355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Zora4ka » Формула власти. Новая эпоха (СИ) » Текст книги (страница 4)
Формула власти. Новая эпоха (СИ)
  • Текст добавлен: 16 мая 2019, 14:30

Текст книги "Формула власти. Новая эпоха (СИ)"


Автор книги: Zora4ka



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Мы так до ночи тут простоим!

– Сейчас я взлечу и ему помогу, – решил наименее насмешливый из голосов.

Щелкнули крепления доски. Смешки стихли.

– Осторожнее, Выля! Держи наготове ортону, иначе он пустит в ход свою сабельку!

– Не пустит. Во-первых, он понимает, что его ждет в таком случае. А во вторых, у него обе руки заняты – вон, как сосну обнял, точно тещу родную.

«Она еще и не дура, – мрачно понял Юрген. – Эта Выля не из тех, кто забыл бы меня обыскать или начал строить глазки. Как скверно!»

Доска с летчицей легко взмыла на уровень его глаз, и сильф увидел серьезную девушку в форме командира, примерно ровесницу Климы, но гораздо красивее по людским меркам. Одна коса чего стоит. Черты лица мягкие, а карие глаза смотрят спокойно и без насмешки. Почти с профессиональным интересом. Коллега? Но что она делает в полевой разведке?

И тут Юрген вспомнил, где он слышал имя этой девушки, и почему ее лицо показалось смутно знакомым. Он уже выдел Вылю прежде – несколько лет назад, мельком, когда заходил навестить Климу в лазарете Института. Тогда Выля смотрела так же: со спокойным интересом, без романтического обожания, каким часто одаривали симпатичного юношу девицы.

А потом Юрген узнал, что Выля всегда была Климиной «левой рукой», и осталась во главе организации, когда обда, ее «правая рука», колдун и подвернувшаяся сильфида покинули Институт на тяжеловике. Если так, то не все потеряно.

Сильф еще раз глянул вниз, убеждаясь, что ветки частично скрывают его для наблюдателей с земли, а потом пристально посмотрел Выле в глаза и, ненадолго отлепившись от ствола, сложил пальцы в жесте обды, вознося хвалу Небесам и высшим силам разом, что в свое время поинтересовался у Климы, как это выглядит.

– Мне нельзя в Орден, – почти беззвучно сказал он. – Я должен добраться до Климы.

Выля изменилась в лице, но быстро вернула себе самообладание.

– Что главное? – спросила она так же тихо.

Это явно была условная фраза, но Юрген о ней понятия не имел. А врать или гадать было себе дороже.

– Я не знаю ваших паролей, – яростно зашептал он. – Я всю зиму прожил с Климой под Редимом как посол от Холмов, поэтому слышал о тебе и о знаке.

Выля прикусила губу, размышляя.

– Что любит повторять Тенька?

Колдун встал у Юргена перед глазами как наяву. Бесшабашный и непредсказуемый изобретатель, за которым только не уследи – чужую доску испортит. Или взрывчатые стрелы создаст.

– «Интересненько это у меня получилось».

Выля кивнула, чуть заметно расслабившись, и наставительно сообщила:

– Главное – не признаваться. Запомни на всякий случай. Мы переправим тебя за линию фронта.

А потом протянула руку, за которую Юрген с радостью ухватился. И подумал, что любого на его месте ждал бы провал, даже будь этот «любой» главою тайной канцелярии или самим Верховным. Потому что любимая Тенькина фразочка в отчетах не упоминалась. Как и сама Выля. И тайный знак, придуманный Климой. Это были до поры неуловимые, но жизненно важные вещи, которые именно Юргена делали единственным на все Холмы специалистом по обде и ее окружению.

Костя Липка в который раз оказался прав.

====== Глава 3. Айлаша ======

Запомни меня молодой и красивой:

Безумие губ и сияние глаз.

Ведь жизнь коротка, а любовь тороплива!

Запомни меня такой, как сейчас.

С. Осиашвили

Деревня, где жили Герины родители, располагалась вдоль тракта между Гарлеем и окруженным войсками обды Кайнисом. По тракту сновали воины и ремесленники, разъезжали гонцы на быстроногих лошадях. По небу проносились соколы с записками и еще редкие, неуверенные досколетчики из числа тех, кого учила Гулька и подобные ей. В Гарлее полным ходом шел ремонт, Кайнис сотрясали взрывы, а здесь, в деревне, несмотря на всеобщее оживление, было спокойно.

