Текст книги "Белый Клык (СИ)"

Автор книги: Терран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

   – Ничего, – сонно ответила Вайс.

   Седативное, которое вколола ей сестра, уже начало действовать.

   – Я все понимаю – жила так годами.

   – Ну, придумала что-нибудь? – наконец, впервые за всю ночь, слабо улыбнулась Винтер, взъерошив ей волосы.

   – Да... Мой Свиток цел?

   – Конечно. Для Охотников их делают из самых прочных сплавов – пули можно ловить. В тумбочке. Кому ты собираешься звонить?

   – Писать сообщение... и – лучшему другу Блейк... Не дай мне заснуть, пока я не закончу.

   – Ты точно не хочешь, чтобы я осталась с тобой? – обеспокоенно спросила Винтер на следующее утро. – Я могу задержаться ненадолго.

   Она стояла рядом с ее кроватью, уже одетая в новый, идеально сидящий на точеной фигурке мундир, с аккуратно расчесанными и уложенными волосами, вернув обратно свой вечный образ холодного совершенства – будто и не было вчера измотанной ранением и боем женщины, беспомощно рыдавшей в макушку искалеченной сестры.

   – Нет, Винтер, – покачала головой Вайс. – Я должна справиться с этим сама.

   «Мне надо снова привыкать к этому...»

   – Ты... – продолжила она. – Сделала то, о чем я тебя просила?

   – Да.

   Она показала маленькую флешку, но, стоило Вайс протянуть руку, вновь спрятала ее в кулаке.

   – Ты... уверена в этом? – нахмурившись, спросила Винтер. – Это Фавн-из-стали. Он преступник. Убийца – на его руках хватает крови. Ты сама говорила – он ненавидит всех нас.

   – Он Моррон Браун, – тихо ответила наследница, с уверенностью, которой не ощущала, встретив испытующий взгляд сестры. – Если ему верит Блейк – попробую поверить и я. Ты сказала мне, что поможешь мне всем, о чем бы я ни попросила... я прошу об этом. Если мы хотим что-то изменить, делать это надо со всех возможных сторон.

   – Это большой риск.

   Вайс не стала спорить. Вместо этого она вновь протянула правую руку:

   – Любые наши усилия обратятся в прах, если... – она замолчала, споткнувшись о ненавистное название, остановленная фантомной болью в уже почти заживших шрамах.

   Глубоко вздохнув, она с усилием продолжила:

   – Если Белый Клык продолжит в том же духе. Ты помнишь, что всегда говорил отец, повторяя самую известную цитату нашего деда? «Не рискует только тот, кто ничего не делает. Тогда он проигрывает».

   – Это может уничтожить меня, Вайс, – сказала Винтер, вложив флешку в руку сестры. – И тебя заодно.

   – Да, – согласилась наследница. – Прости, Винтер, но это лучшее, что я смогла придумать.

   – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Точно не хочешь, чтобы я вернула обезболивающее?

   Вайс опустила взгляд на левую руку. Больше чем двое суток прошло с тех пор, как она потеряла три пальца – аура и лекарства, что дали ей в больнице, позволили пережить самый страшный первый день, но горячая боль все еще прорывалась волнами, стоило только неловко пошевелить рукой, легонько подташнивало и кружилась голова.

   – Точно. Мне сложно думать с ними – не говоря уже о седативных. Я позову врача после.

   А она ведь прекрасно помнила, какие решения принимает, когда позволяет разуму отступить, отдав управление инстинктам и эмоциям: пронзительный, полный одновременно боли и потрясения крик Блейк останется с ней навсегда.

   Наклонившись, Винтер крепко обняла сестру напоследок, поцеловала в лоб и со скупым «Удачи!», вышла за дверь.

   Некоторое время тишину нарушал лишь шум работающих приборов, иногда – тихое бряцание переминающейся с ноги на ногу охраны, выставленной сегодня утром и, совсем редко, звуки выстрелов и далеких разрывов. В городе еще хватало недобитых Гримм.

   Вайс осталась одна.

