Текст книги "Улыбайся, милая Мэри (СИ)"

Автор книги: урсула де виль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Савада нерешительно взглянул куда-то в сторону, после чего выдохнул, приводя мысли в порядок (сейчас было крайне необходимо, чтобы хоть кто-то из них двоих сохранял трезвость ума). Он устало взъерошил волосы на затылке и, спустя ещё несколько секунд непродолжительных раздумий, наконец изрёк:

– Эта проблема главным образом затрагивала и область работы отдела безопасности, поэтому, как его начальник, Хибари должен был знать.

– … Ясно.

Тсуна опешил: сухое и бесцветное «ясно» – всё, чего он удостоился в ответ на свои слова. Он резко повернул голову, желая высказаться, чтобы оправдать себя, однако осёкся, не успев сказать и слова.

Мэ Ри выглядела такой униженной, разбитой и несчастной с этой горькой улыбкой и слезами, скопившимися в уголках глаз, готовыми вот-вот сорваться с ресниц, что у него не хватило смелости даже на то, чтобы рот раскрыть.

– Ты же знал, где моё слабое место, – срывающимся от слёз, раздиравших горло, голосом, произнесла она. – Знал, что родная семья – это всё для меня. Что я за неё всё на свете продам и сама продамся.

Мэ Ри страстно желала что-нибудь разбить, порвать, сломать. Как её обвели вокруг пальца! Она-то думала, что они договорились в условиях взаимного шантажа. А оказалось, что шантаж был лишь со стороны Дечимо, и каждое действие и слово Мэри было частью его хорошо продуманного плана. С какой стороны ни посмотри, он в любом случае оставался в выигрыше.

Хотелось кричать от злости. И тем не менее она так устала от всей этой суматохи и разборок с мафией, что у неё не было сил даже сказать что-то существенное – ни физически, ни морально.

– Мэ Ри, прошу тебя, не совершай необдуманных поступков, – Тсуна принял вторую попытку наладить контакт. – Ты сейчас злишься на меня – понимаю. Но ты запросто можешь навредить себе. Я не хочу этого.

О, боже, как же это уморительно!

Зайдясь истеричным смехом, девушка опустила левую руку на живот, который скрутило болезненной судорогой то ли от всей той горечи, что кипела внутри неё, то ли от того, что страх и стресс, накопленные за последние несколько дней, напротив, постепенно сходили на нет.

– Мой. Герой. – сквозь смех и слёзы выдавила она из себя. – Нет, серьёзно. Это так мило, что после того, как ты удачно попользовался мной и даже сорвал парочку бесплатных бонусов, ты заботишься о моих чувствах и о моём здоровье.

– Дай мне время всё тебе объяснить.

– Не хочу. Первый раз за всё то время, что длится эта тупая пародия на брак, я вообще не хочу тебя слушать. И видеть тоже.

– Хон Мэ Ри, я прошу тебя, давай мы всё обсудим.

Девушка не вздрогнула и даже не моргнула. В её глазах, на глубине которых прежде горели ярость и непонимание, что-то потухло. Словно разом перегорели все эмоции, оставив за собой лишь смятение, хаос и руины.

Мэ Ри безвольно опустила руку, в которой сжимала пистолет, но не прошло и мгновения, как всё вокруг разом содрогнулось от оглушающих выстрелов-хлопков. Она стреляла в землю у своих ног до тех пор, пока затвор не начал щёлкать пустотой обоймы. А затем, тускло блеснув холодным металлом в свете загоревшегося фонаря, с негромким плеском пистолет отправился на дно Средиземного моря.

Дечимо с облегчением выдохнул, несмотря на то, что повода у него не было.

Избавившись от неприятной тяжести, девушка поднесла правую руку к безымянному пальцу и сдёрнула с него обручальное кольцо, уместив его на раскрытой ладони.

– «Мы»? – Почти искренне удивилась она. – Странно. Я думаю, что ты ошибся – никаких «нас» нет, – сухо произнесла Мэри, утерев слёзы свободной рукой. – Никогда не было.

Она демонстративно перевернула ладонь и кольцо соскользнуло с мокрой руки, со звоном стукнувшись об смолистый асфальт и укатившись с глаз подальше.