Дом родителей Геры был одновременно похож и непохож на покинутое жилище Теньки и Лернэ. Те же деревянные полы и стены, всегда чистые, обновленные, вкусно пахнущие смолой. Огромная печь, уставленная сковородами и горшками, вышитые занавесочки на окнах. Только вместо ставней из сухого льда – мутноватые стекла. К аромату ромашкового чая примешивался запах сушеного укропа. Да и дом больше размерами: два просторных этажа с хозяйскими и гостевыми комнатами, чердак, веранда, пристройки. На полах не выцветшие самотканые коврики – а яркие, купленные на городской ярмарке. Напротив печи торжественно висели сильфийские часы, а над крыльцом – кованый сильфийский фонарь, превращенный в опору для принамкского вьюна, оплетающего одну из стен веранды. По меркам орденских земель этот дом считался богатым, по ведским представлениям – самую малость зажиточным.

Отец Геры, еще не старый плечистый мужчина с короткой культей на месте левой руки, работал в поле, плотничал и частенько ездил по соседним деревням чинить и перекладывать печи. Герина матушка и его тринадцатилетняя сестра хлопотали по хозяйству. В добротно сколоченном теплом хлеву мычала корова, хрюкали в отдельном загоне поросята, под низкой широкой стрехой квохтали куры. С недавних пор к хозяйкам присоединилась и красавица Лернэ, которую приняли и полюбили, как родную. Мать не могла нарадоваться на ласковую работящую девушку, а сестра Геры стала Лернэ доброй подружкой. Вместе идя в лес за грибами и ягодами, они казались сошедшими с живописных полотен о воплощениях весны и лета: беленькая улыбчивая Герина сестра в светло-голубом платье – и румяная темноволосая Лернэ, постарше и мечтательнее, чуть теребящая подол малиновой домотканой юбки.

Лернэ выбивала половики, пряла шерсть и доила корову, а потом помогала взбивать жирные белые сливки в светло-желтое масло. А потом выходила на крыльцо и долго-долго стояла под сильфийским фонарем, вглядываясь в дорогу: не едет ли кто знакомый?

– Сохнет девка, как есть сохнет, – сокрушалась Герина матушка. – Скорей бы уж наш охламон за ум брался: какая уж там война, когда тут жениться надо!

– Не охламон, – степенно возражал ей муж. – Выучили мы его, воспитали как следует, в Институт пристроили. Вон, благородным господином стал, все его слушают. Девочку хорошую привел. Чай, не пропадет.

– Я б не печалилась, – вздыхала Герина матушка, – кабы он сказал нам, что она ему невеста! А то ведь: «сестра друга», сохраните высшие силы! Да и Лерочка сама – вздохнет-всплакнет, а как Герка приедет, только смотрит на него, словечка нужного не скажет. А наш-то: аки пень лесной… Обда то, Тенька сё, а Лерочку как надо не приласкает. Поговорил бы ты с ним!

– Что ты к парню прицепилась? Тяжко ему, заботы мужские, война, политика, а ты со своей Лерочкой! Сами, чай, уже не дети, договорятся. Вспомни, сколько я за тобой ходил.

– Да уж, – скептически фыркала жена. – Не мычал, не телился. Думала, так в девках и помру! Ты все ж поговори с сыном…

Время от времени в доме останавливались важные гости, как и все снующие между Гарлеем и Кайнисом. Тогда в одной из загодя приготовленных комнат на втором этаже поселялась обда, которую в этой части страны называли не «сударыней», а «госпожой». Как и прежде, постояльцем Клима была тихим, работала с утра до ночи и совершенно не интересовалась домашним хозяйством. Зато ее верные охранники и вечные соперники Хавес и Зарин, которых селили в комнате по соседству, среди полузабытого деревенского покоя начинали изнемогать от безделья. Они сидели у печи, болтая с хозяйками, шумно таскали воду из ближайшего колодца – обязательно наперегонки, из-за чего половина воды расплескивалась по дороге – громко споря, чинили расшатавшуюся ножку стола, а то вдруг принимались травить байки и так старались друг друга перещеголять, что послушать эти красочные истории сбегались не только домочадцы, но и соседи.