   Только сейчас наследница поняла, сколь сильно на нее влияние Винтер – одно лишь ее присутствие рядом придавало сил и решимости. Сейчас она ушла – и рука сразу заболела капельку сильнее, а шрамы на груди начали неприятно пощипывать, не давая забыть о себе. Чем дальше, тем больше ей казалось, что все ее усилия тщетны, что враги слишком сильны, а цель – не нужна никому, кроме нее самой, горстки друзей... и возможных врагов, как бы странно это не звучало.

   Год назад потребовалась вся ее храбрость, вся непокорность и сила, которую она смогла отыскать, чтобы бросить вызов отцу, отправившись учиться в Бикон, стать Охотницей. Жак Шни... она боялась его даже сильнее, чем любила. Тогда у нее перед глазами был пример Винтер – именно в ней она черпала уверенность. А что сейчас осталось от ее храбрости? Она была растоптана ее мучителем посреди горящего города, изрезана острыми отравленными клинками. Непокорность? Она сама отказалась от нее, смирившись с Судьбой и приняв месяцами откладываемое решение. Сила? О какой силе может идти речь, если даже двадцать минут в одиночестве заставляют сжиматься стены вокруг, а тревожное, тянущее ощущение ловушки требует сорваться с места и бежать, бежать так далеко, насколько только хватит сил, найти самую темную и глубокую нору и забиться в нее – навеки? И даже сестра больше не может быть ориентиром и образцом – свою битву она проиграла.

   На кого ей равняться теперь?

   Он вошел не постучавшись, заставив Вайс, утонувшую в мыслях и сомнениях, вздрогнуть. Подняв голову, она еще успела увидеть, как он входит в палату, ссутулившись и развернувшись боком – мало существовало дверей, в которые легко мог пройти Моррон Браун. Его нетипично простая для охотников одежда – черные джинсы, футболка и кожаная куртка, – была припорошена пылью и пеплом; пятна крови, маленькие и побольше, виднелись тут и там, выделяясь даже на черном... И особенно странно смотрелись на этом фоне синие больничные бахилы. Посмотрев выше, она встретилась с ним взглядом... всего на секунду, а потом, вне своей воли, уставилась на два больших медвежьих уха.

   Перед глазами мгновенно вспыхнула совсем другая картина, с готовностью выскочив из запертой на замок памяти, – один из двух фавнов, что держал ее за руки, пока третий кромсал ее тело, тоже был фавном-медведем.

   «Так будет всегда, когда я буду встречать фавна, не так ли?» – подумала Вайс, с усилием прогоняя воспоминание.

   – Они всегда были там, Принцесса, – проворчал Браун. – И нет, ты не можешь их потрогать.

   – Я не это...

   – Неважно, – громыхнул Браун, подходя вплотную к кровати и нависнув над наследницей. – Зачем ты позвала меня?

   Глядя снизу вверх на медведя: на его крупные крупные, резкие черты лица, жесткю черную щетину, запавшие глаза, резко обозначившиеся скулы и всю ту же усталость в глазах, которую она видела в зеркале, у сестры... даже врачей.

   Внезапно, в мгновенном ярком озарении, она нашла для себя ответ на вопрос, который мучил ее уже больше месяца: «почему я все еще жива?»

   «Они сделают из тебя мученицу, белочка!»

   – Ты знаешь, я ведь только сейчас поняла, почему ты не убил меня в нашу первую встречу, – прошептала она.

   Он присел на корточки – и даже так оказался лишь чуть ниже Вайс, сидящей на кровати.

   – Я посчитал, что твоя смерть не пойдет на пользу фавнам, – кивнул он. – А еще потому, что с тобой дружила Блейк. Когда она ушла от Белого Клыка – для меня это было ударом, но... далеко не таким большим удивлением, как можно было подумать. Но что бы я не чувствовал по этому поводу, ни на одну секунду не усомнился бы в том, что она желает фавнам равенства так же сильно, как я. Она бы не стала дружить с той, кто поддерживает наше притеснение. Никогда.

   – Ты веришь Блейк... – медленно сказала Вайс. – И через нее веришь мне.

   – Это так.

   – Это то, что у нас общего, Браун, – бледно улыбнулась наследница. – Блейк. Я тоже верю ей, и через нее – тебе.

   Раскрыв ладонь, она посмотрела на флешку, оставленную ей Винтер. Надо было принимать решение – здесь и сейчас. Времени было так мало...

   Ее размышления прервал Браун:

   – Знаешь, я только что от Блейк.

   – Как она? – тут же, резко охрипшим голосом, спросила наследница.

   – Выкарабкается. Когда я уходил, ей как раз делали перевязку. Она сказала, что ее ранил Гримм, но...

   Вайс сглотнула, с трудом подавив желание закрыть ладонями уши – крик Блейк вновь зазвенел в них, все такой же пронзительный, отчаянный и потрясенный.

   – Я видел много ран, Принцесса, – продолжил медведь, вцепившись в нее пристальным взглядом вмиг потемневших карих глаз. – Эту оставил не Гримм и не человек. Рядом лежал атлаский солдат – он с таким восхищением рассказывал соседу о большом призрачном рыцаре, которого призвала их драгоценная Шни... Блейк попыталась меня отвлечь и перевести тему, но...

   – Это я! – выдохнула наследница, закрыв глаза. – Это мой рыцарь ранил ее!

   Несколько мучительно долгих секунд она провела в ожидании, почти физически чувствуя ладонь, обхватившую череп... но ничего не происходило. Открыв глаза, она посмотрела на Брауна... тот молчал, глядя на нее с неуловимо знакомым, но непонятным выражением.

   – Когда Блейк поняла, что ей не удастся провести меня – она все рассказала. Абсолютно все, Вайс.

   «Он назвал меня по имени?!»

   – Когда-то я сказал себе, что небеса рухнут на землю в тот день, когда я пожалею Шни, – продолжил фавн.

   Поглядев в окно, он криво, с какой-то саркастической яростью, ухмыльнулся:

   – Думаю, то, что произошло два дня назад, вполне подходит под определение «небеса рухнули на землю».

   Вновь вернув свое внимание наследнице, он посмотрел на ее перемотанную бинтами грудь, опустил взгляд на искалеченную руку...

   – Но вне зависимости от того, жалею я тебя или нет, мне нужно решить для себя – не совершил ли я ошибку под автострадой? Возможно, довести дело до конца прямо сейчас принесет фавнам меньше вреда, чем если я вновь сохраню тебе жизнь?

   – Ты хочешь убить меня... – прошептала наследница.

   – На свете есть много людей, который я хочу убить, – пожал плечами фавн. – но ты не в их числе. Вопрос в том – должен ли я сделать это, или нет.

   Он поднял перед собой обе руки, ладонями вверх.

   – С одной стороны – слухи уже пошли, Принцесса, – тихо продолжил Браун, чуть приподняв левую ладонь, будто взвешивая на ней невидимый груз. – Уверен, солдатам и врачам приказали молчать, но всем рты не заткнешь -, слишком многие видели тебя и твои раны. Наследница SDC, изувеченная зверьми-фавнами... убитая в больнице одним из них. Это плохо кончится, Принцесса. С другой стороны...

   На этот раз вверх пошла правая рука.

   – С другой стороны у меня есть дочь моего врага, которую искалечили фавны. Принцесса, Рыцарь которой едва не убил Блейк, но и пальцем не тронул ее сестру или солдат, что пришли спасать ее. У меня есть жалостливая история и возможная жажда мести – из всего этого так легко состряпать очередную историю того, как отвратительны фавны. Возможно, в этот раз твоя смерть спасет фавнов, а не погубит их.

   Мгновение он молчал, а после со вздохом подытожил:

   – Я не знаю, что Блейк наговорила всем вам про меня... хотя догадываюсь. Не позволяй себя обмануть – ты жива только потому, что я так решил. В прошлый раз мне хватило веры Блейк и собственных рассуждений. В этот раз тебе придется убедить меня самой.

   Секунду Вайс просто молча смотрела на него... и отчего-то не чувствовала страха. Наверное, потому, что в его глазах не было ни следа той ненависти, что горела в их первую встречу – там была одна только усталость.

   – Ты не тронешь меня, – сказала она. – Потому что я хочу того же, что и ты – остановить все это безумие. Какую бы прибыль не получала от всего этого SDC, это не стоит сожженного Вейл. Если спросишь меня – она даже одной, чьей угодно жизни не стоит.

   – И что ты собираешься делать, Принцесса? – спросил Браун, глядя на нее все тем же испытующим взглядом.

   – Я собираюсь вернуться домой, в Атлас. В контракте, который я подписала, чтобы отец отпустил меня в Бикон, был пункт, предусматривающий даже это: в случае, если по тем или иным причинам я не смогу продолжать обучение, все договоренности разрываются, я возвращаюсь домой и принимаю на себя все права и обязанности наследницы SDC. Мне придется играть по его правилам какое-то время... но так будет не всегда – однажды он ошибется, однажды мне выпадет шанс.

   – Ты всего лишь девчонка... – покачал головой Браун. – Что ты можешь изменить?

   – А что можешь изменить ты? Вы пробовали мирный путь – он не сработал. Вы попробовали страх и насилие – чем это закончилось, мы оба знаем. Ваша бесконечная эскалация приведет к гибели всего Ремнанта.

   – В этом и был смысл, – зло сощурился медведь. – Показать вам, что проще и безопаснее остановиться. Потому что мы – не остановимся.

   Впрочем, даже в этих словах, вечной больной теме, которую они оба предпочитали не трогать в своих редких разговорах, была лишь тень былой злобы и убежденности.

   – «Насилие рождает насилие» – стало избитой фразой не просто так, Браун, – парировала Вайс. – Кто-то, когда ему угрожают, покоряется обстоятельствам и делает, что скажут. Кто-то – отказывается, и обостряет конфликт, вне зависимости от последствий. Кто-то – соглашается, но строит планы мести. Люди, вроде моего отца... они не поддаются на угрозы – они делают то же самое, что и Белый Клык: отвечают на насилие – еще большим насилием. Сколько бы вы не давили, ОН – не отступит.

   Вайс облизала пересохшие губы – этот разговор выпивал из нее все силы, те жалкие остатки, что успело накопить ее едва-едва оправившееся от ран тело.

   – Я думаю, что находясь среди наших – наших, Браун! – врагов, я смогу сделать куда больше, чем ты. Все, что остается сделать тебе – придержать Белый Клык, не дать ему превратиться в сборище сумасшедших безумцев, какими хотел видеть вас Адам... и подождать.

   – А пока я жду – все будет по-прежнему, – рыкнул Браун, и на этот раз наследница действительно услышала в его голосе прежнюю непримиримую злобу. – SDC будет давить, фавны – страдать, ты – жить в роскоши, а я... ждать?! Убивая соратников, которые больше не могут мириться со всем этим дерьмом?! ЭТО ты предлагаешь мне, Принцесса? Довериться врагу и покорно ждать, пока сопливая девчонка исполнит свое обещание?! Кто поручится за то, что, вернувшись в Атлас, ты сможешь изменить хоть что-то? Что не позволишь убедить себя всем этим ублюдкам, греющим зад в роскошных правительственных креслах и спящих на мягких кроватях в шикарных особняках? Что не позволишь им сделать из себя мученицу и флаг дискриминации?

   – Ты знаешь, что здесь, Браун? – спросила Вайс, протянув на ладони флешку. – Здесь очень много всяких секретных, но не слишком важных документов – армии Атласа, научного отдела... даже SDC: отчеты, бухгалтерия, всякие мелкие грязные тайны... Мое видео обращение, где я повторяю все, что сказала тебе и еще много чего – о своем отце, SDC и всех остальных... я ведь тоже знаю о компании кое-что, чего знать не должна. Я даю тебе оружие, Браун – против себя и своей сестры.... Если ты решишь, что я отступилась от своего слова... что ж, ты всегда сможешь использовать это.

   Мгновение он смотрел на нее, а потом тяжело вздохнул, опустив плечи и отведя взгляд:

   – Знаешь, иногда я жалею, что ты не такая, как твой отец. Тогда я мог бы просто убить тебя.

   Забрав у нее с ладони флешку, он поднялся на ноги и, не прощаясь, направился к двери. Остановился он лишь у самого выхода. Обернувшись через плечо, он тихо сказал:

   – Я не остановлюсь, Вайс. И ждать не буду тоже. Тебе следует поторопиться.

   Едва только за ним закрылась дверь, наследница сползла по спинке кровати, свернулась клубочком, прижимая к груди горящую огнем левую руку.

   – Останови Белый Клык, Браун... – прошептала она. – Останови его, или это придется сделать мне. Просто отойти в сторону.

   «Я боюсь, что скоро все, что нам останется – ударить первыми и закончить все на наших условиях, а не Белого Клыка» – сказала ей Винтер месяц назад.

   «Вы упустили свой шанс, просрали свой мир!» – сказал ее мучитель, кромсая тело.

   «Выбор есть всегда» – сказала сестра.

   – Останови это, Браун... Пожалуйста...

   Они выделили для нее отдельный коридор, заканчивающийся тупиком – целых четыре палаты, где в ином случае можно было разместить раненных.

   – Этот коридор закрыт для посторонних, – поприветствовал его солдат Атласа.

   Два часовых, стоявших у поворота, чуть приподняли стволы, обозначая угрозу, но так, чтобы они по-прежнему не указывали прямо на гражданского, забредшего не туда. Их белоснежная броня была наспех очищена от сажи и крови, но сколы и следы от когтей ясно говорили любому желающему – ребята за прошедшие двое суток побывали в бою, и не раз. Как, наверно, и каждый, кому не повезло посетить сорок первый фестиваль Витал и пережить его.

   Браун не замедлил шаг.

   – Вас нет в списках имеющих доступ, – напряженным голосом сделал последнюю попытку часовой.

   Стволы поднялись выше.

   – Пожалуйста, остановитесь или мы откроем огонь.

   Дожидаться предупредительного выстрела Браун не стал. Рванувшись вперед, отвел в сторону ствол ближайшего часового и толкнул раскрытой ладонью в плечо. Невезучий солдат сбил своего коллегу и они с грохотом врезались в стену, а после рухнули на пол. Мимоходом раздавив выпавшее из рук оружие, Браун шагнул дальше, за поворот – к настоящей охране.

   Сегодня им всем повезло – охраняла Деву знакомая команда. Пару томительно долгих секунд Браун исподлобья рассматривал вскочивших на ноги Охотников, поднявших оружие: здоровяка с двуручным мечом; рыжего слепца с запястными клинками; фавна-кролика – Вельвет; лидера команды – Коко Адель в (невиданное дело!) помятом костюмчике и боевых берцах вместо сапожек.

   – Вы можете отойти в сторону и пустить меня к ней, – тихо начал Браун, выразительно хрустнув пальцами. – Или мы можем разнести полбольницы, я выведу из строя четырех Охотников минимум на сутки – и все равно попаду в эту палату.

   CFVY нерешительно переглянулись. Они были на складе и сражались рядом после, на улицах, видели его в бою – и прекрасно понимали, чем кончится сражение с Фавном-из-стали посреди переполненной людьми больницы. Да, они могли бы задержать его достаточно долго, чтобы подошло подкрепление и убить совместными усилиями пары команд – но больница, одна из немногих оставшихся в Вейл, будет разрушена.

   – Я не причиню ей вреда, Коко, – соврал Браун. – И скорее разрешу отрубить себе еще одну руку, чем позволю кому-то сделать ей больно. Просто хочу попрощаться.

   Секунду девушка в черном, залихватски сдвинутом набекрень берете внимательно смотрела на нарушителя... а после со вздохом свернула миниган обратно в форму сумочки и отступила в сторону.

   – Она не приходила в себя с самого утра, – тихо сказала она, когда медведь прошел мимо.

   – Как я сказал – просто хочу попрощаться.

   – Я должна буду доложить об этом профессору Гудвич, – с нотками извинения прошептала Коко ему в спину.

   – Лучше позвони генералу, – ответил Браун, закрывая за собой дверь.

   Выкинув из головы студентов, он быстро пересек небольшую одноместную палату и присел на краешек кровати, вглядываясь в знакомое лицо.

