Текст книги "Бетонные стены воздушного города"

Автор книги: Торговец деревом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Смазка? – короткий вопрос.

– В комнате, – удовлетворяющий ответ.

Грудь вздымается колесом, дышать практически невозможно – в душевой слишком мало воздуха. Ларс дергает рубильник, как только последний сантиметр пены исчезает с тела, но вылезать не спешит – губы Кори на его шее доставляют слишком блаженное удовольствие. Секунды. Минуты. И надсадный жалобный стон над самым ухом:

– Больше не могу, у меня колени подгибаются от напряжения, если не выберемся отсюда, я заставлю взять меня прямо здесь, – дразня, Уаилд напоследок прикусывает мочку, втягивает в рот. И Ларс начинает походить больше на оголившийся провод, на одну эрогенную зону, где не тронь – прошибает и сразу сводит каждый сантиметр приятной истомой.

Наспех вытерлись полотенцем, не прекращая зажимать друг друга, словно впервые дорвались до чужого тела, вываливаются из ванной. Вид ночного города, переливающегося яркими огнями, приковывает взгляд, негласное решение не включать основной свет, лишь подсветку под натяжными потолками.

– Какой цвет выберешь? – обнимая со спины, Кори протискивает руку с пультом с изображением радуги. Ларс, скользя пальцем по сенсору, меняет оттенки, останавливаясь на фиолетовом.

– Мой любимый.

– Постараюсь запомнить, – носом утыкается в плечо, исподлобья наблюдая за появившемся отражением двух обнаженных, прижавшихся друг к другу тел. И сил терпеть больше нет. В паху болезненно ноет, тянет, хоть вой. И дикое желание, чтобы Кори поскорее вставили, перекрывает разум – последняя капля рассудка, так и застывает на кончике крана. – Хочу, чтобы ты трахнул меня у окна, всегда мечтал попробовать смешать экстаз с адреналином.

Буквально впихивает Ларсу смазку, не дожидаясь ответной реакции, утаскивает за руку к окну и, развернувшись лицом к толстому стеклу, упирается ладонями, пытаясь найти удобную точку опоры. Натренированные сухие мышцы спины, разведенные ноги, подрагивающие от напряжения руки, согнутые в локтях, – слишком вызывающая поза, слишком кричащая и просящая, чтобы отказывать, медлить или испытывать.

И кого, если бы решился оттянуть момент, Ларс испытывал бы больше? Его? Себя?

Смазка холодит пальцы, а ментол прошибает ноздри, так и хочется попробовать на вкус, как жвачку или йогурт, выпить до дна. Тюбик отброшен к ногам, а свободная ладонь накрывает глаза Кори, лишая обзора.

– Не смотри, пока я не скажу, – горячо, над самым ухом.

Один. Второй. Третий.

Раскачка, толчок и снова раскачка. Кори выгибается навстречу, податливо принимая пальцы, плывет под ними, не успевая уловить момент, когда их сменяет обильно сочащийся смазкой член, и твердый стояк беспрепятственно входит внутрь. Стекло низко вибрирует от напора, ладони оставляют жирные разводы, а дыхание почти впритык заставляет запотеть. Ларс толкается слишком резко, рвано, впивается в шею сзади, словно готов вот-вот до крови прокусить кожу, но вместо зубов Кори чувствует лишь горячий язык и втягивающий вакуум – останутся засосы. Багровые, фиолетовые – какие угодно. И в животе приятно покалывает от ожидания новых меток.

Уаилд упирается разгоряченной плотью в холодное стекло, мазками оставляя смазку. И когда кайф от ощущения члена внутри распространяется по всему телу на клеточном уровне, Ларс убирает руку. Фиолетовые вспышки перед глазами сходят на нет не сразу, устраивая пляски перед глазами, пока Ларс продолжает вколачиваться в упругое и твердое мужское тело, шлепками по бедрам, выходя с пошлым хлюпаньем и входя едва ли ни с хлопками, не давая прийти в себя. Стекло хрустит под напором. И когда, делая рваный вдох, Кори все же замечает лежащий внизу город, сверкающие огнями дома, улицы и дороги, голову кружит от высоты, а ноги немеют.

И кажется лучше быть не может…

Впервые Кори так рад своей фобии, единственный раз сыгравшей на руку.

Привстав на носках, принимает в себя до упора, каждым заглушенным стоном прося о большем. Но словно на качелях, высокий замах ниспадает, возвращаясь ближе к земле. И Уаилд уже не знает, что приносит забвения больше: рваные и упругие толчки или так как сейчас, вжимаясь друг в друга, растягивая как резину медленно туда и обратно. И руки на стеклах уже не одни – чужие накрывают, переплетая пальцы. Ларс нависает, вплотную прилипая к спине Кори, продолжая медленные, чувственные движения. И мягкими поцелуями в шею, заставляя партнера повернуть голову и встретиться с его губами, топит Уаилда в сладком поцелуе.

Не сразу тянущаяся нуга сменяется лихорадкой. Только вдоволь насытившись, насладившись, Кори настойчиво подается бедрами назад. И повторять дважды не приходится – руки Ларса, перемещаясь на поясницу, напористо толкают на себя – качели вновь взмывают к небу. Чтобы не задохнуться в собственном экстазе и окончательно не слететь с катушек от остроты и реальности происходящего, Кори упирается в сгиб локтя, стараясь не скользить по влажному стеклу. И даже вылететь к чертям вместе с осколками не так страшно, как не успеть закончить. И все остальное меркнет. Ничего нет, кроме собственной ладони, стискивающей член и твердого ствола, то и дело нажимающего на простату.

Слишком резкий толчок, и вместе со стеклом вибрирует уже и Кори – разрядка накрывает неожиданно, белесыми водянисто-густыми каплям сползая по и без того измазанной прозрачной глади.

И шумный стон где-то на периферии сознания доносится до Кори, когда в своем оргазме, сжав так сильно член Ларса, неведомо для себя он ускоряет его разрядку…

На автомате до кровати. Откинув одеяло на край, едва дыша и умирая от жажды, но без какого-либо желания отправиться ее утолять.

У обоих получилось раскалить друг друга до предела, позволив выплеснуть скопившееся на протяжении долгих недель напряжение, и когда энергетический баллон опустел, просто убавили пламя, с упоением отдавая последние капли сил…

Комментарий к Глава 18

Soulshop – Беги

На репите, думаю, вы поймете в какой части главы:

k▲Я†o╟l / Картон – Fly Down

Gemini – Blue

Pascal Junior – Holdin’ On (Original Mix)

Отдельным постом в группе – https://vk.com/wall-35829610_6966

========== Глава 19 ==========

На негнущихся ногах, словно вставили пропеллер в задний проход, на втором дыхании лечу до больницы чуть ли не вприпрыжку. Вдохнув грудью уже такой привычный и въедающийся в одежду запах, огибая персонал и больных, плыву по длинному коридору до нужной vip-палаты. По-хорошему стереть бы довольную улыбку с рожи, но, боюсь, сейчас не поможет даже половая тряпка – все происходит на клеточном уровне, кровь, будто заряженная положительной энергией, блокирует все поползновения негативных флюидов. Поделиться бы с кем-то, отсыпать, дать постеречь на время, чтобы не нервировать Саманту своим окрыленным видом, но я слишком жадный.

У самой двери останавливаюсь, заворачивая в ненужную бумажку, когда-то бывшую чеком, резинку, еще не успевшую потерять насыщенный мятно-лимонный вкус, и, поправляя растрепавшиеся волосы, убирая прядь за ухо, дергаю ручку на себя, на пороге неожиданно сталкиваясь с Элис Пак.

– Доброе утро, Кори, – внимательно оглядывает, радушно улыбаясь.

– Доброе, какими судьбами, что-то случилось? – спрашиваю с явно уловимым подозрением в голосе.

– Все, что могло, уже случилось, расслабься, наконец, – посмеивается она, закидывая сумку на плечо и выкручивая помаду из футляра, одним движением проводит алым по губам. – Прости, надо поторапливаться, а то меня на работе потеряют, в следующий раз поболтаем подольше, – машет на прощание, задевая рукой плечо – то ли оглаживает, то ли похлопывает – и, красноречиво улыбаясь Саманте с коронным жестом у уха, означающим «будь на связи», выходит из палаты.

Не успеваю даже поздороваться, как сестра метко выстреливает прямо в лоб фразу:

– От тебя за версту несет сексом. Что, все-таки завалил Ларса или он – тебя? – хохочет, даже не стараясь прикрыть свой сарказм, а я косо поглядываю на еще не успевшую окончательно закрыться дверь.

– А чего так тихо? Ты бы еще громче кричала, – кидаю ей на кровать бумажный пакет – классический набор «гостинцы для больного», а сам сажусь в стоящее рядом кресло.

– Да ладно?!! Реально что ли? – вылетает у нее быстрее, чем она до конца успевает переварить мысль.

– Думай, что хочешь, больная женщина, – пожимаю плечами, отводя от нее взгляд. Все равно если Саманта себе что-то вбила в голову и начала прокручивать глубже, я это уже никакими щипцами не выдеру.

Оглядываю комнату–оранжерею: цветы и фруктовые букеты устилают каждый квадратный метр, воздух пропитан цитрусово-цветочными нотками – наборчик такой, что ни в одном парфюме не встретишь, но, безусловно, приятный и свежий.

– Ой, не могу, – гогот сестры вперемешку с «ай, больно» привлекает встревоженное внимание.

– Хватит ржать, а то ребра опять треснут, – прикусываю себе язык, до конца не понимая, как мне стоит вести себя рядом с ней – Саманта продолжает смеяться, игнорируя меня.

На самом же деле я искренне, до облегченного выдоха рад видеть ее в хорошем расположении духа, сияющую, несмотря на загипсованную руку и перебинтованный корпус. Так начинает обманчиво казаться, что ничего между нами не нарушало спокойствия и атмосферы, что не было этих удушающих слез и истерик, проклинающего взгляда и вселенской скорби утраты долгожданного малыша, которому так и не суждено появиться на свет.

– Ну, я жду подробностей, – пытается сложить руки на груди, но вовремя отказывается от этой затеи и просто удобней устраивается на высокой подушке.

Смотрю на нее удивленно, мол «ты серьезно?» и, сталкиваясь с ее выжидающим, но таким любопытным взглядом, сдаюсь под напором – безоговорочная победа.

– Все получилось как-то спонтанно, и даже не я стал инициатором, не знаю, что поспособствовало этому, возможно у обоих сдали нервы.

Не раз обсуждая с сестрой свою личную жизнь, я никогда не испытывал чувства неловкости – сегодня я поймал себя на нем впервые, возможно, потому что до конца не верил в реальность произошедшего или относился ко всему иначе.

– Хорошо, что нашелся хоть один человек, которому было до тебя дело, – вмиг меняясь в лице, стирая с губ саркастическую улыбку, протягивает ко мне руку и, дождавшись, когда я сяду рядом с ней и сожму ее ладонь в своей, укладывает голову мне на плечо, продолжая. – Честно говоря, еще недавно Ларс меня жутко раздражал – слишком быстро в твоей жизни и душе он перешел грань, возвысившись, успел занять приоритетное место. Я боялась, что ты разочаруешься в нем, или еще хуже, хлебнешь свою ложку дегтя, и тебя это добьет. Но рада, что все обернулось иначе. Ты же знаешь, я не хочу совать нос туда, куда не следует. Но и оставить свое беспокойство за тебя не могу. Но сейчас… Мне дышится легче глядя на твою счастливую мордашку, несмотря на любой исход ваших отношений, я искренне благодарна ему за поддержку, – острым ногтем тычет прямо между ребер, заставляя согнуться вдвое от неприятных, но не болезненных ощущений.

– Я понял тебя, понял, – на выдохе, то ли кряхтя, то ли смеясь. – Я не возражаю, лезь и дальше, беспокойся, если хочешь, только никогда больше не смотри на меня таким взглядом, – продолжая обнимать ее, заглядываю прямо в глаза. – Мне казалось, что в тот момент связь между нами оборвалась и больше никогда не наладится.

– Балда, как ты с таким крошечным мозгом книжки свои пишешь? – крутит пальцем у виска и прячется за копной светлых прядей, причесанных волосок к волоску. – Я женщина. Мне свойственно переживать каждую эмоцию ярко, бурно, во всех оттенках. Но после, выдыхая и сбрасывая накопившееся, становится определенно легче. Злопамятством я никогда не страдала, и, тем более, не была глупа – я не виню и не собираюсь винить тебя в случившемся.

– Вот смотрю на тебя и думаю, почему ты у меня такая смышленая? Да и вон как быстро синяки на лице затянулись – ты явно не с Земли, инопланетянка. Все маме с папой расскажу, – грудь наливается теплом и каким-то спокойствием. Сколько мы вот так не разговаривали? Мне показалось – вечность.

– Все дело в креме, дурень, – смеется и снова «ойкает», сморщивая курносый нос. – Кстати, хотела с тобой поделиться еще одной очень хорошей новостью.

– Мм? – и взгляд неотрывно на охапку розовых пионов.

– Доктор сказал, что результаты УЗИ и анализов хорошие, после восстановления через пару-тройку месяцев сможем снова попробовать, – и в ее голосе интонация человека, у которого не умерла последняя надежда, который получил еще один шанс – подарок судьбы, не иначе.

Прижимаю ее ближе, порываясь сжать еще крепче, но сдерживаюсь, боясь навредить. Какие здесь могут быть слова? То, что творится в душе, не выразит ни одно слово в мире из двухсот сорока языков. Так и сидим, в молчании смотря на цветы, словно не в больничной палате, а в саду.

***

– Ты где?

Без приветствий, без прелюдий. Лишь громкая связь, на время приглушенная музыка в салоне и взгляд, следящий за движением на дороге.

– Заскочил на работу за ноутбуком.

– Ты же говорил, Пак и на пушечный выстрел не подпустит тебя к офису? – потешаюсь собственной мысли – «Трудоголизм – неизлечимая болезнь».

Навигатор предупреждает о поджидающей впереди пробке и предлагает сократить маршрут, поехав в объезд. Так и поступаю, съезжая с главной дороги. И почему у меня все еще нет телепорта, когда он так нужен?

Слишком приподнятое настроение, все внутри скачет и трясет, словно организм живет собственной жизнью, и сейчас самый разгар вечеринки.

– Я заеду за тобой через пятнадцать минут, спускайся, – не вопрос, не предложение, будто заведомо знаю, что он не откажет, и когда звучит столь спокойный и удовлетворяющий ответ, внутри все сжимается.

***

– Как непривычно ехать с тобой в машине и не чувствовать, что желудок давит тебе под ребра. Сегодня ты очень прилежный водитель, ни разу даже на красный не проехал, – Ларс сидит в машине и без устали переключает радиоволну, в попытке найти что-то стоящее.

– Если ты так настаиваешь, – я посильнее вдавливаю педаль газа в пол, придавая авто ускорение. Эванс, качнувшись назад, по инерции чуть не сносит собой картонные стаканчики с горячим и ароматным латте, что стоят в подставке.

– Фух, пронесло, ещё чуть-чуть и мир бы потерял своего кумира.

– Сомневаюсь, что кипяток смертельно опасен для меня.

– Начнем с того, что я не о кипятке, и закончим тем, что я не о тебе, – довольно добавляет журналист – шутка проканала, я пару секунд непонимающе залипаю, смотря вместо дороги на него, и пытаясь понять, о каком еще кумире он мог говорить. Детский сад, не иначе.

– Куда едем хоть?

– Ко мне.

– А вариант перед этим заскочить пообедать принимается? У тебя в холодильнике кроме прокисшего молока нихуя нет, – возмущается Ларс, открывая мой кофе и высыпая сразу четыре пакетика сахара, помешивает.

– «Нихуя» – универсальная приправа ко всему, не находишь?

– Когда невозможно найти твое «ко всему» даже «нихуя» не поможет, не находишь? – передразниваю я.

Такой странный и даже дворовый разговор откликается где-то внутри своей атмосферой, а на лице сама собой появляется сияющая и довольная улыбка. Как часто, находясь рядом с ним, я позволяю себе забыться? Осознает ли он, как много делает для меня?

– Итак, что мы решили? – выпытывает Ларс, наслаждаясь своим кофе.

– Если честно, я бы не хотел сейчас соваться в общественное место, может, закажем доставку на дом?

– Как скажешь, – безразлично пожимает плечами, бросая на меня слишком испытывающий и изучающий взгляд. Объяснение задумчивой гримасе звучит через пару минут тщательного препарирования составляющих моего образа. – Когда ты снимешь эту дурацкую мантию? В ней ты еще более узнаваем – она же засветилась на обложке.

Не хочется увиливать от вопроса, скрывать правду или маскировать ее, обличая в другой наряд. Я уже давно смирился с тем, что с этим человеком, насколько бы мало мы ни были знакомы, мне необходимо быть искренним. И сейчас плевать, какие последствия могут быть у этого душевного порыва…

– Я не собираюсь ее снимать, мне так комфортно.

– Звучит как самообман.

– Честный самообман.

– Кори, а теперь серьезно, чего ты боишься? Скрываясь под глубоким капюшоном, ты не сможешь спрятать себя от мира.

– Это что-то вроде щита – с ним мне спокойней.

– Ты превращаешь свой щит в клетку, какой смысл собственноручно запихивать себя в нее, если даже цепь застегнуть некому? Ты уже открылся всем, обнажил свою душу, так чего же ты добиваешься, продолжая день за днем надевать ее?

– Не знаю, – сдаюсь я. – Может, это дело привычки, от которой так трудно отказаться. Как старая ненужная вещь, вроде больше нигде не пригодится, но и выбросить жалко.

– Ты безнадежен, – выдыхает Ларс, хмуря брови. – Комплекс неполноценности в тебе намного больше, чем я думал, – переключает внимание на окно и, замечая что-то, вдруг резко просит остановить машину. – Погоди минуту, я сейчас. Можешь пока выпить кофе, а то совсем остынет, – скрывается за дверью магазина с вывеской «Веселая канцелярия», вынуждая тут же задуматься, как канцелярия может быть веселой, и что сидело в голове человека, который придумывал это название?

***

Васильковое небо, ни единого облачка, солнце неподвижным золотым блюдцем замерло высоко над головой, и только сильный ветер, поднимающий полы мантии, всклокочивающий волосы, играя прядями на воздушных волнах, указывает на то, что все еще живо вокруг, что мы не на чертовом стоп кадре на вершине стеклянной горы. Пятидесятый этаж. Просторная крыша с полосой «H» для посадки вертолета. И кроме нас никого – даже живых или железных птиц не видать.

– И зачем мы здесь? – искренне не понимая, хватая уверенно идущего вперед Ларса за рукав кардигана, спрашиваю я. Читать его мысли не всегда получается. Угадывать его намерения – и того реже.

– Чтобы решить очередную проблему в твоей и без того насыщенной жизни, – ловко перехватывает мою руку, сжимая ладонь, и практически волочит за собой, продвигаясь все ближе к концу крыши.

– И каким это образом? Скинешь меня? Прости, но избавиться от акрофобии это не поможет, – уже не сдерживаю себя, начинаю искренне забавляться от всего происходящего, отдаваясь течению, очередному загадочному порыву Эванса.

– Так и знал, что суицидник в тебе никогда не дремлет, прости, но исполню твою мечту в другой раз, а сегодня нужно поработать ручками и желательно тщательней.

Непонимающе таращусь на него, когда мы подходим вплотную к бетонному парапету, и Ларс, отпуская мою ладонь, лезет в сумку и вынимает из нее большие острые с массивной черно-синей ручкой ножницы, мне и вовсе становится не по себе.

– И зачем? – только и вылетает, когда Ларс всовывает мне в ладонь столь необычный для данной ситуации предмет.

– Чтобы расхерачить твою гребанную мантию в крошево! – как само собой разумеющееся отвечает он, не переставая указывать. – Снимай!

– С чего ты решил, что я буду это делать? Затея, конечно, интересная, но уроки кройки и шитья забыты мной со школьных времен, так что сомневаюсь, что смогу сделать все правильно, – довольно улыбаюсь, провоцируя беднягу на очередное завышение тональности в голосе, но вместо этого меня резко нагибают, упирая грудью в парапет, заламывают за спиной руки, за считанные секунды стягивая мантию, и возвращают в прежнее положение.

– Хватит болтать, держи.

Ткань в руках, ветер под рубашкой, ни единой мысли в голове.

– Я должен просто порезать ее, и тогда ты от меня отстанешь?

– Не просто, Кори, не просто, – отрицательно качает головой, подходит к краю крыши, упираясь руками в железное ограждение. – Посмотри вниз, действительно, так сильно боишься ее?

Безоговорочно повинуюсь, складывая в одну руку обе вещи, свободной крепче цепляюсь за имитацию перил, с куда меньшей смелостью, чем он, заглядываю, казалось бы, в саму бездну.

Высота ошеломляет. Голова кругом. А руки ощутимо подрагивают. Дышать неожиданно становится сложнее.

Ларс, замечая мое оцепенение, встает сзади, обхватывая перила по обе стороны от меня, позволяет упереться в него спиной. Чувствую его дыхание у шеи, и сейчас оно на контрасте с ветром обжигает сильнее огня.

– Вспомни, еще вчера ночью ты кончил только лишь от одного взгляда вниз.

Его слова звучат слишком пошло, однако смысл в них совершенно иной: я сумел единожды обернуть свой страх себе на руку, и, кажется, сейчас Ларс пытается проделать тот же трюк, но уже другим способом.

– Избавься, наконец, от своего панциря, уничтожь и сбрось его в самое пекло, туда, что так пугает. Пусть сожрет и подавится, – руки Ларса перехватывают мои, заставляя увереннее сжать ножницы. – Режь!

Смотрю то на мантию, то вниз и не понимаю, я и вправду должен это сделать? И как это может быть так просто? Мысли расходятся с действиями. Ножницами делаю ровный срез, и часть рукава отправляется в свой последний путь, провожаю ее взглядом, на короткое время, пока та не исчезнет из поля зрения, забывая о пугающей высоте.

– Продолжай, у тебя отлично получается, – произносит в самый затылок, заставляя стадо мурашек пробежаться по позвоночнику вниз – тело так остро реагирует на все.

Отрезаю кусок за куском, каждый раз все больше мельча детали, кромсая когда-то родную и любимую вещь. И когда остается совсем чуть-чуть, делаю пару надрезов на спине и, откладываю ножницы на парапет, продолжая без них. Ткань хрустит под руками, с треском расходясь, взлохмачиваясь как бахрома. Последние остатки буквально высыпаю из рук, ветер тут же подхватывает, кружа и унося все дальше и дальше… Где-то внизу какие-то части втопчут в грязь прохожие, сравняют с землёй колеса машин, растащат птицы, и сметут уборщики, словно бесхозно брошенное бесполезное тряпье, сбросив в мусор. И мне уже будет не жаль…

– Охренеть, – выкрикиваю, цепляясь обоими руками за перила, все еще ощущая спиной Ларса. – Охренеть! – повторяю снова куда громче, чувствуя себя птенцом, вылупившимся из скорлупы и первый раз издавшим какой-то звук. – Вот это психотерапия, и как тебе только это в голову пришло? Ты точно журналист? – разворачиваюсь лицом к Ларсу, а он стоит и просто смотрит на меня, словно в саму душу пролезть пытается, и взгляд такой пронизывающий, искренний, полный гордости за мой поступок. И не понятно кто из нас верит в меня больше?

– Надеюсь, у тебя в шкафу не целый запас таких, а то вдруг сеанс прошел зря? – придвигается ближе, прищурившись, улыбается одним уголком губ так хитро, словно уже знает ответ. И дыхание мягко щекочет пересохшие губы. Интимность момента зашкаливает, как и благодарность за то, что возится как с щенком, тыкая в страхи и показывая, что нет… не страшно. А даже если так, то я рядом. Делал ли хоть кто-то нечто подобное за всю мою жизнь для меня?

– Эта единственная, – честно, удерживая взгляд. Приоткрывая душу.