Сам Гера появлялся в отчем доме нечасто, занятый делами в войсках. Но уж если приезжал, то действовал на соперников подобно ушату ледяной воды, заставляя даже в мирный час помнить о долге и не выделываться. Тем более, Причина-их-Стараний все равно ничего не увидит: занята государственными делами, плевала на всякие байки и тому подобные глупости, а снисходит до подданных только во время обеда, чтобы поскорее его проглотить и снова уйти в работу. В этом Клима очень напоминала Теньку, который чаще всех задерживался в этом гостеприимном доме, и даже оборудовал в своей комнате очередной филиал мастерской, страшными клятвами заверив Геру, что во время опытов ничего не спалит.

Эксперименты колдуна и впрямь последнее время сделались на удивление бесшумными. Лишь иногда из-за неплотно прикрытой двери доносилось птичье кудахтанье, а единственный раз завоняло палеными перьями. Любопытная Герина сестричка уверяла, что видела на полу Тенькиной комнаты не меньше дюжины сильфийских досок разной степени пернатости, а еще одно полено с самым настоящим клювом. Половина домочадцев ей не поверила, а оказавшийся рядом Гера советовал прикусить длинный язык и не разглашать государственную тайну.

Так, в делах и заботах, жаркое лето перевалило за излом. Август принес в Принамкский край сухие горячие ветра с южных земель Голубой Пущи. Желтела пшеница на полях, становясь все больше похожей цветом на растрепанные волосы новой обды, расцветало в садах третье за лето поколение роз.

В один из первых дней августа на дороге к дому показался статный всадник на сером в яблоках жеребце. Рожденная засухой пыль растревоженно клубилась под копытами, создавая настолько плотные облака, что казалось, по ним могли бы гулять сильфы.

Лернэ выбежала на крыльцо, под фонарь, а потом не выдержала, подобрала тяжелую малиновую юбку, и помчалась навстречу, тоже вздымая пыль.

Они поравнялись в двадцати шагах от калитки. Гера резко осадил коня и воскликнул:

– Что же ты под копыта лезешь!

– Я нечаянно, – сказала Лернэ своим чудесным голосом, похожим на перезвон серебряных колокольчиков, и улыбнулась, во все глаза глядя на юношу.

Гера был загорелый и сильный, в коричневой кожаной куртке с широкими рукавами, из-под которой выглядывал край кольчуги. На его поясе с богатой пряжкой висел меч, а за спиной, поверх темно-желтого запыленного плаща – ортона. Улыбка у Геры была все такая же добрая и открытая, а взгляд – твердый и спокойный.

– Ой! Бороду отрастил!

Гера машинально поскреб щеки и честно поправил:

– Это еще пока не борода, а щетина. Нравится?

– Не знаю, – честно сказала Лернэ. И тут же спросила, почти с мольбой: – Ты надолго?

– На несколько дней, – обрадовал ее Гера. В их беспокойной жизни это теперь считалось долгим сроком.

Лернэ подошла совсем близко к седлу, и Гера рассматривал ее. И малиновую домотканую юбку, и длинные темно-каштановые локоны в косах, и по-сильфийски синие, но по-людски теплые глаза, и каждую черточку, которые уже помнил наизусть.

Он легко спрыгнул на землю, подняв очередное облако пыли. Лернэ взяла коня под уздцы и погладила по белому пятнышку между глаз. Странное дело, но под ее ласковой рукой успокаивалась любая домашняя скотина. Впрочем, Гера это странным не находил.

– Я привез тебе гостинец, – сообщил он, раскрывая одну из седельных сумок и бережно доставая оттуда что-то продолговатое, завернутое в мешковину. – Надо же, такая жара, что все высохло. А я вылил сюда почти ведро воды!

Лернэ обеими руками приняла сверток и заглянула под мешковину.

– Ой, роза! Какая красивая! Только поникла немножко, но я ее полью, и оживет.

– Ты ее и посадить можешь, – довольно пояснил Гера. – Она там с корнями и землей. Я выкопал ее в Кайнисе во время тайной вылазки.