– Ты не можешь…

– … Остаться. – безразлично перебив его, Мэри провела рукой по лицу, размазывая остатки слёз по щекам. И улыбнулась. – Знаешь, мне даже почти не обидно сейчас. Иногда такое случается. В конце концов – «Хорошее дело “браком” не назовут».

Да и была ли там она?

Эта ваша любовь?

Комментарий к Часть тридцать четвёртая. Finita la commedia.

UPD От 07.06.19!

Финальная глава скрыта в черновиках и отправлена на ремонт, ибо я так захотел – Она мне не нравится.

========== Часть тридцать пятая. Не прощай. ==========

I.

Со стороны могло показаться, что Мэ Ри была в ярости.

Ещё бы.

Она, закрывшись от всего мира на кухне и предварительно попросив у всех некоторое время на единение с собой, не выходила уже несколько часов, по предположениям сторонних наблюдателей держа наизготовку какие-нибудь дорогие бьющиеся предметы, чтобы начать с порога обстреливать первого, кто вздумает вторгнуться в её личное пространство.

На самом же деле Мэри была куда спокойнее и вовсе не планировала тотальный разбой ближайшего сервиза, и уж тем более она не собиралась снова разразиться истерикой и покорить всех крокодильими слезами, чтобы заполучить желаемое. Оставшись в одиночестве, Хон нерасторопно – не желая спешить и зная, что её не подумают побеспокоить, пока она не пытается выброситься в окно или засунуть в вены все колюще-режущие предметы – заварила свежий чай, бросила в него щепотку высушенных ягод малины, залила всё кипятком и поставила кружку на стол. Рядом с комично-романтичной тонкой вазой, в которой одиноко болтался цветок. Открыла окно, чтобы выпустить застоявшийся воздух из помещения и собственных лёгких, и не чувствовать себя в ловушке. Потом присела за стол и позволила себе впасть в глубокую медитацию, время от времени потягивая приготовленный чай и обдумывая план действий на ближайшие двадцать четыре часа. Потому что пускать всё на самотёк было попросту нельзя. Не в такой ситуации.

В душе царил странный штиль. Мэ Ри знала, что после того, как примет решение и последует ему, то её просто разорвёт от эмоций, но пока что она пользовалась моментом

ясности ума и размышляла, никуда не торопясь.

Часы отмерялись чайными кружками и действия повторялись по кругу: Мэри растягивала напиток, пока он не остынет, вставала, выливала холодные остатки в раковину и заваривала чай заново, чтобы опять сесть и размышлять.

На самом деле всё было куда проще, чем казалось на первый взгляд.

Вот же она, палка о двух концах, – лежит прямо перед глазами.

Два выхода в две разные пропасти, за которыми будет лежать только неизвестность.

Левая сторона – уйду, не оборачиваясь назад.

Правая – останусь.

Хотя бы для того, чтобы выслушать всё, что так жаждут объяснить.

– Ну и мудак же ты, Дечимо, – шумно выдохнув, Мэ Ри проглотила подступившие на автомате слёзы вместе с глотком чая. – Плана другого у тебя не было? Не смеши меня.

Её взгляд скользнул ниже, старательно высверливая в приговоре дыру.

Палка о двух концах.

На одном конце крест. На чувствах, на желаниях, на грёбаной гордости. На всей жизни.

На другом – полоса. Возможно чёрная. Возможно дорога, которая поведёт прямиком в ад.

Уморительно.

Чай заканчивается синхронно с сушёной малиной в банке. Мэри запоздало понимает, что вокруг неё сомкнулась ночная мгла, оставив в темноте без единого проблеска света. И до сих пор ни единая живая душа не вмешалась в её одиночество.

Это не значило, что им всем вдруг резко стало плевать, раз она потеряла статус законной супруги босса.

– Нарыдалась?

Это значило, что снаружи, за дверью, был тот, кто мог в любой момент ворваться сюда и силой вытащить, просто не видел в этом необходимости.

Что ж. Спасибо хотя бы за это.

– Дай мне телефон.

