой обде чего-нибудь втемяшится в голову, она не пожалеет сил и средств, и советов не послушает. С какой фанатичностью она добивалась власти, так же теперь предается любви. Интересненькое свойство натуры!

– Но неудобное для окружающих, – отметил Юра. – Если мы не можем переубедить Климу, значит, нужно сделать так, чтобы она все поняла сама.

– Правду говорили мудрые люди на ведской стороне, – с удовольствием отметил Тенька. – Сильфийское коварство не знает границ! Так чего ты придумал?

– Мягко подтолкнуть Климу к мысли, что Хавес не так хорош, как ей кажется.

– Легко! – в сердцах проворчал Зарин. – В нем нет ничего хорошего!

– Зарин этим заниматься не будет, – постановил Юра.

– Почему? – возмутился тот.

– Во-первых, ты слишком пристрастен. А во-вторых, ничего не смыслишь в искусстве интриги. Свое дело ты сделал: вовремя поднял тревогу. Теперь займемся мы.

– Кто – «мы»? – уточнил Гера. – Я тоже ничего не смыслю в интригах, а Тенька лежит пластом.

– Ты хотя бы не пристрастен, – напомнил Юра. – А Теньку я хочу расспросить. Вы ведь односельчане с Хавесом, верно? Расскажи мне о нем как можно больше, чтобы я знал, с какой стороны подступиться к делу.

– Ну… – Тенька поскреб белобрысую макушку. – Мы с Веской не особо ладили. Он задира, я колдун. Вечно девчонок делили! А как он узнал, что обда вернулась, да еще живет у меня, так вовсе зеленый от завидок ходил. Хотя Клима ему понравилась! Как девчонка, в смысле. Так что, Зарька, не думай: ее титул для него не главное. Но и не последнее, врать не буду!

– Значит, Хавес волокита, – безжалостно заключил Гера, – как и ты.

– Я не волокита, – без стеснения отперся Тенька. – Мне девчонки нравятся! Особенно Айлаша.

– Твои девчонки к делу не относятся, – усмехнулся Юрген, которому тоже в свое время доставляло удовольствие общество прекрасных сильфид. – А вот Хавесовы – очень даже. Он кроме Климы на кого-нибудь глаз положил?

– Кто ж его знает, – пожал плечами Зарин, к которому, как к соседу по комнате, адресовался вопрос. – Я за ним прежде не следил!

– В Институте вроде никого, – припомнил более любопытный и пронырливый Тенька. – А если тебе сплетни нужны, то лучше Гульки никого не найти.

– Ты чего, – испугался Гера. – Если Юрген пойдет к Гульке, то назавтра весь Институт в подробностях будет перемывать обде косточки!

– Что-то мне подсказывает, они занимаются этим последний месяц, – фыркнул Тенька. – Да и раньше, чего только про Климу не болтали. Так что вреда от Гульки не будет, сплошная польза. Ты сходи, Юрген.

– Хорошо, – сильф поднялся со стула и решительно одернул голубой мундир. – Где ее найти?

На взгляд Юргена, у Гулины Сой было одно-единственное достоинство: она прекрасно говорила по-сильфийски. Правда, еще большим достоинством могла бы стать ее немота. Тот, кто утверждает, будто болтуны являются находкой для любого разведчика, просто никогда не сталкивался с Гулькой.

– …А еще вот Выля. Юра, ведь вы знаете Вылю? Ох, до чего страшно она поругалась на днях с нашей прежней наставницей полетов! Все оттого, что Выля хочет переписать методики преподавания, а госпожа… то есть, сударыня наставница считает их правильными, ведь она автор многих! Хотя, ее новая кофточка весьма неплоха. Говорят, ей помогала выбирать Ристинида, и сама возила в город к портнихе. Ристинида теперь никому не отказывает, если просят помочь с нарядами. Считается, у нее великолепный вкус. Наверное, будь мы не на таком военном положении, она сделалась бы законодательницей мод. Хотя, по-моему, тут дело не столько в чувстве стиля, сколько в излишне задранном носе…