Лернэ ахнула, прижимая подарок к груди.

– Ты был на настоящей разведке! Это очень страшно?

– Ни капельки! – Гера расправил плечи. – Скоро Кайнис и вовсе будет наш, тогда я повезу тебя туда и покажу все тамошние сады! Правда, их там немного, ведь Кайнис – военная крепость. Зато какие там башни и метательные орудия…

Они медленно направились к дому, ведя коня за собой и болтая обо всем на свете.

– Мы здесь тоже не скучаем, – говорила Лернэ. – У коровы теленочек будет, за нею надо присматривать. Сбор урожая на носу, надо столько всего успеть! А я еще я прялку раздобыла и хорошую шерсть, будут всем к зиме теплые вязаные шарфы. Здесь нынче тихо…

– Конец вашей тишине, – улыбнулся Гера. – Скоро такой шум поднимется, что ты и о прялке позабудешь!

– Клима приедет?

– Не только Клима, а еще все ее охранники, несколько штабных, новый казначей и Гулька. К вечеру доберутся. Я вперед поехал, чтобы вы тут готовились.

– Ну, если Гуля будет, то шуму и правда поднимется много, – решила Лернэ. Она видела наставницу досколетчиков обды всего один раз, но этого хватило, чтобы составить впечатление. – А Ристя приедет?

– Не знаю, – Гера пожал плечами. – Вчера, когда Клима говорила с ней по Тенькиному зеркальцу, Ристинка была на пути сюда из Фирондо. Если Гулькины ученики успели ее встретить и доставить к нам в лагерь – то вечером увидитесь. Кстати, о Теньке. Он в ваших краях не объявлялся? А то три недели назад заявил, что на разведку его уже не тянет, ратные подвиги не прельщали никогда, сердце требует серьезной науки, а в палаточном лагере под Кайнисом «ни зеркало нормальное не поставишь, ни табулятоид», что бы это ни значило. Уехал, все зеркальца Климе оставил, и с тех пор мы о нем не слышали.

– Тенечка у нас, – поведала Лернэ, заходя во двор через калитку и снимая крючок с ворот. – Только он в последнее время странный какой-то стал…

– Что, ЕЩЁ более странный? – фыркнул Гера, распахивая ворота, чтобы мог пройти конь. – Разве такое возможно?

– Тенька немножко рассеянный, – Лернэ положила розу на землю и помогла затворять створки за прошедшим на двор жеребцом. – А нынче сам не свой сделался. Неделю назад спустился к нам, глаза блуждают. Срезал с герани на окне большую ветку и обратно убежал. Унес к себе досточку, молоток и гвозди. А однажды заявил, что наше общество стоит в начале технического развития, и это его угнетает. Третьего дня вовсе песни пел! Гера, ты помнишь хоть раз, чтобы Тенечка пел?

– Не-а, – мотнул головой юноша.

– И я! За всю жизнь!

Гера задумался.

– Может, у него очередная зазноба появилась?

– Откуда? – вздохнула Лернэ. – Он из дому-то не выходит! Даже обедать почти не спускается. А начнешь его уговаривать – уже ел, отвечает. У себя в комнате сам с собою о чем-то бормочет на разные голоса. А иногда при нас говорит не по-людски, гундосит что-то, шипит, языком щелкает...

– Разберемся, – постановил Гера.

Расседлав коня, они зашли на веранду. Там Лернэ развернула розу, огромную, алую, пусть и слегка поникшую, и принялась пересаживать ее в горшок с землей. Веранда была уставлена горшками: розы и фиалки, герань, буйно цветущие ромашки и даже сильфийский укроп.

– Помнишь? – указала девушка на белый розовый куст в большом вазоне. – Это ты привез мне из-под Гарлея. А вон ту золотистую розу – из самого Гарлея.

– Все помню. Особенно укроп, – подхватил Гера, – А вот эти фиалки – из деревеньки под Косяжьей крепостью, что далеко к югу отсюда… славно они у тебя разрослись.

Лернэ улыбалась, тонкими пальцами приминая рыхлую сырую землю вокруг стебля, а солнечные лучи сияли на ее волосах, пыльной малиновой юбке, и на чудном румяном личике. Гера любовался ею, а она любовалась Герой. И им обоим казалось, что нет в мире лучшего счастья, чем просто смотреть друг на друга и беседовать среди цветов после долгой разлуки.