– Тогда я рад, – обнимает, тянется одной рукой к парапету, тем самым прижимаясь ближе. Засовывает ножницы в сумку. – Ну что, – еще чуть-чуть и губы встретятся, – пойдем, а то на дворе октябрь месяц, прохладно в одной рубашке, – и рука скользит по моей талии, теплые пальцы смыкаются на пояснице, уверенно вжимая в куда более горячее тело. – Дрожишь, как лист на ветру, – и стоит ему только озвучить это, трепет, словно по волшебству, накрывает все тело, легкий, едва ощутимый, но причиняющий куда больший дискомфорт, чем от лихорадки. Никогда не любил это чувство, когда все нутро колет беспорядочно, будто иголками. И никакие таблетки, никакое тепло не спасут. Дело далеко не в погоде и не в недуге организма. Хотя, как еще понимать и принимать последнее…

Все еще нахожусь под большим впечатлением от происходящего, чтобы колбасило меньше, чтобы крутило не так сильно – самоконтроль тут ни при чем. Эмоциональное возбуждение медленно перетекает в физическое. Стоим, как вкопанные, не разрывая зрительного контакта. И мысли непрошено заползают в голову – одна хлеще другой. Тело еще помнит его ласку, его руки на бедрах, его сбившееся дыхание прямо в затылок. И голова кругом от послевкусия, от желания дорваться еще, словно на тарелке остался последний кусок торта, а претендентов, желающих утолить голод, так много…

А что если вчера была разовая акция? Утешение пострадавшего, чтобы душевные раны затянулись, чтобы не успел добить себя, оставшись наедине. Но, черт возьми, этот лисий и довольный взгляд… Разве вот так смотрят, когда любое действие из-под палки? Когда против своих желаний? Когда беря на абордаж лодку жизни, скручивают все принципы и устои, переиначивая на лад захватчика каждое действие?

И чем больше тону в своем мысленном болоте, захлебываясь в немом крике, тем ближе тело становится к нему, влипая, как жвачка, в рот напротив. Благодарно. Желанно и вкусно. Безумно приятно, и словно теплые волны разливаются по телу от его рук, которые невыносимо жадно сжимают, и в этом капкане хочется застрять. Углубляет поцелуй, не давая продохнуть, сгребая меня в охапку, закрывает от ветра настолько, насколько это возможно, терзая мои сухие, успевшие потрескаться губы. И сколько страсти в каждом действии, сколько отдачи, словно секунду назад желание коснуться его принадлежало вовсе не мне. Борьба? Секс? Ядовитый коктейль из самых отборных эмоций, и теперь не вытравить из головы одну единственную мысль: «я подсел на него» – она поселилась там надолго, заняв слишком много места.

– Как я тебя хочу, – не отлипая от губ, прямо в рот, с такой страстью и с таким вожделением, которые только могу вложить в эту фразу.

Вваливаемся на этаж, не переставая держаться за руки, наплевав на камеры наблюдения и, быть может, осуждающие взгляды консервативных охранников. Вместо лифта прямиком к двери черного хода, едва ли не скатываясь по перилам, минуя два лестничных пролета с такой скоростью, словно бежим от кого-то. Губы все еще горят, сердцебиение загнанного зверя, и его рука, сжимающая мою ладонь. Еще три этажа лечу, ничего не видя перед собой, и только когда взгляд касается деталей, подмечая место, в котором мы находимся, накрывает беспричинное, невесть откуда взявшееся беспокойство.

– Погоди, – отпускаю его руку, остаюсь посередине лестницы, когда Ларс спускается на этаж. – Как-то странно… – отматываю мысли, словно кассету, пытаясь найти то, что мимолетно проскользнуло, но тщетно – все смешалось, не вычленить.

– Что-то случилось? – в два коротких прыжка-шага оказывается рядом со мной, подозрительно смотрит, обеспокоенно выдавая. – Ты чего такой белый, словно призрака увидел? С тобой все в порядке?

– Да, просто не могу больше терпеть, не хочу больше ждать, – и прежде, чем ничего непонимающий Ларс успевает что-то добавить, заглушаю его слова настойчивым самозабвенным поцелуем. Притягивая за грудки кардигана к себе, стоя на лестнице на голову выше, пытаюсь таким образом сократить расстояние. Потому что ноги не слушаются, будто пустив корни в бетонную конструкцию. Потому что сознание совершает отчаянный переворот. В который раз за этот месяц? И пока язык полирует его губы, царапая нежную кожу о резцы зубов, выбивая из его груди податливый довольный стон, отчаянно выискиваю причину своего внутреннего дискомфорта и нахожу… И, блядство, как же все оказывается в этой жизни сложно, запутанно и не к месту. Ответ кроется на поверхности, а испытываемые отрицательные эмоции всего лишь последствие недавнего шока. Саманта… Ее ведь нашли здесь? Не на этом месте, но на этой самой лестнице. И даже представить не могу как холодно, страшно и одиноко ей было, пока она смиренно ждала, когда кто-нибудь придет на помощь.

– Ты хочешь съесть меня? – шипит, когда увлекшись, кусаю его, и, отстраняясь, смотрит на меня таким невразумительным взглядом: зрачки расширены, ртуть блестит ярче прежнего.

И я понимаю, чего хочу на самом деле, что в данный момент так необходимо.

Очередная психотерапия.

Очередное замещение.

И я знаю, чем могу вытеснить столь пугающие, царапающие когтями изнутри и гложущие душу воспоминания.

– Эй, – скользкий поцелуй, а после настолько невинный и просящий взгляд, на который только могу быть способен, чтобы не смог устоять, чтобы не отказал. – Можешь на время заткнуться и не шевелиться, – не вопрос, не просьба, а пожелание в добровольно-принудительной форме.

Молчит, так просто принимая условия игры, и только взгляд с такой издевкой, мол, «давай, покажи мне, что опять ты задумал, неугомонный». Прежде, чем приступить, переплетая на мгновение наши пальцы, опускаю левую руку Ларса на перила, с каким-то азартом в голосе добавляя:

– Держись крепче.

Одним плавным отточенным движением подцепив кончик бегунка, тяну вниз, звучно раскрывая молнию на его джинсах. И все это время смотрю, не моргая, прямо в его серебристые глаза, наслаждаясь тем, как понимание происходящего медленно, но верно достигает Ларса. И улыбка на лице такая выстебывающая, будто ее ехидства хватит, чтобы остановить меня, отговорить от задуманного. Но нет… Ларс даже не догадывается о важности всего происходящего для меня, и я как сумасшедший пытаюсь урвать каждый микромомент, чтобы запомнить и потом, смакуя послевкусие, поставить на повтор.

Подцепляя пальцем резинку, ныряю за ткань, холодной рукой сжимаю в кольцо твердую горячую плоть, ладонью чувствуя каждую набухшую венку. Опускаюсь ниже, разве что не задницей на ступеньку, удерживаю тело на корточках. Сжимаю ладонь плотней, скользящим тугим движением прохожусь по всей длине и не знаю, куда мне хочется в этот момент смотреть больше: на предвкушающее лицо Ларса, не спускающего взгляда с моей руки, или же на его член. И что будет, если сделать так: не опуская глаз, продолжая смотреть на него, подаюсь ближе, одним мазком провожу приоткрытыми губами по всей длине члена, собирая смазку, что смешиваясь с остатками слюны, тянется тонкой ниточкой, повторяя каждое мое движение. Оглаживаю большим пальцем налившуюся красным головку, и, наконец, опуская взгляд, ловлю себя на чувстве, что еще никогда в жизни не возбуждался лишь от одной только мысли о предстоящем минете. И напряжение Ларса чувствуется не только в руке: стоит, вытянувшись, боится сделать лишнее движение – неужели и вправду такой покорный? И до конца выполнит данное в молчании обещание мне?

И все, больше тянуть нет сил, смаковать предвкушение не получается. Цепляюсь пальцами за его бедра, стягивая свободную джинсовую ткань, и одним движением насаживаю свой рот на его член, так глубоко, насколько хватает глотки. Расслабляю горло, принимая раз за разом тугой ствол, то ускоряя движения, то нарочито замедляя, играя на периферии его чувствительности. И внутри меня самого все горит, словно мы с Ларсом поменялись местами. Никогда не думал, что смогу сосать с таким самозабвением. Не боясь быть пошлым, не стесняясь раскрасневшегося лица, не приглушая смачных звуков и едва не меняя тональность постанывая от каждого глубокого проникновения.