Текст книги "Бетонные стены воздушного города"

Автор книги: Торговец деревом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Эй, с тобой все в порядке? – нависаю над ним, не зная куда приткнуть обеспокоенный взгляд. – Воды? Еды? Покоя? – слова вылетают одно за другим.

Убирает руки от лица и смотрит на меня расфокусированным взглядом.

– Кажется, сильно переоценил себя, – снова хмурит брови, – нужно вернуться в больницу, отвезешь?

Комментарий к Глава 17

На повторе:

In This Moment – The Last Cowboy

Athlete – Wires

Togainu no Chi – Tears Of Rose

Пост в группе – https://vk.com/wall-35829610_6941 ^^

========== Глава 18 ==========

Как в бреду, словно тело не принадлежит мне. Физраствор в вены, лицо в подушку, мысли неразлучным набором, как трилогия книг, в голову. Усталость давно накрыла своим стотонным одеялом, и сон стоит в очереди который час.

Вот только не отключаюсь… Никаких цветных картинок перед глазами, никаких заказных грез, только рой беспорядочных, но непременно связанных друг с другом размышлений – «Ты должен найти решение».

Лихорадка, граничащая с агонией, будто приземлилась не на больничную кровать, а на операционный стол. Препарируют живого. Изнутри гложет, не отпускает.

Кажется, покидая квартиру Кори, я забыл оставить в ней до лучших времен свое беспокойство и желание быть полезным, тем, на кого можно положиться. Иначе как еще объяснить происходящее?

В сотый раз по кругу, как по заезженному сценарию, прохожусь по собранным фактам, по тому, что имеем сейчас в итоге, пытаюсь найти пути, решение, выход и желательно через парадную. Чтобы громко, звучно, во всеуслышание и со вкусом. И к собственному облегчению, идеи приходят, задерживаясь в голове, оседая, чтобы наутро все вспомнилось, а не исчезло бесследно.

Не уверен точно, заснул ли я в ту ночь или так и проворочался в полусознании.

Но что-то подсказывает – плодородная почва вскормила принесенные ветром зерна.

***

На четвертые сутки Ларс набрал первым:

– Эй, все еще тухнешь дома? Меня выписывают в полдень – у тебя пятнадцать минут, – бодрый голос, полный энтузиазма.

– Нереально – ехать дольше, – Кори сидел на диване за ноутбуком и третий час сбрасывал часть свалки из черепной коробки на вордовские листы – в будущем могли пригодиться для самоанализа или в качестве наполнения новой книги.

– Ниче не знаю, жду, – а следом короткие гудки.

«И как это понимать? – растерялся Уаилд, захлопывая крышку ноутбука и против воли плетясь к двери, – выходить из квартиры ближайшие дни не значилось в его планах.

Через двадцать семь минут Кори стоял у ворот больницы, накинув на голову капюшон мантии и засунув руки в глубокие карманы. Рекордное время обошлось ему дорого – три раза на красный, два раза через сплошную. Журналист между тем с выходом не торопился: с умным и озадаченным видом выслушивал настоятельные рекомендации лечащего врача – дай женщине волю, она бы заперла Ларса еще на неделю в палате, но тогда вряд ли бы дольше смогла вынести всюду преследующий хвост, уговаривающий отпустить на свободу.

– А чего без цветов? – Эванс появился неожиданно для человека, который находился в это время где-то в прострации, ничего не видя перед собой.

– Ммм? – непонимающе отозвался Кори.

– Говорю, и так сойдет.

***

– И куда ты меня привел? – насторожился Ларс, когда, выглянув из окна, не признал окружающую местность.

Улицы напичканы бутиками, как соты медом в улье.

– В салон красоты, – как нечего делать ответил Кори, выходя из машины. – Вылезай давай, живо.

– Кого-то мне это «живо» напоминает. И чего мы здесь забыли? – Ларс стоял перед дверьми салона, как потерянный, не зная, что и сделать: убежать или все-таки потянуть дверцу. В конце концов, что нового и неожиданного он мог там увидеть?

– Нужен человек, который сможет привести твою голову в порядок, – Кори дернул на себя дверь, приглашая зайти.

– А ты ничего не перепутал? – удивился Ларс, но внутрь все же зашел, тут же здороваясь с администратором. – Эй, – шепотом обратился он к Кори, – то есть тебе можно ходить как бомж, а «медицинская плешь» в моих волосах это уже не порядок? – в ответ журналисту прилетел настойчивый толчок в спину – делать нечего, пришлось идти.

***

Поездка до дома зигзагообразная, словно дороги стали серпантином, а машина Кори – отблеском света, переливами мелькающая то тут, то там.

– Нахер ты так разогнался, у тебя ограничитель скорости уже во всю разрывается, может сбавишь? – негодовал Ларс, продолжая неотрывно следить за стрелкой на спидометре.

– Я трое суток из дома не вылезал, дай сбросить напряжение, – будничным тоном отозвался Кори, выкручивая руль – машина описала полукруг, после вновь с ревом мощного мотора устремляясь вперед.

– Мы уже давно должны были быть у тебя дома. Долго еще собираешься оттягивать разговор, которому, хочешь ты того или нет, суждено случиться? – нервы Ларса потихоньку начинали сдавать – внутренний сосуд наполнили злостью и поставили на маленький огонь.

Оба со стороны в данную минуту были похожи на собак, что между собой грозно рычали, скалились, обнажая острые зубы, и едва не набрасывались друг на друга в попытке перегрызть глотку. Казалось, словно кто-то за три дня нажрался озверина, и он начал действовать только сейчас. И это было заразно.

– Да чего ты прикопался, как мама, ей богу? Даже она меня так не пилит. Дай мне еще немного времени.

– Чтобы ты использовал свой шанс и угробил нас обоих? Нет уж, уволь. Останови долбанную машину. Я домой, а ты делай, что хочешь.

Захотел – получи.

Пожелание журналиста было исполнено.

Ларс вывалился из машины раздраженный, громко хлопнув дверью на прощанье – машина, мигнув фарами в ответ, рванула вперед по полупустой дороге.

«Заебись,» – пронеслось в голове Ларса. «Сейчас бы не помешала сигарета, как жаль, что я не курю,» – не до конца понимая, что сейчас произошло и какого черта оба вспылили, как голодные уличные псины.

«Да ебись оно все», – Ларс стоял на проезжей части. Ни тротуара, ни пешеходной дорожки вблизи. Только долбанная обочина, по которой хочешь не хочешь, а придется теперь идти на своих двоих.

Три метра.

Десять.

Пятьдесят.

Вдали, ослепляя дальним светом ярких фар, показался белый до оскомины на зубах знакомый мерс. Поворот через сплошную, удар по тормозам, и открытая дверца с приглашающим взглядом и улыбкой.

– Кажется, я окончательно оброс в штрафах. Залезай.

– Пробесился? Правда, можно?

– Правда!

***

Кнопка «41» загорается синим, зеркальные створки захлопываются перед носом – пути назад нет.

Оба в каком-то полуприсутствующем состоянии залипают: Ларс – на свое отражение, на новую прическу, оценивая изменения, свыкаясь; Кори – на себя в потолок. Каждый в своих мыслях.

«В принципе очень даже,» – рассматривая левый выбритый под единичку висок, размышлял Эванс. «Видно только когда волосы в хвосте, если распустить, даже заметно не будет».

Затягивает туже резинку и переводит взгляд на отражение Уаилда. «Мда…» – только и проносится в голове.

– Что за нетоварный вид? – указательный палец прямо в зеркало, едва не между глаз покосившегося автора – Ларсу все же удалось привлечь его внимание. – Меня значит, намарафетил, как золушку на бал, а сам в кусты? – насмешливый тон в голосе уловить не трудно.

– М… А что ты хочешь, чтобы я еще исправил? – протягивает Кори, кажется, нарываясь в очередной раз. – Нос, может скулы? – пальцы поглаживают озвученные контуры нарочито медленно, словно испытывая терпение Ларса на прочность. Дразня. И добиваясь своего!

Прозвучавший вопрос для журналиста – красная тряпка для быка. Вспышка ярости моментально застилает глаза. Эванс разворачивается к Кори лицом, хватая за плечо, рывком тянет на себя.

– Я тебе сейчас так исправлю, что не один хирург после не поможет, провокатор чертов, – шипит тот, пытаясь справиться с желанием ударить автора, в попытке выбить из него всю дурь. Вместе с этими словами лифт пребывает на нужный этаж, и дверцы распахиваются в считанные секунды. – Как же вовремя, – улыбается журналист, практически выпинывая Кори из помещения и заталкивая в другое. Оказавшись в квартире, даже не дает разуться, волоча Уаилда в ванную.

– Если в твои планы не входит пробоваться на роль Иисуса в ближайшие пару лет, то будь добр, сбрей со своего лица весь этот мох.

– Это волосы.

– Это ты так думаешь.

Ларс хлопнул дверью, оставив Кори наедине с бритвой и пеной в руках.

– Надеюсь, еще не забыл, как пользоваться, – крикнул напоследок журналист, направляясь на кухню.

***

– Дальше-то что? Еще пожелания? Приказы? – саркастически приподнятая бровь Кори наводила Ларса на мысль о намеренном убийстве в этот самый момент.

За прочтением проклятой статьи, буквально полируя собственные глаза каждой репликой и строчкой, он понял лишь одно крайне простое и в то же время отвратительно сложное обстоятельство: все написанное продуманно до мелочей, словно единичный выстрел снайпера без права на промах. И попали ведь. Следующее, что посетило голову журналиста: отплатить нужно их же монетой, причем, чем быстрее, тем лучше. А для этого как минимум нужно встряхнуть анабиозного автора, а как максимум разжечь в нем огонь борьбы за справедливость.

За себя, черт возьми.

– Ты когда последний раз ел человеческую еду, а не вот это? – Рука Ларса описала полукруг, указывая на скопище пустых коробок, что занимали большую часть возле журнального столика. Кое-какие были раскрыты, и там валялись подгоревшие неаккуратно обгрызенные корочки.

– Вчера были роллы, позавчера – паста. И вообще, ты вроде не мой диетолог, чтобы ебать мозг приемами пищи, – напускная злость была заметна невооруженным глазом. Только расстраивал тот факт, что она фальшивая.

А Ларс хотел настоящего всплеска, ведь только в такие моменты мозг начинает работать на критическом уровне.

Эванс хотел было что-то ответить, но решил свернуть в сторону более животрепещущей темы. Подзывая к себе поближе рукой, похлопал по месту рядом. Не отводя взгляда от горящего экрана ноутбука. Горячего обжигающего небо и язык кофе хотелось нещадно. Только Ларс понимал, когда он начнет давить на сидящего рядом, потребуется не одна передышка. И вот именно тогда крепкий напиток сыграет свою роль.

– Что это? Опять эта дурацкая статья? – непонимающе уставился Кори в экран, с явным отсутствием заинтересованности во взгляде. – Ну и чего нового я там увидеть должен?

– Читай.

– Я уже…

– Читай, блять, заебал, – огрызнулся Ларс.

Ситуация, в которой он сейчас находился, начала проясняться – полная и абсолютнейшая апатия Кори не устраивала журналиста абсолютно. И нужно было что-то с этим решать. Требовалась особая тактика, принцип действий, который мог бы привести к нужному результату. И этот результат журналист видел очень хорошо.

Чего так сильно не хватало Кори, так это выпустить разом всю злость и бушующее, выжигающее все нутро пламя, и журналист знал, как обернуть праведный гнев во благо восстановления репутации автора. Требовалась встряска. Требовался новый шторм. Чтобы мозги качнуло раз или два с такой силой, что они встали на место и заработали в нужном направлении.

Если тупо набросать веток и бросить спичку, костра не будет.

И разжечь этот самый костер в треклятом, отказывающемся идти на контакт и предпринимать хоть какие-то адекватные попытки к сотрудничеству авторе мог только Ларс. Ответом на ответ. Одной колкой фразой на другую. Захлестом на захлест. Чтобы Кори взбесился, чтобы вывернул наизнанку каждую анабиозную эмоцию. И чтобы добиться этого, Ларс был готов пойти на все, даже разбить голову во второй раз, исключительно во благо. Исключительно о голову Кори.

– Посмотри, что они пишут про тебя: «мажор на мажоре», «мальчик с золотой ложкой во рту, проживший жизнь в счастливом забвении» – разве ты такой?

Курсор быстро перемещался по статье, попадая в нужные Ларсу места.

– А откуда у них твое детское фото? И посмотри, ведь и вправду на нем жизнерадостный ребенок, каким они тебя описывают?

– Похоже на то, – нехотя соглашается Кори, то и дело отводя взгляд.

– Сколько тебе на нем?

– Десять, быть может, одиннадцать, – Уаилд скучающим взглядом пробегает по комнате, замечая пустые коробки, отвлекается на мысли о еде, и Ларс нещадно палит контору, вновь подогреваясь на собственном бешенстве.

– Сюда смотри, – журналист показывает на два снимка в статье. – Вид Кристофа настолько болезненный, что сомнений нет, как поздно было сделано фото. И что это значит?

– А что может? Говори прямо.

– Эти снимки – фундамент. С них все начинается. В статье лишь разбросаны кирпичи, которые читатель будет незаметно для себя подбирать, продолжая формировать нужное мнение.

– И что с того? Какая разница с чего все начинается, если и так понятно, чем все заканчивается? Я – урод. Кристоф – бедный одуванчик, – злится Кори.

– И тебя устраивает такой расклад? Ты правда такой мудак, каким тебя считают?

Срабатывает.

Фитиль подожгли. И яркая искра жрет длинную веревочку на бешенной скорости: еще мгновение и доберется до пороха. И взрыва уже не миновать. Так как же ускорить процесс? Правильно. Жечь веревочку ближе к началу.

– Нет. Не такой.

– А какой ты, Кори? Какой? – децибелы в голосе Ларса растут. – Здесь ведь ясно сказано, посмотри, – снова тычок чуть ли не носом в экран.

– Я другой.

– И какая разница? Этого другого они не знают, сейчас перед их глазами только вот это – мишень для агрессии, причем далеко не беспочвенной. Структура статьи настолько идеально составлена, что не подкопаешься. Сперва ведут речь о случившемся тринадцать лет назад, в красках расписывая как страдал «малыш-Кристоф», а после сразу перескакивают в сегодняшний день, резко, словно никакого промежутка между этими событиями нет. И как ярко, с каким шиком описана твоя нынешняя жизнь, на каких контрастах она играет по сравнению с детством Ригеля.

– Да достал ты уже, – Уаилд вскакивает на ноги, едва не снося ноутбук со стола, тащится на кухню. Гремит посуда, ложка падает на дно пустого стакана, описывая круги, а после один за другим летят кубики сахара. Полный чайник, до упора вдавленная кнопка.

– Хватит отыгрываться на мебели, психопат. Вернись и сядь обратно.

– Хуй там плавал, пока не объяснишь смысл всего происходящего, я останусь здесь.

– Ну и валяй.

Кипяток едва тушит поднявшееся возмущение, а вот болезненный выкрик «блять, обжег» вновь заставляет сердце усиленно качать кровь. Ларс с невозмутимым видом продолжает читать статью, переключаясь на комментарии ниже, лишь изредка бросая взгляд исподлобья на Кори. Снова ждет. Не торопит. Хоть и понимает, что и собственные нервы не кованы из железа. И потому до конца не уверен, куда очередной припадок автора сможет завести их обоих.

– Господи, лучше бы ты себе вместо лица перепрошил головной мозг, гляди, сейчас бы уже делом занялись, а не в детский сад играли. Я с тобой, как с маленьким вожусь, честное слово. Словно тех тринадцати лет не было, и ты застрял в своем развитии. Спасибо, что показал себя настоящего, а то я уже думал, что в двадцать пять действительно до таких книжек дорасти можно, – как пули вылетают из уст Ларса фразы, врезаясь в обезвреженное тело Кори.

«Ну же, давай», – умоляюще стонет журналист, мгновенно получая отдачу – чашка с содержимым вылетает из рук Уаилда, встречаясь со стеной, осколками осыпается к ногам Эванса.

– Какие мы меткие.

– Да что ты от меня хочешь? – взревел тот.

– Чтобы ты взорвался, пробесился, и начал думать.

– А я чем по-твоему занимаюсь?

– Ну уж точно не последним, ты не думаешь, Кори, не думаешь, – Ларс поднялся со своего места, но приближаться к Кори не стал – из ружья палить лучше на расстоянии. – Ты заставляешь меня заниматься твоей работой.

– Да ты охренел? А кто меня позвал? Ты сам сюда притащился и уже не в первый раз без приглашения, – Уаилд кричал так, что едва пар из ушей не шел.

– Меня в это без моего желания втянули, ну, знаешь ли, со всякими вытекающими подробностями, – и, остановившись, указывая на голову, добавил. – Ну или не с очень вытекающими.

Кори, хотевший что-то еще добавить, вовремя заткнулся, а Ларс продолжил.

– А теперь подумай хорошенько, на кого ты сейчас должен орать, злиться, кого хотеть растоптать, стереть в порошок, уничтожить? Я это с тобой сделал? Я тебе репутацию подмочил? Я? – грудь журналиста вздымалась, едва ли не ходила ходуном от глубоких и частых вдохов.

И силы потрачены не напрасно.

Словно до этого несколько деталей были не на своих местах, а сейчас их переставили и все заработало, начало двигаться, ожило. Кори, будто прозрел. В молчании навернув несколько кругов по помещению, скрылся в ванной, звучно хлопнув дверью. Шум воды на протяжении пяти-десяти минут. А после Уаилд вновь показался на глаза журналисту: мокрые волосы и лицо, покрасневшие глаза от лопнувших капилляров. Приземлившись на край кровати рядом с Ларсом, глядя осмысленным взглядом ему в лицо, наконец, произнес то, чего от него так ждали.

– Я дебил. Признаю. Кретин полнейший. Я не знаю, что на меня сегодня нашло, и почему я не смог справиться со своими эмоциями…

– Нет, нет, нет, – Ларс торжествующе улыбнулся, хлопая Кори по плечу, кожей чувствуя сырую и холодную ткань. – Не нужно справляться со своими эмоциями, все так и должно быть, ты зол, тебя задели и ты не должен делать вид, что ничего не произошло, но заставь свой гнев работать на тебя, оберни себе во благо весь свой внутренний бунт, направь его не на меня, а на истинный объект твоей ненависти. И кого ты в данный момент ненавидишь больше всех?

Кори, как завороженный смотрел на Ларса, словно тот, только что вытащил его из горящей повозки, несущейся на полном ходу к обрыву.

– Тех, кто так легко поверил в написанное в этой чертовой статье!

– Аллилуйя! – ликованию Ларса не было предела, казалось, это словесная перепалка с Кори, начавшаяся так неожиданно, больше никогда не закончится. Журналист стащил со спинки дивана еще до его прихода брошенное полотенце и набросил на голову Уаилда. – Вытрись хорошенько, а то вместо твоей репутации мы будем спасать тебя от болезни. И помнишь, что ты сказал, когда в тот вечер затащил меня на “Небесный мост”? “Если быть уверенным в своих силах, если не бояться, то ситуацию удастся контролировать”, – пора ответить за свои слова и перестать бояться!

В итоге: перемирие, две кружки кофе, открытый ноутбук и спокойная обстановка.

Около часа оба строчка за строчкой, подробно и методично штудировали статью и самые популярные комментарии. Не понаслышке знакомый со сферой журналистики Эванс точно знал, как думали, чем руководствовались при написании, какую мысль вложили и что хотели донести, какой посыл давали и какую отдачу собирались получить. И сработало все превосходно, без осечек.

Теперь нужно было лишь найти выход. Грамотный. Без подводных камней.

– У тебя есть какие-нибудь идеи? – смотря на Ларса и замечая проблеск и оживление в его взгляде, поинтересовался Кори.

– Есть. Но только из разряда тех, чего нам точно делать не стоит. «Massword» обвинили в том, что ты подкупил его, что «все слеплено из самого первосортного пластилина, так, как того хотел заказчик». Поэтому лишь силами нашего отдела на этот раз не отделаться. Нужно придумать нечто глобальное, желательно привлекая всевозможные источники. Но мысль в голове вертится, а уловить ее не могу, надо думать еще, – почесывая голову, забравшись на диван с ногами, Ларс прокручивал полосу с комментариями ниже – неплохая почва для размышлений.

– А если отзеркалить? – предложил Кори.

– В смысле?

– Ну, как в третьем законе Ньютона «сила действия равна силе противодействия»: Кристоф использовал свой шанс – теперь мой черед рассказать свою историю, со всеми деталями. И делать это нужно лично.

– А это мысль. Может, конференция? Подключим СМИ, вышлем приглашение всем и каждому. Ты сейчас лакомый кусок пирога, который готовы растерзать, съесть, проглотить в любой момент.

– Но не думаешь, что будет мало выйти и просто сказать «ребята, все не так, я сейчас все объясню»? Нужна какая-то другая подоплека.

Кори попытался встать на место той самой публики, на суд которой он готовился выйти, чтобы она хотела от него услышать, что получить и чего бы ни при каких условиях терпеть не стала.

– Главное, не оправдываться, – словно читая мысли автора, добавил журналист. – Толпа – народ непредсказуемый. Но не стоит забывать о чувствах человека, ведь эту толпу формируют отдельные личности. От чего сложней всего отказаться в поединке, борьбе, дебатах? Правильно, от собственного мнения. И сейчас, хотим мы того или нет, но каждый представитель нашей публики уже пополнил незримые ряды определенного лагеря, крепко, чуть ли не зубами, схватился мертвой хваткой в свою позицию и собирается отстаивать ее всеми силами. И если мы придем и сходу заявим даже между строк «эй, послушайте, вы неправы», какой бы продуманной тактика не была – все провалится с треском.

– Но ведь из этого должен быть выход. Если человек не может отказаться насильно от собственного мнения, нужно, чтобы он захотел самостоятельно его изменить. Расширить границы.

– То-то и оно. Мы можем сделать так, что нашим фундаментом станет не конкретная позиция о тебе «Кори другой, вы ошибались», а лишь предмет для размышления «мы и сами не знаем какой он, а каким увидите его вы, если мы откроем не половину сцены, а поднимем весь занавес». И все. Зерно поселится в голове человека, и он собственно-мысленно вскормит и взрастит его.

Чашки наполнялись по новой, фосфорического света в помещении становилось все больше, голоса сменили тональность, а напряжение в воздухе испарилось. Ларс, еще не успев выйти на работу, чувствовал себя в привычной обстановке – Кори идеально подходил под описание «активный участник процесса», помогая создать вдохновляющую и благоволящую творить атмосферу.

– Как думаешь, чем мы можем заменить детские снимки? Какая может быть альтернатива?

Кори задал весьма логичный и подходящий вопрос, Ларс об этом даже не задумывался, сосредотачивая все внимание на посыле, который они собирались вложить на конференции. Но если очень долго о чем-то размышлять, в конце концов ответ всплывет на поверхность. И помочь этому ответу подняться наверх сумел очередной комментарий пользователя. Ларс даже не вчитывался в содержание, было достаточно всего лишь одного имени:

– Мика Форетто – нам срочно нужна ее помощь!

***

Дреды забраны в высокий хвост, на голове солнцезащитные очки – импровизированный ободок, кислотный костюм-комбинезон и белая рубашка с торчащими широкими рукавами, в руках толстый объектив и сам фотоаппарат.

– Хорошая работа, всем спасибо!

Мика прокручивала колесико, просматривая отснятый материал. Женщина соврала, если бы сказала, что не ждала звонка от Кори, и поэтому когда тот объявился, из ее уст прозвучал единственный вопрос: «почему так долго?»

Конечно, из ее внимания не ускользнули последние новости, а когда Мика поняла, что плод ее творчества был так безжалостно и опрометчиво втянут в самый эпицентр скандала, женщина пришла в ярость.

С бестолковыми людьми, мало чего смыслящими в этом мире, всегда трудно иметь дело. И невольно вспоминая свой тернистый путь к звездам от начинающего фотографа к профессионалу мирового уровня, на работы которого теперь ровняются, Мика задалась вопросом, так уж ли плохо и катастрофично то, что ее имя ставили на один уровень с юным писателем. Оказалось, совсем наоборот, даже на руку, имея большой вес в мире шоу-бизнеса и обладая определенным влиянием на те самые умы «бестолковых людей», которых не иначе, как можно было окрестить «темные», «заблуждавшиеся», Форетто могла помочь Кори, чего и без того искренне желала.

– Эта идея появилась у меня, как только я обо всем узнала, поэтому воплотить в жизнь решила именно ее, – спустя час работы, Мика пригласила в своей кабинет Кори и Ларса, чтобы продемонстрировать свой труд – готовый, обработанный всеми подручными графическими инструментами снимок. – Фото словно говорит: «Сейчас вы познакомитесь со мной настоящим».

В центре снимка находился Уаилд, левую часть его лица закрывала вертикальная черная маска без прорези для глаза, волосы небрежной волной спадали на плечи, а привычно покоящийся на голове капюшон мантии был откинут на спину, по бокам, словно оберегая и поддерживая, стояли безликие темные силуэты мужчины и женщины. Ларс не смог отвести изучающего, пытающегося считать задумку взгляда от снимка. Каким было выражение Кори на нем, определить с первого взгляда он так и не мог. Если смотреть на лицо в целом, воспринимая как единое целое обе половины, то Уаилд получался весьма устрашающим, будто единственный открытый глаз смотрел в самую душу и видел насквозь. Но только стоило приглядеться внимательней, оценить сначала безликую маску с опущенным веком, словно застывшую гримасу покоя, то открытая часть лица становилась не угрожающей, а наоборот притягивающий. Брови и губы, не выражающие эмоций, запечатленные ровной линией, и манящий взгляд, который словно просил “прочти меня”.

Ларс почувствовал, как его локтя ощутимо коснулись пальцы Кори, легким и приятным касанием спустились ниже по руке, обхватывая запястье, а после соскальзывая в его ладонь, благодарно сжали. Этот жест вкупе с загоревшимся, воспрянувшим духом взглядом для Эванса прозвучал громче слов.

***

Шум кондиционера, опущенные жалюзи, размеренное едва заметное гудение проектора – кабинет Элис Пак встретил Кори рабочим гостеприимством. «Мы все – перегруженный ресурс, как только все это закончится, оформлю себе и ребятам заслуженный отпуск за счет компании», – грезила начальница, стараясь не хмурить брови от усталости и не морщить лоб, демонстрируя скопившееся напряжение – еще не хватало преждевременных морщин в качестве награды за усердный труд.

– Я так полагаю всему отделу снятся кошмары с моим участием в главной роли уже неделю, – начал Кори вместо положенного приветствия.

– Неделю? Мягко сказано, – высказался Холлинг, попутно разминая натруженные (далеко не в качалке) плечи.

Пак понимающе хмыкнула, закатив глаза: отчасти Трой прав, и отчасти она была с ним согласна.

– Я ваш вечный должник, – Кори преданно склонил голову, будто не замечая взглядов со стороны, излучавших энтузиазм и дикое желание и дальше трудиться в поте лица, а после присаживаясь на соседний от Ларса стул.

Хоть инициатором данного собрания, как считал Кори, являлся исключительно он сам, бурная деятельность в отделе, так или иначе касавшаяся его персоны, не гасла и не стихала даже в обеденный перерыв: Пак, направо и налево раздавая указания, не давала спуску никому.

Никому, кроме Ларса (по понятным на то причинам)…

Именно его она освободила от работы на весь срок выздоровления по рекомендации врача и собственному настоянию, и теперь негодовала из-за того, что подчиненный, в какой-то степени ослушавшись наставления, проигнорировал ее и в данную минуту находился здесь. Однако, не выказывая желаемого возмущения журналисту лично, ей оставалось только смириться с данным фактом. Женская интуиция подсказывала Элис, что стремление к содействию и активному участию в самой гуще процесса исходило изнутри Ларса, и усмирить это чувство, заставив парня сидеть на месте, никто явно не был способен. «Полагаю, рабочий процесс сблизил этих двоих. Что же, нередко тесный контакт на этой основе взращивает не только настоящие партнерские отношения, но и дружбу. И я надеюсь, от нее оба получат свою выгоду,» – девушка запнулась на собственной мысли, упрекая себя за допущенную оплошность. «Выгоду? Но ведь Ларс уже успел отхватить за этот союз ложку дегтя, и не малую. Кто его знает, как бы могло все закончиться, разыграй жизнь другие карты». Пак одарила подчиненного взглядом, на который способна лишь мать, глядя на свое чадо: эти ребята значили для Элис слишком много, с самого первого дня она никогда не относилась к ним исключительно как сотрудникам, всегда переживая за судьбу и благо каждого члена в их тесном и сплоченном коллективе.

И сейчас ее не покидало чувство беспокойства, когда в отделе что-то менялось, перестраивалось и переиначивалось, и как девушка ни старалась, она не могла понять, что именно – и это упущение ее пугало… Элис бы не хотелось, чтобы то, что она заведомо не могла контролировать, окончательно вырвалось из-под контроля непосредственных участников процесса, и привело к негативным последствиям.

– Глядя на ваши лица, я так полагаю, вы пришли сюда уже с готовой идеей, – больше утверждала, нежели спрашивала Пак.

– Да, и хотим узнать ваше мнение: план совсем свежий и требует доработки, взгляда со стороны, внесения поправок и дополнений. Мы что-то упускаем, но я не могу понять что, – Ларс чеканил слово за словом, забывая о паузах и о том, что необходимо дышать.

– Тогда мы все во внимании.

Не перебивая друг друга, автор и журналист последовательно и подробно изложили детали, показали снимки Мики и не ограненные наброски идеи. И оба в процессе рассказа словили себя на мысли, что план в голове смотрелся намного перспективнее и целостнее, чем на словах.

– Выходить лично и сражаться со скопищем журналистов из разных издательств – это как играть в пинг-понг с роботом. Раз-два отобьешь, а после все равно допустишь осечку и пока будешь восстанавливать вмиг расфокусированное внимание, тебя уже закидают шарами, – первой высказалась Элис, не переставая крутить в руках бейсбольный мяч Эванса: журналист так и не потрудился его забрать, а Пак не спешила возвращать. – Но, – длительная, в случае с начальницей даже загадочная и многозначительная пауза, заставила сотрудников напрячься. – Идея имеет право на жизнь! И ни о каких «кнутах и пряниках» слушать даже не хочу, и мямлить не позволю, мы и так упустили достаточно времени и теперь просто выйти и все объяснить будет недостаточно. Затишье перед бурей – представьте, что именно на него все просрали драгоценное время на этой неделе, – подобные «громкие» высказывания Элис позволяла себе в исключительно обязывающих ситуациях – эта была, по ее мнению, как раз такой.

– Как насчет достать фотографии с места преступления? Показать без цензуры, чтобы никто не тешил свое воображение смутным представлением о том, с чем Кори в детстве имел дело? – предложение поступило от Кэсси – журналист, так ни разу и не притронувшись к своему телефону, сконцентрировал все внимание на насущной проблеме. Лишь немногие из присутствующих (которым, по-видимому, было больше всего до этого дело) догадывались, что таким образом, углубляясь в решение чужого вопроса, парень оттягивал решение своего личного.

Предложение Форда Элис записала маркером на доске.

– Мне кажется, было бы неплохо, если бы на конференции снова появился Рик Грамм. До сих пор помню свои ощущения, когда увидел адвоката: с одной стороны, для нашей работы он непосредственный минус, потому что лишнего не сболтнешь, не напишешь, а с другой – он, как гарант соблюдения границ. Пересечешь рамку дозволенности и тебе крышка. И, собственно, к чему я веду, мы ее в отношении «Secret Edition» еще и пальцем не двинули, а вот они в нашу сторону все пять воткнули. Рик, согласно заключенному контракту, на конференции сможет прикрыть тылы с обеих сторон (с нашей и Кори) одним выстрелом. Наконец-то фраза «мы примем законные меры» будет не угрозой нам, а щитом, – Холлинг с убийственным задором, закончил свою речь.