На веранду выскочила бойкая Герина сестричка, вслед за ней, ахая, прибежала матушка, а потом явился отец и посулил сыну серьезный разговор, который тут же решено было отложить до конца обеда. Ведь не абы-кто явился, а герой с войны! Его и накормить надо, и отмыть, и, самое главное, наглядеться вдоволь.

Уже на пороге Тенькиной комнаты Гера удостоверился, что с другом и впрямь неладно.

В комнате было прибрано.

Не то чтобы совсем уж ни пылинки, но даже это было на Теньку не похоже.

Не валялись по всему полу пернатые доски, кипы бумаг на столе не громоздились как попало, а были разложены в аккуратные стопочки. С потолка не свисали ромашковые веники, а на стенах не чернели пятна сажи. От сундука не пахло пролитыми реактивами: разномастные колбы чинно были расставлены на деревянной полке – видимо, специально для них прибитой при помощи того самого молотка и гвоздей, о которых упоминала Лернэ.

Окончательно добил Геру куст герани на подоконнике. Нормальной, цветущей, аккуратно подстриженной и ухоженной герани безо всяких колдовских изменений. Юноша был не в состоянии представить себе ту неведомую силу, которая заставила друга прибраться, вытереть пыль и – высшие силы! – прибить на стену полочку для реактивов.

Единственной привычной вещью в комнате было здоровенное радужно поблескивающее зеркало в массивной деревянной оправе, но даже эта оправа не выглядела запыленной и поцарапанной.

Сам кандидат в сумасшедшие валялся на застеленной кровати и мечтательно глядел в потолок. Эта знакомая поза, а еще испещренная каракулями записная книжка рядом, несколько успокоили Геру. Но поговорить все же следовало. Юноша перешагнул порог и прикрыл за собой дверь.

Тенька поднял голову от записей, обернулся в сторону гостя и жизнерадостно улыбнулся, приветственно взмахнув рукой.

– С приездом, доблестная армия! Надолго сюда? Чего интересненького на фронтах?

«Друзей – узнает», – машинально подумал Гера, подходя ближе и отмечая, что покрывало на кровати тоже чистое и стиранное как минимум на той неделе.

– На фронтах порядок, – осторожно сообщил он. – Приехал надолго, еще и Клима к вечеру объявится с половиной штаба. Вот-вот конец лета, сборы урожая. И когда сдадут Кайнис, там непременно будет разруха. Поэтому ожидается большое хозяйственное совещание.

– Это дело, – Тенька широко, сочно зевнул и хлопнул ладонью по покрывалу. – Да ты садись! Чего всполошенный такой?

Гера выдохнул и рубанул напрямик:

– Объясни, что с тобой происходит?

– Со мной? – удивился Тенька, одним махом переворачиваясь со спины на живот и отодвигая записную книжку. – А в чем дело?

«На вопросы – реагирует», – сделал Гера вторую заметку, все-таки сел и, воодушевленный, продолжил:

– Лернэ говорит, ты сам не свой стал. Герань разводишь, песни поешь…

Тенька почему-то очень смутился. Гера впервые видел, как у друга под белобрысыми волосами краснеют его оттопыренные уши.

– Больше ты Лерку слушай! Всего куплет-то и пропел, чего сразу панику поднимать?

– А все это? – Гера широким жестом обвел комнату. – Я в жизни у тебя такого порядка не помню! Ты с чего вдруг убираться затеял?

Колдун тоже обозрел окрестности. Как показалось юноше – сокрушенно.

– Это не я. Понимаешь, интересненько получилось… Кто ж знал, что все так далеко зайдет!

– Не понимаю! – решительно отрезал Гера. – Что зайдет? Не темни!

Тенька почесал в затылке и кивнул на зеркало.

– Косинусоида невметической инвекции. Я сперва думал, просто гляну одним глазком… Потом – просто поговорю. А там и в гости, а там и герань, и как-то интересненько все закрутилось! Наверное, и правда придется ее с вами знакомить. Она уже и сама просит.

– Кто? – Гера тоже покосился на зеркало.

