Текст книги "Белый Клык (СИ)"

Автор книги: Терран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

   А когда отведенное самому себе время закончилось – подошел к столу, свернул все видео-окна и коснулся иконки с надписью «Смерть», запуская давным-давно разработанные на такой случай протоколы. Чем бы ни закончилась эта ночь для всех остальных, директор Озпин, воплощение реликвии Знания под номером «мне-страшно-даже-считать», ее не переживет.

   Сегодня он перейдет в разряд «памяти». Его друзья, дочка, студенты, любимый сорт кофе и зеленый шарф – все это будет лишь данными, что достанутся следующему в очереди.

   Его утешало одно – он не будет всего лишь «одним из». Он будет особенным. Его смерть будет иметь значение и не станет очередной жертвой, принесенной зря.

   – О, ты совершила такую большую ошибку, Салем, явившись сюда лично, – прошептал он, чувствуя, как кривит губы злая ухмылка. – Эта ночь станет последней для нас обоих.

   В ожидании лифта, он достал Свиток из кармана и набрал один из длинного списка номеров. Сообщение тут же ушло в голосовую почту, но Озпина это не смутило – он прослушает, когда придет время.

   – У каждого есть своя цена, мистер Браун, – произнес он после сигнала. – К счастью, мне известна ваша.

   Кроу всегда называл его «древним хитрым хреном». Получить то, что ему нужно, заплатив тем, что собирался отдать даром, вполне подходило под это определение.

   Часть 5. Учитель и ученик

   Это был обычный склад, один из десятков, что были разбросаны по окраинам Вейл. Облупившаяся краска на стенах, забор с колючей проволокой, здоровенный амбарный замок на воротах, прикрытый пластиковой бутылкой... Самые обычные, насквозь банальные и тривиальные места внезапно могут оказаться такими важными и исключительными: в зависимости от того, какие события в них происходят.

   Следуя за своим провожатым, Браун не мог отделаться от мысли, что этот грязный склад станет местом, где все закончится и никак не мог решить, где же все началось.

   Началом послужил тот день, когда он потерял руку, бросив вызов своему учителю, человеку, который усыновил его, воспитал, научил сражаться и указал путь? Или день, когда Адам, что был для него одновременно как старший брат, наставник и, совсем немного, отец, решил променять все, чему учил маленького злого на весь мир медвежонка на месть всем без разбора? Может быть, миг, когда Блейк, голосом которой говорила его совесть, решила уйти от Белого Клыка, что вырастил ее точно так же, как вырастил Моррона Брауна? Или все началось тогда, когда он сбежал в Атлас, целый год мотаясь от шахты к шахте, почти не бывая на основной базе, пропуская все то, что происходило с Белым Клыком? Адам сказал ему: «Я и понятия не имел, как ты связывал нас троих, пока ты не уехал».

   Была ли это его вина?

   В полной тишине он переступил через очень знакомый диагональный разрез, располосовавший подсобный коридор, прошел мимо кровавого следа, тянувшегося по полу под одну из изрешеченных пулями дверей...

   А может, все началось тогда, когда все они решили, что насилие – это хороший способ, что страх рождает смирение, а не агрессию?

   Как же ему не хватало того, старого Адама! У него всегда был ответ, эта покоряющая способность идти к цели, просто сметая, не замечая, любые преграды.

   Он всегда знал, что делать.

   Многие годы Браун пытался подражать ему – хотя бы внешне, перед подчиненными, – ориентировался на его слова, следовал заповедям, долгий-долгий год в Атласе постоянно задавал себе вопрос: «А как бы поступил Адам?»

   Куда привел Адама Торуса этот путь? Ответы, которые у него были, сделали его инструментом в руках Синдер Фолл. Страсть, которой он умел заражать других как никто другой, утянула следом весь Белый Клык Вейл, превратив их в пешек, пушечное мясо, бросаемое на убой ради чужих целей, совершенно чуждых фавнам.

   Вопросы, вопросы, вопросы... Бесконечная череда вопросов без ответа, которыми он задавался те две недели, что провел в Биконе, с той, кого любил когда-то и той, кого любил сейчас, а также дочерью своего врага, которая оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял. Это были хорошие две недели, несмотря ни на что.

   Что из того, чему учил его Адам, он должен отбросить, а что сохранить? Где именно его учитель свернул не туда? Было ли случившееся предрешенным? Это – единственный возможный конец для Белого Клыка?

   Так много вопросов – несвоевременных, неуместных... и таких безумно важных.

   Уже перед самыми воротами, что вели на территорию заброшенного склада, он остановился. Провел кончиками пальцев по кровавому следу, покосился на провожатого (разумеется, незнакомого)... Тот, держась на уважительном расстоянии и мерзко ухмыляясь, приглашающе махнул рукой.

   – Я думал, ты хотя бы дождешься меня... – пробормотал он себе под нос. – Специально же раньше пришел.

   Он почти видел, как все происходило. Адам сообщил всем место в операции и раздал цели в последнюю минуту, этот склад был выбран в спешке, скорее всего, просто по причине того, что сюда удобнее было добираться всем командам, на которых успел выйти Курай, они спешно отправили сообщение всем и...

   Он знал, что все может закончиться так. Был готов к тому, что всю его команду убьют сразу после боя с Адамом, не разбираясь; что учитель приговорит их всех лично, едва придет в себя; что склад окажется одной большой ловушкой для всех...

   Новая стальная рука в очередной раз подвела его – створки с грохотом ударили в стены, заставив содрогнуться все здание, и первый шаг в самом важном складе Вейл он сделал в окружении пыли, дождем рухнувшей с потолка, надсадного кашля и испуганных возгласов.

   Они сложили тела в два длинных ряда, что начинались по обе стороны от дверей: трупов хватило, чтобы получилась «дорожка», по которой предстояло пройти тому, для кого она предназначалась.

   Браун не смотрел по сторонам, не вглядывался в лица, пытаясь опознать друзей и знакомых. Он знал, зачем это было сделано, к чему была эта кровавая театральность. Полгода назад он застрелил подростка на камеру, перед всем миром. Он мог убить Лавендера десятками разных способов, но выбрал тот, при котором белоснежную стену позади заляпает месивом из крови, кусочков мозга и осколков костей.

   В этом был смысл, в этом – способ, что выбрал Белый Клык времен после раскола: «отстаньте от нас, а не то...». Они действовали угрозой и страхом перед возмездием. Страх должен был родить смирение, исполненные угрозы – послужить доказательством.

   Прямо сейчас, шагая вдоль трупов тех, кто разделял его взгляды и убеждения, кто не был согласен с выбором, который сделал Адам, его самый преданный ученик чувствовал много разных эмоций.

   Глухую, тянущую боль в груди, будто кто-то ржавыми щипцами пытался оторвать от сердца кусочек. Тяжелый гнев, затягивающий багровым зрение, оставляя видимым только фавна в бело-алой маске, что ждал в конце пути, уперев дуло ножен в затылок его партнера. Ненависть, желание отомстить – за мертвых друзей, за преданные идеалы, за то, что поставил под угрозу самую важную мечту в истории фавнов – их равенство, выстраданное во время Войны за Права и едва не потерянное после.

   И во всем этом бурлящем коктейле эмоций не было ни капли смирения, ни крупинки страха... и уж точно не было даже намека на желание сдаться.

   Возможно, это потому, что послание, которое вложил Адам в этот спектакль, не содержало в себе никаких «сделайте так, а не то...» В нем было только одно: «Я уничтожу все, что тебе дорого». Точно такое же послание он передал всему миру во время Прорыва Гленн, убивая без разбора и людей, и фавнов, его же планировал отправить во время фестиваля Витал.

   Он остановился в трех шагах, когда Адам нажал на ножны чуть сильнее, заставляя Хонга склонить голову. С трудом оторвав взгляд от своего главного врага, он быстро взглянул на свою команду.

   Хонг, эта отравленная заноза в заднице, беспардонный, наглый, начисто лишенный любых тормозов... и который раз за разом отказывал высокому начальству в Атласе, предлагавшем ему свою команду, ресурсы и лидерство – потому что его мама сказала ему держаться Брауна. Его ярко-рыжая шевелюра превратилась в бесформенную кроваво-оранжевую массу, одного острого лисьего уха не было вовсе, на затылок давил ствол ружья, но залитое кровью лицо кривилось все в той же злой усмешке, что всегда словно сама собой проявлялась на нем в бою.

   Скарлет, фавн-койот, что с трудом уживалась даже со своей командой, найдя в Хонге собрата по разуму и товарища по бесконечной грызне по любой мелочи. Койоты были стайными животными – такой же была и Скарлет: не было для нее существ ближе, чем двое товарищей по команде и вожак, которого она выбрала сама. У нее даже Проявление такое было: она могла призвать себе на помощь копию тех, кого считала своей стаей. Копии не могли использовать Проявления оригиналов, но сам факт... Она, привязанная за плечи, локти и колени к стулу, тихо скулила от боли, не в силах даже зажать длинную рану, располосовавшую по диагонали грудь. Алый клинок Адама, прижатый к шее, не давал ей даже головой пошевелить.

   Курай, этого скрытного, невзрачного до полной незаметности фавна, чьим животным прототипом был гигантский паук-охотник, нигде не было видно. Браун, даже спустя два года знакомства, понятия не имел, что происходит в его голове и каков он на самом деле. Каждый фавн во многом походил на свое животное-прототип, по характеру и повадкам – это давало расистам повод называть его народ животными. Фавны-насекомые... отличались сильнее всех – слишком далеки были прототипы от человечества. Моррон прекрасно понимал, почему таких недолюбливали и сами фавны: даже у него поведение Курай, а особенно – четыре тонких мохнатых паучьих лапки, временами пускали стада мурашек по коже. Он молчал большую часть времени, внимательно слушал, что ему говорят, когда открывал рот – никогда не говорил глупостей... но когда выходил на охоту, безжалостнее хищника просто не существовало на свете.

   Где сейчас был тот, кому Браун доверил свою команду на время отсутствия? Убит и лежит вместе с остальными, превращенный в кровавые декорации этой отвратительной постановки? Сбежал, бросив всех, когда понял, что победы не будет? Прячется где-нибудь на самом видном месте, задействовав свое Проявление, с паучьим хладнокровием ожидая удачного момента?

   Неважно. Все неважно. Прямо здесь и сейчас не имели значения погибшие друзья, раненные или пропавшие члены команды, его собственная жизнь и даже Блейк и Фонарик. Важен был только враг напротив, будущее его народа... и равенство фавнов, будь оно трижды проклято!

   Адам был почти таким же, каким его помнил Браун с четырнадцатилетнего возраста. Высокий, подтянутый, в неизменной черно-красной одежде и белоснежной маске с алыми узорами, закрывающей верхнюю часть лица и двумя багровыми загнутыми рогами, торчащими из спутанных рыжих волос. Моррон помнил свой удар в последнюю их встречу – он бил в правый висок, а Курай позже сказал ему, что лидер Белого Клыка Вейл потерял в том бою глаз. Прямо сейчас он не видел никаких повреждений – маска скрывала все.

   Только сейчас он осознал, что Адам почти не снимал эту маску в последнее время – даже в лагере, среди своих. Белый Клык надел маски, напоминающие о Гримм, в качестве вызова: «Вы называете нас чудовищами, отвратительными химерами... что ж, значит, мы будем ими». Они притворялись монстрами, чтобы вселить страх... и пропустили момент, когда маска перестала быть таковой, превратившись в истинное лицо.

   Адам Торус давно мертв – его тихо и незаметно задушил во сне Гримм, маску которого он носил, существо без жалости и сострадания, единственным предназначением которого было нести смерть и разрушение. Прямо сейчас, замерев напротив, безуспешно вглядываясь в узкие смотровые прорези маски, он пытался понять: глаза за ним – зеленые, как раньше, или уже ярко-алые?

   Наверное, он должен был что-то сказать – это был самый важный бой в его жизни, против человека, которым он восхищался многие годы. Они были не одни на этом складе – Браун не уделил им внимания, но вокруг были десятки фавнов в стальных забралах Белого Клыка. Они слушали, они смотрели... они ждали развязки.

   Он пытался найти слова, произнести хоть что-то... но единственное, что приходило в голову, было:

   – На что ты рассчитываешь, Адам? Как это, – он обвел рукой склад, превращенный в одну большую залитую кровью декорацию. – Может привести нас к равенству?

   Гримм в облике его учителя ответил не сразу. Сначала – он чуть шевельнул ножнами, заставив Хонга повернуть голову, открывая вид на кровоточащую рану: чей-то удар, помимо уха, содрал скальп с черепа. После – дернул клинком, царапнув шею Скарлет, добавив еще одну струйку крови, почти незаметную на фоне остальных.

   – Равенство с кем? – наконец презрительно сказал он, почти выплюнув следующее слово: – с людьми?

   – В этом цель, – рыкнул Браун, не отрывая взгляда от белой маски. – Ты сам учил меня.

   – Я ошибался и был слишком слаб, чтобы сделать, что должно. Зачем нам равенство, когда мы можем получить превосходство? Зачем нам люди, если мы можем прожить и без них?

   – Зачем нам фавны, которые не хотят превосходства? – продолжил Браун. – Зачем нам фавны, что хотят просто жить в мире и спокойствии? Зачем нам все те шахтеры, рабочие и строители, что погибнут, когда ты начнешь вершить свою месть? Вне зависимости от того, победишь ты в Вейл или проиграешь, Королевства не оставят это без ответа. И страдать от их гнева, государственного и народного, будем не ты и не я, а те, ради кого мы начали все это – наш народ. Фавны.

   – Больше никаких полумер, мой трусливый ученик, – оскалился Адам. – Они или отступят, или сгорят.

   – В этом огне сгорим все мы... Война за Права не обернулась нашим поражением или всеобщей гибелью только потому, что Королевства знали, что нам нужно и были готовы дать нам это. Но тебе не нужно равенство – ты желаешь превосходства или уничтожения, ставишь условия, на которые не согласится никто.

   Адам ничего не сказал вслух, но его губы беззвучно шевельнулись, так, чтобы только Моррон смог прочитать по ним сообщение: «так стань альтернативой».

   И все замерло, все исчезло – и склад, и наблюдатели, и его команда... остались лишь три слова, которые изменили все.

   – К чему этот разговор, ученик? – сказал Адам вслух, пока Браун пытался принять смысл эти слов. – Ты уже проиграл. Те, кто пошли за тобой, мертвы. Твоя команда – умрет, стоит тебе только сделать шаг. Вейл сгорит сегодня, вне зависимости от того, победишь ты меня или нет, а Бикон будет уничтожен.

   – После этой ночи, – вкрадчиво продолжил безумец. – Останется только один путь: «мы или они» – и я знаю, какой выбор ты сделаешь, когда дойдет до дела. Ты выберешь фавнов – всегда выбирал.

   Каждое его слово будто вбивало гвоздь в затылок, убивая на корню все возражения.

   Потому что он был прав – если дело дойдет до настоящей войны, Моррон Браун будет сражаться на стороне фавнов. Против людей, Королевств, Охотников... Янг. Она ведь тоже выберет свою расу, не его.

   – Давай сократим путь, пропустим все промежуточные стадии и придем сразу к результату, – предложило чудовище. – Присоединяйся ко мне – и твои друзья, их тех, что еще дышат, останутся живы. Я даже пощажу Блейк и ее команду, с которой ты так трогательно дружил в Биконе. Даю тебе слово, клянусь фавнами и нашей свободой – я сделаю так.

   И вновь его губы шевельнулись: «Докажи мне свою решимость».

   Ради своей борьбы за равенство он отказался от Блейк в доках, отказался от личной мести в бою под автострадой, отказался от руки в бою с Адамом, отказался от Янг в Биконе... Эти выборы следовали один за другим – и каждый из них понемногу разрушал его жизнь, все то, что ей было с четырнадцати лет. Больше нет того Белого Клыка, что вырастил его, больше нет его первой команды, сестры и когда-то любимой, которую нужно защищать, наставника, в которого можно было верить. Не было больше такого заманчивого в своей простоте «все Шни – зло». Не было больше уверенности в правильности выбранного пути, в допустимости методов, в оправданности жертв... Что вообще останется у него в жизни, если он откажется еще и от своей команды?

   Только одно проклятое всеми богами равенство чертовых фавнов.

   Прямо сейчас он ненавидел всех. Свой народ, что не смог решить свои проблемы сам. Богачей, для которых личной сиюминутной выгоды оказалось достаточно, чтобы поставить под угрозу уничтожения всех, рискуя новой Войной за Права. Людей, которые были слишком глупы, ленивы или равнодушны, чтобы что-то сделать с этим. Синдер Фолл, снюхавшейся со страшной сказкой, которой пугали в детстве каждого ребенка – Королевой Гримм, желающей уничтожить все живое. Блейк, что оставила его в одиночестве, Адама, что поставил все на сумасшедший план и заставил сделать последний выбор... Даже Фонарик, что вернула ему надежду, потому что прямо сейчас эта надежда причиняла одну только боль.

   Сколько еще он должен будет положить на алтарь всеобщего равенства, действуя вслепую, не имея однозначного ответа или пути, который с гарантией приведет к цели? Друзей, любимых, соратников, случайных невинных, оказавшихся не в то время, не в том месте и родившихся не в той семье? Может быть, вторую руку? Ноги?

   Но все эти вопросы перекрывал другой – самый важный, простой и сложный, дающий ответ сразу на все: «готов ли он на все это, если выбранный путь дает даже не равенство, а лишь надежду на него?»

   И больше всего он ненавидел самого себя. Потому что существовал лишь один возможный ответ, который мог дать Моррон Браун на все эти вопросы.

   «Покажи мне свою веру» – вновь шевельнулись губы Адама.

   Опустив взгляд, Браун в последний раз посмотрел на свою команду, которая прекрасно слышала весь разговор: ухмылка Хонга дрогнула в последний момент, превратившись в гримасу, а затихшая Скарлет не отрывала от него обреченного взгляда. Они почему-то тоже не сомневались в том, какой выбор он сделает.

   А дальше события понеслись вскачь, как они всегда делают, когда дело доходит до драки: сумбурно, разрознено, одновременно и так быстро, что разум успевал лишь реагировать на угрозы, но никак не осознать.

   Браун прыгнул, раскалывая бетонный пол под ногами и заливая все вокруг пламенем из сопел реактивных ботинок.

   Адам нажал на курок.

   Раскололась южная стена, проломленная здоровенным мускулистым Охотником в зеленоватой броне и огромным двуручным мечом.

   Тонкая, покрытая густой серой шерстью паучья лапка захватила ножны Торуса и дернула на себя, отводя выстрел в сторону.

   Пролетел мимо давешний провожатый, отправленный в полет миниатюрной девушкой в стильном коричневом костюме и солнцезащитных очках. Длинная очередь из здоровенного минигана, который она держала в руках, мазнула по фавнам Белого Клыка, что стояли вдоль стен, заставляя ярко вспыхивать ауры.

   Взлетела в воздух голова Скарлет, отсеченная ударом клинка.

   Охотники Озпина входили прямо сквозь стены, через окна и крышу... и безжалостно убивали всех, кого Браун когда-то называл своими соратниками.

   Курай, запрыгнувший на спину Адаму, крепко обхватил его всеми своими конечностями, перехватил руки, подставляя под удар своего командира. Браун еще успел в последний раз посмотреть своему другу-пауку в глаза – тот прекрасно понимал, чем это закончится.

   Об этом мало кто знал, но Проявление лидера Белого Клыка Вейл позволяло накапливать заряд и выпускать его не только через меч, но и любой частью тела, просто он редко этим пользовался – через клинок получалось лучше. За прошедший бой, в ходе которого образовалось та гора трупов, из которой он собрал сцену для своего выступления, должно было накопиться много...

   Когда мир вспыхнул багровым, что-то внутри Брауна инстинктивно сжалось, а бесчувственная железная рука вспыхнула фантомной болью, пронзившей тело. Но в этот раз целью атаки был другой – и алая волна лишь опалила кожу на лице, будто он заглянул в доменную печь.

   И даже крик боли в этот раз был не его.

   А когда мир вновь вернулся в норму, меч Адама уже несся к горлу, сияя кроваво-красным аурным покровом.

   Все было так похоже на их последний бой... Такой же быстрый, без хитрых финтов, осторожного прощупывания противника и попытки победить малой кровью: они оба знали друг друга слишком хорошо для всех этих игр... и оба слишком привыкли решать все одним ударом из-за своих Проявлений.

   Все было так похоже... и так отличалось. Всесокрушающее Проявление Адама уничтожило другого. Клинок был остановлен не голой ладонью, а холодной сталью, которую его Проявление сделало почти неразрушимой. Он не стал бить, отправляя учителя в полет, – схватил за голову, увлекая за собой, опрокинул на спину и вколотил затылок в бетон, погрузив руку по локоть, будто это был пенопласт.

   Он стоял, тяжело дыша, над бессознательными телами троих подростков, баюкая сломанную руку и мрачно смотрел на высокого фавна в черном пиджаке с алыми узорами, что наблюдал за дракой, сидя на заборе.

   – Тебя никто никогда не учил драться, не так ли? – спросил незнакомец, легко спрыгивая на землю. – Никакой техники, одна сила и стойкость.

   Вытащив руку из бетона вместе с головой Адама, он ударил снова, даже не сморщившись от потока пыли и осколков, что брызнул в лицо.

   – Иди нахрен, мудак, – прорычал Моррон, готовясь к новой драке.

   «Этому тоже нужен мой хлеб?»

   – Ах, сколько злобы, – осуждающе покачал парень всего на несколько лет старше, останавливаясь в трех шагах.

   Только теперь Браун заметил меч, что висел на поясе и слишком хорошую для фавна из этого района одежду. Кто он?

   – Меня зовут Адам Торус, медвежонок, – представился он. – Скажи мне – что ты собираешься делать со своей жизнью?

   Он бил снова и снова, почти ослепнув от сияния алой ауры наставника, что отчаянно пыталась защитить его, отдалить неизбежную смерть от рук его самого преданного ученика.

   – Ты совсем долбанулся? – глядя исподлобья, огрызнулся Браун. – Иди, куда шел. Моя еда – моя.

   – Так много злобы, так много гнева... и такой потенциал, который ты спустишь в трубу, даже не поняв, что потерял, – покачал головой зеленоглазый парень. – Если хочешь, я могу забрать тебя отсюда – нам нужны такие, как ты. Я научу тебя защищать себя и других, накормлю вдоволь, вытащу из этого дерьма, которое ты называешь жизнью.

   И тут Моррон расслабился. Он все понял – его вербовали в банду. Это рано или поздно случалось со всеми, кто был достаточно силен, чтобы постоять за себя. Приютские работники пытались с этим бороться, но что они могли сделать против ребят с оружием, которые не стеснялись им пользоваться, а помощи от копов было не дождаться?

   Это был естественный конец для такого, как он – сильного, умеющего наносить и держать удары, выгрызать себе место под солнцем. Был только один момент, который следовало прояснить...

   – И что я буду должен сделать взамен?

   – Ты должен будешь помочь мне принести фавнам равенство, – просто ответил парень.

   Эта встреча изменила его жизнь, слова – создали судьбу, а пример Адама определил едва ли не каждый выбор, сделанный им на пути к мечте, которую он тоже позаимствовал у наставника. Позже он будет благодарен ему за то это. Но тогда... тогда единственным, что он ответил, было:

   – Да ты точно долбанулся нахрен.

   Браун вытащил руку из асфальта, поднял выше, вглядываясь в единственный уцелевший зеленый (все-таки зеленый!) глаз своего учителя, что наконец показался из-под расколотой маски.

   – Зачем было убивать их? – спросил он, прежде чем закончить все.

   – Я должен был увидеть, испытать тебя, – прохрипел Адам, не делая даже попытки выдернуть лезвие из, буквально, железной хватки Брауна. – Сегодня ночью весь мир погрузится в хаос, каждый гребанный человек на планете обосрется, наблюдая за тем, как Белый Клык и Адам Торус обращает целое Королевство в руины, заливая четверть мира огнем. А завтра они все услышат, что зачинщик мертв, поймут, что прошли по краю... и спас их всех фавн. Ты ведь позаботишься о том, чтобы те, кому надо, знали, кому обязаны спасением?

   – Я начал все это, – продолжил Адам, облизав пересохшие губы. – Ты – должен закончить. Не подведи меня, медвежонок. И будь осторожен с Хаком.

   – Это дурацкий план, Адам.

   – Не говори, – ухмыльнулся его учитель. – Делай, что должен. Здесь куча Охотников – ты знаешь, что они должны увидеть. Ты знаешь, что должен сказать.

   – Ты чертов безумец... – прошептал Браун, отпуская лезвие и крепко схватив Адама за горло.

   А потом резко развел руки в стороны, чувствуя, как на лицо брызнула кровь.

   Все еще держа голову своего учителя в кулаке, он обернулся, оглядев самый важный склад в Вейл, уже во второй раз за сегодня превратившийся в поле боя. Охотники уже почти закончили – Адам не взял с собой много бойцов: большая часть из них, Браун был уверен, занимала свои позиции, готовясь погрузить город в хаос.

   Очень скоро все они смотрели на него, не отрывая взгляда от кровавого трофея, зажатого в кулаке.

   – Во всем, что произошло в Вейл за последние полгода, – начал Браун, подходя к команде, знакомой еще по Бикону – CFVY, кажется. – Война Праха, Прорыв Гленн, то, что произойдет сегодня ночью... во всем этом есть и ваша вина. Вы считали, что это не ваша проблема, когда Королевства потворствовали нарушениям собственных законов, вы стыдливо отводили взгляд, когда видели, как загоняют в трущобы мой народ.

   – Этой ночью, – продолжил он, глядя прямо в глаза немного побледневшей девушке – лидеру команды, чьи черные очки куда-то подевались в драке. – Вы пожнете плоды своего равнодушия, своей глупости и лени.

   Он бросил голову Адама ей под ноги.

   – Передай это генералу. И напомни ему, что однажды важные люди в красивых кабинетах уже обещали моему народу равенство. Если он нарушит свое слово...

   – Будьте внимательны этой ночью, – продолжил он после мгновения многозначительной тишины. – Смотрите, что Белый Клык делает с вашим городом, не отводите взгляда от убитых детей и женщин, друзей и родных. Я остановил Адама однажды, но если завтра утром вы скажете себе, что равенство фавнов – не ваша проблема... Я займу его место. И повторю то, что произойдет с Вейл со всем вашим чистеньким, прилизанным миром, в котором нет места грязным необразованным фавнам. Запомните раз и навсегда, выбейте эти слова на вашем равнодушном мозге: «равенство фавнов – ВАША проблема».

   – Но... – начала было девушка.

   – ВАША! ПРОБЛЕМА! – уже не сдерживаясь, во всю мощь легких зарычал Браун, заставив ее отступить на шаг, инстинктивно поднимая оружие. – Не хотите повторения – сделайте что-то, черт вас всех возьми!

   Отвернувшись от них, он вернулся к единственному оставшемуся в живых фавну, с которым ему предстояло продолжить их общее дело... когда он решит, как это делать теперь.

   – Теперь нас только двое, Хонг... – прошептал он, разрывая цепи. – Только двое...

   Часть 6. Не твоя жертва

   Фестивальный городок горел. Его никогда не укрепляли всерьез – он должен был простоять всего две недели, в течении которых длился фестиваль Витал, да и был местом празднества: Гримм не приходят туда, где царит радость и веселье.

   Они приходят туда, где правит боль, гнев, горе и отчаяние.

   Белый глиф, вспыхнувший справа от Вайс, заблокировал удар Беовольфа – огромного двухметрового волка, что перемещался на задних лапах, подобно человеку, а тонкая рапира пронзила горло. Парой легких, почти танцевальных шагов обойдя распадающегося Гримм, она взмахнула Мортинестером, посылая капельку ауры в контейнер барабанного механизма с огненным Прахом – и огненная волна прокатилась по земле, испепеляя всю стаю.

   Порадоваться она не успела. Рев Урсы, с характерными вибрирующими нотками, раздался справа, не давая ей ни мгновения отдыха. Пригнувшись, она пропустила удар правой лапы над головой. Не тратя драгоценное время, развернулась, едва успев провести по узкому лезвию кончиком пальца, вновь касаясь душой контейнера, и встретила удар левой пылающим лезвием, останавливая удар, способный смять в лепешку автомобиль не грубой силой (откуда она в ее маленьком теле?), но встречным направленным взрывом. Не обращая внимания на новый рев, на сей раз – боли, присела, готовясь к прыжку... и, ускоренная черным гравитационным глифом, стрелой бросилась в атаку, прямо сквозь еще не распавшуюся до конца лапу, воткнув Мортинестер в глаз твари по самую рукоятку.

   Тяжело опираясь на рукоять, Вайс поднялась на ноги. Все ее существо, годы тяжелого обучения и тренировок, мозоли, натертые на ладонях, вся ее суть Охотницы требовала мчаться в бой, исполняя свое предназначение – убивать Гримм, спасать невинных. Там, за поворотом, вперед и назад, их были сотни: тех, кого она должна уничтожить и тех, кого должна была защитить.

   Отвлек ее тихий всхлип за спиной. Вздохнув, она обернулась и, подойдя к перевернутому прилавку, опустилась на колени перед двумя девчонками лет тринадцати, что прижимались друг к другу, глядя на нее большими испуганными глазами на зареванных мордашках.

   – Все будет хорошо, маленькие, – уверенно улыбнулась Вайс. – Мы защитим вас. Мы же Охотницы.

   – Это правда, – кивнула незаметно подошедшая Блейк, разобравшись со своей порцией Гримм. – С нами вам нечего бояться.

   "Охотники – не просто лучшие воины, – учил их профессор Порт, в один из тех редких моментов, когда оставлял свое занудное бахвальство. – Мы – герои. Мы – образ и символ. Поддерживать этот символ – ваша обязанность в той же мере, как и сражаться с Гримм.

   Твари Темноты приходят на отрицательные эмоции: скончался отец, мать родила мертвого ребенка... они слетаются на наши боль и отчаяние. И когда они приходят – негатива становится только больше, ведь единственное, что Гримм приносят с собой, это смерть и разрушение. Вы можете убить десяток, но если гражданские за вашими спинами будут продолжать бояться – придет сотня. Когда люди видят вас – они должны точно знать, что теперь все их беды позади, что вы остановите монстров и спасете всех.

   Меня не волнует, как вы это сделаете – но вы либо освоите этот навык: быть безупречными героями в глазах других, либо никогда не станете настоящими Охотниками".

   Этот образ – супергероев, сверхлюдей, достойных и безупречных создавался веками: через сказки, легенды, книги и учебники, картины и фильмы. Этот образ учили поддерживать в Биконе, уделяя этому столь же много внимания, как и боевым навыкам.