Быть вежливой Хон Мэ Ри не могла – попросту устала подстраиваться под всех. Ей резко стало плевать на всё это – формальности, воспитание, старшинство.

Смертельно хотелось лишь одного – спрятаться от всех и уснуть. Желательно без возможности завтра утром снова очнуться в этой проклятой всеми демонами и богами Италии. Жаль, что настолько громадных чудес не существует в природе, и машину времени изобрели лишь в кинематографе.

– И что ты собираешься с ним делать?

Разбить об твою голову – Мэри мрачно посмотрела в сторону, поначалу вообще не думая отвечать. – Нет, ещё лучше. Об голову твоего босса.

Вряд ли Хибари испытал бы безграничное счастье, услышь он такие слова.

– Прямо сейчас? – Уточнила Хон. – Забронировать номер в отеле, вызвать такси и пожить где-нибудь. Не здесь.

Да где угодно, в общем-то, лишь бы не здесь.

У Кёи, по мнению Мэри, не было чувства юмора, а если и было, то весьма специфическое, поэтому её неприятно удивила ироничная усмешка мужчины. Уже сам факт того, что он согласился стеречь её под дверью кухни (наверняка по просьбе Савады), напоминал начало какого-нибудь жутко несмешного анекдота с летальным исходом главных действующих лиц в самом конце.

Хотя телефон он ей всё-таки дал.

– Я тебя отвезу. – Немногословно (как и всегда) сообщил Хибари, на этот раз поразив Мэ Ри до глубины души своим благородным порывом. Нет, правда, откуда бы в этом сосредоточении эгоизма и социопатии, взяться рыцарским порывам? – И не смотри так. Забить до смерти, может, и не забью, но Саваде сдам.

– Спасибо, меня лучше забить. – Угрюмо пожелала Хон. – Идея, вообще-то, состояла в том, что никто не будет знать, в каком отеле я буду проводить свою депрессию.

– Мне глубоко плевать на ваши разборки, но караулить женщину под дверью и ждать, пока у неё закончится заряд истерики, я больше не намерен. Сами решайте свои проблемы.

Раздражённо поведя плечами, Мэри настолько ядовито, насколько ей позволяли силы, державшиеся на одном лишь энтузиазме, ответила:

– Мамочки мои, я сейчас расплачусь от твоей дружеской поддержки.

Хотя это тоже всего лишь повеселило Хибари.

Следующие четверть часа были потрачены на сборы: Мэ Ри бросала в сумку всё, что не было нажито, как совместное имущество, и вещей оказалось очень мало, что дало дополнительную пищу для размышлений и возведения себя в статус нищей иждивенки. Ключи от автомобиля, который когда-то всецело и безраздельно принадлежал ей, Хон со слезами скупости и долгими колебаниями оставила на прикроватной тумбе. Придавив ими заявление на развод, которое уже включало в себя все заполненные графы, за исключением подписи супруга.

Решение покинуть здание не через парадный вход, чтобы не вызвать лишней суеты, оказалось на сто процентов обоюдным. Тихо прижав за собой дверь летней веранды, Мэ Ри прошла на уличную парковку.

Не колеблясь ни секунды, она села в автомобиль, так ни разу и не обернувшись.

II.

По старой доброй традиции, перемены в жизни отождествлялись с переменами в стиле, поэтому вскоре после болезненного расставания, которое она умудрилась сотворить в одностороннем порядке, Мэ Ри отсекла то единственное, что могло изменить её внешне. На третьи сутки своего добровольного заключения в номере отеля, она села перед зеркалом, вооружившись ножницами и расчёской, обрезала волосы и сожгла их в раковине ванной комнаты. Была ещё мысль показательно осветлиться, мол: «Смотри, ты принимал меня за тупую дуру, которой можно крутить как хочешь, так я теперь полностью соответствую образу каноничной перегидрольной блондинки, которой перекись разъела мозг». Однако мысль быстро отошла на второй план, когда Мэри всё-таки остановилась и подумала – оно того не стоило.

На восьмой день каникул своего разбитого сердца, Хон созрела для более-менее конструктивного диалога, за коим и обратилась к Бьянки. В конце концов, обвинять в хитрой ублюдочности босса его подчинённых – смешно и нелепо.

Встреча была организована на нейтральной территории – в местном ресторане. Так или иначе, но Мэри адекватно оценивала возможности Вонголы и ей не составила труда понять, что скрывать своё местоположение было бесполезно. Даже если Хибари никому ничего не сказал, вряд ли её исчезновение могли так просто оставить без внимания. Информаторов Вонголы грех недооценивать.

В ресторане Мэ Ри встретил хост.

Поджарый юноша, на вскидку на год-два младше девушки, ослепительно улыбнулся ей, заискивающе подмигнул на обольстительный итальянский манер, и проводил до нужного столика, за которым уже расположилась Бьянки. Дождавшись, пока Хон подчёркнуто-вежливо поздоровается и присядет, хост положил перед ней меню и удалился, пообещав примчаться по первому же зову.

– Хорошо выглядишь, – Бьянки улыбнулась, и из этого жеста Мэ Ри мигом извлекла для себя неприятный вывод: все, с кем она собирается связаться в дальнейшем, будут старательно обрабатывать её и готовить для мирных переговоров. За исключением, может быть, Реборна и Хибари, которые точно не станут вмешиваться в конфликт между ней и Тсуной.

– Благодарю. – Коротко поблагодарив её, Хон сделала вид, что её крайне интересует содержимое барной карты, хотя изначально знала, что ничего, помимо белого чая не закажет. Тошнило буквально от всего, включая ложь, заискивание и лапшу на ушах.

В голове настойчиво маячили два варианта развития событий, между которыми Мэри до сих пор не могла выбрать.

Лево или право?

Крест или полоса?

– Он не подпишет документы.

Видимо, Бьянки всё же решила, что не стоит использовать метод заискивания, и перешла напрямую к тому, о чём хотела поговорить.

– Какая неожиданность.

Мэ Ри понравилась её решительность, но удержаться от сарказма она не смогла.

– Вам придётся поговорить – рано или поздно.

– Предпочитаю «поздно». Возможно я умру от старости и у меня появится ещё один повод не обсуждать с кем-то ублюдский поступок моего бывшего мужа.

– Послушай, ты имеешь право обижаться и злиться.

– Извини, перебью. Могу уточнить? А униженной и разбитой?

Бьянки шумно выдохнула – Мэри заочно приняла это за положительный ответ.

– Это всего лишь значит, что тебе не всё равно. И ты не можешь вот так просто отказаться от…

– Я-то? Могу. Ещё как могу.

– Мэри.

– Неделя – не самый большой срок для того, чтобы уложить в своей голове месяцы фальшивого брака, который начался не с того, что меня хотели защитить, а с того, что меня подставили, не находишь?

Официант поставил перед ней стакан и тарелку закусок, и Мэ Ри приложилась губами к холодному чаю, запивая громкую тишину между ней и старательно обдумывавшей её слова Бьянки.

– Я согласна, что он был неправ. – С трудом изрекла она. – Ты должна была знать правду с самого начала…

– Или никогда её не узнать, – жёстко перебив её банальные утешения, девушка выразительно взглянула на собеседницу, которая, на её взгляд, имела мнение совершенно отличное от произнесённого.

– Он должен был навсегда заткнуть свидетелей, чтобы ты жила спокойно. – Послушно капитулировав, честно призналась Бьянки, понимая, что ей совсем не хочется настраивать Мэри против себя ложью, которой она и без этого уже была сыта по горло. – Простить такое будет сложно… но можно ведь попытаться. Мы все так считаем.

Прервавшись на секунду, Хон с трудом проглотила напиток и, немного повременив, по очереди отодвинула от себя сперва стакан, затем тарелку, а потом столовые приборы. Как-то слишком резко ей вдруг захотелось крайне бурно отреагировать на заявление Бьянки.

Что, простите?

– Извини, не припомню тот момент, когда «вы все» вдруг успели получить дипломы по психологии отношений.

– Очевидно, не успели.

– Я так и подумала.

Лево – уйти.

Право – остаться.

– Ладно, оставим в покое прощение, я вижу, что тебе нелегко даются даже мысли об этом, но выслушать-то его ты, хотя бы, можешь? Я не прошу тебя принимать его извинения – просто послушай то, что он хочет сказать.

Крест?

– Ты думаешь, что это мне дастся проще? Серьёзно?

Или полоса?

– Для того и существуют слова… пожалуйста, Мэри, постарайся принять это. Начало было ужасным – не спорю – но сейчас ведь другое. Ты же видишь, что происходит между вами. Ты любишь и тебя любят. Он за тебя всё отдаст.

Но меня ради меня самой он отпускать не станет, не так ли? – Хон безразлично пожала плечами. Правда самой себе соврать никак не удавалось. Мэри понимала, что крупно влипла, потому что ей до противной рези в глазах хотелось верить в правдивость слов, сказанных, Бьянки, и хотелось быть уверенной в том, что прямо сейчас Савада испытывал искреннее желание быть с ней семьёй.

Ну, правда же – наивная дура.

– Если не знаешь, в чем заключается проблема, то позволь объяснить… – мобильный коротко завибрировал оповещением смс-сообщения. – … Из всех своих подготовленных знакомых-женщин, он выбрал жертвой обмана меня. – Взгляд упал на экран – клиническая больница, поздравления, дата следующего посещения. – А знаешь, кем я была? Продавщицей одежды из многодетной семьи и без высшего образования. Человеком, который вообще никак не был связан с миром мафии и просто пытался жить как все: работать, платить по счетам, голосовать на выборах и сортировать мусор. – Короткая усмешка искривила губы, несмотря на то, что веселиться Мэ Ри не намеревалась. – Меня могли убить. Мою семью могли убить. Меня били, похищали, сексуально домогались, угрожали изнасиловать, словесно унижали все, кому не лень, и заперли в четырёх стенах без возможности даже к родному брату на свадьбу поехать. А потом выясняется, что я должна была это пережить. И вообще всё это время просто работала, как громоотвод. Я должна чувствовать себя польщённой и счастливой от того, что он меня, якобы, любит? От этой любви может быть хорошо?

Хон Мэ Ри неторопливо поднимается с места, оставляет на столе деньги за заказ и убирает мобильный в карман.

– Что ты дел…

– Ставлю точку. Между мной и всеми вами. – Улыбайся, Мэри. Улыбайся, потому что на этот раз ты сама делаешь выбор. – Спасибо, что встретилась со мной, Бьянки. Передай ему, пожалуйста, что если он не подпишет бумаги добровольно, то решать дело мы будем через суд.

Лево.

Крест.

Шаг в сторону пропасти.

III.

Обивал ли он пороги её номера в отеле?

Нет.

Названивал ли денно и нощно, не делая перерывов на чай и покурить?

Ни в коем разе.

Пытался ли задобрить подарками или принести тонны словесных извинений и обещаний бросить весь мир к её ногам?

На это она не рассчитывала с самого начала.

Думал ли о том, чтобы отпустить?

– Ненавижу тебя.

– Я знаю.

Только если в её снах.

Мэри не думала, что он пойдёт на такое. Она понимала – так просто вырваться не получится, но и представить не могла, что Савада настолько безумен, чтобы забраковать все вылеты из аэропортов Сицилии на этот вечер. У него хватило наглости использовать связи и деньги, чтобы не дать ей улететь из Италии к брату, в США. Мэ Ри хотела отсидеться там, прийти в себя и поразмыслить над будущим. На худой конец снова обрести возможность думать и принимать решения за себя.

– Я не дам тебе уехать, пока мы не поговорим.

– Мы уже это делаем. В течении последних десяти секунд, как минимум. И у меня до сих пор нет гарантий, что я уеду, как только выслушаю тебя.

В конце концов, какой есть ещё выбор, когда аэропорт практически оцеплен снаружи. Пускай в зале провожающих, никого нет, но Мэри собственными глазами видела, как Ямамото и Гокудера выпроваживали последних сотрудников, поэтому могла предположить, что в остальной части тоже никого не осталось.

– Оригинальный способ ткнуть меня носом в то, что у тебя есть деньги и власть, чтобы отчебучивать такие фокусы.