– Звезда, – мечтательно протянул колдун и снова развалился на спине, изучая потолок.

«Все-таки рехнулся», – сделал неутешительный вывод Гера, но решил уточнить:

– С неба что ли?

– Пожалуй, с неба… Говорю ж, косинусоида! Эх, а сильфы еще в них не верят!

– Так… звезда сошла с неба, чтобы прибраться у тебя в жилище?

– Говоря объективнее, она вылезла из водяного зеркала, – Тенька качнулся вперед и сел, пятерней взъерошивая вихор. – Смещенное преломление искажает пространство и получается соединение двух относительно удаленных точек. То есть, теоретически – она с неба, а опытным путем сидит внутри зеркала. А для нее – я из зеркала. Вот такая интересненькая относительность… Жаль, к ней не получается пока влезть! Вернее, влезть-то я смогу, а вот вернусь ли обратно – неизвестно. Вот и сижу, – он кивнул на записи, – пытаюсь загнать удельную мягкость временного пространства в формулы твердого порядка, иначе пропаду на веки вечные, и наша злокозненная обда, как водится, меня за это прибьет.

Гера в который раз изучил здоровенное зеркало и подумал, что Теньку неплохо бы от него изолировать. Глядишь, перестанут звезды мерещиться.

– А как она выглядит, твоя звезда?

– О-о, – протянул сумасшедший изобретатель не просто мечтательно, но и восхищенно. – Она такая… такая! Неземная, словом. Увидишь ее, и сам поймешь.

– Она сейчас явится? – осторожно уточнил Гера.

Тенька глянул в окно, на клонящееся к горизонту солнце.

– Не-а. У нас условлено после заката. Она поначалу стеснялась, а теперь приходит каждый вечер и остается до утра. Вообрази: она понимает мой почерк! И еще знает функции линейных интегралов, вплоть до самых неприличных. Видал, как бумаги разобрала? Сказала, раздобудет печатный станок и превратит мои каракули в книги.

– Тенька! Печатный станок в эту комнату не влезет.

– Я ей тоже так сказал. А она смеется и говорит, что у нее есть такой, который поместится на ладони. Интересненькая штука, вот бы поглядеть! А уж как она уболтала меня приколотить эту крокозяброву полочку для реактивов, я сам не пойму! Представляешь, заявила, что мне надо правильно питаться…

– Вот, – проворчал Гера, – даже звезда с неба это признает!

– …И теперь таскает мне в баночках сбалансированную пищу…

– А это еще что такое?

Тенька пожал плечами.

– Крокозябра ее знает… Еда как еда. Может, из-за баночек? Но вкусненько! Я теперь и к твоим поесть почти не спускаюсь. А Лерка, кажется, решила, будто я вздумал себя уморить. Сестра, что с нее возьмешь! Не думаю, что они поладят. Звезда слишком далека от Леркиных правил морали. Ну, знаешь, она считает, что женитьба – это стариковские бредни, в молодости надо брать от жизни всё, гулять до упаду, делать карьеру. Женщины должны быть сильными и независимыми, уметь за себя постоять…

– А мужчины тогда зачем? – удивился Гера.

– Не знаю, – отмахнулся Тенька. – Наверное, чтобы таскать им в баночках сбалансированную пищу и разбирать бумаги.

– Чушь какая-то, – пробормотал Гера, в который раз оглядывая прибранную комнату. Что бы это ни было, но рассудок другу оно подвинуло знатно.

Гера проговорил с Тенькой до самого заката, но ничего вразумительного не выяснил. Единственное, что он смог понять из путаных рассказов, перемежаемых научными терминами и бытовыми подробностями – «звезда с неба» виделась стукнутому от тучу Теньке кем-то вроде живой девушки неописуемого вида, причем в эту самую девушку друга угораздило неслабо влюбиться. Во всем прочем Тенька был прежний, и поэтому оставалось надеяться, что совместными усилиями родных и близких они сумеют преодолеть этот его заскок. Поставили же Теньку на ноги после удара молнией! И сейчас помогут прийти в себя. Надо только сговориться с Климой и вызвать из Фирондо сударыню Налину Делей.

