Текст книги "Бетонные стены воздушного города"

Автор книги: Торговец деревом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Волосы мешают нещадно, прилипая к лицу, проползают в рот, занавешивают глаза, словно шторы, закрывая обзор. И когда в очередной раз заглатывая член, ощущаю затылком его уверенную хватку, едва не кончаю в собственные штаны от происходящего: собирает волосы, до последней пряди наматывает на кулак и, каменея в бедрах, на миг лишая амплитуды, задает ее своей рукой, буквально натягивая меня на стояк. Размашистые чеканные движения. И мысли о мазохизме все ближе. Как можно так кайфовать от онемевшей челюсти, болезненной хватки на затылке и долбежки в глотку? Не знаю, но у меня это получается, и если он остановится или закончит раньше, чем я успею получить душевный оргазм, придется трахать себя его руками в попытке догнаться физически.

И словно слыша каждую мысль, ловя мои ощущения, не спешит кончать, лишь ненадолго выходя, позволяя челюсти рефлекторно захлопнуться и передохнуть, пока в подбородок упирается сочащаяся смазкой и слюной плоть. Ларс шумно дышит. То ли переводя дух, то ли сдерживаясь, оттягивая финал. Толкается снова, стоит только губам едва приоткрыться. Хватка на затылке слабеет, продолжает держать волосы, чтобы не лезли, но рукой больше не давит, и я расцениваю это, как приглашение самому доделать начатое. Внутри все екает, когда вместо шумного выдоха или приглушенного стона, стоит только вновь взять глубже, с его губ срывается:

– Кайф, – и это куда крышесносней натужно произнесенного собственного имени или любой другой чуши, которую хотел бы услышать кто-то другой, любой, кроме меня. Глоткой чувствую конвульсивное сокращение и дрожь в члене, заглатываю почти до основания, обхватывая в кольцо оставшуюся часть, и активно надрачиваю, пока дрожь не становится заметнее. Цепляется руками в мои плечи, войдя до упора, шумно кончает. И я не понимаю, кто из нас задохнется раньше? Сжимаю губы на стволе и терплю, выдыхая носом, пока не упадет последняя капля, скатываясь в глотку. И физический дискомфорт ничто, по сравнению с тем, в каком экстазе заходится душа, как сердце стучит в ушах, заглушая все внешние звуки. Как темнеет в глазах, словно кончает не он, а я.

Помогает подняться, хватая крепче, когда затекшие ноги заносят тело куда-то в бок, и, не рискуя целовать приоткрытый содрогающийся в частых глубоких вдохах рот, утыкается губами в шею с какой-то благодарной нежностью, не оставляя следов, не насилуя кожу.

– Ты сумасшедший, Кори, но это было слишком круто, чтобы читать тебе нотации, – долетает до меня хриплый голос. И, кажется, довольная улыбка на моих губах вот-вот заставит рот треснуть по невидимым швам, перевоплощая в Джокера.

***

Не знаю, как долго я был в душе, но когда выхожу, Ларс уже сидит на полу перед телевизором в окружении различных коробочек с китайской лапшой, рисом и роллами. По пояс обнаженный, с невысохшими каплями воды на теле и бутылкой мартини в руках, Эванс смотрелся очень аппетитно, в таких случаях обычно говорят «вали и трахай», и я бы непременно этим занялся, если бы в этот момент не хотел есть больше, чем жить и, разумеется, всего остального.

– Доставка, так быстро? – сбивая воду с волос туго скрученным полотенцем, присаживаюсь рядом с Ларсом на пол, сложив ноги в позе лотоса – так удобней и влезет больше.

– Сам удивился, может, кафе находится неподалеку?

– За углом, – я раскрыл палочки и первую попавшуюся коробочку, запах вкусной ароматной лапши с курицей в сладком соусе чили прошиб ноздри – живот предательски заурчал.

– Ха, тогда чего удивляешься?

– Обычно они очень долгие, словно отбоя от клиентов нет, и рабочих рук на все не хватает.

Ларс смотрит на бутылку, словно не решаясь, стоит ее открывать сейчас или вообще убрать подальше – я решаю облегчить его выбор.