Дечимо нахмурился и вздохнул:

– Ты знаешь, что я не это имел в виду. Как ещё я мог тебя задержать? Убедить остаться и выслушать?

– Дерьмовая фантазия, раз не придумал ничего получше, – Мэ Ри огрызнулась, не в силах усмирить собственное желание ударить его побольнее. Не физически – словами. Как самая последняя сука. – Хотя, чего я удивляюсь?

– Мэ Ри.

– Что? Что опять? Вы все так часто одёргиваете меня, что это начинает бесить. Меня от собственного имени уже тошнит.

– Я облажался.

Мэри иронично изогнула правую бровь.

Интересно.

Она нажала на ручку чемодана, вдавив её внутрь, медленно обернулась сперва в одну сторону, затем в другую, в поисках наиболее выгодного места для посиделок. В итоге села на чемодан, опираясь на руки, и с деловым видом приготовилась слушать.

– И ты думаешь, что это поможет, – утвердительно сказала, спустя короткую вечность молчания между ними. – Что ж, большое спасибо за констатацию факта – мне, если не в курсе, очень хорошо известно, что ты налажал.

– Я должен был защитить семью. Людей, которыми дорожил. И подумал, что…

– И поэтому выбрал в качестве жертвенной хрюшки меня – беспомощного постороннего человека, у которого нет ни денег, ни влиятельной родни, ни даже образования, чтобы предъявить что-то. Не кого-то из женщин своего круга. Меня, неспособную даже выстрелить в цель. Почему?

– Ты не должна была пострадать. Я всё учёл: наш брак, развод, компенсацию. Всё должно было вернуться на свои места, нужно было лишь потерпеть. Копнуть глубже и разобраться.

Менее выразительно смотреть на него Хон не стала.

У неё в груди теперь зрело лишь одно неистовое желание: оторвать ему голову и как следует встряхнуть, как тот шар с предсказаниями, чтобы узнать хоть какой-то ответ на вопрос, который он мог счесть риторическим. Живот вновь скручивало и разворачивало болезненными судорогами, руки тоже ненормально тряслись от страха.

Чего Мэ Ри могла бояться?

Только одного – пойти на попятную.

Тсуна выглядел плохо. Несмотря на то, что был одет с иголочки и не подавал никаких признаков усталости, Мэри отчётливо видела нездоровую бледноту кожи, тяжёлые и глубокие синяки под глазами, и тусклый, потерянный взгляд, плохо фокусировавшийся на окружающих предметах и на ней в частности.

Сколько он не спал?

– Что ж ты копнул глубже. Разобрался. Мы предостаточно терпели. Не пора ли вернуть всё на свои места прямо сейчас?

– Я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

Ей уже было поздно поворачивать в обратную сторону и сдаваться. Что бы он ни сказал, Мэ Ри не планировала возвращаться, для неё это была поездка в один конец.

– Не собираюсь. Ты мне нужна.

– Ты же не глупый. Понимаешь, что мы больше никогда не вернёмся к тому, что было неделю или месяц назад. Я с трудом выношу тебя прямо сейчас.

Ожидая, что он отреагирует остро и неадекватно, Хон почти не удивилась, когда Савада вдруг улыбнулся. Но затем он посмотрел на неё с таким обожанием в усталых глазах, что у Мэри защемило в груди.

Я люблю тебя.

– Именно поэтому я отпускаю тебя. Потому что ты говоришь «прямо сейчас». Ты не говоришь «на всю жизнь».

Боже, как же сильно я тебя люблю.

– Я могу сказать это прямо сейчас.

– Разве это будет правдой?

Не отступай.

Беги от него.

Вернись, я люблю тебя.

Убирайся из моей жизни.

Я не могу тебя отпустить.

Прошу тебя, не разрушай меня ещё больше.

Останься.

Уходи.

Хон Мэ Ри обнаруживает слёзы на своём лице, когда смотрит на удаляющийся в иллюминаторе пассажирского Боинга остров, подпирая ладонью подбородок.

Он действительно это сделал – он её отпустил.

– … Я же не смогу тебя простить. Ты сможешь жить с этим?

– Не прощай. Я готов на пожизненный испытательный срок.