Но сразу сговориться с Климой не получилось. Обда прибыла поздно вечером в сопровождении небольшой толпы подданных, отказалась от ужина, выставила из кухни хозяев, Лернэ и охранников, зажгла там все имеющиеся в доме свечи, разложила на столе несметное количество бумаг и устроила совет.

Гера занял почетное место по правую руку обды, слева расположилась Ристинка, все же приехавшая на радость Лернэ. Далее сидели Гулька, штабные и новый казначей, то и дело вытирающий капельки пота, обильно струившиеся по ранней лысине.

С казначеями Климе не везло. Никто из них не мог следить за бюджетом так же хорошо, как она, а право делать это хоть немножко хуже избранница высших сил ни за кем не признавала. Опытные казначеи Фирондо и других крупных городов привыкли подворовывать, а когда Клима немилосердным методом топора и веревки объяснила, что воровства не потерпит, те вовсе перестали идти к ней на службу, предпочтя сомнительные прелести военных походов своим теплым домам на западе страны. До поры Клима оставила их в покое, лишенная времени на очередные внутренние разборки, а вопрос с блюстителями казны снова стал открытым. Обда не могла, как прежде, проводить сутки напролет за пересчетом денег, а между тем казна разрослась, и учет требовался строже. Перебежчикам из Ордена Клима пока не настолько доверяла, а люди со стороны не имели должного образования.

Нынешний казначей был восьмым по счету и происходил из рода придворных прежней обды, настолько древнего и затаившегося, что потомки былых аристократов попрали семейные традиции и предпочли гордое, но нищенское существование на задворках страны низменной, но прибыльной торговле при Ордене. Именно за деловую хватку Клима и приблизила его к себе, расщедрившись на высокий пост. Но управляться с делами лавки, пусть преуспевающей, и ворочать бюджетом молодой державы – не одно и то же, поэтому новому казначею приходилось туго. Вдобавок, добрые люди успели ему рассказать о печальной участи предшественников (особенно проворовавшихся), и теперь, глядя на обду, бедняга покрывался потом и начинал немного заикаться. Клима выжидала. То ли верила, что казначей сумеет себя преодолеть и подчинить непокорный бюджет своей воле, то ли пока не нашла равноценную замену.

– …Три доски разбиты в щепу, – скороговоркой докладывала Гулька. – Пятнадцать сгорело, шесть на починке, еще одна летает плохо, высшие силы ведают, почему. Я-то на нее стала, а она туда-сюда, и не шелохнется больше! Ратька с пятого отряда говорил, что его кум, когда ездил на Холмы к своей двоюродной бабушке…

– Короче, – перебила Клима.

– Да куда короче-то! Так вот, у этой бабушки сестра свекрови…

– Гулька!

– …Работает в сильфийском ученом доме, где доски делают. И там, как говорят, на сотню досок всегда одна нелетучая приходится! Так что, обда Климэн, ты как знаешь, а следующую партию надобно поштучно проверять, а то сильфы-то нам-то втюхают, тридцать четыре смерча на них! Я вот на четверть сильфида, подвох не чую, а вот, говорят, в третьем отряде товарищ брата жены второго стрелка…

– Гулька!

– …Он, сказывают, натуральный сильф! – на остатках дыхания выпалила девушка. – Ежели его привлечь…

– Чтобы он на своих доносил? – скривила губы Ристя.

– Так мы не за бесплатно! – не растерялась Гулька. – А чего ему? Он, говорят, среди людей уж лет пятнадцать живет. Ежели не врут, конечно. А то вот еще говорят…

– Моя обда, зачем тебе агентура с такой наставницей полетов? – усмехнулся командир разведки.

– Агентура не сплетничает, – Клима чуть прищурила покрасневшие глаза. Гера видел, что она явно не спала минувшей ночью, да и этой не собирается. – Гулина, перескажешь разведчикам все, что знаешь, пусть отличат правду от домыслов и впрямь найдут мне специалиста по сильфийским доскам. Чую, еще одну закупку у Холмов сделать придется.

– А потом? – заинтересовалась любопытная Гулька.

– К зиме видно будет, – туманно ответила Клима, и только Гера знал, что в этот момент она думает о пернатых деревяшках в Тенькиной комнате. – Итак, Гулина отчиталась. Что у нас с дальней агентурой?