   Некоторое время тишину нарушал только мерный писк какого-то медицинского дерьма, отсчитывающий пульс. Протянув руку, Браун осторожно провел кончиками пальцев по золотым волосам, чувствуя почти физическую боль каждый раз, когда касался обожженных, перекрученных жаром кончиков – в больнице зашивающиеся врачи, разумеется, не озаботились привести в порядок прическу пациентки. Мелькнула глупая мысль – захотелось самому аккуратно расчесать жалкие остатки некогда роскошной гривы, подровнять кончики... когда-то, пару жизней тому назад, он делал это для Блейк.

   Помимо воли вспомнилось, как это произошло – эта картина останется с ним навсегда.

   Он сразу увидел ее, отыскал взглядом посреди всего того хаоса, огня и разрушений. Ее – и женщину в алом платье, поток раскаленного стекла, что ударил в Янг слева; мог бы поклясться что слышал ее крик, рванувший сердце, и без того израненное потерями. Он даже не помнил, как прыгнул – не спрыгнул, а именно прыгнул – с транспорта, отправляя его кувыркаться к земле: все его существо стремилось вперед – защитить то, что было дорого, спасти ту, что была важна.

   Она заметила его слишком поздно. Он не кричал, оповещая о себе, не рычал, выпуская гнев – даже ничего не чувствовал в тот момент: лишь кристальное четкое «защитить», смешанное с таким же бездушным «убить». Она заметила слишком поздно... и все равно успела отреагировать – не хватило каких-то долей секунды, чтобы поставить блок правильно: силой удара, нанесенного с разгоном в сотню метров, ее отшвырнуло далеко в сторону.

   Он не стал пытаться добить – хотя сейчас понимал, что стоило бы, наплевав на все. Вместо этого он бросился к Янг, упал на колени и несколько секунд в каком-то беспомощном ступоре разглядывал раны, нанесенные осколками – левая рука, бок и нога от середины бедра до щиколотки. Крови не было – раскаленное стекло прижгло раны.

   – Я не могу потерять еще и тебя... Не сегодня, не после всего.

   Он даже чуть не пропустил взрыв, от которого содрогнулся весь Бикон. Едва взглянул на разноцветный гриб, одновременно пышущий жаром, холодом и разрядами молний, скрученный гравитационными искажениями, мгновенно осветивший безлунную ночь.

   Зато на красный отблеск отреагировал инстинктивно – багровый оттенок глаз Гримм было ни с чем не спутать. Мгновенно вскочив на ноги, он загородил собой Янг и мрачно наблюдал за тем, как, пошатываясь, встает на ноги Синдер Фолл, на алый свет, пробивающийся сквозь спутанные черные волосы, падающие на лицо.

   Браун почти прыгнул, почти решился оставить Янг и закончить все это, но в этот момент Синдер Фолл схватилась обеими за голову и истошно закричала, перекрывая шум боя и рев пламени – даже грохот не такого уж и далекого взрыва на мгновение притих. Все вокруг нее – земля, уцелевшая трава и даже тело какого-то фавна Белого Клыка обратилось прахом, мелкой серой пылью, хаотично завертевшейся в воздухе. Миг – и за окружением последовала одежда и Синдер осталась обнаженной, прикрытой лишь пеплом, заключившим ее в полупрозрачный вихрь. Прищурившись, Браун разглядел, как с новым, пронзительнее прежнего, криком растворилась и левая рука жестокой суки.

   И в тот же миг вихрь опал, пепел растворился. Мгновение они смотрели друг другу в глаза... а после драконий рев заставил Брауна отвлечься, на мгновение отведя взгляд, сконцентрировавшись на огромном обожженном Гримм, с оторванным левый крылом, проломившим стену совсем рядом.

   Он не успел обернуться обратно к Синдер – гигантская тварь взмахнула лапой, стремясь размазать своих естественных врагов по земле. Все произошло слишком быстро – он не мог избежать удара, не подставив Янг, поэтому остался стоять неподвижно, приняв удар на скрещенные руки, проваливаясь по колено в гранит, тяжело пригибаясь к земле под колоссальным давлением.

   В те несколько секунд, чувствуя, как стонет от боли тело, как рвутся мышцы в попытке остановить неизбежное, он видел перед собой только ее сиреневые глаза, подернутые болью. Единственной мыслью в эти мгновения было то, что каждый сантиметр, который он отдает дракону, приближает к смерти ту, кто не должна умереть, просто не может... ни сегодня, ни когда бы то ни было. И даже этого гребанного равенства в мыслях не было, равно как и важности этой девушки для фавнов... ничего. Только два имени: «Янг» и «Фонарик», только «Я не могу потерять еще и тебя».

   А после, сквозь тяжелый грохот в ушах, сквозь собственный низкий рык, боль, перемешанную с яростью, он расслышал тонкое девичье:

   – ЯНГ!!!

   И все затопил слепящий серебряный свет. Он так до сих пор и не имел никакого понятия, что за хрень произошла дальше, но дракон застыл, будто замороженный во временной ловушке. А Янг очень скоро забрали от него в госпиталь.

   Следующие сутки он провел без сна, планируя предстоящее, собирая все необходимое для путешествия и пытаясь уговорить себя, что то, что он планирует – правильно, и что никакого другого выбора Адам ему не оставил.

   Получалось плохо.

   ...Коко не соврала – Янг спала, накачанная обезболивающим и снотворным, пережидая самые страшные первые дни, пока аура не затянет раны. Прямо сейчас они были скрыты под толстым слоем бинтов – на левой руке, груди и шее. Браун не мог видеть под толстым больничным одеялом, но наверняка они тянулись и по ноге, от бедра и до щиколоток.

   – Я предупреждал тебя, глупая... – прошептал он, чувствуя, как перехватывает болью горло.

   Наклонившись, он прислонился к ее лбу. Прикрыв глаза, сделал глубокий вдох и ощутил сквозь резкий больничный запах антисептика, которым вымыли ее тело, привычный аромат, не раз ловимый за те две недели, что они провели вместе – яркая пряность, теплая и ненавязчивая. Сразу стало немного легче.

   – Я говорил вам... Всем вам, Блейк, твоей сестре... даже Принцессе – вы не готовы. Вы слишком юны для всего этого дерьма, слишком неопытны для этих сражений... слишком прекрасны, чтобы стать калеками в семнадцать. И посмотри – я был прав. Вся твоя команда в больнице, сестра в коме, Блейк ранена, Принцесса искалечена. И ты. Ты, черт тебя возьми, глупая ты девчонка, нахрена ты полезла в это?

   Он резко замолчал, чувствуя, как шепот превращается в бессильное рычание, а злоба – безадресная, бессмысленная, – заставляет сжать кулаки, сминая прикроватные поручни, как пластилин.

   – Глупая Фонарик... – прошептал он, успокоившись. – Я едва успел спасти тебя. Что бы я делал, если бы опоздал всего на минуту? Я ведь находил утешение в том, что те, кто мне дороги... те, кого я люблю, останутся вдалеке от всего этого, что сделаю все сам. Я ведь уже измазан в этом дерьме по уши. Знаешь, там, в том подвале, где ты и Блейк нашли меня... в темноте, истекая кровью, раз за разом пытаясь сломать собственную кость, ставшую обузой, я думал о том, что если умру здесь – разве что Блейк, та, что отказалась от всего, во что я верю, оплачет Моррона Брауна.

   Он вновь сглотнул комок, вставший поперек горла.

   – Вчера ночью я убил человека, которым восхищался и любил как брата. Я оторвал ему голову... а мои враги, те, кто потворствовали дискриминации фавнов, смотрели на это. До сих пор чувствую его кровь на лице – на вкус она отдавала пеплом. Перед самой смертью он сказал мне: «не подведи меня, медвежонок» – только ему и родителям я позволял называть себя так. Все, кто пошел со мной против Адама, мертвы, а из их трупов сделали Дорогу Смерти – специально для меня. Моя команда, эта дурочка Скарлет, убита моим приемным отцом, который хотел доказательств того, что нет для меня ничего священнее, чем равенство фавнов. Курай, этот хренов скрытный сукин сын, отдал свою жизнь ради того, чтобы я смог нанести удар.

   Когда он в последний раз плакал? Кажется, на могилах родителей, перед тем, как его забрали в приют. В тот день рухнула вся его жизнь, два неуязвимых, бессмертных столпа, на которых держалось мироздание, рассыпались в прах. Те слезы были такими же, как сейчас – горькими, колючими и приносящими с собой одну лишь новую боль вместо облегчения – в горле и груди.

   – В тот день, когда ушла Блейк, я сказал Адаму: «однажды для каждого наступает момент, когда он больше не может платить цену». Я отдал этому гребанному равенству все, что у меня было. Отказался от жизни с девушкой, которую любил... дважды. Лавендера Лайма, кучу случайных людей, которых я и по имени-то не знаю... даже в лицо помню не всех. Учителя. Команду. Соратников. Свое будущее, которое у меня, наверное, было, согласись я на твое предложение.

   Он почувствовал, как на его руку, крепко сжавшую поручень, опустилась маленькая ладошка – твердая, в мозолях от штанги и гантель, – и крепко сжала, со странной для своих размеров силой. Он не открыл глаза, не остановился – слова рвались наружу, не желая больше оставаться внутри.

   – Я уже вижу свой предел, Янг... осталось просто протянуть руку – и я коснусь его; сделать шаг – и окажусь на той стороне, где больше нечего терять, нечем пожертвовать и некого любить. Мне осталось отдать только одно: твою жизнь, твое будущее и безопасность. Сегодня я пришел сюда ради этого: чтобы попросить тебя навсегда поставить себя вне закона и разрушить судьбу. Дать тебе жизнь в постоянном напряжении, оглядываясь, в вечной готовности драться или бежать; жизнь без простых ответов и приятных путей. Попросить оставить позади то, что тебе дорого – отца, сестру и подруг. Я думаю, это будет достойным завершением длинного списка моих преступлений. Поэтому...

   Глубоко вздохнув, он открыл глаза. Она смотрела на него затуманенными наркотиками нежно-сиреневыми глазами, что снились ему всю последнюю неделю... и вряд ли даже понимала до конца все, о чем он говорил.

   «Прости меня, мой Фонарик...»

   – Помоги мне. Я не справлюсь один.

   Почувствовав, как беспокойно дернулись на макушке большие медвежьи уши, он вновь закрыл глаза и горько улыбнулся. Его расширенный животный слух различил тяжелую неправильную поступь солдатских ботинок – будто левая половина тела была раза в три тяжелее правой и представляла собой один большой стальной протез.

   – У меня даже нет времени правильно объяснить тебе, почему это так необходимо, – сказал он, отодвигаясь от девушки.

   Не вставая с кровати, он отвернулся от Янг, вытащил из кармана Свиток и бросил его перед собой на кровать. В раздражении стерев слезы с лица, тяжелым взглядом уставился на дверь.

   – Просто доверься мне. Просто помоги.

   Айронвуд вошел в палату один. За его спиной, в щель закрывающейся двери Браун еще успел увидеть белоснежную форму старшей Шни, что осталась охранять вход. Шевельнулась было пестуемая годами ненависть... и тут же утихла, придавленная свинцовой усталостью, в первую очередь душевной и только после – физической. У него остались силы на один последний рывок – и потратить их следовало с умом.

   Несколько секунд они просто смотрели друг на друга – настороженно, оценивающе. Браун подмечал в облике генерала все те же признаки подступающего измождения, что видел в каждом встречном, того самого, что пустило корни и в нем самом: помятый мундир, колючая щетина, круги под глазами, тронутый усталым равнодушием взгляд и резко обознавшиеся горькие складки у губ. Генерал был уже немолод – и где сам Моррон еще мог черпать силы из молодости и природной выносливости, ему приходилось заменять это волей и стимуляторами.

   – Не думал, что тебе хватит наглости явиться сюда, – пропуская приветствие, начал Айронвуд.

   Браун тоже не стал ходить вокруг да около.

   – Охотники Озпина передали тебе мое послание, генерал?