– Не против, если будем пить из пластмассовых стаканчиков? Мне лень вставать за фужерами, – и, не дожидаясь ответа, протягиваю их журналисту, чтобы тот поскорее наполнил.

В итоге полтора часа залипаем на древний, как моя жизнь, мультфильм «Унесенные призраками», набиваем до отказа животы едой и потихоньку добиваем початую бутылку мартини.

Идея отключить мобильный и на время забыть о внешнем мире оглушает своим успехом: давно я не чувствовал себя так спокойно и так хорошо. Рядом с Ларсом я будто нахожусь в своей тарелке.

Замечаю его изучающий взгляд и награждаю своим в ответ.

– Болит? – спрашивает, касаясь уголка своих губ, и я понимаю, что речь идет о моих, наверняка, раскрасневшихся.

– Да нет, – пожимаю плечами, и вправду не чувствуя никаких неприятных ощущений, и между делом добавляю, следя за его реакцией. – Херня, и похуже было.

И происходящее на экране, приближаясь к финалу, уже становится пресным и скучным для меня, потому что вот за такое выражение на лице Ларса я готов продаться в пожизненное рабство ему же самому, лишь бы вновь взглянуть на эту ошеломляющую смесь – всем видом показывает, словно ни капли не удивился. Но глаза предательски блестят. И я уверен, «профессиональный скилл» заставит копнуть глубже.

Улыбается шире, словно уже знает, что ему готовы выложить всю подноготную без единой утайки, и выстреливает новый вопрос, будто под водой, заставляя пройти сопротивление, немного замедляясь в самом начале:

– Ну-ка, – тянет, смакуя на кончике языка. – Обширный опыт?

– Что-то вроде того, – теперь, словно в моих руках резинка, и я играюсь с ней, растягивая шире и стягивая обратно, накручивая на пальцы и переплетая между ними: «Смакую предвкушение» – кажется, это так называют. – Как-то мой партнер натянул меня так, что губа треснула. Зашивать не пришлось, но пару дней я адски мучился, пока принимал пищу.

– Долго еще проклинал его после? – отпивает из стаканчика и смотрит прямо на меня.

– Это была наша последняя встреча, впрочем, она же была и нашей первой, – закидываю в рот прямо руками сладкий ролл, слизывая с пальцев остатки сливочного крема.

Искрящийся взгляд напротив наталкивает на мысль, что откровенность и интимность данного разговора пришлась по вкусу не только мне. И, кажется, мою колесницу понесло дальше. Не остановиться. Все-таки не каждый раз подворачивается такой шанс.

– А ты падок на случайные связи?

– Не помню, когда в последний раз трахал живого человека, – произносит это с таким серьезным видом, что я давлюсь воздухом, мгновенно заходясь кашлем.

– Звучит слишком двусмысленно: то ли попахивает само-мазохизмом одиночки, то ли некрофилией… И я даже не знаю, что хуже, – смеюсь во весь голос, все еще чувствуя, как шкрябает горло.

– Попахивает пиздежом, – заговорчески улыбается.

– Ты так часто материшься.

– Ну а чего мне? Я же не герой какой-то мыльной оперы, что не слово, то стрела амура, – и допивая, закидывает пустой стаканчик на самую вершину мусорной горы в бумажном пакете. – Случайный секс – не пик моих мечтаний, но когда подворачивается момент, не считаю нужным отказываться.

– Не пик? А что же тогда на нем, приоткроешь тайну?

– Только посвященным.

– И что нужно сделать, какой обряд я должен пройти?

– Пожалуй, сегодня ты прошел сразу два, – смеется в сгиб локтя, упираясь лбом в согнутое колено. – Да шучу я, уверен, я по сравнению с тобой, как пыльная книга рядом с навороченным планшетом – мне немного для счастья нужно.

– Например? Только не говори, что любить и быть любимым? Не поверю.

– Мимо. Хватит встроенного мини-бара в диване и колонок в полный рост.

– Шутишь?

– Я тебе тут тайну всех тайн приоткрываю, а ты… Не порядок, – Ларс покачал головой, устремляя взгляд вдаль.

Алый закат перевоплощал помещение и все вокруг, наполняя красками, вдыхая атмосферу близости и интимности. Оранжевая сплошная полоса тянулась через всю стену, накрывая нас своими лучами: тело будто светилось, незагорелая кожа отливала бронзой, волосы переливались и поблескивали, словно в рекламе «Pantine». Комната нагревалась, припекая обнаженную кожу торса. И у меня будто открылось второе дыхание – жгучая потребность продолжать этот обличающий диалог. Вкусная еда, алкоголь и отличное кино – залог хорошего вечера, но информационный голод и желание как можно больше узнать о жизни Ларса – ничто по сравнению с ним.

– Как давно ты один? – топлю взгляд в стакане, прокручиваю в руках, заставляю жидкость на дне зайтись легкими волнами. И почему меня так смущает собственное желание узнать ответ на очевидный вопрос.

– Около двух лет, может, чуть больше, – шуршит оберткой, разворачивает упаковку с жевательными фруктовыми конфетами и закидывает парочку в рот, тут же морщась. – Кислые, – протягивает мне.

И стоит только одному драже из горсти коснуться языка, скукоживаюсь не хуже Ларса.

– Убийственные, – пережевываю, дожидаясь, когда кислота ослабнет, уступая сладости. – С детства люблю эти конфеты.

– Аналогично, вот только никак не могу привыкнуть к ним, – чувствую, как разряжается атмосфера, словно мне дали «зеленый» свет. В руках появляется бутылка, собираюсь вновь наполнить свой стакан, но останавливаюсь. – Осталось немного, допьем так? – делаю глоток и передаю Ларсу значительно опустевшую тару.

– Как скажешь, – принимает, смачивая горло мартини, и снова закидывает пару драже.

– Два года. Почему расстались? – не чувствую, что лезу не в свое дело.

Это не похоже на простое и типичное любопытство, когда человек становится настолько близок тебе, о нем хочется знать больше, чтобы было понятно, куда двигаться дальше. Чтобы стало ясно зачем.

– Она хотела семью, детей, а я не чувствовал, что смогу оправдать ее надежды – я только приблизился к устью воронки под названием «работа» и знал, что вскоре затянет меня по самую голову, поэтому сразу оборвал концы.

– Любил ее?

– Честно? – смотрит так проникновенно, словно я могу по одному взгляду определить, что у него на душе. Но я не телепат и не медиум… Иногда самые логичные и банальные ответы требуют быть озвученными. Поэтому всего лишь согласно киваю, смотря на лицо, залившееся оранжевым насыщенным светом. – Сомневаюсь, что когда-то испытывал подобное чувство. Влечение, интерес, симпатия, вожделение – это ее составляющие, но далеко не все. Думаю, я смог бы полюбить ее со временем, когда это чувство достигло бы нужной кондиции, но для этого пришлось бы пожертвовать тем, что на тот момент было для меня очень важно. Я и не жалею… У обоих сложилась жизнь, как каждый того хотел: она вышла замуж и сейчас в положении, а я все еще в рабочей воронке и, не скрою, доволен этим.

Бутылка вновь оказалась в моих руках, но припадать губами к горлышку я не спешу.

– А после нее?

– Случайные редкие связи, впрочем, как и до нее, – высыпает в ладонь оставшиеся конфеты и закидывает обертку в мусорный пакет. – За тридцать лет это были мои вторые долгие отношения, и оба раза продлились два с половиной года. Первые закончились, едва я выпустился из школы. А там университет, разгульная жизнь, после не совсем приятная история, о которой ты знаешь, и вновь какие-то безрезультатные попытки. Правда, в свое оправдание скажу, что я не очень-то уж старался.

– Почему же? Что-то мешало?

– Собственное нежелание – мне просто не нужны были отношения. Наверное, так было всегда.

Ларс заканчивает фразу, казалось, на середине. Мое воображение желает завершенности, превращая недосказанность, в строго оформленное по всем рамкам предложение. И Эванс на миг усложняет мне этим жизнь, потому что в отличие от него, в моей голове фраза имеет два окончания: «так было всегда и так будет» или же что-то сдвинулось с мертвой точки. Озвучить ни одну из своих догадок я не рискую – его ответ не изменит моих чувств, так какой смысл лезть в душу так глубоко? И пока я блуждаю по своим грезам, путаясь в собственных доводах и вновь распутываясь, Ларс проявляет интерес и к моей жизни.

– А как все безнадежно в твоем случае? – игривая улыбка на губах и манящий искренней заинтересованностью взгляд.

– Правда, так интересно, не побоишься запачкаться? Я далеко не ромашка в поле…

– Востребованный и желанный цветок?

– Как герань в общественном саду, – смеемся в голос, и становится так легко от того, что самоирония воспринята им правильно, с положительным окрасом. – Саманта всю жизнь упрекала и в то же время не упускала ни одного случая, чтобы выстебать мою неразборчивость: мужчины и женщины; сверстники, старше или младше – для меня мало что имело значение. Серьезно я никогда не относился к своим увлечениям, не всегда временным, но запал быстро заканчивался и интерес гас на глазах. Никогда не пробовал считать, но, полагаю, их было достаточно, – пристально смотрю на него. – И в свое оправдание – я об этом не жалею.

– И как быстро все закончится на этот раз?

Казалось бы, звучит такой нешуточный вопрос, от которого должно бросить в пот, обязывающий поставить кого-то из нас (задающего или отвечающего) в неловкое положение. Но эта тень притаившегося азарта в его глазах топит меня без возможности на спасение, потому что он не серьезен, играет со мной, подначивает, наталкивая на нечто непоправимое. И если начну убеждать его в обратном – проиграю.

– Смотря, насколько сильно ты смог заинтересовать меня, – оттягиваю ответ, прикладываясь к бутылке, демонстративно слизываю с губ остатки мартини. – А тебе хотелось бы стать последним?

– Садовником?

Задыхаемся в смехе, не сдерживаясь, просто отдаемся нахлынувшей волне веселья. Ровно до того момента, пока не оказываюсь сидя у него на коленях, вцепившимся руками в волосы и влипшим в его губы, как пластилин. Разогретый. Размятый. И готовый принять любую форму. И начинаю пороть самую адскую чушь, на которую только могу быть способен. И лицо даже не заливает стыдливый румянец, будто бы сказанное в порядке нормальных вещей.

– Ты не представляешь, как сильно я боюсь перегореть.

– И поэтому спешишь всегда, словно в горящем поезде несешься? – вместе с этими слишком собственнически прижимает к себе, не давая разорвать контакт тел, так и сидим нос к носу. Губы к губам. На одном дыхании.

– Может, потому что боюсь, что рыбка сорвется с крючка, а я слишком голодный, чтобы ждать другую? – и уже на самое ухо. – А, может, потому что не хочу, чтобы попалась другая? И мне нужна только та, что сейчас перед глазами, – метафора слишком открытая, чтобы не понять намека, а я достаточно смелый, чтобы не перевести тему. Глаза в глаза. Испытываю Ларса, будто он обязан ответить на мой выпад своим, иначе меня автоматически признают победителем.

И он отвечает.

– А если попалась хищная рыба и, не сопротивляясь для вида раз, во второй дернет на себя и утащит рыбака под воду? – изогнутая графитовая бровь поднята кверху, и, кажется, я уже погружен в это безумие, иначе как еще найти логическое объяснение тому, что происходит?

– Я покорно приму свою участь, – говорю, словно не своим голосом, словно не своими губами.

– Тогда станешь добычей для хищника.

– Главное, чтобы он ни с кем ей не делился, – интонация сочащаяся коварством – откуда во мне столько?

Его ладони обжигают спину, в штанах уже давно стало слишком тесно, а в горле пересохло. И заглушить бы это поднявшееся чрезмерно дикое и излишне пошлое желание, но туго скрученный канат из внутренних органов и выбивающее сумасшедшие аккорды сердце так и просят выпустить наружу. И задница как некстати упирается в твердый стояк Ларса, обтянутый джинсой. А мысль вырубить все внутренние ограничители становится все навязчивее.

И щекой о его висок, губами едва касаясь уха, шепотом, словно кто-то другой может услышать и принять на свой счет, слишком откровенно и непристойно, чтобы спутать с прямым значением:

– Я такооой голооодный…

Ларс молчит, не произносит и звука, когда язык, огибая ушную раковину, соскальзывает на шею, оставляя бордовый засос на самом видном месте – захочется прикрыть, придется надевать шарф.

И градус в теле не настолько высок.

И выпили не так много, чтобы опьянеть до забвения.

Но происходящее усиливает все эффекты, приумножает в сто крат, накрывая с головой.

Втягивает в этот водоворот, всплываю на поверхность, когда слышу треск оставшейся на теле ткани, – все же не смогли быть аккуратными.

Лопатки вжимаются в мягкий ворс ковра, а ноги, не скованные джинсой, обвивают талию Ларса. Притягиваю на себя, чуть ли не укладывая, и если бы не его рука, вовремя выставленная в качестве опоры, рухнул бы плашмя, придавив меня своим телом. И как тут оставаться в своем уме, когда нависает и дышит так глубоко, когда шальной взгляд сканирует все мои эмоции, впечатывая в пол, не давая продохнуть и сделать с этим хоть что-то. Плавлюсь, как сыр под его руками, когда скользит по торсу, ныряет за поясницу, притаскивая ближе к себе, чтобы голова не упиралась в седалище софы, вклинивается между раздвинутых бедер до несчастного нанометра между телами.

– Хочу жестко и на пределе, чтобы на утро собирать тело по частям, – в самые губы, прежде чем глубокий поцелуй снова превратится в вылизывание, в ебучую гонку «кто кого», чтобы настигнув финишную прямую, отказали тормоза, протаскивая вперед километры. Чтобы за пределами чувствительности. Его. Моей.

– Не сдерживай себя, Ларс, – добивка, в самый рот, глубоко открытый и податливый. – Хочу быть съеденным тобой.

Царапает живот, оставляя полосы, поддевает резинку трусов, сдергивает, не церемонясь и вновь возвращаясь между широко разведенных ног, сухой ладонью обхватывает возбужденный член, с силой сжимая. И физическая боль граничит с душевным наслаждением – эмоционально я уже вытрахан им, одного жадного взгляда хватает, чтобы зайтись в экстазе.

– Кто научил быть тебя таким крышесносным? – выдыхает прямо в губы, языком по подбородку, смыкает зубы на кадыке, втягивает в рот тонкую кожу.

И я бы ответил, если б смог. Если бы он позволил. Но передышек никто не даёт.

Спускается ниже, сжимает зубами сосок, вылизывает кожу, оставляя вокруг бордовые ореолы. И электричество прошибает разрядом тока изнутри.

Пальцы насилуют до исступления, сводят с ума, и моя выдержка заканчивается. Слишком жарко – все горит. Тело требует замены. Больше. Толще. Чувственней. Отпихиваю его ногами, принимая колено-локтевую позу, практически впихиваю половину туловища на софу, цепляясь руками за обивку, развожу ноги. И хрипя, выпуская оставшийся воздух из легких, практически умоляю:

– Просто вставь мне, пока я не сдох от перевозбуждения.

И когда сильная мужская рука смыкается стальной хваткой на пояснице, а вторая ныряет в гриву, заставляя задрать голову до долбанных звезд перед глазами, я окончательно перестаю быть собой. Происходящее слишком нереально. Словно на стол легли все тайные карты рубашкой вниз, вскрывая самые грязные желания. И живот предательски сводит, стоит только на миг представить, как все это выглядит со стороны. Развязно. По-блядски.

Входит резко, без раскачки, одним толчком вышибая из легких полустон–полукрик. Вколачивает в обивку, слишком быстро и ритмично двигая бедрами. Не боясь причинить боли. Не боясь терзать кожу до синевы, примыкая вакуумными поцелуями к лопаткам, россыпью засосов всевозможных оттенков рисует свою картину страсти на моем теле, клеймя, запечатывая. И я готов отдать на растерзание каждый сантиметр его губам, лишь бы на утро не забыть о том, как кайфово и запредельно это было. Прогибаюсь в пояснице, принимая внутрь тугой ствол с пошлыми громкими шлепками.

До красноты стираю колени о ковер, едва не раздирая обивку софы руками, когда, отстранившись от спины, встает, удобно ухватившись за поясницу, меняет угол наклона, натягивая мое тело с такой скоростью, что наверняка немеют руки от напряжения. И хочется рвать глотку в крике «сильнее», вот только не приходится, потому что желания исполняются намного раньше. Сглатываю вязкую слюну. Утыкаюсь щекой в софу, полируя ритмичным движением до красноты. Но сил держаться больше нет. Густые капли пота стекают по лицу, по спине дорожкой между сведенных лопаток. И я бы хотел видеть его лицо, когда он будет кончать, но прервать этот контакт, это чувство члена, распирающего стенки внутри, – выше моих сил. Остается лишь, закусив губу, ждать неминуемой разрядки. Которая, впрочем, накроет слишком скоро…

Пальцы Ларса обманчиво нежно вновь касаются волос, легким невесомым движением оглаживают голову, вздрагиваю, когда неожиданно, крепче вцепляясь в затылок, удерживая за влажные от пота пряди, рывком тащит на себя. И если бы не рука, сжимающая мой член, я бы кончил от этой болезненной эйфории.

– Когда-нибудь я укушу тебя так, что след никогда не сойдет, – рычит в самые губы, выкручивая шею, заставляет напрячься каждой мышцей. Продолжая движения внутри, разрывая дерзкий поцелуй, оставляя вязкую ниточку слюны тянуться до подбородка, смыкает зубы чуть выше левой лопатки, вплотную подбираясь к плечу. И если во время самого мощного оргазма можно умереть, я хочу, чтобы это случилось прямо сейчас… В глазах темнеет. А тело конвульсивно сводит, скользящие движения руки Ларса по члену и толчки внутри доводят до пика. Плечо горит огнем, меня будто в лаву окунули, а следом пришло спасительное онемение каждого нервного окончания, словно мгновенно превратился в пепел, и медленно оседаю в крепких руках, слыша как Ларс стремительно догоняет и с глухим стоном кончает, слишком пошло облизав место укуса. Заваливаюсь на спину, рухнув прямо на ковер, и не могу понять, выходит ли сделать хоть один нормальный вдох или получается только урывками вобрать в легкие воздух, словно в комнате остались несчастные капли.

Даже не успел заметить, когда солнце скрылось за горизонт, и помещение погрузилось во тьму. Сперва показалось, что ослеп… Тело остывает, медленно восстанавливая силы. Не знаю, сколько мы лежим вот так, и если бы не липкие следы на бедрах и животе, я бы погрузился в сон прямо на полу. А так придется превозмогать себя.

– Если не пустишь меня в душ, будет второй раунд, и сомневаюсь, что кто-то из нас выживет, – рука Ларса, все еще обнимающая торс, смягчает хватку, позволяя выбраться.

Нехотя встаю и не успеваю ступить и шага в нужном направлении, как в спину прилетает едкий смешок. И как я должен это расценить?

Комментарий к Глава 19

No Resolve – Kill Us

55 Escape – Liez

Blue Stahli – Not Over Til We Say So

While She Sleeps – Silence Speaks (feat. Oli Sykes)

И отдельно НЦа, думаю, и так ясно уже)

Flux Pavilion ft. Matthew Koma – Emotional (Umpire & Drumology Remix)

Benta – Lover In Dark (AObeats Remix)

Пост в группе – https://vk.com/wall-35829610_6998 ^^

========== Глава 20 ==========

Мятые съехавшие простыни, собравшиеся под ногами, влажные от пота, стекающего с наших тел.

Кровать ходит ходуном, повторяя каждое движение, кованная спинка грохочет, чеканно ударяясь о стену в такт шлепкам кожи о кожу. Руки немеют, из последних сил продолжая удерживать тело, чтобы не рухнуть на распластанного подо мной парня, что, жадно закусив губу, закрывает часть лица подушкой, цепляясь в наволочку до белеющих костяшек. Заглушает каждый стон, каждый вскрик в набитую перьями ткань, и, кажется, продержись я чуть дольше, его пальцы нещадно разорвут ее по шву, устраивая импровизированный снегопад посреди комнаты. И градус возбуждения в теле зашкаливает. Вот-вот накроет. Неизбежно. Игнорируя нарастающую боль в руках, из последних сил толкаюсь глубже, замирая внутри него, вибрируя от накрывшего экстаза. И хрипя, и задыхаясь от возбуждения, больше не сдерживая себя, стону в голос:

– Ниииил.

И стоит только опустить взгляд, чтобы встретиться с ошалелым удивлением кофейных глаз, тело сковывает страх, а паника подкрадывается прямо к горлу.

Замираю в немом крике, распахивая веки, и едва не слепну от света. Кровь шумит в ушах. Сердце испугано стучит, пытаясь выломать грудную клетку и сбежать подальше от этого терзающего чувства. И только выровняв сбившееся дыхание, окончательно прихожу в себя и понимаю где я. Поднимаюсь с постели и плетусь на шум воды, доносящийся из ванны. Дверь не заперта, дергаю на себя и вхожу без разрешения. Короткие удары по стеклу, чтобы привлечь внимание. И встретившись взглядами, встаю под упругие горячие струи…

– Доброе утро? – Кори смотрит на меня с немым вопросом – видимо, от него не смог укрыться мой ошеломленный вид и слишком сосредоточенный взгляд для человека, который только проснулся.

– Кошмары… Давненько их не было.

Подставляю лицо под струи, до рези тру веки. Не совсем понимаю, зачем я потревожил его, но увидеть лицо Кори и окончательно убедиться, что это дурной сон, был просто обязан.

И все… Больше никаких расспросов. Меняет тему, узнает о планах на день, а я лишь с немой благодарностью смотрю на него…

***

И кто просил меня выходить на работу раньше дозволенного? Отдыхал бы себе еще неделю в своей конуре, позабыв обо всех заботах и делах. Так нет же, Ларс должен быть ответственным, Ларсу необходимо чем-то себя занять, Ларс обязан приобщиться к атмосфере тотального контроля.

Приобщился на свою голову…

Пак набросила на меня ошейник, как только переступил порог, и затянула так туго, что я согнулся чуть ли не втрое, падая на колени и скрючивая спину словно старик.

Сотрудничество с Кори принесло свои ядовитые, но безумно сочные и приятные на вкус плоды, скандальная известность «Massword» в великом тандеме с автором, как магнит притянула к себе тех, кто нуждался в наших услугах: желающих попытать свое счастье оказалось немало – работа сыпалась на нас, словно божья благодать с неба в засушливое лето.

– Ларс, у тебя на сегодня сразу два интервью – дашь Кэсси продохнуть, после, вечером, необходимо посетить выставку – отчет о мероприятии должен быть к утру на моем столе, – наседала Пак, награждая меня убийственным взглядом «хотел размять ручки – получай».

– Понял, – я распечатал на принтере необходимую информацию об интервьюируемых и сложил в сумку – прочту по пути.

После конференции ни я, ни Кори не совались в СМИ, дав колеснице набрать сверхскорость.

Конечно, три дня – маленький срок, чтобы ситуация кардинально изменилась: мы ведь провели парочку реформ, а не революцию, поэтому требовалось больше времени, чтобы все зашевелилось в нужном направлении.

Холлинг и Форд занимались своей работой за периметром офиса, поэтому единственным человеком, у которого я мог выведать необходимую мне информацию, была начальница… Так я и узнал, что ситуация не просто сдвинулась с мертвой точки, а понеслось. В Интернете творилась полная вакханалия: мы ошиблись с количеством людей, заинтересованных историей Кори и Кристофа, лагеря, занимающие одну из сторон или нейтралитет, стремительно пополнялись. Люди всевозможными способами отстаивали свое мнение, поэтому сейчас никто не видел смысла лезть в эти дебри – нужно подождать, чтобы свершился переворот, и все устаканилось. Только тогда на ситуацию можно будет смотреть объективно и делать однозначные выводы.

Я решил так и сделать. Все равно забыться не получится – это моя работа.

***

К вечеру голова, переполненная информацией, просто гудела. Все мешалось и путалось. Факты из жизни интервьюируемых Терри Прашера и Мэрилин Сью тасовались между собой, в этот момент побуждая меня искренне радоваться тому, что я, напрасно не надеясь на свою память, всегда включаю во время интервью диктофон. Статью о международной выставке художественного фото я закончил только к полуночи – в искусстве я смыслил мало, а в изобразительном – тем более. Пришлось хорошенько прошерстить подходящие сайты, изучить полезный материал и приобщить к делу, выкручивая из себя все, на что только был способен.

В общем, за полночь я чувствовал себя выжатым лимоном, с которого перед кончиной собирались содрать еще и цедру. Падая на мягкую и прохладную подушку, не беспокоясь о том, что дома меня не было почти две недели, и постельное белье менялось давненько, я устало закрыл глаза, готовый погрузиться в сон. И если бы не короткая вибрация рядом с ухом, я бы так и поступил, но мозг, отчаянно хватаясь за реальность, призывал разлепить веки и узнать суть послания.

«Спишь?» – гласит входящее сообщение.

Вспомнил обо мне? В такое время? В голове даже мысль не проскальзывает, что можно проигнорировать или ответить утром.

«Одним глазом», – отсылаю короткий ответ, но выпускать из рук телефон не спешу, сидит как влитой в ожидании нового сообщения – вряд ли диалог с Кори закончится на одном СМС.

«Как рабочий день?»

«Думаю, сегодня я отпахал сразу за троих».

«А я искренне надеялся, что Пак выдворит тебя, так и не подпустив к работе», – смеющиеся смайлики в конце сообщения, кажется, глумятся надо мной.

«Думаю, она решила применить метод «кнута и пряника»: вкусняшки в виде поблажек уже были, теперь настал черед порки». Сон занимает место в очереди, остатки сил не желают уступать. И странное чувство в груди распирает под ребрами, мешает так просто оборвать разговор без логического завершения. И ответ, каким оно может быть, находится сразу: «Как прошел твой день? Что полезного сделал, кроме как уничтожил содержимое из коробок доставки?» – отправляю сообщение. И в сознание сразу всплывает картина: Кори с высоко завязанными волосами уплетает за милую душу китайскими палочками свою лапшу и запивает газировкой; в уголках губ и на носу от постоянного шмыганья остатки соуса, вытирать который до конца трапезы бесполезно – все равно испачкается по новой.

«Сам только вернулся: утром заезжал к Саманте, после нее в тренажерный зал, а в обед неожиданно вызвали подписать пару бумаг касательно экранизации книги (боятся нарушить авторские права и хотят заменить больше 30% сюжета). В итоге встреча затянулась».

«И ты согласился? Позволишь перекроить свое произведение?»

Мне становится и вправду интересно, хоть я и не читал ни одну книгу Кори, все же могу себе представить, что почувствует читатель, когда увидит столько нестыковок с оригиналом. Мне, действительно, хочется знать, что ощущает Кори, когда его творение вольно кромсают вдоль и поперек.

«Не волнуйся, – и смайлик с улыбочкой, – поправки приемлемые, и смысловую задумку не сильно затрагивают».

Первая фраза в сообщении заставляет задуматься, а ведь правда, с чего вдруг? Откуда такое беспокойство? И когда оно успело стать таким ненавязчивым, просочиться в вены и наполнить собой все нутро. Я переживаю за Кори на интуитивном уровне без особого повода. Неравнодушен к моментам, когда затрагиваются его чувства.

Как давно такое было?

И смогу ли я припомнить последнего человека, к которому испытывал нечто подобное?

«Так уж и быть. Спать собираешься?» – отправляю еще одно сообщение, задумываясь, а когда же собираюсь я? И почему не могу прервать разговор по собственному желанию, смахивая на загруженный день. И правда ли имеется у меня такое желание?

«Прогоняешь?» – приходит ответ и следом еще один: «Шутка. Только добрался до постели… И как-то непривычно, что сегодня придется спать одному».