– В Фирондо спокойно, – сообщила Ристя, заглядывая в тисненую золотом записную книгу. – Готовятся к сбору урожая. Сефинтопала просит отозвать часть войск, а горцы в кои-то веки с ним согласны – на западе не хватает рабочих рук.

– Учтем, – платье на Климе дорожное, но сшитое добротно и по последней моде. Драные платки остались в прошлом. – Что еще?

– Ехала сюда через вашу деревню, – Ристя закрыла книжку и убрала выбившийся из запыленной прически локон. – Крепость почти достроена, остались крыши и отделка. К весне ждут тебя принимать работу. На ведско-сильфийской границе встречалась с Костэном Лэем. Он сообщил, что спрашивал своих о портретике, и…

– Про портрет после, наедине, – перебила Клима. И устало потерла висок. – О договорах и поставках что-нибудь говорил?

– Нет, заверил, что распинает Юргена, – бывшая благородная госпожа сморщила нос. – Судя по его лицу, дело предстояло не из простых. Еще Костэн сказал, что Верховный Амадим заинтересован в возобновлении дипломатических визитов и, как ты не желаешь видеть никого, кроме Юргена, так он хотел бы иметь дело лишь со мной.

– Хорошо, – кивнула Клима. – Я пошлю тебя на Холмы, когда мы возьмем Кайнис. Пока езжай куда-нибудь в тыл и закажи швее новые наряды. Я выдам тебе средства и одного из Гулининых учеников, для скорости передвижения. Гернес, что по части армии?

– Отчет по расходам я тебе отдал, – с готовностью доложил тот. – Настроение у солдат боевое, пища скудновата, лошадей недостает. Разведка проведена, брать Кайнис можно хоть завтра…

Гера говорил и смотрел на лицо Климы. Из-за свечей оно казалось желтым, а тонкий золотой ободок в волосах поблескивал, точно живая змейка. В этом неясном, мерцающем свете особенно отчетливо были видны темные тени, уже, казалось, навечно поселившиеся под черными глазами. Нос чудился особенно длинным и горбатым, напоминающим изломанный птичий клюв, а тонкие губы – узкой чертой, нарисованной теми чернилами, которыми обда сейчас пишет по бумаге. В последнее время Гера начинал по-настоящему понимать то, о чем ему еще год назад говорил Тенька: их непогрешимая Клима – тоже живой человек. И она тоже устает от дорог, бессонных ночей, постоянного напряжения. Но именно то и отличает избранницу высших сил от них всех: раз за разом она оказывается сильнее своей усталости, и сияние в глубине глаз лишь разгорается ярче, поглощая темные круги, горбинку на носу, морщину между бровей, тонкие искусанные губы, делая все это неважным, несущественным по сравнению с той необъяснимой силой, которая так поразила его еще в самую первую их встречу. Пожалуй, Гера понимал, почему в ту злополучную ночь зимнего солнцестояния Тенька не смог просто развернуться и уйти, когда Клима желала, чтобы он остался. И почему Зарин с Хавесом так бравируют перед обдой и друг перед другом. Понимал – но все же находил красоту и мягкость Лернэ в тысячу раз лучше властного Климиного обаяния.

Клима в очередной раз устало потерла виски и переплела пальцы.

– С войсками все ясно. Теперь перейдем к бюджету.

Она перевела взгляд на казначея, и казначей тут же выронил платочек.

Гера заглянул в бумагу, которую Клима держала перед собой. Это был список предстоящих расходов, и, видят высшие силы, тут было, чего испугаться. Итоговая сумма выходила поистине заоблачной.

У казначея имелась копия списка, которую тот нервно теребил подрагивающими пальцами.

– Моя обда… Обда Климэн… Вот хоть режь меня – денег нет!

Черные глаза стали колючими, а тонкие губы вовсе сжались в нитку.

– А куда подевалась прибыль от пятнадцатого июля?

– Д-доски, – заикаясь, принялся перечислять казначей, тараторя при этом не хуже Гульки, – лекарства, доля на восстановление Гарлея, доля на жалования, доля на закупку продовольствия по сниженным ценам, фураж, кони, ремонт тяжеловика, разбор тяжеловика на запчасти, покупка нового у сильфов…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю